Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Влюбленные мошенники

ModernLib.Net / Остросюжетные любовные романы / Гэфни Патриция / Влюбленные мошенники - Чтение (стр. 24)
Автор: Гэфни Патриция
Жанр: Остросюжетные любовные романы

 

 


– Рубен…

Это было единственное слово, которое ей оказалось под силу выговорить, и она принялась повторять его на все лады, не отрываясь от его рта и чувствуя, как он гладит ее лицо кончиками пальцев.

Вдруг он напрягся и отстранился от нее. Догадавшись, что их уединение нарушено, она обернулась и со смешанным чувством облегчения и ужаса обнаружила, что в открытых дверях с бутылкой шампанского в одной руке и тремя пустыми бокалами в другой стоит, покачиваясь, не кто иной, как Генри.

– Я вижу, вы уже начали отмечать без меня, – обиженно заметил он, занимая сиденье напротив:

Грейс сняла руки с шеи Рубена, а он помог ей подняться на ноги, и она – с горящими щеками и бешено колотящимся сердцем – торопливо села рядом с ним.

– Где ты взял эту бутылку? – спросила она, переходя в наступление, чтобы скрыть замешательство. – Сюда нельзя проносить спиртное.

– Что за сорт? – осведомился Рубен. – Дайте-ка взглянуть на этикетку.

Чего же еще можно было от него ждать?

– Я приплатил официанту в вагоне-ресторане, чтобы он позволил мне взять ее на вынос, а потом дал на чай кондуктору, чтобы он отвернулся.

Пробка праздничным салютом ударила в потолок.

– До чего же вы оба любите сорить деньгами, – ядовито заметила Грейс. – Рубен только что прикуривал от ассигнации.

– Слушайте, мне нравится ваш стиль, – усмехнулся Генри, передавая ему бокал. – За пламя битв и торжество побед![57]

– За пламя битв и торжество побед, – охотно откликнулся Рубен, чокнувшись с ним. Грейс осуждающе покачала головой.

– Только одному можно радоваться: вы еще не слишком пьяны, если способны это выговорить. Она отпила из своего бокала.

– М-м-м… молодое, но не слишком мягкое. Веселящее, несколько игривое; интригует, но не подавляет. Чувствуется некоторое…

– Да ладно тебе, – проворчал Рубен. – Шампанское – это напиток будущего, – продолжал он уже серьезно, поднимая бокал к окну и щурясь сквозь него на свет. – Страна движется вперед. Дальнейшие успехи будут все больше вдохновлять американцев на торжества с шампанским. Запомните мои слова.

Генри поднял свой бокал и предложил еще один тост:

– За будущее.

– За будущее, – откликнулись они хором. Все выпили.

* * *

Ай-Ю, уехавший домой более ранним поездом, встретил их во дворе с распростертыми объятиями, хотя на его лице явно читалась тревога.

– Сработало? – спросил он, забывая от волнении о своем китайском акценте и пританцовывая вокруг наемного экипажа, из которого они даже не успели вылезти. – Никто не пострадал?

Грейс спрыгнула на землю и порывисто обняла его. Как всегда, ей показалось, что она обнимает подростка.

– Сработало! Мы разбогатели! – негромко, чтобы не слышал возница, воскликнула она. – Все тут, – она похлопала по ридикюлю, и мы удрали, не оставив следов. Все прошло без сучка без задоринки.

– Отлично! – вскричал он, беззвучно хлопнув своими паучьими лапками. – Входите, мы это отпразднуем. Обед уже готов. Особый обед.

Мужчины внесли в дом багаж, пока Грейс расплачивалась с возницей. Привычка сорить деньгами, должно быть, заразительна, подумала она, награждая пораженного возницу лишним долларом. Войдя в дом, она решила подняться к себе и сменить свадебный наряд на обычное платье, перед тем как присоединиться к мужчинам в гостиной. Она выбрала красивое муслиновое платье с рисунком из розовых бутонов с зелеными листьями, которое Рубен еще не видел, и перевязала волосы ленточкой.

