Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Тигана

ModernLib.Net / Гэвриел Гай / Тигана - Чтение (стр. 14)
Автор: Гэвриел Гай
Жанр:

 

 


      — Тогда пустите меня на борт, — сказал он так резко, как только мог. — Я не собираюсь устанавливать дальнюю связь с королем, стоя на пристани. Мне нужен стул и тишина и очень крепкая чашка того, что на корабле сходит за кав.
      Раманус явно пришел в замешательство. Губернатору удалось извлечь из этого слабое удовольствие.
      Они предоставили ему все, о чем он просил. Женщину перевели в трюм, а его оставили одного в каюте капитана. Он сделал глубокий вдох, потом еще несколько. Выпил кав, обжигая язык, и это, как ничто другое, разбудило его окончательно. Затем, в первый раз за три года на этом посту, он сосредоточил свои мысли на точном изображении, как учил его Брандин, и мысленно произнес имя короля.
      С пугающей быстротой в его мозгу возник резкий, холодный, как всегда, слегка насмешливый голос Брандина. От этого закружилась голова. Губернатор изо всех сил старался сохранить самообладание. Как можно быстрее и точнее — скорость была важна, как их учили, — он обрисовал положение, в котором они оказались. Он дважды извинился, но не посмел потратить время на третий раз, как ни принуждал его к этому инстинкт, выработанный всех жизнью. Что толку в инстинктах, если тут замешаны чары? Его затошнило от напряжения и нарушений непрерывности дальней связи.
      Затем настроение его резко поднялось, и он вознес благодарственные молитвы всем двадцати различным божествам, потому что губернатору Стиванбурга дали понять, что король не разгневался. Более того, что он был совершенно прав, прибегнув к дальней связи. Что сейчас самое удачное время проверить таким способом решимость Альберико. И что, соответственно, Раманусу действительно следует позволить увезти девушку в качестве дани, но, подчеркнул король, не оставив сомнений в том, что она из Чертандо. Жительница Чертандо, случайно оказавшаяся в Нижнем Корте. Этот факт должен быть установлен очень четко: никаких сомнений насчет того, не является ли она жительницей Стиванбурга. Посмотрим, насколько хватает мужества у этого мелкого барбадиорского чародея.
      Губернатор поступил правильно, сказал король.
      Видение дома у моря приобрело ослепительную яркость в дальнем уголке мозга губернатора, пока он лепетал — молча, по мысленной связи с Брандином — свои самые покорные изъявления любви и послушания. Король оборвал их.
      — Нам надо заканчивать, — сказал он. — Не слишком увлекайся там вином.
      И исчез. Губернатор еще долго сидел в одиночестве в каюте капитана, пытаясь убедить себя в том, что тон Брандина был почти веселым, а не укоризненным. Он был в этом почти уверен. Почти совсем уверен.
      Последовал очень напряженный период. Кораблю разрешили отплыть в то же утро. В следующие две недели король дважды говорил с ним по дальней связи. Один раз приказал тайно усилить пограничный гарнизон в Форезе, но не настолько, чтобы сам этот факт послужил провокацией. Губернатор провел бессонную ночь, пытаясь высчитать количество солдат, соответствующее этому приказу.
      Прибыло подкрепление по реке из города Нижний Корте, чтобы пополнить войска Стиванбурга. Позже король приказал ему следить, не появится ли посол барбадиоров из Чертандо, и встретить его со всей возможной сердечностью, но решение всех вопросов предоставить Кьяре. Он также получил инструкции быть наготове и ждать ответного приграничного рейда из Синаве и уничтожить любые войска барбадиоров, которые могут вторгнуться в Нижний Корте. Губернатор имел очень мало личного опыта по уничтожению противника, но поклялся повиноваться.
      Купцам нужно посоветовать ненадолго отложить запланированные поездки на восток, сказали ему; никаких приказаний, ничего официального, просто совет, которому осторожный бизнесмен захочет последовать.
      В конце концов, ничего не произошло.
