Я училась в 9 классе и записалась на госкурсы иняза для занятий испанским языком. Вся жизнь была впереди, я жадно впитывала все впечатления от открывающегося передо мной мира. В группе я впервые оказалась не среди одногодков, а в компании очень разновозрастных людей, среди которых была самой младшей (чего я, надо сказать, очень стеснялась).

Самой старшей сокурснице было 70 лет! Она была поразительная! Ей, по всем законам и представлениям того времени, положено было быть классической бабушкой и сидеть в лучшем случае на лавке у подъезда. Она же шла своим курсом, никому ничего не доказывая, не делая заявлений и не подавая нот протеста. Я старалась подобраться к ней поближе, чтоб рассмотреть и расспросить, чтоб научиться и понять. Мне все в ней нравилось – и возраст, и отсутствие стереотипов, и явная, но не демонстративная внутренняя свобода. Возраст (ее и мой) был мне не помехой.

Она и выглядела необыкновенно (особенно для того времени). Тоже не напоказ, но совершенно по-своему Во-первых, ее волосы были подстрижены ежиком очень-очень коротким. Седой короткий ежик – это всегда стильно! Это – ух ты! Она объяснила – так удобно. Гигиенично. Очень дешево. У нее был жестко спланирован бюджет, до копеечки, грамотно. Она, как оказалось, летом вообще сбривала волосы наголо, а потом они отрастали потихоньку, как могли. Но к лету – опять. Ходила в собственноручно связанных платьях (черном, пестром – черно-белом – и синем), прямых, до середины икры. Никакого макияжа, подведенных глаз, губной помады (какое счастье!). Лишь подпудривала нос и щеки (видимо, привычка юных лет). Весь этот минимализм был ей необыкновенно к лицу На все времена и случаи жизни. Это была такая захватывающая дух элегантность – глаз не оторвешь!

Она жила одна. После войны лишилась всех, новую семью заводить не стала. Сумела выстоять и научилась жить сама по себе. Дисциплина у нее была внутренняя, боюсь, сейчас таких не сыщешь! В 60 лет ушла на пенсию, решив, что начинает совсем новую жизнь. Пенсия была по тем временам неплохая – 90 рублей. Она могла платить за квартиру, строго питаться, учиться и откладывать на путешествия.

Курсы испанского были третьими по счету. До этого она овладела английским и французским (немецкий знала с детских лет). Была она лучшей ученицей в группе. Память – поразительная, в день она запоминала до 1 00 слов! Такую норму определила себе сама. Поддерживала уже выученные языки тем, что по утрам ходила в Библиотеку иностранной литературы и читала там английских и французских классиков. Покупала пластинки с песнями на выученных языках, подпевала, танцевала. Обязательно каждый день выходила в люди – на курсы, в гости (друзей было много), звала к себе. Летом ездила по стране (других возможностей тогда не было), но страна-то у нас какая! Она побывала в Средней Азии, на Дальнем Востоке, на Байкале… Набиралась сил от новых впечатлений. В Москве еженедельно ходила в баню. Почти всюду старалась ходить пешком.

Она дожила до глубокой старости, постоянно будучи занятой и требовательной к себе. Умерла на 98-м году жизни не болея. Просто тихо ушла.

В продолжение каждой литургии в храмах верующие молят о «христианской кончине живота своего: безболезненной, непостыдной, мирной».

Такая кончина – награда за земные старания, за уважение к жизни и кроткое претерпевание ее тягот.

Мне в наследство остался дневник этой необыкновенной женщины. Он объяснил многое. Но это тема отдельная, а сейчас – вывод: человек долго остается на плаву, если не сдается и не дает себе поблажки!

Вот ради чего я рассказала эту историю.

Дружба со старшими достойными людьми – это великое благо и счастье. Она очень многое может дать обеим сторонам – и старому, и молодому другу.

Проживший долгие годы человек с удовольствием делится своим опытом.

А юный – набирается этого опыта. И вдруг осознает, что человек, которого он первоначально считал старым, в глубине своей души молод…

Об этом и кое о чем еще написала мне, словно услышав мои мысли, очень дорогой мне человек, Ольга Юлиановна Семенова, журналист, автор многих книг и дочь нашего выдающегося и всеми любимого писателя Юлиана Семенова.

