Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Магистр (№1) - Пожиратели душ

ModernLib.Net / Фэнтези / Фридман Селия / Пожиратели душ - Чтение (стр. 16)
Автор: Фридман Селия
Жанр: Фэнтези
Серия: Магистр

 

 


– Не очень, – признал Рюрик, – но другим это место нравится еще меньше, поэтому кое-какая польза от него есть.

– Слуги здесь не бывают, потому что я запрещаю, а твой отец – потому что не хочет сам.

– А Костас, насколько я слышал, попросту трусит.

Гвинофар, проглотив то, что первым просилось ей на язык, ответила:

– Во всяком случае, он тут не появлялся ни разу.

– Вот и ладно.

Рюрик казался весьма внушительным в длинном, до колен, бархатном кафтане с двуглавым золотым ястребом Аурелиев на груди. Одеяние слишком теплое для лета, но Рюрика это никогда не останавливало. Он любит рядиться пышно, чтобы подданные испытывали страх и восхищение при виде него. В этом он отличается от Дантена – тому важен только страх.

Он обвел взглядом темный двор, словно проверяя, не прячется ли там кто-нибудь. В самом ли деле он так боится чужих ушей или медлит сообщить ей какую-то неприятную весть? Ни то, ни другое не обещало добра, и Гвинофар молча ждала, опасаясь худшего.

В конце концов он с тяжким вздохом поставил ногу на мраморную скамейку.

– Боюсь, если я открою тебе мои мысли, ты сочтешь, что я спятил.

– Полно тебе, сынок, – с материнской улыбкой возразила она.

– Или что я вознамерился занять трон преждевременно. И ради этого ищу неладное в доме Аурелиев.

Гвинофар по-прежнему сохраняла на лице материнскую улыбку.

– Для этого я слишком хорошо тебя знаю, Рюрик. – Очень возможно, что он хочет сесть на престол и даже лелеет мечты сделать это до срока – какой честолюбивый наследник не мечтал бы о том же? – но ему недостает хитрости, и вряд ли он станет плести заговор против отца хотя бы из боязни, что его на этом поймают.

Сев на другой конец скамейки, она взяла его руку в свои. Большая рука, тяжелая и жесткая, как у Дантена, – но от теплого пожатия, которым ответил ей сын, у королевы заныло сердце. Было время, когда и муж прикасался к ней столь же нежно. Не сравнить с тем последним разом, когда он вторгся в ее спальню.

– Все слова, здесь сказанные, священны, – напомнила она Рюрику. – Я не стану тебя судить и ничего никому не скажу без твоего позволения. Обещаю тебе это перед очами богов, которые взирают на нас.

Он кивнул и крепко сжал ее руку. Рюрик – отнюдь не самый красноречивый из ее сыновей. Чувствуя, как трудно ему подобрать слова, она не торопила его и терпеливо ждала, пока он будет готов.

– У нас происходят перемены, – начал он. – Точно сам воздух во дворце стал каким-то… нездоровым. Отец тоже меняется, и не в лучшую сторону. Былые радости больше не приносят ему удовольствия, политика лишь разжигает его вкус к насилию. Он ведет себя все более жестко и вспыльчиво, что с сыновьями, что с министрами. Каждый день он запирается со своим проклятым магистром, а весь двор между тем шепчется, что король обезумел, и гадает, куда это заведет королевство. Ты сама знаешь, матушка, как опасны такие слухи для любого правителя, а ему как будто и дела нет. На отца это совсем не похоже.

Верно, подумала Гвинофар. Король всегда был необычайно чуток к таким вещам. Порой ей казалось, что от него не ускользает ни одно произнесенное в замке слово. Он не успокаивался, не дознавшись, откуда пошла та или иная сплетня. То, что он перестал обращать на это внимание, – еще один знак, что с королем неблагополучно.

