Принц Евгений и сам давно мечтал о славе полководца и убедил короля Бегонии дать ему войско. Предлог для вторжения был самый благовидный: армия Бегонии, как было объявлено в Европе, шла в Саврасию для того, чтобы свергнуть с престола узурпатора Гордея и вернуть престол законной наследнице Анастасии. После этого предполагался династический брак Евгения И Анастасии и присоединение Саврасии к Бегонии. Принц Агафон, так ему обещали, оставался в Саврасии наместником, а Настасья с Евгением должны были уехать в Бегонию.
      Получив известие о вторжении, царь Гордей очень обрадовался: он решил, что это удачный случай избавиться от быдла. От Бегонии же император рассчитывал откупиться, а в крайнем случае уступить половину земель. На государственном совете государь потребовал, чтобы войско против неприятеля возглавил князь-правитель. Быдло озадаченно взглянуло на министров. Но все кивали. И Павсаний, и Калдин тоже были с этим согласны.
      - Дружочек, кому же, как не тебе,- сказал епископ,захотел быть князем-правителем, так что уж теперь...
      Быдло вздохнуло, взяло копье и отправилось на войну. Ему предложили сесть на белую лошадь, но быдло отказалось и поехало в коляске. Император и бывший начальник тайной полиции веселились, глядя из окна на нелепую фигуру быдла, неуклюже держащую копье.
      - Это тебе не ватага Вальдемара Курносого... Тут европейская армия!
      Быдло вместе с несколькими полками стрельцов и казаков вышло навстречу неприятелю. По пути набирали ополчение: из деревень выходили мужики с вилами и топорами и присоединялись к походу. Генерал Голованов, шедший с быдлом, только крякал, видя такое вооружение.
      Меж тем бегонская армия двигалась, не встречая сопротивления. Несколько застав заграждения у границы были рассеяны в первые же дни, и войско принца Евгения сдерживалось только скоростными возможностями его пехотинцев. Офицеры досадовали:
      - Успех, конечно, полный, но в Европе над нами будут смеяться. Что за кампания,- единственный неприятель - разбитые дороги...
      Иногда, встречая вдоль дороги саврасских мужиков, принц Агафон подъезжал к ним для беседы:
      - Видите ли вы это доблестное войско, вставшее за поруганную справедливость? Оно идет, чтобы покарать узурпатора Гордея Засраного. Желаете ли вы законной царицы Анастасии?
      - Засраного-то можно скинуть, - неопределенно отвечали мужики.
      Лазутчики, высланные вперед, доложили принцу Евгению, что навстречу бегонской армии идет войско Гордея, в котором несколько казачьих полков, а остальные - ополчение, вооруженное вилами и граблями. Принцы Евгений и Агафон помирали со смеху:
      - Должно быть, генерал Голованов перепутал войну с сельскохозяйственными работами...
      У реки Каялы оба войска сошлись. Дело было к вечеру, и сражение отложили на утро. Ночью из лагеря принца Евгения доносились до войска Саврасии крики веселья. Быдло спросило генерала Голованова:
      - Как думаешь воевать завтра?
      - Как тут повоюешь,- отвечал генерал. - Заманить бы врага вон в ту лощину да ударить сверху,- а кем ударить-то? Всего нашего войска - два полка стрельцов да казаки. Калдин уговаривал царя армию завести, а тому, вишь, опасно показалось. Были богатыри, так в Турцию на смерть послали. Теперь кому это объяснять? Принцу Евгению? Так он понял уже, то и идет войной.
      - Что же сдаться теперь? - разозлилось быдло.
      - Сдаться я и дома мог,- отвечал Голованов. - Костьми ляжем, что еще делать.
      - А не страшно - костьми-то лечь?
      - Дело военное,- просто отвечал генерал.
      - Быдло зауважало Голованова.
      - Ты прости меня, Потап Алексеевич, что я тебя тогда так перепачкало,- извинилось быдло.
      - Да что тут прощать! Мне Гордей не больше твоего мил. Я не за него, я за корону вступился. Самозваный, а все равно царь,- другого-то нет.
