Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Лига людей (№1) - Отряд обреченных

ModernLib.Net / Научная фантастика / Гарднер Джеймс Алан / Отряд обреченных - Чтение (стр. 2)
Автор: Гарднер Джеймс Алан
Жанр: Научная фантастика
Серия: Лига людей

 

 


ЧАСТЬ II МИССИЯ

ЧЕРВЬ? СПЕРМАТОЗОИД!

ЧЕРВЬ: разговорный термин для обозначения оболочки пространственно-временного искажения, окружающего любой космический корабль и позволяющего ему обойти релятивистский и инерционные эффекты, без чего космические путешествия были бы невозможны.

«Практика и процедуры космических путешествий: краткий обзор для разведчиков». Учебник. Издательство Адмиралтейства

Только у Адмиралтейства хватает нахальства утверждать, будто «червь» — разговорный термин для обозначения нашей оболочки. Все остальные (не в присутствии адмиралов, конечно) называют ее сперматозоидом.

Причина 1: когда корабль находится в состоянии покоя, граница раздела между его оболочкой и нормальным пространством мерцает молочно-белым цветом из-за спонтанного возникновения частиц в эргосфере оболочки. Мерцание смещается к голубому краю спектра, если корабль движется вперед, и к красному, если назад. Однако чаще всего мы, стоя «на якоре», наблюдаем белый цвет, наводящий на непристойные мысли о сперме.

Причина 2: окружающая корабль оболочка раздута, словно голова сперматозоида, и за кормой постепенно вытягивается, образуя хвост длиной около 15 000 километров. В полете случайные флуктуации магнитных полей заставляют этот хвост дико колыхаться, наподобие хвоста у мечущегося сперматозоида.

Причина 3: по мере того как проходит время, все ассоциации приобретают сексуальный характер. Это, безусловно, оживляет рутинную работу экипажа.


ОЖИДАНИЕ В ТРАНСПОРТНОМ МОДУЛЕ

Когда я добралась до транспортного модуля, оказалось, что там уже находится лейтенант Хакви — он строил гримасы голограмме слежения, играя клавишами настройки. Капитан Проуп повисла у него над плечом, затеняя свет. Каждый раз, когда лейтенант наклонялся в сторону, чтобы лучше видеть, она двигалась следом. Я уже много раз наблюдала эту процедуру, и никогда Хакви не просил капитана отодвинуться. Вот подлый подхалим!

В те редкие моменты, когда ему удавалось ясно разглядеть голограмму, Хакви манипулировал кормовыми электромагнитами, взмахивая «хвостом» нашего «сперматозоида». Где-то далеко за нами «Золотистый кедр» делал то же самое; цель этого маневра состояла в том, чтобы соединить «хвосты», заставить их слиться в единое целое. Это трудное дело даже в благоприятных условиях и вдвойне трудное, если капитан дышит тебе в затылок. Лучшие операторы флота затрачивают на эту процедуру больше двадцати минут. Кто сказал, что Хакви относился к их числу?

Ярун сидел у дальней стены, в стороне от всех. Сейчас он выглядел не таким сонным — либо сумел немного поспать, либо взбодрился с помощью холодного душа, кофеина или чего-нибудь еще. Черную форму он явно вытащил из самых глубин шкафа, где она лежала, заваленная другими вещами; многочисленные морщины и складки делали ее похожей на чернослив. Впрочем, любая одежда Яруна выглядела помятой и изношенной: на Новолите, откуда он родом, исповедуется религия, которая считает наряды проявлением суетного и, следовательно, достойного осуждения отношения к жизни. Программирование усиливает природные склонности разведчиков; в результате Ярун был столь же одержим идеей держать свою одежду в беспорядке, как я тем, чтобы прическа была аккуратной и гладкой.

Я села рядом с ним и негромко спросила:

— Как дела?

Он пожал плечами:

— С тех пор как я здесь, капитан три раза кричала: «Ты почти поймал его!»

— Проуп уже обзывала его дураком?

— Нет.

— Значит, они еще далеко.