      Альберико предпочел полностью игнорировать это дело. Кроме того, что ему не хотелось далеко идущих последствий, он ничего не мог предпринять, не теряя лица. Некоторое время считали, что он может наказать какого-нибудь купца или бродячего музыканта с Западной Ладони, который окажется в его провинциях, но об этом также ничего не было слышно. Барбадиоры просто отнеслись к девушке так, как если бы она была жительницей Нижнего Корте, — в точном соответствии с рассуждениями Рамануса в то утро, когда он ее захватил.
      В игратянских провинциях, напротив, эту девушку намеренно, с самого начала, называли жительницей Чертандо — женщиной с барбадиорской территории, которую захватил Брандин в насмешку над Альберико. Говорили также, что она красавица.
      Раманус медленно приближался к дому в течение остатка лета и начала осени. Судно плыло вниз по реке, и вся собранная на внутренних землях дань перевозилась на большой Корабль дани с широкими, надутыми парусами. Он медленно приближался к побережью, собирая налоги и пошлины в определенных городах Корте и Азоли.
      В Корте действительно был неурожай, пришлось потрудиться, чтобы собрать положенное. Дважды они долго стояли на якоре, пока капитан водил отряд к внутренним постам. И все время Раманус искал женщин, которые могли принести большую пользу, чем просто заложницы или символы проявления власти Играта. Женщин, которые могли бы подойти самому сейшану и таким образом сделать карьеру одному капитану Корабля дани, который уже почти созрел для должности на суше после двадцати лет в море.
      Нашли три возможные кандидатуры. Одна из женщин была благородного происхождения, о ее существовании узнали от доносчика. Ее захватили только после того, как не без сожаления сожгли дотла имение ее отца в Корте.
      Наконец, когда уже наступала осень, прекрасная даже в плоской, неприглядной Азоли, когда дожди ослабели, Корабль дани проскользнул по коварному фарватеру пролива Азоли и вошел в воды Кьярского моря. Несколько дней спустя, с триумфом раздувая красно-золотые паруса, он вошел в большую гавань острова, прославляемого в песнях столько лет, что и не сосчитать.
      Корабль дани Рамануса привез золото, драгоценные камни, серебро и разнообразные монеты. Кожу из Стиванбурга и резные скульптуры из Корте. Огромные круги сыра с западного побережья Азоли. Там были пряности и ножи, хрусталь, шерсть и вино. Были две женщины из Корте и одна из Азоли и, кроме этих троих, еще одна женщина, особенная. Эта была черноволосая, кареглазая красавица, известная всему полуострову к тому времени, как их путешествие завершилось, как женщина, которая едва не развязала войну.
      Ее звали Дианора ди Чертандо.
      Дианора, с самого начала намеревавшаяся попасть на остров, с первых ранних наметок плана, когда она сидела одна у погасшего очага летней ночью в молчаливом доме своего отца. Которая ожесточила себя — как это приходится делать воинам перед битвой, — готовясь быть захваченной и привезенной сюда и запертой на всю жизнь в сейшане тирана. Она выстроила этот план пять лет назад, девочка со смертью в сердце, когда погиб отец и ушел брат, а мать ушла еще дальше. Образы всех троих вставали в ее снах из пепла ее сожженной земли.
      И смерть все еще была здесь, вместе с ней, на этом корабле. Ей все еще снились те сны, но теперь сказочная Кьяра приближалась под ясным небом, и вместе с ними появилось нечто другое: она почти не могла поверить в то, как повернулась линия ее жизни. Как выпали карты, совершенно неправильно, и все же точно так, как она задумала с самого начала.
      Она попыталась увидеть в этом предзнаменование и, входя в этот новый мир, три раза сжала большой палец в кулаке, чтобы ее желание сбылось.

8

      Странно, размышляла Дианора, продолжая перемещаться среди толпы в Зале аудиенций, в лучах весеннего солнца, льющегося сквозь витражи над головой, как такие ясные знамения юности переплавляются временем в многослойную неопределенность взрослой жизни.
