Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Русское слово в лирике XIX века (1840-1900): учебное пособие

ModernLib.Net / Культурология / Г. И. Кочеткова / Русское слово в лирике XIX века (1840-1900): учебное пособие - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Автор: Г. И. Кочеткова
Жанр: Культурология

 

 


Христианство возникло в I в. в восточных провинциях Римской империи «как религия угнетенных, искавших избавления от бесчеловечных условий жизни в приходе мессии (спасителя)».[24] Принятое Киевской Русью в 988 г. православное христианство укреплялось на протяжении прошедшего тысячелетия во всех областях жизни, и особенно в области искусства и поэзии, обогащая и окормляя русскую культуру своим высоким духовным содержанием. Высшая жизнь духа привносилась поэтами в мир поэтического творчества, соединяясь в нем с христианским миросозерцанием и христианскими идеалами добра и красоты. «Русская поэзия много сделала для утверждения непреходящей ценности человека как личности гуманной, совестливой, честной и благородной. Побуждать человека к добру, к справедливости, к прекрасному – в продолжении этой вечной традиции мирового искусства видели русские поэты свой высокий долг»[25]. Как подчеркивал русский философ Н.А. Бердяев, подлинная любовь к людям «есть любовь не против истины и Бога, а в истине и в Боге…»[26].

Душевный склад русских поэтов XIX в., вышедших из образованных дворянских семей, из семей духовного сословия, был воспитан церковью. Христианские традиции воспринимались с детства из окружающей среды, из духовной атмосферы, проникнутой православными воззрениями и обычаями. И это составило основную особенность русских поэтов XIX в. как лучшую часть интеллигенции того времени. Поэты XIX в. увлекались то романтическим шеллингианством и немецкой философией, как любомудры и романтики, то философией критики отвлеченного идеализма Гегеля, как славянофилы, находившиеся под влиянием философа и поэта А.С. Хомякова, то особой концепцией мировосприятия блестящего религиозного философа и поэта Вл. Соловьева.

Но в любом случае в духовном облике всех поэтов XIX в. и в их творчестве просвечивали черты христианства, что проявлялись и в выборе жанров стихотворений, и в системе поэтических сюжетов, образов, символов, и в характере использования языковых средств. Христианство было внутренним стержнем стихотворного творчества всего XIX века, его сквозным началом, которое проходило не как ветер, продувающий пространство, но как свет, пронизывающий и охватывающий самые разные стороны поэтического творчества, либо в форме прозрачно и явно выраженных христианских идей, как у славянофилов; либо в брезжущем сиянии отдельных бликов и просветов, как у поэтов-демократов; либо в «сквозном прогреве» духовной и «небесной» темы, как у романтиков.

В этой связи интересные мысли о русской интеллигенции высказывал философ и богослов С.Н. Булгаков, принявший священство в 1918 г. и с 20-х годов по 1944 г. являвшийся профессором догматики и деканом русского Богословского института в Париже. Он писал: «Из противоречий соткана душа русской интеллигенции, как и вся русская жизнь… Нельзя ее не любить, и нельзя от нее отказываться… В страдальческом ее облике просвечивают черты духовной красоты, которые делают ее похожей на какой-то совсем особый, дорогой и нежный цветок, взращенный нашей суровой историей…» Как важную черту Булгаков отмечал в интеллигенции «напряженное искание Града Божия, стремление к исполнению воли Божией на земле, как на небе», и они, эти искания и стремления, «глубоко отличаются от влечения мещанской культуры к прочному земному благополучию… Религиозна природа русской интеллигенции. Достоевский в «Бесах» сравнивал Россию и прежде всего ее интеллигенцию с евангельским бесноватым, который был исцелен только Христом и мог найти здоровье и восстановление сил лишь у ног Спасителя. Это сравнение остается в силе и теперь. Легион бесов вошел в гигантское тело России и сотрясает его в конвульсиях, мучит и калечит. Только религиозным подвигом, незримым, но великим возможно излечить ее, освободить от этого легиона»[27].