Нам с Яруном не раз приходилось подолгу ждать в этом помещении, поэтому мы прекрасно различали все сигналы, сопровождающие каждое действие оператора. Спустя некоторое время щебетание и писк слились в гармоничное целое.

— Ты едва не поймал его, Хакви! Неужели нельзя быть поосторожнее?

— Прошу прощения, капитан.

Обзорная палуба, где мы сидели, имела U-образную форму, возвышаясь над собственно транспортной платформой, отделенной от нас толстым пластиком розового оттенка. Стены были украшены изображениями палисандровых деревьев всех цветов радуги — это первая зона, которую видят посетители, попадая на борт, и Проуп таким образом пыталась создать впечатление изысканности.

Пульт управления находился в точке перегиба U-образного возвышения. Напротив него и внизу, на платформе, располагалось круглое отверстие входа, открывающееся прямо в «хвост». В данный момент входное отверстие было закрыто диафрагмой, слегка выпирающей наружу под давлением воздуха на корабле. Когда диафрагма откроется, все стоящее на платформе и весящее меньше двадцати тонн окажется «выплюнуто», словно мокрота, наружу и попадет в «хвост».

Не слишком элегантный способ путешествия — адмиралы, как и ценное оборудование, обычно прибывали в небольших нарядных шаттлах, — однако принять на борт даже такое судно означало разрушить поле нашего «сперматозоида» и потом ждать двенадцать часов, пока генератор восстановит его. Собственно, эта процедура — сделать так, чтобы хвост охватывал корабль, а не сместился куда ему вздумается, — занимала мгновение, однако требовала невероятной точности калибровки и всегда портила экипажу настроение. Что ж, либо Высший совет принял решение не напрягать таким образом космонавтов, либо появление Чина «Палисандре» было вызвано настоятельной необходимостью, не допускающей ни малейшей отсрочки.

Оставалось только радоваться, что прибыть таким образом предстояло Чи, а не мне. Меня швыряло через «хвост» не меньше ста раз, и никогда я не получала особого удовольствия — в отличие от других разведчиков. Ярун, например, считает это чем-то вроде аттракциона: почва уходит из-под ног, искажающие силы хвоста изгибают тело в нескольких измерениях, в голове полный мрак, а потом ты вылетаешь с другого конца, точно крик из рупора. Множество людей проделывали это даже без защитного костюма (вопреки требованиям безопасности). Смертность ниже, чем при любом другом способе транспортировки.

И тем не менее…

Стоя на платформе в защитном костюме и дожидаясь, пока вспыхнет голубой свет, означающий, что «хвост» надежно пойман, я иногда молилась: пусть что-нибудь избавит меня от этой пятисекундной скачки и я услышу: «Извини, Фестина, ошибочка вышла, сегодня ты не летишь». Даже в детстве я не верила в чудеса и тем не менее ждала чуда.

Потом свет начинал гаснуть, и я в последний раз оглядывалась — на радужные палисандры, на Яруна, считающего секунды до нашего выброса… Сейчас должна открыться диафрагма — я всегда поворачиваюсь к ней лицом, и только Ярун знает, что я закрываю глаза.


ПРИБЫТИЕ

— Есть! — с облегчением воскликнул Хакви.

— Давно пора, — проворчала капитан. Нажав кнопку на пульте, она продолжала в волоконный микрофон: — «Золотистый кедр», это «Палисандр». Связь установлена.

Последовала пауза длиной в несколько секунд, пока наш компьютер кодировал голос капитана для передачи, посылал его на расстояние 20 000 километров к «Золотистому кедру», получал ответ и декодировал его, превращая в звук.

— Подтверждаем установку связи. Готовьтесь к приему.

Мы с Яруном подошли к обзорному окну в тот момент, когда диафрагма открылась, точно лопнувший пузырь.

— Вход открыт и готов к приему, — сказала в микрофон Проуп.

Пауза. Лейтенант сдержал зевок.

— Подтверждаем. Ждите.

Сердито поджав губы, капитан взглянула на часы, но спустя мгновение заулыбалась.

