Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Перри Мейсон (№44) - Дело смеющейся гориллы

ModernLib.Net / Классические детективы / Гарднер Эрл Стенли / Дело смеющейся гориллы - Чтение (Ознакомительный отрывок) (Весь текст)
Автор: Гарднер Эрл Стенли
Жанр: Классические детективы
Серия: Перри Мейсон

 

 


Эрл Стенли Гарднер

«Дело смеющейся гориллы»

1

В понедельник утром, без пяти минут десять, Перри Мейсон, держа под мышкой упакованный в коричневую бумагу сверток, свободной рукой снял шляпу и запустил ее в сторону бюста Блэкстоуна, венчавшего собой книжные полки позади его рабочего стола.

Шляпа, лениво заложив несколько виражей, шлепнулась прямо на мраморное чело великого юриста, придав тому нелепо залихватский вид.

Делла Стрит, личная секретарша Мейсона, вскрывавшая за своим столом утреннюю почту, восторженно захлопала в ладоши.

— Да, в этот раз действительно неплохо получилось, — с мальчишеской гордостью согласился Мейсон.

— Блэкстоун, — заметила Делла, — наверное, в могиле перевернулся.

Мейсон улыбнулся:

— Он давно уже привык. Последние пятьдесят лет адвокаты только и делают, что водружают свои шляпы на благородное чело Блэкстоуна. Это вообще характерно для нашего времени.

— Что именно?

— Бросание шляп.

— Боюсь, я не вполне улавливаю.

— Пару поколений назад, — объяснил ей Мейсон, — юристы были на редкость занудными людьми. Заложив руку за борт пиджака, они произносили высокопарные речи по всем правилам ораторского искусства. Их офисы были обязательно украшены бюстами Блэкстоуна. А вот молодых юристов, унаследовавших бюсты вместе с конторской мебелью и грудами кодексов, просто выводило из себя напыщенное самодовольство, застывшее на каменной физиономии этого старикана.

— Тебе, наверное, нужно сходить к психоаналитику, шеф, — сказала Делла Стрит. — Блэкстоун, вероятно, символизирует для тебя нечто, против чего ты неосознанно пытаешься бороться. А что это за сверток у тебя?

— А черт его знает, — ответил Мейсон. — По-моему, я пытаюсь бороться с дремучими предрассудками. Я заплатил за него пять долларов — я имею в виду этот сверток.

В голосе Деллы за показным возмущением скрывалась нежная снисходительность:

— Я надеюсь, ты не собираешься записать это в служебные расходы?

— Конечно, собираюсь. А иначе, по-твоему, что такое «общие расходы»?

— И ты даже не знаешь, что там внутри?

— Я купил его не разворачивая.

— Трудновато мне будет вести отчетность, если придется занести в графу расходов пять долларов за пакет, в котором неизвестно что лежит… Как это тебя угораздило?

— В общем, — произнес Мейсон, — дело было так…

Он улыбнулся.

— Ну а дальше что? — спросила Делла Стрит, тоже не в силах удержаться от улыбки.

— Помнишь некую Элен Кэдмас? Тебе ни о чем не говорит это имя?

— Несколько странное имя, — сказала она. — Мне кажется… Постой, не та ли это девушка, что покончила жизнь самоубийством, прыгнув в море с яхты какого-то миллионера?

— Да, да, именно она. Бенджамин Эддикс, довольно эксцентричный миллионер, отдыхал на своей яхте. В открытом море его секретарша, Элен Кэдмас, бесследно исчезла. Предположили, что она прыгнула за борт. А в этом свертке… давай-ка взглянем, что тут написано.

Мейсон перевернул сверток и прочитал:

«Личные вещи Элен Кэдмас. Офис судебного исполнителя».

Делла Стрит вздохнула:

— Я уже столько лет работаю твоей личной секретаршей… и мне даже порой кажется, что я достаточно хорошо тебя знаю, но тут случается что-нибудь в этом роде, и я вновь осознаю, что ты остаешься для меня загадкой. Господи, где ты это взял и чего ради выложил пять долларов?

— Судебный исполнитель довольно частенько выставляет на торги разное барахло, скопившееся в его конторе. Вот и сегодня в здании суда был аукцион, а я случайно оказался неподалеку. Там шли довольно азартные торги, все бились за ювелирные изделия, редкие холсты, столовое серебро и все такое прочее. А потом выставили на аукцион этот сверток, и никто не стал даже торговаться. Ну, ты ведь знаешь судебного исполнителя — он мой хороший приятель. Вот я, подмигнув ему, и предложил начальную цену в пять долларов, чтобы расшевелить публику, И что же? Не успел я опомниться, как мне всучили пакет, а в бумажнике у меня стало на пять долларов меньше.

— А что там внутри? — поинтересовалась Делла Стрит.

— Давай посмотрим, — предложил Мейсон. Он открыл перочинный ножик, перерезал бечевку и развернул бумагу. — Ну-ка, ну-ка! Похоже, нам досталась английская грамматика, словарь, пара пособий по стенографии, несколько дневников и альбом с фотографиями.

— И за это — пять долларов! — воскликнула Делла Стрит.

— Заглянем в альбом с фотографиями, — сказал Мейсон. — Ого! Да тут такая карточка, что за нее кто хочешь отвалит пятерку.

Делла подошла и заглянула ему через плечо.

— Если это называется купальником, — заметила она, — то я…

— Похоже, однако, что так оно и есть, — ответил Мейсон. — Купальник из трех квадратиков ткани, по-моему, каким-то чудом удерживался на плавных изгибах весьма симпатичной фигурки. Я полагаю, что это и есть Элен Кэдмас.

— Она не слишком-то много скрывала от посторонних глаз, — сказала Делла Стрит.

— Вряд ли фотографировал кто-то посторонний — скорее всего, какая-нибудь ее подружка, умеющая обращаться с фотоаппаратом, сумела поймать эффектный кадр. О, да тут еще целая пачка фотографий обезьян.

— Теперь я вспоминаю, — сказала Делла Стрит. — У ее босса, Эддикса, было целое стадо человекообразных обезьян, и он проводил с ними какие-то психологические эксперименты.

Мейсон кивнул, продолжая рассматривать фотографии.

— Тут есть очень неплохие снимки, — заметил он. — Кто бы ни был этот фотограф, он свое дело знал хорошо. Каждый выстрел в десятку.

— И что он снимал? — спросила Делла Стрит, перелистывая четыре толстые тетрадки — дневники Элен Кэдмас.

— В основном одно и то же — Элен купается в море, Элен на яхте и все такое, — ответил Мейсон. — Фотографий обезьян и прочих приматов здесь совсем немного.

— А чем, по-твоему, обезьяна отличается от примата? — спросила Делла.

— По-моему, кто-то из них крупнее, — ответил Мейсон. — Ну, в конце концов, откуда мне знать? Если тебя это интересует, можешь взять фотографии и попробовать разобраться на досуге.

— Послушай, шеф, что написано в дневнике! — воскликнула Делла Стрит.

— Читай, — ответил Мейсон, — я внимательно слушаю.

Он повернул альбом к свету — так, чтобы удобнее было разглядывать фотографию Элен Кэдмас, снятой в позе, гарантирующей повышенный интерес любого мужчины.

Делла Стрит вырвала альбом с фотографиями у него из рук:

— Потом сможешь на это полюбоваться. Слушай, что она пишет.

И Делла зачитала отрывок из дневника:

«…Не знаю, смогу ли я выносить это и дальше. Бедняга Пит, похоже, догадался, что с ним собираются что-то делать, и невольно ищет у меня защиты. К остальным я более или менее равнодушна, а вот за Пита волнуюсь. Если они попытаются разрушить его разум или искалечить нервную систему, я буду вынуждена вмешаться. Другого выхода нет. Я скопила немного денег и попробую выкупить Пита, если, конечно, мистер Эддикс захочет его продать. Он не продаст, я абсолютно уверена в этом, если догадался, что я хочу избавить Пита от участи всех остальных. Не знаю, сможет ли вмешаться Общество защиты животных, но, если мне не удастся его купить, я буду вынуждена что-то предпринять».

— Все ясно, — подвел итог Мейсон, — какие-то домашние проблемы. Сильно сомневаюсь, что нам удастся извлечь из этого хоть какую-то пользу.

— Нужно попытаться выяснить, — сказала Делла Стрит.

Мейсон нахмурился.

— Вообще-то, если копнуть поглубже, — задумавшись, проговорил он, — то вполне могут возникнуть сомнения, действительно ли девушка покончила жизнь самоубийством. Насколько я помню, тело ее так и не было найдено. Когда яхта попала в шторм, они находились в открытом море, неподалеку от острова Каталина. Накануне вечером Эддикс продиктовал ей что-то, она обещала все перепечатать и принести к нему в каюту в восемь утра на следующий день. Шторм крепчал, и, когда она не пришла, Эддикс подумал, что ей, возможно, нездоровится. Он отправился в ее каюту проверить, все ли с ней в порядке, и обнаружил, что постель даже не разобрана. После этого осмотрели всю яхту — Элен нигде не было. Тогда возникло предположение, что ее или смыло за борт волной, или она покончила с собой. Эддикс приложил все силы, чтобы замять дело. По официальной версии, это самоубийство.

Неожиданно раздался телефонный звонок.

Делла Стрит подняла трубку.

— Алло, — проговорила она, — да, Герти, это я… Ладно, соедини меня с ним. Алло, — повторила она через какое-то время, — это Делла Стрит, личная секретарша Перри Мейсона. Все, что вам нужно, вы можете передать через меня. Кто?.. О, понятно… — Она слушала еще минуту, затем сказала: — Подождите немного, я попытаюсь связаться с мистером Мейсоном. Он сейчас на важном совещании, но, если вы настаиваете, я попробую ему все передать.

— Что там такое? — спросил Мейсон.

Делла Стрит прикрыла ладонью трубку.

— Это из редакции «Инквайера», — сказала она. — Они хотят прислать сюда фотографа и репортера, чтобы подготовить небольшой материал для завтрашнего номера.

— О чем?

— Об истории с покупкой дневников Кэдмас. Похоже, судебный исполнитель сболтнул об этом кому-то из репортеров, и в редакции решили, что смогут сделать броскую статью. Они хотят подать это в виде захватывающей истории на подлинном документальном материале.

— Передай им: пусть приходят, — сказал Мейсон. — Я охотно снабжу их первоклассным материалом. Это же отличная возможность оправдаться перед налоговым управлением. Ты сможешь с чистой совестью заявить, что пять долларов были вложены в рекламу.

— В газете, по всей видимости, считают, что ты купил дневники, преследуя вполне определенную цель. Речь шла о каком-то судебном процессе, начатом миссис Кемптон против Эддикса. Тебе что-нибудь известно об этом?

— Первый раз слышу, — признался Мейсон. — Но пусть они об этом даже и не подозревают. Нужно казаться таинственным и загадочным. Если подогреть интерес публики, то может получиться неплохой материал.

Делла кивнула и сказала в трубку:

— Мистер Мейсон сейчас на совещании, после этого у него деловая встреча, но он сможет уделить вам немного времени ровно через пять минут, если вы успеете сюда подъехать. — Она положила трубку. — А я-то надеялась, что мы сегодня сможем хоть немного расчистить эти почтовые завалы.