      Быдло еще пуще зауважало генерала.
      - Ладно, Голованов, ты не горюй раньше времени. Завтра видно будет, за кем правда.
      Утром по берегам реки выстроилось два войска. Принц Евгений вышел из палатки и обратился к армии с речью:
      - Господа офицеры и солдаты! Что вы видите на том берегу? Жалкое воинство подлеца Гордея Засраного? Нет, за рекой вас ждет поприще доблести и славы! Вас ждет история и Европа! Вас ждет попранная справедливость! Видите ли вы восходящее солнце? Это восходит солнце лучшей армии Европы! Мира!
      Принц говорил еще полчаса, а придворный историограф, сопровождавший войско, записывал. Воодушевленные воины отвечали громовым "ура!".
      - Повелеваю решительным ударом смять неприятеля! приказал принц Евгений, вытягивая руку в сторону саврасского войска.
      Ударили бегонские пушки, и через реку полетели ядра. Быдло увидело, как они разрываются среди саврасских рядов и на землю валятся изувеченные люди.
      - Это что же, людей убивают?! - задохнулось быдло.
      Пушки ударили вновь, и вновь в воздух взлетели клочья человеческих тел. От великой тоски и скорби по гибнущим и беззащитным быдло впало в подобие какого0то безумия и дальнейшее сознавало уже смутно. Оно подвинулось вперед к берегу, припало к земле и стало раздаваться, раздаваться, раздвигаясь вдоль всего берега широкой трясиной. В это время сознание быдла как бы раздвоилось: оно видело все как будто из-под облаков - и реку, и себя вдоль берега, и всю равнину с мечущимися по ней людьми, и оно же в этот час как бы слилось с землей, по-земляному чувствуя топот и тяжесть тел и шевеление корней, и подземные ходы воды, и все, что было глубоко-глубоко внизу. Тем временем конница бегонских драгунов перешла реку и остановилась перед невесть откуда взявшейся коричневой топью. Подувший ветер понес на бегонские ряды страшную вонь. Лошади захрапели и не шли дальше.
      - Вы не говорили мне, что противник обладает химическим оружием, принц Агафон,- нахмурился принц Евгений.
      - Для меня это тоже новость, принц,- растерянно отвечал Агафон.
      Офицеры скомандовали надеть противогазы. Атаку пытались повторить, но лошади вставали на дыбы и, сбрасывая всадников, понеслись обратно. расстраивая ряды своей же пехоты. Бегонские драгуны пробовали продолжить движение в пешем строю, но, сделав шаг-другой, увязали в топи и барахтались там в полной беспомощности.
      - Необходимо навести гати,- подбежал к принцу Евгению офицер.
      - Выдвинуть вперед саперов,- распорядился принц Евгений.
      Но было уже поздно: вонь усилилась так, что не помогали и противогазы, а затем быдло сползло с берега, перешло реку и широкой полосой двинулось на войско Бегонии. Зрелище было ужасным: казалось, будто встала дыбом земля и волной катится по равнине. Этот земляной вал достиг пушек, смял их и продолжал наступать, неотвратимый, как ход небесных светил. Пушки и повозки кувыркались в нем, как игрушечные кораблики в штормовой волне. Бегонские войска в панике бежали прочь. Принц Евгений, рыдая, поймал за уздечку лошадь и бежал впереди всего войска. Еще раньше бежал принц Агафон. А быдло поднялось на холм, где была ставка Евгения, и тут наконец очнулось. Как сквозь пелену оно видело равнину и удирающее в беспорядке войско противника. Их уже преследовали казаки. Быдло огляделось вокруг и заметило среди обломков снаряжения тела бегонских солдат, затоптанных в панике своей же конницей.
      - Много крови,- опечалилось оно.
      Быдло пошло обратно, перешло реку и поднялось на свой берег. Там оно увидело генерала Голованова. Он сидел прямо на земле и плакал, уткнув лицо в рукав.
      - Потап Алексеевич, ты что? - удивилось быдло.
      - Смерти всем ждал,- отвечал Голованов.