— Взбодритесь, люди, — почти пропела она на пол-октавы ниже, чем когда раздавала приказы.

В распахнутое отверстие входа было видно, как по тьме космоса размазан белый «сперматозоид». Точно волны, по хвосту пробегала мерцающая рябь искажений. Напоминая муху, угодившую в сливки, зияла черная щель, через которую должен был прибыть адмирал.

На пульте вспыхнул оранжевый свет, мягкое «би-ип! би-ип!» наполнило помещение.

Щель внезапно расширилась, как глотка, и выплюнула фигуру в защитном, сияющем золотом костюме. Пролетев половину пространства платформы, фигура плашмя шлепнулась на пол.

Хакви подскочил к пульту и застучал по клавишам. Диафрагма беззвучно закрылась.

— Есть герметизация, — громко сказал лейтенант, явно надеясь привлечь к себе внимание.

Однако капитан была занята тем, чтобы принять с моей точки зрения неестественную позу: руки на бедрах, ноги чересчур широко расставлены.

Фигура на полу перекатилась на спину и задергалась в конвульсиях. Ноги быстро молотили воздух, руки хлопали друг о друга.

— О черт, он пострадал. — Проуп забыла про свою позу и прижалась носом к окну. — Хакви, позвоните в лазарет, скажите, пусть оторвут свои задницы и бегут сюда. И не поднимать шума — чтобы остальные ничего не узнали! — Она закрыла глаза и прошептала: — Только не умирай на моем корабле!

По мере того как пространство транспортной платформы наполнялось воздухом, сквозь установленные повсюду громкоговорители стали доноситься звуки ударов металла о металл и крик: «Хи-и-и-и-и!»

Я посмотрела на Яруна. Он ответил мне недоуменным взглядом и вскинул брови.

Внизу на транспортной платформе адмирал наконец поднялся на ноги, снял шлем, повернулся к нашей стоящей у окна четверке и закричал:

— Видите? Точно Иона и кит! Я Иона, — он указал на себя. — Это кит, — последовал жест в сторону входного отверстия. — Понимаете?

Звякнув металлическими перчатками по нагрудной пластине костюма, он обхватил себя руками.

Проуп тупо смотрела на странного старика. Лейтенант шепотом спросил:

— Отменить вызов медиков?

— Ни в коем случае, — ответила она.


МОЙ ВТОРОЙ АДМИРАЛ

Хакви застучал по клавишам, и обзорная палуба начала опускаться до уровня транспортной платформы. При этом в разделяющем нас пластике появились три двери, одна внутри другой: огромная, сквозь которую можно было втащить какое-нибудь оборудование; средняя, вдвое меньше первой, например для того, чтобы на корабль мог попасть грузовой робот; и маленькая, внутри средней, предназначавшаяся для человека.

Проуп явно не хотелось открывать двери до прибытия медиков. Забыв о героической позе, она переминалась с ноги на ногу, видимо обдумывая, как сохранить достоинство, имея дело с безумцем. По ту сторону двери адмирал Чи начал стучать пальцами по разным местам защитного костюма, как бы выясняя, какие звуки издает та или иная поверхность. Хотя, может, он просто наигрывал мелодию, но мне она была незнакома.

Ярун откашлялся и произнес:

— Капитан… Может, лучше пусть он войдет?

— А вдруг это небезопасно? Может, он не в себе?

Ярун бросил на меня взгляд и снова посмотрел на Проуп:

— Капитан, возможно, по стандартам главного направления культуры Технократии поведение адмирала и выглядит странным, но не исключено, что к нему не следует применять эти стандарты. Если адмирал родом с какого-нибудь дальнего мира, внешняя детскость поведения может быть просто особенностью его культуры.

— Разведчика хлебом не корми, дай только поговорить о культурных особенностях, — пробормотала Проуп.

«Зато капитану флота до культурных особенностей и дела нет», — подумала я. Офицеры-космонавты неизменно были выходцами из центральной части Технократии. Тем не менее сейчас деваться капитану было некуда.

— Полагаю, рано или поздно нам все равно придется его впустить. Ладно, Хакви, открывайте дверь.

