Современная электронная библиотека ModernLib.Net

На тебе греха не будет...

ModernLib.Net / Современные любовные романы / Голубева Татьяна / На тебе греха не будет... - Чтение (Весь текст)
Автор: Голубева Татьяна
Жанр: Современные любовные романы

 

 


Татьяна Голубева

На тебе греха не будет...

ПРОЛОГ

С самого утра зарядил мелкий, надоедливый дождик из тех, что сеются как бы со всех сторон, а не падают с неба. «Хорошо, что не снег, в середине марта такое вполне возможно, да и в апреле не исключено — Питер все-таки, не Сочи и не Кипр», — думала Илона, неторопливо шагая по набережной канала Грибоедова с пачкой газет и писем в больших дорогих конвертах, хмуро поглядывая по сторонам из-под огромного дряхлого зонта. Зонт был черный, с толстой ручкой, тяжелый и неудобный. Но Илона сегодня не злилась на зонт, как это бывало до сих пор. Ее мысли в это унылое утро были, пожалуй, чернее доисторического неуклюжего изделия.

В пять утра, когда женщины-почтальоны коммерческой службы доставки собрались в сортировочном зале почтамта, начальство сообщило им ужасную новость. Прошедшей ночью два здоровенных мужика в масках и с обрезом пытались ограбить (к счастью, неудачно) офис небольшой, незаметной фирмы «Карина», что на Казанской. В сейфе фирмы всегда лежала немалая сумма наличными, причем не только в отечественных рубликах, но и во вполне конвертируемой валюте.

Однако вряд ли об этом могло знать большое число посторонних. В фирме работали люди проверенные, осторожные. Чем они там занимались, Илона, само собой, не знала, да и знать не хотела. Но вот кое-что другое ей очень даже хотелось бы выяснить. А именно — не приложил ли руку к неудачному налету на фирму один хорошо знакомый ей человек… У нее были основания для таких подозрений, были. Но если он и в самом деле в этом замешан, что делать ей самой? Что делать?.. У Илоны не было ни малейшего желания снова очутиться в тюрьме. Нет, только не это…

Она принялась тихонько напевать: «Рыдает шарманка, стирая улыбки, вздыхает шарманка с душой первой скрипки…» Илона чувствовала себя именно так: она была сейчас старой, заезженной шарманкой, и никто, никто в мире не понимал, какой тонкой и нежной душой она обладает, какие сокровища скрыты в ней — сокровища любви, нежности, преданности… Ах, где же он, где же он, рыцарь на белом коне?

А ведь когда она познакомилась с Нерадовым, ей совсем было показалось, что это и есть он, тот самый, способный дать ей то, о чем она так мечтала…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

И как ее угораздило тогда, три с лишним года назад, связаться с Толяном? Впрочем, она не очень-то и помнила, как очутилась в его квартире и в его постели. Просто ее в очередной раз потянуло на «приключения», она напилась в стельку в какой-то странной компании… И ничего в этом не было удивительного. Она всю жизнь, все свои двадцать пять лет, просто плыла по течению, не задумываясь, не сопротивляясь, не пытаясь грести поперек.

Она проснулась с трудом. Голова трещала, как и полагалось после такого насыщенного радостями вечерка, к горлу подкатывала тошнота, во рту — самая натуральная помойка, да еще и спина почему-то отчаянно болела. Илона с трудом разлепила веки, с трудом повернула голову. Что это за мужик рядом храпит? И где она, собственно говоря?

Постанывая и покряхтывая, Илона отбросила грязное лоскутное одеяло и села, спустив ноги на пол. Где тут туалет, черт побери? И ванная? Илона встала, натянула на себя какой-то гигантский бесформенный джемпер, подвернувшийся под руку, и побрела к двери, которую рассмотрела между двумя черными древними шкафами, упиравшимися резным верхом в потолок. «Да уж, — подумала она, — шкафчики что надо, в таких жить можно». Дверь, затаившаяся между этими монументальными произведениями мебельного искусства, была вполне им под стать. Мощные резные филенки могли без труда выдержать не только напор столетий, но, наверное, и ядерный удар. В смысле удар пары ядер из какой-нибудь пушки, сотворенной в ту же эпоху, что и эта дверь.

Открылась чудо-дверь на удивление легко, не скрипнув и не пискнув, и Илона, перешагнув порог, очутилась в полутемном коридоре, сплошь заставленном и заваленном каким-то барахлом. Запах мышей и пыли пропитал все вокруг, и Илону от этой затхлой атмосферы затошнило еще сильнее. Она вообще с детства страдала от дурных запахов, ощущая их с остротой, не понятной большинству людей. Преодолев все препятствия, она таки отыскала ванную и туалет. Сумела даже договориться со старым газовым водогреем и раздобыла горячей воды. Приняв душ и вымыв волосы найденным на одной из многочисленных полочек шампунем, Илона почувствовала себя немного лучше. Теперь ей предстояло выяснить, куда ее занесло. Но сначала она нашла кухню. В кухне тоже царили мрак и запустение. Грязные занавески на двух высоких узких окнах были задернуты, воняло газом, протухшей рыбой, прогорклым салом… Над плитой жирными фестонами свисали «бороды Черномора» — черные от пыли и копоти клочья паутины. Передернув плечами, Илона взяла тяжелый закопченный чайник и налила в него воды из подтекающего крана. В старом холодильнике «Саратов» удалось отыскать только две мумифицировавшиеся сосиски, и ничего больше. В резном темно-коричневом шкафу нашлось полпачки самого дешевого индийского чая, початая банка растворимого кофе «Милагро» и замусоленная поллитровая банка с сахаром. Чашки и ложки тоже имелись. Причем старинные.

С чашкой горячего кофе в руке Илона вернулась в комнату и всмотрелась в спящего мужика. Тот лежал на животе, уткнувшись лицом в огромную подушку. Его накачанные спина и плечи ничего особо интересного Илоне сообщить не могли — только и понятно было, что дядя не из хилых. Его светлые волосы были подстрижены коротко, почти под «ноль», на левом бицепсе виднелась полустертая татуировка.

Вздохнув, Илона села на край кровати и стала рассматривать комнату.

Первое впечатление от увиденного не обрадовало. Все здесь было какое-то очень старое — пышное, неудобное и обветшалое донельзя. Хотя кое-какие вещи показались Илоне довольно дорогими.

В ногах постели она заметила свои черные брюки в обтяжку и золотую трикотажную блузку — смятые в неопределенный ком, залепленные каким-то подозрительным пухом. Белья не было. Илона попыталась стряхнуть пух с блестящей черной ткани брюк, но поняла, что так просто это сделать не удастся. Нужны щетка, вода… Потом она увидела свои Золотые босоножки на высоченных шпильках — они валялись на полу возле окна. Каблука на одной как не бывало. Ну, погуляли…

Мужик за ее спиной заворочался, рыкнул, фыркнул… По затхлой комнате пронеслась волна перегара вперемешку с изысканным ароматом «Miracle Homme». Этот одеколон фирмы «Ланком» Илона отлично знала, как знала и его цену. Ничего себе парниша, соображает, чем душиться, подумала Илона и обернулась. Черт, вспомнить бы, как его зовут, этого ценителя ароматов! Нет, безнадежно. Ни малейших проблесков памяти. Она увидела наконец его лицо — интересный парень, ничего не скажешь… но черты слегка грубоваты. Лет ему… ну, наверное, тридцать пять или около того. Серые глаза незнакомца уставились на Илону, он откашлялся и прохрипел:

— И мне кофейку сооруди. Побольше и погорячей.

Девушка молча отправилась на кухню, уже не пытаясь что-либо вспомнить. «Черт, черт, черт побери, — ругалась она мысленно, — ну когда же я научусь сначала думать, а потом делать? Когда я научусь вовремя останавливаться и не напиваться до поросячьего визга? Как теперь выкручиваться?»

Не спеша выпив полчашки кофе, мужик заметил:

— Надо же, а ты и с похмелья ничего себе красотка! Ну и как тебе в моем музее?

Илона уставилась в пол и промолчала. В музее? Ох, кажется, она поняла. Похоже, снова ее подвела любовь к красивой жизни. Наверняка этот тип наплел, что у него не дом, а филиал Эрмитажа, а она развесила уши и потащилась за ним в эту пыльную берлогу. На ознакомительную экскурсию. Вот влипла! Впрочем, ей не привыкать.

Незнакомец тем временем насмешливо наблюдал за ней, опершись локтем о подушку. Потом ухмыльнулся:

— Похоже, ты ни хрена не помнишь. Угадал? Илона безразлично пожала плечами. А что она могла ответить?

— Ладно, я не в обиде, — махнул рукой мужик. — Анатолий я. Толян Нерадов. Вспомнила?

— Ну… — неопределенно протянула Илона.

— Неважно, — сказал Толян и выбрался из-под одеяла.

Илона деликатно отвела глаза., но Нерадова, похоже, не смущали такие мелочи, как полное отсутствие одежды. Он вышел из комнаты, и через минуту до Илоны донеслось бодрое гудение водогрея и плеск воды. Толян что-то напевал, фыркал, вообще вел себя чрезвычайно шумно, и голова Илоны заболела с новой силой. Застонав, девушка упала на смятую постель и закрыла глаза. Все поплыло, закружилось, затанцевало — и она вдруг уснула. А когда проснулась, нашла на подушке рядом с собой записку, наспех нацарапанную кривым крупным почерком: «Не уходи, я скоро вернусь».

Вот так она стала подругой мсье Нерадова. Впрочем, «мсье Нерадовым» Толян называл себя лишь в те Моменты, когда количество выпитого уже трудно было подсчитать. Да никто и не считал, собственно говоря. Пей, и все дела. И конечно же она ничего не знала о человеке, в доме которого так беззаботно поселилась. В доме, расположенном совсем недалеко от ее собственной берлоги.

Илона жила тогда в кошмарной коммуналке на Садовой, рядом с площадью Репина. Впрочем, не жила, а лишь появлялась там время от времени, расставшись с очередной своей неудавшейся любовью. А любовь у Илоны случалась исключительно неудачная. Никак не могла она найти своего принца, мужчину мечты, сказочного рыцаря. И хотя ей много раз казалось: вот он! — проходило несколько месяцев, от силы год — и она понимала, что в очередной раз ошиблась.

Началась же эта круговерть несколько лет назад — Илоне в то время было двадцать. Она жила одна-одинешенька в квартире, оставшейся ей после смерти родителей — они погибли в автомобильной катастрофе. Бабушка — единственный, помимо родителей, близкий человек — умерла за полгода до того. Илоне было не просто грустно и тоскливо, она с ума сходила от одиночества, принадлежа к той породе людей, которые совершенно не в состоянии пребывать наедине с собой. Ей необходимо было постоянно ощущать рядом кого-то, кому можно пожаловаться, о ком можно позаботиться, с кем можно поговорить. Она встретила одного «принца», потом благополучно рассталась с ним и тут же нашла второго. Но на этот раз нежная страсть привела к законному браку и прописке счастливого супруга на площади жены. А через полтора года грянул развод и — как его следствие — размен. В итоге Илона, так и не научившаяся как следует скандалить и защищать свои интересы, очутилась на двадцати квадратных метрах в окружении дурно пахнущих старух и крепко пьющих соседей.

Но она не слишком огорчилась. Она твердо верила: это ненадолго. Вот-вот, с минуты на минуту, из-за ближайшего поворота выйдет настоящий рыцарь и спасет ее. У нее было множество знакомых в самых разнообразных кругах: художники, поэты, автогонщики, деловые люди, экономисты, искусствоведы, музыканты… Илона была хороша собой, молода, общительна, достаточно воспитана и, хотя не удосужилась после школы поступить в какой-нибудь институт, умела рассуждать о многом. Она с самого раннего детства приохотилась к чтению, читала все подряд — от дамских романов до научно-популярных журналов — и, обладая недурной памятью, нахваталась верхушек в самых разных областях человеческих знаний и потому научилась производить впечатление дамы умной и эрудированной. Но, к сожалению, Илона всегда спотыкалась на одном и том же: принимала воображаемое за действительное. Неуемное чтение романов развило в ней склонность к фантазиям, она видела вокруг себя вовсе не подлинных, живых людей, а романтических героев, и это конечно же осложняло ее отношения с реальностью.

Два с лишним года пролетели незаметно. «Принцы» один за другим исчезали из ее жизни и начисто вылетали из памяти, ничуть не повлияв на неистребимую романтичность Илоны. И вот — Толян.

Как ни странно, Илоне было интересно с ним, хотя, безусловно, Нерадов не принадлежал к ее обычному кругу общения. И как он очутился в той живописно-музыкальной компании, где они познакомились, Илона так никогда и не узнала. Да и какая разница? У Толяна водились деньги, и немалые, и он готов был тратить их на свою подругу. Нерадов сказал Илоне, что работает в ФСБ, и она поверила, потому что так было интереснее. Особый агент! Классно!

Время от времени Толян уезжал в командировки, но ненадолго — дня на два, на три. Илона даже немножко скучала без него. Зато когда он был дома, скучать не приходилось. Они развлекались каждый вечер — ходили в дорогие рестораны, один другого чуднее и удивительнее, ездили на выходные в Хельсинки, как-то раз даже слетали в Париж… И очень часто, вместо того чтобы возвращаться в пыльную антикварную лавку Толяна, закатывались ночевать в гостиницу.

Илона жила как во сне — снова плыла по течению, не задумываясь о завтрашнем дне и почти не вспоминая день вчерашний… Хотя иной раз ее все-таки охватывала тоска по прошлому. Став подругой Нерадова, она растеряла прежних друзей, а новых не завела. Толян никого не приглашал к себе, не водил Илону к своим знакомым. Они были всегда только вдвоем…

А потом все внезапно изменилось. Нет, Толян относился к ней по-прежнему хорошо, насколько он вообще это умел. Перемена не коснулась их личных отношений. Просто Илона впервые посмотрела на жизнь под другим углом, и виной тому был Нерадов.

Глава 2

Илона отлично помнила, как это случилось в первый раз. Игра… Шутка… Приключение… Так она восприняла их первый совместный «подвиг».

Поздно вечером они возвращались из очередного ресторана, называвшегося весьма оригинально — «Родное Политбюро». Там все было оформлено в духе сталинского барокко: огромные неуклюжие диваны и кресла с кожаной черной обивкой, золоченые капители жирных колонн, зеленый мрамор, начищенная до блеска бронза, пальмы в здоровенных дубовых кадках. На стенах висели картины в широких резных рамах: «Купание маленького Ильича» (на ней был изображен младенец с пышными, кустистыми бровями), «Мечта комсомолки» (огромный бутерброд с колбасой), «Свободная Чукотка» (голый чукча посреди бескрайней ледяной равнины) — им подавали салат «Совхозный», бифштекс «по-комсомольски» и даже коктейль «Рабинович в Кремле». А меню было вложено в «Программу КПСС». Но Нерадов почему-то почти не пил, да и Илону останавливал, но ей все равно было весело и хорошо. Стоял конец мая, город купался в призрачном свете белой ночи, цвела сирень, насыщая воздух нежным ароматом, на улицах, несмотря на поздний час, гуляло множество людей…

— Пойдем к Неве, — предложила Илона. — Я сто лет не видела, как мосты разводят.

— Нет, — твердо ответил Толян. — Не сегодня. У меня другое предложение.

— Какое? — заинтересовалась Илона.

— Пошли-ка вон туда. — Толян показал на подворотню. — Там проходной двор, выберемся на набережную канала Грибоедова.

Она спокойно повернула за ним, не ожидая ничего дурного. Очутившись во дворе, Толян достал сигареты.

— Перекурим?

— Ага, — кивнула Илона.

Они остановились под высоким старым кленом, тихо шуршавшим молодыми листочками, и Толян принялся шарить по карманам в поисках зажигалки.

— Черт, кажется, потерял. У тебя нет?

Илона заглянула в сумочку, сунула руку в один карман, в другой — зажигалки не было. «Странно, — мельком подумала она, — куда же она подевалась, я ее за весь вечер ни разу не доставала, чужими пользовалась…»

— Нет, не знаю, куда-то пропала, — пожала плечами девушка.

— Ладно, пойди попроси… да вон у того. — Толян, отступив за толстый ствол клена, показал на только что выползшего из подворотни толстячка, явно находившегося в хорошем подпитии.

Илона шагнула навстречу толстячку, на ходу оценив прикид гуляки. Не дешевый.

— Извините, я зажигалку потеряла. У вас не найдется? — мягким тоном спросила она.

Толстячок, оказавшийся на полголовы ниже Илоны, уставился на девушку снизу вверх и восторженно охнул:

— Боже, как вы красивы, девочка! Зажигалка? А… должна быть, сейчас поищу.

Он принялся рыться по карманам расстегнутого пиджака, и на его толстеньких пальцах Илона заметила несколько огромных перстней с бриллиантами. В этот момент рядом с ними возник Толян…

— Гони-ка денежки, папаша, — тихо произнес он. — Выкладывай все, что есть. И гайки снимай. Колечки в смысле.

В мускулистой руке Толяна сверкнул нож, кончик которого нежно коснулся пухлой шеи незадачливого пьянчужки, и Илона, задохнувшись от ужаса, отступила назад. Но почему-то промолчала, не попыталась остановить своего «принца». Картина, возникшая перед ее глазами, на мгновение показалась ей до невозможности романтичной: эдакий питерский Робин Гуд, благородный разбойник, грабит разжиревшего на чужих трудах богатея…

Богатей тем временем как-то по-щенячьи взвизгнул, торопливо выгреб из карманов пиджака все, что в них было (бумажник, носовой платок, ключи, пачка сигарет «Мальборо», золотая зажигалка), и, неловко наклонившись, положил на асфальт перед собой, а потом, обливаясь потом, содрал с пальцев увесистые перстни и добавил их к прочему. Руки у толстячка не просто дрожали, они ходуном ходили, и каждое очередное действие ему удавалось совершить лишь со второй или даже третьей попытки. Илона наблюдала за всем отстраненно, как будто смотрела кино. Она совершенно не ощущала себя участницей ограбления. Толян взял бумажник, открыл его, проверил содержимое и сунул в свою спортивную сумку, висевшую на ремне через плечо. Потом аккуратно собрал золотые побрякушки, прихватив заодно и зажигалку, выпрямился и спокойно сказал:

— Стой на месте и считай до ста, понял? Не шевелись, пока не сосчитаешь! — И тут же схватил Илону за руку и помчался через двор к противоположному выходу.

Илона, задыхаясь, бежала за ним, не чувствуя под собой ног. Ей вдруг показалось, что за ними гонится огромная толпа, готовая разорвать Толяна в клочья… Они выскочили на набережную канала и тут же нырнули в соседнюю подворотню, проскочили каким-то «трехсерийным» двором в узкий проулок, из проулка через сквозной подъезд в следующий двор… Илона вскоре потеряла ориентацию, запуталась в бесконечных дворах и подъездах… А потом они каким-то образом оказались в начале Вознесенского проспекта, и увесистая громада Исаакиевского собора внезапно возникла перед их глазами.

Толян остановился, внимательно посмотрел на Илону. Она молчала, стараясь отдышаться, боясь встретиться с ним взглядом. Мысли в голове прыгали, как бешеные зайцы, она была не в состоянии определить свое отношение к случившемуся. Благородный разбойник… уличный грабитель… особый агент федеральной безопасности… черт побери!

Она с трудом шевельнула пересохшими губами, кашлянула и наконец решилась поднять глаза. Толян спокойно стоял рядом, насмешливо улыбаясь.

— Ну что, — спросил он, — опомнилась? Между прочим, у этого жирного козла оказалось восемьсот баксов в кармане. На неделю нам с тобой хватит.

— Что? — хрипло выкрикнула Илона. — На неделю?

— Маловато при нашем с тобой размахе, согласен, — кивнул Толян. — Но в колечках у него — чистые бриллианты. «Ядра — чистый изумруд; слуги белку стерегут…» Помнишь?

— Какую белку? — ошарашенно спросила Илона. — При чем тут белка? Ты что, с ума сошел?

Толян расхохотался — от души, искренне и по-настоящему весело. И вдруг Илоне стало легко. Она тоже засмеялась — робко, неуверенно, а потом, вторя Толяну, захохотала во все горло.

— Ну ты даешь! — сквозь смех выговорила она. — Ты что… ты всегда так зарабатываешь на жизнь?

— Нет, только изредка, — неожиданно серьезно ответил Толян. — Для развлечения. Вообще-то у меня другие источники дохода.

— Какие? — спросила Илона.

— Тебя это не касается, детка, — ласково улыбнулся Толян и погладил ее по растрепавшимся каштановым волосам. — Много будешь знать — скоро состаришься. Знаешь что? Давай возьмем тачку и двинем в гостиницу. Я тут знаю одну неподалеку… пальчики оближешь! Давай-ка мы разом спустим все нечестно заработанное, а?

— Поехали, — кивнула Илона. — А поесть там дадут? Я ужасно проголодалась. — Она и в самом деле внезапно ощутила зверский голод, к тому же ей отчаянно хотелось выпить. Чего-нибудь покрепче.

— Там дадут все. Если заплатишь.

Толян спокойно вышел на середину мостовой и поднял руку. Илона осталась стоять на краю тротуара, так, чтобы водители сразу ее замечали. Она отлично знала, что одинокого мужика среди ночи никто не посадит в свою машину, даже таксист. Слишком опасно. Через несколько секунд рядом с Нерадовым затормозил старенький «форд», выкрашенный в необычный ярко-голубой цвет, напоминающий цвет железных кроватей далекого советского прошлого. Толян наклонился к водителю, обменялся с ним несколькими словами и махнул рукой Илоне:

— Поехали!

Ехать оказалось недалеко. Гостиница «пальчики оближешь» на самом деле имела немного странное, на взгляд Илоны, название — «Марьяшкин домик» — и притаилась за огромным зданием, выходящим главным фасадом на набережную Фонтанки. Над двумя этажами крошечной гостиницы нависали кроны старых ясеней, переживавших очередную весну своей долгой жизни. Двор был аккуратно вымощен желтой плиткой, которая даже в седом мерцании белой ночи создавала ощущение тепла и тишины летнего дня. Небрежно сунув водителю десять долларов, Толян вышел из машины и широким жестом показал на гостиницу:

— Вот он, приют беспутных влюбленных! Кроватно-голубой «форд» уехал, а Толян и Илона подошли к роскошной резной двери, изукрашенной бронзовыми накладками, изображавшими рога изобилия и фавнов. Толян нажал кнопку звонка. Через секунду дверь приоткрылась и в черную щель кто-то тихо сказал:

— Мест нет.

— Момент! — спокойно произнес Толян и, прижав губы к щели, что-то едва слышно шепнул.

Звякнула цепочка, тяжелая дверь распахнулась. В небольшом холле вспыхнул мягкий свет, и изумленная Илона вытаращила глаза, оглядываясь по сторонам. В такие «приюты» за полгода их знакомства Толян ее еще не водил.

Белые крылья неширокой мраморной лестницы растворялись в темноте верхней площадки, ступени, покрытые темно-красной пушистой дорожкой, манили поскорее подняться по ним. Справа от входа красовался огромный золотой диван, перед которым стояли два низеньких столика на гнутых ножках — тоже сплошь золотые. Слева обитал охранник, но не в традиционной стеклянной будке, а в гигантском золотом кресле с низким сиденьем, из-под которого выглядывали когтистые птичьи лапы, опять же золотые. На изысканной парче валялся короткий десантный автомат. Илона лишь скользнула по нему взглядом, решив, что он тут совсем ни к чему — нарушает целостность картины.

Вслед за Нерадовым она поднялась на второй этаж. Их встретила представительная немолодая дама в черном гладком платье до пола, ничем не украшенном. Прическа дамы тоже была гладкой, ее короткие седые волосы прилипли к черепу, как коровой облизанные. Только крошечные золотые сережки в слегка оттопыренных ушах вносили живую ноту, да аромат духов «Трезор» рождал мгновенное ощущение предстоящего счастья.

Дама вежливо поклонилась Толяну и тихо сказала:

— Шестой номер вас устроит?

— Конечно, — кивнул Толян. — И нам бы перекусить чего-нибудь. К тому же у нас небольшой праздник.

— Через десять минут все будет подано, — еще раз склонила голову «гладкая» дама, протягивая Толяну золоченый ключик на золоченой цепочке. Дама направилась вниз по лестнице, а Илона с Толяном — направо по недлинному коридору, по обе стороны которого красовались резные золотые двери — три слева, две справа.

— Давненько я здесь не бывал, — пробормотал Толян, останавливаясь возле второй двери по правой стороне. — Ох давненько! Уж и забыл, как здесь уютно и красиво!

Насчет уюта и красоты Илона была вполне согласна с Нерадовым. Она тоже любила позолоту, сверкающие ткани, мягкие толстые ковры, затейливый фарфор с сочными яркими росписями, хрусталь, бронзу, а здесь всего этого было в избытке. И множество мясистых роз в разнообразных вазах, их насыщенный, знойный запах пропитал все вокруг. Номер, в который вошли уличные грабители, состоял из довольно просторной гостиной и примыкавшей к ней спальни с необъятной кроватью — и здесь тоже царили золото, сверкающий белый атлас, золотая парча… Илона задохнулась от восторга.

— Как тут хорошо! — воскликнула она, заглядывая в ванную комнату и находя там нечто вроде мраморного бассейна. — Вот это ванна! В ней плавать можно!

— Вот сейчас и поплаваем, — благодушно ответил Толян. — Только сначала чуток выпьем и перекусим.

Ровно через десять минут раздался деликатный стук в дверь. Толян небрежно крикнул:

— Входи, кто там явился!

Дверь бесшумно распахнулась, давешняя «гладкая» дама вкатила здоровенный трехэтажный сервировочный стол на больших бронзовых колесах. Остановив свою колесницу посреди гостиной, дама вопросительно посмотрела на Толяна.

— Мы сами, спасибо, — сказал он, и дама исчезла. Толян подошел к монстру на колесах и сбросил укрывавшую его кружевную… нет, не салфетку, а настоящую простыню. Илона разинула рот и вытаращила глаза.

Шампанское «Дом Периньон», незнакомый Илоне, но явно очень дорогой коньяк, фрукты, грибы, устрицы… Нет, не имело смысла рассматривать и оценивать все это. Нужно было просто приниматься за дело.

Глава 3

Однако все хорошее рано или поздно кончается. Кончилась и удивительная ночь «боевого крещения» Илоны. Они с Толяном вернулись в пыльную «антикварную лавку» его покойной бабушки, в грязную квартиру, провонявшую всякой дрянью… Но жизнь Илоны уже не вернулась в прежнее русло.

Утром Толян как ни в чем не бывало ушел на «службу», но теперь Илона не знала, что и думать о его занятиях. Секретный агент, который для развлечения грабит прохожих? Чушь, ерунда. Просто вор? Не может быть, не похож он на простого вора. Впрочем, тут же подумала Илона, а что она знает о ворах, простых или непростых? Разве она знакома хоть с одним из них? Нет. Значит, такой вариант вполне возможен. Но… но зачем он это делает? Неужели он действительно добывает деньги только так? Не может быть, он давным-давно попался бы, да и не добудешь больших сумм таким способом, не у каждого прохожего в кармане по тысяче долларов завалялось… Или это просто поиск острых ощущений, отдушина в однообразной жизни? Это, по крайней мере, было ей понятно. Она не любила скуку и готова была бороться с ней любыми средствами.

Илона бродила по пыльной квартире, упорно размышляя об одном и том же. Потом ей на глаза попались джинсы Толяна, брошенные на пол под утро, когда они явились домой из приюта беспутных влюбленных. Она машинально подняла их, встряхнула, чтобы повесить на спинку стула, уже заваленного смятой одеждой, и тут из кармана выпала ее собственная зажигалка, потерявшаяся вчера. Бросив джинсы, Илона подняла зажигалку и задумчиво уставилась на нее. Надо же… как интересно! Что же это получается?..

А получалось, вообще-то говоря, нечто несуразное. Получалось, что Толян свою зажигалку, скорее всего, не терял, да еще и ее собственную припрятал. Зачем? Неужели он целенаправленно втянул ее в грязную историю, неужели он все это спланировал заранее? Похоже на то… Он ведь почти не пил там, в веселом ресторане. И ей не разрешал. Чтобы действовать на трезвую голову, чтобы сбежать с места преступления…

Преступления? Ну да, а как еще это назвать? Они вдвоем совершили самое настоящее преступление, ограбили на улице человека, угрожая ему ножом… Ну, ножом, конечно, угрожал Толян, однако остановила пухлого мужика она, Илона. И тем самым превратилась в соучастницу. А потом они вместе с удовольствием прогуляли награбленное.

Илона бросила зажигалку на диван и подошла к окну. Напротив высилась рыжевато-коричневая стена брандмауэра, жаркая от ярких солнечных лучей. Даже сквозь грязное, много лет не мытое стекло стена выглядела сияющей и почему-то праздничной. Но что может быть праздничного в обычном питерском брандмауэре? Скучная кирпичная плоскость, ободранная, покрытая трещинами, — и ничего больше. Под стеной торчал жалкий, чуть живой кустик сирени, с высоты третьего этажа казавшийся похожим на тощий веник. «Нарочно, — стучало в голове Илоны, — он это сделал нарочно, он хотел, чтобы я стала преступницей, он сознательно превратил меня в преступницу…»

А потом она вспомнила «Марьяшкин домик». И «Дом Периньон». И устриц на золотом блюде. И пышные розы со знойным ароматом. И ванну-бассейн…

Она отвернулась от окна и впервые за полгода внимательно всмотрелась в «антикварную лавку». И поняла, что до сих пор жила как во сне. Она ведь даже не догадалась спросить Толяна, кем была его бабушка, кто его родители, где и чему он учился и учился ли вообще чему-нибудь… Впрочем, он был, конечно же, человеком начитанным, как и она сама, они любили вместе разгадывать кроссворды и смотреть разные телевикторины. .. Но… Но при этом он был человеком, что называется, предельно контрастным. Дорогие гостиницы — и пыльная, грязная квартира. Костюмы и обувь лучших фирм, а рядом с ними в шкафу валяются замызганные футболки, рваные кроссовки китайского производства, куртки, которые постыдился бы надеть иной бомж… Он готов покупать Илоне самые дорогие платья, и изысканные духи, он находит деньги на драгоценности, но ничего не имеет против того, что она бродит по квартире в несвежем халате и стоптанных шлепанцах.

Да, деньги у Толяна всегда имеются, но он тратит их глупо, бездумно и продолжает жить вот в такой странной обстановке, ничего не меняя и не желая менять. Смотрит фильмы про миллионеров, мечтает об огромном богатстве, но вроде бы не делает ничего, чтобы это самое богатство заработать. Имеет сотовый телефон, однако, придя домой, выключает его. Никаких дел! Вечер — время отдыха.

«Дом Периньон». Устрицы. Розы.

Нет, это невозможно, внезапно решила Илона, это надо изменить. В корне. И начать лучше всего с самого простого — с уборки. В конце концов, она прожила здесь полгода, и ни разу ей в голову не пришло взять тряпку и вытереть пыль, вымыть пол, окно. Илона лишь регулярно чистила ванну, поскольку ей не нравилось мыться в грязном корыте. Но зато ей нравилась красивая жизнь, сверкание красок, смешение изысканных ароматов, цветочные дожди… Она с удовольствием смотрела кино про миллионеров, радуясь каждой новой видеокассете, принесенной Толяном. И запоем читала дамские романы, накопленные, судя по всему, бабушкой Толяна, — во всяком случае, Илона собрала их по разным углам квартиры сотни три, не меньше. Причем не просто читала, а вживалась в каждую историю, воображая себя на месте героини, смакуя описание драгоценностей и удивительных нарядов, как бы примеряя их на себя, страдала от измен, наслаждалась победами, сгорала от страсти, отдавала вежливые, но твердые приказания горничным и управляющим… Что ж, пора и передохнуть от мечтаний.

Она включила водогрей, и тот радостно завыл, дрожа старым нутром. Илона решила начать с окон. Два в комнате, два в кухне. В комнате широкие, в кухне узкие, но все очень высокие. Тяжелая работа, окна огромные и чудовищно грязные. Но она справится.

Домыв последнее окно и замочив в огромном алюминиевом баке ветхие, полупрозрачные занавески, Илона поняла, что ее силы иссякли полностью и окончательно. И на реабилитацию подорванного здоровья уйдет немало времени. Отчаянно болела поясница, ныли мышцы рук и ног, тянуло шею, кружилась голова… А пошло оно все к черту!

Затолкав в мусорное ведро мокрые тряпки, Илона приняла душ и свалилась на кровать, не будучи в состоянии даже сварить себе кофе. И мгновенно заснула.

Разбудил ее Толян. Илона лениво открыла глаза, потянулась и тут же вздрогнула от резкой боли в руках. Толян с улыбкой спросил:

— Что это ты тут устроила? И не лень тебе было?

— А… — пробормотала Илона. — Окна… Ну понимаешь…

— Лучше бы наняла кого-нибудь. А еще лучше — пусть бы все оставалось как есть.

Тут она окончательно проснулась и села. Свет в комнате не был включен, и полумрак белой ночи сочился сквозь чисто вымытые стекла, превращая большую пыльную комнату в нечто таинственное и прекрасное. Да-да, прекрасное… Она ведь хотела поговорить с Толяном об их общем прекрасном будущем…

— Толик, — осторожно начала она, — я тут немножко подумала о вчерашнем… Ну понимаешь…

— Тебе это не понравилось? — резковато спросил Нерадов.

— Ну… как тебе сказать…

— Как есть, так и говори.

— Ладно. Да, мне не понравилось. То есть мне не нравилось то, что мы сделали. Это преступление. Так и в тюрьму попасть недолго. Или ты… — Ее вдруг словно током ударило. А что, если Толян уже…

Нерадов рассмеялся:

— Дорогая, клянусь, я ни разу в жизни не сидел в тюрьме и впредь попадать туда не намерен. Хипповал в юности — это было, да. Но не более того. Ты очень испугалась?

— Да, — честно призналась Илона. — Когда я вспомнила все по порядку — да, испугалась. Давай лучше займемся чем-нибудь… ну, более безопасным. Делом настоящим. Бизнесом.

— Детка, для бизнеса нужен хотя бы небольшой начальный капитал, а у меня его нет. Мы все проживаем. Может, у тебя что-нибудь найдется в заначке? — весело спросил Толян, поглаживая растрепанные волосы Илоны.

— Откуда бы? — удивилась она. — У меня вообще ничего нет, кроме паршивой комнаты в коммуналке. Но, знаешь, я посмотрела сегодня на все это, — она обвела рукой «антикварную лавку», — и мне кажется, если продать часть вещей… Я знаю, старинный фарфор дорого стоит.

— Фарфора вряд ли хватит, — с сомнением в голосе ответил Толян. — Продать-то мы можем, конечно… Но если мы начнем свое дело, какое бы то ни было, нам придется подтянуть пояски, и надолго. Прибылей сразу не бывает. Да к тому же я не уверен, что смогу бросить работу.

— А где ты работаешь?

— Я тебе говорил уже сто раз. В федеральной безопасности.

— Извини, Толик, но я тебе не верю, — всплеснула руками Илона. — Разве работник безопасности может… ну, как вчера?

Толян снова рассмеялся.

— Это была просто шутка, — сказал он. — А насчет своего дела следует подумать, тут ты права.

— Мы можем продать мою комнату! — воскликнула Илона. — Вместе с фарфором получится приличная сумма!

— А ты не боишься так рисковать? — поинтересовался Толян. — Ты ведь по-настоящему меня и не знаешь.

— Ну… а ты возьми да и расскажи, кто ты есть таков, — кокетливо улыбнулась Илона. — Вот я и узнаю. У тебя есть какие-нибудь семейные фотографии? Покажи!

— Где-то были… Вот только я не знаю, куда их бабуля спрятала.

Толян задумчиво огляделся. Потом встал, подошел к одному из огромных шкафов возле двери, выдвинул нижний ящик и принялся рыться в нем. Илона вытянула шею, с любопытством вглядываясь в свалку разнообразного барахла. Надо же, сколько бабуля всего накопила! Древние книги в ободранных кожаных переплетах, мотки пожелтевших кружев, кожаные мешочки, набитые невесть чем, даже чашка с отбитой ручкой… «Ох, какой ужас, — подумала Илона, — неужели все старые люди таковы? Боятся выбросить даже самую малость, трясутся над осколками и обломками прошлого, цепляясь за уходящую жизнь, надеясь, что треснувшее блюдце не просто оживит воспоминания, а и поможет удержаться на этом свете?» Илона вспомнила, как после смерти ее собственной бабушки родители неделю выносили на помойку всякий хлам. И тут же решила: ничего не буду хранить! Все, что не нужно, что пришло в негодность, тут же выброшу! И пусть мне не врут про аромат прошлого. Прошлое может только вонять. Проверено.

— Нет, здесь их нет, — пробормотал Толян, запихивая все обратно в ящик и задвигая его. Во втором ящике альбомов тоже не нашлось.

Илоне надоело ожидание. Тем более что на самом деле не слишком-то ее интересовали неведомые родственники Нерадова. Она и спросила о них просто из вежливости. Она вообще терпеть не могла рассказов о всяких там двоюродных тетушках и троюродных дядюшках.

— Да ну их, потом найдутся, — сказала она. — Ты ужинал?

— Нет, не успел. У тебя найдется что-нибудь?

— Конечно, — кивнула Илона, спрыгивая с кровати и направляясь на кухню. — Я тоже есть хочу.

Илона вообще-то умела и любила готовить, но сегодня, занявшись мытьем окон, к плите даже не подходила. Но никакой проблемы для нее тут не возникло. Илона открыла дверцы огромного шведского холодильника, приобретенного Толяном специально для нее чуть больше месяца назад, окинула его содержимое критическим взглядом. Так, отлично. Есть яйца, грибы, зелень, ветчина, сыр… Один момент — и все будет в порядке.

Толян вышел на кухню и уселся на табурет чуть в стороне, чтобы не мешать. Ему нравилось наблюдать за кулинарным священнодействием Илоны.