Достойно внимания, что появляются и современные светские авторы, которые глубоко понимают и ценят очищающее значение религиозной составляющей в искусстве. «Религиозное искусство – это прежде всего искусство. И самое полное. Религиозность ничего не отнимает от искусства, а напротив, дает ему. Если стихия, природа и всякое зачатое от них искусство дает душе жизнь, которую можно отнять, дает полноту жизни на миг, то религиозное искусство дает большую полноту жизни, ту самую «жизнь вечную», которую отнять нельзя… Жизнь, которую дает религиозное искусство, бесконечно глубже, полнее, мощнее»[28].

Значение темы «Христианство и поэтическое творчество» поэтому трудно переоценить. Именно с этой главы и начинается характеристика русской поэзии в послепушкинское время.

Поэтический язык духовных и религиозных прозрений всегда отличался повышенным экспрессивным зарядом. Роль стилистических славянизмов и церковно-славянских элементов в русской поэзии XIX в. была с этой точки зрения весьма значительной. Отношение к этим словам до сих пор овеяно романтическими ассоциациями:

Ветшают прадедов слова.

Они уже полузабыты.

Но, как извечная трава,

Все ж пробиваются сквозь плиты.

…………………..

Слова угасшей старины

Вдали мерцают еле-еле,

А прежде, жизнью рождены.

Они ласкали, жгли и пели.

Так говорил современный поэт Всеволод Рождественский о словах, которые писались «волей сердца / Из черноземного пласта / Для друга и единоверца».

Все творчество поэтов разных направлений и школ пронизано чувством материнского родства родины, природы и человека. «Врачующая власть» (по словам А.К. Толстого) русской природы воспета поэтами 2-й половины XIX в. с небывалой силой и щемящей душу красотой. Читаем у Фета:

Какая ночь! На всем какая нега!

Благодарю, родной полночный край!

Из царства льдов, из царства вьюг и снега

Как свеж и чист твой вылетает май!

Какая ночь! Все звезды до единой

Тепло и кротко в душу смотрят вновь,

И в воздухе за песнью соловьиной

Разносится тревога и любовь.

……………….

В XIX в. поэтами была создана широкая и подвижная панорама пейзажной лирики самого крупного масштаба и высокого качества, проникнутая и согретая любовью писателей к родине. Теме родины, ее природы и красоты посвящена отдельная глава.

Наконец, не менее важная, но даже еще более всеохватная и всевластная для поэтов тема – тема любви. Как написал Б. Евсеев в предисловии к составленному им сборнику «Любовная лирика русских поэтов», «почти всегда любовь русского поэта была и высшей точкой его жизни. Любовь ценилась выше ума, она была нужней морализаторства и рациональной философии, граничила с высоким безумием. Эта любовь терзала ночами, не уходила днем, становилась стержнем и смыслом бытия поэтов»[29].

В главе «Стилистика темы Эроса в поэзии: душа и чувство» раскрыта содержательная сторона поэтики любовной лирики 2-й половины XIX в.

Христианство и поэтическое творчество

Мы молимся к Тебе, Слово,

от начала бывшее у Бога,

выговаривающее без речи

молчания его глубины:

низложи сплою Твоею

беса глупого и немого,

подай несмутимую ясность,

благую членораздельность.

Мы действо призываем Духа,

что властно претворить творенье.

С. Аверинцев

Фрагмент стихотворения «Молитва о словах» академика С.С. Аверинцева, вынесенный в эпиграф и составляющий вместе со всеми его произведениями этого типа, как сказано в аннотации к изданию, «особый опыт исповедального слова», входит в его сборник «Стихи духовные»[30]. В коротком «Слове» к читателю этой книги автор писал: «Заглавие “Стихи духовные” – для меня не просто манерный синоним словосочетания «религиозная поэзия». Как известно, таково традиционное обозначение одного из фольклорных жанров песен, которые с очень давних времен распевали на Руси, на всем пространстве восточного славянства, безымянные странники, слепцы, нищие, «калики перехожие»[31].

Поэтическое слово с думой о Боге, о православной церкви и христианских ценностях сочинялось с древнейших времен и анонимными авторами, и поэтами, чьи имена запечатлелись в истории русской словесности. Вот одно из лаконичных стихов протопопа Аввакума:


ХВАЛА О ЦЕРКВИ

Се еси добра, прекрасная моя,

Се еси добра, любимая моя.