С шипением самая маленькая дверь ушла в пол. Хакви отдал адмиралу салют — истово, напоказ. Спустя мгновенье Проуп сделала то же самое, а потом и мы с Яруном взмахнули руками где-то в области лба. Чи некоторое время удивленно разглядывал нас, а потом махнул рукой, как бы давая сигнал «вольно».

— Плевать на салют! Я здесь инкогнито и салютовать не обязан.

— Конечно нет, сэр. — Вскинутая для салюта рука Яруна плавно сместилась вниз для рукопожатия. — Приветствуем вас на борту «Палисандра». Надеюсь, все в порядке?

— Тридцать лет уже так не веселился. Можно повторить?

— Полагаю, нет, сэр, — ответила я, бросив взгляд на мерцающую над пультом голограмму слежения. — «Золотистый кедр» уже разорвал стыковку «хвостов» и сейчас находится вне пределов досягаемости.

— Я могу отозвать его обратно. Я ведь адмирал.

Капитан Проуп бросила незаметный, но выразительный взгляд в сторону коридора — когда же наконец прибудут медики?

Тем временем я напомнила Чи:

— Вы же здесь инкогнито, сэр. Если вы начнете отдавать приказы…

— Ox! — Физиономия у него вытянулась. — Перемудрили они с секретностью… Или, может, я сам принимал это решение? Забыл. Давайте-ка почитаем мои бумаги.

Он сунул руку в нагрудный карман защитного костюма и вытащил оттуда четыре запечатанных пакета. На одном из них я заметила свое имя, но он запихнул его и еще один обратно в карман. Взял один из оставшихся себе, а второй вручил Проуп. Пока он возился с механизмом распечатывания конверта, Проуп приложила большой палец к регистрационной пластине на своем конверте, и он открылся. Она вытащила оттуда электронное письмо и отошла в сторону, чтобы прочесть.

Адмирал в конце концов справился со своим конвертом и достал оттуда лист бумаги… самой настоящей бумаги, сделанной из древесины. Видимо, Чи был слишком высокопоставленным чиновником, чтобы получать приказы в электронном виде, как все мы.

— Ага! — воскликнул он, изучая бумагу. — Это было не мое решение. Приказ поступил напрямую из Высшего совета Адмиралтейства. Могу я отменить его?

Ярун и я самым внимательным образом рассматривали палубу у себя под ногами. Ярун сглотнул и ответил:

— Нет, сэр, не можете.

— Ну и ладно. — Чи пожал плечами. — Может, в другой раз.

Он сделал из своей бумаги самолетик и запустил его в воздух.

— У меня возникло одно очень скверное подозрение, — прошептал мне Ярун. — Ты когда-нибудь слышала о Мелаквине?

— Что ты имеешь в виду? — тоже шепотом спроса ила я.

Не успел Ярун ответить, как Проуп с хрустким щелчком захлопнула футляр электронного письма. На ее лице заиграла удовлетворенная улыбка.

— Мы летим к Мелаквину, — заявила она.

— Ох, дерьмо, — пробормотала я себе под нос. Ярун лишь кивнул — будто ничего другого и не ожидал.


МЕЛАКВИН — ОФИЦИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

Мелаквин № 72061721 — согласно каталогу. Третья планета в системе Уфри.

Данные обзора с орбиты: ЗАСЕКРЕЧЕНО.

Данные разведки: ЗАСЕКРЕЧЕНО.

Исторические данные: ЗАСЕКРЕЧЕНО.

Официальный статус: НЕПРИГОДНА К ИСПОЛЬЗОВАНИЮ.

Данные «Регистрационного каталога подведомственных Адмиралтейству объектов», предназначенного для персонала научного отдела МЕЛАКВИН — НЕОФИЦИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ (Часть 1)

Впервые я услышала о Мелаквине от умирающей проститутки на одном из дальних миров — Хе’Баре. В темном переулке она получила удар ножа под ребра и свалилась без чувств у моего порога — я обнаружила женщину, вернувшись с продолжительной прогулки. Потом она полтора часа истекала кровью на моей постели.