Мейсон улыбнулся:

— Ну кто же мог знать? Если бы не история с дневниками, мы вполне могли бы этим заняться. Вот что, Делла: пусть Джексон сходит в секретариат суда, просмотрит картотеку намеченных процессов и выяснит, что за иск, черт побери, возбудила Кемптон против Эддикса. И пусть сразу же позвонит мне. В общем-то, честно говоря, не больно нужно мне это интервью, ну да уж ладно — пускай они подготовят материальчик для своей газеты. Они имеют на это полное право, к тому же нипочем заранее не угадаешь, когда вдруг понадобятся дружеские связи с газетчиками.

Делла кивнула и, подойдя к бюсту Блэкстоуна, произнесла:

— Доброе утро, мистер Блэкстоун. Если вы не имеете ничего против, я позволю себе снять с вас эту шляпу, которую вы носите со столь неподражаемой лихостью. Мы ожидаем прибытия фотографа из газеты, и нам хочется, чтобы кабинет выглядел подобающим образом.

2

Во вторник утром Мейсон открыл дверь своего кабинета, снял шляпу и застыл на какое-то время с ней в руке, задумчиво уставившись на бюст Блэкстоуна.

— Ты уже читал сегодняшние газеты? — спросила Делла Стрит.

— Нет, только на заголовки взглянул, а что? — Мейсон медленно опустил шляпу.

— В иллюстрированном разделе «Инквайера» ты сможешь полюбоваться на собственные фотографии. А еще советую обратить внимание на торчащий у тебя в приемной оловянный доллар, который каждые пятнадцать секунд пялится на свои часы и с нетерпением ждет твоего прихода, чтобы побеседовать о «пакете с личным имуществом Элен Кэдмас».

— Вот как? — спросил Мейсон, подходя к стенному шкафу и устраивая свою шляпу в более подходящее место. — А при чем тут оловянный доллар?

— Я хочу сказать, что он такой же насквозь фальшивый, как оловянный доллар, — ответила Делла Стрит.

— А в чем это выражается?

— Зовут его Натан Фэллон. По его словам, он, я цитирую, является «в некотором роде компаньоном» мистера Бенджамина Эддикса, а также, как он уверяет, дальним родственником Элен Кэдмас. Он был просто шокирован, видите ли, когда узнал, что ее мемуары были проданы с торгов. Он такой весь елейный, сладкоречивый, утонченный, самодовольно ухмыляющийся, и у него якобы даже в голове не укладывается, как можно было поступить подобным образом. Ну, он-то, конечно, привык, что ему достаточно дать руководящие указания: «Эй, там, — сделать то и то».

— Ну, хорошо, — проговорил Мейсон. — А что выяснил Джексон о тяжбе Кемптон с Эддиксом?

— Он ведь вчера уже рассказал тебе в самых общих чертах об этом деле — предъявлено обвинение в клевете. Вот, можешь взглянуть на копию искового заявления.

Она вручила Мейсону копию жалобы, зарегистрированной в секретариате суда, и Мейсон бегло просмотрел ее, кивая головой и улыбаясь.

— Сюжет усложняется, — заметил он. — Насколько я понял, миссис Джозефина Кемптон была уволена при обстоятельствах, которые сочла совершенно неприемлемыми для себя. Она не смогла добиться от своего работодателя каких бы то ни было объяснений, а позже, когда она пыталась устроиться в другое место, оказалось, что если обращались за отзывом к мистеру Эддиксу, он письменно обвинял ее в воровстве.

— А как это можно квалифицировать с точки зрения закона? — спросила Делла Стрит. — Можно это представить как добросовестное заблуждение?

— Ты имеешь в виду письма Эддикса?

— Да.

Мейсон улыбнулся:

— Дорогая моя Делла. Ты позволяешь себе посягнуть на прерогативы защиты в процессе «Кемптон против Эддикса». Что касается того, как этот случай можно квалифицировать с точки зрения закона, то пусть уж они сами доведут тяжбу до конца; а вот что касается некоторых подробностей дела, то они меня весьма заинтересовали. И мне очень хотелось бы знать, почему мистеру Фэллону так нужны дневники Элен Кэдмас.

— Ну, он, конечно, не признается, — сказала Делла Стрит, — что его в первую очередь интересуют дневники. Ему просто хотелось бы получить личные вещи, оставшиеся после — я опять цитирую — «бедной, несчастной девочки».

— Ах ты Боже мой! — сказал Мейсон.

— Так что? — спросила она. — Ты примешь мистера Фэллона, или будешь дожидаться, пока он протрет дыру в ковре у нас в приемной, расхаживая взад-вперед?

— Я приму его, — ответил Мейсон, — но мистер Фэллон, который, очевидно, является не только напыщенным ничтожеством, но и скверным актером, должен увидеть нас во всей красе, Делла. Он, вероятно, привык иметь дело с самодовольными юристами, улаживающими делишки мистера Эддикса и дающими ему советы, как превратить доход в капитал, уплатив как можно меньше налогов. Я думаю, что как раз сейчас мистер Фэллон начинает постепенно осознавать, что столкнулся с совершенно другой породой кошек, — с этими словами Мейсон достал из шкафа свою шляпу, подошел к бюсту Блэкстоуна и, лихо заломив ее, водрузил ему на голову. — А теперь, Делла, ты можешь пригласить ко мне мистера Натана Фэллона.

Делла Стрит улыбнулась эксцентричному поступку Мейсона и поспешила в приемную. Вернулась она оттуда вместе с человеком, которого назвала оловянным долларом.

У Натана Фэллона был огромный выпуклый лоб, маленький курносый нос, на котором сидели очки с толстыми стеклами без оправы, и большой улыбающийся рот, придававший лицу дружелюбное, хотя и несколько заискивающее выражение. На макушке у него была лысина, да и надо лбом волосы заметно поредели, зато оставшиеся он отрастил насколько это только было возможно и зачесывал снизу вверх, закрепляя лаком, чтобы лысина блестела не так ярко.

— Мистер Мейсон! — воскликнул он. — Мистер Перри Мейсон! Я просто не в состоянии выразить все мое удовольствие от личного знакомства с вами. Я ваш искренний и давний поклонник. Я следил за отчетами в прессе о ваших судебных триумфах. Я уже давно решил, что если вдруг окажусь в каком-нибудь затруднительном положении, то обращусь за помощью именно к вам.

— Отлично, — сказал Мейсон, пожимая ему руку и незаметно подмигивая Делле Стрит. — Стало быть, насколько я понял, вы попали в затруднительное положение?

— Нет, нет, нет, отнюдь! Ну что вы, дорогой мой мистер Мейсон! Я боюсь, вы меня не так поняли. Со мной все в полном порядке.

— О, прошу прощения, — сказал Мейсон, — значит, я просто неверно вас понял. Садитесь!

Мейсон уселся за большим столом. Делла Стрит, с блокнотом наготове, заняла свое место.

— О, дорогой мой мистер Мейсон, я просто не могу выразить мои чувства от встречи с вами и с вашей прелестной секретаршей — мисс Стрит! Это подлинное удовольствие — видеть ее очаровательную фигуру.

— От ваших слов может создаться впечатление, что она раздета догола, — произнес Мейсон.

— О, нет, нет! Ну что вы, дорогой мой мистер Мейсон! Ну что вы, ради Бога!

Делла Стрит, оторвавшись от своего блокнота, бросила на него озорной взгляд.

Фэллон поспешил оправдаться:

— Я всего лишь имел в виду, что раньше только читал о ней и она была для меня чем-то неосязаемым, неопределенным. А теперь она стала для меня вполне определенной и очень даже осязаемой.

— И к тому же, — добавил Мейсон, — готовой застенографировать ваше обращение, чтобы зарегистрировать его по всей форме, как это полагается в нашем офисе.

— Да, да, конечно! Извините меня, мистер Мейсон! Разумеется, я понимаю, насколько ценно ваше время. Я и сам отношусь к тем, кто привык брать быка за рога.

— Вот и давайте.

— Я компаньон Бенджамина Эддикса и, как это ни странно, к тому же еще и родственник Элен Кздмас.

— И кем же вы ей приходитесь? — поинтересовался Мейсон.

— О, вообще-то я довольно дальний ее родственник, но она всегда называла меня дядюшкой. Это я помог ей получить место у Бенни.

— У Бенни? — переспросил Мейсон.

— Прошу прощения, у Бенджамина Эддикса. Мы называем его обычно Бенни.

— Понятно.

— Бедняжка Элен, милая моя девочка. Представить не могу, что заставило ее пойти на это, да еще совершить все столь ужасным способом. Ведь даже если она и решила покончить с собой, то намного проще было бы принять смертельную дозу снотворного, и не только намного проще, но и… позвольте мне говорить откровенно, мистер Мейсон, намного приличней.

— Я полагаю, — заметил Мейсон, — когда девушка находит свои жизненные проблемы непереносимыми и решает уйти в вечность, она менее всего озабочена приличиями.

— Да, да, конечно. Я понимаю, понимаю. Бедняжка. Я лично все это прекрасно понимаю, и тем не менее, мистер Мейсон, едва ли можно было совершить это более… если позволите мне так выразиться, более неподходящим способом.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, поднялась вся эта газетная шумиха, у Бенни — Бенджамина Эддикса — было много неприятностей, вот что я имею в виду. Мистер Эддикс был к ней очень привязан. Как к своей служащей, вы понимаете меня, мистер Мейсон, только как к своей служащей. Он сделал бы все возможное, чтобы облегчить ее страдания, если бы он, конечно, знал о них. Мне кажется, я могу заверить вас со всей определенностью, что если бы проблемы несчастной девушки были хоть каким-то образом связаны с деньгами, то мистер Эддикс сделал бы все возможное, оказал бы любую необходимую помощь…

— А в чем заключались проблемы? — спросил Мейсон.

Фэллон развел толстыми короткими руками:

— Я и сам этим озадачен, мистер Мейсон. Не могу вам сказать ничего определенного, Я просто не знаю.

— Она ни с кем не делилась своими переживаниями?

— Делилась, мистер Мейсон. Она делилась ими со мной, а я, к несчастью, не отнесся к этому достаточно серьезно. Мне казалось, что это всего лишь обычные женские разговоры, навеянные минутой уныния. Она говорила мне, что порой не в силах выносить груз возложенной на нее огромной ответственности, что часто жизнь становится для нее непереносимой, что она…

— О какой ответственности шла речь?

— Она не сказала мне, мистер Мейсон. К сожалению, я вынужден признать, что не сумел приободрить девушку. Я… Но в конце концов, к чему теперь об этом. Все уже в прошлом, и ничего нельзя изменить. Не смею больше отнимать ваше драгоценное время. Я, собственно, вот по какому поводу: сегодня утром я с удивлением прочел в газете, что вы купили личные вещи Элен. Я даже понятия не имел, что они где-то хранятся. Как ее ближайший родственник…

— По-моему, вы сказали, что приходитесь ей довольно дальним родственником?

— Относительно дальним, мистер Мейсон. То есть я имею в виду, что наше родство действительно довольно дальнее, но поскольку более близких родственников нет, то я могу считать себя ближайшим. Звучит это не слишком складно, но я абсолютно уверен, что вы меня прекрасно понимаете.