Надев поверх халата нарядный светло-голубой фартук с кружевными оборками, купленный совсем недавно и еще не успевший замусолиться, Илона приступила к работе. На плите в одно мгновение очутились две большие тяжелые сковородки. Зашипело масло, на одну из сковородок легли ломтики белого хлеба, который Илона предварительно обмакнула в разбавленное водой молоко. На другую — тончайшие узкие полоски ветчины. Яйца были взбиты с мелко порубленными шампиньонами. За те недолгие минуты, пока поджаривалась ветчина, Илона успела нарезать зелень и натереть на крупной терке сыр. И вот уже готов пышный омлет с ветчиной, грибами и зеленью и румяные гренки с сыром.

— Класс! — восторженно воскликнул Толян, придвигаясь поближе к столу. — Ты у меня просто волшебница!

Ужин и в самом деле удался на славу, Илона была довольна собой.

Глава 4

А дальше все покатилось куда-то стремительно, неудержимо, да так и не остановилось.

Илона и Толян решили отложить торжественное венчание на более подходящий момент, а пока просто расписались в загсе, причем зарегистрировали их сразу, в день подачи заявления. Уж сколько Толян за это заплатил, Илона и спрашивать не хотела. Да ей это было неинтересно. В конце концов, для чего существуют деньги? Для того, чтобы делать жизнь удобной и легкой. Никудышную комнату Илоны удалось продать на удивление быстро, в течение месяца, и за приличную сумму. А вот потом…

Они венчались в конце июля в Александро-Невской лавре. Платье для Илоны шили в частном ателье мадам Пафнутьевой, и обошлось оно ни много ни мало в тысячу долларов. Но Толян сказал:

— Детка, ты прекрасна, и у тебя должно быть все самое лучшее! А кроме того, ты же не хочешь опозорить меня перед моими друзьями?

Опозорить Толяна Илона конечно же не хотела. Поэтому делать прическу она отправилась к самому Лагутину. Ее темные каштановые волосы, длиной до лопаток, были послушными и пышными, и великий мастер сказал, что причесывать такую даму — чистое удовольствие! Тем более что с ее красотой она может вообще всю жизнь ходить непричесанной и станет от этого лишь еще краше.

Само венчание Илона помнила плохо, несмотря на то что перед выездом в лавру выпила всего бокал шампанского. Но она чувствовала себя как-то странно, расслабленно… Ее только удивило, что у Толяна оказалось такое множество друзей, о которых она до сих пор ни разу даже не слышала, — крепкие мужики в дорогих костюмах и на дорогих машинах, но она толком не рассмотрела и не запомнила ни одного из них. Сама она давно не имела ни единой подруги (а скорее, вообще никогда не имела подруг, интересуясь лишь противоположным полом), и родственников у нее тоже не осталось, так что все женские роли в этом изумительном спектакле играли девушки, приглашенные Нерадовым.

Потом было великое гулянье в загородном ресторане, окруженном густым старым парком. Вся обслуга там щеголяла в казачьих костюмах, и молодую жену невероятно смешили официанты с саблями. Илона купалась в море цветов… Потом катались на тройках, потом каким-то образом очутились в Финском заливе на огромной яхте…

И еще Илона смутно помнила, что требовала нанять вместо яхты трехпалубный пароход. Зачем — она понятия не имела. И желала, чтобы на пароход погрузили лошадей с коляской. Чтобы кататься по палубе…

Когда из роскошного номера какой-то загородной (кажется, неподалеку от Выборга) гостиницы они с Толяном вернулись в пыльную, захламленную питерскую квартиру, Илона была чуть жива. Нерадов сразу отправился в ванную, на ходу сбрасывая одежду, а Илона задержалась в прихожей и подошла к покрытому толстым слоем грязи большому старинному зеркалу в ободранной золоченой раме. Глянув на себя, она ужаснулась. Под глазами огромные синяки, лицо осунулось, побледнело, волосы висят, как старая пакля… И сама она похожа на старую, отощавшую Бабу-Ягу. Белое подвенечное платье она еще на яхте сменила на черные джинсы и синий блейзер, предусмотрительно захваченные Толяном, атласные туфельки, как только теперь припомнила, бросила в воду — на счастье, надев вместо них пляжные шлепанцы… В общем, вид у нее был такой, что впору отправляться на помойку искать пустые бутылки. Она отвернулась от зеркала, и тут в ее памяти промелькнуло нечто странное. Кажется, она тратила какие-то деньги… Вроде бы даже просто разбрасывала их вокруг себя, изображая сеятеля… А где она их взяла?

Илону охватил озноб. Она вошла в комнату, взяла валявшийся на кровати пушистый махровый халат и, подойдя к двери ванной, постучала:

— Толик, ты скоро?

— Уже! — сквозь шум воды откликнулся Толян. Он выключил душ и через минуту вышел в коридор — свежий, как всегда, отлично выбритый, энергичный.

— Что с тобой, детка? — спросил он, увидев перекошенное лицо Илоны. — Нехорошо тебе? Иди искупайся, сразу легче станет.

— Погоди, — пробормотала она, — погоди… Скажи, пожалуйста, я вчера какие-то деньги бросала в ресторане и на яхте… Откуда они?

— Детка, я не решился с тобой спорить в тот момент, — мягко сказал Нерадов, — ты была вроде как не в себе…

— Откуда они? — хрипло выкрикнула Илона.

— Ты взяла их с собой, я и не знал об этом, — пожал плечами Толян. — Это деньги за твою комнату.

— Что?! — ужасе прошептала Илона. — И я их все… — все, по-моему. Ну, не огорчайся. Иди в ванную.

Подставляя тело горячим упругим струям, Илона напряженно размышляла. Как это могло случиться? То есть каким образом деньги очутились в ее сумке со всем необходимым в маленьком свадебном путешествии барахлом? Она совершенно не помнила, чтобы брала их с собой. Но конечно же она ничуть не сомневалась в том, что могла пустить на ветер сколь угодно большую сумму. Такое с ней уже приключалось. И не раз. Стоило ей выпить лишнего, а правильнее говоря, напиться в стельку, как ее начинало тянуть на купеческие жесты. Она могла отдать все, что при ней было, какому-нибудь вонючему бомжу, могла бросить нищей попрошайке перстень, сорванный с руки небрежным жестом… Нет, она не сомневалась в том, что выбросила все, что получила за свою комнату. Она хотела понять только одно: как и почему деньги очутились у нее в руках в такой неподходящий момент?

Крепко растеревшись жестким массажным полотенцем, Илона почувствовала, что немного ожила. Она завернулась в халат и пошла в кухню. Толян сидел у стола, ожидая, когда венчанная жена приготовит ему то ли завтрак, то ли обед.

— Толик, — осторожно спросила Илона, — а ты не знаешь… Ну, понимаешь, я никак не могу понять, почему деньги оказались при мне. Я не помню, чтобы брала их с собой.

— Детка, но ты их сразу положила именно в эту сумку, ну, когда мы получили их от покупателя твоей комнаты, — спокойно ответил Нерадов. — Я думал, ты их после отнесла в банк.

— Но почему я их не заметила, когда собирала вещи в поездку?

— Наверное, потому, что ты их прикрыла сверху газетой или журналом, — развел руками Толян. — Да выбрось ты все это из головы! Утрясется, уладится. Давай приготовь что-нибудь поскорее. Но, вообще, конечно, ты у меня широкая натура. Любишь пустить пыль в глаза.

— Да уж, натура — шире некуда, — пробормотала Ил она. — Но почему ты меня не остановил?

— Ну, дорогая, — усмехнулся Нерадов, — когда ты входишь в раж, тебя ничем не остановишь!

Покачав головой, Ил она принялась за дело. Приготовление еды всегда успокаивало ее, так что к тому моменту, когда были готовы овсяная каша с изюмом и сливками, салат из груш и персиков и бутерброды с сыром, которые Илона украсила крошечными кружочками вареной моркови и зеленью, она уже почти забыла о происшедшем. Осталось лишь сожаление о том, что не придется вот прямо завтра открыть собственное маленькое кафе с изысканным меню. Ну, жила ведь она до сих пор без кафе и дальше проживет.

Толян объявил, что у него впереди три дня выходных, но провести их придется тихо и скромно, поскольку шиковать им не на что. Все истрачено и выброшено на ветер.

— Значит, будем сидеть дома и смотреть видик, — твердо заявила Илона. — И думать о том, как заработать побольше.

Толян расхохотался.

— У меня есть кое-какие идеи, — сказал он. — Но я не знаю, как ты на них посмотришь.

— ты имеешь в виду бумажники прохожих, я против, — заявила Илона.

— Не обязательно прохожих, — туманно ответил Нерадов. — Ладно, давай тут приберем и посмотрим кино. Я тебе помогу посуду вымыть.

Они и в самом деле провели три дня дома, занимаясь любовью и просматривая кассету за кассетой. Только два раза вышли в магазин — за продуктами и за вином. На четвертый день Толян ушел на «службу», о которой Илона уже не знала что и думать. Оставшись одна, молодая жена снова задумалась о собственной выходке. Что же это такое? Почему, выпив лишку, она совершенно теряет контроль над собой? Ну, конечно, любой человек в пьяном виде себя не контролирует, но почему ее тянет именно на подвиги такого вот рода — денежные? Но как ни пыталась она понять суть явления, ей это не удалось, и, утомившись от бесплодных размышлений, Илона, как это уже не раз случалось прежде, махнула рукой и решила: наплевать! Себя не переделаешь.

Однако идея о собственном кафе крепко засела у нее в голове, и наконец, выключив телевизор, на который она все равно не обращала внимания, Илона встала и принялась рассматривать барахло, которым была завалена и заставлена вся квартира. Начала она с пыльных фарфоровых фигурок, стоявших вплотную друг к другу на массивном комоде в углу комнаты, у окна, напротив кровати. Сам по себе комод тоже привлек ее внимание — как ни странно, впервые с тех пор, как Илона поселилась в этом доме. Она ничего не понимала в старинных вещах, но ей показалось, что комод дубовый. Уж очень монументально он выглядел… Грубоватая резьба, сплошь покрывавшая его, обладала неизъяснимым очарованием — вот только запылилась и засалилась за многие годы. Илона попыталась выдвинуть верхний ящик, но оказалось, что он заперт на ключ. «Интересно, — подумала Илона, — его Толян запер или эта штуковина стоит запертой еще с того времени, когда тут хозяйничала его бабушка? И где в таком случае ключи?» Она проверила все ящики, но открыть ей не удалось ни одного. Махнув рукой на содержимое комода, Илона взяла одну из самых маленьких, меньше пяти сантиметров высотой, фарфоровых фигурок — то ли зайца, то ли кошку — и отправилась с ней в ванную, чтобы смыть плотный слой жирной пыли. Удалось это далеко не сразу: пыль оказалась какой-то невероятно липкой, и, лишь пустив в дело губку и стиральный порошок, Илона совладала с въедливой гадостью. Вернувшись в комнату, она рассмотрела фигурку. Это оказалась все-таки кошка, но какая-то необычная — темно-коричневая, с желтыми подпалинами, с длинными узкими глазами и огромными ушами. Кошка сидела на задних лапах, скрестив передние на животе и обернув вокруг себя хвост. По спине кошки кисть разрисовщика провела волнистые золотые полосы, золотыми были и кончики ушей зверька.

Илона поставила кошку на журнальный столик, уселась поудобнее на диван и уставилась на фигурку. И чем дольше она смотрела на ушастую киску, тем больше та ей нравилась. Наконец Илона вздохнула и решила, что таких кошек на собственное кафе понадобится уж очень много. Впрочем, она ведь не имела ни малейшего представления, сколько может стоить подобная игрушка. И тут Илону осенила идея: пойти в солидный антикварный магазин и попросить оценить фигурку. Она посмотрела на часы. Четвертый час. Надо же, как день пролетел незаметно… Скоро и Толян может явиться. Обычно он возвращался домой около пяти. Иногда задерживался до семи-восьми часов вечера, но тогда, как правило, звонил и предупреждал ее. Ладно, сходить к оценщику она всегда успеет, а сейчас лучше заняться приготовлением обеда.

Заглянув в холодильник, Илона обнаружила, что нужно идти в универсам. Она поспешно сбросила халат, в котором щеголяла с самого утра, натянула джинсы и футболку, набросила на плечи легкую куртку и, схватив сумку и кошелек, впрыгнула в босоножки и помчалась на соседнюю улицу.

Вернулась она меньше чем через час, основательно нагруженная, и, открыв дверь в квартиру, с изумлением услышала голос Толяна:

— Эй, где это ты пропадала?

— Толик! — воскликнула она, втаскивая сумку в кухню. — Я еще обед не приготовила!

— Неважно, — отмахнулся он. — Пойдем лучше в ресторан. У меня сегодня такое настроение… не хочется сидеть дома. А ты, как я посмотрю, занялась бабулиными сокровищами?

Только теперь Илона заметила, что на кухонном столе перед Толяном стоит та самая фарфоровая кошка.

— Да, — кивнула девушка. — Решила рассмотреть, что там стоит такое. Ну и пылищи же на ней было! Не отмыть! Как ты думаешь, она дорогая?

— Понятия не имею, — пожал плечами Нерадов.

— Я подумала: может, отнести ее к антикварам? Пусть оценят, а?

Толян рассмеялся:

— До чего же ты наивна, детка! Если она действительно чего-то стоит — так они тебе и скажут, дожидайся! Нет, лучше я сам этим займусь, раз уж ты ее отчистила. У меня есть знакомый специалист по фарфору.

— Ладно, — согласно кивнула Илона. — Займись сам. — И, запихав покупки в холодильник, пошла переодеваться.

Глава 5

Прошло несколько дней, а Толян ни словом не упоминал о фарфоровой кошке. Илона, обуянная идеей собственного кафе и сожалениями о пущенных на ветер деньгах, вымыла еще десятка три безделушек и часами рассматривала их, гадая, сколько же они могут стоить. То ей казалось, что они безумно дорогие, то — что цена им ломаный грош. Но к мысли о походе к оценщику она не возвращалась, поверив словам Нерадова. Ведь и правда, думала она, обманут как пить дать. К тому же ей было просто-напросто лень. Вся эта суета… Илоне почему-то не приходило в голову, что собственное дело, случись ей завести его, потребует куда большей суеты, тогда уж будет не до мечтательного безделья… Но она представляла все это по-своему: кто-то там работает, какие-то нанятые люди, а она время от времени подъезжает в роскошном «мерседесе» к собственному кафе (а еще лучше — к дорогому модному ресторану) и слышит, как со всех сторон несется завистливый шепот: «Это хозяйка… Это ее ресторан…» Шофер в ливрее распахивает перед ней дверцу, швейцар низко кланяется, метрдотель нервно покрикивает на официантов… Черт, у них с Толяном даже собственной машины почему-то до сих пор нет! Вообще никакой!

Толян, замечая все новые и новые блестящие фигурки на комоде и в стеклянной горке, красовавшейся в противоположном от комода углу комнаты, ничего не говорил, но Илоне почему-то казалось, что он недоволен ее деятельностью. С чего бы это? Нет, конечно же ей просто показалось.

А потом случилось нечто непонятное.

Она проснулась ночью из-за того, что ей ужасно захотелось пить. Накануне вечером они с Толяном снова чуток перебрали, и Илона просто умирала от жажды. Она, не открывая глаз, протянула руку, но на тумбочке у кровати привычной большой кружки с водой не было. «Надо же, — сквозь сон подумала Илона, — забыла поставить… Черт побери, придется вставать…»

Она с трудом выбралась из-под одеяла и только теперь поняла, что Толяна рядом с ней нет. Вот еще номер… Куда он мог подеваться?

Илону знобило, ей ужасно хотелось поскорее снова забраться под одеяло, но и пить хотелось ничуть не меньше, и, страдая физически и душевно, она потащилась в кухню. Но, выйдя из комнаты, увидела, что в кухне горит свет. А, наверное, Толяну тоже пить захотелось… Почти не открывая глаз, Илона добралась до кухни. Толян, сидя за столом, что-то делал… Она не помяла, что именно, но ей показалось, что он вроде бы обрызгивает из пульверизатора какую-то куклу… Ох, чего только не привидится с похмелья!

Она ввалилась в кухню и со стоном рванула на себя дверцу холодильника. Там должен быть сок, минералка… Нащупав открытую коробку сока, Илона залпом выпила с пол-литра и только потом, ухватив еще и огромную бутыль кваса, шагнула к столу и плюхнулась на табурет. Перед Толяном стояла огромная кружка и две бутылки минеральной. И никаких кукол и пульверизаторов.

— Что, плохо? — спросил он.

— Ага, — прохрипела Илона. — Ужасно плохо… Толян встал, принес из сушилки чашку, налил в нее квасу.

— Пей, пей, не жалей! — с усмешкой сказал он. — Больше пей!

Илона фыркнула и выпила подряд три чашки. Ей стало не в пример легче, и она, покачав головой, сказала:

— Ну и ну… Кажется, пора бросать пьянство. У меня уже глюки начались.

— Да что ты? — испуганно расширил глаза Нерадов. — И что же тебе привиделось?

— А вот когда в кухню вошла, показалось, что у тебя в руках кукла, — пояснила Илона, — и что ты ее чем-то обрызгиваешь… Из пульверизатора.

— Ого!

— Вот тебе и «ого»! — пробурчала Илона. — Ладно, пойду спать.

Утром она проспала допоздна, не слышала, как ушел Толян, и с трудом разлепила веки лишь после полудня. Чувствовала она себя отвратительно и лишь после горячего душа, пары чашек крепкого душистого чая и двух таблеток аспирина начала немного соображать, что к чему на этом прекрасном белом свете. Нерадов оставил ей записку: «Выпей пивка, очень рекомендую!» «Нет, — подумала Илона, — пиво — это уже слишком. Чай, сок, минералка — вот настоящие лекарства для несчастных перепивших женщин. И конечно же аспирин. В больших количествах».

Она бесцельно бродила по квартире, не в силах заняться хоть чем-нибудь, время от времени задремывая на ходу, но не желая сдаваться и ложиться в постель. Потом остановилась возле комода, заставленного толпой пыльных фигурок (чистые она как раз накануне все до единой переставила в горку, чтобы снова не превратились в невесть на что похожие чучела), и ей показалось, что как-то они изменились, эти штуковины… Илона растерянно всмотрелась в сплошную серую массу. Нет, не может быть. Вон того чрезвычайно грязного паяца (если это паяц, конечно) здесь еще вчера не было. Она готова поклясться в этом. Илона немножко подумала, потом принесла из кухни табурет и, забравшись на него, осторожно, чтобы ничего не задеть, дотянулась до пыльного фарфорового человечка. Фигурка была довольно большой, сантиметров тридцать высотой. Илона поднесла ее к окну и принялась вертеть в руках. Да, клоун, странно изогнувшийся, поднявший вверх руки, широко разинувший рот и — липкий. Илона поставила фигурку на подоконник и посмотрела на свои пальцы. На подушечках остались темно-серые следы. Илона вернула паяца на место и задумалась. Что бы все это значило? Выходит, никаких галлюцинаций ночью у нее не было. Толян и в самом деле превращал чистую фигурку в якобы давным-давно запылившуюся. Но спрашивать его об этом конечно же не стоит. Он просто соврет что-нибудь в ответ, и все. Надо разбираться самой.

— Однако вечером Нерадов пригласил ее в ресторан, и он совершенно забыла о странном пополнении бабушкиной коллекции.

А еще через день Толян, вернувшись вечером домой, серьёзно сказал:

— Кажется, у нас начинаются финансовые проблемы.

— Вот как? — вздернула брови Илона. — И что будем делать?

— Пока не знаю, — пожал плечами Нерадов. — Но что-нибудь я обязательно придумаю. А пока давай перекусим и пойдем гулять, а? Что-то меня на свежий воздух потянуло. Что у тебя сегодня имеется? Пахнет вкусно.

На ужин в этот день Илона приготовила одно из блюд, удававшихся ей лучше всего: рагу по-португальски. Ради этого она специально ездила на Кузнечный рынок за свининой и телячьей печенкой. Конечно, на приготовление рагу требовалось немало времени, но чем еще ей заниматься? Иногда она просто уставала от чтения романов, ей хотелось движения… И пока она в красном вине тушила нарезанную кубиками свинину, потом обсушивала готовые кусочки мяса, потом растирала чеснок и рубила лук, потом обжаривала печенку на смальце, она продолжала воображать себя владелицей роскошного ресторана (о маленьком кафе она уже успела забыть). Представляла, как поучает шеф-повара, выписанного из Франции… Впрочем, нет, никакой французской кухни. Илона терпеть ее не могла. Один зал — китайский, другой — итальянский. Может быть, еще и третий… Но какой? Ох, ну конечно же национальная русская кухня. К ней ведь будут толпами ходить иностранцы…

Толян оценил рагу по достоинству. Запив острое мясо немалым количеством «божоле», весьма кстати принесенным Нерадовым, они отправились на прогулку. Илона надела брючный костюм по выбору Нерадова — скромный, но элегантный, светло-голубой, из натурального шелка, удивительно шедший ей — и туфли на низком каблуке, из чего сделала вывод, что едут они куда-то в пригород. Толян, для чего-то прихвативший с собой кейс, моментально поймал такси и что-то шепнул шоферу так, чтобы Илона не слышала. Она обрадовалась: значит, Толян готовит ей сюрприз.

В такси она слегка задремала и очнулась лишь тогда, когда Нерадов осторожно обнял ее и шепнул на ухо:

— Прибыли, детка!

— Ой, где это мы? — удивленно спросила Илона, очутившись на длинной аллее, освещенной редкими круглыми фонарями. В конце аллеи сверкало нарядное маленькое здание, оттуда слышалась музыка. Играл небольшой струнный оркестр.

— Считай, что в Пушкине, — усмехнулся Толян, рассчитавшись с шофером и беря Илону под руку. — Пошли.

Илона почти окончательно проснулась, но все еще чувствовала себя немного странно. Время от времени все расплывалось перед ней, из фонарей летели снопы искр, в ушах тихонько звенело… Илона решила, что переутомилась, готовя рагу по-португальски. И зачем только они ужинали дома, если все равно собирались в ресторан? Непонятно.

Она даже не сумела рассмотреть вывеску ресторана, да не очень-то и стремилась это сделать. Потом они сидели на веранде, и, несмотря на довольно свежий ветер, залетавший сюда из старого парка, Илоне было тепло и хорошо. Она пила бокал за бокалом, не замечая, что именно пьет, хотя ей и казалось время от времени, что это не вино, а сок пополам с минеральной водой, ела что-то вкусное, не разбирая, что это такое, смеялась… И то и дело ловила на себе странный, слишком уж пристальный взгляд Толяна. «Чего это он, — лениво думала Илона, — может, у меня прическа не в порядке… А, наплевать!» Ей было весело и как-то томно.

Было не слишком поздно, когда они с Толяном по аллее направились к шоссе. Нерадов заявил, что, поскольку завтра обычный рабочий день, засиживаться не стоит.

Они стояли на обочине, а машины проносились мимо не останавливаясь, и в конце концов Илоне это надоело. Почему этот балбес не вызвал такси прямо к ресторану?.. А лучше бы ему иметь собственные колеса.

— Толик, солнышко, а почему у тебя нет своей машины? — кокетливо спросила она.

— Да ну ее, — благодушно отмахнулся Толян. — На такси удобнее. А то перепьешь сдуру, а потом врежешься во что-нибудь, тебе это надо? Мне лично — нет.

— Но такси не везде поймаешь! — возразила Илона. — Вот уж сколько стоим тут! Мне надоело!

— Не горюй, кто-нибудь довезет. Мы ведь не особенно спешим, — отмахнулся Нерадов, в очередной раз небрежно поднимая руку.

Но и этот автомобиль со свистом пронесся мимо них.

Илона прислонилась к Нерадову, ей было хорошо и спокойно. Шоссе казалось рекой, машины — легкими катерами, стремительно несущимися по серовато-синим волнам… Все плыло, покачивалось, убаюкивало…

Но вот наконец, мягко прошуршав шинами, прямо перед ними затормозил великолепный новенький «БМВ». Задняя дверца распахнулась, Илона почувствовала, как крепкая рука Нерадова вталкивает ее в салон автомобиля. Потом она смутно расслышала:

— Что, даме нездоровится?

— Вроде того, — усмехнулся Толян. — В связи с количеством потребленного на ужин.

— А-а, — засмеялся лысоватый мужик, трогая машину с места. — Бывает.

— Вы в какой район едете? — спросил Толян.

— В Центральный, — весело ответил лысоватый.

— И нам туда, — обрадовался Толян. — Вот удача! Что произошло потом — Илона так никогда и не вспомнила по-настоящему. Толян наклонился к водителю, желая, видимо, что-то сказать, а мужик вдруг захрипел и как-то по-дурацки замахал руками, машина резко остановилась. Илону тряхнуло, она чуть не врезалась лбом в спинку переднего сиденья… А в следующую секунду Толян уже грубо вытащил ее из машины и поволок куда-то в кусты. Потом исчез, снова вернулся, и они побежали, как тогда, в городе, после ограбления прохожего… Только на этот раз бежать пришлось по каким-то мокрым кочкам, ноги путались в высокой траве, кусты колотили по лицу и рукам, и Илона взвизгнула, споткнувшись, но Толян не дал ей упасть и рявкнул:

— Потише!

А через несколько минут они очутились на асфальтированной дороге, где у обочины стояла другая машина. Они впрыгнули в нее, водитель, не оборачиваясь, рванул с места так, что у Илоны чуть голова не отвалилась… И больше она вообще ничего не помнила.

Глава 6

И снова настало утро, а точнее, наступил полдень, и Илона проснулась в собственной постели все в той же пыльной комнате. И стекла уже снова запылились: лето было жарким, сухим, пыль висела над городом, как дым пожара… На подушке Толяна лежала записка: «Детка, ты у меня чудо! Я сегодня задержусь, раньше девяти меня не жди. Целую! Т.»

Илона выползла из-под одеяла, прислушиваясь к собственному телу. «Странно, — подумала она, — я вчера вроде бы пила много, а голова не болит, и вообще… вялость какая-то, и только. И есть ужасно хочется»!

Лишь очутившись на кухне и водрузив на плиту маленькую тефлоновую сковородку, Илона вспомнила вчерашние события. Но как-то все это выглядело в ее мыслях… не по-настоящему. Туманно, расплывчато, непонятно. Что, собственно, произошло? Они сели в чью-то машину. Потом водитель почему-то замахал руками и захрипел. Потом они с Толяном куда-то побежали, сели в другую машину, приехали домой. Конец эпизода. Съемка закончена.

Илона сжевала омлет с ветчиной и оливками, выпила чашку чая, потом две чашки кофе, потом приняла душ, но вялость все не проходила. Илона взяла какой-то роман, попыталась читать — ничего не вышло. Буквы расплывались перед глазами, ни одного слова узнать было невозможно. Наконец Илона задремала, сидя в кресле, и проспала около получаса. После этого она почувствовала себя намного лучше и ей захотелось на улицу. Она открыла окно и высунулась по пояс, чтобы определить, как нужно одеться. Давно бы следовало купить термометр, подумала она при этом, да все как-то руки не доходят… Забываются такие мелочи, что тут поделаешь! Домашнее хозяйство не слишком интересовало Илону, а точнее, не интересовало вовсе. Кулинария — это другое дело. Да еще если бы потом посуду не надо было мыть…

На улице светило солнышко, было тепло и привлекательно, но вроде бы не так, как в предыдущие две недели. Илона натянула джинсы, белую футболку с надписью «I love you», легкие сандалеты, прихватила на всякий случай голубую ветровку, запихнув ее в спортивную сумку, и, перекинув ремень сумки через плечо, отправилась на прогулку.

Она брела по залитой солнцем Садовой, лениво переставляя ноги и ни о чем не думая, а просто глядя по сторонам и наслаждаясь теплом. Ни пыль, ни прохожие не трогали ее. Она плыла, плыла в никуда, как всегда, как всю свою жизнь…

Потом она увидела газетный киоск. Илона никогда не читала газет. Они ее совершенно не интересовали, так же, как не интересовали выпуски телевизионных новостей. Какое ей дело до того, что происходит в мире? У нее своих дел по горло. Но возле киоска она остановилась, чтобы купить жевательную резинку. И тут ей в глаза бросился заголовок в какой-то газете: «Убийство автомобилиста на Петергофском шоссе». Илона замерла на месте, ее вдруг пробрало холодом, она с трудом поняла, что нужно взять из протянутой руки продавщицы пачку «Дирола»… Забыв про сдачу с пятидесяти рублей, Илона отпрыгнула от киоска, как будто увидела выскочившую из букета роз гадюку, и поспешно зашагала по улице, не соображая, куда идет. Вялость исчезла без следа, в голове бурлило и кипело, Илона с ужасом перебирала смутные обрывки воспоминаний, пытаясь связать воедино разрозненные эпизоды… А потом вдруг остановилась и рассмеялась.

Петергофское шоссе! Но они-то были в Пушкине! Она отчетливо помнит, как Нерадов произнес: «Считай, что в Пушкине». Никакого Петергофа.

«Вот дура, — обругала она себя, — надо же навыдумывать такого, что за глупость!» Она огляделась. Куда это ее занесло? С ума сойти! Английский проспект! Она и не заметила, как очутилась здесь. Ну, неважно. Пройдя еще немного вперед, Илона вышла на набережную канала Грибоедова и повернула обратно, к дому. Она шагала все так же неторопливо, глядя под ноги, продолжая думать о вчерашнем вечере. Все-таки, решила она, нужно будет поговорить об этом с Толяном. Спросить, как назывался тот ресторан. И что случилось с тем мужиком в «БМВ», почему он вдруг начал махать руками и хрипеть? И кто привез их в город? У нее осталось смутное ощущение, что водитель второй машины был знаком с Нерадовым. Ну, а если и знаком, то что из этого? Илона никак не могла поймать ту смутную, бесформенную мысль, что барахталась где-то на самом дне ее сознания. А мысль была, кажется, довольно важной и серьезной…

Зайдя по дороге в гастроном, Илона вернулась домой и, переодевшись в старое домашнее платье, принялась обдумывать, что приготовить на ужин. В конце концов она остановилась на рыбном филе по-гречески. Ей нравилось название этого блюда — «саламис». Заманчиво звучит, и на вкус недурно. Так, полкило стерлядки, лимонный сок, оливковое масло, луковка, зубчик чеснока, рюмочка белого вина… и внутрь немножко. Дальше — зелень, свежие огурцы, помидоры, сладкий стручковый перчик, соль, черный перец… Все в наличии. Начинаем. Но до того глоточек вина.

Впрочем, еще слишком рано. Толян ведь предупредил, что задержится. Если приготовить все прямо сейчас, рыба перестоится и чересчур пропитается соком помидоров.

Илона принесла из комнаты очередной дамский роман и углубилась в приключения прекрасной золотоволосой героини. Да, только и узнаешь про интересную жизнь что из таких вот книг да фильмов! А сама она живет уж так скучно и однообразно…

Через два часа, со вздохом отложив роман, Илона принялась за стряпню, то и дело запивая свои переживания рюмочкой сухого белого вина.

К тому времени, когда вернулся Нерадов, Илона успела забыть о заголовке в газете и вспомнила о нем лишь тогда, когда они уселись на диван перед телевизором, чтобы посмотреть очередной завлекательный фильм о миллионерах.

— Толик, — осторожно спросила Илона, — а что это за ресторан, ну, где мы вчера были? Как он называется? Я что-то и не заметила.

— Да на что это тебе? — удивился Толян. — Ресторанчик так себе оказался. Зря мне его нахваливали. Больше туда не поедем.

— Ну просто интересно… Я почему-то очень плохо помню вчерашний вечер. А тот мужик, который нас в город привез, он твой знакомый?

— Почему ты так решила? — еще больше удивился Нерадов, но на этот раз Илоне показалось, что в его удивлении промелькнуло что-то наигранное.

— Мне так показалось.

— Вообще-то я с ним где-то встречался, — неохотно признался Толян. — Только где и когда — не помню. И он не вспомнил. Но лицо действительно знакомое.

— А… вот оно что. Толик, а… а что там случилось, в первой машине? Почему мы из нее вдруг выскочили?

Нерадов обнял Илону и довольно долго молчал. А когда он заговорил, Илона уже знала, что именно он скажет. И не ошиблась.

— Детка, мы с тобой ограбили того мужика, — негромко произнес Толян. — Вот и все.

Илона затихла в его руках, пытаясь понять, испугалась ли она. Немного времени спустя решила, что не очень. Потом ей в голову пришла новая ужасная мысль.

— А… Толик, а ты с ним что сделал?

— Тебе это действительно хочется знать? — спросил Нерадов каким-то напряженным тоном.

В этом Илона совсем не была уверена. Знать… Что именно знать? Неужели…

— Ты что, ты… — задохнулась она, не в силах выговорить ужасное слово.

— А если да? Ты меня бросишь? Побежишь заявлять в милицию? Ты ведь тоже там была, детка.

— Нет, я вовсе не хотела сказать… — смешалась Илона. — Я не имела в виду… Нет, ты меня не понял. — Ладно, давай забудем, — усмехнулся Толян. — И выпьем еще немножко винца. И ляжем в постельку. Уж я постараюсь, чтобы тебе было хорошо. Тебе ведь обычно хорошо со мной?

— Да, милый, — прошептала Илона, но в ее голосе слышалось разочарование. Вот так «принц»…

Наутро, проводив Толяна на «службу», Илона долго сидела на кухне, растерянная, ошеломленная. Потом заставила себя подняться и вымыть посуду, «Нет, черт побери, — думала она, громыхая тарелками и вилками, — нужно наконец что-то менять в своей жизни! Куда же это годится?!» С кем она связалась? Грабитель, убийца! Конечно, добытые такими чудовищными способами деньги он тратит в основном на нее, но это его ничуть не оправдывает. Нет, нет и еще раз нет! Тоже мне Робин Гуд, благородный разбойник! Да и почему, собственно, благородный? Потому что одевает ее в дорогие платья и дарит дорогие украшения? А те люди, которых он грабит… А вдруг это хорошие люди? Ну, впрочем, плохих тоже убивать грех. Нет, пора что-то менять…

Глава 7

Все серьезные события и новые этапы жизни в сознании Илоны с детства были связаны с генеральной уборкой. Генеральная уборка перед Новым годом. Сквозняки и мытье окон с наступлением весны. Шумное и радостное выметание грязи перед редкими, но такими желанными визитами школьного друга отца, давным-давно обосновавшегося в Америке. И теперь Илона тоже решила закатить полную и основательную уборку в пыльной, замусоренной квартире Нерадова, давно уже ставшей и ее собственной квартирой. И вдруг вспомнила, что до сих пор не удосужилась купить пылесос. Как-то ей было не до того… Плевать ей было на пыль и мусор…

Она тут же открыла ящик кухонного шкафа, где лежали деньги, предназначенные на хозяйство. И с изумлением увидела там толстенную пачку купюр по пятьсот рублей. «Ой-ой, — подумала Илона, — это, похоже, вчерашняя добыча… Жаль, что я ничего не помню…»

Илона начала считать деньги, но на двадцать первой тысяче сбилась со счета и тут же решила, что точная сумма никакой роли не играет. Определение «не хреново» ее на данный момент вполне устроило. Она отправилась за пылесосом.

Рассчитавшись с таксистом, который не поленился дотащить здоровенную коробку с изделием шведской фирмы «Альфа» до двери квартиры, Илона быстро распаковала приобретение и начала войну с многовековой пылью и кучами мусора. Конечно, она не собиралась дотрагиваться до фарфоровых фигурок на комоде, зная теперь, что пыль на них ненастоящая (и только теперь сообразив, что забыла спросить Толяна об этой странной маскировке). Она елозила щеткой пылесоса по полу, стараясь добраться до каждого уголка. Потом легла на пол и сунула щетку под низкую кровать. Пылесос взвыл от напряжения, но справился с пластами слежавшейся пыли. «Хорошая машина, — похвалила пылесос Илона, — мощная машина, умная! Давай-давай работай!» Она перешла к комоду и засунула щетку под него как можно глубже. Что-то звякнуло.

Илона выключила пылесос и, снова растянувшись на полу, заглянула под комод. Что-то поблескивало…

В следующую минуту она извлекла на свет связку старинных ключей.

Илона радостно взвизгнула, сразу забыв о пылесосе, уборке и прочих несущественных мелочах, и начала пробовать ключи, подбирая подходящий к правому из верхних ящиков комода. Ключ нашелся быстро, и, повернув его, Илона выдвинула тяжеленный ящик. Он был битком набит старинными и современными альбомами.

— Вот они где! — обрадовалась она. — Ну, держись, Толян! Сейчас все про тебя узнаю!

Она, не выбирая, схватила несколько альбомов сверху и уселась с ними на диван. Пылесос тоскливо замер рядом с комодом, открытый ящик с торчащим из скважины ключом укоряюще перекосился, грозя вот-вот вывалиться на пол, но Илона, захваченная новой идеей, и не посмотрела в их сторону.

Она начала с альбома, выглядевшего старше других. Тяжелый, сильно облысевший бархатный переплет, синий, с потускневшими уголками, на которых кое-где посверкивали остатки позолоты, раскрылся с сухим треском, и на первой его странице Илона увидела одну-единственную фотографию, старинную, густо-коричневую. На ней в светлом овале в центре была изображена юная девушка в белом, судя по всему, платье (теперь оно выглядело бежевым), в пене кружев и волнах оборок, с цветами в распущенных волосах. Девушка кокетливо склонила голову набок и улыбалась в объектив. В руках у нее тоже были цветы — белые розы. Поясной портрет поражал глубиной изображения, тонкой, изысканной светотенью, живостью… Внизу, в правом уголке, в затейливой рамочке значилось название фотосалона, в котором был создан этот шедевр: «Фотография Т. Лимберга». Илона вздохнула и тут же унеслась мечтами в далекое прошлое, вообразив себя вот этой самой юной красавицей… Сколько ей может быть лет? От силы шестнадцать. Белое платье, флердоранж, розы — не иначе как замуж собралась. Степенный, скрывающий волнение отец поведет ее к алтарю, мать, сдерживая слезы, даст дочери последние советы и наставления… И, провожаемые колокольным звоном, счастливые молодые отправятся в свадебное путешествие. .. Илона вспомнила собственное венчание. Торжественный хор, золотые ризы священника — и ни одного знакомого, родного лица рядом. А после венчания — примитивная пьянка, весьма дорого обошедшаяся ей. Илона снова вздохнула и перевернула страницу.