— …надо думать, я на пути в Мелаквин, — сказала умирающая.

Я не была уверена, что расслышала правильно, — она то неразборчиво лепетала что-то, то неожиданно начинала говорить связно, — и попросила повторить.

— Я на пути в Мелаквин. Планета, откуда нет возврата. Слышала про такую? — Увидев мой отрицательный жест, женщина продолжала: — Значит, никакой ты, к черту, не разведчик. Мне ведь разведчик рассказал о ней. Тебя отправляют туда, чтобы ты сгинула и никогда не вернулась домой к голубому-голубому небу, к своему маленькому мальчику. Он видел, что мы смотрим, и улыбался, широкой такой улыбкой…

Она продолжала бредить, перескакивая с одного на другое, а я села к компьютеру, вызвала регистрационный каталог и затребовала данные на Мелаквин. Там не оказалось ничего.

Женщина между тем смолкла и лежала с закрытыми глазами. Умерла? Подошла к ней, чтобы проверить пульс, но она услышала мои шаги и испуганно отпрянула:

— Ты не вызывала копов?

— Кого?

— Полицию.

— Ты же просила не звонить им.

— Да-да. Ты не ответила на мой вопрос.

— Я не вызывала их.

— Хорошо, — умирающая приподняла голову, ею тут же овладел приступ кашля, из уголка рта по текла струйка крови. Она облизнула губы, как бы не понимая, что это такое.

— Я избранная.

— Похоже на то.

— Избрана умереть.

— Да.

На ее губах промелькнула хитрая улыбка.

— Не понимаешь, о чем я?

— Я читала об избранных, — ответила я. — Согласно вашей религии, любая попытка предотвратить смерть является вызовом воле вашего бога.

— Ничего ты не понимаешь…

Женщина снова уронила голову на полотенце, которую я положила поверх подушки. Ее дыхание становилось все тише, все медленнее. Глаза, слепо уставившиеся в потолок, придавали ее лицу восторженное, сияющее выражение, которое раздражало меня — как обычно.

— Ты не можешь закрыть глаза? — попросила я.

— Зачем?

— Мне не нравится твой взгляд.

— Ты не хочешь, чтобы тебе пришлось закрывать их самой, — презрительно пробормотала она, но глаза закрыла. Когда умирающая снова заговорила, ее голос дрожал: — Это не больно, знаешь ли.

— Конечно нет. Я вколола тебе двадцать кубиков пиколина.

Она меня не слышала.

— Это не больно, потому что богиня добра к тем, кто идет, когда она призывает. Что бы ты ни натворила, скажи «да», и она споет тебе, усыпит тебя. Ла, ла-ла, ла, ла-ла…

Срывающимся шепотом она запела колыбельную, ту самую, которую когда-то много лет назад пела мне мать на моей родной планете Агуа; пела, перекрывая бурю, грохотавшую за стенами дома каждую ночь. День ушел, Ночь близка. До свидания, солнце! Спи, моя радость, Не плачь.

Не было сил смотреть на женщину, поющую колыбельную, на ее лицо с багровыми ссадинами, полученными во время ночной схватки, которая ее и погубила. Я достала учебник и до самого рассвета читала руководство по выживанию. К тому времени, когда я оторвалась от него, пение уже давно смолкло. МЕЛАКВИН — НЕОФИЦИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ (Часть 2)

Когда-то Филар Тобит был разведчиком. Для него не существовало иного выбора, потому что он родился с похожей на плавник левой рукой, три пальца которой напоминали маленькие сосиски. Тобит лишился этой уродливой руки на планете, в качестве названия которой фигурировал номер, а ее обитатели больше всего напоминали скопление покрытых пятнами булыжников. Один из этих «булыжников» откусил Тобиту руку еще до того, как парень сообразил, что они могут двигаться, — откусил, словно отрезал.