– В чем мой долг как наследника? – продолжал Рюрик. – Предоставить королю поступать, как ему угодно, даже если это ведет к распаду империи? Попытаться открыть ему глаза в надежде, что он меня выслушает? – У Рюрика вырвался горький смешок. – Можно сказать заранее, к чему это приведет. «Волк, сын волчицы» – вот как он однажды меня обозвал. Не станет он слушать моих советов, даже знай я, что ему посоветовать, и в этом, возможно, он прав. – Рюрик снова вгляделся в рощу, словно ища там наушников. – Если дойдет до того, что трон под ним зашатается, в чем будет состоять мой долг?

– Ну, до этого пока еще не дошло, – ответила Гвинофар, сомневаясь, правду ли она говорит.

Тонкие губы Рюрика плотно сжались.

– Я слышал о его планах относительно Кориалуса. Прежнему Дантену такое бы и в голову не пришло. Теперь он, похоже, желает кровопролития лишь потому, что это ему приятно. Словно что-то в нем жаждет крови, без какой бы то ни было политической надобности. – Сын смотрел Гвинофар прямо в глаза, в самую ее душу. – Ты ведь тоже это заметила, да? Я по глазам вижу.

– Жажду насилия? – Слова застревали у нее в горле. – То, что им теперь руководит ярость, а не рассудок? Да. Все так, как ты говоришь.

«Все еще хуже, чем ты можешь себе представить, сынок».

– Что с ним такое, матушка? – Рюрик сел рядом с ней. – Самоубийство Андована тому причиной или что-то другое? Не может же человек перемениться ни с того ни с сего.

Гвинофар прикусила губу, прикидывая, насколько уместна будет ее откровенность, и наконец сказала чуть слышно:

– Может, если попадет под чье-то влияние.

– Ты о Костасе? – Рюрик плюнул, произнеся это имя. – Я бы этому поганцу даже задницу мне подтереть не дал. Отцу нужна забота, нужно, чтобы кто-то держал его в рамках. Ты единственная, кому это доступно, но ты… сторонишься его и при дворе больше не бываешь, а ведь раньше всегда была рядом с ним. Вот колдун его и опутал. Как ты это терпишь, не понимаю.

Она отвела глаза в сторону.

– Есть то, чего я не могу изменить.

– Раньше ты бы попыталась по крайней мере.

– Раньше – да. Но теперь все по-другому.

– Чего ты боишься? Костаса? – презрительно фыркнул принц. – Он тебя боится куда больше, чем ты его.

– Меня? – Едва заметная грустная улыбка тронула ее губы. – Смотри, я могу подумать, что ты и впрямь не в своем уме. С чего магистру меня бояться?

– Не знаю, с чего, но по глазам его вижу, что боится. Ты уж мне поверь. Когда называют твое имя, он, как бы это сказать… ощетинивается, словно собака, почуявшая что-то плохое. Хотя уж ему-то не пристало жаловаться на дурные запахи.

У Гвинофар внезапно дрогнуло сердце.

– О чем это ты?

– Теперь ты и вправду подумаешь, что со мной не все ладно, но от него постоянно разит тухлым мясом. Я чую это не только когда он рядом: он оставляет за собой след, как вонючка. Во всех комнатах, где он побывал, смердит нещадно, но это… не совсем запах. – Рюрик недоуменно наморщил лоб. – Ветер не разгоняет его, как другие запахи, и он, похоже, никогда не слабеет. И знаешь, что странно, матушка? – В глубине его глаз промелькнул страх. – Когда я говорю об этом с другими, на меня смотрят как на сумасшедшего. Лишь очень немногие, кроме меня, чувствуют эту вонь, остальные же думают, будто я рехнулся.

Радуясь, что он не слышит молота, бьющего у нее в груди, она спросила:

– Кто же эти немногие?

– Вальмар. Сальватор. Тиресия, может быть. Когда она гостила у нас, то сказала, что от Костаса дурно пахнет. Не знаю, в буквальном ли смысле – я тогда не додумался спросить. А больше никто не чувствует. Ни слуги, ни придворные, ни даже дети. Все только таращатся на меня, слыша такой вопрос. Для них Костас не более вонюч, чем всякий другой колдун.