— Едва ли я могу разделить ваш оптимизм, — сказал Мейсон. — Однако какое у вас ко мне, собственно, дело?

— Но это же совершенно ясно, мистер Мейсон! Естественно, мне хотелось бы получить личные вещи несчастной Элен, на память о моей бедной крошке. Я прекрасно понимаю, что вы стали торговаться на аукционе только чтобы оказать услугу вашему приятелю, судебному исполнителю, и в результате были вынуждены купить вещи, не представляющие для вас никакой ценности. Вы уплатили, насколько мне известно, пять долларов. — Мистер Фэллон вскочил на ноги, вытащил из кармана хрустящую пятидолларовую бумажку и протянул ее Мейсону. Поскольку тот даже не шевельнулся, чтобы ее взять, Фэллон в некоторой растерянности повернулся к Делле Стрит и сказал: — Я полагаю, что именно на вас возложены обязанности по ведению финансовых расчетов, мисс Стрит?

Делла Стрит вопросительно взглянула на Мейсона.

Адвокат незаметно покачал головой.

Фэллон продолжал стоять с пятидолларовой купюрой в руке, переводя взгляд с Мейсона на Деллу Стрит, и на лице его было написано недоумение от полученного недвусмысленного отказа.

— Но я, откровенно говоря, не понимаю, — промолвил он. — Может быть, я выразился недостаточно понятно?

— Я купил пакет, — ответил Мейсон. — В нем было несколько тетрадей — ее дневники, альбом с фотографиями и некоторые другие вещи. Я полагаю, что не зря потратил пять долларов.

— Дневники, мистер Мейсон?

— Вот именно, — ответил Мейсон, не сводя глаз с посетителя, — и довольно пространные дневники.

— Но, дорогой мой мистер Мейсон, они, конечно же, не могут представлять для вас никакого интереса, и я уверен, что вы, извините за выражение, не собираетесь совать нос в секреты погибшей девушки.

— А почему бы и нет? — спросил Мейсон.

— Почему бы и нет? — переспросил шокированный таким ответом Фэллон. — Почему? О боже мой, мистер Мейсон, то есть как — почему?.. Вы, разумеется, шутите!

— И не думаю даже, — сказал Мейсон. — Мне ведь удается добыть себе средства к существованию только потому, что я немного разбираюсь в законах и немного в человеческой природе. Мне приходится выступать перед Судом Присяжных. Я занимаюсь перекрестным допросом свидетелей. Я просто обязан знать о человеческой природе немного больше, чем средний человек.

— Да, да, да. Я понимаю, мистер Мейсон. Это, конечно, само собой разумеется.

— Нельзя научиться понимать человеческую природу, — сказал Мейсон, — если слушать только то, что вам говорят.

— В самом деле? — удивился Фэллон.

— Да, — кивнул Мейсон. — Ведь люди всегда стараются представить себя в самом выгодном свете. Чтобы изучить человеческую природу, нужно наблюдать за людьми, когда они об этом не догадываются; нужно слушать их разговоры, когда они не знают, что их подслушивают; нужно копаться в их мыслях, если вы уверены, что мысли подлинные. Нужно изучать людей, когда их души обнажены от страдания.

— Честное слово, мистер Мейсон, вы меня просто поражаете.

— Взять, к примеру, вас, — продолжил Мейсон. — Абсолютно ничего нельзя узнать ни о вас, ни о ваших мыслях, ни о мотивах, приведших вас сюда, ни о том, что вам на самом деле нужно, если слушать только то, что вы мне говорите.

— Я… мистер Мейсон… Вы что, обвиняете меня в лицемерии?

— Позвольте задать вам вопрос, — сказал Мейсон. — Вы рассказали мне всю правду?

— Ну конечно же! Да, да, разумеется, всю!

— И дневники нужны вам только по чисто сентиментальным мотивам?

— Ну да, совершенно верно.

— В таком случае, — сказал Мейсон, — я должен сообщить вам, что мне они нужны для дела. Они помогают мне лучше понять человеческую природу. Так что давайте на этом закончим нашу беседу, мистер Фэллон, и разойдемся, не испытывая друг к другу неприязненных чувств.

— Но я, честно говоря, не понял, мистер Мейсон.

— Я постарался вам объяснить.

— Может быть, вы хотите сказать, что эти вещи представляют для вас более существенную ценность в денежном выражении?

— Совершенно верно.

— О, — произнес Фэллон, лучезарно улыбаясь, — в таком случае я полностью готов учесть ваши интересы. Я полагал, поскольку обращаюсь к вам как джентльмен к джентльмену, что компенсации в размере пяти долларов будет вполне достаточно, но раз вопрос упирается в финансовую сторону дела…

— Отнюдь, — сказал Мейсон, — просто выяснилось, что я не желаю расставаться с вещами, приобретенными мною в собственность.

— О, я понимаю, но если речь идет исключительно о финансовой стороне проблемы, о конкретной сумме, то я, мистер Мейсон, готов подойти к рассмотрению этого вопроса с принципиально иных позиций.

— Ну что ж, давайте, подходите.

— Прекрасно, мистер Мейсон… С точки зрения денежных интересов, исходя из того, что сделка должна быть выгодна для вас в финансовом отношении… Позвольте, я следующим образом сформулирую свою мысль: вы приобрели некое имущество за пять долларов и желаете получить прибыль от его продажи в размере по меньшей мере пяти долларов. Верно?

— Верно.

— Я бы даже сказал — больше пяти долларов.

— Совершенно верно, и намного больше.

Лучезарная улыбка неожиданно сползла с лица Фэллона. Он запустил свою коротенькую руку во внутренний карман пиджака, извлек бумажник из свиной кожи, раскрыл его, отсчитал пять стодолларовых купюр и бросил их на стол перед Мейсоном.

— Отлично, мистер Мейсон, — сказал он. — Будем говорить начистоту. Вот ваша прибыль.

Мейсон отрицательно покачал головой.

Фэллон удивленно поднял брови.

— Прошу прощения, — сказал Мейсон, — но едва ли меня сможет удовлетворить подобная компенсация.

Короткие пальцы Фэллона вновь раскрыли бумажник из свиной кожи. На стол легли еще пять сотенных бумажек.

— Отлично, Мейсон, — холодно произнес он, — итого здесь тысяча. И прекратим, черт возьми, этот фарс.

От добродушия его не осталось и следа, Теперь он напоминал игрока в покер, сделавшего ставку и внимательно наблюдавшего за своим противником, пытаясь угадать, чем тот ему ответит и какие у него на руках карты.

— Эти дневники не продаются, — сказал Мейсон.

— Но, мистер Мейсон, ситуация становится просто абсурдной!

— Мне она таковой совершенно не кажется, — возразил Мейсон. — Я купил некий товар, потому что он был мне нужен. И он по-прежнему мне нужен.

— Мистер Мейсон, — сказал Фэллон, — давайте говорить начистоту. Мне не хочется больше темнить. Я не могу предложить вам больше тысячи долларов. То есть я получил инструкцию остановиться именно на этой сумме. Мне кажется, однако, что… Мистер Мейсон, не согласились бы вы переговорить лично с Бенджамином Эддиксом?

— О чем?

— О документах, имеющихся в вашем распоряжении.

Мейсон покачал головой:

— По-моему, нам не о чем с ним разговаривать.

— Я полагаю, есть о чем, мистер Мейсон. Мне кажется, что если вы встретитесь с мистером Эддиксом лично, то поймете… В конце концов, мистер Мейсон, давайте прекратим пустые препирательства и подойдем к делу трезво.

— Ну, тут все в ваших силах, — ответил Мейсон. — Вперед, пойдите, закажите себе что-нибудь безалкогольное. Я полагал, что вы интересуетесь пакетом сугубо по сентиментальным мотивам, как родственник Элен Кэдмас.

— Вы что, серьезно?

— Но вы же сами мне это сказали.

— Боже мой, мистер Мейсон, нужно же было хоть что-то вам сказать! Вы ведь юрист. И разумеется, осознаете, что обсуждаемая проблема требовала такого подхода, который позволил бы нам обоим сохранить лицо в данной ситуации.

— Я не уверен, что мое лицо нужно сохранять, — возразил Мейсон.

— Нет, нет, прошу вас, не нужно шутить, мистер Мейсон! Давайте говорить друг с другом серьезно и откровенно.

— Что касается меня, то я говорил с вами совершенно откровенно.

— Ну хорошо, в таком случае и я буду говорить с вами откровенно. Исчезновение Элен Кэдмас породило множество нелепых догадок. Газетные писаки, живущие за счет того, что выплескивают публике, жаждущей сенсаций, всякие помои, просто набросились на эту историю. Мистеру Эддиксу пришлось на какое-то время уединиться и принять тщательно продуманные меры предосторожности, чтобы не оказаться затравленным до смерти этими любителями сенсационной ерунды. А теперь вдруг выясняется, что Элен вела дневник. Не понимаю, как получилось, что следователи ничего об этом не знали.

— Ходят слухи, — сказал Мейсон, — что Эддикс использовал все свое политическое влияние. В результате следствие взяло огромную кисть и торопливо замазало дело толстым слоем побелки. Следствия, как такового, и не было.

— А по-моему, мистер Мейсон, ваше утверждение, не имеет под собой никаких оснований. Вы и сами едва ли в это верите. Мистер Эддикс всего лишь хотел оградить себя от некоторых неудобств личного плана, и не более того.

Мейсон усмехнулся.

— Прекрасно, — воскликнул Фэллон, — давайте говорить начистоту! Дневники эти всплыли совершенно случайно. Боже мой, мы ведь даже не имели представления, что они вообще существуют. Очевидно, их нашли в какой-нибудь коробке, о которой не было известно. Последний дневник, разумеется, был…

— Да? — переспросил Мейсон.

Фэллон кашлянул.

— Я не то хотел сказать. Это просто обмолвка.

— Что случилось с последним дневником? — спросил Мейсон.

Фэллон посмотрел Мейсону прямо в глаза. Взгляд его стал жестким и враждебным.

— Вы меня не так поняли, — медленно проговорил он. — Очевидно, она перестала вести дневник, и та тетрадь, что находится у вас, — последняя.

— Сколько Эддикс готов заплатить? — поинтересовался Мейсон.

— Я не знаю, — ответил Фэллон. — Он приказал мне торговаться с вами до тысячи долларов. Мы вообще были уверены, что получим их даром, просто возместив вам расходы или, в самом худшем случае, если бы вы решили сорвать на этом куш, уплатив две-три сотни долларов. Но встретившись с вами и уразумев, что вас не проведешь всей этой сентиментальной чепухой, я сразу предложил предельную сумму, на которую меня уполномочили.

— Отлично, — сказал Мейсон. — И что вы собираетесь предпринять теперь?

Фэллон упрятал сотенные купюры обратно в бумажник, аккуратно свернул пятидолларовую бумажку, положил ее в карман, улыбнулся Мейсону и ответил:

— Я пойду за дальнейшими инструкциями. Благодарю вас. Всего наилучшего!

Он резко повернулся и вышел из офиса.

Мейсон посмотрел на Деллу Стрит. Во взгляде его можно было прочесть невысказанный вопрос.

— Ну что ж, — сказала Делла, — похоже, сегодня вечером обычной работой заняться не придется.