      Сделав глоток из своей украшенной драгоценными камнями чашки, она взглянула на ситуацию с другой стороны. Что она просто позволила возникнуть трудностям и нюансам. Что истина осталась точно такой же, как в день ее прибытия. Что она ничего не делает, только прячется: от того, кем она стала и чего еще не сделала.
      Это был главный вопрос ее жизни, и снова она отталкивала его прочь, к границам сознания. Не сегодня. Не днем. Эти мысли принадлежали только ночам в сейшане, когда один лишь Шелто у двери мог знать о ее бессоннице или заметить следы слез на щеках, когда приходил будить ее по утрам.
      Ночные мысли, а сейчас ясный день, и вокруг очень много людей.
      Поэтому она направилась к человеку, которого узнала, и улыбка коснулась ее глаз. Грациозно балансируя своей чашкой, она по-игратянски, тройным реверансом, приветствовала тучного, одетого в темное мужчину с тремя массивными золотыми цепями на шее.
      — Приветствую, — пробормотала она, выпрямляясь и придвигаясь ближе. — Вот так сюрприз. Как редко столь занятой смотритель Трех Гаваней благоволит оторваться от своих срочных дел и уделить минуту старому другу.
      К сожалению, Рамануса было трудно смутить или обескуражить, как всегда. Дианора пыталась заставить его выйти из себя еще с тех пор, как ее ночью скрутили, словно телку, на улице перед «Королевой» и утащили на корабль.
      Сейчас он просто ухмыльнулся. С годами Раманус отяжелел, а в последнее время еще больше из-за того, что выполнял свои обязанности исключительно на суше, но все равно он оставался все тем же человеком, который привез ее сюда.
      Одним из немногих игратян, которые вызывали в ней искреннюю симпатию.
      — Придержи свой острый язычок, девочка, — шутливо прорычал он. — Не вам, праздным женщинам, которые целый день только и делают, что зачесывают волосы наверх и вниз, а потом снова наверх для поддержания формы, критиковать нас, тех, кто ревностно выполняет свои тяжелые обязанности, недосыпает и седеет раньше срока.
      Дианора рассмеялась. В густых черных кудрях Рамануса — предмете зависти для половины сейшана — не прослеживалось ни единого седого волоска. Она выразительно посмотрела на его черные локоны.
      — Я лжец, — невозмутимо согласился Раманус, наклоняясь вперед, чтобы никто не мог подслушать. — Зима выдалась абсолютно спокойная. Совершенно нечего делать. Я мог бы нанести визит, но ты же знаешь, как я ненавижу эти хождения ко двору. У меня пуговицы отлетают во время поклонов.
      Дианора снова рассмеялась и быстро сжала его руку. На корабле Раманус был к ней добр, а потом неизменно почтителен и дружелюбен, даже когда она была просто еще одним новым телом в сейшане короля, пусть даже довольно известным. Она знала, что нравится ему, и еще знала, от самого д'Эймона, что бывший капитан Корабля дани оказался способным и дельным администратором.
      Именно Дианора помогла ему занять эту должность четыре года назад. Для моряка большая честь получить место смотрителя, который следит за порядком в гаванях всех трех главных портов Кьяры. Судя по несколько поношенной одежде Рамануса, оно было слишком близко к трону и не приносило большой прибыли.
      Размышляя, она цокала языком по верхним зубам, и Брандин подшучивал над этой ее привычкой. Он утверждал, что такое цоканье всегда предваряло просьбу или предложение. Он очень хорошо ее знал, и это пугало Дианору не меньше всего остального.
      — Это всего лишь случайная идея, — тихо сказала она Раманусу, — но тебе бы не хотелось пожить несколько лет на севере Азоли? Я вовсе не хочу от тебя избавиться. Это скучное место, как всем известно, но у него есть свои возможности, и мне бы хотелось, чтобы ими воспользовался порядочный человек, а не какой-нибудь жадный кровопийца, из тех, что так и вьются здесь.
      — Место сборщика налогов? — очень тихо спросил он.