Солнце садилось за грядой холмов, отбрасывая длинные тени и снопы золотистого света на натертый до блеска пол в гостиной. На мгновение Грейс остановилась в дверях, никем не замеченная, наблюдая, как трое мужчин, с которыми была связана ее жизнь, разговаривают, смеются и хвастают друг перед другом своей смелостью и предприимчивостью.

Рубен поднял голову и заметил ее раньше, чем все остальные; радость, вспыхнувшая в его взгляде, согрела ее до самых костей. Она улыбнулась. На секунду все расплылось у нее перед глазами: ей показалось, что они остались одни на свете. Для нее никого не существовало, кроме него, он был для нее всем. Что она будет делать, если он ее оставит?

– Грейс! – вскричал Генри, разрушив очарование минуты. – Заходи, выпей с нами! Мы решили как следует напиться.

– Вам еще мало? – проворчала Грейс, но все же взяла протянутый ей бокал.

Пузырьки ударили ей в нос.

– Нравится мне эта штука, – призналась она Рубену, и он одобрительно чокнулся с ней. Генри плюхнулся в кресло.

– Ну и где же деньги? Покажи деньги, я хочу на них взглянуть.

– Они в прихожей, в моей сумочке. Сейчас принесу.

Она поставила свой бокал на каминную полку, но Ай-Ю сказал: «Я приносить» и выскользнул из комнаты. Прислонившись к дверям террасы, Рубен не сводил с нее глаз. Ей, конечно, хотелось отпраздновать успех со всеми, но в эту минуту ей еще больше хотелось остаться с ним наедине. Не иметь возможности прикоснуться к нему, обхватить руками за талию, спрятать лицо у него на плече… это было настоящее испытание. Печаль, грозившая затопить ее еще в поезде, вновь обрушилась на ее израненное сердце, и она опять усилием воли отбросила грустные мысли, хотя на этот раз победа над собой далась ей нелегко. «Держись», – сказала она себе. Пусть эта минута будет радостной, а горечь она сбережет на потом.

В комнату вернулся Ай-Ю.

– Вот, мисси, – сказал он, протягивая ей сумочку. Даже не успев раскрыть ридикюль, Грейс поняла, что что-то не так: сумочка показалась ей слишком легкой.

– Их здесь нет.

Платок, гребешок, кошелек для мелочи, самопишущее перо, какие-то квитанции, использованные билеты – она дважды, трижды перебрала все это, не в силах поверить своим глазам.

– Их здесь нет!

Генри рассмеялся: он привык к ее шуткам. Она подняла голову. Увидев ее лицо, он перестал смеяться.

– О чем ты говоришь? – с трудом произнес он. Рубен застыл как статуя; солнце светило ему в спину, поэтому выражение лица трудно было разобрать. Грейс ждала, что он все объяснит, но он молчал и продолжал хранить неподвижность. Не выдержав напряжения, она отшвырнула сумочку и спросила:

– Куда ты их дел?

– Куда я их дел? – переспросил он ледяным тоном, пронзившим ее насквозь. – Это не смешно, Гусси. Где деньги?

Она следила за ним потрясенным взглядом.

– Ты их украл. О, Рубен, как ты мог?

– Чертов сукин сын.

Генри медленно поднялся с места, пытаясь осмыслить услышанное.

– Я же знал, что ему нельзя доверять! Чертов сукин сын, – повторил он, не переставая качать головой.

– Неужели тебе мало тридцати трех тысяч? – все еще не веря, спросила Грейс. – Тебе непременно надо было забрать и нашу долю?

– Когда ты их спрятала? – огрызнулся он в ответ. – Когда пошла переодеваться? Значит, они все еще у тебя в комнате.

– Как ты мог?

Она едва удерживалась от слез.

– Как ты мог предать вас? Как ты мог предать меня?

– Поздравляю, Грейс, отлично сыграно. Но не забывай, я-то тебя хорошо знаю. Ты же никогда не отпускаешь вожжи! И чем сильнее тебя припирают к стене, тем лучше ты играешь!