— Похоже, что заняться обычной работой не придется и в ближайшие сутки. Я возьму одну из тетрадок, ты возьмешь другую, дай одну Джексону и одну Герти. Мы должны прочитать эти дневники самым внимательным образом. Нужно вчитаться в каждое слово. Отмечай все, что покажется важным, и делайте выписки со ссылками на страницы. Мы должны выяснить, чем так обеспокоен мистер Бенджамин Эддикс, и желательно, еще до того, как мы получим от него весточку. Каким числом помечена последняя запись, Делла?

— Я уже посмотрела, шеф, — ответила она, — записи кончаются примерно за две недели до ее исчезновения.

— Черт побери, дорого бы я заплатил, чтобы взглянуть на тетрадь номер пять, — сказал Мейсон, — но по обмолвке, сделанной нашим оловянным Фэллоном, я понял, что Эддикс, Фэллон и компания уже нашли этот дневник, засунули его в мешок и, привязав что-нибудь потяжелее, швырнули за борт в самом глубоком месте пролива. Ну хорошо, Делла, давай выясним, чем же мы располагаем. Отмени все назначенные на сегодня визиты, смети со стола почту, и давай приниматься за работу.

3

Поздно вечером во вторник, когда все остальные уже разошлись по домам, Мейсон и Делла Стрит сидели в кабинете адвоката и сопоставляли информацию, выуженную из дневников Элен Кэдмас.

— Чтоб мне провалиться, — воскликнул Мейсон, — но лично я не исключаю возможность убийства!

— Ну, а я уже почти наверняка могу исключить возможность несчастного случая или самоубийства, — сказала Делла Стрит.

— У нас нет никаких улик, — возразил ей Мейсон, — то есть я имею в виду, ничего конкретного.

— Для меня они достаточно конкретны, — с чувством произнесла Делла Стрит. — Ты ведь внимательно прочитал дневник, шеф, и перед тобой, конечно, возник образ чертовски симпатичной, совершенно нормальной молодой девушки с прекрасной фигурой — девушки, мечтавшей сниматься в кино, о чем мечтают почти все симпатичные девушки. И ты получил представление о ее проницательном и глубоком уме. Она восхищалась силой характера Бенджамина Эддикса. Ее возмущало, как он обращается с обезьянами. Она чувствовала, что в его жизни есть какая-то тайна. По первой тетради хорошо видно, с каким жгучим любопытством она пыталась выяснить, что это за тайна, а затем, совершенно неожиданно, перестает упоминать об этом. И вот еще что — девушка была влюблена.

— Почему ты так решила, Делла?

— По ее настроению, по тому, что она писала в своем дневнике. У нее было предостаточно свободного времени, и она часто погружалась на досуге в романтические мечтания.

— Но она не доверяла свои романтические мечты дневнику, — заметил Мейсон.

— В открытую — нет, — согласилась Делла, — но это можно прочесть между строк. По каким-то причинам девушка избегала писать в дневнике совершенно откровенно, но она, вне всякого сомнения, выражала свои настроения. Влюбленные всегда пишут о красоте природы, о том, как прекрасна весна в природе и весна в человеческом сердце.

— Как ты поэтично рассказываешь, Делла!

— Я всего лишь рассуждаю логично.

— А ты сама случайно не ведешь дневник?

Лицо Деллы ярко вспыхнуло.

— И кроме того, — поспешно сказала она, — Элен ненавидела Натана Фэллона.

— А что, кто-нибудь испытывает к нему более дружеские чувства?

— Сам Натан Фэллон.

Мейсон откинулся назад и захохотал.

Делла улыбнулась и продолжила:

— Она любила животных и была очень сильно привязана к обезьяне по имени Пит. Ее возмущали эксперименты, которые Бенджамин Эддикс проводил с животными.

Мейсон задумчиво прищурился:

— Эксперименты у Эддикса велись на самом высоком научном уровне. Он пытался воздействовать на нервную систему животных. И у него были довольно своеобразные идеи, связанные с гипнозом. Очевидно, он осознал, что человека нельзя погрузить в гипнотический транс настолько глубоко, чтобы он смог сделать нечто противоречащее его высшим моральным установкам, но ему, похоже, казалось, что гориллы, как существа человекообразные, могут поддаваться воздействию гипноза и, к примеру, способны убить человека. Черт бы меня побрал, если я понимаю, что именно он пытался этим доказать. Я чувствую, что это каким-то образом связано с прошлым Эддикса. С ним, очевидно, стряслась большая беда, возможно, он совершил преступление и подозревал, что пошел на это под чьим-то гипнотическим влиянием.

— Кошмарная обстановка для секретарши, — сказала Делла Стрит. — Эддикс богат, но это отнюдь не оправдывает его жестокого обращения с животными.

Мейсон кивнул:

— Вероятно, вначале Элен Кэдмас испытывала то же самое. Затем, похоже, ее взгляды несколько изменились. Она, несомненно, относилась к Эддиксу с большим уважением и чувствовала, очевидно, что за его экспериментами скрывается нечто очень важное.

— А затем ее убили, — сказала Делла Стрит.

— Не нужно так говорить, Делла. Нет абсолютно никаких доказательств.

— Ну, я чувствую интуитивно, очень ясно чувствую, что она не могла пойти на самоубийство.

— В тетради, которую я читал, — сказал Мейсон, — есть еще одна очень любопытная вещь, Делла. Меня она очень заинтересовала.

— Что именно?

— У этой обезьяны, Пита, которую она так любила, появилась привычка таскать ее мелкие безделушки — все, чем она, по мнению обезьяны, любовалась. Пудреницу, губную помаду, сережки — она все подряд хватала и прятала. Скорее всего, ее любимым тайником была огромная греческая ваза в холле… Делла, у меня появилось одно подозрение… Кто из адвокатов представляет миссис Джозефину Кемптон в процессе против Эддикса?

— Сейчас посмотрю, — сказала Делла Стрит и вышла из кабинета.

Вернувшись минуты через три, она вручила Мейсону листок, на котором было напечатано на машинке:

«Джеймс Этна, адвокатская контора „Этна, Этна и Дуглас“.

— Боюсь, я совершила глупость, шеф, — сказала она, когда Мейсон ознакомился с запиской.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда я вышла в приемную, телефон зазвонил так настойчиво, что казалось, вот-вот развалится на части. В общем, я хотела объяснить, что рабочее время уже кончилось и на звонок ответить некому… Ну и выяснилось, что я разговариваю с Мортимером Херши, финансовым управляющим Бенджамина Эддикса. Он очень хотел договориться о твоей встрече с мистером Эддиксом.

— Что ты ему ответила? — спросил Мейсон.

— Я сказала, что должна связаться с тобой, уточнить, какие встречи уже намечены на завтра, и назначить подходящее для тебя время. Тогда он заявил, что мистер Эддикс не сможет прийти к тебе в офис, поскольку он ранен.

— Ранен?

— Он сказал именно так.

— Он сообщил какие-нибудь подробности?

— Больше ничего. По его словам, мистер Эддикс ранен и не сможет приехать к тебе в офис, но, как ему представляется, встреча с мистером Эддиксом была бы в твоих же интересах. Я ответила, что попытаюсь связаться с тобой и перезвоню ему.

— Вот что, — сказал Мейсон, — попробуйте-ка, Делла, для очистки совести дозвониться до конторы «Этна, Этна и Дуглас».

— В такое время там наверняка уже никого нет.

— Кто-нибудь из компаньонов мог задержаться на работе. В конце концов, Делла, мы-то ведь работаем допоздна.

— Вот это точно. — Она сняла телефонную трубку, набрала номер и через мгновение спросила: — Простите, кто у телефона?.. Вас беспокоят из офиса Перри Мейсона… Да, да, адвокат… О, это вы?.. Прошу извинить за столь поздний звонок, но мистеру Мейсону нужно срочно поговорить с мистером Джеймсом Этной. Минутку, не вешайте, пожалуйста, трубку. — Делла Стрит кивнула Мейсону и щелкнула рычажком коммутатора. — Еще одна сова, — сказала она. — Он и в самом деле задержался из-за срочного дела.

Мейсон снял трубку:

— Алло. Говорит Перри Мейсон, Это Джеймс Этна?

— Да, я вас слушаю.

— Вы представляете интересы миссис Джозефины Кемптон в процессе против Бенджамина Эддикса?

— Совершенно верно.

— Случилось так, что меня заинтересовало это дело, — сказал Мейсон.

— А чьи, собственно, интересы вы представляете? — осторожно и с некоторой прохладцей в голосе полюбопытствовал Этна.

— Ничьи. Просто оно меня интересует.

— Ну, положим, оно и меня интересует. Случай, по-моему, возмутительный до безобразия. Это именно из-за него у меня сегодня вечером сорвался деловой ужин. Рассмотрение должно состояться в суде послезавтра, и я пытаюсь откопать какой-нибудь подходящий закон.

— Не могли бы вы вкратце сообщить мне, в чем суть проблемы?

— Я полагаю, в исковом заявлении все изложено достаточно ясно, — осторожно ответил Этна.

— Мне хотелось бы получить более подробную информацию.

— С какой целью?

— Ну, скажем так, из чистого любопытства.

— Боюсь, мистер Мейсон, что не смогу вам ничем помочь — придется вам довольствоваться исковым заявлением. Разумеется, когда дело будет принято к рассмотрению в суде…

— Просто есть шанс, — сказал Мейсон, — что я смогу вам кое в чем помочь.

— Каким образом?

— В данный момент я не могу вам ничего объяснить, но если вы расскажете мне кое-что… Я, разумеется, не претендую на то, чтобы вы делились со мной конфиденциальной информацией, но…

— Ну ладно, — сказал Этна, — я могу изложить вам в общих чертах, в чем суть дела. Миссис Кемптон была уволена без предупреждения. Она работала у мистера Эддикса примерно два с половиной года, но Эддикс даже не пожелал объяснить ей причины увольнения. Миссис Кемптон покинула его вне себя от возмущения. Она не попросила рекомендательных писем и, таким образом, совершенно неожиданно осталась без работы.

— Неужели она не знает, почему так произошло?

— Насколько ей известно, никаких причин для этого не было.

— Продолжайте — что произошло дальше?

— Ну, в общем, она подыскала себе подходящее место. Естественно, хозяева хотели знать, у кого она раньше работала, и миссис Кемптон сказала. Работала она у них примерно две недели. Вне всяких сомнений, она вполне удовлетворительно справлялась со своими обязанностями, и вдруг как гром с ясного неба — ее опять увольняют без предупреждения. Она не могла понять, в чем дело. Как бы то ни было, миссис Кемптон — прекрасный повар и экономка — тут же устроилась в другое место. Разумеется, здесь тоже хотели знать ее прежнее место работы, она сообщила им, приступила к обязанностям, и все было отлично. Наниматели были абсолютно всем довольны, а затем неожиданно без лишних слов ее рассчитали.

— Продолжайте, — попросил Мейсон.

— Видите ли, это известно очень немногим. Но вам, я думаю, можно доверять.

— Если возникают какие-то проблемы, то можете не говорить, — сказал Мейсон. — Конфиденциальные сведения мне не нужны.