Создание умерло еще до того, как откушенная рука проскочила далеко в глотку, — человеческая плоть оказалась для него страшно ядовитой. Согласно статистике, человеческая плоть токсична для восьмидесяти семи процентов чужаков, пытавшихся использовать ее в качестве пищи. Эти сведения в какой-то степени служат утешением для разведчиков — как если бы они были пчелами, понимающими, что умирают, но их укус не пропал зря.

Однако Филар Тобит не умер. Его спутник вовремя остановил кровотечение — разведчики проходят хорошую школу и знают, как помочь практически в любой аварийной ситуации, а потом доставил товарища в госпиталь.

Этот новый Тобит представлял для Адмиралтейства проблему, так как теперь не обладал отталкивающе уродливой рукой и превратился просто в однорукого человека. В дальнейшем руку можно было заменить протезом, управляемым электрическими сигналами мышц; он, конечно, уступал бы нормальной руке, но был бы в тысячу раз эффективнее утраченной. Может, кто-то в Адмиралтействе и подумывал о том, чтобы снабдить Тобита протезом, представлявшим собой дубликат утраченной уродливой руки… но это было бы воспринято как надругательство не только над всеми разведчиками, но даже обычными космонавтами. Кроме всего прочего, обычный протез стоил дешевле моделирующего уродливую руку, а флот не любит зря тратить деньги.

В результате Адмиралтейство вынуждено было признать, что теперь Тобит слишком похож на обычного человека и потому не годится на роль разведчика. Парень получил новую пластиковую руку и стал преподавать в Академии.

Надо сказать, он не слишком-то ладил со своими учениками — впрочем, как и мы с ним. Это нормально. Все наши преподаватели в прошлом были разведчиками, получившими потом безопасную канцелярскую работу в результате несчастного случая или из-за бесхарактерности, которую не смогли преодолеть. Это были отбросы, о чем все мы знали. Педагоги, в свою очередь, терпеть не могли нас, испытывая чувство вины перед теми, кому предстояло стать просто углем, бросаемым в топку исследования новых планет. Не исключено, что все так и задумывалось Адмиралтейством — продемонстрировать нам, какими жалкими могут стать разведчики.

Однако у Тобита имелся и присущий лишь ему недостаток — пьянство. Те из преподавателей, кто сохранил уродливые черты, благодаря которым и стал в свое время разведчиком, постоянно находились под угрозой возвращения в строй и потому опасались нарушать правила. Тобиту же бояться было нечего, кроме увольнения, а это ни одного разведчика не страшит. Так что парень коротал время, что называется, до бровей наливаясь самым старым зельем в мире, и редко бывал трезв. Каждое утро он ковылял на занятия, источая алкогольные пары, запах которых ощущался даже с другого конца классной комнаты. Каждый вечер он сидел в академической комнате отдыха, сжимая искусственной рукой стакан с виски, на котором золотистыми буквами было написано: СЛЕПАЯ СВИНЬЯ. В конце концов он упивался до того, что сползал со стула на пол, и студентам приходилось тянуть жребий, кому тащить Тобита в его комнату.

В один такой вечер вытянуть короткую соломинку довелось мне и еще одному курсанту по имени Ламинир Джелка. В те времена я сходила с ума по Джелке: он был выпускник, я первокурсница — полагаю, больше ничего и не требовалось. В силу какого-то генетического отклонения голова у него была совершенно лысая, с пятнами поврежденной ткани, но в полумраке, да с полузакрытыми глазами эти покрытые струпьями пятна выглядели почти как волосы.

Мы с Джелкой закинули руки Тобита себе на плечи и потащили на два этажа вверх. От него несло потом, слюной и виски. Искусственная рука лежала как раз на моем плече, и я боялась, что она отломится. Тогда я выглядела бы глупо в глазах Джелки: воображение уже рисовало мне, как я, разинув рот, таращусь на отвалившуюся руку, и вся кровь приливает к моим щекам (моей щеке). Поэтому я двигалась очень осторожно, мучаясь мыслью, что Ламинир подумает, будто я хочу переложить на него всю тяжесть бесчувственного тела.

