Звезды в виоме, образовавшие волокна, слабые россыпи и "дымные" струи, вдруг исчезли, будто их задуло ветром, и тут же на месте ажурной перегородки чужанского "кладбища" вспыхнули тысячи .пронзительных зеленых молний, вернее, совершенно прямых огненных копий, сложившихся в один колоссальный пучок. Эти "копья" прянули слева направо по полю виома, вытягиваясь в одно длиннейшее миллионнокилометровое "древко", и превратились в колонны бурлящего пламени, на глазах изменяющие цвет ее ярчайшего зеленого до желтого и багрового.
      В оперативных виомах та же картина разбилась на фрагменты, причем ближайшие зонды с видеопередатчиками были разбиты уже через мгновение, держались лишь те, что находились на больших расстояниях. Но спустя несколько секунд и они перестали передавать изображения, один за другим окна виомов погасли, остался лишь обзорный виом спейсера, на который жад-_ но смотрели десятки глаз.
      - Флоту - императив "Кутузов"! - раздался по пси-связи приказ Железовского, означающий быстрое организованное отступление.
      Однако судорога пространства, рожденная столкновением иксоида с "похоронным строем" чужанских кораблей, бежала быстрей и догнала земные корабли.
      Волна искривления пробежала по залу спейсера, жутко сплющив предметы, кресла, интерьер, тела людей. Не помогли ни защита, ни скорость, ни переход на режим "кенгуру", и спасло экипаж и пассажиров спейсера только то, что он успел удалиться от этого страшного места на достаточно большое расстояние - около четырехсот миллионов километра.
      Зал перестал корчиться, ломаться и плыть, дрожь ушла в стены, успокоился пол, виом перестал показывать "вселенский пожар", вернул изображению пространства бархатную черноту и глубину, но люди опомнились не сразу. Не потеряли сознание лишь единицы, самые закаленные и сильные: Железовский, Боянова, Баренц, Демин, незнакомый высокий негр в сером кокосе и Габриэль Грехов,
      - Помощь нужна? - раздался из стены голос командира спейсера. - Все живы?
      - Они сейчас очнутся,- отозвался Грехов, наклоняясь над Настей. Взял ее на руки и посадил в кресло, которое уступил Демин. Потом посмотрел на негра.
      - А вы здесь какими судьбами, бывший археонавт Нгуо Ранги?
      - Хелло, - ответил негр певуче, морща лицо в улыбке, хотя глаза его с тремя зрачками в каждом, оставались холодно спокойными и ждущими.
      - Вы все-таки продолжаете играть в казаков-разбойников. Не надоело?
      - Ситуация не изменилась.
      - Ошибаетесь. К тому же в настоящий момент никакое изменение ситуации вам неподвластно. Как и нам, впрочем.
      Негр сделал неопределенный жест рукой, и в то же мгновение два рубиновых лучика с плеч Грехова как бы обняли незнакомца, просверкнув в сантиметре от его лица справа и слева. Негр замер, улыбка его погасла. Несколько долгих секунд они смотрели друг на друга, потом проконсул качнул головой:
      - Идите. Ваша беда в том, что я знаю, кто вы, что делаете и зачем. И помните: мы - мирные люди до тех пор, пока к нам идут с миром, но кто придет с мечом...
      - Я понял, - сказал Нгуо Ранги, становясь бесстрастным. И исчез. Не в физическом смысле слова, конечно. Просто движения его были так быстры, что человеческих реакций не хватало на их фиксацию.
      - Кто это был? - поинтересовалась, подходя ближе, Боянова; ее все еще тошнило, хотя она и сдерживалась.
      Грехов посмотрел на нее, потом озабоченно - на Анастасию, погладил ее по руке,- девушка приходила в себя,- и оглянулся на Железовского, неотрывно глядевшего на виом.
      - Где он? - спросил комиссар глухо. Он все понял,
      Вместо ответа проконсул вызвал рубку:
      - Дайте на обзорный дальновидение.