Вальмар. Сальватор. Тиресия. Ее, Гвинофар, дети. Учуял бы Андован это зловоние, будь он жив? Покрывался бы мурашками, как это случается с его матерью каждый раз, когда злой магистр проходит мимо нее?

Только ее родная кровь обладает такой способностью.

Ей вдруг показалось, что во дворе стало очень холодно.

– Матушка?

Это определенно что-то значило, но ей почему-то не хотелось знать что.

Рюрик тронул ее за плечо, и она пришла в себя.

– Тебе нехорошо?

– Нет-нет, ничего. – Она подняла глаза на сына. – Только я тоже чувствую это. Хуже того – когда он близко, меня словно ледяным ветром пронизывает. – Она задрожала и обхватила себя руками. – Мне казалось, что я с ума схожу, что так проявляется моя к нему ненависть. Но если и мои дети испытывают то же самое, то дело не только в этом.

«Рес – вот кто должен знать. Он помнит все древние предания и сможет разгадать эту тайну. Боги, почему его нет сейчас рядом?»

– Тебе нужно поговорить с ним, матушка. – Рука сына легонько сжала ее плечо.

– С кем?

– С отцом.

Она прерывисто вздохнула и отвернулась.

– Только ты одна на это способна. Только тебя он послушает.

– Не станет он больше слушать меня.

– Он тебе верит. Тебе одной.

Ей вспомнилось обвинение Дантена, насилие, которое он над ней учинил, гнусная магия, которой напитал его Костас, его крик: «Кто еще, кроме меня, причастен к рождению наших детей?»

Она по-прежнему не смотрела на сына, пряча от него свои слезы.

– Теперь все иначе.

– Не до такой же степени! Она промолчала.

Рюрик опустился перед ней на колени, заглядывая в глаза.

– Я не знаю, что произошло между вами, и не мое дело об этом спрашивать. Но я с детства помню твои слова, что ты в первую очередь королева, а потом уже женщина. Что для тех, кто носит корону, королевский долг превыше всего остального. Я поверил тебе тогда – и теперь тоже верю.

Она все еще не решалась заговорить. Он встал, поцеловал ее в щеку и шепнул на ухо:

– Если и ты бросишь его, Гвинофар Кердвин, он и впрямь погиб.

– Сделаю что смогу, – пообещала она, глядя мимо него в темную ночь. Такой ответ даже ей самой показался слабым и уклончивым.

Северные боги молча взирали на них со своих камней.


Рассвет занимал замок, освещая башню за башней, исторгая росу из расселин старого камня. Тому было совсем немного свидетелей: одинокий стражник, птицы на ветках, фигура в черных лохмотьях на крыше дворца.

Слезы Гвинофар высохли, оставив на щеках соленые полосы. В одной руке она держала скатанное в трубочку письмо, в другой почтового голубя. Белая кайма на крыльях показывала, что он родился на севере. Его сердечко стучало у нее в ладони – ему не терпелось улететь подальше от этой несносной жары в прохладные, чистые небеса Протекторатов.

Ах, если бы и она могла улететь вместе с ним!

Она вложила письмо в кожаный футлярчик, приделанный к лапке птицы, проверила, плотно ли он закрыт. Выпустила голубя в утренний свет и посмотрела, как он удаляется.

«Рес, мне нужен твой совет. Г.», – говорилось в письме.

Он поймет и приедет к ней, если сможет.

Она задержалась на крыше, пока солнце не взошло, а голубь не скрылся из глаз, – и спустилась навстречу испытаниям нового дня.

Глава 30

Хвала богам. Наконец-то она в безопасности.

Возможно ли? Да. Все ее чувства говорят о том, что погоня отстала. Раньше, останавливаясь перевести дух, она всякий раз чуяла, что ее преследуют, и бежала дальше. Она не знала, кто или что за ней гонится, но звериный инстинкт подсказывал: нельзя, чтобы оно поймало ее, иначе случится ужасное.

