- Прекрасное оружие. Этот бьет чуть левее. Но они подойдут.
      - Продавец заверил меня, что они остановят атакующего носорога... очень большое толстокожее животное, - пояснила она, заметив его недоумение.
      Он попытался засунуть пистолеты в свои кобуры, но они в них не уместились.
      - Не беспокойся, - сказала Амазига. - Я купила для тебя кобуры.
      Когда они вошли в дом, она развернула большой пакет и протянула Шэнноу черный пистолетный пояс ручной работы с двумя кобурами. Кожа была толстая, отличного качества, медная пряжка сверкала. По всему поясу располагались кармашки с патронами.
      - Очень красивый, - сказал Шэнноу, застегивая его на бедрах. - Примите мою благодарность, госпожа. Она кивнула.
      - Он тебе очень идет, Шэнноу. А теперь я должна опять тебя покинуть. Мы вернемся в сумерках, Люкас тебя проинструктирует.
      - Мы? - переспросил Шэнноу.
      - Да. Я еду встретить Гарета. Он отправится с нами. И она вышла из дома. Шэнноу следил, как она направилась к кольцу разбитых камней. Яркой вспышки не было: Амазига словно растаяла в воздухе.
      Вернувшись в дом, Шэнноу посмотрел на спокойное безмятежное лицо, заполнявшее экран.
      - Она сказала: проинструктировать. Как это?
      - Я покажу вам ваш путь и ориентиры, которые вам следует запомнить. Садитесь, мистер Шэнноу, и смотрите.
      Экран замерцал, и Шэнноу обнаружил, что смотрит на горный отрог, густо поросший соснами.
      * * *
      Иаков Мун следил, как раскрашенные фургоны вереницей медленно исчезали из виду. В последнем, он знал, едет высокая, стройная белокурая девушка.
      Он харкнул и сплюнул. В другой раз он бы получил свою цену за освобождение рыжего юнца... Мередита, что ли? И ценой была бы эта девка, Исида. Вообще-то Иаков Мун предпочитал пухлых бабенок, но что-то в этой девке его возбуждало. И он знал что. Невинность, нежная хрупкость. Может, чахоточная? Кожа неестественно бледная, и, заметил он, в фургон она залезла вроде бы с трудом. Он отвернулся, сосредоточиваясь на более важных делах.
      Трупом Диллона занимался гробовщик, а Иерусалимец разъезжал на воле где-то в горах. Следопыты потеряли его след в пустыне. Шэнноу и еще кто-то въехали в круг камней и исчезли. Мун вздрогнул.
      А что, если он ангел? Что, если вся жалкая библейская сказочка чистая правда? Ну уж нет! Этому он ни за что не поверит! "Если Бог есть, то почему он не разразил меня громом? Черт подери, я же людей поубивал с избытком! А вот Дженни он сразил быстро, хотя она-то никому зла не сделала".
      Все это случайности, думал он. Игра случая.
      Сильные выживают, слабые погибают.
      Чушь собачья! Мы все когда-нибудь умрем.
      Городок неестественно затих. Перестрелка накануне всех озадачила. Конечно, Диллона боялись, но, главное, от него прямо-таки разило жизнью. Громогласный, не человек, а бык, излучающий силу и уверенность в себе. И во мгновение ока его сразил неизвестный, который встал поперек улицы и перечислил все его грехи.
      Иаков Мун въехал в Доманго через три часа после убийства, как раз когда вернулись охотники. А тут прискакал человек с фермы Хонкина: еще двое убитых. Взыскующий Иерусалима? Очень даже может быть, подумал Мун.
      Тем не менее рано или поздно он возьмет Шэнноу на прицел - и конец всем трудностям.
      Мун улыбнулся и снова вспомнил про девушку. Кровь Диллона на мостовой еще не просохла, а она вошла в штаб Крестоносцев и встала перед ним. "Я не ошибаюсь, сэр, вы Иерусалимский Конник? - Мун кивнул, его глаза под набрякшими веками шарили по ее стройной фигуре. - Мое имя Исида. Я обращаюсь к вам в поисках справедливости, сэр. Нашего доктора Мередита арестовали без всяких оснований. Вы его не выпустите?"