Он вышел из тени, теперь она ясно видела его лицо, искаженное таким неистовым бешенством, что ей пришлось попятиться. Она подскочила на месте, когда он швырнул свой бокал в камин.

– Но тебе это с рук не сойдет! Игра окончена. Удача тебе изменила.

Он успел достичь дверей, когда Генри заорал:

– Стой!

Рубен обернулся. С не меньшим ужасом, чем он сам, Грейс увидела, что Генри стоит у книжной полки с нацеленным револьвером в руке.

– Куда ты их дел, Джонс? Просто скажи, где они, и можешь убираться ко всем чертям!

Рубен в шоке перевел взгляд с Генри на Грейс и обратно. Вид у него был такой, что на какой-то краткий миг ей показалось, будто он действительно ни в чем не виноват, но потом она вспомнила, как здорово он умеет прикидываться, и минутная слабость прошла.

– Ты собираешься меня убить? – спросил он в изумлении. – Ну давай, стреляй! Забирайте все деньги и убирайтесь к чертям вы оба!

Грейс прижала пальцы к глазам.

– Убери револьвер, Генри, – проговорила она глухо и безнадежно. – Ради всего святого! Он даже не заряжен, – пояснила она, обращаясь к Рубену.

Генри выругался, плюхнулся в кресло и потянулся за шампанским.

Рубен бросил на нее последний уничтожающий взгляд, повернулся и вышел.

Все это время Ай-Ю, съежившись, прятался в углу. – Может, деньги потерялся? – предположил он, ломая руки. – Выпал по дороге?

Напряженно прислушиваясь, Грейс отрицательно покачала головой. Рубен не вышел через парадную дверь, он повернул направо и начал подниматься по ступенькам. Он собирался обыскать ее комнату! Не говоря ни слова, она выскочила из гостиной и побежала за ним следом.

Он уже успел открыть ее саквояж и вывалить его содержимое на кровать.

– Прекрати!

Рубен только на миг вскинул голову и возобновил прерванное занятие, перетряхивая все ее пожитки. Подойдя ближе, она сцепила руки в замок и словно палицей ударила его по спине между лопаток.

– Прекрати!

Он рывком повернулся. Она не отшатнулась, когда он вскинул руки, но ее удивило, что он всего лишь взял ее за плечи и слегка встряхнул. В его красивых карих глазах было столько страдания, что ей захотелось его обнять. Или двинуть ему как следует в челюсть.

Голос у него был измученный:

– Зачем ты это сделала. Гусси? Хочешь услышать кое-что смешное? Я все равно собирался все отдать тебе. А потом хотел просить у тебя разрешения остаться здесь и помочь тебе превратить «Ивовый пруд» в настоящий виноградник.

Как это получилось, что ее руки легли ему на грудь?

– Перестань врать, – убитым голосом проговорила Грейс. – Я этого не вынесу. Я собиралась отдать тебе свою долю, Рубен, и умолять тебя остаться. Будь ты проклят.

Она сплела руки у него на затылке.

– Я хотела, чтобы ты на мне женился. Ты мог бы получить все, ублюдок: и меня, и деньги.

Его руки обвились вокруг нее. Он склонил голову и прижался губами к ее виску.

– Зачем ты это сделала? Что тебя толкнуло? – спросил он нежно. – Привычка? Ладно, ладно, не плачь. Я понимаю: у тебя это в крови, ты ничего не можешь с собой поделать. Я тебя прощаю.

– Ах ты, гад ползучий!

Грейс нашла его рот и впилась в него страстным поцелуем.

– Останься со мной, – добавила она, всхлипывая. – Не уходи.

Рубен прижал ее спиной к стене.

– Мы заведем раздельные банковские счета.

– Несгораемые ящики.

– Сейфы с особыми комбинациями.

Судорога прошла по телу Грейс, но она позволила ему просунуть колено себе между ног. Ей удалось выговорить:

– Мы наймем адвокатов. Бухгалтеров, которые будут регулярно проверять наши счета.

– Выходи за меня, Гусси. Я без тебя жить не могу, сорока-воровка.