      - Ну вот еще,- смерти! - сказало быдло. - Жить лучше.
      Генерал вытер слезы и поднялся на ноги.
      - И то верно, лучше.
      В это время казаки пригнали в лагерь трофей: золоченую карету императора Бегонии. В ней принц Евгений собирался увезит Настасью.
      - Вот, дядюшка, новая коляска тебе! - сказали казаки.
      - Годится! - отвечало быдло. - Спасибо, ребята!
      - Тебе спасибо, дядюшка!
      Генерал Голованов сказал,
      - Знаешь что, князь: этих-то я уж до границы и сам провожу. А тебе здесь больше делать нечего: ступай с ополчением в столицу, чего мужиков держать, им сейчас самая работа.
      Быдло согласилось, село в карету и поехало домой. Ополчение по пути расходилось по деревням. Быдло вгляделось в местность и узнало родимые места: здесь оно проезжало с Ефимом Кулагиным. Да вот и сам Ефим - увидело быдло - идет рядом с каретой.
      Быдло высунолось из окна и окликнуло:
      - Эй, Ефим, будь здоров! Узнаешь?
      - Как не узнать, дядюшка! И тебе здравствуй, - отвечал Ефим.
      - Помнишь, как вез меня? - спрашивало быдло. - На огород хотел, вот тебе и огород! Видишь, в какой карете нынче еду?
      - Как не видать!
      - А видел, как я нынче бегонского принца умыло? Поди, наложил в штаны-то, засранец! Так-то я их! - хвастало быдло.
      Ефим как-то старнно кривился и не отвечал.
      - Ты что молчишь-то? - спросило быдло.
      - На огород бы тебя,- помявшись, отвечал Ефим.
      Быдло обиделось, откинулось на сиденье и задернуло шторки. Мало-помалу оно начало яриться. Но странным образом его злость направилась не на огородника Ефима, а на императора Гордея. Быдло распалялось все сильней и, когда въехало в столицу, дошло уже до последней точки кипения. Подъехав ко дворцу, быдло заметило в одном из окон бледное лицо царя Гордея и, еще наполовину только вывалдившись из кареты, неистово завопило:
      - Холуина плешивая! Меня на смерть послал, сам во дворце отсиживаешься! Если бы не я, тебя бы за яйца на воротах повесили, твою бы Таську солдатня во дворе е...ла!
      Император отпрянул от окна, а польщенная вниманием Таисья замахала с балкона платочком. К быдлу поскорее вытолкали Ванятку.
      - С победой, дядюшка быдло! - поздравил Ванятка, протягивая быдлу букет гвоздик.
      Быдло растрогалось:
      - Только ты умеешь меня понять...
      После этой победы положение быдла в государстве упрочилось непререкаемо. Все забросили императора и со всяким делом шли к быдлу. Калдин, Ерошка и князь Песков осаждали быдло, предлагая осуществить реформы правления. Посол Калдин предлагал ввести начала народоправства, чтобы ограничить на будущее самовластье императора.
      - Что ты говоришь мне, Калдин,- с досадой отвечало быдло,- как будто я само не знаю. Да будь Ванятке хоть на восемь годков побольше, я бы давно плешивого холуя в золотари отправило!
      - Быдло отлично знало, что царь Гордей, зеленея лицом, подслушивает в соседней комнате.
      Так повелось, что теперь почти все государственные дела решались по вечерам в детской у Ванятки. Ванятка отвечал Настасье уроки, быдло слушало, а государственные мужи гоняли чаи, иногда пропуская по маленькой, и вперемежку с шахматами и картами толковали политику. Составился кружок из шута Ерошки, посла Калдина, епископа Павсания, князя Пескова, генерала Голованова, купца Терентьева, который переселился в город, и иногда заходил Карл Федорович или кто-нибудь еще. В шахматы лучше всех играл купец Терентьев, за ним Павсаний, за ним Ерошка, потом посол Калдин, потом генерал Голованов и хуже всех князь Песков. Зато в карты лучше всех играл купец Терентьев, потом Кадин, за ним князь Песков, за ним генерал Голованов, и хуже всех играл Ерошка, а епископ в карты не играл. Быдло иногда тянуло душу с Ваняткой, но Ванятка мухлевал, подсовывая под туза второго туза, и быдло всегда проигрывало.