Она увидела изображение той же девушки, но уже вместе с солидным бородатым купчиком в плотном сюртуке, застегнутом на все пуговицы. На лице не слишком молодого молодожена застыло выражение довольства и некоторого недоумения. Илоне показалось, что купчик немножко опасается предстоящего, а может быть, не слишком верит в то, что ему досталось в жены столь воздушное юное существо. «Впрочем, — тут же подумала Илона, — в те времена большая разница в возрасте была в порядке вещей». Девушка была на этот раз в темном дорожном платье с высоким воротником и множеством крошечных пуговок. Илона всмотрелась в ее лицо. Ну, не скажешь, что она уж очень счастлива…

А сама она — счастлива? Живя вот здесь, рядом с бандитом, о котором до сих пор ничего не знает (кроме того, что он бандит), потому что как-то забыла расспросить всерьез о его жизни, родных… Илона отложила альбом, встала, вернулась к комоду. Задвинула правый ящик, принялась искать ключ к левому. Обнаружила внутри множество пачек писем, перевязанных полуистлевшими ленточками, в конвертах, надписанных изящным легким почерком. Читать чужие письма Илоне совсем не хотелось. Какое ей дело до чувств и забот людей, живших в незапамятные времена? Открыла еще один ящик, потом еще… Во всех лежали реликты чужого прошлого, и Илоне стало невыносимо грустно. Ее прошлое исчезло вместе с родительской квартирой. У нее не осталось ни единой вещицы, напоминающей о счастливом детстве, о безмятежных годах юности, , л Она и не подумала о том, чтобы сохранить какие-то мелочи. Даже альбомы с фотографиями потерялись при переезде. Ну почему, почему она забыла о них?

И наконец Илона отперла последний из восьми ящиков этого древнего хранилища воспоминаний. Но в нем не было ничего, что принадлежало бы ушедшим годам. В нем лежали только два предмета: черный блестящий пистолет, вполне современный, и обрез. Тоже новенький и блестящий.

Теперь конечно же Илона поняла, почему Толян «не нашел» альбомы с семейными фотографиями. Потому что не хотел найти, хотя прекрасно знал где они лежат. Но почему же он так небрежно спрятал ключи? Просто-напросто забросил под комод, и все.

Илона снова вернулась на диван и, отпихнув потерявшие привлекательность ветхие альбомы, уселась поудобнее, чтобы еще раз подумать.

Выходило, что Нерадов сразу понял и оценил ее безалаберную натуру. Что она безалаберна, Илона давным-давно знала, в юности она постоянно слышала это не только от родителей и бабушки, но и от школьных учителей, от подруг… Ну, в общем… конечно же… они были правы. Илона не умела подолгу удерживать внимание на чем-то одном, она постоянно отвлекалась, уносилась вдаль на крыльях очередной нелепой мечты… но ей это нравилось! И она совершенно не хотела меняться. Она и представить не могла, чтобы жить скучно и размеренно, как живут большинство людей, ежедневно ходить на службу, упорно учиться чему-то такому, что полезно и практично, что пригодится в жизни, что даст возможность сделать карьеру… Нет! Илона стремилась к жизни веселой и разнообразной, ей нравилось общество беспечных людей, непризнанных художников, непонятых литераторов… вообще странноватых гениев разного рода, для которых главное — поговорить о собственных талантах и хорошенько выпить, желательно за чужой счет. Впрочем, общество богатых деловых людей ей тоже нравилось. В основном из-за количества денег, находившихся в карманах и на счетах такого рода индивидов.

И тут вдруг Илона поняла, что ей давным-давно безумно не хватает событий. До встречи с Нерадовым она часто бывала в разных шумных компаниях, вокруг нее мелькали все новые и новые лица, которые она, правда, тут же забывала… Очередной «принц» изо всех сил старался развлекать прекрасную даму… Кафе, недорогие рестораны, катания на катерах по Неве и Финскому заливу… А поскольку она всегда крутилась в компаниях буйных и непредсказуемых, то и приключений хватало. Илона тихонько рассмеялась, вспомнив, как они с очередным «принцем» отправились как-то в лес за грибами. Не вдвоем, конечно. Желающих провести выходные на природе набралось тогда человек семь или восемь. Взяли две палатки, спальные мешки, накупили кучу продуктов и водки, сели на первую утреннюю электричку на Выборг и — поехали! Как было весело! Конечно, уже по дороге они немножко выпили, так что Илона совершенно не обратила внимания, на какой станции они вышли. Да какая разница? Просто они очутились в прекрасном бесконечном лесу и пошли куда глаза глядят. И шли долго-долго, потом остановились и устроили привал, чтобы позавтракать. Быстренько насобирали грибов, благо их там было хоть косой коси, поджарили на шашлычных шампурах (Илона тогда еще, помнится, удивилась: кто это не поленился тащить с собой такую тяжесть?), съели под водочку, передохнули, пошли дальше… Кто-то из компании вроде бы знал, куда они направляются, а у кого-то даже был компас. Потом снова устроили привал, пообедали, потом как-то все заснули, а потом оказалось, что уже вечереет. Снова зашагали вперед в поисках подходящего местечка, где можно было бы поставить палатки на ночь. Шли-шли, устали, вышли на какую-то широкую поляну, которую и не рассмотреть было в темноте, бросили все барахло на траву и решили поддержать угасающую бодрость духа еще глоточком водочки, а уж потом разводить костер и ставить палатки. А потом вдруг всех разбудили какие-то молодые ребята в военной форме и стали спрашивать:

— Вы что здесь делаете?

Компания отвечала честно, ничего не скрывая:

— Водку пьем!

Оказалось, что ребята в форме — погранцы, а компания умудрилась забрести слишком далеко и едва не ушла в Финляндию. Но погранцы оказались отличными парнями. Они сами перенесли все барахло незадачливых грибников в более подходящее место и даже поставили им палатки. Причем получилось это у них на удивление быстро. Пожелав компании спокойной ночи, погранцы исчезли.

Да, хорошие были времена!

Но вот уже несколько месяцев Илона все вечера проводила только с Нерадовым, никого больше не видя. Почему он не знакомит ее со своими друзьями, ведь есть же у него друзья? Почему никого не приглашает к себе домой?.. Ну, впрочем, это как раз понятно. Она ведь тоже никого не приглашала в свою берлогу. Слишком это хлопотно. Надо порядок наводить, что-то готовить… Нет уж, с какой стати так надрываться, лучше посидеть в кафе, в ресторане, в хорошей пивной.

Наводить порядок… Ил она вдруг вспомнила, что она именно этим и начала заниматься, да отвлеклась, как обычно, бросила дело незаконченным, забыла обо всем. Она встала и снова взялась за пылесос, даже не посмотрев на часы. Когда наконец с основным слоем пыли в комнате было покончено, Илона вытащила пылесос в коридор. Включив там свет и оглядев хлам, которым был этот самый коридор заставлен и завален, Илона ужаснулась и тут же решила, что ей просто не по силам разгрести все это. Она быстренько прошлась щеткой пылесоса по полу и части вертикальных поверхностей и, бросив пылесос в коридоре, отправилась в ванную. Устала.

Она еще плескалась под душем, когда вернулся Толян. Выйдя из ванной, она обнаружила, что Нерадов с обиженным видом сидит в кухне.

— Детка, а где ужин? — поинтересовался он. — Чем ты тут занималась?

— Я… — растерялась Илона, но в следующую секунду выяснилось, что ответ на вопрос Толяну был уже известен.

— Видел, видел, — насмешливо сказал он. — Пылесос купила, чистоту наводить начала. Умница. А про кормежку забыла. Ну, ничего. Одевайся, пойдем в кафе. Я есть хочу.

— Толик, а зачем тебе пистолет? — быстро спросила Илона. — Да еще и обрез там в придачу…

— Ух ты! — демонстративно изумился Толян. — Да ты у меня специалист-оружейник! Как ты догадалась, что это именно обрез?

Такого поворота Илона никак не ожидала и, машинально ответив, что видела такую штуку в кино, сердито ушла переодеваться. Так она и знала. Вместо ответа — очередная шутка-отговорка. Похоже, Толян считает ее то ли совершенным ребенком, то ли полной дурочкой. А ей, между прочим, двадцать шестой год, и кое-что она понимает в жизни.

Потянулся очередной вечер, но теперь уже Илоне было по-настоящему скучно, впервые за все время с Толяном. Она улыбалась его шуткам, пила вино, смотрела по сторонам — и ей хотелось чего-то нового. Нового, необычного, романтичного.

Нерадов наблюдал за ней, и она это видела, но не понимала, о чем он думает. А он продолжал шутить и болтать всякую ерунду.

— А та девушка в альбоме, ну, в подвенечном платье с купцом рядом, — спросила вдруг Илона, — кто она?

— Моя прабабушка по отцу, — с улыбкой ответил Толян. — Ты что, только в один альбом заглянула?

— Да, в один.

— Ну, в других есть и родня по матери. Мама была татаркой.

— О! — воскликнула Илона, всматриваясь в Нерадова. — То-то мне все время чудится, что в тебе есть что-то восточное!

— Еще как есть! — рассмеялся Толян.

— А где ты родился? В Питере?

— Нет, на Волге. В маленькой деревушке. Там половина жителей русские, половина — татары. Там отец и женился на маме. Она была очень хороша собой, огненная женщина!

— Погоди-ка, — озадаченно произнесла Илона. — А та твоя прабабушка, на фотографии… она что-то не похожа на крестьянку.

— Она ею и не была, — кивнул Нерадов. — Она родом из Самары, дочь школьного учителя, а замуж вышла за купца какой-то там гильдии, исключительно по любви, как гласит семейное предание. В Самаре же родилась ее дочь и там же вышла замуж. И отец родился в Самаре, то есть в тот момент Самара временно была Куйбышевом. Там и вырос, и школу закончил.

— А как же он очутился в той деревне?

— Ну… судьба занесла!

— Толян, — строго сказала Илона, — ты что-то крутишь, недоговариваешь. Как тебе не стыдно? Я тебе жена или кто?

— Жена, да еще и любимая, — подтвердил Толян. — Пошли погуляем немножко? Или возьмем такси, к Неве поедем, а? Наймем катер, покатаемся! Сентябрь уже как-никак на носу, скоро станет слишком холодно для таких прогулок, надо ловить момент, пока не поздно!

— Толян, опять ты за свое! — обиделась Илона. — Тебе что, трудно ответить?

— Вот поплывем по Неве — там и отвечу, — пообещал Толян.

— Ладно, пошли. — Илона встала. — Но имей в виду, на этот раз ты не отвертишься!

Ее и в самом деле разобрало любопытство. Захотелось узнать наконец побольше о предках Толяна. О своих-то она ему все рассказала давным-давно! Впрочем, он, кажется, слушал ее не особенно внимательно, а может быть, и вообще не слушал. А тут — прабабушка, купчик, и все. А как насчет папы с мамой? Как насчет братьев и сестер? Может, у него их целая дюжина?

И они поймали машину и поехали к Неве. На Адмиралтейском причале наняли только для себя туристический катер на целых два часа и допоздна катались по Неве, Мойке, Фонтанке, каналу Грибоедова, потом снова по Неве, а потом попросили отвезти их домой, и их со свистом прокатили по Фонтанке прямо до площади Репина. Они устроились на корме, за спиной капитана, и теперь уже Толян рассказал Илоне действительно всю историю своей запутанной жизни. Ну, может быть, не совсем всю, но в основных чертах.

Его отец, Сергей Нерадов, рано сбился с пути, начал воровать и сел в тюрьму, едва ему стукнуло восемнадцать. Потом второй раз, третий, но наконец ему это надоело. А может, и не надоело бы, да только выслали его в глухую деревушку, и там он познакомился со своей будущей женой. Она была татаркой, мусульманкой, воспитанной в строгости, и при этом обладала вспыльчивым характером и яркой восточной красотой. Пришлось влюбленному Сергею Нерадову взяться за ум. Он начал работать в совхозе, и работать не за страх, а за совесть. Перестал пить, ухаживал за Розой по всем правилам, принятым в деревне. И добился своего. Женился на ней, а четыре года спустя завербовался на стройку в Ленинградскую область и увез жену в Северную столицу. Толяну было к тому времени уже два года. Потом у него появились две сестры. Семья долгое время жила в общежитии и лишь когда Толян перешел в пятый класс, получила крошечную квартирку в хрущобе.

— Погоди-ка, — перебила его в этот момент Илона. — А та квартира, в которой ты сейчас живешь?

Оказалось, что мать Сергея Нерадова, несмотря на преклонный возраст, не пожелала жить вдали от внуков и каким-то образом сумела обменять квартиру в Самаре на ленинградскую. Ее муж давно умер, ей было тоскливо одной, и она перебралась поближе к единственному сыну. Толян сразу стал ее любимцем, и, как только ему исполнилось шестнадцать лет и он получил паспорт, бабушка прописала его к себе. А потом он и вовсе перебрался к ней, потому что сестры подрастали, в маленькой квартирке стало невыносимо тесно, а ему уже тогда хотелось свободы и независимости.

— Вот такая история, — сказал Толян. — Довольна?

— Не совсем, — возразила Илона. — А чем ты потом занимался, после школы? Учился? Или работал?

— И то и другое понемножку. Пробовал поступить в университет, завалил историю, забрали в армию… Ну чего тут интересного? Отслужил, вернулся, работал на Балтийском заводе. Надоело ишачить — ушел. Времена изменились — занялся мелким бизнесом.

— Так, значит, про федеральную безопасность ты врал?

Нерадов расхохотался так, что капитан обернулся и осуждающе посмотрел на него.

— Детка, до чего же ты наивна! Не перестаю удивляться! Конечно, врал. Это так красиво звучит — особый агент! Помогает завлекать красивых девушек. Нет, малышка, я просто занимаюсь куплей-продажей разного барахла. Но, увы, прибыли почти никакой. Так что я очень хочу завести большое дело.

— А… — Только теперь Илона вспомнила про якобы пыльные фигурки на бабушкином комоде. — А фарфор тут при чем?

— А при чем тут фарфор? — так искренне удивился Толян, что Илона смутилась. Может, она и вправду что-то перепутала?

— Ну, мне показалось, что некоторые фигурки исчезли, а вместо них появились другие… — неуверенно сказала она.

— Какой ужас! — воскликнул Толян, театрально взмахнув руками. — Домовой! В квартире завелся домовой! Ну, лишь бы не полтергейст, а то еще переколотит все к чертовой бабушке!

Илона хихикнула и покрепче прижалась к Толяну. Поднялся довольно свежий ветер, ей стало холодно «и захотелось поскорее вернуться домой. Да и надоело ей копаться в делах и родословной Толяна. В конце концов, какое все это имеет значение? Ей хочется красивой жизни, Нерадов изо всех сил старается эту жизнь ей организовать, так стоит ли ломать голову над деталями?

Глава 8

Дни потянулись унылые, однообразные. Зарядили дожди, пока еще теплые, начали понемногу желтеть листья, и золотые крапинки, тут и там сверкавшие среди летней зелени, навевали на Илону грусть. Ей надоело одиночество. Хотелось пойти к старым знакомым, потрепать языком, напиться как следует в веселой компании… Но Толян по-прежнему уходил утром и возвращался вечером, и целыми днями Илона то валялась на диване с очередным завлекательным романом в руках, то бездумно смотрела фильмы, то просто дремала, время от времени просыпаясь и выпивая рюмочку-другую вина… Конечно, она выходила из дома — в магазины, в парикмахерскую, просто погулять… Но все это было не то. Не то! Она перестала ощущать течение жизни, то и дело проваливаясь в свои фантазии, в веселые и удивительные воображаемые миры…

И все чаще ей вспоминались два самых ярких реальных события, случившиеся за время ее жизни с Нерадовым. Прохожий в сумрачно освещенном дворе — глупый смешной толстячок, дрожащими руками отдающий Толяну плотно набитый бумажник. Водитель дорогой машины, наивно согласившийся, подвезти до города подгулявшую парочку.

Со временем оба «приключения» окрашивались в сознании Илоны во все более и более романтические краски. Толстяк в проходном дворе превратился в ее воображении в крупного мошенника, афериста, совершенно случайно оставшегося ненадолго без своих охранников-мордоворотов… Ну, просто был у знакомой дамы и через двор направлялся к машине, ждавшей его у ворот, и конечно же ему и в голову не пришло, что в такой час и в таком месте его могут подстерегать какие-то неприятности. Нет, даже не так. Лучше по-другому. Толян знал, где можно встретить этого мерзавца.

Не случайно же он не позволил Илоне напиться в тот вечер, наливал ей то сок, то минеральную воду, и сам тоже почти не пил! Толян все рассчитал и подготовил заранее, он хотел наказать нехорошего человека… Да! Именно так оно и было. А уж тот, в «БМВ»… Ну, тот и вовсе был главой огромной преступной группировки, самым настоящим мафиози, хуже всяких там сицилийцев, настоящим отморозком, жестоким убийцей, на счету которого десятки невинных жизней, загубленных им просто так, сдуру… Толян долго охотился за ним, выслеживал… Ему помогали друзья, те самые, что были на их свадьбе. Да, крепкие, надежные ребята, готовые за Толяна в огонь и в воду! Конечно, в таком случае нетрудно понять, почему Нерадов и близко не подпускает Илону к своим делам. Он любит ее, он за нее боится… ведь ни для кого не секрет, что мафия мстит своим врагам страшно и жестоко, что в первую очередь она направляет свои удары на семьи тех, кто осмелился выступить против их чудовищной организации. Но ей надоело изображать из себя принцессу в башне! Она тоже хочет участвовать в живом благородном деле!

Конечно, в глубине души у Илоны оставались кое-какие сомнения относительно созданной ее воображением картины, но она не позволяла им прорваться наружу и испортить красивое кино. Какого черта она должна думать по-другому, если ей хочется думать именно так?

Не откладывая дела в долгий ящик, Илона начала приставать к Толяну с просьбами допустить ее к участию в благородной войне. Сначала Нерадов даже не понял, о чем она говорит, но Илона решила, что он просто в очередной раз прикидывается ничего не понимающим.

— Толик, — рассердилась она, — ну почему ты вечно считаешь меня непроходимой дурой? Я давно уже догадалась, чем ты занимаешься! Ты тайно уничтожаешь мафиозные структуры! Ну или что-то в этом роде.

Нерадов расхохотался:

— То есть ты все-таки думаешь, детка, что я работаю на федеральную безопасность? Я ведь уже объяснил тебе, что это было обычным враньем. Чтобы тебя очаровать и заинтриговать.

— Да при чем тут федеральная безопасность! — отмахнулась Илона. — Ты и твои друзья действуете на собственный страх и риск, ведь так?

Толян посмотрел на нее как-то странно, вроде бы оценивающе, как будто прикидывал, за сколько ее можно продать, но Илона решила не зацикливаться на ерунде» Мало ли что ей покажется…

— Ну, милый, — заныла она, — мне надоело сидеть дома. Мне скучно, в конце концов! Мне надоело безделье! Я здоровая, крепкая женщина, я хочу активной жизни! В тот раз, ну, в том дворе, ты сказал: «Это просто приключение». Я хочу еще приключений, если тебе угодно называть это именно так!

Толян улыбнулся и осторожно сказал:

— Детка, но ведь тут есть определенный риск.

— Но ты-то сам рискуешь? — возразила Илона. — И что-то мне кажется, рискуешь довольно часто, а?

— Нет, не часто, — покачал головой Нерадов.. — Хотя иногда действительно приходится, ты угадала. Но мне бы не хотелось…

— Ну, Толик, ну пожалуйста! — принялась канючить Илона. — Ну хотя бы разочек!

— Ладно, — усмехнулся Толян. — Как-нибудь, при случае…

— Нет, не при случае, а поскорее!

— Я подумаю, — сказал Толян. — Но, обрати внимание, я тебе ничего не обещаю.

— Зануда! — рассердилась Илона. — Самый настоящий зануда! До чего же мне все это надоело!

Она демонстративно ушла в кухню и уселась там читать очередной дамский роман.

Какое-то время ни Толян, ни Илона не возвращались к ее участию в романтических благородных грабежах. Но в воскресенье, после обеда, приготовленного Илоной с особым вдохновением (луковый суп в горшочках, но не по-французски, а по-мексикански, на второе — баклажаны с рубленым мясом под соусом из брусники с хреном, на десерт — жареные дольки ананаса на кубинский манер и желе из мороженой ежевики), То-лик, выпив большую чашку кофе с коньяком, вдруг спросил:

— Детка, ты действительно хочешь мне помочь?

— В смысле? — не сразу поняла Илона. Но в следующую секунду до нее дошло, о чем он говорит, и она обрадовалась: — Конечно, милый! Мне так скучно! Мы никого не видим, ни с кем не общаемся… Я просто изнываю от скуки!

— И это — единственная причина, по которой тебя так тянет на приключения? — спросил Толян, подливая еще коньяку в остатки кофе. — Просто скучно, и все?

— Ой, нет, конечно! — возмутилась Илона. — Я хочу бороться с мафией!

— Да с чего ты взяла, что я борюсь с мафией? — сухо поинтересовался Толян.

— Ас кем же еще? — удивилась Илона. Ничего другого она придумать не могла, как ни старалась.

— Ну, неважно, — отмахнулся Толян. — Тогда у меня предложение: пойдем сегодня гулять, попозже. Только… Ну, я тебе потом скажу, как одеться. А пока мне нужно ненадолго уйти, ты не против?

— Если надо, — пожала плечами Илона, собирая со стола грязную посуду и складывая ее в обшарпанную мойку. Она всячески старалась сделать вид, что ей вообще все безразлично. — Ты надолго?

— Нет, на час-полтора, не больше.

Нерадов ушел, а Илона принялась мыть посуду. Но ее так взволновало сказанное Толяном, что она тут же разбила две тарелки. Звон и грохот разлетевшегося на черепки фарфора отчасти привели ее в чувство. Собрав осколки и домыв посуду, Илона ушла в комнату и принялась нервно шагать из угла в угол. Толян сказал, что нужно одеться как-то по-особенному… Ну конечно же маскировка, сразу догадалась она. Они выйдут из дома вечером, будет уже почти темно… Нужно надеть что-то такое, что не бросалось бы в глаза, в чем легко будет скрыться… Ниндзя! «Вот это да, — восторженно подумала Илона, — вот это здорово!» Наверное, они оденутся, как эти таинственные убийцы ниндзя, о которых она так много читала, которых видела в десятках видеофильмов: черное обтягивающее трико, неслышно ступающие резиновые туфли, маски… Ой, как это интересно! К тому же черное ей к лицу.

Илона бросилась к шкафу и принялась торопливо рыться в грудах висящей и лежащей одежды. Что у нее есть подходящего? Черт побери, да у нее же нет ни одного спортивного костюма — ни черного, ни зеленого, ни какого-нибудь еще! Сбегать купить, пока Толяна нет?

Решено — сделано. Илона стремительно переоделась и помчалась в ближайший магазин, «где можно было купить что-нибудь спортивное. Бурей ворвавшись в торговый зал, она потребовала абсолютно черный костюм. Растерявшийся от ее напора молодой продавец объяснил, что чисто черных нет, на каждом костюме обязательно имеется какая-нибудь цветная отделка. Илона стояла на своем, и в конце концов парнишка вспомнил, что в кладовой, кажется, завалялись хлопчатобумажные тренировочные штаны из Белоруссии.

— Тащи! — приказала Илона. — Черт подери, что за сраный магазинишко! Простых вещей нет!

Через несколько минут перед ней лежали страшненькие черные штаны, созданные белорусскими умельцами швейно-трикотажного дела, мешковатые, с неровными швами. Поморщившись, Илона все же решила:

— Сойдет! А верхняя часть?

Верхнюю часть ей нашли более приличную — греческого пошива, но на размер больше, чем требовалось. «Ну, так даже лучше, — подумала Илона, — движения сковывать не будет». Добавив к этому кроссовки «Рибок» корейского производства и лыжную шапочку (к сожалению, черной не нашлось, но Илона согласилась и на темно-синюю), Илона расплатилась и побежала домой. Поднимаясь на третий этаж с объемистым пакетом в руках, Илона почувствовала, что основательно запыхалась. «Вот она, домашняя сидячая жизнь, — подумала Илона. — Сижу, курю! А надо гулять, бегать трусцой по утрам, вообще тренироваться! Иначе Толяну пользы от меня никакой не будет».

Толян уже вернулся и встретил ее в прихожей с изумленным видом.

— Чего это ты накупила? — спросил он.

— Сейчас увидишь! — гордо ответила Илона и потащила пакет в комнату.

Оценив ее приобретения по достоинству, Толян тем не менее сказал:

— Отлично, детка, мысль у тебя работает в правильном направлении. Но сегодня нам все это не понадобится. Ну разве что кроссовки.

— А что нам понадобится? — спросила Илона. В эту минуту она чувствовала себя маленькой девочкой, которую пригласил на прогулку старший брат, осчастливив тем самым до невозможности. Она сгорала от любопытства и нетерпения.

— Так… надо подумать, — пробормотал Толян, подходя к одному из гигантских шкафов и распахивая его тяжелые дверцы. — Надо подумать…

Он выгреб прямо на пол все то, что было свалено под висящими на плечиках костюмами и платьями Илоны, и принялся перебирать вещи, бормоча:

— Нет, это слишком… не годится… А это что такое? Нет, не пойдет…

Наконец он с торжествующим видом протянул Илоне короткую темно-серую юбку джерси с оборвавшейся атласной подкладкой. Подкладка свисала с одного бока на добрых тридцать сантиметров, и Илона в ужасе отшатнулась:

— с ума сошел! Ты хочешь, чтобы я занялась починкой вот этого? Я вообще не понимаю, как этот хлам здесь очутился! Давно надо было выбросить!

— Нет, детка, ты ее не выбросишь, — строго сказал Толян. — И чинить ничего не надо. Надевай как есть.

— Зачем? Ты хочешь, чтобы я выглядела чучелом? — Да, — кивнул Толян. — Ты должна выглядеть как чучело. И я буду выглядеть так же. Поверь, детка, я знаю, что делаю. Тебе еще понадобятся плотные колготки, но их нужно будет порвать, чтобы дырки были хорошо заметны. И курточка в том же духе.

— Дырки-то зачем? — возмутилась Илона. — Кто их ночью разглядит?

— А мы под фонарем встанем, где посветлее, — рассмеялся Толян. — Давай наряжайся! И волосы свои роскошные прикрой, повяжи какой-нибудь платок пострашнее.

Глава 9

Из дома они вышли крадучись, чтобы не попасться на глаза соседям. Илона тихонько хихикнула, представив, что подумал бы любой из жильцов, увидев их на лестнице. Они с Толяном выглядели самыми настоящими бомжами, полжизни проведшими в подвалах, только специфического запаха не хватало. Илона — в старой юбке со свисающей оборванной подкладкой, в серой куртке, на которую Толян старательно насажал жирных пятен, в рваных шерстяных колготках… Только кроссовки были новехонькие, но и их Толян замаскировал «под старину», измазав сажей, добытой из старого газового водогрея. На голове Илоны красовался повязанный по-бабьи черный, в розах, платок, найденный в бабушкиных запасах. Сам же Нерадов принарядился в древнюю фетровую шляпу с обвисшими полями, рваную ярко-желтую ветровку и дешевые черные джинсы. Но конечно же Илона заметила, что кроссовки Толян надел отличные, удобные, хотя и грязные снаружи донельзя. Еще он прихватил чем-то набитую небольшую спортивную сумку на длинном ремне.

Они не спеша зашагали по проспекту Римского-Корсакова, потом свернули в Дровяной переулок, и там Толян вдруг подошел к серому «вольво», стоявшему у тротуара, спокойно открыл дверцу и сел на водительское место, на ходу бросив Илоне:

— Забирайся, поехали.

Илона села в машину, от изумления потеряв дар речи. Наконец, опомнившись, она открыла рот, собираясь спросить, чья это машина, но Толян пресек ее попытку, коротко бросив:

— Помолчи.

Илона стала смотреть в окно, однако уже слишком стемнело и она не узнавала улиц, по которым они ехали. Она вообще никогда не обращала слишком большого внимания на такие несущественные мелочи, как дома, памятники, ограды… Ей это было неинтересно. Витрины магазинов — это совсем другое дело, там есть на что посмотреть и над чем подумать. Но вот машина въехала на мост, и Илона сообразила, что они направляются на Петроградскую сторону.

Толян зарулил во двор огромного дома, где стояло несколько машин, и, развернув «вольво», поставил его прямо перед въездной аркой. Илона подумала, что вообще-то так делать нельзя, он же перегородил дорогу жильцам… Но Толян уже вышел и нетерпеливо махнул ей рукой: поторапливайся!

Из двора они выбрались через проходной подъезд, очутившись на удивительно красивой набережной узкой речки. Вроде бы это была Карповка, но Илона не стала бы этого утверждать. Петроградскую сторону она почти не знала (и не только ее). То есть она бывала, конечно, в этом районе, но всегда с какой-нибудь шумной компанией, направляясь то в ресторан, то к кому-нибудь в гости, и ей бы в голову не пришло просто бродить здесь по улицам и набережным, а уж тем более забираться в проходные дворы. Ей это было просто ни к чему?

Немного пройдя по набережной, они с Толяном очутились перед огромным серым зданием и, нырнув в очередную арку, вошли в просторный мощеный двор, в центре которого росло несколько высоких старых деревьев; под деревьями красовался аккуратно подстриженный газон, окруженный низенькой ажурной оградой, и все это великолепие освещали два фонаря под старину на витых чугунных столбиках, установленных в самой глубине дворового пространства. Илона сразу же обратила внимание на то, что часть окон на верхних этажах (и с наружного фасада, и со двора) Сверкала белыми пластиковыми рамами. Значит, не бедные люди живут в этих квартирах. Такие окошки стоят кучу денег.

В ближайшем к арке, самом темном углу двора притулился маленький мусорный контейнер — новенький, сверкающий коричневой краской. Илона ужаснулась. Она только в этот момент поняла, что задумал Толян. Они не просто так вырядились под бомжей. Им и в самом деле предстояло рыться в мусоре, как голодным пьяным бродягам! Черт бы его побрал, идиотского «принца», хоть бы предупредил, она бы резиновые перчатки надела! И нос ватой заткнула! Там же воняет!

— Вперед, боевая подруга! — весело сказал Толян. — Пора приниматься за активный поиск приключений.

— Ты что это имеешь в виду? — подозрительно спросила Илона. — Это ты про мусор?

— Мусор — всего лишь маскировка, и ты сама прекрасно это понимаешь, — Толян. — вот скоро приедет один симпатяга на шестисотом «мерсе», и ты уж постарайся на секундочку привлечь его внимание.

Илоне вдруг стало по-настоящему страшно. Симпатяга может ведь и почуять, что бомжи не настоящие, а кроме того, он может оказаться и не один…

— Он будет один, — как будто прочитал ее мысли Нерадов. — У него в этом доме особый интерес. Нежные чувства.

— И как я должна это сделать? — язвительно поинтересовалась Илона. — Или ты всерьез думаешь, что мужик с «мерседесом» обратит внимание на помойную побирушку? Мне что, юбку задрать, показать ему ножку в рваных толстых колготках?

— Он скорее всего будет с букетом цветов, — сказал Толян. — Вот и брось пару слов по этому поводу. Но говори так, будто ты пьяна в стельку.

— А если он без цветов явится?

— Говори что попало, лишь бы он на тебя посмотрел и чуть-чуть расслабился. Этого будет достаточно.

Толян поднял крышку мусорного контейнера и показал Илоне, с какой стороны ей встать. Сам он занял позицию напротив жены, причем предварительно наполовину расстегнул свою сумку, не снимая ее с плеча. Илона только теперь вспомнила о том, что обнаружила давным-давно в бабушкином комоде: о пистолете и обрезе. «Ох, только не это, — подумала она, — неужели тут стрельба начнется? А если у мужика тоже есть оружие и он пустит его в ход? Так ведь и убить могут сдуру! Надо будет сразу падать на землю и прятаться за мусорный контейнер, он все-таки железный…»

Но, несмотря на страх, ее охватило странное чувство радостного возбуждения. Кровь помчалась по венам с бешеной скоростью, щеки запылали, мысли кружились легко и весело, Илоне казалось, что сейчас она способна взлететь, как воздушный шарик, и повиснуть над темными кронами деревьев, оглядывая из поднебесья скучный мир, вдруг повернувшийся к ней совершенно неожиданной стороной. Ну же, ну… Где этот тип? Сейчас мы его! Получит по заслугам, чтоб не зарывался! Ну, где он?..

Наконец во двор бесшумно вкатил сверкающий автомобиль и, аккуратно объехав газон, остановился у ближайшего к помойке подъезда. Илона, до сих пор делавшая вид, будто что-то ищет в мусоре, выпрямилась и перехватила косой взгляд Толяна, повернувшегося к «мерседесу» спиной и запустившего руки в контейнер. Толян кивнул, и Илона, свесив голову набок и прищурив глаза, хрипло крикнула:

— Эй, красавчик, подари цветочек на память!

Крепкий парень лет двадцати семи восьми с виду, выскочивший из автомобиля с огромным букетом роз в руках, вздрогнул и оглянулся. Но, увидев всего лишь тетку неопределенного возраста, вынырнувшую из помойки, и ярко-желтую спину ее приятеля, усмехнулся и, захлопывая дверцу машины, сказал:

— Твои цветочки уже отцвели, красавица.

Он обошел машину и шагнул к подъезду, но в это мгновение на его пути встал Толян, одним прыжком преодолевший разделявшее их расстояние. Илона ничего не успела ни рассмотреть, ни понять — просто парень вдруг охнул и медленно опустился на гладкие булыжники, выронив роскошные розы, и они мягко легли рядом с ним, коротко прошуршав серебристой оберткой. Толян быстро наклонился, но что он делал — Илоне не было видно, желтая куртка загородила обзор. В следующую секунду Толян уже был около машины, открыл переднюю дверцу со стороны пассажира, что-то взял из «мерса», сунул в свою сумку и, схватив Илону за руку, бросился бежать.

Нет, Илона ничуть не жалела того крепкого, здорового парня. Наоборот, она злорадствовала, она веселилась. Получил, придурок? Получил! И по заслугам! И нисколько она не сочувствовала девушке, напрасно ждавшей своего приятеля. В конце концов, что с ним случилось? Отлежится — приползет, так даже интереснее, у подруги будет повод проявить свою нежную любовь и заботу, когда еще такой шанс выпадет? Но ей было жаль пропавшие розы. Вряд ли парень, очнувшись, станет их подбирать. Завянут на холодных голых булыжниках, а утром их поднимет полусонный злой дворник и бросит в тот самый мусорник, возле которого совсем недавно топтались Илона и Толян, старательно изображая из себя бомжей… Цветы-то чем провинились?

А они с Толяном теперь ехали домой, но уже в другой машине, и не Толян сидел за рулем, а молчаливый серьезный дядька в черной дорогой рубашке и черных же брюках… Илона попыталась рассмотреть его лицо в зеркальце заднего вида, но было слишком темно, да и дядька проявил столь откровенное недовольство ее попыткой, что Илона тут же отвернулась и прижалась носом к стеклу.

Все молчали. Толян закрыл глаза и вроде бы даже задремал. Илона бездумно следила взглядом за убегающими назад огнями — фары автомашин, уличные фонари, освещенные окна домов… А вот и Садовая. Скоро они с Толяном будут дома.

Серьезный дядька остановил машину довольно далеко от их улицы, на полпути между площадью Тургенева и площадью Репина. Толян подтолкнул Илону, приказывая ей выйти, и она послушно выбралась в прохладную ночь и сладко, с силой, потянулась, отойдя на шаг от машины. Ей одновременно хотелось и спать, и есть, и напиться, и завизжать… Ее переполняли противоречивые чувства, но главным из них все-таки был восторг от содеянного. В голове назойливо звучали слова давно слышанного разудалого романса:

Эх ты, жизнь, моя жизнь…

Сердцем к сердцу прижмись!

На тебе греха не будет,

А меня пусть люди судят,

Меня Бог простит…

Наконец-то она живет, прекратилось пустое существование, исчезла скука, ей весело! Бей проклятых буржуев!

Толян вышел из машины, захлопнув дверцу, и автомобиль тут же сорвался с места и исчез за ближайшим поворотом. Илона повернулась к Нерадову, ее глаза сияли.

— Толик, мне жаль те розы! — воскликнула она. — Они завянут!

Нерадов расхохотался.

— Ну ты даешь, подруга! — сквозь смех выговорил он. — А того типа тебе не жалко?

— Да ну его! — отмахнулась Илона. — Подумаешь, шишку на лбу заработал! Ему только на пользу.

Толян бросил на нее короткий взгляд, но ничего не сказал, а просто крепко взял под руку и повел домой. Илоне хотелось прыгать и петь, и Нерадов, понявший ее настроение, вдруг сказал:

— Вон там магазинчик «Двадцать четыре часа». Зайдем?

— Зайдем! — заорала Илона, сорвав с головы цветастый бабушкин платок и размахивая им, как флагом. — Зайдем! Но я хочу цветов! Найди мне цветы, сейчас же!

— Ладно, — согласно кивнул Толян. — Будут тебе цветы. Большая корзина. Самая большая.

Они зашли в магазин, и хмурый сонный продавец при виде Нерадова мгновенно взбодрился, совершенно не обратив внимания на странный наряд самого Толяна и его дамы. Илона с первого взгляда поняла, что Толяну не раз случалось бывать здесь. По каким поводам — не уточнять. Меньше знаешь — крепче спишь.

Толян коротко перечислил, что им нужно, распорядился, чтобы доставили на дом в течение получаса, и добавил:

— И еще — большую корзину белых роз и лилий. Не подведи.

Продавец молча кивнул, быстро пересчитал полученные деньги и взялся за телефон. Илона с Толяном пошли дальше.

— Как мне все это нравится! — воскликнула Илона. — Как мне нравится, что ты такой сильный и властный! Ты все можешь, ну абсолютно все! Ты — как король, и все люди — твои покорные подданные!

