Слишком неразумно, надрывно расплескивал он по миру силы в желаниях. Лужица крови растекалась, полируя черно-белые клетки. И вдруг, когда в ней не осталось глубины, на дне ее обнаружился полусгоревший мак. "Дважды два - четыре!" - закричал Годар, приподнявшись. "Дважды два четыре!" - он зажал уши. Треск сучьев поваленного дерева унялся, сменившись на забивающий головною боль колокольный звон. Годар открыл глаза и увидел пламя, которое жевало край плаща. "Я должен подняться и спасти Мартина",- подумал он без всяких усилий и, дотянувшись до лопаты, встал на ноги, использовав ее, как полку. "Я должен быть благороден - это вусловие", - сверкнуло в его сознании. Прояснился циферблат часов, подаренных когла-то Ником. Каким-то образом шла ночь, наступившая во время его забытья. Ночь близилась к утру. Налегая всем телом на лопату, Годар принялся долбить увертливую землю. Он задумал проникнуть в огненное кольцо через подкоп. Перед самым суэнским рассветом в пламени образовалась щель, и оттуда прямо на Годара вылезла непривычно сутулая фигура Нора. Он был опрятен, с чистой, бронзовой кожей на безупречном лице и все-таки появилось в нем что-то от оголившейся по осени неприглядной ветки-корявой, с надтреснутой корой. Отрешенный взгляд его в задумчивости задержался на лице Годара. - Где Мартин? - грубо спросил Годар. - Ты хотел выудить у меня ключ к Черной собаке друга, решив, что она заводная, не так ли, дракон? Без знаний о ней ты бессилен в поединке, ты, живой труп, заботящийся о преемнике. Представь, раньше я был так глуп, что хотел остановить Мартина одного, чтобы он нашел другого товарища - лучшего, чем я. Тогда бы мое место скорее всего занял бы оборотень. Я рад, что отстоял нашу дружбу. - Мартин думает иначе,- заметил Нор равнодушно. Годар привыкший взвешивать каждую мысль, не успел ни ооторгнуть сказанное, ни принять к сведению, чтобы отторгнуть уже с умом. Раздался пронзительный свист и шум ветра все это изверг из глотки Нор, вставший к огненному кольцу вполоборота. Пламя, слабо покачнувшись, растаяло. Годар увидел вдали Мартина, который, улыбнувшись ему устало и грустно, тяжело поднял развернутый тылом кулак с зажатой шелковой лентой. Обмундирование его было в порядке; конь при всем снаряжении находился в стороне,- ни в чем не было видно признаков схватки. Вдруг лицо Зеленого витязя страдальчески исказилось. Взгляд - суровый и хрупкий, наполнившийся блестящей жалостью, обратился за левое плечо Годара, из-за которого выступил Нор. - Рэй, ты так и не ответил, ты ли это?..- выдохнул Мартин тысячами ветрами своей души, не все из которых были узнаваемы. - Послушай, Рэй, что бы там ни было, я рад тебя вспомнить,- Он зажмурил глаза, а когда через мгновение открыл их, по берегу, шипя и оскаливаясь, пятился к воде красный дракон. Годар же, как с цепи спущенный, бежал настречу, с ликом перекошенным от изумления и ярости: он хотел бы добраться до меча при коне Аризонского и изрубить затем дракона в куски. - Ну ты и гад!- крикнул он исступленно Зеленому витязю, споткнулся, упал в желтую прогалину в траве и прохрипел оттуда:- Ты предал родину, принцессу, короля. Ты предал себя и своего друга... Разве не был ты богом?! - Ты, Нор -дракон, предатель белой собаки,- произнес Мартин тысячами ветрами, которые вдруг надломились и звучали, отдаваясь эхом от всего что на земле и на небе только потому, что так еще было нужно. Взгляд его стал слепым.- Тот, кого ты похоронил, мог бы стать мне другом. Я вспомнил Рея Норриса - сына советника короля, что пропал из Скира с полгода назад. В память об этом витязе я должен убить тебя, Нор. И прежде, чем последовало непоправимое, прежде, чем растаял в воздухе силуэт красного дракона, уступив место зеленому, который бесшумно, четко обозначился у края озерного берега, все ветры, все грозы рухнули в грудь человека, их исторгшего. - Мартин! - закричал этот человек, подхватив сзади оседающее тело друга.Я не хотел!.. Вернись, Марти... Теперь он знал, что дракон, дистанцировавшись изначально от всего мира, ибо все на свете было для него солнцем, более всего страшился любящего, проникновенного сердца Мартина. Обнажив, добро сокрушило слабого... - Боже...- всхлипнул Годар, увидев Зеленого дракона. И в следующий миг на макушку ему, под которой уже оборвались сознание и жизнь, рухнул опаленный ком земли - тот самый, котрым странник Годар метнул в полуденное солнце перед въездом в город Скир. Мелькнул силуэт Черной собаки - одной на двух витязей. Имя ей было - Неверие... Новый дракон - белый - жался к краю берега. Выросли тени. Потому что солнце подвинулось.
