Глава 10

Кто-то схватил Чарли за плечо и настойчиво потряс. Он открыл глаза и увидел вытянутое, озабоченное лицо Джимми Абрамса.

— С вами все в порядке, Чарли?

Чарли кивнул, мало-помалу припоминая, где он, собственно, находится и что все это значит. Абраме — высокий лоб, редкие брови дугой, водянисто-голубые глаза, прямой нос с широкими ноздрями, тонкие, как у инквизитора, губы — смотрел на него в упор. Чарли терпеть не мог Абрамса, но старался не выдавать своих чувств.

— Мне сказали, что вы прихворнули.

— Слишком много ел, отсюда все и пошло.

— Согласитесь, разве годится кормить взрослого человека, мужчину, булочками? Вы не обедали? — Чарли покачал головой. — Боже мой! А я ведь распорядился, чтобы вас накормили. Ломоть ветчины, жареная картошка, салат из овощей, стакан молока… — Абраме похлопал Чарли по плечу, неуклюже, так сказать, чисто по-мужски выражая свое сочувствие. — Пойдемте из этой проклятой темницы! — Чарли послушно вышел в коридор. Они достигли лифта, Абраме нажал кнопку, и створки дверей сомкнулись с тихим шелестом. Кабина пришла в движение, вскоре остановилась, и створки вновь разошлись. Абраме провел Чарли по тускло освещенному коридору в крохотную комнатку, включил свет, приблизился к единственному окну и раздвинул шторы. — Замечательно, правда?

— Правда, — подтвердил Чарли, гадая, как Абраме поступит дальше. Протянет ладонь за чаевыми? Он также подошел к окну, попытался открыть его и обнаружил, что ничего не выйдет. Окно было забито, крепко-накрепко; толстое пыльное стекло отливало зеленым. Должно быть, пуленепробиваемое.

Чарли постучал по стеклу ногтем, затем с размаху ударил кулаком. Абраме кинул на него озадаченный взгляд, Снаружи сгущались сумерки. Во дворе посольства, который располагался прямо под окном, трое мужчин садились в длинный черный лимузин. Вот машина тронулась, покатила к воротам, в свете фонарей засверкали хромированные накладки; чем быстрее двигался автомобиль, тем яростнее трепетали флажки на капоте. Лимузин выехал из ворот, и те автоматически закрылись. Вероятно, над двором раскатился гул, когда одна металлическая створка соприкоснулась с другой, однако в комнате, отделенной от внешнего мира толстым стеклом и не менее толстыми стенами, не раздалось ни звука.

Абраме куда-то исчез. Чарли услышал плеск воды, который донесся из раскрытой двери. Он осмотрелся, привыкая к своему новому жилищу. Комната имела прямоугольную форму. Ее стены были выкрашены в грязно-белый цвет, на паркетном полу лежала красно-сине-зеленая циновка. Обстановку составляли маленький письменный стол, гардероб и узкая кровать, застеленная темно-синим пикейным покрывалом, которое украшали похожие на звезды блестки. Картинка на шторах изображала привольную ковбойскую жизнь. На стене над кроватью висела огромная, в половину человеческого роста фотография паренька в бейсбольной форме. Он стоял на основной базе, небрежно закинув на плечо биту; за его спиной проступала паутина сетки. По лицу мальчика можно было предположить, что он сошел с одной из коробок, в каких продают кукурузные хлопья: широко расставленные карие глаза, курносый нос, изобилие веснушек. Он слегка запрокинул голову, чтобы взглянуть в объектив из-под козырька своей шапочки. Мальчик улыбался; слишком крупные передние зубы лишали улыбку почти всякого очарования.

Чарли сообразил, что в этой комнате жил когда-то подросток — скорее всего тот самый, который улыбался с фотографии. Он опустился на кровать. Ну конечно, комната явно принадлежала ребенку! Все без исключения предметы обстановки были чуть меньше, чем полагалось, словно их подгоняли под рост мальчика. Чарли подался вперед, открыл верхний ящик стола. В том находились несколько листов желтоватой бумаги коробка цветных карандашей и иллюстрированный альбом с динозаврами. Чарли задвинул ящик обратно, а затем открыл по очереди средний и нижний. Оба были пусты, если не считать газетных листов, которые устилали дно. «Чикаго трибюн» за 11 августа 1979 года. Внезапно Чарли попалась на глаза картонная коробка, которой он до сих пор не замечал, хотя она лежала на кровати. Коробка оказалась битком набитой одеждой. Чарли перевернул ее, и одежда вывалилась на покрывало.