— Глупости, детка, — поумерил ее восторги Толян. — Я простой исполнитель. Идеи принадлежат другим.

— Исполнитель? — От удивления Илона даже остановилась, но Толян повлек ее дальше. — Ты — исполнитель?!

— А ты разве до сих пор не поняла? — насмешливо произнес Нерадов. — Ты что, не обратила внимания на те машины, которые нас с тобой ждали? Детка, любое серьезное дело требует хорошей организации! Но тебя это не должно волновать. Ты просто всегда рядом со мной, ты моя боевая подруга, так? Согласна?

— Согласна, — прошептала Илона, несколько разочарованная. Она бы предпочла видеть Толяна в роли руководителя, мозгового центра, идейного наставника и вдохновителя тайных акций, направленных на очистку мира от грязи и подлости… Ну, неважно. Она еще подумает об этом. Потом.

Они подошли к своему подъезду как раз в тот момент, когда к нему же подрулил новенький «пикап». Шофер тоже знал Толяна, так что, выскочив из кабины, спросил:

— Нести? Или подождать чуток?

— А цветы? — вместо ответа спросил Нерадов. — Привез, — кивнул шофер. — Ну, через пять минут тащи все сразу. Илона улыбнулась. Какой он умница, этот Толян! Конечно, все должно быть сделано по правилам. Цветы и все прочее должны доставить, когда хозяева уже войдут в квартиру. Нельзя совать даме корзину роз вот так, в ночной тьме, перед подъездом, чтобы она потом сама тащила цветы наверх… Ах, какой он умница! Как она счастлива!..

Они веселились до утра, поскольку Нёрадов заявил, что завтра у него дополнительный выходной. Но от ответа на вопросы Илоны о его ежедневных занятиях, о его так называемой службе уходил весьма ловко, отшучивался, лез целоваться… В конце концов Илоне в очередной раз надоело добиваться правды, тем более что не очень-то ее эта самая правда жизни интересовала. К тому же Толян жестом фокусника выбросил на постель ровнехонько шесть тысяч долларов сотенными купюрами, и Илона завизжала от восторга.

— Это наш с тобой сегодняшний заработок, — усмехнулся Толян, глядя на разрумянившуюся жену. — Нравится?

— Еще как! — пропищала уже основательно набравшаяся Илона. — А главное — все прошло тихо и спокойно! Я вообще-то боялась, что там стрельба начнется.

— Зачем? — удивился Толян. — Стрельба — это последняя глупость в делах подобного рода. Разбудили бы весь дом, кто-нибудь мог сгоряча и милицию вызвать, к чему все это?

— Ой… — вдруг спохватилась Илона. — Толик, миленький, а если там все-таки кто-то не спал? Вдруг нас видели?

— Ну и что? — пожал плечами Нерадов, протягивая Илоне очередной фужер с шампанским. — Что, собственно, они могли увидеть в темном дворе? Твой цветастый платок. Мою шляпу. Желтую куртку. Вот и все.

И в самом деле, вспомнила Илона, она ведь не раз читала об этом… Если некое событие происходит слишком быстро, люди со стороны замечают только какую-нибудь бросающуюся в глаза деталь, и все. Конечно же Толян именно поэтому надел такую яркую, заметную куртку. Преступники часто прибегают…

Преступники… Снова всплыло в сознании это проклятое слово. Не благородные борцы за справедливость, не Робин Гуды, не защитники обездоленных, нет. Обычные преступники. «Черт побери, — сердито подумала Илона, — я совсем не хочу быть преступницей! Я просто хочу каждый день пить шампанское и есть копченую семгу и черную икру. Кататься на удобных и надежных дорогих машинах. Отдыхать на Кипре. Бродить по Парижу. Любоваться свежими розами. Что тут плохого? Все этого хотят!»

Она выпила еще немножко шампанского, потом еще немножко… И снова забыла обо всем, что время от времени тревожило ее, что изредка (но только изредка) беспокоило ее совесть…

Глава 10

Теперь они с Толяном ходили по вечерам в разные рестораны, а в воскресенье катались на маленькой яхте, нанятой им. И снова они были только вдвоем. Матросы, естественно, не в счет. День выдался на удивление теплый, хотя, конечно, в сентябре такое случается, и нередко. Илона загорала на палубе, пила то коньяк, то шампанское, то виски, потом вдруг ей захотелось «матросского рома», и Толян тут же доставил откуда-то огромную бутыль, литровую, полную чудовищно крепкого напитка… Потом Илона заснула, а проснувшись, вспомнила о своем горьком одиночестве и впала в слезливое настроение.

— Толик, солнышко, ну почему ты меня не знакомишь со своими друзьями? — вдруг заныла она. — Почему? У них жены есть, подруги, я могла бы с ними общаться…

— Детка, солнце уже низко, оденься-ка поскорей, — вместо ответа сказал Нерадов. — Мы идем к берегу. Пора домой.

— Ты опять не отвечаешь! — капризно сказала Илона. — Ты вечно не отвечаешь на мои вопросы, тебе наплевать на меня, на мои просьбы, на мои потребности! Ты меня не любишь!

— Я тебя очень люблю, детка, — сказал Нерадов мягким голосом, но его серые, довольно широко расставленные глаза оставались при этом холодными и равнодушными, и это вдруг испугало Илону до такой степени, что она даже слегка протрезвела. — Я тебя очень люблю, но давай договоримся раз и навсегда: я познакомлю тебя со своими друзьями лишь тогда, когда придет для этого время. Надеюсь, что это случится довольно скоро. Но не сегодня. И не завтра. Поверь, я поступаю так только ради твоей же безопасности. Одевайся.

Она натянула джинсы и пуловер, надела носки, кроссовки. И в самом деле становилось прохладно, с залива задул довольно сильный ветер, яхта неслась по волнам к быстро приближавшемуся берегу… А Илона почему-то вспомнила детство. Как-то раз, когда ей было лет семь или восемь, отец взял ее с собой на охоту, он всю жизнь был заядлым охотником, у него была целая коллекция дорогих ружей, после его смерти куда-то пропавшая.. . То ли это был август, то ли июль, она не помнила и не знала, куда они ездили, где находились те озера… Ей запомнилось только одно: она сидит рядом с отцом в надувной резиновой лодке, затаившейся в высоких густых камышах, и большой алюминиевой кружкой ловит рыбу. Конечно, это была не настоящая рыба, это была какая-то самая мелкая мелочь, живущая в камышах, но Илоне было интересно наблюдать, как бесстрашные серебристые мальки сами заплывают в кружку. Наверное, они принимали алюминиевую посудину за вдруг открывшуюся им подводную пещеру… Илона вычерпывала мальков, рассматривала, а потом снова опускала кружку в воду, и они испуганно уплывали. Но в кружку тут же забирались другие рыбки…

Глупые, глупые серебристые мальки, умирающие от любопытства. Им хотелось чего-то новенького, необычного…

Глава 11

Потом было еще несколько «приключений», а на Новый год Илона с Толяном уехали в Финляндию и целую неделю жили в маленьком уютном доме, стоявшем на берегу изумительно красивого замерзшего озера, и Илона любовалась на сосны, чьи стволы на закате горели янтарем, и наслаждалась тишиной, хотя, конечно, тишины ей и дома хватало, — но здесь все было как-то по-другому, тишина звучала совсем иначе… И все было бы прекрасно, если бы Илону не мучили боли в спине, из-за которых она не могла кататься на лыжах. Толян много раз советовал ей пойти к врачу, но Илона врачей боялась панически. Она была твердо убеждена: врачи существуют лишь для того, чтобы сообщать людям о наличии у них смертельных, неизлечимых болезней. Лучше грелку положить на поясницу.

А потом они вернулись в Питер, и снова начались «приключения». Конечно, не каждый день Илона с Толяном охотились за беспечными богатеями, и не на каждую вылазку «благородный рыцарь» Толян брал с собой свою прекрасную даму, но все же в целом Илоне впечатлений хватало. Ей нравилось переодеваться, превращаясь то в бомжиху, то в уличную девку, то в скромную цветочницу, то в студентку, заблудившуюся в незнакомом районе… Но она по-прежнему страдала от одиночества. И когда Толяна не было дома (а он все так же уходил с утра на «службу», возвращаясь когда в четыре, а когда и в восемь вечера), Илона читала дамские романы, завидуя чужой жизни, и изредка принималась рассматривать грязные фарфоровые фигурки, загромождавшие бабушкин комод. В конце концов она не выдержала. Дождавшись, когда Нерадов отправится в очередную «командировку», Илона взяла из горки одну из давным-давно отмытых ею фигурок, аккуратно завернула ее в мягкую льняную салфетку и поехала в центр, на Невский. Она не стала соваться в блистающие витринами большие магазины антиквариата, вроде знаменитых «Трех ступенек», она зашла во двор неподалеку от Московского вокзала, где скромно притаился магазинчик совсем другого масштаба. В небольшом, чуть темноватом зале громоздились стеклянные витрины, заполненные всяческой древней чепуховиной, на стенах не было ни единого свободного квадрата — все было увешано потемневшими картинами в слегка ободранных тусклых багетах, а под ними высились чугунные, медные и бронзовые конструкции, которые Илона сначала приняла за подставки для цветов, но оказалось, что это такие большие подсвечники. Мимоходом подумав, что таким подсвечником недолго и пол проломить, особенно в нынешних новостройках, Илона подошла к милой девушке за прилавком. До появления Илоны продавщица спокойно читала книгу, но теперь встала, отложив растрепанный томик, и вежливо произнесла:

— Добрый день. Чем могу быть вам полезна?

— Я… — Илона заранее решила, что будет разыгрывать полную простушку. Она прикинула, что с дурочкой особо церемониться не станут и оценят фарфор по минимуму, как и предрекал Нерадов. А уж она сама после сделает выводы. — У меня бабушкина фарфоровая статуэтка, я вот хотела узнать: может, она дорого стоит?

— Покажите, пожалуйста, — попросила продавщица.

Илона сняла с плеча большую старую сумку на длинном ремне, водрузила ее на прилавок и долго копошилась в ней, разворачивая фигурку. Потом торжественно выставила на прилавок очаровательную фарфоровую девочку с букетом полевых цветов в руках. Девочка была толстощекой и румяной, ее голубые глаза таращились на мир удивленно и радостно, золотые кудри рассыпались по пухленьким плечам, подол длинного платья со множеством оборок приподняло ветром, и из-под кружев нижней юбочки выглянула смешная детская ножка, обутая в башмачок с большим красным бантом. Илона только теперь поняла, как хороша статуэтка, она словно впервые увидела ее. Девочка, казалось, вот-вот засмеется…

Продавщица осторожно взяла фигурку и, перевернув, посмотрела на клеймо. Глаза девушки чуть-чуть расширились, и, конечно же, это не ускользнуло от внимания Илоны, хотя она и продолжала делать глупое лицо.

— Одну минутку, — тихо сказала продавщица и, поставив девочку на толстое стекло прилавка, куда-то ушла.

Илона оглянулась. Оказывается, в зале есть охранник! Надо же, а она и не заметила его, когда вошла. А может, он где-то прятался? Или так слился с обстановкой, что казался ее частью?

Продавщица вернулась и сказала:

— Пойдемте со мной.

; Илона взяла фарфоровую милашку и пошла следом за продавщицей. Они вышли из зала и свернули налево, в! узкий коридорчик, тоже заставленный всякой ерундой так, что едва оставался небольшой проход. Проход привел к двери крохотного кабинета, где за скромным письменным столом сидела очень красивая блондинка лет тридцати пяти на вид. Она улыбнулась Илоне и жестом пригласила ее сесть на мягкий стул с резной спинкой, предназначенный для посетителей.

— Показывайте, что у вас, — предложила блондинка. Илона поставила девочку на стол.

Блондинка протянула к фигурке руку, но не сразу прикоснулась к блестящему гладкому фарфору, а задумчиво шевельнула пальцами над головой девочки с букетом, словно опасаясь чего-то. Потом взяла фигурку и точно так же, как продавщица, перевернула ее, чтобы посмотреть на клеймо. Держа девочку в руке, блондинка подняла взгляд на Илону. Синие глаза женщины приобрели непонятное Илоне выражение.

— Вы хотите ее продать или только оценить? — спросила блондинка.

Илона растерялась.

— Я… я не знаю, — пробормотала она. — Наверное, оценить. Пожалуй, да. А может, и продать. А сколько она стоит?

— Ну, вообще-то немало, — неторопливо проговорила блондинка. — Но окончательная цена будет зависеть от того, поставите вы эту вещь на комиссию или пожелаете получить деньги сразу. Если на комиссию, можно оценить подороже, но тогда она может простоять довольно долго. Впрочем, кто знает… — пожала она плечами. — Могут и сразу купить. Вещь хорошая.

— А… ну, понимаете, я совсем в этом не разбираюсь, — неловко сказала Илона. — Это какая-то ценная марка, да?

— Это изделие Императорского фарфорового завода, — вежливо пояснила блондинка. — Данная фигурка была выпущена в очень небольшом количестве экземпляров, сохранились считанные единицы, тем более в таком отличном состоянии, на ней нет никаких повреждений.

— Ага, — кивнула Илона, — но сколько она может стоить все-таки?

Поскольку Илона действительно ничего не понимала в подобных вещах, она решила, что такая маленькая штучка может стоить… ну, пятьсот рублей. Пусть даже тысячу. Пусть даже две тысячи рублей. Но на этот раз воображение подвело Илону.

— Если на комиссию, : — осторожно сказала синеглазая красавица, — можно поставить восемьсот долларов.

Илона вовремя прикусила язык и только поэтому не заорала во все горло: «Сколько?!!» Немного помолчав, она робко улыбнулась и сказала:

— Озадачили вы меня. Я и не думала, что она такая дорогая. Похоже, вправду подумать надо. И с мужем посоветоваться.

Выйдя на Невский, Илона зашагала к Садовой, придерживая болтавшуюся на боку сумку, чтобы уберечь ее от случайных столкновений со встречными. Ну и ну, думала она, выходит, Толян мне просто-напросто мозги пудрил? Говорил, что не завести свое дело на деньги, вырученные от продажи фарфора. Ха! А может, он и сам не слишком в этом разбирается? Да, пожалуй… Он ведь говорил, что хочет показать фигурки специалисту… Забыл, наверное. Да если за каждую из тех кукол, что торчат без дела на комоде, дадут хотя бы по пятьсот баксов… Ой, это же сумасшедшие деньги! Кукол-то там не меньше полусотни, а то и побольше наберется! Неужели этого не хватит на оборудование для кафе? Интересно, сколько оно может стоить?

Илона вновь унеслась в мечтах к собственному кафе… нет, маленькому ресторану с изысканной кухней, Такому, в котором столики заказывают как минимум за месяц, где порция самого скромного салата будет стоить не меньше тридцати долларов… нет, пятидесяти. А порция французского сыра — зеленых, не меньше. Ну конечно, это будут действительно дорогие деликатесные сорта, но никаких «Эпуас Шабли» или «Лангр Пэнье»… Илона хихикнула. Ее как-то пытались угощать этими сырами в одной из артистических компаний. Этот самый «эпуас-папуас» вонял просто-напросто натуральным навозом, а от «Лангра» несло и того хуже — старыми носками… В гробу она видала такие изыски! И без них хорошо… Да она сумеет составить такие меню, что самые утонченные гурманы ахнут от изумления… И вот она уже снова едет в роскошном белом лимузине, и почтительный шофер в форменной фуражке, в куртке с блестящими пуговицами распахивает перед ней дверцу…

Илона внезапно остановилась, ушибленная новой мыслью.

Статуэтки затанцевали перед ее глазами, закружились в хороводе, запрыгали с места на место… как на старом бабушкином комоде. Они ведь менялись там: одни исчезали, другие возникали из небытия, чтобы снова в него кануть… Лишь те, которые Илона собственноручно отмыла и поставила в горку, пребывали в неподвижности. Их Нерадов почему-то не трогал. Может быть, рассчитывал, что Илона ничего не заметит? Ну, в общем-то он не ошибался в своих расчетах. Илона была слишком рассеянна и слишком поглощена собственными мечтаниями… Однако заметила же! И тут же забыла.

Остановив маршрутку, шедшую к площади Репина, Илона поехала домой.

Когда, крепко прижимая к себе сумку с фарфоровой девочкой, она вошла в квартиру, то обнаружила, что Толян уже вернулся. Он вышел ей навстречу в прихожую, улыбающийся, явно довольный жизнью.

— Привет, детка! — Он наклонился и поцеловал ее в щеку. — Что это ты так вцепилась в сумку? Купила что-нибудь необыкновенное?

— Нет… не купила, — растерянно пробормотала Илона, проходя в комнату. — Нет… Толик, я ездила в антикварный магазин, показала одну фигурку…

— Что?! — вскрикнул Толян, изменившись в лице. — Какую фигурку?!

Он резким движением вырвал из рук Илоны сумку и дернул замочек «молнии». В следующее мгновение девочка с букетом полевых цветов уже была в его руке, и при виде ее Толян вздохнул с явным облегчением. Илона следила за Нерадовым со все возрастающим недоумением. Из-за чего это он так перепугался? Из-за того, что фигурка безумно дорого стоит, подумал, что Илона могла ее разбить по дороге? Да, наверное, в этом причина. Но она ведь не идиотка, почему бы она вдруг расколотила девочку? Впрочем, от случайностей «никто в этом мире не застрахован. На нее мог налететь какой-нибудь пьяный дурак или мальчишка на роликовых коньках, да мало ли что могло случиться! Споткнулась бы — и пропали денежки! Конечно, если бы Илона хоть отчасти догадывалась о стоимости малышки, она ни за что не потащилась бы с ней в такую даль. Вообще не стала бы к ней прикасаться. На всякий случай.

— Толик, я ведь не думала, что она такая дорогая, — виноватым голосом произнесла Илона. — Мне сказали, что за нее могут дать восемьсот… Нет, это в продажу. Ну, около пятисот долларов. Извини, ну честное слово, мне и в голову не приходило! Я больше ни до одной из этих штуковин вообще не дотронусь, обещаю!

— Это самые разумные слова, какие я только слышал от тебя за все время нашего знакомства, — улыбнулся уже успокоившийся Толян. — Ладно, забудем. Но тебе повезло, ты наткнулась на честного антиквара.

— Это была женщина, — Илона. — красивая блондинка с синими глазами. Просто чудо, как хороша!

— Блондинка с синими глазами? — задумчиво повторил Толян. — А где этот магазин?

Илона назвала адрес. Толян немного подумал и решил, что с этой дамой никогда не встречался. Они немножко поговорили о том, что надо бы в конце концов заняться бабушкиными сокровищами, а потом Илона занялась ужином (жареная телятина под майонезом, салат с маринованными осьминогами, пирог с виноградом). Они пили шампанское и виски, вперемешку с примитивной русской водкой, и Илона снова забыла обо всем.

Глава 12

И вот настала ночь еще одного необычного «приключения», случайного, как тогда решила Илона… Лишь гораздо позднее она поняла, что и это событие было заранее спланировано и организовано. Но Нерадов на этот раз и словом не обмолвился о том, что они отправляются «работать».

Утром, уходя на «службу», Толян предупредил Илону:

— Я хочу сегодня пригласить тебя в один совершенно особенный ресторанчик. Он недавно открылся, но о нем уже такие слухи ходят! Кухня, говорят, выше всяческих похвал и вообще за пределами разумения. Я заказал для нас столик. И, кстати, там есть то, что ты давно хотела увидеть, — стриптиз.

— Ой! — пискнула Илона. — Как здорово! Наконец-то! Мне уже надоело, что ты со мной как с ребенком обращаешься! Все ходят на стриптиз, а мне нельзя!

— Это кто такие «все»? — строго спросил Нерадов. — Ты завела знакомых, которые с утра до ночи любуются стриптизом? А от меня скрываешь?

— Нет, конечно, — засмеялась Илона. — Никого я не завела. Но я же смотрю телевизор! И книги читаю как-никак.

— Ну, как или никак, а сегодня тебя ждет незабываемое зрелище, — торжественно возвестил Толян. — Там не только женский стрип, но и мужской тоже!

Илона задохнулась от восторга, а Толян, подмигнув ей, ушел.

Днем Илона съездила в парикмахерскую, сделала роскошную прическу и маникюр. И вот они отправились в ресторан. Илона надела темно-синее шифоновое платье, длинное, почти до пола, и к нему — бархатные синие туфельки, совсем недавно специально заказанные для нее Толяном. Она очень обрадовалась возможности покрасоваться в обновке. Украшения выбрал для нее сам Нерадов, предложив колье с бриллиантами и розовым жемчугом и такой же браслет и серьги. На правой руке Илоны сверкало одно-единственное бриллиантовое кольцо — обручальное, на средний палец левой она надела перстень с небольшим рубином из мастерской Ананова, тоже подарок Нерадова. Туалет дополняла маленькая бархатная сумочка, расшитая золотом.

Усевшись в ожидавшее их во дворе такси, Толян наклонился к шоферу и что-то шепнул ему на ухо. Машина тронулась с места, и Илона спросила:

— Куда мы едем?

— Секрет, — благодушно усмехнулся Толян. — Сама увидишь.

Насчет «увидишь» он, конечно же, пошутил. Было уже темно, а такси явно направлялось в один из пригородов. Илона же, унесшись воображением к предстоящему, не слишком обращала внимание на сиюминутное, так что маршрут следования не отложился в ее сознании. Да еще Толян, как нарочно, отвлекал ее шутками-прибаутками. В общем, когда такси остановилось перед окруженным высокими деревьями зданием, на которое падал свет скрытых от глаз прожекторов, Илона не имела ни малейшего представления, куда это они забрались. Да ее это и не особенно заботило, как прочие мелочи скучной реальности, не приукрашенной фантазией.

Наконец начался волшебный, вечер со стриптизом. Илона забывала о еде и питье, глядя на изумительные тела стриптизерок и, само собой, представляя себя на их месте, а уж когда на низкую эстраду вышли два молодых красавца, блондин и брюнет, и начали некий экзотический, эротический и в то же время весьма спортивный танец, Илона просто разинула рот и замерла, не сводя с парней глаз. И совсем не замечала, что вместо шампанского пьет минеральную воду, которую подливал в ее фужер Толян. И тем более она не заметила, как Нерадов подсыпал в ее напиток крошечную щепотку какого-то кристаллического порошка. Просто ей стало очень хорошо, все вокруг чуть-чуть расплывалось, но при этом голова ничуть не кружилась, хотелось петь, кричать, танцевать, размахивать руками…

Илона готова была обнять весь свет… а потом вдруг голые красавцы показались ей омерзительными и почему-то захотелось кого-нибудь поколотить. И именно в этот момент Толян сказал:

— Детка, нам предстоит некое интересное дельце… Ты не против, если мы уйдем отсюда?

Парни в золотых плавках продолжали свои акробатические этюды, музыка вплывала в уши пьяных посетителей, официанты нежным шепотом предлагали новые напитки и блюда…

— К черту! — прошипела Илона. — К черту все! Уроды! Гомики! Морду бы им набить!

— Умница, оценила по достоинству, — одобрил ее Толян. — Идем.

Он чуть заметно шевельнул пальцами, подзывая официанта, и тот мгновенно материализовался рядом с их столиком.

— Счет, быстро, — коротко потребовал Толян. Счет был подан через минуту. Но за эту минуту Илона дошла до полного озверения. Ей уже не сиделось на месте. Она хотела на волю, в пампасы, охотиться на львов и жирафов. Причем жирафы были даже предпочтительнее, с каким-то сладострастием она представила, как свернула бы длинную пятнистую шею и завязала ее узлом…

Толян, крепко подхватив Илону под руку, вывел ее из ресторана и усадил в машину. Конечно же Илона была уверена, что это — такси. Они помчались куда-то по темному шоссе… Но вдруг мотор автомобиля словно подавился, закашлял, зафыркал и — заглох. Водитель молча вышел наружу и, подняв капот, склонился над ним. Нерадов сказал:

— Боюсь, это надолго. Давай кого-нибудь тормознем, а?

— Да! — нервно выкрикнула Илона. — Да! Какого черта сидеть тут, ждать невесть чего?

Она стремительно выскочила из машины, едва не сломав при этом высокий тонкий каблук бархатной туфельки, и выбежала на шоссе. Но дорога была пустынна.

— Где эти чертовы машины? — закричала Илона. — Куда они все провалились?

— Поздно уже, детка, — объяснил Толян. — Ну, не волнуйся так, кто-нибудь обязательно проедет.

Наконец вдали вспыхнули огоньки фар. Они быстро приближались, и Толян едва успел оттащить Илону в сторону — она лезла прямиком под колеса. Темная большая машина мягко притормозила, Толян подошел к ней, обменялся с водителем парой слов, и автомобиль умчался в темноту.

— В чем дело? — окончательно разозлилась Илона, испытывая сильное желание запустить вслед машине сумочку. — Почему он нас не взял?

— Он в другую сторону едет, — объяснил Нерадов. — Свернет на боковую дорогу. А нам нужно прямо, в город.

Вскоре появилась другая машина, и Илона снова изо всех сил замахала руками. Снова мягкий шорох резины, Толян наклоняется к окошку — и вдруг раздается выстрел. То есть Илона далеко не сразу поймет, что это именно выстрел. Просто что-то грохнуло, как будто лопнуло колесо, и в ту же секунду она заметила, что водитель такси вынырнул из-под приподнятого капота и подбежал к остановившейся рядом с ними машине. В руках у него что-то было, какой-то инструмент… Да нет же, не инструмент, а пистолет, и из этого пистолета водитель выстрелил в человека, сидевшего в той машине рядом с водителем. Илона широко раскрыла глаза и шагнула вперед, как будто ее потащили на веревке. Ей не было страшно, ей было просто интересно… Толян и водитель такси одновременно рванули на себя дверцы чужой машины, и Илона увидела, как с ее стороны медленно повалился на асфальт человек в темном костюме. Она подошла еще ближе…

Из-под головы человека растекалась по дороге густая лужа чего-то черного. Илона наклонилась и протянула руку, чтобы потрогать это черное, выяснить, что это такое, но тут же пальцы Толяна крепко ухватили ее за запястье и рванули к такси.

— Куда лезешь, дура? — прошипел Толян. — Поехали!

Илона смертельно обиделась. Нерадов никогда прежде не ругал ее подобными словами, и ей это показалось совершенно невыносимым. Упав на заднее сиденье такси, она захлюпала носом и тихонько заскулила. Но Толян почему-то не обратил ни малейшего внимания на ее горькую обиду, такси, оказавшееся уже абсолютно исправным, рванулось с места, и вдруг стекло за спиной Илоны разлетелось вдребезги, осыпав ее колючими осколками. Илона завизжала и упала на сиденье, но там тоже оказалось полным-полно мелких кусочков стекла, противных, скользких, холодных, и это вызвало у нее такой взрыв горя, что она разрыдалась и сползла на пол, втиснувшись в щель между передним и задним сиденьем и совсем не думая о том, что испортит дорогое платье. Туфли свалились с ее ног, и она отчетливо слышала, как лопнули жутко дорогие тонкие колготки. «Наплевать, — гневно думала Илона, — наплевать на все, как он смел обозвать меня дурой! И вообще, что за безобразия вокруг творятся, такси ломаются, стекла вылетают, и куда это вообще он мчится, как бешеный, этот таксист, он что, в аварию попасть захотел?»

Над ее головой что-то оглушительно треснуло, салон машины наполнился отвратительным кислым дымом, от которого Илоне захотелось чихнуть и разразиться истерикой. Потом раздался вообще неописуемый грохот, как будто какой-то чокнутый ударник лупил очередями в самый большой барабан… Очередями!

Илона опомнилась. Очередями! Это же выстрелы, черт побери, по их машине стреляют! Какая же сволочь вздумала стрелять среди ночи по обыкновенному такси, они что там, совсем с ума посходили, отморозки хреновы?.. «Эй, да ты и в самом деле круглая дура», — сообщила она себе, хотя сознание продолжало работать как-то вяло, лениво, мысли тянулись, как прилипшая к пальцам жевательная резинка… И постепенно Илону охватил страх.

За ними кто-то гонится! И стреляет!

Таксист убил того человека, поняла она наконец. Черная лужа была кровью, вытекавшей из головы убитого. А Толян подошел к остановленной ею машине с другой стороны. И что он сделал? Неужели тоже… Нет, не может быть. А почему не может? Если убили одного, логично было бы убить и другого. Чтобы не оставлять свидетелей. Свидетели опасны… Но ведь и она тоже свидетель. И ее убьют? Илона почувствовала, как по спине пробежал обжигающий холод. Нет, с какой стати Толяну ее убивать, она ведь его жена, а не какая-нибудь случайная подружка… Но зачем, зачем все это? Неужели в той машине было так много денег, что стоило ввязываться в чудовищную историю с убийствами? А может, там был мешок бриллиантов? Неограненных…

Снова раздался грохот выстрелов, и Илона зажала уши ладонями. Кислый дым лез в ее ноздри, ее начало подташнивать. Ох, скорее бы все это кончилось! Сколько можно валяться на грязном полу? Противно! Да и страшно в конце-то концов, если рядом стреляют, — значит, и убить могут, случайно, не желая того… Но ведь стреляют обычно именно для того, чтобы кого-то убить! Во всех фильмах так бывает и в книгах тоже…

Илона осторожно приподняла голову, но в этот момент такси резко повернуло, она ударилась лбом о край заднего сиденья и поспешила снова покрепче прижаться к полу. Ну их к чертям собачьим, незачем ей все это видеть!

Они мчались, как ненормальные, еще какое-то время, и в конце концов Илоне стало казаться, что она насквозь пропиталась страхом и пороховым дымом. Ей хотелось одного: чтобы все поскорее кончилось. Зачем, с какой целью Толян затеял все это — ее уже ничуть не интересовало. Главное — попасть домой, забраться в ванну, а потом — спать.

Наконец такси, которому, похоже, надоело поворачивать то направо, то налево, остановилось. Илона еще не успела осознать это, как Толян вытащил ее из машины, обмякшую, безвольную, и повлек в какой-то темный вонючий двор. Они были уже в городе.

— Толик, — пробормотала Илона, — куда мы идем?

— Домой, детка, — хрипло ответил Нерадов. — Домой. Успокойся.

Туфли, слетевшие с ее ног во время идиотской гонки, остались в такси. Илона ощущала подошвами шершавый асфальт, а потом вдруг что-то вонзилось в ее левую пятку, вызвав пронзительную боль, и она вскрикнула:

— Ай! Стекло!

Толян мгновенно подхватил ее на руки, но пятка все равно болела, и глаза Илоны наполнились слезами. Она чувствовала себя обиженной, несчастной, больной, уставшей и измученной донельзя… И вдруг они очутились в своем родном дворе. А через минуту-другую Толян уже внес ее в квартиру, и отнес в ванную, и вытащил стекло из ее ноги, и налил ей коньячку, и раздел, помог искупаться, уложил в постель… И все стало хорошо.

Глава 13

Проснувшись в десять утра, Илона не нашла рядом с собой ни Толяна, ни записки от него. А собственно говоря, почему она ожидала найти записку? Настал обычный день, Нерадов ушел по обычным делам, а ей предстоят обычные занятия — книги, кино, кухня. Можно в магазин сходить. Можно просто погулять. А вечером придет Толян, они будут разгадывать кроссворды или смотреть новую кассету. Или пойдут в ресторан.

А на обратном пути еще кого-нибудь убьют.

Ну и что? Обычное дело. Им не привыкать.

Илона спрятала голову под подушку и разрыдалась. Все её тело сотрясалось в судорогах страха. Ведь вчера ее могли„убить! Вот так просто, ни за что, она могла погибнуть, потому что какой-то идиот начал стрелять в их машину, а Толяну пришлось отстреливаться… Какой ужас! Илона тут же представила, как она лежит на дороге в изумительном шифоновом платье, на ее бледной груди таинственно мерцает бриллиантовое колье, розовые жемчужины в свете луны кажутся белыми… Нет, луны вчера не было, тучи набежали… И черная кровь стекает на асфальт… Илона стиснула зубы, чтобы не закричать. Нет, она совсем не хочет таких «приключений»! Пусть Толян обделывает свои делишки без нее! Но… но если бы она не вышла на дорогу, те люди ни за что не остановили бы свою машину.

Илона только теперь поняла, как все было задумано. Такси у обочины. Шофер копается в моторе. Солидный мужчина в дорогом костюме и пьяненькая молодая женщина в роскошном платье пытаются остановить попутку. Кто мог заподозрить неладное?

Но ведь потом кто-то стрелял в них! Значит, второй человек в машине остался в живых и погнался за ними, и он был основательно вооружен! О чем только думал Толян? Почему не убил второго? Ему что, самому жить надоело? Или он совсем не дорожит жизнью любимой жены? Уж если взялся за дело, так доводи его до конца! Нелепо, просто нелепо было бы погибнуть вот так, ночью, на шоссе, в каком-то занюханном такси, в паршивой отечественной тачке. Илона вспомнила шутку, которую вычитала в одном из романов: «Если тебе суждено попасть под машину — пусть это будет „роллс-ройс“. И в самом деле, если уж тебе суждено быть застреленной при бегстве с места событий, лимузин хотя бы создаст достойную декорацию… Илона тут же представила, как длинный черный автомобиль бесшумно несется по дороге, а вслед ему гремят выстрелы, и вот разлетаются стекла, и прекрасная дама падает на мягкое кожаное сиденье… Тут обязательно должны быть цветы. Белые розы. Нет, лучше темно-красные, пунцовые. Темно-коричневая кожа сиденья, синее платье, пунцовые розы и бриллианты. Да. Только так. Мрачное сочетание цветов, достойным образом обрамляющее картину возвышенной смерти.

Поплакав еще немножко, Илона вылезла из-под одеяла и отправилась в ванную. Черт побери, а нога-то болит! Она уселась на край ванны и внимательно осмотрела пятку. Ну конечно, стекло было здоровенное, рана глубокая… Не хватало только заражения крови! Впрочем, Толян вчера очень тщательно обработал все спиртом и йодом. Пожалуй, обойдется. Но о прогулках придется забыть на несколько дней.

Придя к такому выводу, Илона прислушалась к своему внутреннему состоянию и с немалым удивлением обнаружила, что никакого похмелья в ее организме не наблюдается. «Странно, — подумала она, — вчера я немало выпила, куда же оно все подевалось? Пила, злилась почему-то, готова была убить кого угодно… А смогла бы? Ну, пожалуй, в тот момент… смогла бы. Не задумываясь. Надо же, — подумала Илона, — раньше со мной такого не случалось. Сколько ни пила, вела себя вполне мирно. Впрочем, это не имеет значения. Все когда-нибудь случается в первый раз».

День, наполненный волнующими воспоминаниями, пролетел быстро. Но к моменту возвращения Нерадова Илона все-таки пришла к окончательному выводу, что такие приключения ей не слишком нравятся. Потому что ее не радует угроза ее собственной жизни. Да и жизни Толяна тоже. Ни к чему это.

Когда Нерадов уселся за кухонный стол, с интересом поглядывая на кастрюли, стоявшие на плите, и ожидая чего-нибудь особенного, Илона, наполняя его тарелку ароматным мясом, приготовленным по креольскому рецепту, осторожно сказала:

— Толик, милый, мне страшно. Вчера…

— Давай отложим этот разговор, хорошо? — перебил ее Нерадов. — Сначала ужин, а потом дела, договорились?

— Ладно, — кивнула Илона, ставя перед ним тарелку.

— О! — воскликнул Толян. — Как пахнет! Что это такое?

— Рагу по-креольски.

— И как это делается? — поинтересовался Толян, приступая к еде. Но тут же он разинул рот и охнул, поскольку перца в этом блюде было, пожалуй, больше, чем мяса. — Детка… где вино?

Илона спохватилась — надо же, забыла! — и поспешила поставить на стол приготовленную загодя бутылку бургундского восемьдесят девятого года. Толян кивнул с одобрением и поспешил наполнить бокалы. Сделав несколько глотков и отдышавшись, он рассмеялся:

— Детка, предупреждать надо! Я, конечно, люблю перец, но не настолько же!

— Ты просто не распробовал, — серьезно сказала Илона, — И не с того начал. Ты возьми сначала вот это, — показала она ножом на крупный светлый кусок мяса в самом центре тарелки. — Это телятина. А потом уже ешь все подряд. А то сунул в рот стручок перца, да еще и удивляешься.

Толян улыбнулся и приступил к блюду заново, теперь по правилам. В итоге рагу по-креольски ему очень понравилось, и он решил, что любит всех креолов до единого и готов ехать к ним в гости.

Илона хихикала, слушая его болтовню, и ей было хорошо и уютно. Страхи отступили, ночное «приключение» начало окрашиваться в совершенно другие тона…

— И все-таки я не понимаю, — сказала она немного погодя, когда они с Толяном уже уселись на диван перед телевизором, поставив на низкий журнальный столик бутылку водки и минеральную воду (Нерадов сказал, что пить водку после бургундского — самая настоящая пошлятина, но все равно в этом что-то есть). — Не понимаю, зачем было убивать того человека?

— Но, детка, он же первым попытался выстрелить! — возразил Толян. — Наш шофер просто защищался.

Илона обратила внимание на то, что даже теперь Нерадов не назвал шофера такси по имени, хотя конечно же это был никакой не шофер, а один из преданных друзей Толяна. Но тут же подумала, что Нерадов наверняка проявляет осторожность ради нее, ведь чем меньше она знает, тем лучше для нее самой.

— Ну хорошо. А… а почему, когда ты отстреливался, ну, уже в машине, огня не было? Я, правда, зажмурилась, но сначала-то я лежала там, под сиденьем, с открытыми глазами… Недолго, конечно. В кино всегда огонь из стволов вылетает.

— Это только для кино хорошо, детка, а деловым людям лишние световые эффекты ни к чему. На ствол надевается такая специальная штуковина, которая называется пламегасителем. Вот и вся тайна.

— А глушитель? — глупо спросила Илона.

— На автомат? — расхохотался Толян. — Ох, детка, ты меня утомила. Давай лучше еще немножко выпьем.