– Да! – выдохнула она прямо ему в рот. – Я за тебя выйду, только перестань врать. Я люблю тебя, Рубен, мне уже все равно.

– Нет, это ты перестань врать! Говорю тебе, можешь забирать все!

– Ты меня любишь?

– Я люблю тебя. Оставь себе все деньги. Все, что мне нужно…

Оглушительный выстрел и звон стекла заставил их отпрыгнуть друг от друга. Генри застыл в дверях, сжимая в одной руке бутылку, а в другой – дымящийся револьвер.

– Теперь он заряжен!

Он прицелился и проделал еще одну дыру в окне.

– Генри!

Грейс бросилась к нему, но Рубен схватил ее за плечо и оттащил назад, пытаясь прикрыть собой.

– Где они, Джонс? – вопил Генри, поводя вокруг безумным пьяным взглядом и размахивая револьвером. – Шутка зашла слишком далеко!

Снова выстрел. С потолка посыпалась штукатурка. С испуганным воплем Грейс попыталась оторвать от себя руки Рубена и загородить его собой, прежде чем Генри успеет еще раз спустить курок.

– Прекрати, ты что, с ума сошел? завизжала она.

Бух! Пуля проделала дырку в ковре.

В дверь прошмыгнул Ай-Ю. Генри опять прицелился в потолок, но не успел он нажать на курок, как проворный китайчонок нырнул ему под руку и выхватил у него револьвер. Генри зарычал от ярости, но остался на месте, качаясь на неверных ногах. Ай-Ю тем временем просеменил к разбитому окну и выбросил револьвер в сад.

Грейс бессильно осела; Рубен сжимал ее так, что едва не сломал ребра.

Генри, покачиваясь, добрался до постели и рухнул как подкошенный.

– Дерьмо, – проговорил он похоронным тоном. Ай-Ю смущенно откашлялся и растянул рот в улыбке. Все посмотрели на него.

– Ну что? – спросил он, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. – Вы теперь хорошо, вы двое? Слова говорить? Любовь-любовь? Позе… Пожениться?

Грейс мучительно вспыхнула, но, заметив такой же румянец на щеках Рубена, почувствовала себя чуточку лучше.

– Да, – ответили они застенчивым хором. У Генри отвисла челюсть, он потерял дар речи и бессмысленно таращил глаза. Ай-Ю радостно засмеялся.

– Холосо, оцень холосо, совсем-совсем холосо. Зить сясливо, делать холосий вино, много детишки. Рубен снова стиснул ее. Грейс поцеловала его и. склонила голову ему на плечо.

– Ну вот, – продолжал Ай-Ю, сунув руку в карман своих мешковатых китайских штанов. – Вот и деньги. Холосий шутка, да? Я ждать совсем чуть-чуть: облака разогнать и солнце светить. Вот тут. – Он постучал себя по лбу. Акцент у него совсем пропал:

– Можно любить друг друга и без денег, правда?

Они угрожающе двинулись к нему, но Ай-Ю отскочил назад, проворный и неуловимый, как эльф.

– Потом поговорим, – предложил он, бросил конверт на комод Грейс и был таков.

Как в тумане, Рубен взял конверт и заглянул внутрь. Грейс потянулась за ним, но он крепко зажал конверт в руке.

– Ты думала, что я тебя обокрал, – заявил он прокурорским тоном.

– Ты думал, что это я тебя обокрала, – откликнулась она в праведном негодовании и потянула сильнее, но он так и не отпустил добычу.

Игра в перетягивание каната закончилась вничью.

– А ну-ка дайте сюда, – прогремел Генри, становясь между ними, и отнял у них конверт. – Деньги не игрушка, их нельзя доверять детям.

С этими словами он вышел из комнаты.

– Эй, погодите…

– Генри, куда ты собираешься их положить? Они застряли в дверях: каждый пытался протиснуться первым.

– Я пойду с вами…

– Генри, погоди, дай я тебе помогу… И они бросились вслед за ним вниз по лестнице, наступая друг другу на пятки.

ЭПИЛОГ

Все получит тот, кто умеет ждать.