Теперь она, кажется, оторвалась. На время.

В полном изнеможении она сгибается пополам. Легкие требуют воздуха, ноги дрожат. Она не смеет пользоваться магией, чтобы придать себе сил. То, что преследует ее, хорошо чует магию; единственный способсбить это соследа – бежать и бежать, как простая смертная.

Внезапно в лесу позади нее слышится шорох. Оно настигло ее! Камала распрямляется, втягивает в себя как можно больше воздуха и снова бежит. Отчаянная; безнадёжная попытка заставить усталые ноги двигаться. Она сознает, что уже поздно, что она подпустила врага слишком близко. Сейчас, сейчас он схватит ее…

Она резко оборачивается, ожидая увидеть некое дьявольское чудище, но позади ничего нет. Быть может, она ошиблась? Бешеный стук сердца чуть-чуть утихает. Но тут окружающий ее мрак начинает преображаться. Это не просто ночная тьма, понимает Камала, – это зло, готовое поглотить ее целиком. Она снова хочет бежать, но земля под ней расступается, лишая ее опоры. Зыбучий песок! Предательская почва начинает вращаться – сначала медленно, потом все быстрее. Огромная воронка разрастается, втягивая в себя деревья, птиц, самые звезды, засасывая Камалу во тьму, которой нет названия. Камала пытается призвать к себе Силу, но та не приходит. Воронка смыкается над ее головой, и нет больше ни верха, ни низа. Полнейшее небытие. Она кричит…


И просыпается вся в поту, с колотящимся сердцем. Ничего. Зато кошмар кончился.

Она долго лежала во мраке душной и влажной ночи. Потом пошевелила пальцами, будто играя в веревочку, и прохладный ветерок, повеявший на нее, осушил пот.

Кошмары начались вскоре после того, как она покинула Гансунг. Первое время они лишь отражали страхи, которые испытывала Камала, живя в этом городе, и она воспринимала их как неизбежную плату за то, что совершила. Теперь все стало гораздо хуже. Она постоянно чувствовала чужое присутствие, как будто в ее сны пытался пробиться какой-то магистр.

Хотелось бы ей знать больше о магии сновидений. Надо было остаться с Итанусом еще на год – или на десять лет, – чтобы досконально изучить все отрасли колдовской науки.

Теперь она расплачивается за свое нетерпение.

Камала со вздохом поднялась, расправила затекшие мышцы. Ноги болели так, словно она бежала по-настоящему, спина давала о себе знать при каждом движении. Камала сняла боль небольшой порцией магии, припоминая то немногое, что рассказывал ей Итанус о природе снов.

«Не принимай за чистую монету то, что видишь во сне. Спящий ум часто меняет одно на другое или искажает масштабы до неузнаваемости. Верь своим чувствам – они-то подлинные. Чувства – дорожные столбы, ведущие к пониманию».

Хороший совет, но толку от него чуть. Во сне она боялась погони. Значит ли это, что ее на самом деле кто-то преследует, или сон лишь показывает ей, как в зеркале, ее страх перед гневом магистров? В самом ли деле ее могут вот-вот схватить, или она просто боится этого? Мать Камалы верила, что сны предсказывают грядущее. Если так, дело плохо. Не призвать ли чуть больше магии, чтобы лучше вспомнить слова матери? Нет, не стоит. Эта женщина могла бы сказать что-то умное разве что случайно. Кроме того, Камала не хотела встречаться с ней даже в колдовском видении.

«Только чувства ведут к пониманию, – учил Итанус. – Сосредоточься на чувствах. Ты боишься, что нечто злое настигнет тебя, а затем под твоими ногами разверзнется бездна. Ты ощущаешь это как неизбежность, как рок».

О, дьявол!

Быть может, решение о путешествии в Бандоа было неверным, и тайная сила говорит ей об этом во сне?

Камала так и не нашла разгадки. И улеглась опять, со страхом ожидая новых кошмаров.