Очи твои горят, яко пламень огня,

Зубы твои белы паче млека,

Зрак лица твоего паче солнечных лучь,

И вся в красоте сияеши, яко день в силе своей.

Поэзия в России во все времена осмысливалась, как правило, с точки зрения насыщающих ее духовных ценностей. Поэтому неудивительно, что христианство составляло важнейший принцип художественного творчества и в произведениях всех отечественных поэтов, в том числе и поэтов XIX в. В этой связи нельзя не вспомнить о тех мыслях, которые высказывал И.А. Ильин в своей знаменательной статье «Когда же возродится великая русская поэзия»: «О русском народе надо сказать словами Тютчева: “Невыносимое он днесь выносит”… И справляется он с этим потому, что идет по своим исконным путям, проведшим его через все его климатические суровости, через все его хозяйственные трудности и лишения и через все его военные и исторические испытания. Эти средства, эти пути суть: молитва, терпение, юмор и пение. Все вместе они создавали ему ту особенную русскую выносливость, ту способность приспособляться не уступая, гнуться без слома, блюсти верность себе и Богу и среди врагов и в порабощении, сохранить легкость в умирании, накапливать ту силу сопротивления в веках из поколения в поколение, которая и спасала его в дальнейшем»[32]. И еще: «…Великая русская поэзия была порождением истинного чувства, восторга, одушевления, вдохновения, света и огня, – именно того, что мы называем сердцем и отчего душа человека начинает петь (Веневитинов, Языков, Баратынский, Лермонтов, Тютчев, Хомяков, граф А.К. Толстой и другие)»[33]. И, конечно, Пушкин был для России «точно сброшенный с неба поэтический огонь, от которого как свечки зажглись другие самоцветные поэты», – писал о Пушкине Н.В. Гоголь.

Трудно не согласиться с религиозным философом Борисом Петровичем Вышеславцевым, вынужденным в свое время эмигрировать из России на знаменитом философском пароходе, который писал: «Подлинное искусство есть вольное искусство, гений – всегда “вольный гений”… Вольный гений… воспринимает свое призвание, как служение поэтическое и пророческое; он слышит “Божественный глагол”, он исполняет Божественную волю: “виждь и внемли!” И от нее получает высшую свободу духовного прозрения и постижения»[34].

На протяжении всего XIX в. был широко распространен жанр библейской религиозной лирики. К нему относились стихотворения и поэмы, тематическую канву которых составляли евангельские сюжеты. Примеров тому великое множество. Напомним лишь некоторые. Это раздел лирики Л.А. Мея «На библейские мотивы»: «Отойди от меня, сатана!», «Псалом Давида на единоборство с Голиафом», «Эндорская прорицательница», «Нагорная беседа», «Притча пророка Нафана» и др. Это поэмы А.К. Толстого «Иоанн Дамаскин» и «Грешница». Это многие стихотворения А.С. Хомякова: «Воскресение Лазаря», «Суд Божий», «Давид», «По прочтении псалма» и др. Это произведения христианского философа и поэта B.C. Соловьева, писавшего и публицистические сочинения на тему «Духовные основы жизни», «Россия и Вселенская церковь», и стихотворения на библейские темы – «Неопалимая купина», «Знамение» и др. Процитируем лишь одно стихотворение из библейских произведений, принадлежащее И.С. Никитину.


НОВЫЙ ЗАВЕТ

Измученный жизнью суровой.

Не раз я себе находил

В глаголах Предвечного Слова

Источник покоя и сил.

Как дышат святые их звуки

Божественным чувством любви,

И сердца тревожные муки

Как скоро смиряют они!..

Здесь все в чудно-сжатой картине

Представлено Духом Святым:

И мир, существующий ныне,

И Бог, управляющий им,

И сущего в мире значенье,

Причина, и цель, и конец,

И Вечного Сына рожденье,

И крест, и терновый венец…

Как сладко читать эти строки,

Читая, молиться в тиши,

И плакать, и черпать уроки

Из них для ума и души!