Генри Водсворт Лонгфелло

Любимым месяцем Рубена был май. В мае виноградник выглядел красивее всего: лозы, укутавшие склоны холмов, ломились под тяжестью молодых изумрудно-зеленых гроздьев. В воздухе веяло такой сладостью, что можно было опьянеть, вдыхая его, а лучи солнца ласкали кожу, как руки матери. В это утро вершины гор были окутаны принесенным с моря туманом, но потом проглянуло солнце, и он растаял без следа. Сколько света! Какая красота! Рубен подумал, что если ему удастся создать хоть один превосходный сорт марочного вина, оно будет напоминать вкусом эту долину.

Он оставил двух заново нанятых рабочих корчевать колючие заросли на еще не засеянных южных склонах, а сам направился по пыльной тропинке к дому. Рене, приглашенный им специалист-винодел, просил прийти к полудню, когда вино из последнего cuvee[58] будет готово к дегустации. Они уже знали по дюжине предварительных проб, что новый образец очень хорош. Рене признал, что результат отличный, но Рубен считал его не просто отличным, он был в таком восторге, что боялся признаться в этом даже самому себе. Последняя дегустация, на сей раз официальная, должна была окончательно определить, не напрасно ли они с Рене проливали слезы, кровь и пот последние семь лет.

За поворотом тропинки открывался вид на его дом, раскинувшийся у подножия холма, хотя сам по себе дом не был виден: в мае вьющиеся розы всех цветов радуги, благоухающие, как райский сад, оплели его до самой крыши.

Конечно, «слезы, кровь и пот» это было чересчур сильно сказано: за семь лет, прожитых им в этом доме вместе с Грейс, а также с Генри и Люсиль, которые тоже наконец поженились, слез было пролито совсем немного, а крови вообще ни капли. Урожай 1889 года оказался сплошным разочарованием, но главным образом потому, что Рубен слишком увлекся и чересчур густо посадил лозу, а в 1890-м половина сусла сильно перебродила и его пришлось выбросить, но по крайней мере он кое-чему научился. К примеру, понял, что лоза пино-нуар не приживается на почве «Ивового пруда». А может, просто год выдался неудачный. Потери были чувствительными, но Рубен решил, что если это и есть наихудшие карты, сданные ему судьбой, то он может считать себя просто счастливчиком.

С вершины последнего холма ему открылся вид на сад Грейс. Приложив руку козырьком к глазам, Рубен стал отыскивать ее среди фиговых и апельсиновых деревьев, оранжево-красных маков и ярко-синих цветов люпина, однако вспомнил, что она уехала в город с Ай-Ю. Но она обещала вернуться к обеду! Даже если дегустация не оправдает его надежд, все равно у него есть для нее хорошие новости. Члены комиссии штата по виноградарству предложили ему представлять свой округ в их правлении на будущий год. Он знал, что она посмеется; он и сам еще не сумел опомниться от шока. Рубен Джонс, он же Джонас Рубинский, еврейский эмигрант с Украины, в прошлом мошенник и карточный шулер, приглашен давать советы своим уважаемым соседям и коллегам по вопросам выращивания винограда, производства вина, а также по рыночной и налоговой политике. С каждым днем жизнь становилась все более прекрасной и удивительной.

Она еще не вернулась: коляски не было в сарае, а в конюшне отсутствовала пара золотисто-гнедых рысаков, которых он подарил ей на последний день рождения. Рубен заметил на веранде голубое пятно – это Люсиль, жена Генри, помахала ему и закричала через весь двор:

– Генри в погребе с Рене, они вас ждут!

Рубен помахал в ответ и повернул в сторону вымощенной каменными плитами дорожки, ведущей мимо дома к винному подвалу. Он выиграл у Грейс десять долларов, побившись об заклад, что Люсиль все-таки выйдет замуж за Генри: она заявила, что шансы – три к одному, а проиграв, еще имела наглость утверждать, что он-де не правильно понял условия пари.