      Мун откинулся на спинку кресла и покосился на кряжистого Крестоносца, который стоял у стойки с ружьями. Тот прокашлялся.
      "Они же фургонщики, - сказал он. - И попрошайничали".
      "Неправда! - сказала Исида. - Доктор Мередит просто повесил вывеску о том, что он врач, и пригласил больных обращаться к нему".
      "У нас свой доктор имеется", - рявкнул Крестоносец. _
      "Отпусти его", - сказал Мун.
      Крестоносец постоял, помолчал, потом снял с гвоздя у стойки кольцо с ключами и прошел в глубину дома.
      "Благодарю вас, сэр", - сказала Исида.
      Тут Мун улыбнулся, но ничего не сказал. Он повернул голову, когда Крестоносец привел Мередита, высокого молодого человека с песочно-рыжими волосами и слабохарактерным лицом. Мун прикинул, не любовник ли он девушки, и от нечего делать вообразил, как они совокупляются.
      "Они знают убийцу Диллона, - сказал Крестоносец. - Это точно".
      Мун перевел взгляд на девушку.
      "Он был ранен, - сказала она. - Мы нашли его при смерти и выходили. Потом позже, когда на нас напали, он нас защитил. - Мун кивнул, но ничего не сказал. - Потом он убил Клятвоприимца из Чистоты. И уехал. Куда, мне неизвестно".
      "Свое имя он назвал?" - спросил Мун.
      "Да. Сказал, что он Йон Шэнноу. Наш главный, Иеремия, думает, что рана в голову немного помрачила его рассудок. Он лишился памяти, понимаете? Не помнит, кто стрелял в него и почему. Иеремия полагает, что он, так сказать, укрылся за личностью Йона Шэнноу".
      Рыжий доктор встал рядом с Исидой и положил руку ей на плечо. Мун почувствовал раздражение, но промолчал.
      "Человеческое сознание крайне сложно, - сказал Мередит. - Очень вероятно, что в детстве он наслушался много рассказов про Йона Шэнноу. Теперь из-за амнезии его сознание склеивает кусочки таких воспоминаний. И он уверовал, что он легендарный Иерусалимец".
      "Так, значит, - спросил Мун почти шепотом, - он не помнит, откуда он?"
      "Да, - сказала Исида. - Мне он показался очень одиноким человеком. Вы обойдетесь с ним бережно, когда разыщете его?"
      "Всенепременно", - обещал Мун.
      * * *
      Шэнноу смотрел на экран, запоминал ориентиры и слушал, как Люкас описывал земли Кровь-Камня. По большей части ландшафты были Шэнноу незнакомы, но время от времени он видел вдали вершины, будившие неясные отзвуки в его памяти.
      - Вам следует помнить, мистер Шэнноу, что это мир, сошедший с ума. Ученики, следующие за Кровь-Камнем, получают драгоценные подарки, но у подавляющего большинства только одно будущее: умереть для утоления его голода. Времени, чтобы найти Сэмюэля Арчера, у нас будет мало. Джип доставит нас в самую ближнюю точку, после чего в нашем распоряжении будут примерно сутки, чтобы спасти его.
      - Джип? - переспросил Шэнноу.
      - Средство передвижения, стоящее снаружи. Оно способно двигаться со скоростью шестьдесят миль в час по пересеченной местности. И никакой Пожиратель или всадник его не догонит.
      Некоторое время Шэнноу молчал. А потом сказал:
      - Вы можете видеть много разных мест и людей?
      - Да, у меня очень подробные файлы, - согласился Люкас.
      - Тогда покажите мне Йона Шэнноу.
      - Амазига не хочет, чтобы вы видели ваше прошлое, мистер Шэнноу.
      - Ее желания тут ни при чем. Я прошу вас показать мне его.
      - Так что вы хотели бы увидеть?
      - Я знаю, кем я был двадцать лет назад, когда сражался с людьми-ящерами и послал Меч Божий сквозь Врата уничтожить Атлантиду. Но что произошло потом?
      Как я провел эти двадцать лет? И почему я относительно молод?
      - Погодите немного, - сказал Люкас. - Я подберу информацию.