И они выпили еще немножко, и еще, и еще, а потом Толян подхватил Илону и перенес на кровать и ласкал ее так, что от восторга Илона забыла про всякие глупости вроде автоматов, трупов на шоссе и разлетающихся вдребезги стекол.

Глава 14

Следующие несколько дней стали для Илоны временем сомнений. Она никак не могла разобраться в происшедшем, определить свое отношение к нему. То ей становилось страшно, то противно, а то вдруг она приходила в восторг от ловкости и смелости Толяна. При этом пугали ее скорее не картины пережитого, а, наоборот, воображаемые картины возможных последствий, ведь даже полный идиот понял бы без труда, что при таком раскладе недолго превратиться в труп или попасть в руки правоохранительных органов. Она ничего не говорила Нерадову, но видела, что он наблюдает за ней и, похоже, без труда прочитывает все ее мысли. Однако предпочитает подождать, пока созреет естественный результат.

Естественный результат созрел на четвертый день, когда Илона с Толяном устроились вечером перед телевизором. Нерадов принес несколько новых кассет и сказал, что фильмы — просто блеск! Илоне тут же захотелось увидеть этот «блеск». Но пока Толян ставил кассету, она неожиданно для самой себя спросила, глядя в спину Нерадова:

— Милый, а почему мы так скромно живем? У нас ведь в общем-то есть деньги.

— А зачем привлекать к себе лишнее внимание? — не оборачиваясь, сказал Толян. — Или тебе очень хочется, чтобы тебя быстренько заметил кто-нибудь очень энергичный и очень жадный и начал на тебя охотиться? Ведь если ты станешь размахивать деньгами, как красным флагом, тут же найдутся желающие разделить твое счастье и твое состояние, можешь не сомневаться.

А Илона и не сомневалась. Она прекрасно понимала, что Толян прав. Да в конце-то концов, что ей еще нужно? Дворец на колесах? Они с Нерадовым ходят в самые дорогие рестораны, ей не приходится подсчитывать, может ли она купить то или другое платье, туфли, шубу… А ведь именно так было, когда она жила с родителями и со своими предыдущими «принцами». Они с Толяном ездят отдыхать за границу. Когда им не хочется возвращаться в свою квартиру — отправляются в дорогой отель. Чего еще ей желать?

Но ей все-таки желалось — друзей, подруг, общения. И она сказала об этом Толяну. Он отвернулся от видика, на экране которого уже замелькали титры, и всмотрелся в обиженное лицо Илоны.

— Знаешь что, дорогая? — сказал он. — Обещаю тебе: если ты потерпишь еще немножко, ну, наверное, полгода, не больше, наша жизнь изменится. Мы переедем в Москву и будем жить совсем по-другому. Веришь?

— Верю, — охотно кивнула Илона. А почему бы ей и не поверить? Толян всегда держал слово. — А почему именно полгода? — тут же уточнила она.

— Мне нужно закончить здесь кое-какие дела, — пояснил Нерадов. — У меня обязательства перед партнерами.

— А-а…

Илона не стала спрашивать, что это за дела и что это за партнеры. Она отлично знала, что Толян все равно не ответит. Проверено.

Миновало несколько обычных, ничем не примечательных дней. Завтрак, обед, ужин… Прогулка. Ресторан. Гостиница, снова загородная. Там они с Толяном провели субботу и воскресенье. А в понедельник вечером, вернувшись с «работы», Нерадов за ужином предложил Илоне:

— Давай на несколько дней уедем куда-нибудь в деревню, а?

— Холодно уже, — поежилась Илона. — Лучше за границу. Туда, где солнышко греет. И синее море, и белый пароход.

— А мы поживем в отличном доме с отличными печками и каминами, побродим по лесу, да и вообще, что ты говоришь? Октябрь только начинается, в лесу еще и листья не осыпались, представляешь, какая красота?

— Представляю, — кивнула Илона. — Комары кусаются, мух несчитано, в супе муравьи плавают — красота!

Ее не слишком привлекали радости сельской жизни. Она была прирожденная горожанка, любила асфальтированные тротуары и душ утром и вечером, она совершенно не представляла, как это будет готовить еду на дровяной плите… У ее родителей не было своей дачи, а если они бывали за городом, то ездили к кому-нибудь в гости, и Илоне, само собой, не приходилось топтаться у раскаленной докрасна печки с плитой, это брала на себя мама, впрочем, на большинстве дач и печек-то не было, а обед готовили на маленькой газовой плитке. Даже не готовили, а скорее разогревали привезенное из дома.

Нерадов расхохотался до слез:

— Какие комары, детка? В октябре их нет и мух тоже. А вот поздние грибочки… Ты любишь грибы собирать? — спросил он.

— По-настоящему никогда и не пробовала, — ответила Илона. — Ездили в молодости в лес с компанией раза два или три, не помню… Ну, там не до грибов было. А разве грибы в октябре бывают? На рынке их давно уже нет.

— Рынок делу не помеха, — усмехнулся Толян. — Я знаю местечко, где в начале октября можно найти отличные грузди, да и опят нашарим, обещаю тебе, осень-то какая теплая! На удивление. Приготовишь что-нибудь эдакое, в твоем вкусе, а?

— Ну, не знаю, — усомнилась Илона. — Где я в лесу возьму приправы, вообще все, что нужно?

— С собой прихватим. Ты только заранее обдумай рецепты грибных блюд.

Илона смирилась. В лес значит, в лес. В конце концов, почему бы и не набраться абсолютно новых впечатлений? Чисто российских, не заграничных… И она задумчиво оглядела полку с кулинарными книгами, висевшую над кухонным столом.

Но, внимательно изучая рецепты грибных блюд, Илона почему-то то и дело начинала представлять себя и Толяна не в каком-то там заросшем паутиной лесу, а в самом роскошном китайском ресторане… Они ужинали, потом ехали в такси, за рулем которого сидел манекен без лица, а потом останавливались, а потом… Потом их состояние увеличивалось на несколько тысяч долларов, и плевать ей было на того человека, который падал на асфальт с простреленной головой. Не она же в него стреляла. И вообще, как пелось в том романсе? «…На тебе греха не будет… Меня Бог простит…»

Глава 15

В четверг утром пришел какой-то молчаливый дядька, помог Нерадову и Илоне снести вниз четыре громадные сумки, набитые всем необходимым для вольного деревенского житья, погрузил их в потрепанный бледно-зеленый «пикап» с закрытым кузовом. Усадив тепло одетую Илону в кабину, Толян сказал:

— Я другим маршрутом поеду, мне еще нужно кое-куда заглянуть по делам. Увидимся часика через полтора.

Это оказалось для Илоны неприятным сюрпризом, но возражать было поздно. Дверца захлопнулась, молчун тронул «пикап» с места, Илона уткнулась в прихваченный с собой дамский роман, не желая даже смотреть по сторонам. Так она выражала свой скрытый протест против лесного уединения. Но дядьке до ее протеста никакого дела не было, а Толян не имел возможности наблюдать демонстративное поведение супруги. «Ничего, — подумала Илона, — у меня с собой целых три книжки, еще увидит. Уж я постараюсь, чтобы до него дошло. Тоже мне придумал — вместо Греции тащиться в дикий лес, грибов ему захотелось, видите ли! Пропади они пропадом, эти грибы, если их надо самим собирать!»

Ехали долго, больше полутора часов, и Илона в конце концов уронила роман на колени и задремала, приткнувшись к дверце. Время от времени она приоткрывала сонные глаза и смотрела в окно. Мимо проносились деревья, деревья, все время одни только деревья. Березы… Ели… Еще что-то… Илона могла узнать елку, березу, осину, рябину… сосну. Пожалуй, это все. Нет, сообразила она, еще дуб и русский клен. Но не издали, конечно, а если рассмотреть листья. Толян как-то пытался объяснить ей разницу между вязом и ольхой, но для Илоны они выглядели совершенно неотличимыми друг от друга. Автомобили — это другое дело. Она бы никогда не перепутала марки. Да и как, собственно, можно перепутать «вольво» и «альфа-ромео»? Это уж совсем дикарем нужно быть!

Наконец «пикап» свернул с широкого асфальтированного шоссе на боковую дорогу, и Илона внутренне сжалась, ожидая, что вот сейчас машину начнет трясти и подбрасывать, — однако, к ее удивлению, узкая и извилистая, как тропинка, дорога оказалась ровнехонькой. Но «пикап» все равно снизил скорость и теперь еле полз от поворота к повороту. Дорога пошла немного вверх. Лес вокруг стал совсем страшным, на взгляд Илоны. Верхушки высоченных темных елей невозможно было увидеть, даже высунувшись из окна машины, они, казалось, стиснули дорогу в своих огромных мохнатых лапах, грозя вот-вот совсем остановить маленький, жалкий «пикап». Но вскоре ели кончились, некоторое время они ехали через какой-то перепутанный, бесформенный лес, состоявший из тоненьких молодых деревьев и густого подлеска, уже почти полностью лишившегося листвы, потом начался старый березняк, желтевший золотом, еще не осыпавшимся с ветвей, и наконец по обе стороны странной дороги встали торжественные сосны, напомнившие Илоне отдых в Финляндии. Она вздохнула с облегчением. Такой лес ей даже нравился, он в ее глазах выглядел вполне цивилизованным. Жаль, тут озера нет… Но все-таки Илона не выдержала и впервые за всю дорогу спросила молчаливого шофера:

— Долго еще ехать?

— Приехали уже, минут пять осталось, — хмуро ответил шофер, даже не сделав попытки повернуть голову в сторону пассажирки.

— Хорошо, — кивнула Илона, ничуть не задетая невежливостью водилы, и снова уставилась в окно. И тут же заметила в отдалении полускрытый сосновыми стволами высокий деревянный забор, над которым едва виднелась зеленая крыша с серой печной трубой, из которой тянулась тонкая струйка почти прозрачного светлого дыма. Илона огорченно вздохнула, подумав, что ее ждут впереди ужасы дровяной плиты… Ну ничего не поделаешь. Толяну захотелось отдохнуть в лесу, так почему бы ей не пойти ему навстречу? Один-единственный разочек. Он ведь выполняет все ее капризы. Потом за соснами показался еще один забор, потом еще… И наконец машина, покряхтывая, сползла с дороги и потащилась прямиком через сосны. И остановилась у очередного деревянного забора, такого же высокого, как уже виденные Илоной. Не слишком широкие ворота были распахнуты настежь, во дворе стоял улыбающийся Нерадов.

— С Приездом, детка! — воскликнул он, открывая дверцу «пикапа» и помогая Илоне выйти. — Ну, как тебе тут, на вольной волюшке?

— Пока никак, — пожала плечами Илона. — Лес красивый, а что еще я могу сказать?

— Детка, ты недовольна! — уверенно заявил Толян. — Ты бы предпочла Елисейские Поля! Или Корсику!

Илона не выдержала и хихикнула..

— Толик, ты жуткий зануда! — сообщила она. — Ну зачем тебе понадобилось тащиться в эту глушь?

— А хочется! — ответил Толян. — Давай выгружаться.

Но шофер уже вытащил из машины все четыре сумки и поставил их на пожухлую лужайку. Они с Толяном быстро отнесли все в дом, и «пикап» уехал, а Нерадов закрыл ворота и запер их на тяжелый деревянный засов, потом широким жестом пригласил Илону в дом.

Снаружи дом выглядел, по мнению Илоны, ужасно мрачно: толстые почерневшие бревна, сурово нависающая крыша, крохотные окошки, основательное крыльцо, сколоченное из шершавых досок на века… Но внутри Илону ожидал сюрприз.

Миновав темные сени, она очутилась в пещере Али-Бабы.

Едва окинув взглядом золоченую мебель, шелковую обивку, пушистый турецкий ковер, хрустальную купеческую люстру, Илона расхохоталась.

— Что, нравится? — весело спросил Толян.

— Да, конечно… не в этом дело, — сквозь смех проговорила Илона. — Ты зачем меня пугал и дурачил, негодник? Изба, дрова, печи! Я-то думала, мы тут наденем ватники и кирзовые сапоги и отправимся добывать пропитание на болота, ловить куликов за хвосты! Ну, Толян, я тебе точно уши надеру!

Нерадов смеялся вместе с ней, перетаскивая сумки с одеждой в спальню, где стояла резная золоченая кровать шириной с Днепр, а сумки с припасами другого рода — в кухню, огромную, как танкодром. И первым делом извлек на свет несколько бутылок. Илона спросила:

— Неужели тут ничего такого нет? Что-то непохоже. В этом доме должны быть и бар, и пара промышленных холодильников, битком набитых припасами, и погреб, где висят копченые колбасы, окорока и даже целая оленья туша.

— Может, оно все и есть, — беспечно ответил Толян, — только я предпочитаю все мое возить с собой. Лучше быть таким гостем, который не напрягает хозяев, согласна?

— Согласна, — кивнула Илона, принимая из рук Нерадова стакан с виски. — Хотя вряд ли такие хозяева особо напрягутся, если гости выпьют за их счет бутылку-другую. А содовая? А лед?

— Пей так, зачем портить хороший напиток?

И они выпили немножко виски, потом немножко коньяка, а потом немножко водки — разнообразия, как сказал Толян. А потом Илона приготовила отличный обед на нормальной газовой плите (Толян сказал, что она может совсем не экономить газ, потому что запасных баллонов имеется аж шесть штук, а переключать их он умеет получше всякого газовщика), а после обеда они и в самом деле отправились на прогулку в лес. День был солнечный и безветренный, тишина звенела вокруг, навевая тихие, мягкие мысли, и Илона брела, взрывая сапогами опавшие листья, а Толян честно искал грибы и даже нашел какую-то засохшую поганку. Илона, несмотря на легкое, приятное опьянение и расслабленность, заметила в конце концов, что Толян собран и напряжен. Как перед очередным «приключением». «С чего бы это? — вяло подумала она. — Тут же нет никого… вообще ни души, как в лесу!»

Она тихонько рассмеялась при этой мысли. Они ведь и были в лесу, а не в каком-нибудь запущенном парке. В настоящем лесу…

Неожиданно в кармане куртки Нерадова тихонько затренькал сотовый телефон. Илона удивилась — ведь Толян всегда выключал это средство связи, заканчивая «работу». «Забыл, наверное, — подумала она с улыбкой, — очень уж спешил вырваться из города в лес, в тишину…»

Толян отвечал звонившему коротко и непонятно, но Илона и не пыталась вникать в его слова, ведь разговор Толяна не имел к ней лично никакого отношения, речь шла о неведомых ей делах… скучных делах, противных делах…

— Пока не знаю, — сказал Нерадов. — Время есть, успокойтесь. Проверю, как договорились. Да, сразу позвоню.

Вот и все. Илона решила, что кто-то из деловых знакомых Толяна встревожился из-за того, что Толян среди недели отправился отдыхать. Ну, ничего с ними не случится, переживут как-нибудь.

Едва нежаркое октябрьское солнце скрылось за верхушками сосен, как наступила необыкновенно темная, непохожая на городскую ночь, лишив сутки промежуточного вечернего состояния. Илона с Толяном уселись у камина, в котором Нерадов развел жаркий огонь, и тихо болтали о разных пустяках. Толян открыл бутылку рислинга, они понемножку пили светлое вино, и Илоне казалось, что она готова весь свой век прожить вот здесь, вдали от людей, в бесконечном покое леса… Ей было необыкновенно хорошо. И она, пребывая в мечтательном, блаженном состоянии, конечно же не в состоянии была заметить, что Толян доливает в ее бокал воды, что его пальцы незаметно опустили в разбавленное вино несколько маленьких крупинок белого порошка… И вскоре на нее нахлынуло непонятное раздражение, но тут же прошло.

А потом Нерадов предложил:

— Детка, пойдем гулять!

— Сейчас? — удивилась Илона. — Темно же!

— А мы фонарики возьмем, — улыбнулся Толян, но и в его улыбке, и в выражении его лица было что-то неправильное, хотя в чем именно состоит эта неправильность, Илона не в силах была определить. Она чувствовала себя восхитительно пьяной, ей опять захотелось «приключений». А вдруг в ночном лесу они повстречаются с диким медведем? И победят его! Вот смеху-то будет! Задушат голыми руками! Ну да, сейчас Илона ощущала в себе огромную силу, она могла задушить Не то что медведя, но даже слона, обмотав его шею его же собственным хоботом.

— Пошли! — воскликнула она, вставая. Голова у нее слегка закружилась, ноги сами понесли к выходу, и Толян едва успел остановить ее.

— Детка, не в одном же платье! Переоденься!

До чего же страшно и таинственно в ночном лесу! Илона то и дело спотыкалась, хотя они с Толяном шли по ровной дорожке, вроде бы даже мощеной. Нерадов направлял фонарь так, чтобы Илона видела, куда ступает, но у нее почему-то путались ноги, цепляясь одна за другую, и от этого Илоне было ужасно смешно, но время от времени она снова раздражалась, гневалась на все без разбора: на ночь, на дорожку, на глупые деревья, шумевшие над головой… Потом они очутились возле высокого деревянного забора. Илона спросила:

— Эй, мы домой вернулись?

— Нет, детка, это другой дом. Но я хочу зайти в него.

— Зачем? — удивилась Илона. — Тебя там ждут?

Толян усмехнулся:

— Едва ли. Просто я знаю хозяев, они ничего не будут иметь против.

— А зачем тебе туда заходить?

— Хочу показать тебе одну необыкновенно красивую вещицу. Точнее, много красивых вещиц. Это старый китайский фарфор. Китайский и немецкий. Такого нет ни в одном музее. Это частная коллекция. Мы только посмотрим и сразу же уйдем. Хочешь?

— Конечно! — энергично кивнула Илона, и от этого кивка голова у нее закружилась с необыкновенной силой. Она протянула руку, чтобы за что-нибудь ухватиться, и вцепилась в какую-то гладкую штуковину, которая почему-то оказалась дверной ручкой, приделанной к маленькой деревянной калитке. Калитка бесшумно открылась, Толян крепко взял Илону за руку и куда-то повел в полной темноте.

— А где фонарик? — пробормотала Илона.

— Батарейки сели, — сквозь зубы прошипел Толян. Как они попали в большую комнату с невысоким потолком, сплошь заставленную стеклянными шкафами, Илона совершенно не помнила. Перед ней смутно плыли яркие фигурки, вазы, чашки, огромные блюда и крохотные кувшинчики… Цветные пятна перемешивались с бледным светом, сочащимся невесть откуда, расплывались, множились, взлетали вверх и кружились хороводами… А потом вдруг что-то злобно и оглушительно зазвенело, ей в глаза ударил противный резкий луч — белый, жесткий… и голос Толяна грубо и страшно приказал:

— Молчи! Слышишь? Молчи! Меня здесь не было!..

Она попыталась что-то произнести в ответ, но ей это не удалось. Она поискала крепкую руку Толяна, чтобы опереться на нее, и — не нашла. Но какая-то опора все же подвернулась ей…

Глава 16

Илона открыла глаза, глубоко вздохнула — и тут же отчаянно скривилась, чихнула и закашлялась, потому что в нос ей ударила чудовищная вонь. Где это она? Фу, как тут гадко! Илона потерла нос и огляделась. Она сидела, прислонившись к стене, на чем-то жестком и неприятном в маленьком помещении, освещенном одной-единственной тусклой и грязной лампочкой. Лампочка висела в клетке, привинченной к серому потолку. И Илона сидела в клетке — узкое окно, расположенное под самым потолком серой комнаты, было забрано основательной решеткой. Илона испуганно уставилась на металлическую дверь с маленьким окошком, закрытым железной же пластиной… Или это как-то по-другому называется, каким-то особым словом? «Ах, к черту слова, — подумала Илона, вставая и решительно направляясь к двери. — Здесь холодно, здесь отвратительно воняет грязью, протухшим салом, немытыми человеческими телами… Эй, кто там есть?»

Илона заколотила кулаками в дверь и закричала: — Выпустите меня отсюда! Что это за безобразие, кто меня тут запер? Откройте немедленно! Я жаловаться буду!

Через минуту-другую лязгнуло железо, в крохотном квадрате окошка показались чьи-то румяные молодые губы и пышные рыжие усы. Потом вместо усов Илона увидела серые спокойные глаза.

— Проснулась, пташка! — сказал парень. — Чего шумишь?

— А чего мне еще делать? — возмутилась Илона. — Кто меня запер в этой помойке? Откройте немедленно!

— Э, да ты у нас энергичная особа, — усатый. — Нет уж, придется посидеть. Ничего, тобой скоро займутся. Потерпи немного.

— Кто мной займется? — растерялась Илона. — Что значит — «мной займутся»? Где я вообще нахожусь?

— В милиции, красавица, — ответил усатый. — В милиции ты находишься. Пить меньше надо.

И окошко закрылось.

Илона ошеломленно уставилась на железную дверь, ничего не понимая. В милиции? Как она могла попасть в милицию? Как Толян допустил, чтобы она попала в милицию, да и за что, собственно? Они мирно отдыхали на лесной даче…

И тут в ее памяти смутно всплыла картина: большая комната, заполненная плывущими цветными пятнами, бледный свет, ощущение полета… Потом удар резкой белизны по воспаленным глазам и злой, угрожающий голос Толяна: «Молчи! Меня здесь не было!..» Что-то холодное и скользкое в ее ладони, острый, кусающийся свет…

«Ну и что, — подумала Илона, — что там такого могло произойти? Мы что-то хотели посмотреть…» Ну да, фарфор. Толян повел ее куда-то посмотреть фарфор, наверное, решил сравнить с бабушкиной коллекцией…

Да ведь бабушка тут ни при чем, вспомнила вдруг Илона, фигурки на старом комоде появлялись и исчезали, Толян нарочно пачкал их… Теперь-то она не сомневалась в этом. Наверняка он скупал фарфор и перепродавал… А что, если…

А что, если он вовсе даже не покупал статуэтки у разных там наивных бабуль, не догадывающихся о ценности собственного имущества, а просто-напросто крал? Втирался в доверие… а то и просто взламывал двери… И в том лесном музее тоже хотел стащить что-то? Ну, это его дело, конечно, она в чужие проблемы никогда носа не сует, и уж как там Нерадов добывает деньги, ее не касается… Но в милицию-то угодила она, а не Толян! Почему?

И почему он приказал ей молчать? Почему сказал, что его там не было? Она же отлично помнит, что он там был.

Илона вернулась к жесткому, уродливому подобию кровати и забралась на него с ногами, чтобы хорошенько подумать. Правда, думалось с трудом, в голове постоянно что-то шумело, мешая мыслям сформулироваться и обрести ясность… Ну, значит, надо сначала немножко поспать.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1

Машинально улыбнувшись молодому симпатичному охраннику, выглянувшему из-за двери, Илона вручила ему две толстые умные газеты и письмо и зашагала дальше. Дождь не прекращался, настроение у нее становилось все хуже и хуже. Ей совсем не хотелось вспоминать собственное, не слишком давнее прошлое, но оно вспоминалось само собой, разбуженное пугающей утренней новостью. Ограбление… Вооруженное ограбление фирмы, пусть даже не удавшееся! Неужели Толян пал так низко, что начал вскрывать сейфы? Это уже ничуть не похоже на благородного разбойника Робин Гуда. Впрочем, что она знает об этой чертовой фирме? Может, там наркотиками торгуют, школьников на иглу сажают? А что она знает о Толяне? Да ничего, если говорить серьезно… несмотря на то, что прожила рядом с ним не один день и не два… Вот именно — рядом. Просто рядом. Не вместе.

Илона помнила, как ее допрашивал интеллигентный молодой человек и как она упорно твердила: ничего не помню, пьяная была, не знаю никакой статуэтки, и сумки у меня не было никакой, и не помню, где напилась и с кем, не помню! Но молодой человек спокойно возражал:

— Нет, вы не были пьяны. Вчера у вас взяли кровь на анализ: содержание алкоголя оказалось не слишком высоким. Зато в вашей крови обнаружили следы редкого и очень дорогого наркотического вещества растительного происхождения…

Он произнес длинное непонятное название, и Илона даже не сделала попытки запомнить это страшное научное слово. Илона клялась, что ничего подобного она не принимала, она вообще ни разу в жизни не пробовала никаких наркотиков. В доказательство Илона то и дело задирала грязный рукав свитера, чтобы продемонстрировать свои девственно чистые вены. Но это ей не помогло. Ей объяснили, что данный наркотик принимают внутрь с небольшим количеством алкоголя, уколы тут ни при чем. Ее совершенно серьезно обвиняли в проникновении в чужое жилище и в краже нескольких фарфоровых вещиц, в том числе и невообразимо дорогой статуэтки.

— Да не крала я ничего! — кричала Илона, почти теряя рассудок от нелепости происходящего. — Ничего я нигде не крала! Какой еще фарфор? Что за глупость!

— Тогда почему вас поймали в лесу, в полукилометре от дома гражданина Доркина, и почему у вас в руках была статуэтка, приблизительная стоимость которой составляет две тысячи долларов? Впрочем, скоро эксперты назовут более точную сумму. И почему в вашей сумке лежало еще несколько фарфоровых изделий, завернутых в скатерть, также похищенную в доме гражданина Доркина?

— Не знаю! Не помню! У меня не было сумки! Я пошла гулять, при чем тут сумка?

— Откуда вы пошли гулять, где вы находились до прогулки?

— Не знаю! Не помню!

— Кто был вместе с вами в том доме? — спрашивали ее.

— Никого там не было, никого! Нигде никого не было, я просто гуляла! — твердила Илона, помня только одно: страшный, угрожающий шепот Толяна: «Молчи! Меня здесь не было!..»

Наконец Илона вручила газеты еще одному охраннику, и с первым участком было покончено. Теперь нужно возвращаться на почтамт, забирать кучу тяжеленной бумаги, чтобы разнести ее по адресам второго участка. Потом она зашагает еще по одному маршруту — третий участок. И к часу дня будет свободна. За все три участка Илона получала зарплату, которая просто рассмешила бы ее в далеком, но не забытом прошлом: две тысячи четыреста рублей. По восемьсот рублей за участок. Минус подоходный налог. Она за один поход в универсам тратила, бывало, в пять-шесть раз больше, покупая продукты и вино на один-два дня…

А после этого ей придется вернуться в квартиру Толяна.

Она уже не могла назвать эту квартиру своим домом. Вернувшись туда в ноябре после слишком долгого отсутствия, она увидела, что все здесь изменилось до неузнаваемости. Квартира сияла чистотой и порядком. Чьи-то руки прилежно покрасили потолок, наклеили новые обои, отциклевали почерневший паркет, квартира избавилась наконец от въевшихся, как когда-то казалось Илоне, навсегда омерзительных запахов пыли, прокисшей грязи, старушечьего немытого тела… Сколько аэрозолей извела Илона, чтобы хоть немного освежить воздух! Вспомнить страшно. А теперь в квартире витал отчетливый аромат лаванды, хотя его и пригасили уже водочный перегар и вонь не вынесенного вовремя мусорного ведра. Старая мебель сверкала, натертая специальным полиролем, и ни единой фарфоровой фигурки, ни грязной, ни чистой, не было ни на комоде, ни в сверкающей чистыми стеклами горке. Илона грустно посмотрела на комод. Его темное дерево светилось собственным живым, внутренним светом… «Какой же он красивый, этот комод, — подумала тогда Илона, — и как же я раньше этого не замечала?»

Впрочем, она не замечала и многого другого. Она вообще ничего не замечала вокруг себя. Жила как во сне… как в завлекательном авантюрном романе. «Тоже мне героиня, — сердито подумала Илона, — принцесса на горошине… Мало тебе было „принцев“, еще на одного напоролась». Ну, впрочем, поначалу Толян и вправду был похож на принца, на прекрасного благородного рыцаря… Хотя, если вдуматься… А зачем вдумываться? Был он таким? Был! Ну а если потом изменился, так это судьба.

Илона не стала спрашивать, кто навел здесь порядок. Она не хотела этого знать. Она даже не спросила Нерадова, почему тот ни разу не навестил ее — ни во время следствия и суда, ни позже… К ней приходил только адвокат, нанятый Толяном (и на том спасибо, хоть на адвоката не поскупился), отвратительный тип с маслеными глазами и маслеными волосами, он казался Илоне скользким, как мокрая жаба… Адвокат учил ее, что и как отвечать следователю, как вести себя на суде, он постоянно обещал ей, что ничего страшного с ней не случится, что он постарается и все обойдется… Но ничего у него не вышло. И превратилась Илона сначала в гражданку Ланкову, а потом и в заключенную Ланкову… И вот она снова здесь. Здесь, но не дома.

А Толян держался так, словно ничего и не произошло, словно Илона просто ездила куда-то отдохнуть, да немножко задержалась. Он болтал всякую ерунду, шутил, ерничал, сам наполнил ванну, принес Илоне свежую одежду, лично унес на помойку все то, в чем она приехала, но при этом ни словом не упомянул о прошлом и не задал ни единого вопроса о том, каково же приходилось Илоне там, куда она угодила по его милости… Он ведь даже не встретил ее за Ил оной приехал все тот же скользкий адвокат с маслеными глазами, а Толян лишь потрудился явиться на вокзал здесь, в Петербурге… и даже без цветов.

И как же она напилась в тот день! Толян сказал, что у него сейчас трудный период, он совсем без денег, и выставил на стол одну только водку. Но Илоне было все равно. Водка так водка. Она и не хотела вспоминать вкус французских вин, дорогого коньяка, виски, джина… Ей хотелось забыть все, хотелось начать новую жизнь, совершенно не похожую на прежнюю. И она пила водку, как воду, почти не дотрагиваясь до бутербродов, которые любезно подсовывал ей Толян… Жуткие, примитивные бутерброды с дешевым сыром и колбасой! Но после того, чем питалась Илона в последнее время, и они казались деликатесом.

— Ты все так же прекрасна, детка, — пьяно бормотал Толян. — Ты как Снежная Королева, твоя красота заморожена навсегда… И тебе так к лицу короткая стрижка, просто невероятно! Мы обязательно переедем в Москву, слышишь? Я ведь обещал, я всегда держу слово!.. Мы начнем все сначала! Это все временно, просто сейчас у меня небольшие трудности… Ну, ты ведь мне поможешь, ты меня поддержишь, правда, детка?

Илона молчала. Поможешь? Поддержишь? В чем будет состоять ее помощь и поддержка, как Толян себе это представляет? Они снова отправятся в загородный ресторан, а потом остановят на дороге чью-то машину. .. А он помог ей, он поддержал ее, когда по его вине она проходила через все круги ада? И не подумал, мерзавец! Но лучше не вспоминать об этом, а то и свихнуться недолго. А теперь он хочет, чтобы она ему помогала… Это что он имеет в виду — опять на большую дорогу?

— Толян, — внезапно спросила она заплетающимся языком, — а откуда ты знал, какую машину останавливать? Ну, тогда, когда мы ездили за город или куда там мы ездили? Я не помню.

Нерадов удивленно посмотрел на нее:

— Детка, но я ведь говорил тебе: я — простой исполнитель, я получал задание и делал что приказано… Я добывал для этих гадов документы, которым цены нет, а мне доставались одни объедки. Но теперь мы снова вместе, теперь все будет по-другому. Все, я теперь сам по себе, понятно? Я никому больше не слуга! Я не желаю жить на гроши!

Когда-то, в далеком, полузабытом прошлом, ей было понятно именно это: гроши — это очень плохо. Но теперь она понимала еще и другое: тюрьма и зона — очень неприятные места. И ей туда не надо.

Но она не стала говорить об этом Толяну. Ей хотелось немножко отдохнуть, подумать, решить, что делать дальше, как строить новую жизнь… жизнь на гроши…

Утром, страдая от жуткой головной боли и прочих неприятных ощущений в организме, явившихся естественным следствием унылого вечера с огромным количеством водки и малым количеством закуски, Илона первым делом отправилась в кухню и потянула на себя дверцу холодильника. Она смутно помнила, что вчера Толян упоминал о пиве. Так и есть, четыре бутылки… Жадно схватив одну из них, Илона торопливо открыла ее и, запрокинув голову, выпила пиво прямо из горлышка, не потрудившись отыскать стакан или чашку. Ей сразу стало легче, она обрела способность отчетливо видеть окружающий мир, она даже готова была примириться с его подлостью и вечной непостижимостью. Открыв вторую бутылку, она отправилась обратно в комнату и лишь теперь заметила, что в коридоре, прежде заставленном и заваленном всяческим хламом, тоже произошли немалые перемены, — коридор стал вроде бы намного шире, на что вчера она вовсе не обратила внимания. Она включила свет и осмотрелась. Никаких бабулиных коробок, ящиков, мешков — все исчезло, в коридоре остались только старинные шкафы с застекленными дверцами — четыре шкафа, битком набитые книгами. Илона, как зачарованная, протянула руку и, взявшись за круглую бронзовую ручку (отлично начищенную, между прочим, и не лень же было кому-то ее драить!), открыла ближайший шкаф. Романы… ее любимые романы… Их стало больше! Поставив открытую бутылку на пол, Илона наугад вытащила книжку в яркой обложке. Новая. Она принялась с интересом рассматривать корешки. Ого! Похоже, та женщина, которая жила у Нерадова в отсутствие законной жены, тоже увлекалась романтическими любовными историями. Сколько же она их накупила! Будет что почитать…

Улыбнувшись, Илона поставила книгу на место, закрыла шкаф, взяла бутылку и вошла в комнату.

Толян уже просыпался — медленно, с трудом. Похожий чем-то на небритого тюленя, он тяжело ворочался под одеялом и что-то неразборчиво бормотал. Илона почему-то вспомнила тот день, когда впервые очутилась в этой квартире. Тогда она тоже проснулась раньше Толяна…

Лишь теперь, при неярком дневном свете, Илона заметила, как изменился Нерадов. Он сильно постарел, обрюзг, у него появились мешки под глазами, углы губ опустились вниз, придав все еще красивому лицу брезгливое выражение. От него воняло каким-то дешевым одеколоном типа «Гвоздика». Но вот он наконец открыл широко расставленные серые глаза и посмотрел на Илону. И ей показалось, что в этих знакомых глазах промелькнуло нечто… безумное…

Она вдруг вспомнила: тогда, перед тем, как случился весь этот кошмар, ей тоже показалось, что в выражении глаз Толяна появилось что-то «неправильное». Потом она надолго забыла об этом, но в последние полгода вспоминала все чаще и чаще. Она пыталась понять, что это было за выражение… но так и не поняла. И вот теперь ей снова почудилось…

— Ты на меня так посмотрел, как будто прикидываешь, за сколько меня можно продать, — сказала она, внезапно разозлившись.

— Ох, что ты, детка! — испуганно воскликнул Толян. — Как тебе могло такое прийти в голову! Я просто ужасно себя чувствую. Это что у тебя, пиво?

Илона протянула ему бутылку. Толян жадно схватил ее, впился, как клещ, мгновенно высосал содержимое и облегченно вздохнул:

— Спасительница!

— Это уж точно, — буркнула Илона, забирая у него пустую емкость и вставая, чтобы вернуться на кухню за следующей бутылкой. — Если бы я была немножко поразговорчивей, ты бы не здесь был сейчас, а совсем в другом месте.

— Детка! — Толян вскочил, отшвырнув одеяло, и схватил Илону за плечи. — неужели ты думаешь, что я этого не понимаю и не ценю? Я тебе всем обязан, я тебе так благодарен, ты просто не представляешь!..

Он продолжал что-то говорить, шлепая следом за Илоной на кухню, но она почти не слышала его слов. Ей вдруг стало до слез обидно. Какие мучения пришлось ей вытерпеть за два года! Страшные люди, чудовищная обстановка, тяжелая, однообразная работа, на руки теперь посмотреть страшно — изуродованы вконец, ногти обломаны, кожа превратилась в наждачную бумагу… Сколько времени ей понадобится, чтобы привести себя в порядок? Это же представить невозможно! Времени и денег… Но ведь Толян бормотал что-то о том, что у него сейчас трудные времена… Неужели ей придется снова жить в нищете? Нет, только не это! Она еще слишком молода, она не хочет превращаться в тупую рабочую лошадь! Илона почувствовала, как в груди у нее закипает неудержимая ярость.

— Что ты болтаешь?! — она, обернувшись к Толяну. — Благодарен? Ничего не забыл? Не слишком-то ты без меня скучал, как я посмотрю! — Илона резким жестом обвела чистенькую кухню без единого следа паутины и копоти. — Нашел себе трудолюбивую красотку, а теперь молотишь всякую чушь!

Ох, как хотелось ей вцепиться в физиономию Нерадова ногтями, разодрать ее в кровь, выцарапать глаза!

— А, — отмахнулся Толян, — ну да, жила тут недолго одна курица безмозглая, но это так, от тоски, от одиночества… Детка, тебе незачем о ней думать! Я давно ее выгнал.

— Давно? — еще сильнее обозлилась Илона. — Давно?! Да как у тебя язык поворачивается?!.. Ты только и делаешь, что врешь! А пыль ты сам вытирал после того, как ее выгнал, да? У тебя в квартире слишком чисто, чертов поганец!

— У меня? — попытался сменить тему Толян. — Детка, почему «у меня»? Это твой дом!

— Не уверена, — буркнула Илона, остывая. — Я здесь таких порядков не наводила. — Ей захотелось еще пива, водки, чего угодно, ей захотелось снова напиться, как вчера… Она чувствовала себя такой несчастной, такой обиженной!

Толян понял ее настроение. Он торопливо открыл один из навесных шкафчиков (Илона тут же отметила для себя, что дверцы шкафчика чистые, не заляпанные, внутри все расставлено в идеальном порядке, и прибавила это к счету, который намеревалась непременно предъявить Толяну), достал из его аккуратной глубины бутылку водки. И все снова завертелось…

Но, поскольку бутылка в запасе у Нерадова оказалась всего одна, к вечеру Илона окончательно пришла в себя. И, выпив несколько чашек черного как смоль чая, принялась раздумывать о том, как жить дальше. Толян в разработке планов не участвовал. Он спал.