      Изображение в виоме вздрогнуло, зеленовато-голубые световые нити, едва видимые в центре обзорного поля, стали увеличиваться, приближаться, словно спейсер резво устремился к ним в режиме двойного ускорения. ""Нити" превратились в удивительные ажурные сгустки голубого и зеленого огня, напоминавшие живую, шевелящуюся мыльную пену; отдельные "мыльные пузыри" отрывались от нее, двигались некоторое время по замысловатым траекториям и рассыпались роями цветных искр. Создавалось впечатление, будто пространство в этом месте кипит на протяжении десятков миллионов километров.
      - Что это? - спросила Боянова, забыв о визита К-мигранта.
      Люди в зале постепенно приходили в себя, задвигались, раздались первые голоса, неровные вздохи, восклицания, шорохи, слившиеся в легкий шумок.
      - К-физика в наглядном изображении,- буркнул Грехов, не оборачиваясь.- Рождение и гибель всех предсказанных теорией Великого объединения* частиц и полей. С другой стороны - это борьба физик, нашей и "завселенской", столкновение абсолютно разных вакуумов с разными наборами физических констант. Я понятно изъясняюсь?
      - Вполне, - отозвался очнувшийся Савич.
      - Где Конструктор? - повторил вопрос Железовский.
      Грехов снова ответил по-своему:
      - Рубка, дайте запись столкновения, самую кульминацию, в замедленном темпе.
      Черный провал виома с "пеной" затянулся на миг твердой белой эмалью холостого режима и снова превратился в громадное окно, только теперь на месте "пены" расцветал колоссальный протуберанец пламени, пронзенный множеством огненных зеленых струйстрел. Медленно-медленно этот сгусток неистового огня просочился сквозь поток жалящих струй пламени, словно сдирая с себя лохмотья дымящейся материи, становясь чище и прозрачней, и наконец превратился в стремительное, мигающее с небывалой быстротой, меняющее форму, полупрозрачное тело широкий конус, из дна которого сочились голубые, клейкие с виду, дымящиеся нити, отрывающиеся где-то в невообразимой дали очередями прозрачных "водяных капель"...
      - Его Величество блудный Конструктор, - пробормотал Грехов с непередаваемой интонацией.
      * Физическая теория, объединившая электромагнетизм и теории слабых (с участием нейтрино) и сильных (с участием кварков) взаимодействий.
      Боянова быстро твзглянула на него, но ничего не смогла прочитать на металлически твердом лице проконсула.
      - Что нам делать, Габриэль? - спросила она тихо.
      Грехов не отвечал с минуту, разглядывая уходящий вдаль, состоящий из подвижных гранул, "призрак" Конструктора. Потом нехотя сказал:
      - Что и раньше - ждать. Примите только совет: не подходите к нему близко... хотя бы первое время, и вообще, верните весь исследовательский флот на Землю, исследователям нечего делать возле Конструктора.
      - Но проблема контакта должна решаться ксенопсихологами и контактерами,- возразил Сингх.- Ученые других дисциплин могут действительно возвращаться, но мы...
      - Проблема контакта с Конструктором будет решаться не нами.- Грехов мельком посмотрел на Анастасию.
      - Кем же? - требовательно спросила Боянова.- К-мигрантами?
      - Нет, самим Конструктором. Вы, Забава, как-то сказали, что не любите дежурного оптимизма, так постарайтесь доказать свою точку зрения ксенологам ИВКа, они не готовы к диалогу с Конструктором... судя по их эмоциям. Извините, джентльмены, мне необходимо срочно убыть на Землю.- Проконсул направился к двери, дружески кивнул Демину.
      - Постой, Эль,- раздался сзади голос, пришедшей в себя Анастасии. - Я с тобой.
      Они вышли.
      Боянова повернулась к комиссару.
      - Аристарх, у меня чувство, что с нами сейчас говорил не Грехов, а сам Конструктор.- Она зябко передернула плечами.Я боюсь их обоих!
      Железовский наконец оторвался от виома, подошел и положил ей на плечо свою огромную руку.