      Каждый день к быдлу с чем-нибудь приходили:
      - Надо улучшить дороги, чтобы процветала торговля,говорили Терентьев и Калдин.
      - Ну, так улучшайте,- отвечало быдло.
      - Но в кажне нет на это шредштв,- возражал Карл Федорович.
      - Надо взимать пошлину за проезд по дорогам, и расходы с лихвой окупятся,- предлагал шут Ерошка.
      - Ну, так взимайте,- говорило быдло.
      Шут Ерошка особенно досаждал быдлу, постоянно предлагая различные нововведения. Быдлу это так надоело, что оно назначило Ерофея секретарем в государственный совет:
      - Будешь совет вместо меня вести, а то бегаешь тут со всем!
      Калдин и Павсаний одобрили:
      - Ерофею Ивановичу давно пора.
      Генерал Голованов занялся устроением армии и приставал к быдлу, уговаривая сходить походом на Турцию.
      - Те земли - наши исконные вотчины.
      - Исконные - это как?
      - А так, что пятьсот лет назад под нами были.
      - А до этого?
      - А до этого... То ли хазары жили, то ли печенеги, шут их знает!
      - Так что же ты предлагаешь, Голованов: сейчас мы эти земли отберем, а завтра печенеги придут и скажут: раньше мы тут жили.
      - Да они же вымерли!
      - А если воскреснут? Ты что, Потап Алексеевич, крови хочешь?
      - Да какая кровь,- ты же с нами будешь!
      - А если не буду? - глянуло на него быдло.
      И быдло сказало:
      к нам отойдут, а если лучше, то чего же тягать их на горе.
      - Не время, значит,- понял генерал.
      Как-то в это время быдло спросило Калдина:
      - Калдин, а вот эта вся наша знать - не бездельники ли? Даромедов зачем держать?
      - Не совсем так, ваше превосходительство,- отвечал посол. - Конечно, они не работают в поле или мастерских, но, будучи освобождены от тягот низкого сословия, составляют среду, в которой поддерживается просвещение.
      - То есть?
      - Ну, вот Ерофей Иванович,- объяснил посол,- ездил за границу с принцем Агафоном. Агафон - оболтус был, оболтус и и остался, все так, но не было бы принца, не было бы и заграницы для Ерофея Ивановича, и где бы он всего набрался? Или князь Песков. Скажу по совести, и при европейских дворах трудно сыскать столь обходительного вельможу. Теперь его слуги смотрят на своего господина и усваивают себе, каковы должны быть правила благородного человека. Из подражания и пересказов слуг понятия учтивости расходятся далее вниз, и это так заведено во всех странах: сначала просвещение появляется наверху, а после его усваивают низшие слои. Вспомните лаваторий: сперва его построили во дворце, потом переняли вельможи, а теперь Ерофей Иванович хочет оснастить им все присутственные заведения. Да, жизнь благородного сословия оплачивает простой люд и платит недешево, но такова необходимость: просвещение стоит дорого, но его отсутствие обходится неизмеримо дороже.
      - Вон оно как,- поняло быдло. - Ладно, пусть будет среда просвещения. Но только, Калдин, у наших придворных утонченности, по-моему, с гулькин хрен.
      - Я на днях закончил перевод книги "Правила обходительности", где изложены все понятия благородных манер, - сказал посол. - По распоряжению господина секретаря ее уже переписывают (кстати, надо бы завести книгопечатание для таких случаев). Теперь с книгой следует ознакомить благородное общество.
      - Непременно пусть каждый до корки выучит! - велело быдло.
      Секретарь Ерофей, вникнув в государственные дела, нашел большие упущения в законодательстве. С послом Калдиным при участии Павсания они за неделю написали свод новых законов. Ерофей с ворохом бумаг явился к быдлу:
      - Ознакомьтесь, ваше превосходительство! Новые законы на подпись.