Так, две бледно-голубые рубашки с воротничками на пуговицах, две пары темно-синих носков, двое плавок — одни черные, другие — ярко-красные, а также две пары бежевых хлопчатобумажных брюк. Все новенькое, только что купленное, с ярлыками и ценниками, из которых следовало, что одежда приобретена в универмаге «Сирс». Чарли изучил штрих-коды на ярлыках, потом ознакомился с цифрами на ценниках, провел ногтем по поверхности одной бумажки, проверил на прочность пластиковый канатик, которым ценник крепился к предмету туалета, затем взял рубашку и разложил ее на коленях. Материал на ощупь был восхитительно, почти сверхъестественно мягким. Чарли расстегнул и снова застегнул пуговицу. Фирма «Эрроу». Сделано в США. Размер шестнадцатый по шее и тридцать четвертый по рукаву. Иными словами, подходит идеально. Вот только Абраме забыл вышить на нагрудном кармане деле буквы «Ч. М.»

Вновь послышался плеск воды, и из ванной, застегивая на ходу ширинку, появился Абраме. Он ткнул пальцем через плечо:

— Если хотите освежиться, ванная вон там.

— Эта одежда для меня? — проговорил Чарли, указывая на коробку, в которую, перед тем как сесть за стол и взять в руки альбом с динозаврами, аккуратно сложил все, что вытряхнул на кровать.

— Надеюсь, размер правильный?

Чарли утвердительно кивнул и направился в ванную, с трудом Удерживаясь от того, чтобы не зачесаться в присутствии Абрамса. От той одежды, которая была на нем, исходил целый букет запахов — ароматы пруда и пыли, пота и гашиша, пороха и предчувствия смерти. В ванной комнате его глазам предстали сверкающая эмалированная ванна, белый унитаз и душевая кабинка, пол которой был выложен белым пластиком. Кабинку отделяла пожелтевшая от времени целлофановая штора.

Чарли повернул кран. Должно быть, в трубопроводе имелись воздушные пробки: прошло некоторое время, прежде чем из рассекателя хлынула вода. Чарли разделся, попробовал воду, отрегулировал температуру и встал под душ, задернув штору, на которой были изображены оранжевые морские коньки.

Оглядевшись, он обнаружил на полочке мочалку и кусок мыла «Айвори-соп» в глянцевитой обертке. Чарли наклонил голову так, чтобы струя воды била в шею и растекалась по плечам; он наслаждался процессом, ибо давным-давно мечтал о по-настоящему горячем душе. Он сорвал с мыла обертку и принялся мылить волосы.

— Господи Боже! — воскликнул Абраме, когда Чарли наконец вышел из ванной. — До чего же вы худой, смотреть страшно! Вам явно не помешает прибавить в весе. — Он воткнул в розетку на стене вилку телефонного провода, прижал к уху трубку, послушал, довольно кивнул, положил трубку на рычаг, выпрямился и показал на стол: там стояли термос и тарелка с печеньем и нарезанным ломтями сыром. — Я подумал, что вы наверняка проголодались. Угощайтесь.

На улице стемнело, и фонари на дворе засияли ярче прежнего. Чарли взял кусочек чеддера. Тот буквально растаял во рту, напомнив Чарли о лос-анджелесском гастрономе на Саут-Робертсон-стрит — крошечном магазинчике со стеклянными витринами, в котором вечно толпился народ и плавали восхитительные ароматы. Владелец магазинчика был родом из Австрии и клялся, что состоит в родстве с Арнольдом Шварценегером, портрет которого в полный рост висел на стене за кассой.

— Если вам что-нибудь понадобится, наберите три-два-семь, — проговорил Абраме. — Это мой номер. Если меня не будет, запишите сообщение на автоответчик, а я вам перезвоню. — Он заколебался, словно хотел что-то прибавить, и произнес:

— Что касается бандитов, которые вас похитили, — рано или поздно мы их найдем, так что не волнуйтесь, ладно? — Чарли кивнул. Абраме вышел в коридор и захлопнул за собой дверь.

Чарли услышал лязг металла: то скользнул на место засов.

Омар Джаллуд оперся на заднее крыло желтого «фиата» и уставился на прямоугольный дверной проем, сквозь который проглядывало вечернее небо. Вскоре на улице стало совсем темно. Джаллуд посмотрел на часы. Пора. Он отстранился от машины и сделал знак водителю, которого звали Абдель аль-Хони. Абдель достал связку ключей, выбрал нужный и открыл багажник автомобиля. Там, внутри, свернулся в позе эмбриона человек, которого Чарли окрестил про себя Очкастым. Его руки и ноги были крепко связаны электрическими проводами.

Когда ему в глаза ударил свет газовой горелки, он прищурился.

Джаллуд по-арабски сообщил Очкастому, что в Триполи вынесен приговор: его обвинили в некомпетентности и приговорили к смертной казни. Затем Омар жестом велел Абделю вынуть изо рта пленника кляп и спросил, не хочет ли Очкастый что-либо сказать. Тот попытался плюнуть Джаллуду в лицо, но у него ничего не вышло, поскольку во рту все пересохло от страха. Джаллуд захлопнул крышку багажника. Абдель отвернул от горелки двухлитровый баллон. Послышалось яростное шипение. Омар щелкнул зажигалкой, поднес ее к баллону.