Еще шире круг лирических произведений разных жанров, которые, казалось, были написаны исключительно на темы, близкие к ежедневной жизни поэтов. Однако в них всегда присутствовала высокая религиозная идея, и все высказанные поэтами мысли и чувства овеяны целостно-духовным христианским содержанием. В качестве иллюстрации напомним лишь некоторые из большого числа таких стихотворений: В.Г. Бенедиктов «Благовещение»; А.П. Барыкова «Юродивая»; Ю.В. Жадовская «Среди бездушных и ничтожных»; К.К. Павлова «Видение», «Не гордою возьмем борьбою…»; А.Н. Майков «Завет старины», «Не говори, что нет спасенья…», «Христос воскрес!»; А.К. Толстой «Благовест», «Меня, во мраке и в пыли…», «Господь, меня готовя к бою…»; А.С. Хомяков «России», «Вдохновение», «Раскаявшейся России»; Н.Н. Апухтин «Жизнь»; B.C. Соловьев «Ночь на рождество», «Око вечности», «Святая ночь»; Д.С. Мережковский «Темный ангел», «Не надо звуков».

Бог и христианские ценности были духовным фундаментом русской поэзии XIX в. – и для Пушкина, и для поэтов послепушкинского времени, искавших «стихов божественные тайны». Вот еще один из фрагментов стихотворения B.C. Соловьева:


НОЧЬ НА РОЖДЕСТВО

Пусть все поругано веками преступлений,

Пусть незапятнанным ничто не сбереглось,

Но совести укор сильнее всех сомнений,

И не погаснет то, что раз в душе зажглось.

Великое не тщетно совершилось;

Недаром средь людей явился Бог;

К земле недаром небо приклонилось,

И распахнулся вечности чертог.

…………………….

1894

«Какой свет и какая строгость величия!» – сказал бы об этих стихах Н.В. Гоголь, как сказал он о близких по мысли и духу этому стихотворению Соловьева стихах Н.М. Языкова: «Я изъяснял это тем, что наши поэты видели всякий высокий предмет в его законном соприкосновенье с верховным источником лиризма – Богом, одни сознательно, другие бессознательно, потому что русская душа вследствие своей русской природы уже слышит это как-то сама собой, неизвестно почему»[35]. Поэты жили в твердой вере, и это не давало им в поэтическом творчестве опускаться ниже того духовно-эстетического уровня, которого они достигали, получая высокое художественное, в том числе и религиозное образование.

Гуманистический пафос поэзии, обращенной к верховному Промыслу и христианской вере, определял самые разные элементы поэтических произведений: заглавие, мотивы, общую точку зрения автора, специфику избранного им жанра и, конечно, конкретные речевые структуры, наряду с приемами речевой изобразительности. К сожалению, стихотворное художественное наследие XIX в. в аспекте проблемы «Христианство и творчество» исследовано в меньшей степени, чем тема того заслуживает.

О поэтике русской стихотворной «молитвы»

Научи меня молиться.

Добрый ангел, научи:

Уст твоих благоуханьем

Чувства черствые смягчи!

Да во глубь души проникнут

Солнца вечного лучи,

Да в груди моей забьются

Благодатных слез ключи!

П.А. Вяземский

Стихотворная «молитва» занимала особое место в системе поэтических жанров XIX в. Связано это было в первую очередь с тем, что христианские идеи, на которых с детских лет воспитывались будущие поэты, обогащали их обостренное художественное чувство, так же как и философское осмысление жизни.

Молитва и молитвенное слово всегда были частью русской духовности. Бог в культурном ареале, начиная с первых веков православия, был своеобразным вместилищем морали, гуманистических традиций, питающих искусство, в том числе искусство слова. Таков был и поэтический мир XIX в., который нельзя глубоко понять, если не учитывать и эту сторону сложившихся вековых традиций. Сгущенная эмоциональность, высокий стилистический строй мысли и языка роднили религию и поэзию. Не случайно В.Ф. Одоевский утверждал, что в области фантазии поэзия занимает место религии. Это высказывание подтверждается всей молитвенной лирикой, которая «живет» на границе с религиозной сферой и ориентирована на религиозную молитву как на жанровый канон.