      ЗАПРЕДЕЛЬЕ
      Он лежал лицом вниз, раскинув руки и ноги, на чемто твердом, напоминающем утоптанную землю с россыпью мелких и острых камней, впивающихся в тело. Сил не было, как и желания дышать и думать. Судя по ощущениям; волны боли прокатывались по коже, вскипали прибоем у островков наиболее чувствительных нервных узлов,- все тело было изранено, обожжено, проткнуто насквозь шипами и колючками неведомых растений. Иногда наплывали странные, дикие, ни с чем не сравнимые ощущения: то начинало казаться, что у него не две руки и две ноги, а гораздо больше, то голова исчезала, "проваливалась" в тело, растворялась в нем, то кожа обрастала тысячами ушей, способных услышать рост травы... Но все перебивала боль, непрерывная, кусающая, жалящая, дурманящая, следствие каких-то ужасных событий, забытых живущей отдельно головой.
      Шевелиться не хотелось. Однажды он попробовал поднять голову, разглядел нечто вроде склона холма, полускрытого багровой пеленой дыма, и получил колоссальный удар по сознанию: показалось - тело пронзило током от макушки до кончиков пальцев на ногах! Он закричал, не слыша голоса, извиваясь, как раздавленный червяк, и потерял сознание, а очнувшись, дал зарок не шевелиться, что бы ни случилось.
      Кто-то внутри него произнес:
      Подыми меня из глубин
      бездны вечного униженья,
      чтобы я,
      как спасенный тобою пророк,
      жизнью новою жил.*
      Ратибор напрягся и на мгновение выполз из скорлупы внушенного кем-то или чем-то образа "раненого на холме", сумев понять, что находится в гондоле "голема", укутанный в слой компенсационной физиопены, однако тут же последовал беззвучный,но тяжелый и болезненный удар по голове (пси-импульс!), и снова вернулось ощущение, будто он лежит, изувеченный, на склоне каменистого холма...
      Ленивые мысли обрывались, мешали друг другу и копошились в болоте успокоения: - черт с ним, полежу, так хоть меньше болит... интересно, кто сейчас говорил про бездну? Он что не видит, в каком я положении?.. Неужели никто не видит, что я здесь лежу?..
      И снова рядом, тихо, но четко кто-то произнес:
      - Очнись, опер, пока совсем не рехнулся...
      - Кто говорит? - вяло поинтересовался Ратибор.
      * "Книга скорбных песнопений" (1002 г.), перевод Державина.
      Голову пронизала острая свежесть, пахнуло холодом и озоном, он снова увидел перед глазами красный транспарант: "Тревога АА", - но не удержался на краю сознания и скатился в пропасть видений, призрачных ощущений и боли...
      Еще дважды он пытался бороться за самостоятельность и свободу, испытывая чудовищные боли и муки, и, наконец, преодолел барьер внешнего воздействия, с которым яростно боролся на уровне эмоций и подсознания. Он находился в кокон-кресле "голема", подключенный к системе аварийной реанимации: в венах обеих рук иглы питания и гемообмена, на груди - "корсаж" водителя сердечного ритма, на голове - шлем максимальной пси-защиты.
      Жив, подумал Ратибор почти с испугом, но ситуация дошла до реанимации, как говаривал Аристарх... Ничего не помню! Удалось или нет? Где я, черт побери? "Проводник",- мысленно позвал он, испытывая приступ слабости, вспомнил имя координатора "голема" и поправился. - "Дар, высвети информацию и дай внешний обзор".
      - Слава богу, ожил! - отозвался интелмат. - Здесь не слишком уютно и повышен пси-фон, чувствуешь?
      Ратибор только теперь ощутил неприятную давящую тяжесть в голове и покалывание в глазных яблоках - результат воздействия мощного пси-поля.
      - Где - здесь?
      - Не знаю, - честно сознался координатор.- Попробуй разобраться сам. Даю обзор.
      В глаза Ратибора хлынул призрачный свет, мелькнули более темные полосы, потом более светлые, длинным серпантином закружились вокруг светящиеся кометы, искры, шлейфы дыма...