      Шэнноу тут же охватило ощущение, которое он давно забыл, и это его ошеломило. У него свело желудок, сердце отчаянно заколотилось. Из глубин его сознания поднялись неясные страхи, и он с мучительной уверенностью понял, что не хочет ничего узнать. Во рту у него пересохло, он дышал так часто и неглубоко, что у него закружилась голова. Его охватило желание остановить машину, приказать, чтобы она молчала. "Я не буду трусом!" прошептал он. И сидел неподвижно, вцепившись в подлокотники. Экран замерцал, и он увидел себя на вершине скалы-башни, а в небе ослепительно сиял Меч Божий. Человек на скале поник, серебро в его черной бороде потемнело.
      - Это, - зазвучал голос Люкаса, - тот момент, когда вы вновь обрели молодость. Последние остатки силы Сипстрасси просачиваются сквозь каменную оболочку башни и омолаживают стареющие ткани.
      Затем на экране появилась Долина Паломника, и Шэнноу увидел, как Йон Кейд читает свою первую проповедь, услышал слова надежды и мира. Бет Мак-Адам сидела в первом ряду, и ее устремленные на проповедника глаза сияли любовью.
      Взыскующий Иерусалима ощутил томительную печаль... Печаль любви, горе утраты. Любовь к Бет вырвалась из его подсознания и разорвала ему сердце. Заставляя себя смотреть на экран, он наблюдал, как проходили годы, увидел, как его сбил с ног Сим Джексон, и вновь ощутил парализующий стыд от того, что у него хватило силы просто уйти. Вновь он услышал за спиной насмешливый хохот Джексона.
      И потом он увидел сожжение церкви и убийство волчецов.
      - Довольно, - сказал он тихо. - Больше я ничего видеть не хочу.
      - Вы помните это? - спросила машина. - Я это помню.
      - Вы человек крайностей, мистер Шэнноу, и огромной внутренней силы. Вы не способны следовать средним путем и так никогда и не научились идти на компромисс. Вы стали проповедником и проповедовали любовь и понимание доктрину кротости в самом незамутненном ее виде. Вы не могли быть человеком, творящим насилие, и проповедовать такую доктрину. Поэтому вы спрятали свои пистолеты и стали для себя воплощать ее в жизнь, используя тот же железный контроль над собой, какой помогал вам расправляться с разбойниками.
      - Но это был обман, - сказал Шэнноу. - Я вел притворную жизнь.
      - Сомневаюсь. Вы пожертвовали всем, чем могли, даже смирились с потерей любимой женщины. На такую преданность идее способны немногие. Однако и железо можно разорвать. Когда налетчики сожгли церковь, железо не выдержало. Вы бросились за ними в погоню и уничтожили их. Сознание очень хрупко и уязвимо, мистер Шэнноу. Вышло так, что вы практически предали все, что отстаивали двадцать лет. И потому сознание, защищая себя, бросило все воспоминания об этих годах в ящик и спрятало его от вас. Вопрос теперь, когда ящик открылся, таков: кто вы? Йон Кейд, проповедник и богобоязненный человек, или вы Йон Шэнноу, бесстрашный убийца?
      Шэнноу ничего не ответил и встал.
      - Благодарю вас, Люкас. Вы оказали мне неоценимую услугу.
      - С величайшей охотой, мистер Шэнноу.
      Снаружи свет начинал меркнуть, жар пустыни слабел. Шэнноу прошел к загону и перелез через изгородь, за которой щипали траву четыре лошади. Они стояли двумя парами носом к хвосту, защищая морды друг друга от кружащих над ним мух.
      Шэнноу вытащил один из длинных вороненых пистолетов.
      Вопрос теперь, когда ящик открылся, таков: кто вы? Йон Кейд проповедник и богобоязненный человек, или вы - Йон Шэнноу, бесстрашный убийца?
      * * *
      В те минуты, когда Нестор Гаррити и Клем Стейнер ехали в сторону Чистоты, а Йон Шэнноу стоял в одиночестве на улице Доманго, апостол Савл гнал свою усталую лошадь к развалинам древнего города.
      Савл весь кипел яростью. Он получил известие, что Диакон остался цел, а Мун убил Джеффри, секретаря Диакона. Совет в Единстве был в смятении. Диакон исчез.