К этой уловке Грейс прибегала постоянно – ему приходилось следить за ней, не спуская глаз, подобно ястребу, высматривающему добычу. Но она была так твердо уверена, что Генри ни за что не сможет отказаться от выпивки – это было последнее условие, выдвинутое Люсиль, чтобы оттянуть помолвку! Однако у Рубена были на сей счет свои соображения: ему слишком часто приходилось замечать, как бедный Генри смотрит на них с Грейс с нескрываемой завистью. Он понял, что Генри обречен и деться ему некуда. И теперь все они жили в доме одной семьей под присмотром Ай-Ю. Порой Рубен с суеверным страхом начинал думать, что ему слишком крупно повезло.

Наклонив голову, чтобы не задеть притолоку низкой двери, он спустился по ступенькам, наслаждаясь внезапным ощущением прохлады и темноты после жаркого полуденного солнца. Рене Морель, приглашенный им технолог, взял под козырек, увидев хозяина, и вернулся к своему занятию.

– Много сегодня боя? – машинально спросил Рубен.

Глаза Клода блеснули за металлической сеткой защитной маски, которую он носил, чтобы обезопасить себя от взрывающихся бутылок.

– Как обычно, – ответил он, – четыре-пять на сотню.

Обязанности, выполняемые Клодом, доводили Генри до исступления. Почему бы просто не закачать углекислоту в большие винные чаны, как поступают все, кроме Поля Массона[59], спрашивал он по три раза на дню, не дожидаясь два с половиной года вторичной ферментации в бутылке? Сколько времени, сколько труда и денег они могли бы таким образом сэкономить! Кто заметит разницу? Кому какое дело? Нет, уж вы его извините за вмешательство, но разве они ввязались в это дело не ради прибыли?

Рубен давно уже понял, что объяснять ему что-либо бесполезно, и решил поберечь голосовые связки. Какой смысл разговаривать с глухим? Хуже, чем с глухим, – с человеком, который не желает слушать! Как втолковать ему, что нельзя насиловать вино, впрыскивая газ искусственным образом? Как объяснить, что это должен быть брак по любви? Что есть различие между игристостью и несварением желудка? Все было бесполезно: любые разъяснения еще больше выводили Генри из себя. С годами они пришли к шаткому равновесию: Рубен занимается производством, не советуясь ни с кем, кроме своего винного мастера, а Генри берет на себя всю деловую часть, не советуясь ни с кем, кроме Грейс.

Надо было признать, что со своей частью работы Генри справляется превосходно. За последние пять лет все они дважды побывали во Франции – сначала в Эперне, потом в Реймсе, – и оба раза Генри торговался, как черт, но добился своего: закупил новейшее оборудование по самой выгодной цене. Они приобрели тонко настроенные прессы, благодаря которым в чаны попадал лишь чистый виноградный сок, особые механизмы для первичного закупоривания и снятия осадка, наклонные стеллажи для хранения бутылок. Столь же здравое суждение Генри продемонстрировал при уплате налогов, а также при выборе ценных бумаг и предприятий для размещения капиталовложений. Впервые за всю свою жизнь он действовал по закону и упивался своей респектабельностью. Грейс смеялась над ним и уверяла, что он становится занудой. Сам Генри решительно отметал подобные обвинения, но Рубен заметил, что в последнее время он и в одежде, и в манере держаться приобрел солидность, свойственную разве что банкиру. И к тому же стал еще сильнее фабрить усы.

– А вот и он! – воскликнул Генри, обращаясь к Рене.

Оба они поднялись из-за стола в тесном, скудно освещенном лампой конторском помещении, чтобы его приветствовать.

– Мы уже заждались, – проворчал Генри.

Терпение не входило в число его добродетелей, и Рубен в который раз подумал о том, что по своему нраву Генри – увы! – совершенно не подходит для такой профессии, как виноделие, состоящей, по сути, главным образом из умения ждать.

Рене уже держал две пробные бутылки в ведерке со льдом. Коренастый молчаливый француз нервничал не меньше, чем сам Рубен, но старался не подавать виду. Они познакомились пять лет назад в Эперне. Рене Морель работал ассистентом винного мастера в одном из прекрасных старинных замков. Рубен пригласил его поработать над производством марочных вин на виноградниках Сонома-Вэлли в Калифорнии. Они дали друг другу нечто вроде обета, и предстоящая церемония должна была подтвердить или опровергнуть их умение держать слово.