      "Голем" вращается!"- сообразил Ратибор, вернее, кувыркается в воздухе... или в вакууме?
      - Стабилизация по трем осям! - приказал он координатору. - Локацию в длинноволновом диапазоне, выдачу параметров среды.
      Верчение цветных струй и полос вокруг замедлилось, полосатый хаос распался на бесформенные пятна, мигающие огни, клубки и полотнища дыма, странные скрюченные тени, двигающиеся в дыму. Изредка сквозь дым пробивались зеленые зарницы, и весь пейзаж передергивался, будто его сводила судорога. В такие моменты в гондоле "голема" раздавался гудок и перед глазами пилота вспыхивало слово "Радиация" и цифры - ее уровень внутри аппарата.
      Локация в длинноволновом диапазоне ничего не дала: радиоволны словно вязли в дыму и не возвращались, поглощаемые средой. Высокочастотные волны оконтурили в дыму какие-то зализанные, округлые предметы, медленно перетекающие друг в друга, за которыми на пределе видимости преступали твердые, ребристые и бугристые стены, перемежающиеся с нишами, пещерами и бездонными провалами.
      - Миражи,- изрек координатор.- Я не в состоянии правильно оценить поступающую информацию. Все, что мы видим, на самом деле - фантомы, отражение и преломление внешних воздействий в наших органах чувств. Ложное видение.
      - Отстроиться можешь?
      - Пока не удается, слишком высок радиационный и пси-фон, плюс мощное акустическое поле, сбивающее точную наводку датчиков. Хочешь послушать, что деется вокруг нас?
      В уши Ратибора хлынула какофония звуков - от мяукания кошек до взрывов и визга пил, выдержать этот грохот не смог бы никакой, даже специально тренированный человек. Координатор убавил громкость до бесцветного шипения, и Ратибор невольно пробормотал:
      - Белый шум... это был шум, Дар, просто исключительно большой мощности.
      - Около трехсот децибел, далеко за болевым порогом, хорошо, что "голем" рассчитан на подобные воздействия.
      Ратибор помолчал, впитывая порции данных, вводимых ему координатором.
      Среда, в которой висел "голем", оказалась гелием с примесями инертных газов и паров металлов от железа до осмия, и была она пронизана целым "пакетом" смертельных для человека излучений. Интелмат "голема" сумел разобраться лишь с тремя их типами: гаммарадиацией, нейтринным потоком и протонными пучками высоких энергий, остальное излучение Дар мог оценить только качественно, по реакции универсальных регистраторов. Не ответил он и на вопрос пилота, - где находится "голем".
      - Во всяком случае не в открытом космосе, - заявил он не без юмора. - Это может быть и поверхность неизвестной планеты, куда нас закинул чужанский "перевертыш", и ее недра, или ядро формирующейся звездной системы.
      - Или внутренности Конструктора. Я склонен полагать, что роиды хорошо просчитали путь своего посла, и теперь мы где-то в недрах Конструктора. Единственное, что меня тревожит, это отсутствие самого роида. И К-мигранта. Запускали-то нас вместе.
      Накатила вдруг волна слабости, в глазах замерцала льдистая зелень, руки и ноги стали ватными, тошнота подступила к горлу, сознание померкло... ненадолго. Дар реагировал мгновенно, вводя стимулятор и питание.
      Голова прояснилась, хотя тошнота осталась.
      - Давай поищем,- сказал Ратибор, обливаясь потом; и тут же по коже спины, груди, под мышками, щекотно пробежали пальцы медкомплекса, стирая пот.
      Координатор направил "голем" вверх - если можно было назвать верхом пространство над вершиной аппарата, и словно прорвал невидимую пленку, скрывавшую до этого от человека иные пейзажи, - "голем" вырвался в солнечный день на Земле! Впрочем, не на Земле, как понял ошеломленный Ратибор, вглядевшись в представший перед глазами пейзаж, освещенный так, словно светился сам воздух.