— О, на суде это все равно станет известно, — ответил Этна. — В общем, миссис Кемптон обращалась в нашу контору по поводу страховки и поделилась со мной возникшими подозрениями, подробно рассказав обо всем, что произошло. Я попросил одного моего приятеля написать Бенджамину Эддиксу и сообщить, что к нему устроилась на работу миссис Джозефина Кемптон, которая, насколько он понял, последние два года работала у мистера Эддикса. Он просил мистера Эддикса дать ей рекомендацию, охарактеризовав ее деловые качества.

— И что в результате? — спросил Мейсон.

— Не прошло и недели, как было получено письмо от Бенджамина Эддикса. В нем было короткое сообщение о том, что миссис Кемптон была уволена из-за ее нечестности, что бесследно исчезло весьма ценное бриллиантовое кольцо — оно было очень дорого мистеру Эддиксу и стоило около пяти тысяч долларов; что платиновые часы, стоимостью тысяча семьсот пятьдесят долларов, тоже пропали; что не было достаточно улик для привлечения миссис Кемптон к суду за кражу, но доказательств было достаточно для Эддикса, чтобы ее немедленно уволить.

— Черт побери, это же надо суметь состряпать такое письмецо! — воскликнул Мейсон.

— Вот именно, вы понимаете меня?

— И что же вы предприняли?

— Ну, только для того, чтобы подстраховаться, я устроил миссис Кемптон на работу к моим друзьям, людям, которым я могу доверять, — письмо должно быть безупречным с юридической точки зрения. Вы ведь понимаете — первое письмо было написано человеком, на самом деле не нанимавшим на работу миссис Кемптон, и это могло серьезно осложнить ситуацию в суде.

— Да, я понимаю.

— И вот, миссис Кемптон таким образом нашла место с жалованьем в двести пятьдесят долларов в месяц, с питанием и комнатой, очень даже неплохое место. Хозяева написали мистеру Эддиксу и получили точно такое же письмо, как и все остальные. Они, естественно, его сохранили и готовы предъявить на суде.

— Дело будет рассматриваться послезавтра?

— Совершенно верно. Я из кожи вон лезу, чтобы как можно скорее начать судебное разбирательство, — для моего клиента это имеет очень большое значение. Эддикс может позволить себе стричь купоны. Мой клиент вынужден работать.

— Вы не пытались склонить Эддикса к компромиссу?

— Я сделал все возможное, чтобы хоть как-то повлиять на Эддикса. Не знаю, знакомы ли вы с ним.

— Нет.

— Короче говоря, он чрезвычайно упрямый человек. Он заявил мне, что у него есть улики, которые убедят кого угодно: именно миссис Кемптон стащила бриллиантовое кольцо и часы; и что он просто проявил великодушие и не стал возбуждать уголовное дело, но, если я потащу его в суд, он опозорит миссис Кемптон навсегда. Он сказал, что если она захочет устроиться на работу, не обращаясь к нему за рекомендациями, то он не будет иметь ничего против. Для этого ей всего лишь нужно соврать о своем последнем месте работы. Но если кто-нибудь напишет ему и спросит его мнение о миссис Кемптон, он будет откровенен.

— Я полагаю, — сказал Мейсон, — что вы просмотрели все законоположения о добросовестном заблуждении?

— Вот как раз этим я сейчас и занимаюсь, — ответил Этна. — Тут множество проблем — добросовестного заблуждения, наличия злого умысла, разумных оснований для написания подобных писем и много чего еще. В законе достаточно определенно это не сформулировано.

— Я хотел бы задать вам еще один вопрос, — сказал Мейсон. — Вспомните, не доводилось ли вам читать в газетах об исчезновении секретаря Эддикса, девушки по имени Элен Кэдмас?

— Я никогда не запоминаю, о чем там они пишут в газетах. Нет, не помню, — ответил Этна.

— Но вам что-нибудь известно о ее исчезновении?

— Только то немногое, что сообщила мне миссис Кемптон, — осторожно проговорил Этна.

— Вот теперь, — сказал Мейсон, — мы и подошли к тому, что мне нужно. Что именно рассказала вам миссис Кемптон?

— А что конкретно вас интересует?

— В данный момент я не могу поделиться с вами информацией по этому вопросу.

— В таком случае я в данный момент не могу поделиться с вами вообще никакой информацией.

— Ну хорошо, меня интересует, не связано ли увольнение миссис Кемптон с исчезновением Элен Кэдмас?

Этна надолго задумался.

— Элен Кэдмас совершила, как предполагают, самоубийство примерно за два дня до увольнения миссис Кемптон. У нас сложилось мнение, что если, поймите меня правильно, мистер Мейсон, я никого не обвиняю, что если нечто было похищено в особняке Эддикса, то гораздо больше оснований подозревать Элен Кздмас, а не миссис Кемптон. Я сейчас попытаюсь обосновать это предположение. Кольцо и часы были оставлены в спальне мистера Эддикса. Спальня была заперта. Ключ от нее был только у двоих — у миссис Кемптон и у Элен Кэдмас. Миссис Кемптон была экономкой, а Элен Кэдмас входила туда в связи с выполнением своих секретарских обязанностей. Собственно говоря, это были апартаменты из нескольких комнат: спальня, кабинет, ванная и небольшое помещение для животных. На данный момент, мистер Мейсон, это все, что я могу вам сообщить.

— По какому телефону я мог бы связаться с вами сегодня вечером?

— Я буду в конторе еще час или два. Мой домашний телефон Вест девятьсот семь двести одиннадцать.

— Огромное спасибо, — сказал Мейсон, — возможно, — я позвоню попозже.

Мейсон положил трубку. Делла Стрит вопросительно посмотрела на него.

— Я полагаю, — сказал Мейсон, — твой невысказанный вопрос связан с желанием знать содержание моей беседы с мистером Джеймсом Этной.

— Мой невысказанный вопрос, — ответила она, — связан с желанием знать, когда же мы наконец поужинаем.

— Прямо сейчас, Делла, — рассмеялся Мейсон. — И сразу же после ужина отправимся к мистеру Эддиксу и выясним, что именно он собирается нам сообщить, и если случайно — пойми, Делла, это все равно что найти в полном мраке дробинку, один шанс из тысячи, — и если мы случайно найдем в греческой вазе в холле кольцо стоимостью пять тысяч долларов и платиновые часы стоимостью тысяча долларов, то заставим надменного и имеющего, похоже, садистские наклонности миллионера прижать хвост.

— Прекрасно, — сказала Делла Стрит, — но я думаю, что не стоит заниматься этим на пустой желудок.

— Вот это точно. Где бы ты хотели перекусить?

— Там, где мне подадут огромный бифштекс с маслом и петрушкой, и, раз уж мы собираемся с визитом к миллионеру, я думаю, мы сможем позволить себе такую роскошь, как французская булочка, поджаренная до хрустящей коричневой корочки и посыпанная тертым чесноком.

— Несомненно, — серьезно заявил Мейсон, — мы должны сполна наслаждаться теми редкими удовольствиями, которые предоставляет нам наша профессия. Ведь если бы мы составляли завещание для мистера Эддикса и он вызвал бы нас для консультации по деловому вопросу, мы были бы вынуждены отказаться от чеснока, Делла.

— О, само собой, — согласилась она, и глаза ее блеснули, — но при сложившихся обстоятельствах, принимая во внимание и то, что я сегодня работала до позднего вечера, ты мог бы заказать мне еще и бутылочку красного кьянти — к бифштексу и булочке с чесноком.

— Что ж, договорились, — сказал Мейсон. — И позвони перед уходом мистеру Мортимеру Херши, сообщи ему, что мы сможем приехать к мистеру Эддиксу сегодня в девять тридцать вечера.

— Может быть, если он еще не ужинал, посоветовать ему съесть немного чеснока, чтобы, учитывая сложившиеся обстоятельства, он мог получить большее удовольствие от общения с нами?

— Нет, — сказал Мейсон, — мы не настолько хорошо его знаем.

— Но ведь узнаем? — спросила она.

— О, несомненно, — пообещал с улыбкой Мейсон, — но он никакого удовольствия от этого не получит.

4

Мейсон плавно затормозил перед коваными железными воротами, сквозь прутья которых виднелась широкая дорожка, усыпанная гравием.

Охранник, с большой шерифской звездой на груди, мощным электрическим фонарем в руке и револьвером в кобуре, прицепленной к набитому патронташу, стоял сразу за воротами.

Яркий луч фонаря осветил салон автомобиля.

Мейсон опустил стекло.

— Что вам здесь нужно? — спросил охранник.

— Во-первых, — ответил Мейсон, — мне нужно, чтобы вы не слепили мне глаза фонарем.

Луч скользнул в сторону, затем фонарь погас.

— А во-вторых, мне нужно видеть Бенджамина Эддикса, — продолжал Мейсон.

— А я хочу знать, — пробурчал охранник, — нужно ли Бенджамину Эддиксу видеть вас.

— Он уверял, что очень нужно.

— Имя?

— Перри Мейсон.

— Ждите здесь, — сказал охранник, — и не вздумайте вылезать из машины. Сидите и ждите, пока я не позвоню в усадьбу.

Он подошел к телефону, спрятанному в углублении одной из квадратных каменных колонн, на которых крепились ворота.

— Здесь живут милые, дружелюбные и очень гостеприимные люди, верно ведь? — сказал Мейсон Делле Стрит.

— Ну, это, может быть, вынужденные меры. Место здесь довольно уединенное, и, кроме того, шеф, похоже, мистер Эддикс очень богат. Мне кажется, он должен опасаться воров.

Охранник повесил телефонную трубку и нажал на кнопку — тяжелые ворота на отлично смазанных петлях начали медленно открываться.

Охранник подошел к машине.

— Все в порядке, — обратился он к Мейсону, — мистер Эддикс вас ждет. Поезжайте прямо по этой гравийной дорожке, никуда не сворачивая. Когда подъедете к главному входу — это там, где большие колонны, — остановите машину прямо у каменной лестницы. Вас будут встречать. Машину оставите там. По дороге не останавливаться и из машины не выходить. Все понятно?

— Все понятно, — сказал Мейсон, — хотя меня не слишком-то вдохновляет столь сердечная встреча. А что будет, если мы выйдем из машины?

— Много чего.

— Ну например?

— Ну, вы пересечете, к примеру, невидимые лучи сигнализации, а как только вы это сделаете, тут такое начнется, что вы и представить себе не можете! Вой сирен, прожектора. Кроме того, автоматически откроются двери собачьего питомника и сторожевые собаки будут выпущены на волю. Только потом не говорите, что я вас не предупреждал. Если вам хочется поэкспериментировать, то вперед — можете проверить сами.

Охранник вернулся на пост.

Мейсон повернулся к Делле Стрит.

— Мне кажется, мистер Эддикс превосходно организовал свою защиту. Недостаток гостеприимства он, похоже, решил компенсировать прекрасной технической организацией.

Адвокат переключил передачу, и машина скользнула в ворота. Под шинами шуршал гравий широкой, плавно изгибающейся дорожки; неискушенному наблюдателю казалось, что ухоженная территория вокруг представляет множество возможностей для уединения.

Через несколько мгновений перед ними возникли смутные очертания огромного каменного дома, смягченные вьющимся то тут, то там плющом.

— Да, — сказал Мейсон, — перед нами типичный образец элегантной архитектуры федеральной тюрьмы.

Он затормозил у ступенек парадного входа.