      - Ты, верно, меня замучать хочешь,- застонало быдло. Не буду я это читать!
      - Надо, дядюшка! Ты - князь-правитель.
      - Ерофей,- сказало быдло,- ты же в этом больше меня понимаешь. Как ты сам думаешь, нужны эти указы?
      - Нужны.
      - А правильно написаны?
      - Правильно.
      - Так давай перо, и я подпишу.
      - Нельзя, дядюшка! Как же - не читая? А вдруг мы там войну объявляем?
      Быдло даже захныкало от досады, но бумаги приняло. Оно пошло к Настасье:
      - Настенька, помоги разобрать, что они тут сочинили!
      Настасья стала читать.
      - Настоящим провозглашается равенство всех перед законом независимо от сословия, народности или веры. Обязанности подданных различны по их месту в обществе, но ответственность закону одинакова.
      - Это зачем так, Настенька?
      - Верно, Ерофей Иванович хочет справедливого суда для всех сословий,- краснея, отвечала Настасья,- и уважения ими своего долга.
      - А надо это писать?
      - Вероятно, да,- смущаясь, объясняла Настасья, - наша страна обширна, и в ней много народов, пусть все знают, что отношение властей к ним равно.
      - А ты что скажешь, Ванятка?
      - Правильно, дядюшка быдло! - бойко отвечал Ванятка. Учитель истории рассказывал, что древний Рим тем стоял, что сделал римлянами все покоренные народы!
      - Ну, значит, так тому и быть. Дальше что?
      Настасья зачитала:
      - Государство не входит в дела веры, предоставляя решать вопросы веры церкви, пастве и каждому самому для себя. Церковь...
      - Подожди, подожди, Настенька. Не входит в дела веры это о чем?
      - Верно, о том, чтобы не было принуждения властью к исповеданию веры.
      - Павсаний, поди, воспротивится? - спросило быдло.
      - Нет, дядюшка быдло! - живо откликнулся Ванятка. - Я когда в монастыре жил, пропустил один раз молитву, и брат Игнатий дал мне подзатыльник, а владыка Павсаний его осудил, что в молитве не должно быть принуждения, и наложил на Игната эпидемию!
      - Епитимью, Ванечка,- поправила Настасья.
      В это время Ерофей и Калдин разыскивали быдло по какомуто делу. У дверей детской они услышали это обсуждение и многозначительно переглянулись. Вечером Калдин снова обратился к быдлу с предложением изменить правление.
      - Ты, Калдин, прилип, как банный лист! - рассердилось быдло. - Я тебе сто раз говорило, что будь Ванятке хоть на восемь годков...
      - Ваше превосходительство,- перебил посол, - зачем же ждать так долго? Ведь Анастасия Семеновна тоже наследница!
      И верно, все как-то забыли об этом!
      - А правда, Настенька,- воодушевилось быдло, - давай-ка мы тебя царицей поставим! Хочешь?
      - Ах, нет, нет! - вся покраснев, отказалась Настасья. Дядя Гордей не переживет этого!
      - Он-то не переживет! Оставим ему харчи да постель во дворце, да голубятню,- чего ему еще?
      - Нет, я не могу,- отбивалась Настасья. - Государством править - это ваше мужское дело, а мое девичье дело - принца дождаться и замуж выйти!
      - Какого еще принца? Евгения, что ли?
      - Не-ет,- отвечала Настасья,- Евгений чернявый, мне брат Агафон показывал портрет, а мой принц светлый, кудрявый, с голубыми глазами, в серебряном доспехе и с алым плащом за спиной,- я его часто теперь во сне вижу!
      - Романтично,- сказал среди общего молчания князь Песков.
      Все заметили, что при словах Настасьи о принце быдло омрачилось. Больше к этому разговору не возвращались.