      Холмистая равнина, поросшая ковром густых трав и цветов, уходила во все стороны в бесконечность, а не до линии горизонта, как на Земле, и точно такая же равнина простиралась над головой, словно отражение в полупрозрачном зеркальном слое. Но этого было мало: справа и слева, достаточно далеко от "голема", если верить ощущениям и датчикам машины (около тысячи километров, подсказал Дар), угадывались вертикальные эфемерные стены с горными и другими ландшафтами, которые иногда становились реальными, четко и ясно видимыми. Этот мир напоминал геометрическую фигуру из по крайней мере шести пересекающихся под прямыми углами плоскостей, каждая со своим пейзажем и особенностями рельефа, но пять из них были эфемерными, призрачными, как миражи, и лишь одна не давала повода к сомнениям относительно своей реальности.
      - Гексоид Гаргантюа,- проговорил Дар, и Ратибор вспомнил, откуда ему известен диковинный мир: в материалах о первом появлении Конструктора, тогда еще в виде споры-сверхоборотня, как его прозвали, было описание иллюзорного путешествия одного из безопасников, Диего Вирта, по точно такому же миру, которому дали название Гексоид Гаргантюа. История повторилась. Разве что путешествие Берестова происходило наяву.
      - Мы внутри Конструктора, - подвел итог своим размышлениям Ратибор. - Это его масштабы и ландшафты.
      "Голем" двинулся над равниной по разворачивающейся спирали, преодолевая тугое сопротивление местной воздушной среды: гелий, инертные газы, пары металлов.
      - Гелий? - внезапно удивился Ратибор.- И трава на холмах? Что это значит?
      - Только то, что мы внутри Конструктора,- буркнул координатор.- У меня нет никаких сомнений в реальности холмов и всего остального, поступающая информация однозначна и не требует специального анализа. А почему трава не может расти в гелиевой среде?
      - На вид-то она земная...
      За одним из дальних холмов блеснула серебристая полоска. Ратибор, не раздумывая, повернул в ту сторону, и через минуту полета посадил "голем" на холме рядом с дорогой из туско блестевшего материала, напоминающего серебро.
      - Я выйду.
      - Не советую,- хмыкнул Дар.- Радиационный фон тут поменьше, но пси-фон пульсирует за пределами обычных человеческих возможностей.
      - Открывай.
      Координатор подчинился.
      Кокон-кресло "голема", представляющее по сути его рубку, "вывернулась наизнанку", словно толстая шуба, освободив пилота. Ратибор, - упакованный в герметичный кокос, выбрался из кресла, обошел его и влез в тесный прозрачный цилиндр, занимавший все остальное свободное пространство рубки. В то же мгновение цилиндр сжался и обтянул пилота прозрачной бликующей пленкой. Ратибор защелкнул энергопояс, прицепил к нему "универсал", встал на белый круг у стены, и упругий бутон трапа вынес его наружу.
      Материал дороги оказался не серебром, не металлом вообще: стоило Ратибору шагнуть, как вся блестящая полоса дороги вдруг покрылась сеткой трещин, будто была сделана из хрупкого фарфора. .Цветы по обочинам дороги напоминали сложные детали каких-то машин, вубчатые колесики старинных часов и просто абстрактные головоломки, зато трава была настоящей земной травой, мягкой и шелковистой, и, сорванная, ни во что не превращалась. Ощущая непривычную тяжесть во всем теле и раздражающий глухой шум в голове, Ратибор задумчиво перетер в пальцах зеленые волокна, побродил в окрестностях черной островерхой скалы "голена" с распахнутым зевом люка и прозрачным пузырем трапа, закрывавшим люк, и влез в аппарат. Процедура пеленания и подключения к системам связи, управления и анализа заняла две минуты, после чего "голем", превращенный в плоский летательный аппарат, помчался над дорогой, скрывавшейся в дымке гдето в невообразимой дали. В следующее мгновение ландшафт под "големом" искривился, холмы вспыхнули электрическим сиянием, потрясающей силы удар обрушился на пилота неожиданно и бесшумно, словно удар лапы подкравшегося тигра, Ратибор ничего не успел понять и предпринять...