Вспыхнуло бледно-голубое пламя. Абдель опустился на четвереньки и затолкнул баллон под бензобак «фиата». Пламя жадно прильнуло к металлу. Джаллуд уселся на обитое плюшем заднее сиденье арендованного «мерседеса», а Абдель занял место за рулем. Они выехали из склада и остановились на расстоянии около ста футов от входной двери. Семнадцать минут спустя прогремел взрыв. На улице стало светло как днем, а через мгновение на квартал обрушилась взрывная волна. «Мерседес» закачался из стороны в сторону. Джаллуд обернулся и посмотрел на склад. В стенах его зияли пустые глазницы окон, из которых уже начинали высовываться языки пламени; мостовая была усыпана осколками стекла. Джаллуд хлопнул Абделя по плечу. «Мерседес» мягко тронулся. Теперь в квартиру Чарли, где оставлена засада. Омар улыбнулся, припомнив фразу, которую слышал во время одной из поездок в Лондон:

«Грешники лишены покоя».

Глава 11

Дауни поднялся рано утром, съел завтрак, состоявший из яичницы и овощного рагу с сосисками, и отправился на прогулку по эспланаде в направлении Египетского музея. Расстояние от посольства до музея составляло немногим больше полумили; тем более улица почти постоянно шла под уклон. Дауни отдыхал душой и телом и размышлял по пути сразу о нескольких вещах. Убийство на острове Гезира произошло в доме, который служил явкой ливийским агентам. Сопоставив факты и внимательно изучив описание внешности бандитов, которые похитили Чарли Макфи, Дауни пришел к выводу, что здесь тоже не обошлось без ливийцев. Однако зачем ливийцам грабить собственную явку? Причина может быть только одна… Ну да ладно, куда важнее то, о чем сообщается в факсе, переданном вчера вечером из Майами. Среди пассажиров, прибывших рейсом из Боготы, Лайама О'Брэди не оказалось. Что же могло случиться? Дауни шагал по набережной, любуясь сновавшими по реке феллуками, солнечными зайчиками на поверхности медленно текущей воды и кучками туристов, что вырядились по случаю экскурсии в новенькие, с иголочки одежды кричащих расцветок.

Ему потребовалось сорок пять минут, чтобы достичь отданной во владение мертвецов территории музея. К тому времени он окончательно убедился, что «хвоста» нет и не предвидится, однако все же подождал, пока отъедут первые два из тех такси, что стояли на стоянке, и сел в третье. От водителя пахло луком и чесноком. Счетчик был то ли сломан, то ли намеренно отключен. Дауни быстро договорился об оплате проезда в аэропорт и обратно, не проявив ни излишней щедрости, ни чрезмерной скупости, поскольку вовсе не хотел, чтобы водитель его запомнил. Еще одна обычная мера предосторожности. Джек Дауни отличался повышенной осмотрительностью и не раз шутил в разговоре, что жив до сих пор лишь благодаря этой черте своего характера, но сам, впрочем, не верил собственным словам. Конечно, работа на ЦРУ сопряжена с известным риском, однако до пожарников или водителей городских автобусов цэрэушникам далеко.

Водитель выжал сцепление, выругался и ловко вклинился в автомобильный поток. Кто-то надавил на сигнал. Водитель презрительно сплюнул в окно и ухмыльнулся, показав Дауни жемчужно-белые зубы вроде тех, какие изготавливают на заводах на севере Англии. Дауни вежливо кивнул, молчаливо признавая мастерство шофера. Такси устремилось вперед. Ему навстречу двигался огромный грузовик с полуприцепом, в котором кудахтали куры. Лицо Дауни исказила гримаса ужаса.

Водитель неторопливо отвернулся от пассажира — и обомлел.

Его глаза широко раскрылись, он крепко вцепился в руль. Такси вильнуло в сторону. Грузовик прогрохотал мимо, прихватив с собой боковое зеркало легковушки. Таксист досадливо передернул плечами. У поворота на аэропорт движение замедлилось. Там велось строительство, в воздухе клубилась пыль, оглушительно ревели двигатели тракторов и тягачей. Дауни поспешно закрыл окно. Водитель, по всей видимости, собирался запросить некую сумму за задержку, однако взгляд на лицо Дауни убедил араба, что это будет несколько чересчур.

Ожидавшийся ветер так и не подул, поэтому парижский рейс совершил посадку на двадцать минут раньше расписания.