Глава 2

Опираясь на палку и то и дело охая от боли в спине, Карпов ковылял по бульвару от скамейки к скамейке, заглядывал в урны в надежде отыскать еще хотя бы три-четыре пустые бутылки в дополнение к уже найденным двум. Тогда хватило бы на полбуханки хлеба или на полкило серых макарон. Правда, и чай кончился, и сахар, и крупы никакой нет, да и масла тоже. Но о масле он и не мечтал, даже о растительном. Хоть бы что-нибудь купить. Уж очень есть хочется…

Ветер, как нарочно, дул вдоль Большой Конюшенной навстречу Карпову, пронизывая насквозь его старую, слишком легкую для такой погоды куртку. Но свитер на Карпове был довольно теплый, недавно соседка с верхнего этажа подарила, спасибо ей, добрая женщина. Ну, блин кудрявый, думал Алексей Алексеевич, злясь на весь свет, угораздило же Ляльку помереть… Как теперь жить? Пенсия — шестьсот с копейками, попробуй просуществовать на такие деньги! Конечно, пока Лялька была жива, ему горевать не приходилось. Удачливая была женщина, что ни говори. Всегда умела денег « раздобыть. А особенно летом, когда на каждом углу — открытые кафе, на каждой скамейке в парках — то парочки, то компании, и все что-нибудь пьют… Правда, нынче слишком много стало пластиковых бутылок, но и настоящих, стеклянных хватает, и металлические банки от всяких там джинов и прочего тоже можно сдать на приемном пункте, а Лялька своего никогда не упускала, уж у нее-то никто бы бутылку не перехватил, стоило ей только заметить добычу… Да, плохо без нее. Зимой она то картон и бумагу сдавала, то иной раз пристраивалась где-нибудь посуду мыть — в общем, кормила своего мужика. И поила, А теперь что? Вот уже и лето скоро, март на дворе, а что толку? Разве сам он сможет сражаться с бомжами за добычу? Он и ходит-то с трудом, какие уж тут схватки за пустые бутылки!

Карпов принялся вспоминать счастливую жизнь с Лялькой и едва не пропустил очередную бутылку. Она закатилась под скамью, в лужу, в которой плавали окурки и серые льдинки. Со стонами и кряхтеньем Карпов наклонился, опираясь одной рукой о скамейку, и палкой выкатил грязную бутылку на мокрый асфальт. Подняв находку и положив ее в рваную спортивную сумку, отправился дальше. Ну, еще чуток… Дома он бутылки вымоет и, передохнув, пойдет сдавать. Полдня пройдет, а там и вечер близко, можно будет спать лечь. Впрочем, спать Карпов мог в любое время суток. Во сне время быстрее проходит.

Да, некстати Лялька померла. Карпов-то рассчитывал, что она его переживет, похоронит… Ему ведь уже пятьдесят один, старый совсем, больной, а Ляльке было всего ничего, сорок пять недавно стукнуло, и вот на тебе! Не повезло. Просто не повезло ему, потерял кормилицу. И зачем она потащилась к этим проклятым пьяницам в соседний дом, там же у них не квартира, а самый настоящий бомжатник! Напилась, конечно, но не в этом дело, кто не напивается, когда есть на что… А вот что после случилось, никто толком не знает. То ли сама упала, то ли толкнул кто — и приложилась Лялька затылком к батарее, и на том дело и кончилось. Правда, не сразу. Еще три дня в Мариинской больнице полежала, в нейрохирургическом отделении. Но ее даже оперировать не стали, потому что она умудрилась воспаление легких подхватить. Вот и пришел конец. А он уже второй месяц мается в одиночестве, не зная, на кого опереться, кто бы его кормил хоть немножко.

Карпов сел на скамью, чтобы немного отдохнуть. Спина отчаянно болела, ноги отказывались двигаться. Конечно, если бы у него были деньги на лекарства, он бы, наверное, получше себя чувствовал… Да только где бы он эти самые деньги взял? Он и за квартиру-то третий год не платит. Грозят, конечно, выселить, из жилконторы уже два раза бумаги приносили — предупреждают, что будут в суд на него подавать… Ну и пусть выселяют! Он инвалид, отправят его в интернат, вот и хорошо. И крыша над головой будет, и кормить станут три раза в день. Уж как-нибудь протянет то, что ему осталось.

Посидев несколько минут, Карпов попытался встать, но не смог. Он огляделся по сторонам, надеясь, что кто-нибудь ему поможет. По бульвару по направлению к нему бежала длинноногая девчонка с пачкой газет в руках. «Ишь, какая красивая почтальонша, — подумал Карпов, — молодая, шустрая!»

— Девочка, помоги встать, — попросил он, когда почтальонша поравнялась с ним. Девушка с сочувствием посмотрела на него и, перехватив газеты поудобнее, протянула Карпову руку. — Вот спасибо! — просиял Карпов, утвердившись на ногах и крепко вцепившись в палку с изогнутой толстой ручкой. — Дай Бог тебе здоровья! Спасибо!

— Не за что, не за что, — весело откликнулась почтальонша и умчалась.

Карпов проводил ее взглядом и тяжело вздохнул. Да, когда-то и он так вот бегал. Ну зачем вспоминать то, чего уже нет? Он потащился домой. Далековато его занесло на этот раз, почти до Конюшенной площади дошел, тащись теперь вдоль Мойки до Гороховой с полной сумкой бутылок… Ох, как это плохо, что Лялька померла!

Придя домой, он на всякий случай еще раз заглянул во все уголки обшарпанного донельзя кухонного шкафа: а вдруг пакет крупы где-то завалялся, а он его и не заметил? Но нашел только полпачки соли да стайку тараканов, испуганно разбежавшихся, когда на них упал тусклый свет. Плюнув им вслед, Карпов выгрузил бутылки в раковину, чтобы вымыть. Такие грязные не возьмут, это точно. Ничего, удачно погулял; восемь штук в итоге. Эх, найти бы что-нибудь… такое! Он вспомнил, как Ляльке однажды фантастически повезло. Роясь в мусорном контейнере в поисках чего-нибудь полезного или съедобного, она обнаружила среди вонючих отбросов пачку купюр, перетянутых резинкой. Три тысячи рублей! Да, вот это был подарок судьбы. Карпов усмехнулся и покачал головой, вспомнив праздник жизни, длившийся целую неделю. Повеселились они на славу! Конечно, сразу же прибежали все Лялькины друзья-подруги, на дармовщинку-то всякому выпить охота, полная квартира народу набилась — и пошла гулянка! На четвертый день соседи со второго этажа, что над его квартирой, не выдержали, вызвали милицию среди ночи. Сволочи, одно слово. Зажравшиеся сволочи. Менты, правда, не особо зверствовали, просто выкинули на улицу всех без разбору, Карпов один остался — квартиры как-никак, у него даже паспорт имеется. Лялька-то свой давным-давно потеряла, да и все ее приятели тоже который год без документов… Ну, ясное дело, менты уехали — и все вернулись обратно. Только старались уже не слишком шуметь. А потом деньги кончились, гости разбрелись по своим чердакам и подвалам, а Карпов с Лялькой три дня отсыпались. Да, хорошие были деньки, веселые…

Перемыв бутылки, Карпов призадумался. Идти сдавать их прямо сейчас? Или сначала поспать немного? Спать, конечно, хочется, но… но лучше сначала поесть. Вздохнув, он сложил бутылки в другую сумку, такую же рваную, но довольно чистую, оделся и отправился в очередной поход.

Чтобы дойти до киоска, где принимали бутылки, ему понадобилось немало времени, так что в продуктовый магазин он притащился лишь к четырем часам дня. И, едва переступив порог, сразу увидел давешнюю девчонку-почтальоншу. Она что-то покупала и Карпова не заметила. Он решил, что живет девчонка где-то неподалеку, иначе зачем бы пришла в этот магазин? Карпов призадумался: а не попросить ли у нее рублей пять, а то и десять? Курева купил бы… Сколько можно бычки собирать и сушить на батарее? Но тут, глянув себе под ноги, Карпов вдруг увидел вожделенную десятку, явно оброненную кем-то из покупателей. От восторга Алексей Алексеевич чуть не взвизгнул и тут же попытался поднять деньги, да не смог присесть, потому что слишком перетрудил ноги. О том, чтобы наклониться, и речи не было — наклоняться Карпов не мог уже много лет. Болезнь Бехтерева, или в просторечии «болезнь бамбуковой палки». Не гнулся у него позвоночник.

Карпов прижал десятку палкой и уставился на нее, не зная, что делать. Но тут вдруг рядом с ним очутилась почтальонша, направлявшаяся к выходу. Она с жалостью посмотрела на несчастного инвалида и спросила:

— Вам не наклониться, да?

— Да вот никак… — пробормотал Карпов.

Девчонка легко согнулась, подхватила купюру (Карпов едва успел отодвинуть свою опору) и протянула ее Алексею Алексеевичу.

— Спасибо, — пробормотал тот. — Второй раз меня выручаете…

Девчонка улыбнулась и исчезла.

Карпов, довольный донельзя, купил пачку «Беломора» и пакет макарон и отправился домой. Теперь и отдохнуть можно.

Глава 3

Закончив работу, Илона под ледяным мартовским дождем отправилась домой, ее мысли все так же вертелись вокруг неприятной и опасной новости. Толян со вчерашнего дня отсутствовал, сказал, что едет в командировку и вернется дня через два-три, но может и задержаться еще на денек. В далеком теперь прошлом у Илоны не возникло бы дурных мыслей по этому поводу, она к этому привыкла, думала, что поездки Нерадова и в самом деле связаны с какими-то делами. Но теперь-то она если и не знала наверняка, то, во всяком случае, догадывалась, что представляли собой его «командировки». И если он снова уехал, значит, принялся за старое. Да нет же, хуже, чем за старое! Он ведь говорил, что тогда, в прошлом, выполнял поручения каких-то неведомых Илоне людей, но потом отказался «работать» с ними, а это значило, что теперь он начал действовать на собственный страх и риск. Но это значило также, что никто его не подстрахует, ничья машина не будет ожидать, чтобы умчать с места событий… Впрочем, грабителей ведь было двое. Где-то нашел Толян себе подельника, но насколько тот надежен? Что, если он продаст Нерадова ни за грош? Впрочем, наплевать, пускай бы Толяна посадили, пускай бы он помучился, как мучилась она, раз уж пошел искать приключений на собственную задницу, даже не сказав об этом жене. А она все равно больше не пойдет с ним «на дело», ни за что, ни за какие деньги. Она слишком напугана последним их «походом», совсем недавним, январским…

Вздрогнув от вновь охватившего ее страха, Илона стала вспоминать прошедшую зиму. Сначала они с Толяном много дней подряд только тем и занимались, что праздновали ее возвращение. Илона хотела тогда лишь одного: забыть два страшных года. Конечно, ей это не удалось. Во всяком случае, не сразу. Ей каждую ночь снились кошмары, она как вживе ощущала отвратительные запахи, преследовавшие ее все эти два года, она так и не смогла привыкнуть к ним… и уродливые лица баб, и жестокие глаза людей в форме… В ее кошмарах мужчины не отличались от женщин, все они были на одно лицо, обладали одинаковыми фигурами, похожими на параллелепипеды, у них были тонкие ноги и руки-плети, и этими плетьми они хлестали Илону… Она кричала, задыхаясь от ужаса, и просыпалась с головы до ног мокрой от пота. Там, в тех странных краях, она узнала, что у нее больные почки, что именно из-за этого у нее постоянно ноет спина, но ее все равно заставляли работать наравне с другими.

Толян успокаивал ее, гладил по голове, обнимал, наливал стопочку водки — и Илона снова засыпала. А потом настал день, когда Нерадов сказал, что денег больше нет и нужно что-то придумать. И конечно же придумалось ему все то же, что и раньше. Поздно вечером они вдвоем отправились «на прогулку».

Из четырех шуб, имевшихся у Илоны прежде, к моменту ее возвращения осталась всего одна, самая дешевая, лисья, — Толян небрежно сообщил, что три остальные он был вынужден продать из-за денежных проблем, но Илона подумала, что он, наверное, просто подарил их бабам, с которыми развлекался в ее отсутствие… Ей было очень жаль пропавших мехов, в особенности соболей, и это тоже она включила в счет вместе с исчезнувшими флаконами французских духов и драгоценностями. Илона решила, что Нерадову рано или поздно придется за все заплатить. Но пока об обновках мечтать не приходилось, и Илона всю зиму ходила в старой лисьей шубейке с потершимися обшлагами.

Было уже темным-темно, когда во дворе какого-то дома на Итальянской они остановили припозднившегося мужика. То есть остановила его, конечно, Илона. Она шагнула навстречу мужику и, как обычно, попросила прикурить. Пока недурно одетый мужик с «дипломатом» шарил по карманам, из темноты змеей выскользнул Толян, и Илона, поспешно скрывшись за углом дома, подумала, что все повторяется, что разница лишь в том, что тогда, в первый раз, был май, цвела сирень, царила белая ночь, а теперь вокруг тьма и холод, и откуда-то воняет помойкой, и Толян уже не кажется ей романтическим благородным разбойником… Но мужик, к горлу которого Нерадов приставил нож, точно так же послушно вытащил все из карманов и положил на грязный асфальт. Вот только результат оказался совсем другим, и весьма плачевным. В этот раз они с Толяном добыли всего-навсего восемь тысяч рублей. Их и на неделю не хватило.

Потом они снова отправились «на подвиги», потом снова… Теперь уже Толяну не нужно было подсыпать Илоне в вино хитрый химический состав, растворяющий реальность, она привыкла к ночным забавам, которые вполне заменяли ей наркотик, щекотали нервы, горячили кровь, заставляли острее ощущать жизнь. Ту самую жизнь, которая невозможна без денег. Без настоящих денег. Гроши не в счет.

Но сама жизнь стала почему-то унылой и однообразной. Хорошие рестораны и гостиницы были им с Толяном не по средствам, и Илона поневоле познакомилась с маленькими, относительно дешевыми кафе, но ей там отчаянно не нравилось. Ей не хватало шика, роскошного и оригинального декора, ощущения полной свободы… К тому же Толян слишком часто позволял себе напиваться самым примитивным образом. Их квартира очень быстро снова заросла пылью и грязью, но Илоне и в голову не приходило заняться наведением порядка. Просыпаясь после полудня, она принималась за очередной дамский роман, воображая себя его героиней. Она уносилась то на Средиземноморское побережье, то в Египет, то в Австралию, то на острова Зеленого Мыса, наслаждаясь чужим счастьем, плача от чужих страданий… Как они ярко, насыщенно живут, эти люди! И как ей самой не хватает настоящего, высокого чувства! Толян и в подметки не годится всем этим прекрасным рыцарям, способным ради любимой женщины на все, абсолютно на все — от высокого подвига до самого чудовищного преступления…

А на что, собственно говоря, способен ради нее Толян? И способен ли хоть на что-то вообще? Он по-прежнему каждый день уходил куда-то, ничего не объясняя Илоне, и она думала, что, наверное, Нерадов ищет новую «команду», которая давала бы ему задания, организовывая все как следует… А может быть, он действительно пытался наладить какое-то собственное дело, как говорил когда-то. Но он снова и снова выводил Илону по ночам на плохо освещенные старые улицы, чтобы она останавливала доверчивых прохожих… А денег от этого не прибавлялось.

Илона несколько раз вспоминала о том, как одна тертая-мытая баба, сидевшая то ли в пятый, то ли в шестой раз, сказала ей:

— Дура, забудь про своего Толяна. Ты для него теперь — отработанный пар.

— Почему? — недоверчиво спросила Илона.

— Да ведь ты не захочешь снова на него работать, — пояснила баба.

— Нет, конечно! — вздрогнула Илона. — Ни за что!

— Ну и все, ты ему не нужна.

— Неправда, — возразила тогда Илона. — Он меня любит!

— Не любит, а использует, — поправила ее баба. — Точнее, использовал. Больше ты ему не нужна. Другую дуру найдет.

На том их разговор и закончился.

Илона в общем-то понимала, что Толян действительно ее использует, что он превратил ее в примитивную приманку, что занимаются они примитивными грязными грабежами, но, взяв в руки очередную книжку в яркой обложке, на которой были изображены сногсшибательно прекрасные женщины и мужчины, она забывала об этом, уносясь в мир мечты.

И еще в эту зиму Илона пристрастилась к лотереям. Ради того, чтобы следить за веселой пляской шаров в огромном прозрачном барабане, она по субботам и воскресеньям поднималась чуть свет (в ее представлении) и включала телевизор. Она покупала уйму билетов, тратя на них деньги в ущерб своей любимой кулинарии, и все то время, которое ее ум не был занят очередной завлекательной книжкой, воображала, как она выиграет… ну, по меньшей мере миллион долларов. Готовя обед, шагая в прачечную с бельем, в магазин, Илона постоянно видела перед собой одну и ту же картину: лототрон выбрасывает шар за шаром, и на каждом из них — числа ее билета… И вот она уже едет в Москву, чтобы получить свой выигрыш. Илоне никогда не надоедало представлять во всех подробностях, как именно она отправится за своим счастьем. Она оденется очень скромно, чтобы не бросаться в глаза — в старую куртку, серый шарф, джинсы, — и прихватит с собой большую сумку, чтобы забрать свои сокровища сразу, наличными, никаких переводов на счет в Сбербанк или другую подозрительную контору, существующую только для того, чтобы обкрадывать людей! Она наденет парик — где-то был у нее подходящий, русый, ее собственные волосы слишком яркие и заметные. Никакой косметики. Она ничего не скажет Толяну, пошел он к чертям собачьим, рыцарь недоделанный. И сразу купит квартиру в Москве, чтобы забыть о прошлом, забыть обо всем. Она еще молода, ей всего двадцать восемь, она начнет жизнь сначала. У нее появятся новые знакомые — по-настоящему богатые люди: банкиры, владельцы крупных фирм, промышленники… Ее ждут светские тусовки, бриллианты, поездки в Лас-Вегас. .. Ах, скорее бы выиграть, пока молодость не ушла! Толян, наблюдая за тем, с какой алчностью и надеждой Ил она следит за сутолокой шаров в прозрачном барабане, посмеивался и говорил:

— Детка, выигрыш — это мираж, не больше! Даже если твои номера выпадут, неужели ты думаешь, там сидят такие дураки, что и в самом деле отдадут тебе миллионы рублей? Смешно, честное слово!

— Почему же не отдадут? — сразу начинала кипятиться Илона, злясь на Нерадова: как скроешь от него выигрыш, если он сам все увидит? Черт бы его побрал, спал бы себе, сопел в подушку! — Другим отдают, а мне — нет?

— А ты видела вживе хоть одного человека, который получил бы кучу денег по лотерейному билету? — задавал вполне разумный вопрос Толян.

— Не видела, ну и что? У меня вообще знакомых нет, чему тут удивляться? А я вот выиграю и открою свой ресторан! Роскошный!

— Красиво мыслишь, — кивал Толян. — Ну, играй, детка. Ты у меня совсем еще ребенок.

Новый год они встретили дома. Илоне так хотелось пойти в ресторан, потанцевать, пококетничать, просто побыть среди людей, но Нерадов твердо заявил:

— Детка, у меня нет на это денег.

И они сидели перед телевизором, как какие-нибудь нищие пенсионеры, пили коньяк и шампанское, ели салаты, купленные в «Метрополе», и отчаянно скучали. Илона решила, что никогда не простит этого Толяну. Новый год был для нее единственным настоящим праздником, и, испортив Илоне эту ночь, Нерадов тем самым испортил ей настроение на целый год.

А потом наступил январь, и они снова ходили вдвоем «на охоту» — раз, другой, третий… Но в конце января, двадцать четвертого числа, нарвались на крупную неприятность.

Глава 4

Карпов проснулся от того, что под окном начал работать компрессор. «Ну, хрен махровый, — зло подумал он, — чтоб им, богатеям этим, всем сдохнуть в одночасье!» Богатеи были виноваты в том, что кто-то купил помещение в соседнем доме, прямо напротив окна Карпова, и затеял там капитальный ремонт. Учитывая ширину двора — а он представлял собой почти классический колодец, отличаясь от оного только двумя выходами и тремя полудохлыми кустами акации, — шум от компрессора был не просто оглушительным, а просто-таки рвущим барабанные перепонки. И это несмотря на плотно закрытые форточки.

Карпов долго ворочался в постели, сбивая в ком грязную простыню, однако в конце концов встал. Посетив туалет, но, как всегда, забыв умыться, он выполз в кухню. Да, неплохо прошли три последние дня, неплохо, не на что жаловаться. И если бы не настырная жена старшего брата, явившаяся сюда и утащившая Николая домой, могли бы и еще денек-другой погулять. Но Верка конечно же озверела от того, что мужа три дня дома нет, притащилась, устроила скандал… А Николай человек мягкий, послушный, жену боится. Ну, тут уж ничего не поделаешь. Карпов вспомнил, как он сам давным-давно, в молодости, боялся свою жену. Катенька у него была красавица, умница, сына ему родила отличного, теперь уже Сереже двадцать пять лет… Давненько он сына не видел! Да, ушла от него Катюша, сманил ее директор магазина, прельстил большими деньгами… а Карпов тогда запил. Потом заболел, получил инвалидность, потом встретил Ляльку, а уж после того вовсе не просыхал много лет подряд. Планида такая, значит. А теперь вот Лялька померла… Ну, блин кудрявый, уж не везет так не везет!

Карпов всхлипнул, по мятым, небритым щекам потекли похмельные слезы. «Ох, Ляля, Лялечка, на кого же ты меня покинула, кто теперь меня кормить будет, — горевал Карпов, — как мне без тебя жить?»

Насладившись досыта душевными страданиями, Алексей Алексеевич начал изучать остатки трехдневного пиршества, поскольку тело также требовало насыщения. Отыскав для начала замусоленный стакан с недопитой водкой, Карпов жадно поднес его к губам. Трех глотков ему вполне хватило для того, чтобы снова стать пьяным и веселым и снова надеяться на лучшее будущее, которое, пожалуй, не замедлит наступить. Стоило Карпову чуть-чуть выпить — и он с удовольствием начинал верить в чудеса. С другими случается же, а он чем хуже? Выковыривая грязным пальцем кильку из открытой консервной банки, Карпов принялся вспоминать разные чудеса. Вот, к примеру, Настасья, знакомая покойной Ляльки. Лялька, бывало, все говорила ей: «Приземленная ты душа, Настасья! Нет в тебе настоящего полета! Не умеешь мечтать, не умеешь!» Настасья и вправду всегда была какая-то странная, считал Карпов. Вроде и пьет, как все, и живет, как все, а все чего-то подсчитывает, как дурочка. Вот, говорит, если бы на эти деньги не водки купить, а сигарет по дешевке, да перепродать подороже, так можно было бы еще две бутылки купить… Дура, в общем. И вот вдруг эта приземленная душа, эта дура Настасья, которая к сорока годам поумнеть не сумела, находит на улице здоровенный дорогой бумажник с кучей денег и визитной карточкой. Нет бы сразу друзей угостить, повеселиться, так она за телефон схватилась — хозяина денег искать! Ну что, нормальная разве? Потащила бумажник куда-то, да так и не вернулась. Все, конечно, решили, что по дороге она все-таки не удержалась, завернула в магазин и теперь не скоро появится. Только Настасья не появилась совсем. Месяца через три Лялька случайно увидела ее на улице — и едва узнала. Одета была Настасья как картинка в журнале, и выходила она из такого магазина, в какие Ляльке вообще ходу не было — охранники с порога заворачивали. Лялька побежала следом, сомневаясь, Настасья ли это, догнала, поздоровалась. Настасья ее узнала, конечно, но разговаривала хотя и вежливо, но холодно. Сказала только, что вышла замуж за того мужика, который бумажник потерял, и уезжает с ним за границу, надолго, у него там служебные дела.

Лялька тогда вернулась домой в полном ошеломлении, долго не могла успокоиться, напилась, а после все плакала и завистливо кричала:

— Нет, ты видал такое, а? Это как вообще понимать? Дура ведь она, дура набитая, убогая тварь, приземленная душа, а живет как теперь?

После этого Лялька твердо решила разбогатеть. Карпов не сомневался, что при ее энергии она бы все смогла, вот только при виде бутылки она как-то сразу забывала, куда шла и зачем. Но начала она и вправду лихо. Быстро нашла каких-то чернявых дельцов, нанялась к ним в продавщицы — на улице с рук торговать лежалым товаром. Ну, всякие продукты, у которых срок годности кончился, выдохшееся пиво и так далее. Понятно, все такое продается по дешевке, зато быстро разбирают, не все же такие богатые, чтобы в магазинах покупать. Только при этом нужно постоянно по сторонам смотреть, чтобы ментам в лапы не угодить. Платить обещали с выручки. Лялька продержалась ровно три дня. В первый день заработала сто рублей и от счастья места себе не находила. На второй день ей заплатили целых двести десять, и тут уж фантазии Ляльки унеслись в заоблачные высоты. Весь вечер она рассказывала Карпову, как они скоро обставят квартирку новенькой мебелью, как купят на зиму теплую обувь, потом обзаведутся цветным телевизором, ну и так далее. Третий день она тоже отработала, как положено, принесла домой двести пятнадцать рублей, спрятала в шкаф, под кучу барахла. Копить начала. Ну, Карпов ничего против не имел. Копить так копить. Но четвертый день оказался выше Лялькиных сил — наверное, потому, что это оказалась суббота, когда торговля идет особенно хорошо. Уже к обеду Лялька без труда заработала две сотни, а подсчитав, что же будет часикам эдак к семи-восьми вечера, от восторга вконец поплыла умом. Черные хозяева, конечно, внимательно следили за своими наймитами, выручку отбирали регулярно, каждый час, а то и чаще и сами подносили новые партии товара, но за Лялькой не усмотрели. Удачно толкнув сразу десять пачек прогорклого масла, два пакета вонючих чипсов и упаковку тухлой ветчины, Лялька бросила коробку, служившую ей прилавком, оставив без присмотра товар, и с выручкой в кармане помчалась в ближайший магазин, решив, что вот сейчас она быстренько возьмет бутылочку и выпьет ее прямо на рабочем месте, а то уж очень душа разгорелась. Товар, естественно, тут же сперли конкуренты, да Лялька к нему и не вернулась. В магазине ей встретился старый знакомый, проживавший нынче на чердаке где-то на Вознесенском проспекте, и они оба так обрадовались встрече, что, взяв побольше водки и немножко копченой мойвы, отправились искать местечко для душевного разговора. А как летит время за хорошим разговором, каждый знает. Но чернявые предприниматели без труда вышли на Лялькин след, взяли ее с поличным прямо там, в тихом дворике, за мусорным контейнером, где она наслаждалась беседой с другом, и так избили, что Лялька приползла домой чуть живая. Да и не приползла бы, если бы друг не притащил. Били ее ногами, не разбирая места, и немалая часть ударов пришлась на несчастную Лялькину головушку. Пришлось Карпову Достричь ей волосы, чтобы добраться до страшных ран. Но идти в травматологию Лялька наотрез отказалась, она всю жизнь боялась врачей, да и паспорта у нее не было. Ну, в тот раз обошлось, отлежалась. В конце концов, не впервые с ней такое случилось, привычная была ко всему. Ну а в процессе лечения все накопленное тяжкими трудами улетело, конечно, со свистом.

Карпов, вздохнув, вернулся от воспоминаний к нынешнему моменту. Что тут у него имеется, что осталось от трехдневной гулянки с братом? Ну, много чего осталось. Брат, идя к нему в гости, не поскупился, принес полную сумку всякого-разного — он всегда так поступал, зная, что Алексей Алексеевич ничего за душой не имеет. Хлеба осталась почти целая буханка, непочатая банка кильки, большой кусок колбасы, три сардельки, пачка сливочного масла, про которое они с Николаем просто-напросто забыли. Вот и хорошо, что забыли. Он на этом масле макароны поджарит. Николай догадался макарон купить целых две пачки… И курево есть, и чай, и даже сахар. Разбогател, короче говоря. Сегодня можно не ходить на поиски бутылок. И завтра тоже. А все равно без Ляльки плохо. Одному не прожить.

Глава 5

Вспоминая ту январскую ночь, Илона каждый раз обмирала от страха, бледнела… но снова и снова вспоминала все по порядку, до единой мелочи. Почему — она и сама не знала. Как будто ей нравился этот страх…

Они с Нерадовым вышли из дома в восемь вечера. Тьма вокруг стояла — хоть глаз выколи, весь день над Петербургом висели низкие тучи, то и дело начинал валить влажный липкий снег. Ветер дул с Финского залива — тоже сырой, пронизывающий насквозь, тревожащий… Когда дул такой ветер, у Илоны кружилась голова, а спина болела так, что утром было трудно встать с постели. Толян несколько раз говорил ей:

— Иди к врачу! Сколько можно вот так мучиться? Ноешь, ноешь, а ничего не делаешь! Почки — дело серьезное, так можно и всерьез слечь!

Но Илона по-прежнему боялась врачей и предпочитала терпеть, лишь принимала наугад купленные лекарства и травы. Иной раз становилось лучше, иной раз — нет.

Толян в тот день вернулся рано, в три часа, и сразу, с порога заявил, что с деньгами полный завал, что нужно прямо сегодня идти за добычей. Нерадов был почему-то взвинчен, слегка пьян, однако Илона не стала задавать вопросов, прекрасно зная, что ответов все равно не получит. Ей совсем не хотелось выходить на улицу, но и спорить тоже не хотелось. Пошло оно все к черту, подумала она, надоело, надо куда-то смываться… Вот только куда? Кто ее приютит? Она же растеряла всех старых знакомых, а новых не завела! И тем не менее Илона твердо решила, что с завтрашнего дня начнет всерьез обдумывать эту идею. Скорее всего, она восстановит старые связи, а там видно будет…

В восемь Толян сказал:

— Ладно, пошли. Пора.

Илоне вдруг подумалось, что, может, Нерадов снова получил выгодное задание от прежних или новых шефов, — иначе зачем бы он следил за временем? Может, их снова будет ждать теплый автомобиль с шофером, которому Толян передаст украденные документы, а взамен получит толстую пачку долларов? Но, увы, все оказалось совсем не так.

Сначала они сели в маршрутное такси и доехали до Сенной площади. Там спустились в метро. Стоя на эскалаторе, Илона сердито думала о том, что в мертвенном подземном свете выглядит ужасно — бледная, с отекшими глазами… А старая шуба конечно же обрадовалась случаю продемонстрировать все свои проплешины, и это, пожалуй, мучило Илону куда сильнее, чем собственная бледность. Она просто ненавидела плохую одежду! И ведь это не маскировка, не игра в нищету, это и есть самая настоящая нищета, без подделок! Толян держался на удивление мягко и предупредительно — похоже, почувствовал наконец свою вину, понял, что негоже так обращаться с женщиной, предлагая ей вместо удобного такси (не маршрутного, конечно) битком набитый вагон подземки… Илона представила, как раскаявшийся Толян возьмется за настоящее дело, как они снова поедут в Финляндию, в Париж… Ей вдруг отчаянно захотелось в Турцию или в Грецию, туда, где тепло, где ярко светит солнце, где беспечно валяются на пляжах беззаботные богатые люди… Черт бы побрал все на свете, черт бы побрал этого неудачника Нерадова! И зачем он так ужасно оделся? Она сама хоть в старой, но все-таки шубе, в приличных сапогах и мягких кожаных перчатках, в бежевой норковой шляпке (какое счастье, что Толян никому ее не подарил и не продал!), а он? Стыдно даже стоять с ним рядом! Напялил потертую кожаную куртку, идиотский вязаный колпак — красно-белый, полосатый, старые кроссовки, рюкзак зачем-то повесил на спину… Хотя, конечно, шапка — это для возможных свидетелей, вспомнила Илона, яркая деталь, которая сразу бросится в глаза и отвлечет внимание от всего остального. Ну хорошо, а рюкзак-то зачем? Не иначе как рассчитывает наполнить его деньгами. При этой мысли Илона фыркнула, и Толян вопросительно посмотрел на нее:

— Что, детка?

— Да так, вспомнила ерунду, — отговорилась Илона. Они вышли на «Горьковской», немного прошли по Каменноостровскому проспекту, потом повернули налево, на какую-то сплошь заваленную мокрым снегом узкую улицу, но что это была за улица, Илона не знала. Потом очутились в каком-то темном дворе. Илона подумала, что сейчас все пойдет по прежнему кругу, как заезженная пластинка: она подойдет к прилично одетому человеку, попросит прикурить, Толян выскочит из темноты с ножом — а денег у прохожего окажется совсем немного. Ох, как ей все это надоело! Впрочем, какое-никакое, а развлечение. Илона почувствовала, как в ней понемногу разгорается азарт. К щекам прилила кровь, Илоне стало не просто тепло, а даже жарко. Руки едва заметно задрожали в предвкушении острого момента. Илона развеселилась и спросила Толяна:

— Где спрячемся?

Но Нерадов только пробурчал в ответ:

— Погоди, погоди… Мы им сейчас устроим, сволочам…

Он увлек Илону в дальний угол двора, освещенного лишь маленькой лампочкой, висевшей над подъездом, как раз напротив ведущей с улицы арки, и, сняв рюкзак, поставил его прямо в снежную грязь и присел на корточки.

— Погоди, погоди, — повторил он. — Сейчас ты увидишь… Сейчас этот гад получит, он давно напрашивается…

Достав из рюкзака пакет размером с книжку карманного формата, Толян снова надел рюкзак на спину и поднялся на ноги. Илона не видела в темноте его лица, но что-то в интонациях Нерадова ей не понравилось, что-то ее насторожило… Вот только она не поняла, что именно. И тут же забыла об этом.

— Значит, так, — очень тихо сказал Толян. — Мы с тобой сейчас зайдем вон в тот подъезд, над которым лампочка горит. И там будем ждать. Недолго, надеюсь. Ты будешь следить за двором…

— Как это я буду за ним следить? — перебила его Илона.

— будешь держать чуть приоткрытой, — злым голосом ответил Толян. — Неужели даже до такай ерунды не можешь сама додуматься? Ладно… Когда во двор войдет мужик… Нет, наверное, их будет двое… — Ты выйдешь им навстречу и спросишь, где шестнадцатая квартира. Просто — где тут шестнадцатая квартира, ты никак не можешь ее найти. И все. Понятно?

— Чего тут не понять? — огрызнулась Илона, обиженная донельзя. Что он себе позволяет, этот поганец, с какой стати он разговаривает с ней по-хамски… Она ему все припомнит, все!

Они вошли в подъезд — хорошо освещенный, на удивление чистый. Здесь не воняло кошками, не валялись под ногами одноразовые шприцы, углы не были залиты мочой, как то постоянно случалось в том доме, где жили Толян и Илона, да и в большинстве других домов в центре. «Надо же, — мельком подумала Илона, — здесь, похоже, живут не совсем нищие… Но почему подъезд не заперт на ключ? Наверное, жильцы между собой договориться не могут, кому об этом хлопотать да по сколько платить. Или им наплевать на все. Ну, в нашем доме тоже ведь так… Но у нас грязно, а у них почему-то чисто».

Нерадов отошел в тень, под лестницу, кивком показав Илоне на входную дверь. Илона послушно встала вплотную к двери и, чуть приоткрыв ее, стала вглядываться во двор. Арка просматривалась сквозь узкую щель отлично.

Ждали недолго. Не прошло и пятнадцати минут, как напротив арки остановилась большая машина, из нее вышли двое и направились во двор, причем второй шел в шаге позади первого. Когда они были уже метрах в десяти от подъезда, Илона распахнула дверь и шагнула им навстречу, сияя улыбкой. Мужчины настороженно остановились, тот, что шел немного сзади, резко сунул правую руку в карман, но Илона не обратила на это никакого внимания. Она спросила мягким, уютным тоном:

— Простите, где тут шестнадцатая квартира? Куда она исчезла? Никак не могу ее найти!

— А! — откликнулся тот, что шел первым. — Да, это непросто. К сожалению, вход в шестнадцатую квартиру из соседнего двора, милая дама.

— Как это — из соседнего двора? — искренне изумилась Илона.

— У них отдельный вход, — пояснил мужчина, и только теперь Илона рассмотрела его. Он был немолод, за пятьдесят, с густыми седыми волосами, ложившимися на лоб скульптурной волной, с глубоко сидящими темными, жесткими глазами, с тяжелой нижней челюстью. — Вам нужно выйти на улицу, повернуть направо и обойти наш дом вокруг. С задней стороны найдете шестнадцатую.

— Спасибо, — кокетливо улыбнулась Илона и пошла через двор к арке.

По пути она оглянулась и, увидев, что второй мужик все еще стоит на месте и смотрит ей вслед, улыбнулась еще раз, помахала рукой. А тот, который отвечал ей, уже открывал дверь подъезда…

Илона не успела войти в арку, как за ее спиной раздался оглушительный грохот, во дворе стало светло, и почти в ту же секунду рука Толяна крепко схватила ее за локоть.

— Бежим!

И снова что-то загрохотало — на этот раз отрывисто, откуда-то отлетел кусок штукатурки, чуть не угодивший Илоне в лицо… «Черт побери, стреляют», — мелькнула в ее голове паническая мысль, и она бросилась вперед, не разбирая дороги. Стреляют! Нет, только не в нее! Только не в нее! Не в нее! Ничего не понимая от ужаса, видя перед собой лишь рюкзак на спине Толяна, она бежала, бежала, поворачивала, неслась через дворы, снова поворачивала и наконец, совершенно выбившись из сил, прохрипела:

— Толик… не могу больше…

Нерадов резко остановился, и Илона налетела на него, едва удержавшись на ногах. Он подхватил ее под руку, помог устоять. Внимательно посмотрел в ее бледное лицо. Илона тяжело дышала, жадно хватая воздух пересохшими губами.

— Ну, детка, успокойся, — сердито сказал он. — Я просто отомстил за себя, за нас с тобой, вот и все. Все уже кончилось. Эта сволочь разлетелась в дым.

Илона промолчала, ей было сейчас не до слов. Нерадов снял рюкзак и, отойдя в сторонку, размахнулся и зашвырнул уже ненужную вещь в крохотный палисадник перед одним из старых, мрачных домов, безмолвными глыбами высившихся вокруг.

— Идем, — сказал он, беря Илону под руку. — Пошли домой, все на сегодня.

И тут в груди Илоны зародилась судорога, рвавшаяся наружу. В следующую секунду она истерически расхохоталась.