      Дианора кивнула. Его глаза слегка расширились, но с выработанной годами сдержанностью он больше никак не проявил интереса или удивления.
      Мгновение спустя Раманус бросил быстрый взгляд через ее плечо в сторону трона. Дианора уже поворачивалась туда же, предупрежденная необъяснимым предчувствием.
      Поэтому она стояла лицом к Островному Трону и к двери за ним к тому моменту, когда жезл герольда дважды негромко стукнул о пол и в зал вошел Брандин. За ним шли двое жрецов и жрица Адаона. Рун быстро заковылял вперед и встал рядом, одетый точно так же, как король, если не считать шапки.
      Брандин однажды сказал ей, что даже если бы двадцать герольдов оглушительно провозгласили его появление, не удалось бы добиться большей демонстрации власти. Любой дурак со средствами мог привлечь к себе внимание подобным образом. Но лучше всего проверить степень своей власти, ее истинную меру, если войти незаметно и посмотреть, что случится.
      Случилось то, что случалось всегда. Все находящиеся в Зале аудиенций в последние десять минут пребывали в состоянии ожидания, словно застыли на краю утеса. Теперь, так же единодушно, двор ринулся выражать свое почтение. В переполненной комнате уже прекратились все разговоры к тому моменту, когда тихие удары церемониального жезла герольда объявили о приходе короля. В этой тишине два скромных удара о мраморный пол прозвучали, словно раскаты грома.
      Брандин был в прекрасном настроении. Дианора определила это с противоположного конца зала, еще даже не получив намека от Руна. Сердце ее ускоренно забилось. Оно всегда билось так, когда Брандин входил в ту комнату, где она находилась. Даже через двенадцать лет. Даже сейчас, несмотря ни на что. Так много линий ее жизни вело к этому человеку и уводило от него или сходилось, безнадежно переплетаясь, в нем.
      Сначала он посмотрел на д'Эймона, как всегда, и тот с непроницаемым лицом низко поклонился ему на игратянский манер. Потом, как обычно, повернулся к Солорес и улыбнулся ей.
      Затем к Дианоре. Как она ни владела собой, как ни старалась, но все же ей не вполне удавалось справиться с тем, что с ней происходило, когда взгляд его серых глаз находил ее глаза и погружался в них. Его взгляд был похож на прикосновение, мимолетное, но ощутимое, одновременно жгучее и ледяное, как сам Брандин.
      И все это в одном взгляде, брошенном через переполненную комнату. Однажды, много лет назад, в постели, она осмелилась задать ему вопрос, который давно мучил ее:
      — Ты пользуешься магией, когда любишь меня здесь или когда мы встречаемся в общественном месте?
      Дианора не знала, какой ответ ей хотелось бы получить или какой реакции ожидать. Она думала, что ему может польстить подобное предположение или, по крайней мере, позабавить. Но с Брандином никогда нельзя быть ни в чем уверенной, его мысли бежали слишком прихотливо, а ум был слишком изощренным. Вот почему задавать ему вопросы, особенно что-то раскрывающие, было опасно. Но для нее это было важно: если он ответит да, она попытается снова раздуть свой убийственный гнев. Гнев, который, по-видимому, угас в ней здесь, в странном мире этого острова.
      Наверное, у Дианоры было очень серьезное лицо; он повернулся на своей подушке, подперев голову одной рукой, и посмотрел на нее из-под ровных бровей. Потом покачал головой.
      — Не так, как ты думаешь. Я ни на что не действую и ничего не контролирую своими чарами, кроме зачатия. У меня больше не будет наследников. — Она знала об этом; все его женщины знали. После паузы он осторожно спросил: — Почему ты спрашиваешь? Что с тобой происходит?
      На мгновение ей показалось, что она уловила в его голосе колебание.
      — Слишком многое, — ответила она. — Происходит слишком многое.