      Как-то раз на огонек в детскую заглянула Таисья Журавлева. Ей давно опостылел царь Гордей, Таисья дала ему отставку и теперь вечерами скучала. Князь Песков и посол Калдин оторвались от пульки и учтиво приветствовали фрейлину. Таисья провела в компании вечерок, и ей очень понравилось: мужчины играют в шахматы или карты, обсуждают что-то серьезное или рассказывают занимательное из жизни, владыка Павсаний это посвоему объясняет, тут же разливает чай лакей Никифоров, на правах старого слуги вступая в разговор, посол Калдин и князь Песков сравнивают впечатления от европейских столиц, горят свечи, светло, Ванятка с быдлом тянут душу, сидя на ковре, в камине на заморский манер потрескивают дрова, все так уютно, по-домашнему... Таисья стала заходить к ним. На следующий раз посол Калдин захватил с собой пару заграничных журналов. Настасья с Таисьей сели рассматривать и очень удивлялись европейским модам. Это занятие сблизило дам, и они подружились. Царевне тоже жилось одиноко, и она была рада найти подругу. Теперь дамы просто не расставались. То Таисья прибегала к Настасье:
      - Настенька! Я придумала устроить у нас бал-маскарад! Вестландский посол говорит, что мне пойдет нарядиться цыганкой!
      - Ой, Таечка, как это будет чудесно! - радовалась принцесса. - А я, я надену черное домино!
      - Нет, Настенька, тебе обязательно нужно одеть красное!
      То Настасья отправлялась кататься по городу и заезжала за фрейлиной. Дамы из-за шторок наблюдали за прохожими и, хихикая, перемывали им косточки.
      Но с некоторых пор Настасья заметила, что Таисья стала на нее поглядывать как-то свысока. Дуня насплетничала царевне, что фрейлина хвастает тем, будто делит ложе с княземправителем.
      (- Он меня журавликом называет,- рассказывала счастливая Таисья.
      - Так он что, мужчина? - допытывались любопытные дамы.
      - Ой, еще как мужчина! А впрочем, не знаю,- подумав, добавила Журавлева. - Меня сначала будто облако окутывает, а потом...
      И фрейлина принималась поверять подробности своих ощущений.)
      Настасья не поверила. С утра пораньше она пошла на прогулку в сад. Проходя по коридору, принцесса увидела Журавлеву, с томным лицом покидающую покои быдла. Фрейлина смерила Настасью победительным взором. Настасья отвернулась. Вечером она позвала Таисью к себе и сделала ей внушение:
      - Вы вольны в своих симпатиях, фрейлина, но я попросила бы вас держать язык за зубами и не похваляться своей распущенностью...
      Таисья, побледнев, отвечала:
      - Я могла бы принять такой упрек от законной супруги, но, помнится, ваше высочество сами не захотели обрести себя в таком качестве... Что до моей распущенности, то я, по крайней мере, не вступаю в кровосмесительные связи!
      - Ах ты, паскудница! - вспыхнула Настасья. - Дядя Гордей добивался этого и нарочно распускал про меня эти гадкие слухи, чтобы погубить мое имя...
      - Так вы до сих пор невинны? - поразилась фрейлина.
      - Да, до сих пор, и сохраню свое девичество до свадьбы! Если она будет...
      Настасья расплакалась. Смущенная Таисья начала было ее утешать:
      - Настенька...
      Но принцесса отослала фрейлину. В коридоре к Таисье сунулся царь Гордей.
      - Таисинька,- он протягивал ей перстень с камнем.
      - Обрыд, холуина,- резко оттолкнула его Таисья и ушла.
      Император с тупым лицом потоптался на месте и отправился к Дуне. Но из ее комнаты раздавался голос Никифорова, и царь повернул к себе.
      Государь, получив отставку у Журавлевой, сильно сдал. Он осунулся, совсем перестал раздавать придворным щелчки и помирился с императрицей. В государственные дела император теперь совсем не входил и днями пропадал на голубятне. Устав махать шестом, государь садился на складной стул и наблюдал за кружением птиц, вздыхая об ошибках прошлой жизни.
      Бывший начальник тайной полиции навестил государя.
      - До чего дошло,- пожаловался император,- третью ночь снится, будто я зашел полюбезничать с горничной Дуней, а лакей Никифоров дал мне поджопник.
      (- Больно?