Вот ее рассуждения:

Чтобы не зарекомендовать себя сытой стареющей дамой, гламурно рассуждающей о морщинках, разговор поведу о тех, чья судьба не волнует лишь самого равнодушного – о наших пенсионерах. В 60-е годы прошлого века в США возникло движение «Серые пантеры». Еще девчонкой вычитав о нем в глянцевом по виду, но серьезном по содержанию журнале «Америка», я подивилась тогда напору заокеанских бабушек – хрупких созданий с аккуратными сиреневатыми кудельками, устраивавших манифестации, «выбивавших» льготы, социальную помощь, увеличение пенсии и заставлявших политиков с короткой памятью думать о старшем поколении не только в период предвыборной компании, а постоянно. Позднее партия с таким названием была основана и успешно действовала в Германии, а несколько лет назад подобное движение появилось в России. Уровень цивилизованности общества определяется его отношением к детям и старикам, и тут нам позавидовать сложно: беспризорников не меньше, чем после революции, десятки и сотни тысяч нищих стариков и старушек. Более половины российских пенсионеров живет за чертой бедности, остальные пожилые люди хоть и сводят концы с концами, но из-за маленьких пенсий не могут позволить себе ничего лишнего. Хотя может ли человек, проработавший всю жизнь, считать для себя «лишним» отдых в санатории, путешествие, покупку модной одежды или просто поход в оперный театр?! Ответ сам напрашивается. Так что такое движение в нашей стране необходимо и хочется пожелать сил, терпения, успехов и долголетия как и лидерам движения, так и тем, чьи интересы оно защищает…

Отчетливо помню события тридцатилетней давности, когда в 15 лет загремела в больницу с какой-то несущественной хворью. Моей соседкой по палате оказалась сухонькая приветливая арбатская старушка с тоненьким дребезжащим голоском. Проникнувшись симпатией к малолетней соседке, старушка беседовала со мной о школе, расспрашивала об учителях, рассказывала о своей молодости, а при моей выписке протянула листочек с номером своего телефона и вовсе не дребезжащим, а звонким, юным голосом сказала: «Звоните обязательно, приводите подружек, мы будем пить чай, играть на пианино, танцевать и веселиться!» Время в ту секунду будто остановилось, а потом стремительно понеслось вспять. Десятилетия свернулись засохшими листиками из гербария и передо мной стояла не старушка с личиком-печеным яблочком, а моя ровесница, только чуть иначе одетая и причесанная – розовощекая стройная гимназистка с аккуратными косичками и в накрахмаленной школьной форме дореволюционного образца. Мы понимали друг друга с полуслова, смеялись тем же шуткам, плакали над теми же книгами, мечтали об одном и том же смелом и добром мальчике, я обязательно позвонила бы к ней в ближайшие выходные и мы бы встретились на бульваре и, погуляв под притихшими деревьями, пошли бы к ней домой – пить чай с нашими общими подружками, кружиться под мелодии Штрауса и веселиться, мы стали бы самыми лучшими друзьями на свете, мы… Но волшебство продлилось всего несколько мгновений, гимназистка исчезла, я так никогда и не позвонила той милой старушке, предпочтя чаепитию и вальсированию под звуки пианино кока-колу и просмотр видео с моими одногодками и осваивание сложных па событийного тогда танца Майкла Джексона в образе вампира на кладбище. Но, странное дело, с годами я все чаще вспоминаю ту старушку. Иногда с нежностью, иногда с грустью, порой с чувством вины. Недавно я рассказала о ней моему шестнадцатилетнему сыну Юлиану. Он слушал внимательно, серьезно, а в конце рассказа у него, играющего на пианино и специально исполняющего вальсы под Новый год, чтобы папа с мамой потанцевали, предательски заблестели глаза и он выдохнул: «Бедная, мне ее жалко, почему ты ей не позвонила?» С тех пор Юлиан иногда, с легким укором в голосе, повторяет, имитируя интонацию той безымянной старушки: «Приходите, мы будем пить чай, играть на пианино, танцевать и веселиться» – и мы оба грустно улыбаемся.

Примечания

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.