Женщина-врач обращается по-русски к санитару.

– Какой у него стул?

– Со слизью! – поспешно говорит толстый санитар-недоучка.

«Лучше я помогу ему, – видимо, думает он. – Как знать, может быть, этот Бон мне еще пригодится».

Около моих нар собирается все больше народу.

– Собственно говоря, стул бывает не совсем чтобы со слизью! – Мне неприятно, что приходится поправлять толстого санитара, который так хотел помочь мне. – Стул бывает разный. Часто прерывистый! Горохом, как у козы!

Врачи снова шепчутся по-русски. Мне уже нечего больше сказать о той болезни, которую мне порекомендовал Вольфганг!

Женщина-врач еще раз ощупывает мой живот. Очень нежно.

«На два сантиметра ниже ребер, отдает в поясницу!» – думаю я.

Серые глаза, в которых застыла мировая скорбь, задумчиво смотрят на меня.

И я не отвожу глаз и тоже смотрю на нее. В моих глазах появляется нечто вполне определенное, истинное. Так как я думаю: «Я такой же контрреволюционер, как и ты!»

«Откуда ты знаешь, что я контрреволюционерка?» – спрашивают меня ее серые глаза. «Я думаю, что они расстреляли твоего отца, генерала царской армии?» – «Но теперь это уже не может больше служить основанием для ненависти, ведь это произошло так давно!» – «Я тоже так думаю. Я не обижаюсь на них за то, что они хотели меня расстрелять. Но они же понятия не имеют о жизни, они не понимают даже самих себя! Вот в чем причина, вот почему я против большевиков!»

Когда женщина-врач вместе со своей свитой переходит к следующему больному, Ферман объявляет ее решение:

– Бон, три недели постельного режима!

Толстый санитар потрясен. Еще никогда раньше никто во время первого визита врача не получал сразу три недели постельного режима!

У меня в душе все ликует!

Я могу три недели делать все, что хочу.

Могу лежать на нарах и предаваться мечтаниям.

Могу лежать на лужайке и греться на солнце, и мне не надо будет вскакивать при каждой команде «Смирно!», когда появляется какая-нибудь медсестра или комендант.

Я могу даже выбирать, какой хлеб мне есть: сухой или свежеиспеченный. Обычное питание или диету.

Свои десять граммов табака я ежедневно отдаю Вольфгангу вместо того, чтобы получить стакан молока, который полагается всем некурящим лежачим больным.

– Не дури! Бери табак! – говорю я ему. – В конце концов, нам обоим хоть что-то перепадет от этих трех недель.

Я доставляю приятелю, который лежит рядом со мной в бараке для лежачих больных, последнюю радость, прежде чем он со страшным хрипом отходит в мир иной.

– Сколько лет твоей дочери? Говоришь, семнадцать? У тебя уже такая большая дочь?!

Другому соседу я говорю:

– Расскажи что-нибудь о своей профессии.

Недавно хирурги в третий раз оперировали его обмороженную ногу. Все говорят, что он очень склочный и задиристый. Горячий уроженец Саара. Мясник по профессии.

Он буквально светится, когда рассказывает о своей работе.

– Я выпускал двенадцать сортов одной только кровяной колбасы!

И другие больные тоже начинают рассказывать о своей профессии. Некоторые читают целые лекции на эту тему.

– Они буквально не могут нарадоваться, что ты лег к ним, – сообщает мне Вольфганг.

Я сам выступил перед ними с большим докладом о деньгах и системе их распределения.

– Давайте поговорим как-нибудь на такую тему, которая интересна всем, – громко предложил я однажды. – Мы же не можем все время говорить только о рецептах выпечки тортов, так можно и слюной захлебнуться.

Тогда они пожелали узнать, будет ли инфляция, когда они вернутся домой.

Лежа на нарах, я чувствую себя с каждым днем все лучше и лучше. Я вижу, как покрытые нежной зеленью ветки стучатся в узкое окошко. Я чувствую, как чисто становится в бараке после утренней уборки.

Я сам становлюсь другим человеком, и все другие люди кажутся мне лучше. Нужно разработать такую систему, согласно которой все люди будут получать справедливую заработную плату. Не только в зависимости от того, что они сделали, но также и от того, как они собираются тратить заработанные деньги. Ведь это разные вещи, тратить ли зарплату на выпивку или на покупку учебников, чтобы повысить свою квалификацию.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.