      Он снова лежал на склоне холма, израненный и беспомощный, и боль кругами ходила по телу, и кровь толчками вытекала из открывшихся ран, и не было сил поднять голову, чтобы оглядеться, принять более удобную позу и позвать на помощь...
      Следующее видение было иным и неожиданным: он лежал, связанный в каменной темнице, кругом стояли враги и раз за разом били по телу ногами в сапогах с твердыми мысами...
      Ратибор очнулся.
      "Голем" висел над дорогой, упиравшейся в город, вполне земной, с рощами и садами, комплексами зданий и старинных архитектурных сооружений, памятников старины, ставших музеями, и город этот был знаком пилоту до боли. Рославль! - сообразил Ратибор, глотая витаминизированное желе через подсунутый Даром мундштук.
      - Что это было со мной? - спросил он мысленно.
      - Скачкообразное повышение мощности тета-линии пси-фона,ответил координатор.- Эффективной защиты от излучения найти пока не могу. Терпи.
      - А что за город впереди? И когда он появился?
      - Судя по некоторым особенностям, это ваша родина - Рославль, хотя есть и "лишние" детали, а появился он минуту назад, сразу после пси-импульса, практически мгновенно. Конструктор демонстрирует нам возможности К-физики.
      - Вряд ли эти странные метаморфозы - демонстрация, скорее - попытки осмыслить свое положение в "шубе" иного пространства. Возможно даже, что Конструктор в данный момент находится в бессознательном состоянии. Надо искать его нервные узлы, попытаться сообщить о себе, выдать всю привезенную информацию, и хорошо бы отыскать коллег по посольской миссии К-мигранта и чужанина.
      - По-моему, они здесь, в городе, даю вариацию.
      В панораме, развернувшейся перед глазами пилота, возникли два светящихся кольца, ограничив часть изображения, понеслись навстречу, увеличиваясь, пока не заняли все поле зрения, причем пейзажи и. в том и в другом кольце Ратибор мог рассматривать по очереди, не переводя глаз.
      В первом кольце сквозь заросли тополей и бамбука виднелся стройный контур драккара, в котором находился посол К-мигрантов, а во втором за старинной церквушкой с зеленым куполом и золотыми крестами чернела стометровая глыба роида. Но самое странное состояло в том, что жителями города, спешащими по своим делам, были... "серые люди"!
      - Бред! - сказал Ратибор, растворяясь в очередном приступе слабости.
      - Тогда мы бредим оба,- отозвался координатор с горечью.Вынужден констатировать, что мои возможности адекватного отражения действительности исчерпаны, а методы анализа обстановки несовершенны.
      Ратибор, напрягаясь, попытался сфокусировать внимание на псевдо-Рославле, созданном не то его воображением, не то какими-то сложными движениями души Конструктора, и получил очередной удар пси-поля, потрясший организм до глубин подсознания: он полз по горячим углям и зарослям острых игл, сплошным ковром покрывающим пол, стены и потолок бесконечной узкой пещеры, и кричал от боли, когда стены сближались, а потолок опускался, сжимая тело в странных тисках акульей пасти...
      * * *
      Кто-то наклонился над ним, прохладные пальчики пробежали по затылку, снимая боль и жар, осторожно коснулись спины, рождая щекотные волны пупырчатой кожи.
      Ратибор заставил себя открыть глаза, повернуть голову на бок, и увидел чьи-то босые ноги, загорелые, стройные, легкие. Женщина присела, и он увидел ее лицо, лицо Насти Демидовой, строгое, красивое, тонкое, с бровями вразлет и пухлыми губами с печально опущенными уголками.
      - Вставай, мастер,- сказала Настя низким голосом, кладя ему на лоб прохладную ладонь.- Надо идти.
      - Куда? - прошептал он, привычно ожидая боли, но боли почти не было, лишь покалывание в кончиках пальцев рук и ног, да пульсировал сосудик на виске, словно в голове тикала заведенная мина.