Стихотворная «молитва», хотя в основе своей и по прямому назначению, общей устремленности к Богу, святым и небесным силам нередко сохраняла связь с церковной молитвой, тем не менее была самостоятельным и самобытным художественным произведением. И поэтому качественно отличалась от молитвы как важнейшей составной единицы религиозного культа. Прежде всего стихотворная «молитва» характеризовалась целым рядом существенных признаков, отражающих ее содержательную сторону и коммуникативные особенности. «Перейдя в литературную сферу, поэтическое бого-общение начинает жить собственной жизнью, – теперь оно подчиняется законам авторского слова и авторского мировидения, впитывая в себя философские, мистические, эстетические аспекты современности»[36].

Одна из базовых особенностей молитвы заключается в том, что по форме она представляет собой диалог, выражающий неравноправные, иерархические отношения между говорящим и адресатом – тем, к кому обращено молитвословие. Это отражается и в приподнятой стилистике молитвы, и в подборе слов, и в ее звучании. Если в церковной молитве характер ее конкретного содержания в принятой форме диалога определяется священнослужителем и закрепленными церковью традициями, то в стихотворной «молитве» отмеченная асимметричная вертикальная организация диалога иная. Он ведется от имени лирического героя и обусловлен мотивами и внешними обстоятельствами, которые автор избирает в качестве поэтической темы. Отсюда и важнейшие различия, существующие между стихотворной и ритуальной молитвами. Отметим наиболее важные из них: 1) по ритмико-просодическому строю молитвы; 2) по адресату; 3) по характеру конкретного содержания и стилистического воплощения молитвы; 4) по жанровым вариантам молитвы и ее экспрессивной направленности.

Что касается ритмико-просодических особенностей молитвы, уместно напомнить рекомендации современного «Молитвослова» о благоговейном отношении к молитве, совершаемой «пред Всевидящим Богом». Следует произносить ее «без поспешности и со вниманием сердечным» (см., напр., «Православный молитвослов и псалтирь» издания Псково-Печерского монастыря [1991. С. 3]. Текст ритуальной молитвы отличается ритмическим строем. При чтении молитвы вслух специалисты отмечают «доминирование свойств древней музыкально-тонической системы» и ее особое просодическое воспроизведение. В сегментации речевого потока можно заметить членение молитвы «на симметричные и пропорционально соотносительные минимальные интонационные отрезки». При молитвенном чтении создается «специфический мелодический контур»[37] и особая структура основных интонационных моделей.

В отличие от ритуальной канонической молитвы стихотворная «молитва» с точки зрения ее ритмико-просодических качеств подчиняется только законам стихотворного творчества, правилам метрики и мелодики стиха, выработанным поэтикой на основе живых образцов классической русской поэзии. Обратим внимание, например, на «Утреннюю молитву», написанную Н.Ф. Щербиной. Приведем лишь ее фрагменты:


УТРЕННЯЯ МОЛИТВА

Я пал под горем и бедами;

Мне тяжело нести свой крест, —

И ропот грешными устами

Душа готова произнесть…

………………………

В молитве теплой я излился,

Но благ себе не смел просить, —

Я только плакал и молился,

Я только мог благодарить.

1844

Это стихотворение написано излюбленным в русской поэзии XIX в. четырехстопным ямбом (двухдольная стопа с ударением на втором слоге). Примерно в те же годы (1844–1847) была написана «Молитва» известной поэтессой Ю.В. Жадовской. Вот фрагмент из нее:


МОЛИТВА

Мира Заступница, Матерь всепетая!

Я пред тобою с мольбой;

Бедную грешницу, мраком одетую,

Ты благодатью прикрой…

…………………..

Здесь поэтессой использован четырехкратный дактиль (трехдольная стопа с ударением на первом слоге), перемежаемый с двухкратным.

Совершенно в другом ритме написана покаянная молитва А.А. Григорьевым – в двухсложной стопе с ударением на первом слоге (хореем):


ПОКАЯНИЕ

(из Гете)

Боже правый, пред Тобой

Ныне грешница с мольбой.

Мне тоска стесняет грудь,

Мне от горя не заснуть.

Нет грешней меня, – но Ты,

Боже, взор не отврати!

………………….