      В тот единственный раз она сказала чистую правду, правду потерявшего невинность сердца. Его проницательные, ясные глаза светились пониманием. И это ее испугало. Она снова скользнула поближе к его телу, движимая своим страстным порывом, потом легла на него сверху, чтобы все началось опять. Все — предательство и воспоминания, смешанные с желанием, как в том янтарном вине, которое, как говорят, пьют боги Триады — слишком крепком для простых смертных.
      — Ты серьезно насчет этой должности в Азоли?
      Голос Рамануса звучал тихо. Брандин не пошел к трону, а непринужденно прошел в зал — еще одно свидетельство его милостивого расположения духа. Рун с кривой ухмылкой тащился следом за ним.
      — Признаюсь, я никогда даже не думал об этом, — прибавил бывший капитан.
      Дианора с усилием вернулась мыслями к нему. На секунду она забыла о своем вопросе. Так действовал на нее Брандин. Это нехорошо, подумала она. По многим причинам нехорошо.
      Она снова повернулась к Раманусу.
      — Я говорю совершенно серьезно, — сказала она. — Но я не была уверена, захочешь ли ты получить эту должность, даже если это возможно. Твое нынешнее положение выше, и это, в конце концов, Кьяра. Азоли может дать тебе шанс разбогатеть, но полагаю, ты представляешь себе, что с этим связано. Что для тебя имеет значение, Раманус?
      Вопрос был задан в лоб, что было недопустимо с точки зрения вежливости, особенно в отношениях с другом.
      Он мигнул и стал теребить одну из своих цепочек, знак должности.
      — Вот к чему это сводится? — неуверенно спросил он. — Ты так на это смотришь? Разве не могут двигать мужчиной перспективы нового, трудного дела или даже — рискуя показаться глупым — желание служить своему королю?
      Теперь заморгала Дианора.
      — Ты меня пристыдил, Раманус, клянусь, — через секунду просто ответила она. — И положила на его рукав ладонь, чтобы остановить его возражения. — Иногда меня удивляет то, что со мной происходит. Все эти интриги, которые здесь процветают.
      Дианора услышала приближающиеся шаги, и следующие слова предназначались столько же для человека за ее спиной, сколько для стоящего перед ней.
      — Иногда я спрашиваю себя, что этот двор со мной делает?
      — Могу ли я тоже поинтересоваться этим? — спросил Брандин Игратский. Улыбаясь, он присоединился к ним. Но не прикоснулся к ней. Он очень редко прикасался к женщинам сейшана при посторонних, а это был игратянский прием. Они знали его правила. Вся их жизнь подчинялась его правилам.
      — Милорд, — произнесла Дианора, оборачиваясь и приветствуя его жестом. В ее голосе звучали провокационные нотки. — Вы находите меня более циничной, чем я была тогда, когда этот ужасный человек привез меня сюда?
      Насмешливый взгляд Брандина переместился с нее на Рамануса. Не то чтобы ему нужно было напоминать, какой именно капитан привез ему Дианору. Она знала это, и он знал, что она знает. Все это являлось неотъемлемой частью их словесного танца. Его ум заставлял ее напрягать свой до последних пределов, а потом отодвигал эти пределы еще дальше. Она заметила, возможно, потому, что только что говорила об этом с Раманусом, что в бороде Брандина появилось столько же седых волос, сколько осталось черных.
      Он задумчиво кивнул, притворяясь, что серьезно обдумывает этот вопрос.
      — Да, мне придется это признать. Ты стала циничной интриганкой почти до такой же степени, до какой этот ужасный человек растолстел.
      — До такой степени? — запротестовала Дианора. — Милорд, но он очень толстый!
      Мужчины рассмеялись. Раманус любовно похлопал себя по животу.
      — Вот что случается, если двадцать лет кормить человека холодной солониной в море, а потом подвергнуть соблазнам королевского города.
      — Ну, в таком случае, — сказал Брандин, — нам придется отослать тебя куда-нибудь до тех пор, пока ты не станешь снова стройным, как тюлень.
      — Милорд, — мгновенно отреагировал Раманус, — я готов отправиться, куда вы прикажете. — Выражение его лица было серьезным и напряженным.