      - Нас ждут.- Настя просунула руку под его шею и приподняла голову.- Поднимайся, мастер, пора выбирать друзей.
      Ратибор осторожно приподнялся на локтях, сел, прислушиваясь к себе, - почти никаких болевых ощущений, только в глазах все поплыло от слабости; он сжал зубы, борясь с организмом, а когда приступ прошел и мутная пелена слепоты сползла с глаз, обнаружил, что сидит на траве совершенно голый, весь в страшных рубцах и недавно затянувшихся лиловых шрамах.
      Настя, одетая в струящееся нежгучее пламя, подала ему кокос.
      - Одевайся, опер.
      Ратибор, не испытывая никакого смущения, потрогал длинный глянцево-синий шрам на груди, уловил пульсацию крови под пальцами, поднял голову.
      - Когда это меня так?.. Где я? - Он огляделся.
      Поляна в лесу, заросшая травой и грибами с бусинками глаз, над головой зеленое небо с белыми пушистыми облаками, воздух свеж и ароматен, стволы деревьев светятся и потрескивают, кора на них слегка шевелится, как живая, меняет рисунок...
      - У нас в Рязани грибы с глазами,- пробормотал Ратибор.Их едят, а они глядят... Где я, Стася?
      Что-то мешало ему последовать совету Анастасии, какая-то внутренняя неуверенность, неловкость, стеснение, тревожное чувство ожидания беды... и нечто похожее на шепот в голове. Ратибор прислушался и уловил слабый, как дыхание, голос:
      - Очнись, очнись, опер, выходи из транса, рискуешь не выкарабкаться никогда... очнись...
      Тревога усилилась, внутренняя неловкость переросла в сомнение в собственной трезвости. И все время казалось, что откуда-то сквозь стенку глухоты доносится неистовый шум: грохочут барабаны и литавры, ревут трубы, визжат валторны, но он ничего этого странным образом не слышит, лишь чувствует...
      - К черту! - громко объявил Ратибор, вспоминая, кто он, и бросая кокос на траву, которая стала торопливо поедать костюм. - Я посол, и все это мне грезится! Извини, Настя. - Он изо всех сил ударил себя кулаком в шрам на груди и зарычал, кусая губы - боль навалилась обжигающим водопадом кипятка и кислоты, сознание помутилось...
      Тампон влажной кошачьей лапой прошелся по лицу. Ратибор открыл глаза и обнаружил себя в рубке "голема". Кожа лица и рук горела, в костях застыл расплавленный свинец, мышцы тела судорожно передергивались, дезорганизованные внешним пси-излучением, в ушах стоял глухой шум, рожденный бессвязным говором сотен людей.
      - Плохо дело, - прошелестел еле слышный мысленный голос координатора.- Мне все труднее возвращать тебя из глубин иллюзорного бытия. Конструктор постепенно растворяет в себе твое "я"... да и мое тоже, хотя бредить я и не способен. Что будем делать, опер?
      - Дай картинку.
      - Какой в этом смысл? Видеокамеры тоже не в состоянии отделить реально существующий ландшафт от миража.
      Перед глазами Ратибора вспыхнул цветной туман, в протаявшем черном окне сверкнула изумрудная капля, приблизилась, превращаясь в планету... Земля?!
      Пилот закрыл глаза, проглотил ком в горле, ощущая себя совершенно разбитым, но тут же открыл снова, сопротивляясь слабости и нежеланию жить вообще. Се человек, подумал он о себе в третьем лице, пока борется - живет. В памяти всплыло: человек начинается там, где кончается удовлетворение потребностей.
      Кто-то засмеялся, задыхаясь. Может быть, он сам.
      - Вперед, к Земле!
      - Этот объект не может быть Землей,- неуверенно возразил координатор.- Советую не идти на посадку.
      - Нас испытывают, и отказаться от испытания - значит проиграть.
      - Откуда известно, что нас испытывают? Скорее, мы попали в один из больных органов Конструктора, и все наши видения следствие его беспамятства, бессознательных судорог.