Когда мы добрались до двери Тобита, нам пришлось поплевать ему на ладонь, чтобы смыть грязь; иначе опознающая пластина просто не пропустила бы его.

Койка находилась почти у самой двери. Джелка готов был положить Тобита на нее — лицом вниз, чтобы тот не захлебнулся рвотными массами, — и тут же уйти. Я же, из-за своей влюбленности, страстно желала пробыть в обществе Ламинира как можно дольше и потому убедила его, что мы должны снять с уснувшего пьяницы, по крайней мере, ботинки и устроить его поудобнее.

Наш преподаватель явно уже много дней не менял носки. Мы сморщили носы, расшнуровывая его ботинки и чувствуя застарелую вонь. Ужасно противный запах; у меня просто в голове не укладывалось, как Тобит выносит его. Всех разведчиков программировали таким образом, что мы были просто одержимы чистотой, но он каким-то образом сумел преодолеть внушение.

Едва мы покончили с ботинками, возникло отчаянное желание немедленно вымыть руки. Ванная находилась в конце короткого коридора, сразу за распахнутой дверью кабинета, где на полу повсюду валялись книги, ботанические образцы и пропахшая виски форма: еще один вызов программированию любого разведчика. При виде этого безобразия меня затошнило, но в то же время стало интересно. Пусть и на свой лад, но этот парень сумел освободиться от жестких правил службы на Флоте.

Мы мыли руки, используя кусок белого мыла, покрытого темными трещинами, болтая о чем-то — я забыла, о чем именно; скорее всего, о беспорядке в квартире — и я терзалась вопросом, как среагирует выпускник, если первокурсница поцелует его. Неожиданно голос «обожаемого наставника» заставил нас повернуть головы в сторону двери.

— Добрый вечер, — язык у него заплетался, он тяжело привалился к дверному косяку, чтобы не упасть. — Мне бы отлить. Если зрелище писающего мужчины оскорбляет вас, можете не смотреть.

— Мы лучше пойдем. — Джелка стряхнул воду с рук.

— Никуда вы не уйдете, — ответил Тобит. — Уйду я, — он скрылся в туалете рядом с нами. Чтобы не смотреть на него, мы уставились на грязную ванну. — Вам, наверно, интересно знать почему, — продолжал Тобит, застегивая молнию. — Вы отпразднуете со мной мой день рождения.

— Нет, мы просто помогли вам… — начала я, но он не обратил на мои слова никакого внимания.

— Сегодня мне исполнилось сорок — если исходить по тому, как отмеряют года на Ригеле IV. Вчера мне исполнилось тридцать восемь, по летосчислению на планете Барнард, а за день до этого — сто, вот повеселились бы мы на Грининге! Это величайшее достижение для человечества, что оно смогло расползтись по всей галактике. С помощью регистрационного каталога можно праздновать свой день рождения хоть ежедневно. Ну, пошли ко мне.

Он оторвался от косяка и исчез в глубине коридора. Мы с Джелкой обменялись взглядами и направились в кабинет Тобита.

Он сидел, прижавшись лбом к экрану компьютера, а одним пальцем старательно отстукивая что-то на клавиатуре.

— Я сам написал эту программу, — бормотал он себе под нос. — Она обшаривает базу данных, вычисляя, какой день рождения я буду праздновать завтра. Может, вы не заметили, но сейчас как раз полночь, а я люблю начинать праздновать минута в минуту.

— Если уже так поздно, — сказал Джелка, — то нам пора идти.

— И бросить меня одного в день рождения? Ах ты, бессердечный засранец! Не волнуйся, я скоро отключусь, и вы свалите отсюда. Наверняка украдете что-нибудь… я ведь и не вспомню потом ваших лиц. У меня здесь есть чем поживиться. Медаль Доблести где-то валяется, — он махнул рукой в сторону заваленного письменного стола. — Когда-нибудь я ее найду, просто чтобы убедиться, что и в самом деле она у меня имеется. Со временем я стал забывать, что было на самом деле, а что нет. Может, вы не заметили, но я пьян.