— Все? На сегодня — все? Прекрасно! — выкрикивала она сквозь смех. — Я так рада, ты просто не представляешь! Все! На сегодня — все!

Толян молча размахнулся и ударил ее по лицу.

Глава 6

Илона и много месяцев спустя отлично помнила, что после пощечины она впала в странное безразличное состояние и уже не обращала внимания ни на что. Отчасти она пришла в себя дома, когда Толян раздел ее и посадил в ванну, наполненную горячей водой с пышной ароматной пеной. Вдохнув любимый запах ландышей, Илона впервые подняла глаза и посмотрела на Нерадова. И впервые увидела его по-настоящему. Помятое, злое лицо. Пустые серые глаза, широко расставленные, полные ненависти и зависти ко всему миру. Как она могла видеть в этих глазах любовь? Разве такой человек вообще способен любить кого-то, кроме самого себя? Как она могла так ошибиться три года назад, принять вот этого омерзительного бандита за рыцаря, за благородного принца? Он использовал ее как приманку, совсем не заботясь о ее жизни и благополучии. Права была та кошмарная тетка в колонии… Толяну нужна была красивая женщина, способная привлечь внимание любого мужчины… отвлечь внимание на себя, обеспечив тем самым ему свободу действий…

— Ну что, детка, — спокойно спросил тогда Нерадов, — испугалась? Ничего, пройдет. Зато это было настоящее боевое крещение.

Она отвернулась, не желая видеть его, говорить с ним. Но его это ничуть не задело. Он спокойно вышел в коридор и аккуратно прикрыл за собой дверь ванной комнаты.

Когда Илона, завернувшись в теплый махровый халат, вошла в кухню, Толян молча протянул ей полный стакан водки. Илона залпом выпила ее и села за стол. Нерадов поставил перед ней тарелку с кое-как нарезанной вареной колбасой, плавленым сыром и маринованными огурцами; все было свалено в одну кучу, и Илона невольно поморщилась. Она любила красивый стол. Красивый, как в красивом романе, как в кино, где показывают красивую жизнь… Толян намазал маслом толстый кусок батона и положил на край тарелки. Илона взяла огурчик, откусила маленький кусочек, лениво разжевала — ей совсем не хотелось есть. Толян налил ей еще стакан водки, и она его выпила так же молча. Но продолжала чувствовать себя трезвой, как никогда. И лишь после третьего стакана голова у нее слегка закружилась. Однако ей по-прежнему не хотелось говорить. А Толян и не настаивал. Он сам что-то говорил без передышки, но Илона не слышала его, уйдя в себя, она снова и снова видела, как отлетает от стены кусок штукатурки, целясь ей прямо в глаз… намереваясь ее убить…

Наконец Нерадов уложил ее в постель, заботливо укрыл одеялом, и Илона сразу заснула.

Проснулась она очень рано, еще не было восьми, но Толян уже куда-то ушел. Илона долго бессмысленно бродила по квартире — из комнаты в кухню, из кухни в комнату, и постепенно ее охватывал настоящий страх. Сначала Илона заметила, что у нее слегка дрожат руки. Чуть-чуть, едва заметно… Она попыталась сварить себе кофе, но уронила джезву и, оставив ее лежать на полу, села возле кухонного стола на табуретку, зажав ладони между коленями. Руки дрожали все сильнее и сильнее. Потом начали стучать зубы. Илону охватил озноб, она съежилась от холода, но никак не могла сдвинуться с места, не могла пойти в комнату и накинуть на себя что-нибудь теплое — шаль или шерстяную кофточку… Ей хотелось плакать, но глаза были сухими. Хотелось кричать, но горло и язык свело судорогой, и она не могла произнести ни звука. В пустой голове что-то громко звенело, беспрерывно, назойливо, как будто кто-то забыл выключить электронный будильник, и тот надрывался зазря, а батарейки все не садились и не садились… Илона с трудом отвела взгляд от валявшейся на полу джезвы и уставилась на часы с секундомером, висевшие над кухонной плитой. Она сама их повесила там — специально купила для того, чтобы следить за временем, когда готовит сложные блюда… Стрелка секундомера прыгала с деления на деление, нервно, безумно быстро, наверное, часы сломались, но почему-то Илона не слышала того характерного звука, который должна была издавать эта стрелка. Который теперь час? Илона смотрела на циферблат и не могла ничего понять. Который же час? Ей казалось очень важным выяснить это, но она никак не могла сосредоточиться настолько, чтобы понять, где находятся часовая и минутная стрелки, она видела только секундную, бешено и бесшумно прыгавшую по кругу…

А потом Илона закричала. Она кричала от навалившегося на нее страха, она выла и колотила себя по голове, кляня за глупость, за то, что связалась с Толяном. Ее могли убить! Убить! Ее могли убить! Илона медленно сползла с табурета на пол, уткнулась лицом в грязный линолеум и выла, выла, пока не потеряла голос, пока не лишилась сил. И тогда она поползла к холодильнику — поползла, собирая грязь с пола розовым махровым халатом, не в состоянии подняться даже на четвереньки. Ее могли убить, ритмично звучало в ее уме, ее могли убить… ее могли убить…

Добравшись до холодильника, Илона встала на колени, цепляясь за белые плоскости, дотянулась до ручки, открыла одну из дверок и достала вожделенную бутылку с водкой. «Как хорошо, что водка распечатана», — тупо подумала Илона, поднося бутылку к губам. Как хорошо, что она распечатана. Как хорошо… Она сделала несколько больших глотков. Мысли продолжали бежать по прежнему кругу. Ее могли убить!

Как хорошо, что бутылка распечатана… Ее могли убить! Как хорошо…

Илона поднялась наконец на ноги, крепко прижимая к себе емкость со спасительным напитком. И пошла в комнату, натыкаясь по дороге на все углы и шкафы. Нерадов ее подставил, она должна уничтожить эту сволочь. Она его убьет. Она его убьет. Она его…

Сев на пол возле комода, Илона потянула на себя нижний ящик. Там когда-то, давным-давно, лежал обрез. Пистолет и обрез. Она его убьет.

Но в ящике не было ни пистолета, ни обреза. Там оказался спрятан совсем другой предмет, большой и плоский, и Илона не сразу поняла, что это такое. Она долго всматривалась, почему-то боясь прикоснуться к странной зеленовато-серой вещи, а потом вдруг ей все стало ясно.

Бронежилет.

Эта сволочь была вчера в бронежилете! А она, Илона, очутилась под огнем, ничем не защищенная, в одной лишь старой, потертой шубе!

Илона залпом выпила остатки водки.

— Что ты там ищешь? — раздался за ее спиной голос Толяна.

Значит, он уже вернулся? Неважно. Пусть видит. Пусть знает. Кто он такой, вообще говоря?

— Где твой обрез? — спросила Илона заплетающимся языком.

— Какой обрез, детка? — Нерадов присел рядом с ней на корточки и удивленно заглянул ей в лицо.

— Тот, что лежал вот здесь, в нижнем ящике! — зло закричала Илона, и ей казалось, что она сейчас выглядит невероятно грозной и опасной. — Ты его спрятал, когда меня забрали, понимаю, но где он сейчас?

— Детка, тебе почудилось, — твердо сказал Толян. — Никакого обреза у меня никогда не было. Ты еще пушку придумай! Мортиру, базуку, на что еще твоего больного воображения хватит?

— Больное воображение? — озадаченно переспросила Илона, рассматривая пустую бутылку. — Больное вооб… Ты о чем это?

— О том, что ты отчаянная фантазерка, детка, вот о чем. Давай-ка я помогу тебе встать.

— Не прикасайся ко мне! — заорала Илона. — Не сметь, мерзавец! Ты хотел, чтобы меня убили! Ты напялил вот эту штуку. — Илона обвиняющим жестом указала на спрятанный бронежилет. — А я? Меня могли убить!

И тут же перед глазами Илоны вспыхнула пугающе-яркая картина: женщина в рыжей лисьей шубейке падает в грязную лужу, по краям которой лежит не растаявший еще серый снег… Лужа заполняется черной кровью… Ночь, тусклый свет фонаря… «Ночь, улица, фонарь, аптека». При чем тут аптека? А, ну да, «скорая помощь»… Илона запуталась в собственных мыслях и заплакала, заскулила, как голодный побитый щенок. Толян подхватил ее на руки и отнес на кровать. Уткнувшись лицом в подушку и продолжая скулить, Илона не видела, как рассматривает ее Нерадов: брезгливо скривив губы, чуть покачивая головой…

Илона сидела дома, смотрела кассету за кассетой, читала чарующие романы и старалась не думать о происшедшем. Ей необходимо было выбросить все из головы, она хотела просто жить, без тревог, без ненужных волнений и опасений. И постепенно страх отпустил, она снова углубилась в мечты, воображая себя то невинной ирландской пастушкой, то отчаянной итальянкой — искательницей приключений, а то и вовсе принцессой Дианой. Толян по-прежнему уходил каждое утро и возвращался вечером. Они больше не говорили о том ночном эпизоде, как будто его и не было вовсе. Одно только огорчало Илону: денег становилось все меньше и меньше. Ей приходилось, придя в универсам, очень крепко задумываться о том, что она может купить, а что — нет. И в конце концов она сказала Нерадову:

— Толик, я не могу приготовить настоящий ужин на те гроши, что ты оставляешь в буфете.

Нерадов пожал плечами:

— Детка, у меня сейчас тяжелая полоса. Просто не знаю, как быть.

— Заработай, как все! У других получается же, так? Почему ты не можешь? — рассердилась Илона.

— А ты вообще представляешь, что это такое — зарабатывать, как все? — усмехнулся Толян

— Почему же нет? — не поняла она. — Конечно, представляю.

— Вряд ли, — серьезно сказал Нерадов. — Вряд ли ты это действительно представляешь и понимаешь. А кроме того, что ты имеешь в виду, говоря «как все»? Как все банкиры? Или как все уборщицы? Или как все государственные служащие? Ты говоришь, не зная о чем. Ты ведь никогда в своей жизни не работала ради заработка, верно? Вот возьми и сама попробуй. А потом поговорим.

Илону это сильно задело, хотя она и сама не знала почему. Но в голосе Толяна прозвучало что-то такое… Он, собственно говоря, обвинил Илону в полном незнании жизни, в том, что она только и умеет, что сидеть на чьей-нибудь шее… И это несмотря на то, что она два года отмучилась в… И она завелась.

— И попробую, можешь не сомневаться! — с вызовом бросила она. — Завтра же найду работу!

— Отлично, — кивнул Толян. — Мне нравится твоя решительность.

На следующее утро Илона отправилась на поиски работы.

Глава 7

«Эх, картошечки бы раздобыть», — думал Карпов, выскребая со сковородки остатки макарон. Картошечка — это настоящий продукт. Поджарить ее с луком, да масла побольше, да килек баночку, а то еще лучше — селедку купить… Но платить по двенадцать рублей за килограмм картошки и по сорок пять за килограмм самой дешевой селедки — это уж совсем чокнуться надо. То ли дело в прежние времена, при коммунистах! Да, это была жизнь. На рубль этой самой картошки ведро можно было купить. И хлеб, между прочим, шестнадцать копеек стоил. И водка, прямо скажем, не слишком кусалась. Можно было и пить, и закусывать. А портвейн? Карпов тоскливо вздохнул, вспомнив здоровенные бутылки, стоившие чуть больше двух рублей. Классный был портвешок, классный… Весело жили! Пили почти каждый день, и денег всегда хватало. Теперь все по-другому, эти чертовы демократы все испоганили, простым людям никакой жизни нет… Подохни с голоду — никому и дела не будет.

Пора было снова отправляться на поиски бутылок и банок. Карпов горестно прикинул, какова нынче стоимость этих самых бутылок по сравнению с прежними счастливыми временами. Раньше-то как было? Сдал бутылку — купил килограмм картошки, да еще и оставалось. А теперь на тот же килограмм надо десять бутылок сдать, а то и двенадцать. Где же их возьмешь-то? На кустах не растут. А из-под кустов их тут же выгребают те, кто пошустрее да поздоровее Карпова. Ему, мирному инвалиду, за нервными и воинственными бомжами не угнаться.

Хорошо хоть на улице сегодня немного потеплее, ни ветра, ни снега, ни дождя. Но ведь и охотников за бутылками в такую погоду больше будет, выберутся из своих закутков в подвалах да на чердаках. Ну, ничего не поделаешь. Все равно идти надо.

Одевшись потеплее, Карпов отправился в очередной поход. Пятница сегодня, может, побольше гуляющих будет перед выходными-то…

Он бродил по улицам уже больше часа, а нашел всего одну бутылку. Он устал, спина снова невыносимо разболелась, ноги ломило, тянуло шею, палка то и дело норовила вырваться из рук… Усмотрев справа от себя просторный двор с деревьями и лавками, Карпов забрел туда и устроился на отдых. Но сначала огляделся. В дальней части двора стояло несколько темных блестящих машин, но людей не было видно. «Ну и хорошо! — подумал Карпов, — никто ругаться не будет, не прогонит». Мартовское солнышко грело на удивление хорошо, . Карпов положил рядом с собой сумку с единственной найденной бутылкой, расстегнул куртку. Немного подумав, снял старый вязаный колпак и аккуратно уложил его на скамью рядом с собой донышком вниз — чтобы проветрился. Устроившись как следует, он расслабился и не заметил, как задремал.

И приснилось ему, что стал он жутко богатым. Как оно произошло — Карпов не рассмотрел, видел он во сне только результат. А результат был, ;«конечно, что надо. Вдруг появился в его задрипанной квартирке большой цветной телевизор, а на кухне сам собой возник здоровенный холодильник с двумя дверцами. И когда Карпов во сне этот холодильник открыл — у него аж сердце зашлось. Чего там только не было! Колбаса, копченая курица, сыр, масло, сметана, селедка в банке, сгущенное молоко… Даже большой торт в прозрачной коробке! А на полочке дверцы выстроились в ряд четыре бутылки „Столичной“. Ахнув, Карпов схватил бутылку, курицу — и совсем было начался для него праздник жизни, да только тут он проснулся. Совсем некстати.

Не открывая глаз, Карпов подумал: да, хорошо живут богатые люди, все-то у них есть! И выпить, и закусить. И не думают они, сволочи, как им день прожить. Пора бы уже гнать демократов к свиньям собачьим, пора снова коммунистов на трон сажать. Они-то сразу наведут порядок. У жирных все отберут, отдадут таким, как вот он, бедный Карпов. При коммунистах-то и на пенсию прожить можно было бы. Все цены сразу будут назначаться сверху, квартплата расти перестанет, никаких тебе маршрутных такси, которые по карману одним жуликам, только городской транспорт для всех. Да, при коммунистах все жили одинаково, как горошины в стручке… Хорошо было!

Карпов открыл наконец глаза и, почувствовав, что голове стало уж слишком прохладно, потянулся к своему вязаному колпаку. И замер, вытаращив глаза. В колпаке лежала сотенная бумажка.

Нервно оглянувшись по сторонам — не видит ли кто? — Карпов сцапал бумажку и запрятал ее поглубже во внутренний карман куртки. У него даже руки задрожали от радости и от испуга. А вдруг тот, кто бросил ему сто рублей, сейчас пожалеет об этом и вернется отбирать? Бежать, бежать отсюда, да поскорее!

Карпов рванул на улицу, но сумку с единственной бутылкой все-таки не забыл. Когда он дошел до самых ворот, перед домом остановилось такси и из него выпорхнула дамочка в белой короткой шубке, но без головного убора. Пышные светлые волосы светились на солнце, как золотые. Юбка у дамочки была уж такая короткая, что Карпов головой покачал — не боится же застудиться! Сапоги, правда, высокие, обтягивают тонкие ножки в прозрачных черных колготочках… Да, красивая дамочка. Карпов посторонился, решив подождать, пока дамочка проскочит в дом. Не хватало еще угодить в лужу своей палкой да забрызгать мартовской грязью белую шубку!

Дамочка быстро рассчиталась с водителем и направилась к воротам, но увидела замершего Карпова, улыбнувшись, небрежно сунула руку в карман и тут же протянула что-то инвалиду. Алексей Алексеевич не сразу понял, что это именно ему что-то предлагают, а дамочке, видно, ждать было некогда, она сунула это «что-то» в наполовину расстегнутую сумку жалкого старика и умчалась.

Еще не зная, что именно очутилось в его сумке, Карпов готов был потерять сознание от радости. Понятно же, такая роскошная дамочка ерунду не подаст бедному человеку. Не рубль какой-нибудь, точно. Не меньше десятки, можно не сомневаться. Да рубль-то и звякнул бы о бутылку, что в сумке лежит. Бумажная денежка, бумажная…

Карпов, боясь заглянуть в сумку, но всей душой ощущая сотенную, что лежала в его внутреннем кармане, согревая тощее тело не хуже электрической печки, торопливо проковылял два квартала и повернул на улицу, ведущую к дому. И только скрывшись за углом, остановился и, прислонившись к стене, осторожно заглянул в сумку. Сначала он ничего не увидел, и его пронзила страшная мысль: пошутила дамочка, ничего там нет… Но тут его глаза нашарили купюру соблазнительного темного цвета. Карпов ахнул. Не может быть! Но это и в самом деле оказались пятьсот рублей.

О таком он конечно же не мог и мечтать. Это была самая настоящая фантастическая сказка. Посидел на лавочке, подремал — и вот тебе целая пенсия в кармане, почти целая. Чуть-чуть не хватает. Ну и ну…

Ему очень хотелось сразу отправиться в магазин, но в трезвом виде Карпов был человеком на редкость разумным и рассудительным. Вот он и рассудил, что без рюкзачка в магазин идти незачем. Не донести ему покупки без рюкзачка. И он пошел домой, мысленно подсчитывая, чего накупит на свалившуюся с неба гигантскую сумму. Прежде всего, конечно, две бутылки растительного масла — про запас. Потом макароны, хлеб, само собой, парочку батонов, пожалуй, даже рулет с героином, в смысле с маком… сахар, чая побольше… ну и чего-нибудь покрепче чая, само собой. Такую удачу необходимо обмыть — это уж как водится.

Надо же, каким он везучим оказался! Кому расскажи — умрут от зависти!

Глава 8

Для начала Илона отправилась к киоску «Роспечати». Она слышала, что есть такие газеты, в которых печатают объявления о разнообразных вакантных местах. Она твердо решила, что докажет Нерадову: умеет она жить как все, умеет! Может работать и зарабатывать, как любой другой человек. И совсем не стремится сидеть у кого-нибудь на шее, и уж в последнюю очередь — на шее Толяна, шел бы он ко всем чертям. Это стало для нее вопросом принципа.

Нужные газеты у продавщицы и в самом деле нашлись, и Илона вернулась домой, преисполненная надежд. Усевшись поудобнее возле телефона, она начала просматривать объявления. Но вскоре на ее лице появилось растерянное выражение. Работы оказалось много, даже очень, вот только… Курьер. Реализатор чая. Газосварщик. Ветеринарный врач. Швея-мотористка. Слесарь-сантехник. Продавец кваса. Продавец в молочный киоск. А то и вовсе коротко: «Дев. $». И номер телефона. Но чаще всего встречалось объявление: «Требуется бухгалтер со знанием персонального компьютера». Вот уж занятие не для нее…

И что же ей со всем этим делать? Идти наниматься в водопроводчики? То-то будет весело, то-то хорошо! Или торговать квасом? Может быть, рвануть в курьеры? Интересно, сколько там платят.

Илона набрала указанный в газете номер. Ей сразу же ответил приятный женский голос, отчетливо произнесший название фирмы. За этим последовал вопрос:

— Чем могу быть вам полезна?

— Я по объявлению, — пробормотала Илона. — Вам вроде бы курьер нужен…

— Да, — согласился красивый голос, — нужен. До двадцати пяти лет.

— А двадцать восемь не подойдет? — удивилась Илона.

— К сожалению, нет, — ответили ей на другом конце провода и повесили трубку.

«Вот дела, — подумала Илона, — в курьеры и то не набиться! Возрастной ценз, кто бы мог подумать! Что там делать-то — бумажки носить!» Ну, наплевать, не всерьез жетона собиралась становиться девочкой на побегушках. Но все-таки это странно. Она-то представляла…

А что, собственно, она представляла, когда говорила Толяну, что пойдет работать? Илона отложила газету и задумалась, уставившись на телефон.

Ну да, перед ней тогда мелькнуло смутное видение большой роскошной приемной: светлые стены, бежевые ковры, темно-коричневая старинная мебель… И сама она сидит за огромным столом, уставленным телефонными аппаратами, перед ней интерком, дорогая кожаная папка с бумагами, чуть в стороне — небольшой серебряный поднос, на нем — тонкий стакан в тяжелом золоченом подстаканнике, от горячего чая поднимается прозрачная струйка пара… Огромная резная дверь ведет в кабинет шефа…

Илона вдруг спохватилась. Ведь нынче все секретари умеют работать на компьютерах, а она эту умную машину видела только издали. Наверное, нужно очень долго учиться, чтобы понять, как на ней работают. А за учебу необходимо платить. Толян на это денег не даст, можно не сомневаться.

Вот если бы она знала английский… Черт побери, ведь родители пытались заставить ее учить этот важный для современной жизни язык, но она была тогда настолько глупа, что упиралась изо всех сил, она была глупа и ленива…

Илона тут же представила себя переводчицей. Солидная фирма, занимающаяся чем-то важным на международном рынке. Солидный шеф, лет пятидесяти с небольшим, относящийся к ней как к родной дочери. Она в строгом деловом костюме, со строгой прической, элегантная и неприступная, пахнущая любимыми духами трагически погибшей принцессы Дианы — «Дух времени» фирмы Нины Риччи. Они вдвоем с шефом летят в Канаду. Шеф просматривает бумаги… Нет, шеф работает на портативном компьютере. Бумаги просматривает она. Ей нужно ознакомиться с данными фирмы, с которой им предстоит вести переговоры. Помощники шефа летят другим классом, их рядом нет. Рядом только она, Илона, доверенный секретарь и переводчик…

Хлопнула входная дверь, и в следующую минуту в комнату ввалился Толян. Он был в хорошем подпитии, зол и весел одновременно.

— Привет, детка! — Он подошел к Илоне, наклонился и чмокнул ее в щеку. — Чем занимаешься? — Тут его взгляд упал на разбросанные по полу газеты, и Нерадов расхохотался: — Детка, да ты никак и в самом деле решила найти работу? Ну Бог в помощь. Только по газетам ничего не найдешь. Разве что в дешевые проститутки сможешь наняться, да и там, наверное, конкурс. Нет, милая, это не так делается.

— А как? — спросила Илона, понимая уже, что по газетам и вправду хорошего места не подыщешь.

— Пойдем-ка на кухню, будешь меня кормить, а я буду учить тебя праведной жизни, — окончательно развеселился Толян. — Что у тебя на ужин?

— Пока ничего, — пожала плечами Илона. — Ты слишком рано вернулся, я тебя еще не ждала. Ну, сейчас приготовлю.

Однако кулинарным талантам Илоны не на чем было разгуляться. Хорошая кухня требует хороших денег, а их-то как раз и не было. Придется Толяну обойтись омлетом с сыром и помидорами. Немножко зелени, немножко сметаны… И никаких оливок, никаких грибов. Гренки — это пожалуйста. Но чай — из весьма посредственных сортов, то, что называется «массовый». Коллекционного теперь не купить. Не на что.

— Да, негусто, — подвел итог ее деятельности Толян, — Ну ты в этом не виновата. Это целиком и полностью моя вина. Так, значит, ты всерьез решила доказать себе и мне, что не такая уж ты неприспособленная. — Он прожевал кусок омлета, немножко подумал и заявил: — Начинать, мне кажется, нужно с поиска подходящих знакомств.

— Где же я их буду искать? — пожала плечами Илона.

— Подумать надо. Так… Чтобы присмотреться к разным фирмам, необходимо получить доступ на их территорию. Я прав?

— Да, но меня даже в курьеры не захотели взять, — огорченно ответила Илона. — У них возрастной ценз. Я для них старовата.

— Жаль. Но есть еще одна фигура, свободно проникающая в самые заповедные места.

— Это кто? — заинтересовалась Илона.

— Почтальон. Простой почтальон, — широко улыбнулся Нерадов. — Правда, работа тяжелая, нужно рано вставать, много ходить… Зато через месяц-другой ты будешь знать, какая фирма на твоей территории чего стоит, а какая не стоит ничего. А уж тогда можно начинать следующий этап проникновения.

Илона засмеялась. Ей понравилась идея Толяна. И показалось очень смешным, что она может разносить газеты, имея целью пристрелять себе местечко поуютнее. Она сразу представила, как входит в один солидный офис за другим, вежливо улыбается надутым секретаршам, кладет им на стол красивые конверты с логотипами знаменитых фирм, как ее замечают начальники этих глупых секретарш, как предлагают ей необыкновенно интересную работу… Но главное она должна доказать Толяну и, пожалуй, самой себе, что может жить как все.

— А как туда устроиться? — спросила она.

— Ну тут ведь речь может идти только о коммерческой доставке, — пояснил Толян, — обычная муниципальная почта не подойдет. Значит, надо постараться… Я узнаю. Кажется, есть у меня один знакомый, который может посодействовать. Ты всерьез этого хочешь? Работа тяжелая, повторяю.

— Я выдержу, — твердо сказала Илона. — Я должна попробовать. Пойми, мне это действительно необходимо — убедиться, что я могу работать, как все… Ну, пусть не как все банкиры, но хотя бы как все почтальоны.

— Ладно, будешь ты почтальоном Печкиным, — усмехнулся Толян. — Обещаю.

Вот так оно и началось. И совсем не сразу Илона поняла, что Нерадов просто-напросто заставил ее поступить так, как было нужно ему самому. Что он в очередной раз использовал ее в своих собственных целях. И при этом совсем не беспокоился о том, что Илона может оказаться под подозрением, что она, как имеющая судимость, в первую очередь привлечет к себе внимание заинтересованных лиц… А может быть, он как раз на это и рассчитывал?

Глава 9

Илону до костей пробирал страх. Страх вползал в нее, как вызывающий озноб туман, как промозглая сырость… Он заставлял ее руки мелко дрожать, когда она протягивала газеты и письма получателям… Но заодно она думала и о том, как сильно ошибалась, устраиваясь на эту работу. Уже второй месяц она разносит почту, у нее целых три участка, но разве она хоть раз попала в те самые приемные больших боссов, которые представлялись ей в мечтах? Нет, она видит только охранников да сторожей. Именно они забирают газеты и письма, а Илону никто и не думает пропускать в святая святых… Впрочем, не во всех фирмах дело обстоит именно так. В той самой «Карине» она, например, сама поднималась на второй этаж и оставляла письма на маленьком столике у входа в приемную. Но она ведь приходила туда еще до восьми часов утра, когда не только боссов, но и второстепенного персонала не было на местах, а бодрствовал один только ночной сторож в красивой форме. Так что и там никого она не видела. Но таких фирм на ее территории было немного. А то, что она свободно ходила, например, по редакции толстого журнала, ее совсем не радовало. Редакция располагалась на четвертом этаже, а лифт в том старом здании отсутствовал. И еще у нее был свободный доступ во внутренние помещения небольшого театра. Ну и что? Монтировщиков там соблазнять, что ли? Чтобы похлопотали за нее, устроили билетером?

Думала Илона и о том, с каким неподдельным интересом отнесся Толян к ее эксперименту. Он каждый день, возвращаясь домой, расспрашивал Илону, тяжело ли ей работать, куда она ходит, что это за конторы, и так далее. А она-то, дурочка, полагала, что Нерадов о ней беспокоится, заботится! И ждала с минуты на минуту, что он скажет: «Брось ты эту глупость, детка, я сделаю все, чтобы ты жила спокойно…» Но Толян этого не говорил. Да и не собирался говорить, как она теперь поняла. Но поняла-то она это только после ужасной новости… Да, пожалуй, прав был Толян, когда говорил, что Илона не умеет жить самостоятельно. Подразумевалось, конечно, что она слишком глупа и доверчива. Наверное, так оно и есть. Так и есть. Без «наверное».

Уж лучше бы Толян продолжал работать на тех таинственных нанимателей, для которых он добывал какие-то документы… а пачки долларов, попутно отобранные у владельцев этих бумаг, доставались ему, да еще и «зарплата» перепадала. Илоне хотелось уехать туда, где тепло, где греет солнце, ей до смерти надоел этот чертов дождь… Да еще и ветер поднялся, зонт удержать невозможно…

Нет, твердо сказала она себе, никаких «приключений» больше не должно быть. Ты ведь уже знаешь, чем они заканчиваются. Разве тебе хочется снова попасть туда?.. Вздрогнув, Илона покачала головой. Лучше работать, как все. И жить как все. На гроши… Ох, как же это тяжело! Вставать в три утра, в любую погоду бежать со всех ног на почтамт, таскать пачки тяжелых газет, улыбаться охранникам, от которых никакого проку, искать взглядом боссов, которые тебя просто не замечают, и надеяться, надеяться на фортуну, на то, что вдруг повезет… А если нет?

Вернувшись домой, Илона поспешила забраться в ванну, чтобы отогреться, чтобы выгнать из промерзшего тела мартовский сырой холод. Что делать, что делать, ритмично стучало у нее в голове, что делать, как избавиться от Толяна, он же снова доведет ее до тюрьмы… Завтра суббота, работы будет мало, а послезавтра воскресенье, лотерейный тираж… Пора бы уже и выиграть!

Сидя в горячей воде, пахнущей лавандой, Илона представила, как она наконец выигрывает. Давно пора, вообще-то говоря. Сколько денег она потратила на эти дурацкие билеты! Да, наверное, в это воскресенье она поймает удачу за хвост… Точно, так оно и будет. Ей ведь это очень нужно. И все будет прекрасно! Она поедет в Москву… В общем, мысли Илоны с этого момента потекли по накатанному кругу. Она наденет парик. Старую незаметную одежду. Она получит свои деньги и исчезнет без следа. Нерадову ее не найти, о нем можно будет забыть. У нее будет отличная квартира э столице, не слишком большая, три-четыре комнаты… Она наймет лучшего преподавателя английского языка убудет упорно заниматься, а потом уедет куда-нибудь… путешествовать. Да, именно путешествовать. Она объедет вокруг света, как героиня одного из самых любимых ее романов… Илона представила себя на палубе белого тихоокеанского лайнера. Вокруг праздные богачи в светлых костюмах, белые ленты на шляпках дам развеваются по ветру, ветер треплет волосы загорелых красивых мужчин… Она лениво возлежит в шезлонге на верхней палубе, надвинув на лицо широкополую бледно-голубую шляпу. На ней белый купальник, ее кожа светится изнутри… Ее красота не оставляет мужчин равнодушными.

Или нет, лучше по-другому. Ночь в тропиках, неподалеку от экватора. Черный бархат неба усыпан бриллиантами звезд. Соленый морской воздух напоен томной нежностью. Волны поют, как орган. Илона стоит, (облокотившись на поручни, на ней длинное жемчужно-серое платье, в волосах темная роза… Поклонники так и вьются вокруг нее. Но она выбирает самого скромного, того, который не стремится навязать ей свое общество, а лишь смотрит на нее издали, вздыхая и ни на что не надеясь. Она сама подходит к нему… Ну конечно же он оказывается мультимиллионером, свободным, ранимым, пережившим несколько лет назад несчастную любовь…

Вздохнув, Илона выбралась из ванны и завернулась в изрядно замусоленный махровый халат. Постирать бы его, да все руки не доходят. Очень уж утомительны все эти домашние дела… Ничего, скоро у нее будет прислуга.

Поскольку вставать ей теперь приходилось в три часа утра, после работы Илона ложилась спать. И теперь она поспешила забраться под одеяло. Но сон не шел. Илона снова и снова вспоминала встревоженные лица работников почты. Попытка ограбления на их территории… Каждый прекрасно понимал, что это может означать. Не обязательно, конечно… но нельзя было исключить того, что наводчиком — вольно или невольно — послужил один из почтальонов. И если милиция возьмется за дело всерьез, всех их начнут проверять. «Какое счастье, — подумала Илона, — что ни одна из товарок не знает о моей судимости, они бы тут же на меня грешить начали…» Ну, и были бы правы, разве нет? Толян для того и пристроил ее в коммерческую доставку.

Наконец Илона заснула, но сон ее был неспокойным. Обрывки страшных видений возникали перед ее крепко сомкнутыми глазами — следственный изолятор, зона… страшные люди, страшные женщины, убивавшие людей…

Илона внезапно проснулась и села на постели.

Те женщины убивали… А она? Ну нет, тут же решила Илона, этого греха на ней нет, уж этого ей никто не пришьет! Это ее саму чуть не убили совсем недавно, и виноват в этом Толян. Сволочь он, вот и все. Постарел, обрюзг, опустился, мажется какой-то гадостью… Черт бы его побрал, если у него нет денег на хороший одеколон, лучше бы никаким не пользовался! Воняет то «Шипром», то еще чем-то в этом роде… А раньше от него пахло только одеколоном фирмы «Рив Гош», и никаким другим. А, пошел он куда подальше! Послезавтра тираж ее любимой лотереи, она обязательно выиграет столько, сколько ей нужно, чтобы обрести свободу.

В субботу почтальоны заканчивали разноску рано — большинство фирм не работало в этот день, оставались только квартиры и магазины. Илона вернулась домой в половине одиннадцатого утра, приняла душ, выпила чаю и уселась перед телевизором. Спать ей сегодня совершенно не хотелось, несмотря на ранний подъем. Поставив кассету с одним из своих любимых фильмов — «Унесенные ветром», Илона погрузилась в переживания Скарлетт. Ах, если бы эта удивительная девушка сразу оценила по достоинству капитана Батлера! Но — увы, не судьба… Вот если бы ей, Илоне, встретился такой мужчина, уж она-то не проглядела бы своего счастья… Как он хорош собой, этот капитан, как он умен, энергичен… и все готов сделать ради любимой женщины, а главное — он так щедр!

Всплакнув при последних кадрах, Илона выключила приставку и решила, что пора немножко перекусить. А потом можно будет почитать какой-нибудь роман… Завтра выходной, отоспаться она успеет. Нерадов приедет не раньше вечера понедельника…

Однако все вышло совсем по-другому.

Илона только достала из морозилки кусок говядины и принялась критически изучать его, чтобы решить, на что он годится, как входная дверь открылась. Удивленная Илона вышла в прихожую. Это конечно же был Толян, но почему сегодня, а не в понедельник?

Нерадов ввалился в кухню, не сняв мокрую от дождя кожаную куртку и грязные ботинки, но Илона не обратила на это внимания. Она уставилась на Толяна, испуганная бешеным выражением его глаз.

— Толик, что случилось? — робко спросила она.

— Ничего, — огрызнулся Нерадов. — Дай поесть, я проголодался, как собака.

— Сейчас приготовлю… Я ведь тебя не ждала, ты сказал, что через четыре дня вернешься…

— А вернулся сегодня! — рявкнул Толян. — Водка есть?

Он сел на табуретку возле кухонного стола и, расстегнув куртку, бросил ее на пол. Илона достала из холодильника полбутылки водки и поставила на стол перед Толяном. Подала стакан. Быстро нарезала хлеб, но не успела достать масло и остатки дешевого сыра, как Толян уже налил себе водки, выпил залпом, налил второй стакан… Илона с отвращением поглядывала на мужа. Небрит, дурно пахнет… Как будто в подвале ночевал, честное слово! Лицо серое, отекшее… Черт бы его побрал, урод уродом! А все воображает о себе что-то, строит из себя умника, красавца… Тьфу! Уголовник, и никто другой! Примитивный уголовник!

Илона занялась говядиной, не желая больше смотреть на Толяна. Но Нерадов, допив водку, преисполнился желания поговорить. Привалившись к стене и закинув ногу на ногу, он заявил:

— Проект сорвался, мне не повезло. Я рассчитывал на эту командировку, но…

И тут Илона не выдержала.

— Командировка? — визгливо закричала она. — был в командировке? Ну что ты врешь, дрянь эдакая? Кто тебя послал в эту самую командировку? Ты просто залез ночью в ту фирму и взломал сейф, вот и вся твоя командировка!.. — В азарте Илона не заметила, как изменилось лицо Толяна, как в его глазах сверкнуло нечто незнакомое ей, как натянулась кожа на его лице. Она самозабвенно кричала: — Ты и вернулся раньше потому, что ничего у тебя не вышло, а иначе отсиживался бы сейчас у своих подельников! Мерзавец, а обо мне ты подумал?! Меня же первую заподозрят, или ты этого и хотел…

Нерадов внезапно встал и шагнул к Илоне. Она попыталась увернуться, но оказалась зажатой между буфетом и раковиной. Толян схватил ее за волосы и резко откинул ее голову назад. Илона взвизгнула от боли, но, увидев совсем близко его безумные глаза, умолкла, похолодев от страха. А Толян зашипел, брызгая слюной и дыша на нее водкой:

— Ты будешь делать то, что тебе скажут, поняла, дура? Мне надоело с тобой нянчиться, мне надоело подстраиваться под твои идиотские фантазии, хватит! Будешь работать, и точка! Будешь вынюхивать, где что есть, твое дело — разведка в фирмах, дошло, дура?

Илона, почти теряя сознание от невозможности, невообразимости происходящего, зажмурилась и закричала, но в следующую секунду задохнулась и согнулась пополам — Толян сильно ударил ее под ложечку кулаком, и от боли у нее потемнело в глазах. Нерадов за волосы вытащил Илону из кухни, проволок по коридору, швырнул в комнату. Она упала на грязный пол и, ударившись головой о ножку тяжелого старинного кресла, потеряла сознание.

Глава 10

Илона открыла глаза и поежилась, не понимая, почему ей так холодно и жестко. Все тело болело, как избитое… И тут она услышала храп Толяна и вспомнила… Все вспомнила.