В «Третьей луне», большой гостинице у самой окраины портового города Бандоа, останавливались большей частью чужестранцы. Особенно любили ее купцы, путешествующие вдоль западного побережья. Так, по крайней мере, Камала знала по слухам. Гостиница слыла странным местом, где бывают диковинные люди и рассказываются диковинные истории.

Это обещало богатые возможности для охоты.

С самой ночи своего бегства из Гансунга Камала мучилась над тем, какую дорогу выбрать. Пришлось признаться самой себе, что все ее планы, все цели не шли дальше того, чтобы «научиться колдовать так, чтобы это тебя не убило», а еще – «вернуться в город, где страдала ребенком, и показать им, что теперь меня нельзя обижать безнаказанно». Она пережила Первый Переход, пережила то, что случилось в Гансунге… а дальше-то что? Она могла бы поискать других магистров, если бы не убила только что одного из них, а теперь придется выждать, пока эта история не уйдет в прошлое. Куда же ей деваться тем временем? Чего она хочет? Чем надеется стать?

У нее не было ответов на эти вопросы.

Встреча с Рави сулила ей многое. Когда смертные заботятся о твоих повседневных нуждах, можно сосредоточиться на чем-то более крупном. Хорошо бы опять найти что-нибудь в этом роде, но не на твердой земле. Найти богатого путешественника, который не прочь прибегнуть к услугам ведьмы, и странствовать по свету за его счет, не наколдовывая себе ужин каждый день и не воруя одежду у бедняков. Быть может, где-нибудь в мире и для нее отыщется место, а до тех пор она хотя бы нужды знать не будет.

Поиски такого покровителя привели ее в Бандоа, в гостиницу «Третья луна».

Хозяин встретил Камалу не слишком радушно. Она по-прежнему была одета крестьянским парнем – к ворованной рубашке, правда, добавились дублет и еще пара вещиц, так что совсем уж нищенским ее наряд не казался. Вынутый из-за пазухи кошелек и перекочевавшая в хозяйскую ладонь толика серебра должны были усмирить подозрения – но не усмирили. Владелец гостиницы, видимо, опасался, как бы его гостей не ограбили, а невесть откуда взявшийся парень с невесть как нажитым серебром очень походил на лихого человека. Камала добилась комнаты только с помощью колдовства, а после ей бесплатно прислали пару лишних подушек и винный штоф.

Ночью она спала в настоящей кровати, под крышей, возведенной руками смертных, и поданные ей еда и питье были не колдовскими, а самыми что ни на есть натуральными. Приятное разнообразие.

В тот же вечер в гостиницу съехались купцы.

Одни, усталые и запыленные, прибыли по суше, другие сошли с кораблей, пользуясь случаем поспать на том, что под тобой не качается. Набралось их с десяток, не считая челяди и местных жителей, пришедших послушать новости. Темнокожий житель Дурбаны с золотыми серьгами в ушах походил на стройную статую из черного камня. Белая кожа энкара из Протекторатов казалась прозрачной при свете ламп. Коренастый аншасиец в просторных одеждах, с покрытым синей татуировкой лицом, заказал для всех какой-то мятный напиток и слушал рассказчиков очень внимательно.

Гостям подавали все, что бы им ни вздумалось заказать, будь то мед из Вольных Стран, калешские пряники с кислинкой или хлеб, выпеченный на чужедальний манер; даже когда кто-то полушутя спросил мясо редкого зверя из Полночного леса, ему принесли вяленые полоски этой самой дичи, оставленные в гостинице путником из Темных Земель. Подобные яства, конечно, обходились в копеечку, но здешние гости денег не жалели и даже соперничали, кто больше выложит. При этом поглядывали они друг на друга, как волки над свежей тушей: нынешний сотрапезник завтра мог перебить тебе сделку. Хозяин, так неприветливо принявший Камалу, сиял от гордости, глядя, как столы ломятся от кушаний, которые нигде больше не достать, и это оправдывало называемые им цены.