      Исчез!
      "Бог мой! - думал Савл. - А если он знает, что это был я?"
      Комар впился в правую ногу Савла, и он свирепо его прихлопнул. От громкого звука лошадь прянула в сторону, и он выругался. Жара стояла невыносимая, вонючий конский пот впитывался ему в брюки. Спина после четырехчасового пребывания в седле отчаянно ныла, а древний город словно не приближался. Он снова выругался.
      Диакон жив! Джозия Брум жив! Йон Шэнноу жив! Все идет прахом, все годы тщательного планирования расползаются по швам на его глазах.
      "Я всегда был проклят", - думал он, вспоминая свое чикагское детство: измывательства одноклассников, потому что он был коротышкой с остреньким лицом; насмешки девочек, которые лучше бы умерли, чем пошли в кино с "замухрышкой вроде тебя". И на его работе успех всегда доставался другим, обгонявшим его на лестнице повышений, хотя они - и мужчины, и женщины были куда менее способными, чем он. Однако Савл Уилкин всегда оказывался обойденным. Коротышка Савл.
      И ведь он соблюдал правила игры. Подхалимничал перед своими начальниками, смеялся их анекдотам, поддерживал все их начинания и прилагал все усилия, чтобы быть не хуже других. И тем не менее он никогда не получал признания, которого жаждал.
      И теперь это повторялось - на этот раз с высоким, красивым, золотоволосым апостолом Савлом. Обойденный Диаконом, он впервые в жизни рискнул поставить на карту все. И уже терпел неудачу. Как он всегда ее терпел...
      Нет, не всегда, подумал он. Было золотое время, когда он впервые обрел Бога. Уволенный на севере, Савл перебрался во Флориду. Как-то под вечер во вторник на исходе февраля он ехал по Западному шоссе 14 и остановился выпить кофе в закусочной при автостоянке. Там был припаркован трейлер, и какие-то молодые ребята и девушки раздавали листовки. Девушка протянула одну Савлу приглашение на библейский пикник под Киссими в следующее воскресенье. Девушка осияла его улыбкой и назвала "братом".
      В воскресенье Савл отправился на пикник в числе еще трех сотен человек. Он чудесно провел время, а проповедь толстого пастыря задела какую-то струну в его сердце - особенно то, что было сказано о кротких и последних: именно их Господь возлюбил особо.
      Без друзей, живя на последние деньги, Савл вступил в маленькую церковную общину. Это были самые счастливые годы его жизни, особенно после того, как общину возглавил Диакон и назначил его на оплачиваемую должность церковного казначея. На нее зарился Джейсон, высокий и красивый. Савл не сомневался, что будет вновь обойден. Но нет. Диакон пригласил его к себе и спокойно предложил ему эту должность. Джейсон, озлобившись, полный мстительного духа, вышел из общины.
      Хорошие дни. Замечательные дни, вдруг понял Савл.
      Затем судьбоносный полет и конец того мира, который он знал. Но и тогда впереди его ждали радости - дары Сипстрасси: красивое тело, бесчисленные женщины.
      "Все это у меня было", - думал Савл. Но сила Сипстрасси иссякала, Диакон старел, и скоро всему этому должен был прийти конец. "Без Сипстрасси я снова буду коротышкой Савлом Уилкинсом, лысым, сутулым, щурящимся на мир слезящимися глазами. Кто будет относиться ко мне серьезно? Что я буду делать?"
      Ответ был прост. В новом мире надо стать богатым. Взять его в свои руки, как делали жестокие беспощадные люди в старом мире. Взять в свои руки землю и полезные ископаемые - нефть, серебро, золото. И искать, искать Сипстрасси.
      Диакон нашел свой клад вскоре после их прибытия сюда. Уехал в дикие земли и вернулся с полной сумкой камешков.
      "О Господи, - подумал Савл, - их же было никак не меньше тридцати!" И он спросил Диакона, где тот их нашел.
      "Во время моих путешествий", - ответил Диакон с улыбкой.