      Брандин это заметил, и его тон тоже изменился.
      — Я это знаю, — пробормотал он. — Хотелось бы чаще видеть тебя при дворе. При обоих моих дворах. Тучный ты или худой, Раманус, я о тебе не забываю, что бы ни думала Дианора.
      Очень высокая похвала, нечто вроде обещания и разрешение в данный момент удалиться. Раманус отвесил официальный поклон и отошел. Брандин сделал несколько шагов в сторону, Рун шаркал рядом с ним. Дианора последовала за ним, как он и ожидал. Оказавшись вне досягаемости ушей всех остальных, кроме шута, Брандин повернулся к ней. Она с сожалением увидела, что он пытается сдержать улыбку.
      — Что ты сделала? Предложила ему север Азоли?
      У Дианоры вырвался прочувствованный вздох отчаяния. Все время так получалось.
      — Ну, это уже нечестно, — запротестовала она. — Ты все-таки пользуешься магией.
      Он позволил себе улыбнуться. Она знала, что за ними наблюдают. Знала, о чем говорят между собой придворные.
      — Вот еще, — пробормотал Брандин, — я стану расходовать магию или свои силы, когда все так прозрачно.
      — Прозрачно! — возмутилась Дианора.
      — Ты тут ни при чем, моя циничная интриганка. Но Раманус чересчур быстро стал слишком серьезным, когда я пошутил насчет возможности отослать его служить подальше. А единственный значительный пост, который сейчас свободен, это на севере Азоли, так что…
      Он не закончил предложения. В его глазах продолжал играть смех.
      — Неужели выбор был бы так уж плох? — с вызовом спросила Дианора. Поистине вызывало тревогу, как легко Брандин мог проникать в самую суть вещей. Если позволить себе задуматься над этим, то можно снова испугаться.
      — А как ты думаешь? — спросил он вместо ответа.
      — Я? Думаю? — Дианора приподняла выщипанные брови преувеличенно высоко.
      — Как может жалкая женщина, случайно выбранная для удовольствия короля, рискнуть иметь собственное мнение по подобным вопросам?
      — Вот это умное замечание, — быстро кивнул Брандин. — Что ж, придется посоветоваться с Солорес.
      — Если ты дождешься от нее умного замечания, — запальчиво сказала Дианора, — я брошусь с балкона сейшана в море.
      — Через всю площадь перед гаванью? Едва ли это возможно, — мягко произнес Брандин.
      — Как и получить умное замечание от Солорес, — ответила она.
      В ответ на это он громко рассмеялся. Двор прислушивался. Все слышали. Каждый сделает собственный вывод, но все в конце концов, все они придут к одному и тому же заключению. Шелто, подумала она, вероятно, получит тайные пожертвования не только от Незо из Играта еще до конца дня.
      — Сегодня утром на горе я видел кое-что интересное, — сказал Брандин, становясь серьезным. — Кое-что совершенно необычное.
      Вот почему он хотел поговорить с ней с глазу на глаз, поняла Дианора. Сегодня утром он поднимался на Сангариос, она одна из немногих знала об этом. Брандин хранил свою вылазку в тайне, на тот случай, если бы потерпел неудачу. Она уже готовилась потом подшучивать над ним.
      В начале весны, как только ветры начинают менять направление, до того, как в Чертандо, и Тригии, и в южных областях той провинции, которая прежде звалась Тиганой, растает последний снег, наступают три дня Поста, знаменующие поворот года.
      Нигде на Ладони не зажигали огня, если он уже не горел до этого. Верующие постились, по крайней мере, в первый из трех дней. Колокола в храмах Триады молчали. Мужчины ночью не выходили из дома, особенно после наступления темноты в первый день, день Мертвых.
      Осенью тоже соблюдали дни Поста, на границе полугодия, когда наступало время оплакивать Адаона, убитого на своей горе в Тригии, когда солнце начинало тускнеть, а Мориан уединялась в своих Чертогах под землей. Но весенние дни внушали еще более леденящий ужас, особенно в сельской местности, потому что так много зависело от того, что будет после них. Окончание зимы, сезон пахоты и надежда на урожай, на жизнь, на изобилие грядущего лета.