      - Ты, наверное, прав, Дар, но и я чую в себе странную уверенность в правоте своих предсказаний. Конечно, интуиция - символ не знания, а веры, но я себе верю.
      Зеленоватый пушистый шарик планеты рванулся навстречу, закрыл поле зрения, распахнулся гигантской чашей с размытыми очертаниями материков. Ратибор попытался сориентироваться, нашел Европу, Белое море, Волгу, попытался развернуть "голем" к югу и обнаружил, что его ведут - аппарат не подчинялся воле пилота, словно в генераторах движения не осталось ни крохи энергии. Однако энергия была,- Ратибор мгновенно считал показания датчиков, выдаваемые напрямую в мозг, и убедился в наличии половины запаса по сравнению со стартовым энергоресурсом. И команды ко всем комплексам-узлам "голема" проходили нормально, пилот удостоверился в этом с помощью тестов за считанные мгновения. Тогда он сделал разворот и дал максимальную тягу в режиме двойного ускорения. И провалился в алую пропасть забытья...
      Открыв глаза, понял, что "голем" летит над горной страной, пронзая клочья ослепительно белых облаков.
      - Поворачивай! - сказал сквозь зубы координатору, пытаясь унять готовый выпрыгнуть из тела желудок.- Я сам не смогу. Поворачивай и давай аллюр три креста, кому сказал!
      Но ему ответил не Дар:
      - Успокойся, опер.- Голос звучный и знакомый. - Все идет нормально, никто тебя не тронет, только не дергайся и не пори горячку.
      - Кто говорит?
      Смешок, тоже знакомый.
      - Не узнал?
      - Грехов!
      Снова смешок.
      - Порядок, оклемался.
      "Голем", ведомый неизвестной силой, сделал пируэт и мягко приземлился на зеленом газоне рядом с красивым двухэтажным коттеджем, выстроенным в стиле "русский храм". На пороге открытой двери, выходящей на резное крыльцо, стоял человек в черном костюме, но Грехов это или нет, Ратибор сразу не разглядел - слезились глаза.
      - Вылезай, здесь ни радиации, ни прочей грязи.- Голос проникал прямо в мозг, и от него, казалось, резонировали кости черепа.- Не трусь, опер, у тебя накопилось много вопросов, и я на них уполномочен ответить.
      Ратибор позвал координатора, ответа не услышал, да и голос мешал, и плывущий в ушах звон; выпростался из кресла, отдыхая после каждого движения. Сделал два глотка витаминного концентрата, набрался сил и вылез из аппарата на траву, сообразив тем не менее натянуть пленочный скафандр - автоматически, не думая об этом.
      Человек махнул с крыльца рукой, хмыкнул.
      - Профессионал остается профессионалом, даже когда болен. Заходи в дом.
      Ратибор огляделся.
      Вокруг дома раскинулся пышный цветущий сад: яблони, вишни, гигантская морковь, помидорное дерево, банановые пальмы, тополя, араукарии, орех, просто какие-то пушистые жерди, камни на многоходульных корнях, похожие издали на пауков,все было покрыто ослепительно белыми цветами величиной с голову человека, причем многие цветы дышали и складывали лепестки, словно бабочки, готовые улететь. Небо над головой было лимонно-желтого цвета с серыми трещинами, складывающимися в рисунок такыра.
      Глаза продолжали слезиться, и Ратибор перестал напрягать зрение. Ощущение опасности притупилось, захотелось принять душ, переодеться, лечь на диван и - максимум блаженства! чтобы Настя сделала массаж...
      - Насти здесь нет,- заметил человек.
      - Жаль,- вздохнул Ратибор.- Как поется в старинной песне; всю-то я вселенную проехал, нигде милой не нашел.
      Накатило вдруг странное ощущение раздвоенности, вернее, растроенности, Ратибор осознал себя в трех местах одновременно: стоял возле дома Грехова, сидел в пилотской гондоле "голема" по горло в шубе физиокомпенсации и лежал израненный на холме лицом вниз... Ратибор мотнул головой - отпустило.