Единственными женщинами среди этого пестрого общества были немногие служанки и сбежавшиеся из Бандоа шлюхи. Камала, сидевшая в темном углу, старалась не замечать, как они выставляют напоказ свои прелести, чтобы подцепить богатых клиентов. Это зрелище будило в ней самые горькие воспоминания, но женщин она не винила. Если ты одинока на этом свете, выбор у тебя невелик. Она бы тоже могла сейчас трясти грудями наперебой с остальными, не будь ей ниспослан тайный дар.

Ей хотелось как-то помочь им. Изменить их судьбу, изменить мир, сделавший их такими, – изменить саму природу человека, быть может. Несбыточные мечты. Силы, заставляющие этих женщин продавать себя, никакой магии не подвластны.

Блюда, стоявшие перед ней, остались нетронутыми. Каждый раз, когда кто-то из мужчин запускал руку под юбку женщине или тискал спьяну ее полуголые груди, у Камалы внутри все сжималось. Темные пальцы, протянувшиеся из прошлого, трогали ее между ног, оставляя за собой слизистую дорожку душистого масла…

– Санкарская история! – воскликнул кто-то, и послышался смех.

Камала тряхнула головой, отгоняя образы прошлого, обступившие ее волчьей стаей. Напрасно она явилась сюда. Это было ошибкой.

– Ах, эти Вольные Страны! – Крепкий рыжий мужчина с волосами почти такими же яркими, как у Камалы, алчно потер свои сальные руки. – Дюжина процветающих городов на расстоянии одного дня езды, и на их соперничестве можно славно нажиться.

– Я слышал, остров Дешкала во время Летнего Пира едва не затонул под тяжестью яств.

– Яств и гостей.

– Ну, должны же они были перещеголять Весенний Пир в Оруле.

– И Зимний в Лундосе.

Чернокожий встал с кружкой в руке. Он покачивался, и женщины поддерживали его с двух сторон.

– Ода Санкаре, – объявил он с легким поклоном. Женщины захлопали. Он прочистил горло и запел на удивление чистым тенором:

Не искушай меня, драгая,

К восторгам страсти не зови.

Я побывал в преддверье рая,

В чертогах неги и любви.

Ты хочешь знать, где те чертоги?

Там, где лазурны небеса,

Куда все сходятся дороги,

Куда летят все паруса.

А правит ими королева,

И всех прекраснее она.

В ее объятиях, о дева,

Познал блаженство я сполна.

Той королевою-колдуньей

Навеки очарован я,

И не тебе, простушке юной,

От чар освободить меня.

Певца вознаградили громким смехом и рукоплесканиями. Когда он сел, одна из бабенок хотела чмокнуть его в губы, но ей помешала кружка.

– Да, это она, Санкара, – подтвердил рыжий. – Я помню, как пировал летом у королевы-колдуньи. Потешные огни заполнили все небо и танцевали под музыку по ее велению.

– Удивляюсь, как это она сама не сплясала среди них, – заметил энкар.

– Захотела бы, так сплясала, – с усмешкой заверил рыжий.

– И умерла бы молодой.

– Умерла! – презрительно фыркнул рыжий. – Не знаешь разве? Она любимица богов, ей не дадут умереть. Она дарит свои ласки им всем.

– И богиням тоже?

– Богиням особенно. У них ведь так мало радостей.

– Мужья пренебрегают ими ради молний и небесных колесниц.

– Вот-вот.

– Расскажите еще про королеву-колдунью, – попросила Камала.

К ней обернулись всего несколько купцов – остальные уже захмелели или были заняты со своими шлюхами.

– Что ты хочешь узнать о ней? – не поворачивая головы, певуче спросил дурбаниец.

Камала хотела знать, в самом ли деле королева нашла способ не умирать от своего колдовства, как умирают другие ведьмы, но спрашивать не смела. Эти люди искушены в науках и объездили весь мир – Камала же, бывшая потаскушка, ученица отшельника, ничего не знала о дальних странах. Если она выкажет свое невежество слишком явно, они не снизойдут до того, чтобы ей отвечать.