Дауни не стал тратить время на то, чтобы потолкаться в толпе у места выдачи багажа, справедливо предположив, что те, кого он ждет, наверняка в баре. Он нашел Свитса и Мартина за столиком у окна. Приятели пили пиво «Фюрстенбург», по три доллара за банку. Свитс, приглаживая пятерней кудрявые волосы, мило беседовал с двумя молодыми немками за соседним столиком; Мунго ощупывал свой шрам и тупо глядел на только что приземлившийся «Боинг-747» компании «Эйр Италия». Когда Дауни подошел ближе. Свитс повернулся к нему, предварительно послав немочкам воздушный поцелуй. Мунго продолжал смотреть в окно. Дауни сел.

— Черт побери! — воскликнул он вместо приветствия. — Где Лайам?

— Как насчет пива? — справился Свитс, поглядев на Дауни поверх края банки.

— Не хочу я никакого пива! Господи, Хьюби, как тебе удалось пройти через металлоискатель со всей этой дрянью в волосах. Знаешь, ты похож на того артиста, Бо… Черт, забыл. — Дауни взглянул на Мунго. — Лайам здесь или нет?

— Тут разве что его дух, — отозвался Мартин, — и то сомнительно.

Дауни шумно вздохнул. Похоже, оправдываются самые мрачные предчувствия. Он заметил, что немочки за соседним столиком прислушиваются к разговору, то ли поджидая, когда освободятся Свитс с Мартином, то ли совершенствуя свои познания в английском. А может, все не так просто? Дауни внезапно осознал, что у него ярко выраженная склонность к паранойе. Впрочем, с такой профессией это немудрено.

— Где ваш багаж? — спросил он. Свитс показал на черную кожаную сумку у своих ног. — Снаружи ждет такси. Расскажете все по дороге.

— Кто заказывает музыку, тот и платит, — проговорил Свитс.

Дауни был не в том настроении, чтобы спорить. Он бросил на столик несколько монет, поднялся и направился к выходу, стремясь поскорее оказаться на улице. Дауни не переносил аэропорты. Где еще вам продадут пиво с бешеной наценкой, угрюмый официант сунет нечто совершенно несъедобное, а дышать за едой придется керосином? Когда они подошли к машине, Свитс сразу же занял место рядом с водителем, поэтому Мунго не оставалось ничего другого, как расположиться сзади вместе с Дауни. Таксист исподтишка поглядел на Свитса, облаченного в ярко-желтый пиджак, из-под которого выглядывала розовая рубашка, и брюки цвета фруктового мороженого.

— Чего уставился? — буркнул Свитс.

В ответ водитель разразился пышной тирадой, в которой жаловался на затянувшееся ожидание, на скуку и на потерянный заработок.

— Заткнись и поезжай, — велел Дауни и повернулся к Мартину. — Ради всего святого, объясни мне, где Лайам.

— Мы же послали телеграмму.

— Я ее не получал.

— Мы так и поняли, — проговорил Мунго, ерзая на сиденье: ему не хватало места, — когда обнаружили в конверте той билета. — Дауни достал из кармана шоколадный батончик сорвал обертку и сунул шоколадку в рот. Фостер утверждает, что есть шоколад на людях и в таких количествах неприлично. Ну и пусть! И потом, уж лучше растолстеть, чем заработать язву желудка. Между тем Мунго продолжал:

— Все произошло около месяца назад. Мы узнали о новой плантации коки акра в три размером. Она располагалась на склоне холма.

Вид был замечательный. — Он покачал головой. — В Колумбии очень красиво. Солнце светит с голубого неба, растения отбрасывают густую тень, земля красноватого оттенка, листья коки шелестят на ветру, переливаются точно посеребренные… Время от времени над лесом взлетает стая попугаев. Ну и гомон тогда поднимается, Джек! — Мунго улыбнулся, не разжимая губ. — Я однажды спросил у Лайама, мол, как он думает, что кричат птицы. — Дауни откусил от шоколадки и вопросительно поглядел на Мартина. — А Лайам ответил:

«Они кричат: „Добрый день“«.

Дауни медленно жевал, терпеливо ожидая продолжения.

Минуту-другую спустя Мунго произнес:

— На дальнем конце поля стояла деревянная хижина размером с сарай или мастерскую. Я заглянул туда, проверил, что к чему. Там валялись пустые мешки. Ну, для листьев коки. — Он посмотрел на свои руки. — Денек выдался просто чудесный. На небе ни облачка, легкий ветерок. Мы не знали, как нам поступить. Вообще-то нам приказали сжигать все плантации, но эта только-только выросла, так что гореть там особенно было нечему. — Дауни внимательно наблюдал за пальцами Мунго, которые то цеплялись друг за друга, то размыкали объятия. Он уже понял, чем завершится рассказ, начатый с очевидным умыслом издалека. — Вдобавок, мы здорово устали, пока добрались до цели. Ну, пораскинули мозгами и решили, что поставим десяток противопехотных мин и отправимся восвояси.