      А год назад в Единстве появился человек, который утверждал, что знаком с Диаконом. Его проводили к Савлу. Старик старатель объяснил, что встретился с Диаконом, когда тот ездил по землям за Стеной. "А где точнее?" - спросил Савл.
      "Да неподалеку от Долины Паломника... ну, вызнаете, - был ответ. - Где Господь посадил вашу летающую машину".
      И значит, где-то там Диакон нашел Камни Силы.
      Пусть там будут еще Камни! Снятый Боже, пусть там будут еще Камни!
      С запасом Сипстрасси он все еще сможет взять власть. Всего пять камешков! Три. "Господи, Господи, пошли мне найти их!"
      Ему уже были видны высокие каменные столпы - остатки южных ворот атлантидского города. Один был выше другого и достигал в высоту почти шестидесяти футов. Некогда их соединяла поперечная каменная плита, но она упала, усыпав дорогу множеством обломков.
      Оглядывая мили и мили того, что в незапамятные времена было великолепным городом, Савл даже забыл на время о своей цели. Повсюду валялись мраморные статуи, чаще всего разбившиеся, однако кое-где они удержались на постаментах, уставив каменные глаза на этого - самого последнего - созерцателя их безмолвного горя. Многие здания все еще стояли, и тысячи лет на океанском дне словно бы не оставили на них никакого следа. Савл ехал и ехал вперед, копыта его лошади стучали по плитам мостовой, будя тревожное эхо.
      Диакон рассказывал ему про древнего царя Атлантиды, Пендаррика. Это он стал погубителем своего народа - из-за него Земля опрокинулась, и колоссальная волна погребла под собой его империю.
      Савл направил усталую лошадь вверх по длинному склону к многобашенному дворцу. Она тяжело дышала, с боков срывались хлопья пены. На вершине он спешился и привязал бедную животину на солнцепеке. Лошадь стояла, понурив голову, но Савл, забыв про нее, торопливо вошел во дворец. Пол покрывал плотный слой густой пыли, которая когда-то была илом.
      Возле окон, где ветер сдул пыль, Савл различил изысканный мозаичный узор из синих и красных камешков. Никаких следов мебели или еще чего-либо деревянного. Дерево давно было уничтожено, возможно, смешавшись с бывшим илом. Но у стен по-прежнему стояли статуи воинов в панцирях и шлемах, напомнив Савлу греческих воинов на картинках, изображавших осаду Трои.
      Он миновал много дверных проемов и наконец очутился в огромном круглом зале, середину которого занимало кольцо из поставленных вертикально искусно обработанных прямоугольных камней. И пыль повсюду. Под его ногами она клубами поднималась в воздух, иссушала его горло, вызывала кашель.
      Он неторопливо обыскал зал, но нашел только золотую рукоятку церемониального кинжала, которую спрятал в карман. Вернувшись к лошади, он напился из фляжки. С этого места древний город выглядел даже еще обширнее. Во всех направлениях, куда хватало глаз, тянулись руины.
      Его охватило отчаяние. Даже если Камни здесь есть, как их найти?
      И тут его осенила мысль. Блистательная в своей простоте: Савл Уилкинс, хотя он этого не знал, нашел решение, ускользавшее в прошлом от тысяч и тысяч блестящих умов. Он облизнул губы, стараясь справиться с нарастающим волнением.
      Сила Сипстрасси может все! Так почему бы не использовать камешек как магнит, чтобы он притянул другие камешки или хотя бы направил его к ним.
      Савл сунул руку в карман и вытащил камешек. Всего три золотые прожилки! Хватит ли их? И где проверить свое предположение?
      Камни обеспечивали такое могущество, что вряд ли в городе ими владело много людей. Только самые богатые.
      А владелец дворца должен был быть богатейшим из богатейших.
      Круглый зал занимал середину здания. Значит, там и следует начать, решил Савл. Торопливо пройдя пустую анфиладу, Савл встал в самом центре кольца камней. И задумался. Как именно употребить силу камешка? Соображай! Соображай!