Сняв металлический зажим, Рубен бережно откупорил первую бутылку. Пробка хлопнула с негромким, словно шепчущим звуком, в точности как требовалось этикетом. Из горлышка показался легкий дымок. Когда он будет рассказывать Грейс о своем достижении, решил Рубен, он назовет этот звук тихим голосом торжества, просто чтобы ее подразнить. Рене на три четверти наполнил два дегустационных бокала с полой ножкой и протянул один из них Рубену. Они обменялись взглядами, полными взаимопонимания, поверх ободка бокалов.

– Хорошая шипучесть.

– Первоклассная шипучесть. И великолепный цвет.

– Цвет хороший, – скромно согласился Рене, всегда предпочитавший сдержанность в оценках. – Потом выйдем на свет и проверим как следует.

Он сунул нос в бокал.

– Просто мечта, – провозгласил Рубен, втянув в себя букет.

Его возбуждение росло. Букет настоящего шампанского ни с чем нельзя было сравнить. Это был запах искушения. У этого вина был особенный, ни с чем не сравнимый аромат.

– Хорошо, – изрек наконец Рене.

– А может, не просто хорошо, а немного лучше? – попытался прощупать почву Рубен.

Рене все еще не слишком бойко изъяснялся по-английски. Особенно плохо ему давались прилагательные.

– Да, – согласился он после нескончаемой паузы. – Немного лучше.

Генри уже готов был взорваться. «Вы пить-то будете?» – было написано у него на лице.

Они выпили.

Разлив 1891 года уже три года пребывал в бутылках. Рубен признавал один-единственный метод изготовления шампанского: тот, что был принят в Шампани. В соответствии с этим методом, содержимое бутылки, из которой они сейчас пили, подверглось двум сотням различных операций. Он составил себе твердое мнение о результате, но не смел высказать его вслух.

А Рене нельзя было торопить. Рубен уже начал терять терпение, прямо как Генри. Он сверлил француза взглядом, пытаясь по выражению его лица определить, что он думает, но поджатые губы и шевелящиеся ноздри сами по себе могли означать все, что угодно.

Наконец в тот самый момент, когда Рубен уже подумал, что придется его встряхнуть, Рене поднял взгляд и изрек свое суждение.

– Хорошо, – сказал он.

– Хорошо? – разочарованно протянул Генри. – И все?

– Насколько хорошо? – тихо спросил Рубен. Рене улыбнулся, чего с ним почти никогда не случалось, возможно, из-за крупной щели между двумя передними зубами.

– C'est magninque, mon ami. C'est epatant… formidable. C'est tout[60]

Генри сплясал джигу.

– Значит, вам понравилось? Рубен громко рассмеялся.

– Да! Оно изумительно: жаль, что тебе нельзя попробовать. Тонкий привкус «Шардонне» просто бесподобен. Классический вкус – устойчивый, живой, насыщенный…

– Не слишком терпкий или резкий, – вставил Рене.

– Но и не слишком навязчивый…

– Нет-нет, только не это. Настоящее гармоничное вино, насыщенное, с тонким букетом. Мягкое, но не субтильное. Полное жизни. C'est joyeux – веселое вино, как у нас говорят.

– Я хотел бы назвать его «Сонома Игристое», – смело заявил Рубен.

Это название он придумал давным-давно, несколько месяцев назад, когда впервые почувствовал, что получит классическое шампанское, но ни с кем своими надеждами не поделился.

– А почему бы и нет? – все еще улыбаясь, согласился Рене. – По моему мнению, можно было бы добавить «De luxe»[61].

На такое даже сам Рубен не смел рассчитывать.

– "Виноградник «Ивовый пруд». Сонома Игристое. Брют[62] . Высшего качества", – любовно произнес он вслух, воображая, как это будет выглядеть на этикетке.