Или, разгадав, как сильна ее любознательность, начнут сами задавать вопросы.

– Любопытно, сколько в этих рассказах выдумки и сколько правды, – как можно небрежнее проронила она.

На этот раз дурбаниец обернулся, ища глазами своего собеседника, но Камала предусмотрительно сгустила сумрак вокруг себя.

– Правда то, что ее дворец стоит над Санкарской гаванью. Я это знаю, потому что сам там был. Знаю также, что она приглашает к себе не только богатых и знатных, а всех, кто ее забавляет, и сама своих гостей развлекает на славу. Это я тоже видел собственными глазами. Что до ее любовных дел с гостями – кто может сказать, где у монархов кончается дипломатия и начинается подлинная страсть.

– А ее Сила? – На этот раз Камала сделала так, чтобы ее голос исходил из другого угла и казался знакомым рассказчику.

– Что ж Сила? Она ведьма, знаменитая своим мастерством. Как только в Санкару приходит засуха, королева преображает ее в дождь. Как только кто соберется идти на нее войной, с войском что-нибудь непременно случается. Зато ее город и земли ее союзников всякая зараза стороной обходит. Ветер в ее гавани всегда благоприятен для торговых гостей. И таких фейерверков, как у нее, ни один магистр еще не устраивал, а я таких потех перевидал немало.

– Между тем Смерть за ней не торопится, – задумчиво произнесла Камала.

– Нет пока, слава Кантеле.

– Долго ли ей осталось?

– Кто знает, – хмыкнул чернокожий, потрепав по щеке свою девку. – Женщина нипочем не признается, сколько ей лет.

– Вот уж сорок лет, как она у власти, – вставил рыжий. – И никто не знает, кем она раньше была.

– Вышла в полном расцвете сил из большой морской раковины, – хмыкнул энкар. – Так ведь поступают обычно южные боги?

Сорок лет!

Камала ни о чем больше не спрашивала, предоставив купцам вести собственные пьяные разговоры. Сорок лет, повторяла она про себя, окутанная сумраком. Притом на трон королева явно взошла взрослой женщиной – будь она ребенком, легенды не преминули бы это воспеть. Выходит, она уже прожила средний жизненный срок, отпущенный смертным. Однако, если рассказы о ней верны, Силу она расходует щедрей, чем любой из магистров.

Быть может, она тоже магистр? Или для женщин есть какой-то иной путь – не тот, что нашла Камала?

Холодный укол внутри напомнил ей о цене, которую она заплатила за это. Можно ли жить вечно без нужды убивать бесконечную череду невинных? В памяти Камалы всплыл сон об убитом ею ребенке, и приступ тошноты напомнил о цене сострадания.

«Даже на миг не дерзай пожалеть о том, кто ты есть. Сострадание к людям подтачивает Силу, дающую тебе жизнь».

Камала зажмурилась и стала настраивать себя заново. Не слушая бубнящие вокруг голоса, она представила себя в лесу вместе с Итанусом. Представила, как пришла к нему в первый раз, полная решимости стать его ученицей, не желающая даже слушать о том, что женщине заказано быть магистром. Тогда она поклялась, что сметет все препятствия, стоящие у нее на пути. Теперь выясняется, что есть женщина, нашедшая, возможно, другое решение, и не будет Камале покоя, пока она не поймет, в чем тут дело.

Успокоив сердцебиение и подавив тошноту, она тихо встала и вышла. Благодаря магии никто не увидел и не услышал, как отворилась и вновь затворилась дверь.


Гостиница стояла на холме с видом на Бандоа. Луг, где ставились повозки и разбивались шатры, конюшня и другие помещения, неприглядные, но необходимые человеку, располагались чуть ниже, подальше от глаз путников. Были там, вероятно, и сторожа, но они не показывались и вряд ли обнаружили бы себя, пока злоумышленник не появился.