      ЭПИЛОГ Когда на рассвете обнаружилось, что солнце клонится к западу, Суэнское королевство, переставшее вдруг быть Страной Полуденного Солнца, обратилось в растерянную толпу. Люди высыпали на улицы, захватив лишь документы и шелка. Не одни суэнские сутки провели они под открытым небом, подглядывая за взбесившимся светилом и согласились разойтись по домам только тогда, когда астрономы вычислили: ночь, известная по рассказам о Странах Неестественной Тени, опустится на Суэнию через восемнадцать месяцев. На вопрос, сколько времени продлится тьма, вразумительного ответа ученые не дали. Так как страна была не приспособлена к природным катаклизмам, король Кевин I обратился к Верховному Хранителю с просьбой вывести подданных из края куда-нибудь в Европу, где они расселятся как-нибудь без шума и огласки по городам и весям. Община Хранителей ответила со=гласием. Граждане стали исчезать организованно - не так, как пропавший перед днем спятившего солнца королевский шут Нор. Начался исход - со стенаниями и плачем, безразличием и радостью. Во все это время самораспускающееся государство продолжало выполнять основные свои функции. Например, снарядило отряд полиции для разведки подступов к Безымянному озеру, по дороге к которому был найден и приобщен к секретному военному архиву дневник Мартина Аризонского. Ранее туда же была передана тетрадь иностранца Годара, обнаруженная среди его личных вещей, опечатанных на квартире, нанятой для него департаментом. Сам же иностранец был найден мертвым на берегу Безымянного озера. Тело его опознали с трудом, так как оно было истерзанно хищными птицами. Кроме того, на берегу обнаружили свежую могилу, принадлежащую, как выяснилось в ходе следствия, Мартину Аризонскому. Дракон же повел себя странно: лежа в глубине берега, в стороне от необычного шатра, он не проявлял интереса к полиции и смельчакам из ближней деревни, кидавшим в него топорами и полками. Разнесся слух, что дракон, ставший на старости лет совсем белым, заболел. Многие суэнцы крестились и сетовали на безрассудство витязей: не надо было тревожить таинственного зверя - пока тот был в силе, солнце стояло в зените. Вскоре Суэния узнала из радионовостей, что дракон умер. Сообщение дополнили слухи о том, что якобы один из полицейских видел, как в миг смерти от тела чудовища отделилась тень, напоминавшая человеческую. Полицейский не уследил, что с ней сделалось, зато жители деревни, прискакавшие за зрелищем первыми, видели белого лебедя с черным, словно обугленным крылом - птицу, дотоле неизвестную в здешних краях. Лебедь уплыл вдаль по Безымянному озеру. Достигнув середины, он поднялся над водой на крыльях и скрылся навсегда за горизонтом. Ввиду того, что королевская семья решила не терять короны вплоть до того, как суэнскую землю не покинет последний житель, было объявлено о подготовке к замужеству принцессы Адрианы. Последнее слово в выборе жениха Кевин I оставил за самой принцессой. Однако, печальное дело - со смертью дракона перевелся род витязей,- об иных принцессах не помышляла. Никто не предложил девушке, вышедшей на свет Божий под безобидное угасающее солнце, ни сердца, ни руки, ни братской помощи в дороге на чужбину. Кевин и Адриана покинули страну вдвоем, сопровождаемые доктором, учителем и несколькими слугами. Правда, на одном из этапов к ним присоединился бывший сотенный командир королевского войска Ник В-н, сослужив службу веселого и надежного попутчика. Выведя население, в безлюдное королевство, растворенное в звездной полумгле, возвратились Хранители. Запершись в своих жилищах на Холмогорье Посвященных, они больше никогда оттуда не вышли. Настала полночь - время тоски Большой Собаки - Матери всех Собак. Теперь можно было метать молнии, исходить дождями, заламывать редкие ветви ветрами без стеснения - под безразличной луной. Старая Мать провела в спячке годы, забывая детей - живых и потерянных. То, чего не удавалось пробудить сыновней лаской, выжала боль - инстинкт вечности. Нельзя утерять безвозвратно. Скорбя и беснуясь, ненавидя и млея от нерастраченного тепла, Мать всех Собак встретила выплывший из-за озера солнечный диск и проводила его взглядом до зенита. Во чреве ее что-то шевельнулось. На Безымянном озере показались плоты.