Каменное крыльцо было залито ослепительным светом. Где-то позади захлебывались диким лаем собаки.

Мейсон заглушил мотор, выключил фары и, открыв дверцу, пошел вокруг машины, чтобы помочь выйти Делле. Она, не дожидаясь его, сама распахнула дверцу и быстро взбежала наверх по ступенькам каменной лестницы.

Огромная дверь особняка отворилась, и появился Натан Фэллон.

— Добро пожаловать в Стоунхендж, — поприветствовал он гостей.

— Стоунхендж? — удивленно переспросила Делла Стрит.

— Да, именно так называется особняк, — ответил Фэллон, — он довольно большой, мисс Стрит. Здесь достаточно места для удовлетворения всех потребностей мистера Эддикса — для приема гостей, для работы, для экспериментов с животными.

— Да, кстати, а с какой целью проводятся эксперименты, о которых вы упомянули? — спросил Мейсон.

Натан Фэллон больше не пытался демонстрировать любезность. Он перестал улыбаться и молча посмотрел на Мейсона сквозь толстые линзы своих очков.

— Не ваше дело, — отрезал он.

На мгновение воцарилась тишина, затем Натан Фэллон сделал шаг назад и жестом пригласил их войти.

— Прошу вас, — произнес он.

Они вошли в гостиную, в могучем тяжеловесном убранстве которой варьировался все тот же мотив федеральной тюрьмы.

Справа в дверях отдернулась портьера — там стоял, наблюдая за ними, худощавый человек.

У него были серо-голубые, абсолютно ничего не выражающие глаза — такие большие, что, когда он моргал, веки, казалось, опускались неестественно медленно, как у совы. Затем, когда огромные выпуклые глаза вновь открывались, они напоминали объективы двух фотоаппаратов, снимающих все происходящее на пленку.

— Добрый вечер, — произнес мужчина, неуловимой интонацией ясно дав понять, что это не обычное приветствие, а утомительная пустая формальность.

— Разрешите представить вам мистера Мортимера Херши, — сказка Натан Фэллон, — менеджера мистера Эддикса.

— Если я правильно понял, — произнес Херши, — это мисс Стрит, а в данный момент я имею честь беседовать с мистером Перри Мейсоном?

— Совершенно верно.

— Прошу вас, проходите.

Он провел их в комнату, которая оказалась своего рода гибридом библиотеки и громадного офиса.

Посреди комнаты стоял массивный стол длиной добрых пятнадцать футов. Вдоль одной из его сторон были выстроены удобные кожаные кресла.

Однако, как бы ни был огромен стол, сами размеры комнаты были таковы, что он не доминировал над окружающей обстановкой. Три стороны комнаты занимали книжные шкафы. Над ними висели полотна, изображавшие сражающихся рыцарей.

На некоторых картинах закованные в латы всадники, наклонившись вперед с копьями на изготовку, атаковали друг друга. На других были изображены пешие рыцари, сошедшиеся в рукопашном бою, или тяжело вооруженные всадники, нападавшие на пехотинцев; на каких-то — лучники, выстроившись в боевой порядок, выпускали из длинных луков стрелы, дрожавшие в полете от собственной тяжести и неумолимой энергии движения и устремлявшиеся в сторону группы тяжеловооруженных рыцарей; кони ржали, агонизируя среди тел убитых пехотинцев и рыцарей, сжимавших алые от крови мечи и щиты.

По всей комнате стояли большие кожаные кресла, в которых можно было устроиться с чрезвычайным комфортом. Перед каждым таким креслом имелась скамеечка для ног, а сбоку — неяркая лампа для чтения. Сама комната была освещена ровным светом скрытых ламп.

— Прошу вас, присаживайтесь, — пригласил их Херши и, проводив к столу, устроил так, что Мейсон и Делла Стрит сели с одной стороны, а Натан Фэллон и сам Херши — с другой.

— А теперь, — проговорил Херши, осторожно подбирая слова, — я хотел бы, мистер Мейсон, принести вам извинения от имени мистера Эддикса.

— За что?

— За то, что вас недооценили.

— Вы имеете в виду, что меня недооценил мистер Эддикс?

— Нет — Фэллон, — сказал Херши, неторопливо повернулся и, медленно подняв веки, в упор взглянул на Фэллона.

В его оценивающем взгляде было что-то нарочито презрительное, но на губах Херши застыла все та же улыбка.

Он снова повернулся к Мейсону.

— Отлично, — сказал Мейсон, — сначала меня недооценили, затем мне принесли извинения. Никакой нужды, впрочем, в этих извинениях не было.

— Ну разумеется.

Мортимер Херши выдвинул ящик стола, извлек оттуда пачку купюр и принялся нарочито медленно отсчитывать, пока перед ним не оказалось тридцать новеньких, хрустящих стодолларовых банкнот.

— Это за что? — спросил Мейсон.

— За дневники и фотографии, — ответил Херши.

— И для чего они вам нужны?

— Их хочет получить мистер Эддикс. Само собой разумеется, мистер Мейсон, вы должны понимать: мистер Эддикс никогда не подтвердит, что уплатил такую сумму за эти документы, а значит, и у вас не возникнет надобности в этом признаваться.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду вот что, — сказал Херши. — В бухгалтерских книгах мистера Эддикса не будет указано, что вам выплачены три тысячи долларов. В отчетности мистера Эддикса будет значиться, что вам возместили расходы в размере пяти долларов, потраченных вами. Остальные три тысячи долларов будут носить характер подарка, сделанного вам мистером Эддиксом. Таким образом, не будет никакой необходимости уплачивать с этой суммы налоги. Я ясно выражаюсь?

— О, вполне, — сказал Мейсон, — единственное, чего я не понимаю, так это нетерпения мистера Эддикса заполучить себе фотографии и дневники.

— У него есть на то свои причины.

— Вы знаете, — сказал Мейсон, — мне предпочтительнее было бы обсудить этот вопрос лично с мистером Эддиксом. Я полагал, что еду на встречу с ним. Только ради этого я сюда приехал.

— Мистер Эддикс просил передать вам свои извинения. Он нездоров.

Мейсон покачал головой.

— Я приехал сюда, чтобы встретиться с Бенджамином Эддиксом. Вы утверждаете, что он нездоров и не может сюда прийти. А я еще раз повторяю вам, что приехал специально ради встречи с ним. И хочу говорить с ним лично.

— Если вы настаиваете, — сказал Херши, — то не сомневаюсь, что мистер Эддикс согласится поговорить с вами. Но, как бы то ни было, могу заверить вас, мистер Мейсон, что это предложение окончательное. Мистер Эддикс не добавит ни цента. Вам остается или принять его, или отклонить.

— Прекрасно, — тут же ответил Мейсон, — я его отклоняю.

— Вы слишком уж поспешно отклоняете серьезные предложения, — сказал Херши.

— Ну, если вы предпочитаете, чтобы я сформулировал отказ более дипломатично, — с улыбкой проговорил Мейсон, — то я вынужден констатировать следующее: исходя из того факта, что я нахожу дневники в высшей степени интересными, а также принимая во внимание тот факт, что в них, как мне кажется, содержится ключ к разгадке одной тайны, я не имею ни малейшего желания с ними расставаться.

— Ключ к разгадке тайны?

— Ключ к разгадке тайны, — подтвердил Мейсон.

— К разгадке какой тайны, позвольте вас спросить?

— Спросить я вам, конечно, позволю, — сказал Мейсон, — а вот отвечать не стану. Ответ на этот вопрос я приберегу лично для мистера Эддикса.

— Видите ли, мистер Мейсон, это причинит мистеру Эддиксу определенные неудобства, но тем не менее я охотно передам ему ваши слова. И я нисколько не сомневаюсь в том, что он захочет лично с вами встретиться. Подождите, пожалуйста, одну минуту.

Херши повернулся и посмотрел на Фэллона.

Натан Фэллон подскочил в кресле словно от удара током, быстрым широким шагом пересек комнату и скрылся за занавешенной дверью.

Херши взглянул на три тысячи долларов, в сотенных купюрах, сложил их в соблазнительного вида пачку и протянул Мейсону. Тот отрицательно покачал головой.

Херши открыл ящик стола, бросил деньги обратно, задвинул ящик и, сложив руки перед собой на столе, замер в полной неподвижности.

Через мгновение тяжелые портьеры в дальнем углу комнаты раздвинулись, и коренастый широкогрудый мужчина, прихрамывая и тяжело опираясь на палку, вошел в комнату. Лицо его было забинтовано, а глаза скрывались за темными очками. Забинтована была почти вся правая сторона лица и часть левой. Слева повязка была закреплена на чисто выбритой коже кусочком пластыря, однако было заметно, что под бинтом, там, где кончалась выбритая щека, росла иссиня-черная борода.

Лицо под повязкой разглядеть было трудно, но челюсть казалась довольно тяжелой, а низкий лоб венчала копна черных, коротко остриженных волос.

— Мистер Бенджамин Эддикс, — представил его Херши.

Кивнув, Эддикс сказал:

— Здравствуйте, здравствуйте! Прошу прощения, я не вполне здоров.

В сопровождении Натана Фэллона он прохромал через всю комнату и протянул руку.

— Мистер Перри Мейсон, — представил Херши.

— Рад видеть вас, мистер Мейсон. Много слышал о вас. Следил по газетным отчетам за несколькими вашими процессами.

— А это мисс Стрит, секретарша мистера Мейсона, — продолжал Херши.

— Добрый вечер, мисс Стрит. Очень рад вас видеть. Прошу прощения, я весь перебинтован. Я, знаете ли, занимаюсь экспериментами с животными, а это не всегда благоприятно отражается на здоровье. — Забинтованное лицо исказилось кривой ухмылкой. — Одна из этих чертовых горилл, — Эддикс говорил с трудом из-за мешавшей ему повязки, — схватила меня за пиджак, когда я слишком близко подошел к ее клетке, и не успел я его скинуть, как она дернула меня за руку и потащила к решетке. Я рванулся назад и попытался высвободиться, пнув ее, но она крепко стиснула мою ногу, да еще оцарапала меня и поставила несколько синяков. В общем ничего страшного, но вид у меня теперь не слишком представительный.

Он отодвинул кресло и, болезненно поморщившись, неловко уселся в него.

— Горилла, — пояснил Натан Фэллон, — намеревалась схватить мистера Эддикса за горло. Если бы ей это удалось, своими могучими пальцами она просто сломала бы ему шею.

— Перестаньте, — нетерпеливо перебил его Эддикс. — Вы всегда торопитесь делать выводы, не имея достаточно данных, словно какая-нибудь выжившая из ума старуха. Я не думаю, что горилла пыталась схватить меня за горло. Не могу утверждать наверняка, но, по-моему, она тянулась за моим галстуком. — Он повернулся к Мейсону и пояснил: — Все гориллы таковы. Они сами не свои становятся, если им захочется завладеть чем-нибудь из одежды, например свисающим галстуком. Если вы подходите слишком близко, они могут дотянуться сквозь прутья решетки и схватить вас за него. Но, разумеется, если у гориллы появятся злые намерения, то она становится очень опасной.

— Вы сознательно подвергаете себя такому риску? — спросил Мейсон.

— Я занимаюсь научными исследованиями, — ответил Эддикс, — и должен выяснить, насколько глубоко инстинкт убийства укоренен в сознании высших приматов.