      На Кьяре существовал свой ритуал, которого не было больше нигде на Ладони.
      На острове рассказывали легенду о том, что Адаон и Эанна впервые сошлись для любовных объятий на вершине Сангариоса и пробыли там целых три дня и три ночи. Что, достигнув бурной вершины удовлетворения своего желания, на третью ночь Эанна, богиня Огней, создала звезды на небесах и разбросала их, словно сияющие кружева, во тьме. И легенда гласила, что через девять месяцев — три раза по три — получила завершение Триада, когда в разгар зимы родилась Мориан в одной из пещер на этой же горе.
      И вместе с Мориан в мир вошли и жизнь, и смерть, а с жизнью и смертью пришел смертный человек и зашагал под только что названными звездами, двумя лунами, стерегущими ночь, и солнцем, освещающим день.
      И по этой причине Кьяра всегда утверждала свое превосходство над девятью провинциями Ладони, и также по этой причине остров считал Мориан хранительницей своей судьбы.
      Мориан, богиня Врат, которая имела власть над всеми порогами. Ибо каждому известно, что все острова — это отдельные миры, что приехать на остров означает попасть в другой мир. Истина, известная под звездами и лунами, пусть о ней не всегда помнят при свете дня.
      Раз в три года, в начале каждого года Мориан, в первый из весенних дней Поста, молодые люди Кьяры соревнуются друг с другом на рассвете в беге к вершине Сангариоса, чтобы сорвать там темный, как кровь, побег сонрай, опьяняющих горных ягод, под бдительным оком жрецов Мориан, несущих вахту на пике всю ночь, среди оживших духов умерших. Первый мужчина, спустившийся с горы, нарекался повелителем Сангариоса до следующего состязания по прошествии трех лет.
      В древние времена, очень древние, через шесть месяцев, в первый день осеннего Поста женщины устраивали охоту на повелителя Сангариоса и убивали его на этой горе.
      Но не сейчас. Это было давно. Теперь молодой чемпион, вероятно, пользовался огромным спросом, как любовник, у женщин, жаждущих его благословенного семени. Еще один вид охоты, сказала однажды Брандину Дианора.
      Он не рассмеялся. Он не считал этот ритуал забавным. Шесть лет назад король Играта сам решил пробежать эту дистанцию ранним утром, до начала гонки. И повторил бег снова, через три года. Немалое достижение, в самом деле, для человека его возраста, если учесть, как много и упорно тренировались бегуны перед этими соревнованиями. Дианора не знала, чему удивляться больше: тому, что Брандин захотел это проделать в такой тайне, или тому, что он оба раза так неистово, по-мужски гордился тем, что взбежал на вершину Сангариоса и спустился обратно.
      В Зале аудиенций Дианора задала вопрос, которого от нее явно ждали:
      — И что же ты видел?
      Она не знала, ибо смертные редко знают о своем приближении к порогу богини, что этот вопрос знаменует перемену в ее жизни.
      — Нечто необычное, — повторил Брандин. — Я, конечно, опередил стражей, бегущих вместе со мной.
      — Конечно, — пробормотала она, искоса бросая на него взгляд.
      Он улыбнулся.
      — Я был один на тропе на полпути к вершине. Деревья росли еще очень густо по обеим сторонам, рябина по большей части, изредка секвойи.
      — Как интересно, — заметила Дианора.
      На этот раз он взглядом заставил ее замолчать. Она прикусила губу и постаралась сдержать себя.
      — Я взглянул направо, — продолжал Брандин, — и увидел большую серую скалу, похожую на платформу, у края леса. И на этой скале сидело создание. Женщина, готов поклясться, и очень похожая на человеческое существо.
      — Очень похожая? — Она больше не смеялась. — Стоя под аркой Врат Мориан, мы иногда догадываемся, что происходит нечто значительное.