Терминал начал наигрывать первые такты «Happy Birthday», и Тобит победоносно взревел:

— Ага! Завтра у меня снова день рождения! Видите, на экране? Подойдите поближе… видите? — он постучал пальцем по тексту на экране и прочел: — С днем рождения, Филар, старый пьяница. Тебе исполнился сорок один год по летосчислению… Черт! Мне исполнился сорок один по летосчислению Мелаквина! Что вы на это скажете?

Он смотрел на нас с такой гордостью, словно проделал какой-то невероятный трюк. Джелка нахмурился.

— Ничего не знаю о Мелаквине, сэр.

— Ничего не знаешь о Мелаквине? НИЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ О МЕЛАКВИНЕ? И ты еще называешь себя разведчиком! Мелаквин, курсант, это огромная, надменная, мерзкая девственница. Обнаружена пятьдесят лет назад, но ее все еще никто не трахнул. — Мы тупо уставились на Тобита. — Черт возьми! — взревел он. — Мелаквин до сих пор не исследован!

— Вы хотите сказать, туда никогда не посылали разведчиков?

— Почему же? Посылали, и не один десяток. Каждый в пределах двух часов уходил в «Ох, дерьмо». Или просто исчезал. И никакой связи, что, как известно, равнозначно знаменитому «Ох, дерьмо»…

— Что же такого опасного на этой планете?

— Вопрос, конечно, интересный. Вот только ответа никто не знает.

— Если столько разведчиков погибли, — продолжал Ламинир, — почему туда посылают новые команды? Не может же Высший совет быть так преступно безответственен…

— Много ты знаешь о Высшем совете! — перебил его Тобит. — Кроме того, по внешним признакам Мелаквин как нельзя лучше подходит для колонизации: океан, леса, травянистые равнины… Он даже больше похож на Землю, чем сама Земля в наши дни. Плодородная почва, умеренный климат, воздух пригоден для дыхания… Все, ну, просто все прекрасно, если не считать какой-то загадки со смертельным исходом. Может, дело в микробах, или растениях, или животных, или разумных существах. Хочется же понять, в чем дело, черт подери!

— Но ведь признаки развитой культуры нельзя не заметить с орбиты, — я решила вмешаться. — Города, оросительные каналы…

— Не учи ученого, курсант… Я сам преподаю вам всю эту чушь! — рявкнул Тобит. — Мелаквин нарушает все правила, понятно? Мелаквин нарушает все правила.

Он замолчал, как бы полагая, что сообщенные им сведения требуют от нас глубокого осмысления. Спустя минуту Филар Тобит уже храпел, а мы на цыпочках поспешили удалиться.


МЕЛАКВИН — ИСТОРИЯ ЯРУНА

— У меня был друг в Академии, — негромко произнес Ярун. Его лицевые мускулы начинали болеть, если он слишком долго не спал; речь становилась невнятной, и он стыдился этого.

Прошло уже несколько минут, как медики убедили адмирала пройти осмотр, и мы с Яруном стояли, прислонившись к переборке неподалеку от входа в лазарет. Часы показывали 4.50; корабль, казалось, вымер.

— Плебон — ты знала его? Когда ты заканчивала, он был первокурсником.

Я покачала головой.

— Лицо у него было очень похоже на мое. «Зеркальные отражения», так мы себя называли, хотя он африканец, а я южный славянин. Это нас и сблизило.

— Понятно.

— Когда мы закончили Академию, его направили на «Лиственницу», фрегат, исследующий Большую и Малую Медведицы. За первый год только одна высадка.

— Легкая служба.

— Судя по письмам, он скучал, хотя… Думаю, на самом деле он был благодарен судьбе. В середине второго года «Лиственница» тайно приняла на борт адмирала О’Хару. Ему было сто сорок, и таблетки уже не помогали. Плебон говорил, что этот человек уже начал умственно деградировать.

— Подозрительно знакомая ситуация, — заметила я.

— Плебон со своим напарником получили приказ доставить адмирала на Мелаквин. Они слышали о зловещей репутации планеты и, нажав на кое-какие рычаги, подали заявление, в котором отказывались от миссии.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20