Стихотворные «молитвы» писались поэтами разными размерами, но роднились одной чертой: лирический герой в них относится к Всевышнему, Богоматери или Ангелу-хранителю с особым чувством – с сердечной надеждой и верой… Стихотворная художественная «молитва» такого типа, как и ритуальная христианская молитва, – общение с Богом или другим высшим существом (Богородицей, Духом Святым, Ангелом небесным и т. д.), ведущееся в форме диалога, отличающегося по своей предназначенности: это обращение низшего к высшему. Причем разговор велся чаще всего от первого лица, в форме так называемой Я-Молитвы о самом сокровенном, необходимом и глубоко личностном. Конечно же, избранный поэтом ритм и размер стихотворной «молитвы» был обусловлен индивидуальными качествами поэта и отражал часть религиозного сознания, особую молитвенную «музыку души». Четкий рассудочный элемент уступал в этом случае эмоциональному духовному опыту личности.

В поэтике стихотворной «молитвы» особую роль играл адресат. Молитвенная форма самовыражения в немалой степени была связана с привнесением светского и внеритуального поэтического элемента в содержание стихотворной «молитвы» и в наименование адресата, к которому обращается лирический герой или героиня.

Во многих случаях стихотворная «молитва» была максимально приближена к ритуальной – и по адресату, и по выраженной в ней высокой христианской и эмоциональной ноте, и по языку. Такова, например, просительная «Молитва» Я.П. Полонского:


МОЛИТВА

Отче наш! Сына моленью внемли!

Все проникающую

Все созидающую

Братскую дай нам любовь на земли!

Сыне! Распятый во имя любви!

Ожесточаемое

Оскудеваемое

Сердце ты в нас освежи, обнови!

Дух Святый! Правды источник живой!

Силы дай страждущему.

Разуму жаждущему

Ты вожделенные тайны открой!

………….

В тексте курсивом выделены все церковнославянские элементы «молитвы», сближающие ее с религиозным ритуальным жанром. Вместе с тем концовка этого стихотворения отражает те гражданские тревоги и душевные метания поэта как сына своего времени, когда призывы к «святой борьбе» все чаще звучали в поэзии демократов. Приведем последнюю строфу молитвы:

Вставших на глас

Твой услыши мольбу!

И цепенеющую,

В лени коснеющую

Жизнь разбуди на святую борьбу!

По контрасту с этим стихотворением можно привести два других, написанных поэтом М.И. Михайловым (1829–1865). Творчество Михайлова было разнообразно по стилистике и жанрам, и одним из его излюбленных был жанр антологических стихотворений. «Стих Михайлова музыкален, ясен, эмоционален», – отмечает литературовед П. Фатеев. Эти качества проявились, в частности, и в стихотворных антологических «молитвах», написанных по мотивам лирики античных поэтов. Приведем две из них:


МОЛИТВА

Зевс, дай добра мне, хотя б я его не просил у бессмертных;

Зло отврати от меня, если б молил я о нем!

1847

МОЛЬБА

Что бы просил ты у Зевса, великого бога вселенной,

Если б из урны судеб жребий выбрать ты мог?

Дар сладких песен просил бы и сильно разящее слово:

Словом порок поражать, песнью сердца умилять…

1848

В этих обращениях сохраняется характерное для молитвы противопоставление, с одной стороны создателя Вселенной, высшего разума и, с другой, просящего у него милостей более слабого существа, человека с его греховными помыслами, страстями, просьбами, надеждами…

Обращает на себя внимание смена наименования адресата, что обусловлено особыми художественными задачами поэта.

Достаточно четко выраженная, монолитная композиционная основа жанра стихотворной «молитвы» привлекала поэтов еще одной возможностью: в емкой поэтической форме выразить возвышенные чувства, создать художественные образы, семантико-стилистическим центром которых становились некие божественные сущности, представленные воображением поэта даже и в форме олицетворений: истина, разум, надежда и т. д. Так, Н.И. Тургеневым написана молитва, в которой в качестве адресата избрана Истина:

Приди, о Истина, и поселись меж нами,

Приди, искорени вгнездившийся порок,

Соделай, чтоб враги нам сделались друзьями,

И чтоб невинного не гнал уж больше рок.