— Похоже, — заметил Мейсон, — вы были недалеко от того, чтобы это выяснить.

— Я инстинктивно отшатнулся назад, — сказал Эддикс. — Черт побери, но на мгновение и мне показалось, что она хочет схватить меня за горло. Однако, как следует поразмыслив над этим впоследствии, я не могу исключить возможность того, что она пыталась вцепиться в мой галстук. Для них это совершенно естественно, знаете ли, а эта просто оказалась особенно ловкой. Гориллы — крупные животные, но могут двигаться молниеносно, мистер Мейсон, просто молниеносно.

— Я все прекрасно видел, — сказал Фэллон, — и у меня нет абсолютно никаких сомнений, что она пыталась схватить вас за горло, Бенни.

— Ну, честно говоря, мне действительно пришлось довольно туго, — согласился Эддикс. — Я на какое-то мгновение ошеломил ее, пнув ногой и оперевшись о решетку. А тут подоспел Натан, закричал на нее и замахнулся дубинкой.

— Похоже, — сказал Мейсон, — что ваши эксперименты обречены на неудачу — вы не сможете сделать окончательного вывода, пока горилла и на самом деле не убьет кого-нибудь.

Эддикс пристально посмотрел на него и пожал плечами.

— По-моему, вы не совсем правильно поняли, чем я занимаюсь, мистер Мейсон, и, честно говоря, я не считаю нужным пускаться в разъяснения. Меня прежде всего интересует проблема гипнотизма. Кому-то, может быть, это не нравится, но мне, черт побери, плевать. Это мои гориллы. Я их купил, и они принадлежат мне.

— У меня есть некоторые сомнения, — возразил Мейсон.

— На что вы намекаете?

— Вы можете физически владеть гориллами, — объяснил Мейсон, — но с моральной точки зрения, я думаю, человек не может быть хозяином живого существа. Животное имеет право на полноценное существование в силу самого феномена жизни.

— Вы юрист. Я владею ими на законных основаниях, и вы должны с этим согласиться.

— Я говорил о моральном аспекте проблемы, о моральной собственности.

— Дайте мне в физическое владение что-нибудь запертое в клетке за железной решеткой и дайте мне бумагу, что я это купил, и можете оставить себе вашу моральную ответственность. А что касается меня, я в полном соответствии с законом буду распоряжаться своей собственностью.

— Вы хотели со мной для чего-то встретиться? — спросил Мейсон.

— Да, хотел, а теперь не хочу.

— И что заставило вас изменить свое намерение?

— Вы сами. Вам предложили три тысячи долларов за дневники. Вы отказались. Отлично. Если вы решили действовать таким образом, мы принимаем правила игры. Предложение аннулируется. Цена теперь снова прежняя — пять долларов. Вам ясно?

— Ясно. Деньги остаются у вас, дневники — у меня.

— Давайте говорить начистоту, Мейсон. Вы ловкий адвокат. Но и я парень не промах. Если вы дадите дневники газетчикам и начнете раздувать историю с гибелью Элен, я вас просто сломаю.

Мейсон встал.

— Стращайте такой болтовней своих служащих, — сказал он. — По-моему, это еще одно свидетельство того, что вы сами перепуганы. Пойдем, Делла.

Они вышли из комнаты в сопровождении трех мужчин.

В холле Мейсон повернулся к Делле.

— Не могла бы ты мне помочь, Делла?

— Что вам взбрело в голову? — с подозрением спросил Эддикс.

— Хочу взглянуть, что лежит в этой каменной урне.

— А с чего вы взяли, что там что-то лежит?

Мейсон холодно улыбнулся.

— Узнал из дневников.

— Натан, опустите-ка с Мортимером эту урну. Переверните ее. Покажите Мейсону, что там ничего нет.

Они сняли с постамента большую каменную урну и осторожно опустили ее на пол.

Натан Фэллон посветил в глубину урны карманным фонариком. В то же мгновение она осветилась изнутри тысячами переливающихся бликов.

— Боже мой! — воскликнул Фэллон. — Да там огромный бриллиант, Бенни.

— Достаньте его, — отрывисто приказал Эддикс.

Фэллон полез рукой в урну, но не смог дотянуться до дна.

— Сейчас я сниму пиджак, — сказал он, — да и то не знаю, достану ли.

— Нужно перевернуть урну вверх дном, — сказал Эддикс. — Беритесь-ка за нее и переворачивайте. Поглядим, что там за чертовщина внутри.

Они схватили урну за верхний край, опрокинули ее набок, затем медленно приподняли дно. Первым выкатилось большое кольцо с бриллиантом.

— Мой бриллиант! — воскликнул Эддикс.

Вслед за кольцом по гладкой внутренней поверхности урны выскользнули платиновые часы.

Фэллон схватил их.

— Приподнимите-ка еще, — сказал Мейсон.

На пол выкатилась целая коллекция ювелирных изделий, монеты, бумажник, колода карт, пудреница.

— Вот это да, черт бы меня побрал! — воскликнул Эддикс.

Мейсон холодно сказал:

— В дневнике написано, что одна из обезьян, Пит, иногда озорничала и у нее появилась привычка хватать предметы, особенно те, которые, по ее мнению, ценила Элен Кэдмас, и прятать их в эту урну.

— Так вот в чем дело! — Эддикс был озадачен.

Мейсон твердо взглянул ему в единственный открытый глаз.

— Насколько мне известно, послезавтра состоится судебный процесс по иску Джозефины Кемптон, обвиняющей вас в диффамации.

— Ах вот оно что! — произнес Эддикс.

— А! — воскликнул Фэллон. — Вот теперь все стало ясно. Теперь понятно, почему сам великий Перри Мейсон заинтересовался вдруг дневниками Элен Кэдмас. Вот теперь, Бенни, все встало на свои места.

Эддикс, быстро взглянув на Фэллона, оборвал его:

— Заткнись!

Затем он повернулся к Мейсону:

— Вы умны. Я люблю умных людей. Что вы в связи с этим собираетесь предпринять?

— Ничего, — ответил Мейсон.

— А вот ты, Бенни, что теперь собираешься делать? — поинтересовался Натан Фэллон.

Эддикс подобрал часы и принялся вертеть их в руке.

— Абсолютно ничего, и сильно сомневаюсь, черт побери, что ты сможешь что-нибудь придумать.

— Мейсон все это спланировал заранее. Он подстроил нам искусную ловушку, — продолжил Фэллон.

— Придержите язык, — сказал Мейсон. — За такие слова можно ответить, Фэллон. Выбирайте выражения.

— Мне незачем выбирать выражения, — сердито ответил Фэллон. — Когда вы проходили через холл в первый раз, вы подбросили вещи в каменную урну, а потом придумали историю с обезьяной, которая якобы спрятала их.

— Я не приближался к урне, — возразил Мейсон.

— Вы прошли как раз мимо нее.

— Вы все это время были здесь со мной.

— Я повернулся спиной. Я направлялся в другую комнату.

— Фэллон, — сказал Мейсон, — взгляните-ка мне прямо в глаза.

Фэллон посмотрел на него.

— Вы лжец, черт бы вас побрал, — сказал Мейсон.

Фэллон сжал кулаки, но затем, поразмыслив получше, решил, похоже, не реагировать.

— Подождите, подождите, — сказал Эддикс, — все произошло слишком уж стремительно. Мне нужно сначала как следует разобраться со всем этим. Херши, вам я доверяю. С того места, где вы стояли, вам было видно, как Мейсон проходил мимо урны?

— Он не проходил рядом с ней, — сказал Херши. — Он взглянул на нее, но близко к ней не подходил и не мог ничего в нее подбросить. Да вы и сами видите, что все эти вещи покрыты толстым слоем пыли. Они лежат там уже давно.

— Это ваш главный недостаток, Фэллон, — сказал Эддикс. — Вечно вы, складывая два и два, получаете шесть, а потом еще пытаетесь убедить меня, что это и есть правильный ответ. Черт возьми, из-за вас мы чуть не влипли в историю. Сядьте и заткнитесь.

В холле резко зазвонил телефон.

— Какого еще черта? — сказал Эддикс и повернулся к Фэллону: — Возьмите трубку.

Фэллон снял трубку:

— Алло, Натан Фэллон у телефона… Кто?.. Хм, мистер Эддикс не договаривался с ним о встрече… Подождите минутку.

— Тут такое дело, — сказал Фэллон Эддиксу. — Приехал ваш юрист, Сидней Хардвик. Он там, за воротами.

— Я не могу его принять, — сказал Эддикс, — я определенно не в состоянии больше подвергать свои нервы испытаниям и не собираюсь сегодня никого больше видеть. К черту его. Я с ним не договаривался о встрече.

— Но он говорит, что это очень важно, — сказал Фэллон. — Что будем делать? Мы не можем просто прогнать его от ворот.

Эддикс повернулся к нему:

— Кто ты такой, чтобы указывать мне, что я могу делать, а чего не могу, а, Фэллон? Я вытащил тебя из дерьма и в конце концов засуну тебя туда обратно. Я сказал, что не собираюсь принимать Хардвика, и так оно и будет. Мне наплевать, важно это или неважно.

Эддикс прихрамывая вышел из комнаты, затем вдруг вернулся и появился на мгновение в дверях.

— Вы чертовски умно разыграли ваши карты, Мейсон, — сказал он. — Спокойной ночи.

Мортимер Херши со значением поглядел на Фэллона:

— Вам придется самому позаботиться о Хардвике, Натан.

Фэллон приказал в трубку:

— Открывайте ворота. Сидней Хардвик может приезжать в любое время. — Он повесил трубку и сказал: — Я попросил бы вас задержаться здесь на минутку, мистер Мейсон. Я сожалею, что вел себя неподобающим образом. Я пытался защитить интересы Бенни. Вы видели, какова его благодарность.

Мейсон, склонившись над вещами, выкатившимися из урны, обратился к Делле Стрит:

— Составьте список всех предметов, находившихся в урне, Делла.

— Ничего не трогайте, — предупредил Фэллон. — Не смейте ни до чего дотрагиваться. Я вас предупредил.

— Я ничего не трогаю, — ответил ему Мейсон, — я только смотрю. У вас есть возражения против этого?

Фэллон помедлил мгновение, затем ответил:

— Теперь на вопросы будет отвечать Хардвик. С меня на сегодня разговоров уже хватит. — Он открыл входную дверь. — А вот и мистер Хардвик. Входите же, входите!

Хардвик, высокий, худой мужчина лет шестидесяти, с длинным носом, острым подбородком, густыми бровями и проницательными серыми глазами, задержался в дверях, пожимая руку Фэллону. С дужки его очков очень заметно свисала черная лента. В правом ухе у него был слуховой аппарат.

— Здравствуйте, Фэллон, — сказал он. — Как себя чувствует сегодня Бенни?

— Бенни не совсем здоров, — ответил Фэллон, — и не может вас принять.

— Что? — воскликнул в изумлении Хардвик. — Не может принять меня? Но это очень важно. Я уже говорил ему о возникших затруднениях, из-за которых нужно, чтобы его завещание…

— Есть вещи и поважнее, — сказал Фэллон со значением, ткнув большим пальцем в сторону Перри Мейсона и Деллы Стрит. — У нас тут маленькая неприятность.