      Крепко сжав камешек в кулаке, он представил себе чисто золотой осколок и мысленно притянул его к себе. Ничего не произошло. Камешек у него в кулаке не потеплел, как бывало, когда из него источалась сила. Савл не знал, что в древних развалинах не осталось ни единого Сипстрасси. Он сжал кулак еще крепче, острый край вонзился в его ладонь. Савл выругался и разжал кулак. На ладони вздулась бусинка крови и коснулась камешка. Блестящие желтые прожилки потемнели, стали багряно-золотыми в тусклом свете зала.
      Однако теперь камень потеплел. И Савл попробовал еще раз. Подняв кулак, он пожелал, чтобы камень притянул себе подобных. И новорожденный Кровь-Камень повиновался, послав свою силу сквозь Врата, очерченные вертикальными камнями.
      Вокруг разлилось фиолетовое сияние. Савл возликовал. Сработало! Он был почти ослеплен, а когда сияние угасло, увидел то, чего никак не ожидал увидеть. Ярдах в тридцати от него на массивном золотом троне восседал мужчина могучего сложения и смотрел прямо на него. Кожа мужчины была багрово-красной и как бы украшена узором из черных линий. Савл оглянулся. Позади него все осталось прежним: вертикальные камни, устланный пылью пол. Но впереди он опять увидел непонятного человека.
      - Кто ты? - спросил татуированный мужчина звучным басом.
      - Савл Уилкинс.
      - Савл... Уилкинс, - повторил мужчина. - Дай-ка я прочитаю твое сознание, Савл Уилкинс. - Савл ощутил странную теплоту, заползающую к нему в голову. Когда она исчезла, он почувствовал себя одиноким и потерянным. Ты мне не нужен, Савл Уилкинс, - сказал татуированный. - Мне нужен Иаков Мун.
      Перед Савлом, заслоняя от него все, вздыбилась непонятная фигура. У него оставалась доля секунды, чтобы увидеть гладкий серый мех, налитые кровью глаза и желтые клыки в разинутой пасти. Но времени вскрикнуть у него не было. В его грудь впились когти, а жуткие клыки сомкнулись на его голове...
      9
      Мудрец, и дурак заблудились в пустыне. Один ничего про жизнь в пустыне не знал и вскоре, измученный жаждой, совсем отчаялся. Второй вырос в пустыне и знал, что там часто можно найти воду, если копать в выгибе луки пересохшего речного русла. Так он и сделал, и они оба напились.
      Нашедший воду сказал своему спутнику:
      - Ну, кто из нас мудрец?
      - Я, - ответил второй. - Потому что я привел тебя с собой в пустыню, тогда как ты взял в спутники дурака.
      Мудрость Диакона, глава VI
      Амазига встретилась с сыном на перекрестке дорог за Доманго. Она улыбнулась, когда он подъехал, и помахала ему. Он был красив, более худощав, чем его отец, но его отличали природная грация и уверенность в себе. Сердце Амазиги преисполнилось гордости.
      - С ним все сошло благополучно? - спросил Гарет, наклонясь с седла и целуя Амазигу в щеку.
      - Да. И он согласен.
      - Видела бы ты, мама, как он вышел на улицу и вызвал Диллона. Потрясающе!
      - Он убийца. Кровожадный варвар! - оборвала Амазига, раздраженная восхищением в его тоне. Гарет пожал плечами:
      - Кровожадным варваром был Диллон. Теперь он мертв. Не жди, что я стану его оплакивать.
      - И не жду. Но я никак не думала, что мой сын возведет в герои человека вроде Йона Шэнноу. Ну да ты странный мальчик, Гарет. Почему, получив образование в современном мире, ты пожелал жить в подобном месте?
      - Здесь не соскучишься.
      Она с бессильной досадой покачала головой и повернула лошадь.
      - Времени мало, - сказала она. - Надо поторопиться.
      Они галопом въехали в каменный круг. Амазига подняла камешек, и вокруг них вспыхнуло фиолетовое сияние.
      Впереди возник дом, и они направили лошадей к загону. На изгороди сидел Шэнноу. Он поднял голову и кивнул в знак приветствия.
      Амазига спрыгнула с седла и открыла ворота загона.
      - Расседлай лошадей, - велела она Гарету. - Я нагружу джип.
      - Никакого джипа, - сказал Шэнноу, слезая с изгороди.
      - Что?
      - Мы поедем на лошадях.