      — Вот что необычно. Она, несомненно, была не совсем человеческим существом. У людей не бывает зеленых волос и такой бледной кожи. Такая белая кожа, что, готов поклясться, я видел под ней голубые вены, Дианора. А таких глаз, как у нее, я не видел ни у одной женщины. Я подумал, что это игра света — солнце просачивалось сквозь ветви деревьев. Но она не шевелилась и не изменилась, даже когда я остановился, чтобы посмотреть на нее.
      И вот теперь Дианора точно знала, что произошло.
      Ризелки, эти древние создания воды, леса и пещер, появились почти так же давно, как сама Триада, и по его описанию она поняла, кого он увидел. Ей было известно не только это, и она вдруг испугалась.
      — Что ты сделал? — спросила она как можно небрежнее.
      — Я не знал, что делать. Заговорил, но она не ответила. Поэтому я шагнул к ней, но, как только я это сделал, она спрыгнула со скалы и попятилась назад. Остановилась среди деревьев. Я вытянул перед собой открытые ладони, но это ее, по-видимому, испугало или обидело, и через мгновение она бросилась бежать.
      — Ты последовал за ней?
      — Я собирался, но в тот момент меня нагнал один из стражников.
      — Он ее видел? — спросила она слишком поспешно.
      Брандин с любопытством посмотрел на нее.
      — Я спросил. Он ответил, что нет. Думаю, он в любом случае ответил бы так. А что?
      Дианора пожала плечами.
      — Это подтвердило бы, что тебе не почудилось, — солгала она.
      Брандин покачал головой.
      — Мне не почудилось. Она не была видением. Она даже напомнила мне тебя, — прибавил он, словно эта идея только что пришла ему в голову.
      — Чем же это? Зеленой кожей и синими волосами? — повторила Дианора, доверившись своим выработанным при дворе инстинктам. Здесь происходило нечто очень важное. Она изо всех сил старалась скрыть смятение. — Премного благодарна, милостивый господин мой. Полагаю, если поговорить с Шелто и Венчелем, можно добиться такого цвета кожи, а синие волосы довольно легко сделать. Если тебя это так сильно возбуждает.
      Он улыбнулся, но не рассмеялся.
      — Зеленые волосы, не синие, — поправил он, почти рассеянно. — И это правда, Дианора, — повторил он, странно глядя на нее. — Она действительно напомнила мне тебя. Интересно, почему. Тебе что-нибудь известно о таких созданиях?
      — Нет, — ответила она. — У нас в Чертандо нет легенд о зеленоволосых горных женщинах.
      Она лгала. Лгала, как можно естественнее, глядя прямо на него широко раскрытыми глазами. Она никак не могла поверить в то, что только что услышала, в то, что он видел.
      — А какие легенды гор есть у вас в Чертандо? — спросил он, выжидательно улыбаясь.
      — Истории о волосатых тварях, у которых ноги похожи на обрубки дерева и которые по ночам пожирают коз и девственниц.
      Его улыбка стала шире.
      — А они существуют?
      — Козы — да, — серьезно ответила Дианора. — Девственницы встречаются реже. Волосатые создания с таким особым вкусом не способствуют сохранению целомудрия. Ты пошлешь отряд на поиски этой женщины? — Ответ на этот вопрос был настолько важен, что она затаила дыхание.
      — Наверное, нет, — сказал Брандин. — Подозреваю, что подобные создания можно увидеть только тогда, когда они сами того хотят.
      Что было чистой правдой, это она знала точно.
      — Я не рассказывал никому, кроме тебя, — неожиданно прибавил Брандин. При этих словах на ее лице появилось выражение, которое уже не сумела скрыть. Но, прежде всего, и самое главное, этот рассказ пробудил в ней нечто новое. Как ей необходимо было сейчас остаться одной и подумать! Тщетная надежда. Сегодня ей еще не скоро представится такая возможность; лучше запрятать эту историю подальше, если удастся, к остальным мыслям, которые она всегда оттесняла в дальние уголки сознания.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45