– А может, все-таки наклеим французскую этикетку? – в последний раз попытал счастья Генри. – Говорю тебе, мы могли бы взять за него вдвое больше!

Рубен безнадежно закатил глаза. Он вдруг почувствовал, что и минуты больше не может прожить без Грейс.

– Генри, тащи вторую бутыль, – скомандовал он. – Давай поднимемся наверх. Рене, мы должны это отпраздновать.

– Oui, plus tard[63], – как и следовало ожидать, откликнулся Рене, для которого дела всегда были на первом месте. – Сначала я должен кое-что закончить, потом приду.

– Ладно, увидимся позже и обговорим условия продажи.

Полный нетерпения, Рубен покинул контору, не дожидаясь Генри, бегом пересек основное хранилище и взобрался по ступенькам.

Наконец-то! Коляска стояла перед домом, Ай-Ю разгружал покупки.

– Где Грейс? – окликнул его Рубен.

– В доме!

Даже на расстоянии обычно невозмутимый китаец выглядел взволнованным. «Но не может же быть, чтобы он знал о результатах дегустации! Откуда ему знать?» – удивился Рубен.

– Мы получили отличное шампанское! – прокричал он, сложив руки рупором. – Великолепное! Сам Рене так сказал!

Ай-Ю захлопал в ладоши и широко улыбнулся.

– Расскажите мисси!

Рубен уже не слушал: он торопливо поднимался по ступеням крыльца.

– Грейс! – заорал он, очутившись в прихожей.

– Рубен?

Ее голос донесся сверху. В одно и то же время он начал подниматься, а она – спускаться по ступеням. Они встретились посредине.

– Грейс, у меня большие новости!

– Рубен, я должна тебе сказать…

Через семь лет после свадьбы его жена стала еще краше, чем прежде. Рубен так и не привык к ее красоте и всякий раз, расставшись с ней на некоторое время – часа на три-четыре, к примеру, – удивлялся заново при каждой встрече, но, увидев ее сейчас, да еще в белом, понял, что сражен окончательно. Он и сам не смог бы толком объяснить, отчего так получается. Одетая в белое, она казалась воплощением доброты и ангельской невинности. Было в этом что-то невыразимо трогательное… Однако при мысли о целомудрии и добродетели Рубену стало смешно. Но, может быть, все дело было просто в том, что белый цвет подчеркивал кремовый оттенок ее кожи и делал волосы похожими на золотую пряжу…

– Что случилось? – спросил он, выходя из блаженного транса и впервые обратив внимание на то, как горят румянцем ее щеки.

– Нет, скажи сначала ты.

– Ладно.

Он начал спускаться по ступеням.

– Нет-нет, давай поднимемся, – предложила она, удерживая его сзади за рубашку.

Рубен послушно повернулся и поднялся по лестнице следом за ней. Они прошли в свою спальню, вернее, в старую спальню Грейс, где одна внутренняя перегородка была обрушена много лет назад, чтобы стало просторнее. Кровать тоже была новая – широкое дубовое ложе под белым пологом, с белым покрывалом и горой подушек чуть ли не до потолка. Взяв Рубена за руку, Грейс подвела его к постели, так как именно там ей хотелось сообщить ему свою великую новость.

Ее муж стал еще привлекательнее, чем семь лет назад. Это казалось невозможным, но тем не менее было чистой правдой. Ей очень нравилось, как он выглядит в рабочей одежде: в выцветшей синей рубахе и старых габардиновых брюках, которые носил с подтяжками. Когда он выглядел особенно вспотевшим и перепачканным, она любила поддразнивать его, спрашивая, уж не он ли когда-то собирался всю жизнь просидеть на террасе, потягивая ледяное шампанское, пока другие на него работают? Не было в поместье ни одного человека, включая Рене Мореля, который работал бы больше, чем Рубен, или получал бы большее наслаждение от своего труда.

Грейс с легкостью догадалась, о чем он хочет ей рассказать, но не подала виду. Отбросив назад темную вьющуюся прядь, упавшую на его загорелый лоб, она спросила:


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25