      - Даже кожа слезла. Вон, видишь?
      - А что, Дуня переменила садовника на Никифорова?
      - Видимо, так.)
      - Строжайше наказать злодея! - вскипел бывший начальник тайной полиции.
      Государь слабо махнул рукой.
      - Великодушие его величества беспримерно,- восхищенно прошептал бывший начальник тайной полиции.
      - Если бы я знал, что быдло будет так меня обсирать, неожиданно сказал император,- я бы не сел на престол.
      - Так, может быть, отречься теперь? - возразил собеседник.
      - Может быть.
      - Чем же собирается заняться его величество после отречения? - спросил бывший начальник тайной службы.
      Император задумался.
      - Быдло грозится отправить меня в золотари, но я надеюсь, что за заслуги перед отечеством мне позволят коротать век где-нибудь в тихом домике.
      Бывший начальник тайной полиции не мог вынести этих терзаний.
      - Ваше величество, прошу вас, не надо так отчаиваться! Не может быть, чтобы ваше героическое быдлоборчество не увенчалось в конце концов полной победой!
      Государь вновь махнул рукой.
      - На прошлой неделе дважды подсыпал ему в кашу крысиного яду,- жрет и не морщится!
      - Ну и что? Не помогло это - поможет что-нибудь другое. Вспомните Геракла,- очистил же он авгиевы конюшни, а уж куда ему до вас!
      Император в раздумье прошелся взад-вперед.
      - Думаешь, не все пропало?
      - Конечно, нет, ваше величество!
      Государь остановился.
      - Ты прав, друг мой. Прошу тебя - никому не рассказывай об этой минутной слабости.
      Фискал поклялся свято беречь тайну. Он стал откланиваться.
      - Что, побежал меня быдлу закладывать? - крикнул ему в спину государь.
      - Как вы могли подумать такое, ваше величество! зарыдал бывший начальник тайной полиции.
      Он решил не упускать случая и немедленно отправился к быдлу. Приложив ухо к двери, фискал услышал, что быдло с купцом Терентьевым и секретарем Ерофеем обсуждает планы морской экспедиции в Африку. Лакей Никифоров, незаметно подойдя сзади, нанес бывшему начальнику тайной службы сильный пинок коленом. Бывший начальник тайной службы влетел в комнату и, не вставая с четверенек, принялся доносить:
      - Ваше превосходительство! Спешу уведомить вас о злодейских происках плешивого холуя! На прошлой неделе он дважды подсыпал вам в кашу крысиного яду и...
      - Фуфло! - перебило разъяренное быдло. - Мы тут Африку обсуждаем, а ты с каким падлом лезешь, скотина!..
      Бывший начальник тайной службы поспешил удалиться. Он направился к послу Калдину, собираясь известить его об африканских планах быдла, но произошло непостижимое: не сделав и двух шагов, фискал обнаружил себя в отхожей яме летней уборной дворцового сада. Бывший начальник тайной полиции не мог выбраться оттуда и барахтался полчаса, пока его истошные крики не привлекли внимания Карла Федоровича, успокаивающего нервы прогулкой по саду. Карл Федорович подобрал шест и помог утопающему выбраться.
      - Вы спасли меня от неминуемой гибели, Карл Федорович! горячо благодарил бывший начальник тайной полиции. - Я ваш должник по гроб жизни!
      Он рухнул на грудь хранителя казны и зарыдал от избытка чувств.
      А быдло действительно вознамерилось отправить в Африку экспедицию и привезти оттуда живую жирафу. После ряда совещаний с Павсанием, Терентьевым и послом Калдиным составился следующий план. Часть расходов принимали на себя Калдин и Терентьев, остальные - казна. Один корабль с товаром купца Терентьева отплывал из Архангельска и плыл в Вестландию, где нанимался второй корабль с командой. В совместном плавании предполагалось достичь Занзибара, продать эфиопам товары и с жирафой и прочими диковинами вернуться обратно. Первоначально быдло само хотело плыть в Африку, но лакей Никифоров, Павсаний и, наконец, Таисья Журавлева один за другим упрашивали его не покидать государство. Быдло, вздыхая, отказалось от заветной мечты.