Сейчас на подветренном склоне расположился чей-то караван. Среди повозок горели факелы для отпугивания воров. Чуть дальше, где было темно, кто-то тихо пел – мужчина или женщина, не понять. Купцы в гостинице засиживались куда позже своих слуг, и лишь немногие в лагере еще бодрствовали.

К Камале, впитывающей в себя мрак и тишину, приблизилась фигура, Темное лицо тонуло во тьме, но золотое шитье и серьги в ушах при луне горели огнем.

Увидев Камалу, купец остановился. От его шелков разило пивом и дешевыми духами.

– Красивый у тебя голос, – сказала Камала.

– Это ведь ты расспрашивал про Санкару.

– И слух хороший.

– Да. Мне любопытен твой говор. Вроде бы Западная Дельта, но поверх накладывается что-то северное.

– Просто отменный слух, – слегка улыбнулась она.

– В нашем деле полезно быть наблюдательным.

– И стран ты повидал много.

– Да, верно.

– Меня увлекли твои рассказы о Санкаре. Часто ли ты туда ездишь?

Купец помолчал, пристально глядя на нее темными глазами. Знать бы еще, что он ищет. Тогда бы она колдовством убедила его, что он это уже нашел.

– У меня там дела, – ответил наконец он. – А что?

– Мне захотелось увидеть этот город своими глазами.

– Вот как? Скажи на милость, – в свою очередь сухо улыбнулся купец.

Она проникла в пряжу его разума. Нити настороженного отношения к чужим нужно обрезать, а те, что любят новизну, – распрямить. С трепетом, пронизывающим ее с ног до головы, Камала чувствовала, что ее волшебство действует, что самая его душа меняет форму по ее приказу. Она делала это впервые – Итанус преподал ей только теорию. На собственном наставнике такие приемы не оттачивают.

– Я хочу повидать мир, и желательно, чтобы проводником у меня был ты.

Без колдовства ее прямота могла бы его оттолкнуть, но теперь он лишь задумчиво прищурился, словно прикидывая, на что годен этот юноша.

– Ты, верно, можешь предложить мне нечто ценное, иначе не заговаривал бы об этом. Денег же, судя по одежде, у тебя нет.

– Опять угадал.

– Что же тогда?

Она подняла к нему ладонь, и на ней заплясали огоньки. Простенький детский фокус возымел желанное действие.

– Ты что, колдун?

Камала молча кивнула, не зная, о чем он думает сейчас и не опасно ли на него нажимать. Если сплетать нити чужого сознания, не ведая их природы, можно вызвать ужасную путаницу. Неверная догадка способна погубить разум человека бесповоротно.

Она поколдовала ровно столько, чтобы подкрепить свой юношеский образ. Незачем дурбанийцу знать ее пол. Купцы обычно берут с собой женщин только для плотских утех, а она не собиралась выступать в этой роли снова.

– Так что же ты предлагаешь? – спросил купец. – Давай-ка начистоту.

– Попутный ветер в море, безопасную дорогу на суше.

– Многовато колдовства получается для одного раза.

– Я люблю ездить с удобствами.

Далекое пение умолкло, и лишь сверчки трещали во мраке.

– Я путешествую по суше, – сказал купец, – и как раз направляюсь в Вольные Страны, только не прямо, а в обход.

– Мне не к спеху, – проронила Камала. Не нужно напрашиваться на вопросы о том, чем так привлекает ее Санкара. – Заодно и прикуплю себе что-нибудь по дороге.

– Само собой. – Купец задумчиво взялся за подбородок. – И если с моими сделками что-то пойдет не так…

– Это потруднее и стоить будет дороже. Ты уж не поскупись на мои покупки.

– Ясное дело.

– Так что? По рукам? Купец поцокал языком.

– Умный человек после хмельной ночи договор не подписывает. Вот тебе первый урок, коли хочешь мне помогать. Мне уже давно пора в постель, туда и пойду. Через три дня я улажу свои дела в Бандоа и соберусь в путь. Приходи тогда в «Третью луну», спроси Нетандо, и мы поговорим об условиях. Подходит это тебе?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24