…………………

Поэтесса Ю.В. Жадовская, воспевая возвышенные духовные начала, в стихотворении «Молитва» (1858–1859) широко использовала художественные переносы:


МОЛИТВА

Дух премудрости и разума, и силы,

Всеобъемлющей, божественной любви!

Нас, заглохших в суете, помилуй

И своим дыханьем оживи!

…………………

О, Дух жизни, света и свободы!

На сердца жестокие повей!

Просвети заблудшие народы,

Свет и жизнь на страждущих пролей!

В семантическом плане все приведенные в качестве иллюстрации «молитвы» в церковной ритуальной традиции назывались бы просительными. В них содержится прямая просьба. В составе речи в этом случае широко применяются императивные глагольные форм: спаси, помилуй, исцели, научи; просвети, оживи, сердце обнови, зло отврати и т. д.

В поэзии широко использовался также вариант – молитвы призывательной. В ней семантико-смысловая форма несколько видоизменяется – в ней подчеркивается обращение к Богу или к Божественным силам с призывом прийти и откликнуться на зов. Так, призыв к достижению благословенного, благодатного молитвенного состояния выражен в стихотворении «Сладость молитвы» (1854), написанном И. С. Никитиным:


СЛАДОСТЬ МОЛИТВЫ

Бывают минуты, – тоскою убитый,

На ложе до утра без сна я сижу,

И нет на устах моих теплой молитвы,

И с грустью на образ святой я гляжу.

…………………

И в душу прольется мне светлая радость,

И смело на образ тогда я взгляну,

И, чувствуя в сердце какую-то сладость,

На ложе я лягу и крепко засну.

Оригинальна и призывательная «Молитва природы», написанная не позднее 1857 г. поэтом В.Г. Бенедиктовым. В ней поэт природу наделил человеческими чувствами, мыслями и речью:


МОЛИТВА ПРИРОДЫ

Я вижу целый день мучение природы:

Ладьями тяжкими придавленные воды

Браздятся, сочных трав над бархатным ковром

Свирепствует коса; клонясь под топором.

Трещит столетний дуб в лесу непроходимом…

…………………

Вот вечер, вот и ночь, – и небо с видом ласки

Раскрыло ясных звезд серебряные глазки,

А вот и лунный шар, – лампада зажжена,

В молельню тихую земля превращена;

Замолкла жизнь людей, утихла эта битва…

Природа молится. Да – вот ее молитва!

Стихотворная «молитва» на протяжении всего XIX в. находилась в процессе органического развития: она складывалась как сложный, многомерный и многоплановый жанр, вобравший в себя несколько разновидностей «молитвы». Помимо личностной Я-Молитвы, по тематике наиболее близкой к ритуальной, нельзя не отметить такие варианты «молитвы», как гражданская, социальная, игровая, шутливая и даже пародийно-сатирическая.

Библейские образы и каноны христианской веры, с их историей и языком, безусловно, оставили самый глубокий, можно сказать, неизгладимый след в жанре русской стихотворной «молитвы» XIX в. Достаточно вспомнить, например, «молитву» А.А. Фета, написанную им между 1874 и 1886 гг.:

Чем доле я живу, чем больше пережил,

Чем повелительней стесняю сердца пыл, —

Тем для меня ясней, что не было от века

Слов, озаряющих светлее человека:

Всеобщий наш отец, который в небесах,

Да свято имя мы твое блюдем в сердцах,

Да прийдет царствие твое, да будет воля

Твоя, как в небесах, так и в земной юдоли.

Пошли и хлеб обычный от трудов,

Прости нам долг, – и мы прощаем должников,

И не введи ты нас, бессильных, в искушенье,

И от лукавого избави самомненья.

В этом стихотворении практически зарифмована ритуальная молитва.

Однако величие и значительность Священного Писания выражались поэтами по-разному. Характер наследования смысла и преданий христианского вероучения зависел не только от глубины и широты религиозного сознания поэтов, но в большей степени от их мировоззренческих и эстетических взглядов и позиций. Огромное значение имела личность поэта, его внутренний мир, его талант. Тема эта обширна и заслуживает особого научного исследования. Здесь хотелось бы обратить внимание лишь на удивительную пластичность художественной формы стихотворной «молитвы».


  • Страницы:
    1, 2, 3