— Что вы имеете в виду? — спросил Хардвик, только сейчас обратив внимание на Мейсона и Деллу Стрит.

— У нас небольшой конфликт с законом, — пояснил Натан Фэллон. — Это Перри Мейсон.

— А ведь верно, черт бы меня побрал, — сказал Хардвик. Лицо его осветилось улыбкой. Он подошел и, протянув свою сильную костлявую руку, обменялся с Мейсоном сердечным рукопожатием.

— Мисс Делла Стрит, моя секретарша, — представил Мейсон.

Хардвик поклонился:

— Я так рад познакомиться с вами, мисс Стрит. Ну-ну, Мейсон, а вас что сюда привело?

— Я приехал сюда, — сказал Мейсон, — по просьбе мистера Эддикса, и совершенно по другому поводу. Как вам объяснит мистер Фэллон, мы просто обнаружили данные, свидетельствующие, что якобы имевшие место случаи воровства, приписываемые миссис Джозефине Кемптон, экономке, на самом деле были совершены обезьяной.

Улыбка мгновенно пропала с лица Хардвика. С застывшим выражением профессиональной серьезности он повернулся к Фэллону.

— Как это произошло, Натан? — спросил он.

— Мистер Мейсон приехал сюда, чтобы встретиться с Херши и со мной совершенно по другому поводу. Мы предложили ему урегулировать один финансовый вопрос.

— По какому поводу? — резко спросил Хардвик, и его вопрос прозвучал как удар хлыста.

— По поводу дневников Элен Кэдмас.

— Я видел фотографию Мейсона в газете в связи с этой историей, — сказал Хардвик. — Это и есть вторая причина, по которой я хотел переговорить с мистером Эддиксом.

— Мы предложили ему за них деньги.

— Сколько?

— Три тысячи.

— И что?

— Он отказался.

Хардвик нахмурился и повернулся к Мейсону:

— В самом деле, господин адвокат? А я-то полагал, что вы будете рады отдать эти дневники кому угодно, лишь бы вам возместили затраты на их приобретение.

— Если бы они были хоть немного сдержаннее, я отдал бы им дневники, — сказал Мейсон. — Но они были до смерти перепуганы, и мне захотелось узнать, по какой причине.

— Мы всего лишь опасались возможной огласки, — сказал Херши.

Мейсон не стал возражать Херши, но его холодная скептическая улыбка была достаточно красноречива.

Херши закрыл глаза.

— Продолжайте, — сказал Хардвик.

Натан Фэллон сообщил некоторые подробности:

— После знакомства с этими дневниками Мейсону пришла в голову мысль заглянуть в каменную урну здесь, в холле. Вы сами видите, что мы там нашли. Все лежит на полу. Бенни взял уже бриллиантовое кольцо, но здесь еще и платиновые часы, пудреница, кое-что из драгоценностей, битком набитый бумажник — вероятно, с деньгами. Собственно говоря, я думаю, что это мой бумажник.

Хардвик подошел и взглянул на разложенные на полу находки.

— Подождите минутку, насчет бумажника я сейчас вам точно скажу, — пообещал Фэллон.

Он нагнулся, поднял бумажник, раскрыл его и с улыбкой продемонстрировал Хардвику пластинку со своим именем, прикрепленную внутри.

— Ну точно, — сказал он, — мой. Он пропал некоторое время назад.

— Сколько в нем денег? — спросил Хардвик.

— Когда я его потерял, там было тридцать два доллара, — ответил Фэллон. Он заглянул внутрь бумажника, сказал: — Все в порядке, — и поспешно засунул его в карман.

— Лучше пересчитайте-ка и убедитесь, что ничего не пропало, — предложил Мейсон.

Фэллон холодно взглянул на него:

— Все на месте.

— Это осложняет ситуацию, — произнес Хардвик. — Мейсон, а вам-то что до всего этого?

— Меня это заинтересовало.

— Я понимаю, но с какой стати? Кто вас нанял?

— Никто, — сказал Мейсон и добавил: — По крайней мере, на данный момент.

— Ну тогда, — сказал Хардвик, — в связи с этим есть одно заманчивое предложение. При сложившихся обстоятельствах, я полагаю, мистер Эддикс наймет вас помогать мне в том процессе, который должен состояться послезавтра. Процессе, в котором, возможно, удастся… Однако, я думаю, мы обсудим с вами юридические аспекты после того, как будет заключен контракт.

— Сожалею, — сказал Мейсон, — но я не приму подобное предложение со стороны мистера Эддикса.

— Вы намекаете, что вас наняла миссис Кемптон?

— Не совсем так, — сказал Мейсон. — Мне довелось узнать кое-что об этом деле, и я беседовал с ее адвокатом.

— Отлично, — сказал Хардвик. — Давайте будем откровенны, мистер Мейсон. Не говорите ничего миссис Кемптон или ее юристам до того, как нам удастся достичь с ней соглашения.

Мейсон улыбнулся и покачал головой.

— Вы хотите сказать, что собираетесь поделиться с ними информацией?

— Я хочу сказать, что собираюсь сообщить Джеймсу Этне из фирмы «Этна, Этна и Дуглас» о записи в дневнике и о нашей находке.

— Это ни к чему хорошему не приведет, — сказал Хардвик. — От этого будет только вред.

Мейсон пожал плечами.

— Давайте непредвзято рассмотрим проблему с точки зрения закона, — продолжал Хардвик. — Есть только два случая, когда человек, обвинивший другое лицо в совершении преступления, не несет никакой ответственности. Первый случай — это если данное лицо действительно виновно в совершении преступления. Закон о клевете в нашей стране отличается от аналогичных законов многих других стран. У нас соответствие истине является бесспорным оправданием для заявлений, которые иначе могли бы квалифицироваться как клеветнические или оскорбительные.

— Благодарю вас за юридическую консультацию, — сказал Мейсон.

Хардвик улыбнулся:

— Я не собираюсь вас консультировать. Я обращаю ваше внимание на сложившуюся ситуацию — как она выглядит с точки зрения закона. И второй тип случая, мистер Мейсон, — это добросовестное заблуждение. Теперь предположим, что мистер Эддикс обвиняет Джозефину Кемптон в совершении преступления. У него может быть два оправдания. В том случае, если она виновна в совершении преступления, он может доказать Суду свою правоту и это будет для него исчерпывающим оправданием. В том случае, если она не виновна в совершении преступления, а он утверждал, что виновна, ему требуется лишь доказать, что его заблуждение было добросовестным. Другими словами, что он был искренне убежден в своей правоте, давая подобную информацию третьему лицу, проявившему законный интерес к этому делу. Это полностью снимает обвинение в диффамации.

Мейсон потянулся, зевнул и сказал:

— Я не имею ни малейшего желания обсуждать юридические вопросы, пока мне за это не заплатили. Меня ведь еще никто не нанял, и мне почему-то кажется, что и не наймет.

— Конечно, мистер Мейсон, — сказал Хардвик, — обстоятельства сложились так, что вы попали в довольно странную ситуацию. Если я правильно вас понял — вы впервые заподозрили, что упомянутые предметы могут находиться в каменной урне, когда прочитали записи в дневнике Элен Кэдмас?

— Совершенно верно.

— Записи были сделаны ее собственной рукой?

— Честно говоря, господин адвокат, я не знаю.

— Само собой разумеется, что такого рода записи не могут быть серьезным доказательством, — сказал Хардвик. — Суд не сможет всерьез их рассматривать. Это просто слова, написанные рукой Элен Кэдмас. Они могут оказаться заранее подготовленным самооправданием.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Мейсон.

— Она ведь могла сама взять эти вещи и спрятать их в урне, а затем специально сделать запись в дневнике — чтобы в случае, если попадет под подозрение, она могла бы сослаться на свой дневник. Запись должна была бы подтвердить ее заявление о том, что вещи прятала обезьяна. Ну, Мейсон, ведь совершенно ясно, что мне не нужно вам объяснять, как она могла подготовить для себя оправдание.

— Я не думаю, что вам вообще нужно что бы то ни было мне объяснять, — сказал Мейсон.

Хардвик повернулся к Натану Фэллону:

— Я полагаю, нам лучше обсудить этот вопрос с мистером Эддиксом.

— Он просил передать вам, что не сможет вас принять, — непреклонно заявил Фэллон. — Он ранен. Вчера его чуть не убила горилла, которую он дрессировал. Все это произошло на моих глазах.

Хардвик нахмурился.

— Ну что ж, Натан, я думаю, что нет никакой необходимости задерживать мистера Мейсона и мисс Стрит. Насколько я понял, они собираются уходить.

— Да, верно.

— Спокойной ночи, — отрывисто сказал Хардвик, пожиная руку Мейсону и поклонившись еще раз Делле Стрит.

— Я позвоню привратнику, — сказал Фэллон, — чтобы он вас выпустил, мистер Мейсон. Полагаю, нелишним будет предупредить вас, чтобы вы ехали прямо по дороге к воротам. Не останавливайтесь и, упаси боже, не выходите из машины. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — сказал Мейсон.

5

Машина Мейсона проехала сквозь большие железные ворота. Поглядывавший с подозрением охранник стоял наготове. Едва машина миновала каменные колонны, массивные ворота тяжело повернулись на шарнирах и со скрежетом захлопнулись. Лязгнул железный засов.

Мейсон прибавил газ.

— Да, ну и дела, — сказала Делла Стрит.

— Многовато хлопот для одного вечера, — согласился Мейсон.

— А сейчас чем мы займемся?..

— Сейчас нам предстоит сделать несколько важных дел, — ответил Мейсон. — И самое первое — нужно попробовать связаться с Джеймсом Этной. Будем надеяться, что он еще не спит. Здесь должна быть аптека с телефонной будкой… Примерно через полмили, насколько я припоминаю.

Мейсон прибавил скорость.

— Ты не обратил внимание на какой-то специфический затхлый запах в этом доме? — спросила Делла Стрит. — Что-то напоминающее… Я не могу понять, что имение, и все же у меня до сих пор мурашки по коже от этого.

— Аромат зоопарка, — пояснил Мейсон. — Это запах животных, которых держат в клетках.

— У меня до сих пор от этого гусиная кожа, — сказала она со смехом.

— От одного вида этого дома мурашки по коже побегут, — усмехнулся Мейсон. — Хотел бы я знать побольше о Бенджамине Эддиксе, но, в конце концов, нас это не касается, Делла. Мы окажем добрую услугу Джеймсу Этне, и с нас довольно.

Он подрулил к аптеке. Делла Стрит набрала номер домашнего телефона Джеймса Этны, поговорила с минуту, затем кивнула Мейсону и сообщила:

— Все в порядке, они еще не легли спать. Я говорила с его женой. Он только что приехал из офиса. — Услышав в трубке ответ, она сказала: — Мистер Этна, это секретарша мистера Мейсона. Подождите секундочку, пожалуйста.

Она встала и уступила место Мейсону. Тот устроился в телефонной будке поудобнее.

— Прошу прощения, что беспокою вас так поздно, мистер Этна, но причиной тому некоторые довольно необычные обстоятельства. Речь идет о том, что адвокаты Эддикса должны связаться с вами и попытаться прийти к компромиссу. Я подумал, что, принимая во внимание любезность, оказанную вами некоторое время назад, я должен поставить вас в известность о том, что произошло.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3