      - Джип способен двигаться втрое быстрее лошадей. В мире Кровь-Камня ничто не сможет его догнать.
      - И все-таки мы его не возьмем, - сказал Иерусалимец.
      Ярость Амазиги вырвалась наружу.
      - Да кем ты себя вообразил, черт побери? Здесь командую я, и ты будешь делать то, что скажу я! Шэнноу покачал головой.
      - Нет, - сказал он мягко, - вы здесь не командуете. Если вы хотите, чтобы я вас сопровождал, седлайте свежих лошадей. Или будьте любезны вернуть меня в мир, который я знаю.
      Амазига проглотила гневную отповедь. Меньше все-то ее можно было обвинить в глупости, и, услышав сталь в его голосе, она сразу переменила тактику.
      - Послушайте, Шэнноу, я знаю, вы не понимаете, как движется... этот экипаж, но доверьтесь мне. С ним мы будем в гораздо большей безопасности, чем разъезжая верхом. А наша цель слишком важна, чтобы допускать ненужный риск.
      Шэнноу шагнул к ней и пристально посмотрел в ее темно-карие глаза.
      - Вся эта затея - ненужный риск, - холодно сказал он, - и не будь я связан словом, то без всяких колебаний предоставил бы вам действовать в одиночку. Но пойми одно, женщина, руководить буду я, а ты и твой сын будете следовать за мной. Будете подчиняться безоговорочно... и с этой минуты. Выберите лошадей.
      Прежде чем Амазига успела ответить, заговорил Гарет:
      - Если можно, я бы хотел оставить себе эту кобылу, она очень вынослива и еще не успела устать. Шэнноу оглядел ее и кивнул.
      - Как хотите, - сказал он, повернулся и зашагал в сторону пустыни.
      Амазига набросилась на сына:
      - Как ты мог встать на его сторону?
      - Зачем держать собаку, если ты будешь лаять сама? - ответил Гарет, спрыгивая на землю. - Ты говоришь, он убийца и кровожадный варвар. Все, что мне известно об Иерусалимце, свидетельствует, что он умеет выходить живым из тяжелейших переделок. Да, он суров и беспощаден, но там, куда мы отправляемся, нам нужен как раз такой человек. Не обижайся, мама. Ты замечательный ученый и несравненная собеседница за столом. Но в данных обстоятельствах я, пожалуй, предпочту подчиняться ему. Амазига подавила гнев и выдавила из себя улыбку.
      - Как бы то ни было, а насчет джипа он ошибается.
      - Я в любом случае предпочитаю ездить верхом. Амазига сердито ушла в дом и поднялась к себе в комнату. Из стенного шкафа напротив двери она вынула наплечные ремни с прикрепленными к ним серебряной и черной коробочками. Затем подсоединила два проводка к первой коробочке, угнездившейся на ее талии слева. Подсоединив другие концы проводков ко второй коробочке, она пристегнула ее к поясу на спине рядом с кожаным футляром, вместившим четыре обоймы к девятизарядной "беретте" у нее на бедре. Вернувшись в переднюю комнату, она достала еще пару проводков из ящика под компьютером и соединила их сначала с задней стенкой машины, а потом с коробочкой у себя на поясе.
      - Ты сердита, - сказал Люкас.
      - Батареек хватит дней на пять. По-моему, этого достаточно, - сказала она, пропустив его слова мимо ушей. - Ты готов для перекачки?
      - Да. Ты, конечно, понимаешь, что я не могу загрузить все мои файлы в твою портативку? Так что мои возможности будут ограничены.
      - Мне нравится твое общество, - ответила она с широкой улыбкой. - Ну, так ты готов?
      - Конечно. А ты не подключила микрофон.
      - Прямо-таки жизнь с девствующей тетушкой! - сказала Амазига, вешая на шею обруч с наушниками. На перекачку файлов ушло чуть меньше двух минут. Надев наушники, она выщелкнула изогнутый серп микрофона. - Ты меня слышишь?
      - Мне не нравится, что я не могу видеть! - Голос Люкаса доносился словно издалека. Амазига добавила громкости.