      Африканские планы встретили отчаянное противодействие Карла Федоровича. Его слух резко ухудшился, и казначей никак не мог взять в толк, о каких расходах ведется речь. Когда же предприятие излагали на бумаге, то всякий раз по несчастью терялись очки, и Карл Федорович не мог уразуметь, чего от него хотят. Потеря остроты органов чувств дошла до того, что Карл Федорович каждый день в одно и то же время оказывался возле летней уборной дворцового сада, из глубин которой к нему уже взывал бывший начальник тайной полиции. Верный человеколюбию, казначей не мог бросить утопающего на произвол судьбы, а спасенный не мог не поблагодарить Карла Федоровича с прежней горячностью. Хранителю казны никак не удавалось уклониться от изъявлений благодарности бывшего начальника тайной службы. На второй раз он попытался сразу после спасения удариться в бегство, но бывший начальник тайной полиции догнал казначея и рухнул на Карла Федоровича со спины. На следующий день Карл Федорович прибегнул к помощи шеста и целую минуту ограждал себя от сердечности утопленника, но в конце концов тот перехватил шест и, проворно перебирая его руками, приблизился к Карлу Федоровичу на расстояние, достаточное для выражения признательности. Новую тему подвергли оживленному обсуждению в обществе. Зрелище нашли увлекательным, и в урочный час по кустам дворцового сада пряталось множество зрителей.
      - Карл Федорович, продержитесь сегодня хотя бы три минуты! - умолял казначея граф Мерин. - Я поставил на вас пару борзых...
      На приеме во дворце, который казначей, как лицо официальное, не мог пропустить, Карл Федорович оказался героем вечера. Генерал Голованов долго тряс руку хранителю казны.
      - Какой замечательный вид спорта вы изобрели вместе с нашим фискалом, Карл Федорович! Он воскрешает славный дух молодецких потех былого времени... Но должен вам заметить, Карл Федорович,- вы напрасно пренебрегаете тренировками.
      Карл Федорович побагровел и повернулся к генералу спиной.
      - Ваше заблуждение, генерал,- пришел на выручку к Карлу Федоровичу граф Мерин,- основано единственно на том, что вы никогда не были на родине нашего казначея. Уверяю вас, Карл Федорович ничего не изобретал: этот ритуальный обычай широко распространен среди остзейских нивхов.
      - Но бывший начальник тайной полиции не остзейский нивх, - всхрапнув, возразил князь Песков.
      - Нет, но они хотят породниться.
      Таисья Журавлева поспешила к Карлу Федоровичу.
      - Между вами и бывшим начальником тайной полиции такая нежная дружба,- заметила фрейлина. - Говорят, вы собираетесь его усыновить...
      - Итуруп цум тойфель шикотан*! - вскричал, багровея, Карл Федорович и покинул прием, сославшись на сильное нездоровье.
      - Да, да, Карл Федорович,- поддержал его граф Мерин. Вам надо быть в форме...
      После этого к Карлу Федоровичу вернулась острота зрения и слуха, и дело с Африкой было решено. Днем позже болельщики напрасно прождали казначея у рокового барьера. Бывший начальник тайной полиции был вынужден выбраться самостоятельно и полчаса бегал по дворцовому саду, разыскивая Карла Федоровича. Придворным пришлось удовольствоваться тем, что за отсутствием казначея фискал выразил признательность графу Мерину.
      - Мне-то за что! - возопил граф, отдирая от себя бывшего начальника тайной полиции.
      Но тот и сам не знал, за что он благодарит графа.
      - Как жаль, что Карл Федорович сдался так быстро,- долго вздыхал потом высший свет.
      А в народе появилась поговорка: "отблагодарить по-полицейски"**.
      Меж тем весть об африканской экспедиции Саврасии достигла иноземных столиц и обеспокоила их. Принц Евгений давно уже колесил по Европе, пытаясь сколотить антисаврасскую коалицию. Он убеждал европейских государей, что его армия была разбита с помощью запрещенного оружия, т.