      - Не все сразу, мой хороший, - сказала она. Оптоволоконная камера была встроена в обруч наушников, а ее проводки соединялись с набором миниатюрных батареек на наплечном ремне. Расположив все по своим местам, она включила батарейки.
      - Так-то лучше, - сказал Люкас. - Поверни голову вправо и влево. Амазига повертела головой. - Прекрасно. А теперь скажи мне, почему ты сердишься?
      - Зачем мне говорить тебе то, что ты уже знаешь сам?
      - Гарет прав, - сказал Люкас. - Шэнноу из тех, кто выживает. Он натренированный ясновидящий. Его дар - осознавать опасность до того, как она материализуется.
      - Я знаю о его дарованиях, Люкас. Потому-то я и заручилась его услугами.
      - Посмотри вниз, - сказал Люкас.
      - Зачем?
      - Я хочу посмотреть на твои ноги. Амазига засмеялась и наклонила голову.
      - Ага! - сказал Люкас, - Я так, и знал. Кеды! Надень-ка лучше сапоги.
      - Я и так уже по бедра в проводах и батареях. Кеды удобны. Ну, еще какие-нибудь пожелания?
      - Было бы очень мило, если бы ты дошла до сангуаро, в котором гнездится сова-эльф. С такого расстояния камера на крыше не дает четкого изображения.
      - Когда мы вернемся, - пообещала она. - А теперь я хотела бы, чтобы ты сосредоточился на землях Кровь-Камня... если тебя это не слишком затруднит. Тебе следует еще раз продумать путь, место и время переброски. Без джипа все пройдет чертовски медленно.
      - Мне джипы никогда не нравились, - объявил Люкас.
      * * *
      Джозия Брум проснулся и увидел, что старик чистит два длинноствольных пистолета. Грудь ему прожгла боль, и он застонал. Джейк обернулся к нему.
      - Как бы ты сейчас себя ни чувствовал, ты будешь жить, Джозия, сказал он.
      - Так мне не приснилось? - прошептал Брум.
      - Нет. Иерусалимские Конники пытались убить тебя и во время этой попытки застрелили Даниила Кейда. Теперь ты - беглый преступник. Им велено стрелять в тебя без предупреждения. - Брум попытался сесть, но у него отчаянно закружилась голова. - Не напрягайся, Джозия, - предупредил Джейк, - Ты потерял много крови. Ну и не торопись - потихоньку да полегоньку будет куда лучше. Ну-ка! - Джейк отложил пистолеты и снял дымящийся кувшин с раскаленных углей. Налив оловянную кружку до краев, он протянул ее Бруму, который ухватил ее левой рукой, а сам вернулся на свое место, взял пистолет, вынул барабан и зарядил его.
      - Что мне делать? - спросил Брум. - Кто мне поверит?
      - Не придавай важности, сынок, - откликнулся Джейк. - Вот что я тебе скажу.
      - Как вы можете говорить такое? - охнул Брум. Джейк вернул пистолеты в глубокие кобуры под мышками и взял короткоствольное ружье, которое тоже начал заряжать, вставляя патрон за патроном в овальное окошко магазина. Закончив, он пощелкал затвором и отложил ружье.
      - Очень скоро, - сказал он негромко, - люди забудут про эту стрельбу, а будут думать только о том, как бы уцелеть. А это будет очень нелегко, когда явится то, что явится. Ты же был тут во время вторжения Кинжалов. Но то были дисциплинированные воины. Они выполняли приказы. А подстерегающий теперь ужас превосходит всякое понимание. Вот почему я здесь, Джозия. Чтобы противостоять ему.
      Джозия Брум ничего не понял. Он был способен думать только о страшных событиях, разразившихся накануне, - об убийстве Даниила Кейда, о мучительной тряске в тележке среди ночной тьмы. Может, старик не в своем уме? Но говорит как будто бы разумно. Боль в груди утратила остроту, стала тупой, ноющей; поднявшийся к рассвету ветер пронизывал его холодом. Его сотряс озноб. Повязка на его щуплой грудной клетке была вся в запекшейся крови, и каждое движение правой руки вызывало тошноту.
      - Кто вы? - спросил он старика.
      - Диакон, - ответил Джейк, убирая пустой кувшин в большой заплечный мешок.