Нерадов поднял на нее руку…

Илона подняла голову и огляделась. Она лежала на полу, рядом с креслом. В другом конце комнаты спал, раскинувшись на широкой кровати, Толян, очередной ее «принц», обернувшийся самым распоследним мерзавцем… Илона повернулась на бок, с трудом встала на четвереньки, попятилась к двери. Выбравшись в коридор, поднялась на ноги, придерживаясь за косяк двери. У нее отчаянно кружилась голова, мысли текли вяло, как будто путались в густом, липком киселе. Нерадов ее избил… Обозвал идиоткой… Ее фантазии… Он сказал, что ему надоело подстраиваться под ее идиотские фантазии… Она должна работать… но она ведь и так работает, давно уже работает на почте… Это так тяжело, она умрет от такой работы… Чего ему не хватает?.. Ну конечно, она получает всего две тысячи… Это же не деньги, этого даже на один день не хватит… Она должна работать, сказал Толян…

Илона встряхнулась, взяла себя в руки и медленно потащилась на кухню. То и дело роняя все подряд и каждый раз с испугом прислушиваясь, не проснулся ли Толян, она все же заварила себе крепкий чай. Сделав несколько глотков, почувствовала себя немного лучше. Надо бы пойти в ванную, посмотреться в зеркало, но она боялась увидеть себя. «Неужели он меня изуродовал, — с ужасом думала Илона, ощупывая распухшую щеку. — Неужели превратил меня в страшилище?.. Нет, только не это… Сволочь, какая же он сволочь!»

Только теперь Илона начала по-настоящему понимать, что Нерадов за время их разлуки изменился не только внешне. Он стал грубым… Нет, он стал жестоким, безумно жестоким человеком… Зверем, а не человеком! Он стал жесток не только по отношению к чужим (до которых Илоне не было никакого дела), он стал жесток по отношению к ней, его собственной супруге!

А был ли он когда-нибудь другим? Или ей это просто показалось, как не раз уже казалось прежде? Она приняла за рыцаря обычного уголовника… Он сказал, что ему надоело подстраиваться. То есть что же это получается? Что он нарочно морочил ей голову, чтобы у него всегда была под рукой приманка, живец, на которого можно ловить дураков вроде нее самой? А теперь ему надоело притворяться, теперь он решил стать собой и заговорил по-другому прямо, откровенно: работай! И уж конечно, не разноску газет и журналов он имел в виду. Собственно, он ведь и сказал: разведка в фирмах. Ха-ха! Разведчица Илона Ланкова. Псевдоним — Мата Хари петербургского почтамта. Или Мценского уезда. А где у вас тут сейф с нешлифованными алмазами, ребята? А где у вас тут склад героина? А сколько у вас зеленой капусты в кастрюле? Впрочем, нам и цветная пригодится — всякие там марки и прочее устоявшее перед напором евро. Нам главное — чтобы побольше. А охраны — поменьше. Тогда навар получится что надо.

Илона нервно засмеялась. Вот так, принцесса на горошине. Отрабатывай шампанское и устриц, отрабатывай розы в китайских фарфоровых вазах, катания на яхтах… Отрабатывай каникулы в Париже. Веди разведку боем, налетай на менеджеров и главных бухгалтеров во всеоружии красоты, цепляй их петлёй почтальонской сумки, строй прикрытие из конвертов с рекламными проспектами… а кстати о красоте…

Тяжело поднявшись с табурета, она со стоном выпрямилась и пошла в ванную. Зажгла свет, со страхом заглянула в большое старое зеркало. Левая щека распухла, под глазом наливается синяк… губы выглядят чудовищно, как синие дешевые сардельки… но, кажется, ничего непоправимого.

Илона тщательно умылась и вернулась в кухню. Лед… В морозильнике должен быть лед… Есть, отлично. Завернуть в полотенце, приложить к пострадавшим местам. Холодно… Ничего, придется терпеть. Илона почувствовала, как в ней закипает ярость. Подонок, как он посмел! Чертов урод, вонючий пьяница, старый бандит! Она его осчастливила, подарила ему свою молодость и красоту, и что она получила взамен? Фингал под глазом! Замечательно! Нет, Толян, ты за все заплатишь…

Прикладывая к распухшей щеке ледяной компресс, Ил она принялась строить планы мести. Убить эту тварь, придушить во сне… Нет, это слишком просто. Никакого удовольствия. Надо… Ну конечно, она должна уйти от Толяна, начать новую жизнь..! Вот только где она будет жить? Комнаты у нее давным-давно нет, она по собственной глупости и доверчивости позволила Нерадову продать ее, деньги исчезли неведомо куда… Илона совсем забыла, что комнату они продали по ее, а не Толяна инициативе, что деньги она расшвыряла собственной рукой, напившись в дым и вообразив себя сеятелем счастья на всей планете. Она винила во всем Нерадова. Это он оставил ее без своего дома. Он обманул ее, поманив красивой жизнью, из-за него она попала в тюрьму, а теперь он задумал окончательно избавиться от нее… Ничего у него не выйдет. Она придумает, где ей временно пристроиться… Завтра же придумает. Можно ведь попросить кого-нибудь с почты приютить ее на время, ненадолго, совсем ненадолго! Она быстро восстановит старые знакомства, она найдет себе настоящего рыцаря, защитника, благородную душу, готовую ради нее на все… Илона представила, как она выходит из белого «мерседеса»… Солнечный день, зима, все вокруг бело от снега, на ней белая норковая шубка… а на тротуаре неподалеку от автомобиля стоит Толян, грязный, оборванный, нищий… Она не узнает его, но он… Он сразу видит, что эта прекрасная дама — его бывшая жена… Он бросается на колени, он от отчаяния бьется пьяной головой об асфальт… а она небрежно бросает ему сто долларов и исчезает за стеклянными дверями роскошной гостиницы, предупредительно распахнутыми лощеным швейцаром в новенькой униформе… Ах, вот это — настоящая месть! Унизить, смешать с дерьмом… Ничего другого Толян не заслуживает.

Уйдя в мечты, Илона не заметила, как кончился день, не слышала, как проснулся Нерадов, и испуганно вздрогнула, внезапно услышав его голос:

— Ну что, детка, как настроение? У нас ничего выпить не осталось?

— Нет, не осталось, — сухо ответила Илона.

— Ладно, схожу куплю… Прогуляться хочется. И выпить как следует. Ты пока сооруди что-нибудь на закуску.

В ящике кухонного буфета оставалось совсем немного денег — Илона отлично это знала. Но ей тоже хотелось выпить. Еще как хотелось! Ее просто взбесило, что Толян был настроен вполне благодушно и явно не считал себя ни в чем виноватым! Подонок, тварь! Ну, он свое получит…

Толян ушел, а Илона нарезала подсохший батон, чтобы поджарить гренки, натерла сыр, отложила яйца для омлета… «Какое убожество, — думала она, — каждый день омлет, сколько можно?» Ей хотелось крабов, икры, ананасов, ей хотелось коньяка и шампанского… Черт побери этого урода Толяна! Не способен обеспечить женщине даже самую простую, нормальную жизнь, не говоря уж о роскоши! Чтоб ему сдохнуть под забором! Да еще и драться научился!

Нерадов вернулся быстро, принес две бутылки водки и банку консервов «Печень трески». Илона поморщилась, но все же поспешила отыскать пару луковиц и, порезав их тонкими кольцами, залить уксусом — для салата. Пока Толян открывал бутылки, она поджарила гренки с сыром, взбила яйца с остатками пряностей. Нерадов помог ей отнести все в комнату, расставить на низком журнальном столике перед диваном. Илона вернулась на кухню, чтобы заняться салатом, а Толян тем временем распечатал обе бутылки и включил видик. Новых кассет у них давно уже не было, и он выбрал одну из старых — «Крестный отец». Илона, услышав с кухни звуки знакомой мелодии, с которой начинался фильм, усмехнулась и подумала, что Толян, похоже, решил посредством фильма вдохновиться на новые «подвиги», вообразил себя крутым мафиози… Ну, это его проблемы. Она в эти игры больше не играет.

Наконец они уселись на диван, рядышком, как бывало, но Илона слишком остро ощущала свою распухшую щеку и синяк под глазом и слишком сильно ненавидела сидевшего возле нее человека, чтобы воспринимать этот ужин как примирение. Нет, она не собиралась его прощать.

Они выпили раз, другой, третий… Толяна повело. Он вдруг начал посмеиваться себе под нос и что-то неразборчиво бормотать. Илона покосилась в его сторону. Фу, ну и гадость! Пьян, небрит, воняет, как козел… И как она могла настолько ошибиться, как могла принять его за мужчину своей мечты? Ну ничего, через несколько дней она уйдет от него.

Но ей пришлось уйти раньше, чем она предполагала.

Наполнив рюмки в очередной раз, Нерадов демонстративно уставился на Илону. Он рассматривал ее, как рассматривают какую-нибудь ничтожную букашку, заползшую по собственной дурости на обеденный стол. Илона разозлилась.

— Ну что ты на меня смотришь? — сквозь зубы спросила она, осмелев от выпитого. — Что, нравится результат рукоприкладства?

— Не то чтобы нравится, — хмыкнул Толян, — а просто прикидываю, когда это пройдет. В таком виде тебя нельзя выводить на рыбалку.

— Я больше не намерена участвовать в твоих грязных делишках, — надменно бросила Илона, уже успевшая унестись в мечтах на вершину Олимпа.

Нерадов хрипло захохотал и с размаху ударил ее кулаком под ребра. Ему захотелось стереть с лица Илоны это наглое выражение, она ведь сейчас посмотрела на него как на таракана или клопа, можно подумать, что она — королева, а он — ее презренный раб… Ну, он ей покажет, чего он стоит… Илона вскрикнула, упала на диван и сжалась в комочек от страха. От ужаса у нее отнялся язык, ей показалось, что вот сейчас Нерадов просто-напросто забьет ее насмерть… Ей хотелось убежать, спрятаться, но тело не слушалось, она просто не могла шевельнуться, ее словно парализовало… Толян схватил ее за волосы, поднял, усадил.

— Пей! — приказал он, поднося к ее губам рюмку. — Пей, сука, кому говорят!

Илона попыталась взять рюмку, но ее рука так сильно дрожала, что водка выплеснулась ей на халат. Толян окончательно озверел. Он заорал во все горло:

— Пей, гадина! Убью!

Илона кое-как вылила в рот то, что не вылилось из рюмки, и Нерадов немного успокоился. Он критически посмотрел на бутылку — оставалось совсем немного. Допив водку прямо из горлышка, Нерадов взялся за вторую емкость. Илона, от страха совершенно протрезвевшая, теперь уже сама дрожащей рукой придвинула свою рюмку поближе к Толяну, но он вдруг решил, что с нее хватит. Он молча, глядя прямо перед собой, выпил еще полбутылки, так и не дотронувшись ни до омлета, ни до салата, лишь время от времени нюхая ломтик поджаренного батона. Илона тоже молчала, боясь напомнить о себе. Хоть бы он поскорее заснул, этот урод, поскорее бы заснул…

К счастью, Толян не заставил ее долго ждать. Проглотив очередную порцию водки, он вдруг упал на диван и захрапел. Илона осторожно сползла на пол и крадучись выбралась из комнаты.

Бежать, бежать отсюда скорее…

Она несколько минут сидела на кухне, обдумывая свои дальнейшие действия. Потом заглянула в ящик буфета. Там оказалось всего пятьсот рублей. «Господи, что мне делать с такими грошами, — в панике подумала она, — даже на такси не хватит…» Она вернулась в комнату и, двигаясь бесшумно, как тень, обшарила карманы пиджака, брошенного на кресло. Владелец пиджака храпел, как последняя свинья, и ничего не слышал. Триста рублей. Всего триста, черт бы его побрал, урода… Илона подошла к древнему шкафу, осторожно открыла его, взяла кое-что из своих вещей — потеплее и поновее. Все остальное было в прихожей — шуба, куртка и старые сапоги, в которых она разносила почту, большая сумка…

Через несколько минут она была готова. Проверив на прощание карманы кожаной куртки Толяна и нашарив еще четыре сотни, она выскользнула из квартиры. У нее самой лежало в кошельке семьсот рублей — итого меньше двух тысяч. Уходить в неизвестность с такой суммой было страшно, но оставаться здесь она уже не могла, это было еще страшнее. Пусть без денег, но она станет наконец свободной. А деньги — дело наживное.

Готовясь к побегу, она даже не посмотрела на часы и, лишь очутившись на улице, поняла, что на дворе глубокая ночь, ледяная и черная. Сырой мартовский ветер носился по улицам, как бешеный пес, забираясь во все закоулки. Ни людей, ни машин… Пусто, темно, жутко.

Илона покрепче ухватилась за ручки не слишком тяжелой сумки и, подняв воротник шубы, зашагала по Садовой к центру. И только пройдя метров триста, вспомнила, что забыла прихватить лотерейные билеты, лежавшие на телевизоре. Ну и черт с ними!

А вдруг выиграют?..

Глава 11

В воскресенье Карпов проснулся чуть свет, но не потому, что ему очень этого хотелось, а потому, что у него разболелся живот. Вчера он объелся на радостях, да и выпил лишку, а теперь вот маялся. Но как было не отметить такую удачу? Шестьсот рублей — как с куста снято! Уж он накупил всего, что душе желалось… И никого не стал приглашать в гости. Ну их, друзей-приятелей, все сразу сожрут да выпьют, а ему жить надо… Одному, без Ляльки. Из туалета Карпов отправился прямиком в кухню — полюбоваться на свои сокровища… И хлеб теперь есть, и масло, и крупа, и колбаса.;, и водочки полторы бутылки… Вот если бы еще живот болел. Вздохнув раз, другой, Алексей Алексеевич решил, что надо бы все-таки пойти в аптеку, купить какое-нибудь лекарство. Деньги пока еще есть, почему не полечиться? А то вся еда зазря пропадет, жалко.

Ближайшая от его дома аптека находилась на Гороховой, но было еще, пожалуй, рановато, всего семь утра, если верить старому будильнику. Впрочем, старый-то он старый, но надежный… Карпов не знал, во сколько открываются аптеки. Обычно в эти медицинские заведения бегала Лялька, но не за лекарствами, конечно, а за настойкой боярышника, когда на водку денег не хватало. За десять рублей — стакан чистого медицинского спирта. Ну и сам по себе боярышник вещь хорошая. От чего-то лечит. От чего именно — Карпов никогда не интересовался. Полезно, вот и все.

Прикинув, что уж в восемь-то аптека наверняка откроется, Карпов решил, что можно собираться. Пока оденется, пока дойдет — вот тебе и восемь. Лишь бы по дороге не прихватило. Он выпил чашку холодного вчерашнего чая и приступил к сборам.

Через полчаса он уже вышел из квартиры. Темный двор был затоплен, как в наводнение. Осторожно пробравшись между лужами, Карпов очутился на улице и повернул к Гороховой. Но почти сразу увидел сидевшую на бетонном основании ограды соседнего дома женщину в дорогой лисьей шубе. Рядом с женщиной стояла на асфальте большая сумка. Женщина плакала, закрыв лицо ладонями.

Карпов подошел поближе и всмотрелся. Вроде что-то знакомое… Да ну, откуда бы у него взялись знакомые в шубах? Но женщина, услышав его шаги, подняла голову, и Карпов с изумлением понял, что это та самая девчонка-почтальонша, которая дважды выручала его совсем недавно. «Ну, дела, — подумал Карпов, — в такой шубе — и плачет ночью на улице одна-одинешенька! Не иначе как беда стряслась. Тем более что вон и синяк под глазом… Кто же это ей засветил так основательно? Хулиган какой или с домашними чего не поделила?»

— Девочка, что случилось? — осторожно спросил он. — Ты меня не узнала, да? А я вот тебя запомнил. Ты мне помогла недавно, вот я и…

— Слушай, — вдруг спросила девушка, вытирая слезы тыльной стороной ладони, — ты где-то тут живешь, да? Недалеко? Чего ты в такую рань на улице?

— А… ну да, я вон там, в соседнем дворе, живу, — кивнул Карпов. — вышел… Ну, живот прихватило, в аптеку иду, купить чего-нибудь. А что?

— Ты один живешь? — спросила девушка.

— Один, — погрустнел Карпов. — Лялька моя померла недавно… Один, да.

Девушка встала.

— Давай я в аптеку сбегаю, — предложила она. — А ты меня здесь подожди.

— Ох, спасибо тебе, добрая ты душа! — обрадовался Карпов. — Мне-то, сама видишь, ходить трудно. Ноги болят. Из-за спины это, болезнь у меня такая…

— Я сейчас, — бросила девушка и умчалась, не дослушав.

Карпов осторожно сел на холодный бетонный выступ и уставился на большую сумку, так небрежно оставленную девушкой в шубе. «Надо же, — думал он, — какая доверчивая! А если бы я вот сейчас эту сумочку-то прихватил — да и ходу? Там, поди, добра на большие деньги! Ой, глупая, молодая! Не учила ее жизнь, вот и верит всем подряд».

А ведь ей, наверное, ждать придется, пока аптеку откроют… Ну и он подождет. Когда еще доведется с такой молодой красавицей поговорить? Надо пользоваться случаем.

Но девушка вернулась быстро. Протянув Карпову упаковку каких-то таблеток, она сказала:

— Дядя, пригласи меня в гости, а? Я так устала! Мне бы чайку горячего…

— Пошли, конечно! — обрадовался Карпов. — Чай у меня есть. И батон есть. И сахар!

Девушка посмотрела на него как-то странно, однако промолчала и подхватила свою сумку. Карпов торопливо заковылял обратно к дому. Девушка шла рядом с ним, так же, как Алексей Алексеевич, обходя лужи, но Карпов видел, что ей трудно держаться рядом с ползущим, как черепаха, инвалидом. Конечно, вон она какая длинноногая, чуть не на голову выше его, ей бы бегом бежать… Да и бегает она бегом, когда почту разносит, он ведь сам видел. Молодая, здоровая, чего не бегать.

Когда они уже вошли в сырой и темный подъезд, загаженный людьми и кошками, девушка сказала:

— Меня Илоной зовут. А тебя?

— Алексей я, Карпов Алексей Алексеевич, — едва дыша, ответил он, одолевая шесть ступенек, ведущих к площадке первого этажа. — А вот и квартирка моя, вот она… Погоди, сейчас ключ достану, ..

Он отпер наконец дверь и толкнул ее. Илона отшатнулась. Волна жуткой вони, вырвавшаяся из квартиры, едва не сбила ее с ног. Илона прижала к лицу ладонь.

— Чего ты? — забеспокоился Карпов. — Нехорошо тебе, что ли? Погоди-ка, я сейчас свет зажгу, темно в прихожей, еще споткнешься тут, не дай бог…

Он суетливо протиснулся мимо Илоны, стараясь не задеть дорогую шубу, и в следующую секунду щелкнул выключатель, загорелась слабенькая, ватт на сорок, лампочка, осветив голые стены и висящее на гвоздях рванье, под которым на полу аккуратно выстроились в ряд обувные руины.

— Да ты входи, входи, — приглашал Карпов, радушно размахивая руками. Палку он поставил под вешалкой — наверное, она была ему и не нужна, он при своих передвижениях держался за стены, судя по черным жирным следам на старых обоях.

Тяжело вздохнув, Илона перешагнула порог.

Они сидели на грязной кухне. Илона, открыв настежь форточку, придвинулась поближе к столу и принялась жадно пить горячий чай из тщательно вымытой Карповым чашки; она почти не слышала, что бормочет этот смешной старый человечек. И кухня ее тоже не интересовала. Все это она уже видела — в квартире Нерадова было ничуть не чище, когда она впервые вошла туда. Только и разницы, что там мебель антикварная, а здесь — замызганные, с отслоившимся фанерным покрытием деревяшки советского производства, по которым бродят беспечные, непуганые тараканы.

Карпов наконец устал говорить и включил радио, чтобы веселее было. Илона бросила невидящий взгляд на древний однопрограммный динамик, из которого неслась бодрая мелодия, и вздохнула. Ну, влипла… И как теперь быть? Хорошо еще, что сегодня воскресенье. Но завтра придется идти на работу — в таком-то виде, с синяком под глазом… Работа! Ужас какой-то, а не работа! Но бросить ее сейчас нельзя, даже просто прогулять нельзя ни в коем случае, она должна во что бы то ни стало отправиться по обычному маршруту, все должно выглядеть как обычно, иначе все сразу догадаются, что она каким-то образом причастна к попытке ограбления… Нет, только не это! Не приди она завтра на почтамт, ее мгновенно заподозрят, и тогда заново начнется кошмар — следователи… Нет! Черт побери, она ведь и билеты забыла, и воскресные тиражи утром не смотрела из-за этого поганого Толяна… А вдруг там большой выигрыш?

Она наконец огляделась по сторонам более внимательно и тут же спросила Карпова:

— А где у тебя холодильник?

— Холодильник? — удивился Алексей Алексеевич. — Откуда у меня холодильнику взяться? Да и зачем он мне? Что мне в него класть-то?

Илона промолчала, не найдя слов. Нечего класть в холодильник? А чем же он питается? Не похоже, чтобы он три раза в день ходил в кафе или ресторан, значит, должен готовить дома… Где в таком случае он хранит продукты? Непонятно.

— Илоночка, — осторожно заговорил Карпов, — ты, может, отдохнуть хочешь? Поспать немножко?

— Неплохо бы, — согласилась она. — Только сначала искупаться надо. У тебя горячая вода есть?

Карпов решил, что такое желание вполне соответствует моменту. Воскресенье ведь, а девочка, видать, вчера помыться не успела в связи с личными проблемами. Полагается-то у добрых людей мыться по субботам… Ну, это дело поправимое. Он, кстати, и сам вчера так усердно праздновал, что про субботу забыл.

— Есть горячая вода, а как же… Сейчас, сейчас организуем, — засуетился он. — Водогрей у меня в ванной стоит, сейчас зажгу… Где же у меня спички-то, куда подевались? Там, наверное, и лежат…

Карпов со всей доступной ему скоростью помчался в ванную. Илона, тяжело поднявшись, пошла следом за ним.

Заглянув в ванную комнату, она ужаснулась. Уж на что квартира Толяна была запущена до того, как в ней появилась неведомая Илоне женщина, заменившая ее саму на время отсутствия и наведшая там идеальный порядок, но такого она и вообразить не могла.

Сама по себе ванная комната оказалась большой, как это чаще всего бывает в домах старого фонда, но, чтобы добраться до собственно ванны — с ободранной до невозможности эмалью и невообразимо грязной, — нужно было протиснуться между плотно слежавшимися холмами невесть чего, да еще поперек узкого прохода стояла пара битых эмалированных ведер без ручек. Карпов, само собой, был отлично знаком с топографией своей квартиры, так что для него не составило особого труда пробраться к водогрею и зажечь его. Полилась вода, загудел газ, и Карпов с довольным видом высунулся из-за пирамиды картонных коробок и заявил:

— Готово! Мыло есть, полотенце вон там висит.

Но для того, чтобы хозяин мог покинуть помещение, Илоне пришлось выйти в коридор — разойтись в узком проходе было просто невозможно.

Наконец Илона осталась одна среди нагромождения коробок, пластиковых мешков, деревянных ящиков… «Чем они могут быть набиты, — озадаченно подумала она, — и почему все это свалено именно здесь, в ванной комнате?» Но тут ее взгляд упал на ванну, и она охнула. Неужели вот в этом можно мыться? Нет, нет! Стенки ванны покрывала грязь, прикипевшая к остаткам эмали, похоже, еще в позапрошлом веке. На осклизлой фанерной полочке, приколоченной к перегородке толстыми ржавыми гвоздями, лежал в жестяной консервной банке раскисший кусок вонючего хозяйственного мыла. Илона посмотрела направо. Там, на таком же ржавом гвозде, болталась черная от грязи длинная тряпка… А, это то самое, что Карпов назвал полотенцем. Ну и ну…

Илона попятилась, выбираясь из наполненной горячим паром ловушки. Очутившись в коридоре, она попыталась вздохнуть, но сальная вонь, пропитавшая квартиру, в очередной раз заставила ее закашляться.

Из-за угла коридора выглянул озабоченный Карпов:

— Что не так, девочка?

— Не так, — огрызнулась Илона. — У тебя есть чем ванну помыть?

— Помыть? — удивился Карпов. — Да я ее недавно мыл, на прошлой неделе… Ну найду, погоди немножко. — Он исчез.

— И чистое полотенце прихвати! — крикнула ему вслед Илона, а потом пробурчала себе под нос: — Если оно у тебя есть, конечно.

Полотенце, к счастью, нашлось. Старое, почти прозрачное, с дырками тут и там, пожелтевшее, но действительно чистое. В том смысле, что им никто не пользовался последний год-другой. Нашлись и остатки «Пемоксоли» на дне замусоленной банки.

«Да, — подумала Илона, — такого мне видеть пока что не приходилось». Ну ничего, она здесь не задержится. Да ей не хотелось бы оставаться здесь даже на час-другой.

Глава 12

Но Илоне пришлось задержаться в этом странном обиталище. Ей было совершенно некуда уйти. У нее не было ни друзей, ни подруг, ни родственников. И вот потекли странные дни, неотличимые один от другого.

Дни тусклые и серые, страшные своей убогостью, заставляющие ум и тело сжиматься в точку, невидимую в пространстве…

Для начала Илона с Карповым выпили за знакомство ту водочку, что оставалась у радушного хозяина, до смерти обрадованного появлением в его доме такого удивительного существа. Полторы бутылки исчезли в мгновение ока, причем Карпов, по-прежнему маявшийся животом (таблетки, купленные Илоной, не очень-то ему помогли), изо всех сил старался пить поменьше. А у Илоны не было повода сдерживать себя, наоборот, ей хотелось напиться вдрызг, чтобы забыть обо всем, забыть о мерзавце Толяне, забыть о побоях, забыть о собственной растерянности, неприкаянности… Она смутно помнила, что о чем-то рассказывала Алексею Алексеевичу, на что-то жаловалась, а он ласково гладил ее по руке морщинистыми грязноватыми пальцами с обломанными ногтями и то и дело повторял:

— Да забудь ты, забудь, девочка! Ерунда все это, хуже бывает, и то ничего, обходится! Чего поделаешь-то, жизнь — она такая!

Он старательно намазывал маслом ломти булки, укладывал на них толстые кружочки дешевой вареной колбасы, от души угощая Илону и радуясь тому, что у него есть такое отличное угощение. А она, кривясь от кислого запаха этих нищенских бутербродов, пыталась представить, что никакая это не колбаса, а совсем даже копченая лососина или семга… Ну, в общем, ей это почти удалось. После бутылки водки.

Но на работу она пошла. Заботливый Карпов завел свой старый будильник на половину четвертого утра, и тот оглушительно затрещал, выдернув Илону из сладких снов… Ах, как ей не хотелось вставать и выходить в промозглую мартовскую тьму! Но и тут Илона нашла повод для маленькой радости: от нового места ее обитания до почты было гораздо ближе, можно было вставать не в три, а в четыре… Полчаса она валялась под засаленным одеялом, в то время как Карпов ковылял по кухне, готовя ей чай и бутерброды.

Конечно же здоровенный, уже почерневший синяк под глазом Илоны не мог остаться незамеченным коллегами-почтальоншами, тем более что ей и замазать это «украшение» было нечем, — второпях готовясь к побегу от Нерадова, она не взяла ничего из косметики, в тот момент она не могла помнить о таких мелочах. Но Илона выдумала отличную романтическую историю, в которую сама же и поверила в процессе ее изложения. Якобы в пятницу вечером они с мужем были в гостях у ее подруги, домой возвращались поздно, решили немного прогуляться и, как нарочно, попали в неприятную историю… Ну да, на них напали бандиты, а ее трусливый муж просто-напросто сбежал, и эти мерзавцы схватили Илону, начали срывать с нее шубу… И тут появился ОН! Прекрасный рыцарь на белом коне. Ну, то есть не на коне, разумеется, а на белом «континентале», но все-таки он раскидал мерзавцев и спас Илону. Само собой, она, поняв, насколько ничтожен и подл ее супруг, тут же ушла от него. Нет, не к рыцарю. Он исчез в ночи, она даже номер машины не успела рассмотреть, а жаль, ей так хотелось поблагодарить его, сказать ему, как она признательна… И вот… Ну пока она поживет у одного своего старенького родственника… К сожалению, он человек очень бедный, в материальном смысле ничем ей помочь не может…

Женщины с удовольствием проглотили эту историю. Все они были любительницами мексиканских и родственных им сериалов, так что готовы были поверить чему угодно. Лишь бы звучало красиво.

Но после работы, после того, как она несколько часов ходила по центру, заглядывая в двери богатых фирм и витрины дорогих магазинов, Илона вынуждена была возвращаться в квартиру Карпова…

Поначалу привычки Илоны донельзя удивляли Алексея Алексеевича. Когда в первый понедельник, придя «домой», она сказала, что сначала примет душ, а уж потом будет обедать, Карпов вытаращил тусклые, неопределенного цвета глазки, окруженные короткими белесыми ресничками.

— Ты же вчера мылась! — воскликнул он.

— Так то вчера было, — удивилась в свою очередь Илона. — Я же полдня бегала сломя голову! Мне надо искупаться.

Карпов умолк, а Илона далеко не сразу поняла, что именно привело его в недоумение. Лишь со временем она обнаружила, что Алексей Алексеевич привык мыться раз в неделю и свои привычки в этом смысле менять не намерен. Ну и пахло же от него… Илона мучилась несказанно, однако заставить Карпова принимать душ каждый день оказалось невозможно. А Карпов, в свою очередь, совершенно не понимал, зачем плескаться в воде ежедневно, где же это видано — каждый день мыться? Из-за этого он даже считал Илону немножечко ненормальной. Ну никому же от ее сумасшествия вреда нет, думал Карпов, а так-то она хорошая девочка, тихая, работает… И какие деньги зарабатывает! Больше двух тысяч рублей! Если бы он мог много ходить, он бы тоже пошел в почтальоны. Да куда уж с его-то спиной… Правда, Илоночка тоже жалуется, что у нее спина болит, но там совсем другое дело, у нее с почками что-то, это, наверное, можно вылечить, хотя девочка почему-то не лечится… А ему-то ничего не светит. Ему бы дожить свое потихонечку, и все.

И поскольку зарабатывать он не мог, а ел и пил в последние дни то, что было куплено на деньги удивительно красивой девочки, прибившейся к его дому, Карпов всячески старался доказать, что и он человек полезный. Ну, впрочем, так ведь и раньше было. Лялька добывала деньги, он занимался домашним хозяйством.

Стирал, готовил, убирал в квартире. Хотя Илона его уборкой недовольна, считает, что у них очень грязно… А ему кажется, вроде ничего, все в порядке, как всегда было.

В пятницу терпение Илоны лопнуло. Едва закончив труды по разноске писем и газет, она отправилась в универсам и истратила все, что у нее еще оставалось, на водку и хорошую ветчину. Ей хотелось прихватить и сырокопченой колбаски, но на это денег уже не осталось. Придя «домой», Илона с отвращением глянула на приготовленные Карповым щи из квашеной капусты, жареного лука и бульонных кубиков. «Как он может есть такую гадость, — думала она, выставляя на стол три бутылки и выкладывая пакет с ветчиной, — этим же отравиться можно…» Однако Карпов своей стряпней был доволен. Пока Илона принимала душ, он накрыл на стол, порезал толстыми ломтями ржаной хлеб, выложил на тарелку принесенную Илоной ветчину, покачав головой при мысли о том, сколько этот продукт может стоить. Распечатал одну бутылку, достал стопки, внимательно осмотрел и решил, что надо бы их еще раз помыть. Илоночка уж очень брезглива — если заметит на посуде хоть маленькое пятнышко, ни есть, ни пить не станет. Приходится тарелки по три раза перемывать, чтобы ей угодить…

Карпов от природы был изрядным копушей, делал все чрезвычайно медленно, так что к тому времени, когда Илона выбралась из ванной (отмытой совместными усилиями до вполне приличного состояния), он только-только закончил сервировку. Илона села к столу, с отвращением уставилась на уродливые граненые стопки, на грубые тарелки из потрескавшегося дешевого фаянса, на алюминиевые ложки и вилки… Ох, какая гадость, какая гадость этот ваш суп, и этот ваш ржаной хлеб, и все вокруг… Ох, какая гадость!

Карпов придвинул к ней тарелку, до краев наполненную отвратительным варевом, налил в стопочку водки, заискивающе улыбнулся:

— Ну что, девочка, давай за твое здоровье выпьем!

— Давай, — хмуро кивнула Илона.

Выпив, она взяла кусок ветчины и принялась лениво жевать его, уставившись в тарелку и думая о том, как жить дальше… Хорошо еще, что это хромое и кривое чучело не помышляет о сексе, оно давным-давно забыло, что это такое… Илона хмыкнула при этой мысли. Секс! Да уж, это было бы сверх всякой меры… Но спать-то все равно приходится в одной кровати с этим убогим, хотя и под разными одеялами. Просто у него нет другого места для постели, даже дивана не имеется в этой нищей дыре, только кровать, два полуразвалившихся кресла и низкий столик. Да еще старый платяной шкаф и тумбочка, на которой когда-то, в незапамятные времена, стоял телевизор. Большая комната выглядит совершенно пустой… Голые стены, рваные занавески на грязных окнах… Господи, да куда же это она попала?! И телевизора нет. Как же она будет следить за лотерейными тиражами? Илона терпеть не могла проверять результаты по газетам. Это же сколько ждать приходится! До вторника, а то и до среды! Никакого интереса. Илоне нравилось следить за пляской шаров, с азартом ожидать следующего номера, лихорадочно отыскивать нужную цифру в своих билетах… А заглянуть в газету и прочитать сухие числа… Да какая же в этом может быть радость, даже если и выиграл? Нет, тут важен процесс игры…

А что, если пойти в казино?

Илона вдруг сообразила, что Нерадов ни разу не водил ее в игорные залы. Почему? Вот так раз… И ей не пришло в голову попросить его об этом. А ведь в казино люди выигрывают сумасшедшие деньги… Но для того, чтобы пойти туда, нужен приличный туалет, кое-какая сумма денег и сопровождающий, во всяком случае, для первого похода… Так что вряд ли в ближайшее время удастся посетить одно из этих заманчивых заведений. А что касается Толяна, то он, наверное, боится игорных залов. Возможно, он азартен, не умеет вовремя остановиться… Ну уж она-то сумела бы. Илона представила, как она бросает жетоны на зеленое сукно… На ней открытое черное платье из плотного матового шелка, на шее — колье с бриллиантами, на ухоженных руках — тонкие кольца (бриллиант, изумруд, сапфир)… Голос крупье звучит мягко и завлекающе: «Ставки сделаны, дамы и господа…» И начинается круженье колеса рулетки, и шарик танцует нервно и многообещающе, приковывая к себе взгляды игроков… А потом он. замирает, и Илона видит: она выиграла! Сто тысяч долларов!.. Нет, она не станет продолжать игру в надежде ухватить еще больше, с фортуной не шутят, Илона слишком хорошо знает, чем это кончается… Полным проигрышем, крахом, депрессией…

Она пила рюмку за рюмкой, совершенно забыв о Карпове, не видя его, не слыша его слов, и в ее душе постепенно нарастала злоба — на весь мир, на свою неудачливость. Она ненавидела Толяна Шрадова, она готова была убить любого, кто подвернется под руку… Но выплеснуть свои чувства она могла только на жалкого Карпова, сидевшего напротив нее и с удовольствием уплетавшего щи.

— Ты… — процедила Илона сквозь зубы. — Ты, вонючка…

Карпов поднял голову и удивленно посмотрел на нее. Илона при виде его сморщенной обезьяньей рожицы окончательно вышла из себя.

— Тунеядец! — хрипло выкрикнула она. — Только и умеешь, что жрать. На мои деньги живешь!

— Ну, хрен махровый, — растерялся Карпов, — девочка моя, так ведь я же инвалид, что я могу-то? Я же стараюсь, без дела не сижу…

— Старается он… — Илона скривила губы, прищурилась. — Старается… Ты бы хоть из ванной комнаты помойку свою вытащил! Какого хера ты там свалку устроил, можешь объяснить?

— Да ничего я не устраивал, — окончательно стушевался Алексей Алексеевич. — Там всегда так было, и при Ляльке… — Он запнулся, испугавшись, что Илоночка может еще сильнее рассердиться при упоминании о его прежней сожительнице. Но Илона пропустила Ляльку мимо ушей, ей не было никакого дела до прошлого Карпова. — Ну если тебе так хочется, я посмотрю, что там можно выбросить…

— Все там можно, выбросить! — истерически закричала Илона. — Все! И тебя вместе со всем этим дерьмом!

Карпов осторожно сполз с табуретки и бочком выбрался из кухни. Что-то девочка сегодня уж очень развоевалась, лучше уйти с ее глаз, пусть немножко успокоится…

Илона принялась за вторую бутылку. Карпов то и дело заглядывал в кухню, опасаясь, как бы чего не случилось. Но Илона просто пила стопку за стопкой, молча глядя в стену. А потом уронила голову на стол и заснула.

Карпов кое-как дотащил ее до кровати, уложил, укрыл одеялом. Илона вяло ругалась сквозь сон, но Алексей Алексеевич даже не воспринимал это как ругательства, уж очень все звучало… интеллигентно. Лялька в пьяном виде куда как покрепче выражалась, да кто же пьяные-то слова всерьез принимает? Это ж не человек говорит, это водка в нем бродит, только и всего.

Карпов прибрался на кухне, завел будильник и тоже лег отдохнуть.

Рано утром, когда Карпов начал будить Илону, та вдруг наотрез отказалась идти на почту. Карпов перепугался не на шутку.

— Девочка моя, надо же на работу идти, — уговаривал он Илону, натянувшую на голову одеяло. — Ведь уволить могут, где еще такие деньги заработаешь?

— Деньги… — бормотала она заплетающимся языком. — Это — деньги? Ха! Что ты вообще о деньгах знаешь?..

Но уж тут Алексей Алексеевич не сдался. Он все-таки заставил Илону выбраться из постели, напоил горячим чаем, налил чуть-чуть водки — и выставил из квартиры.

Проклиная все на свете, Илона потащилась на почту. «Хорошо еще, что суббота нынче, — зло думала она, скоро освобожусь…»

Глава 13

Илона чувствовала, что медленно сходит с ума от безысходности, от ужасающей нищеты, от почты, от Карпова… Но выхода не видела. Ей очень хотелось отыскать старых знакомцев, тех, с кем несколько лет назад тусовалась в веселых компаниях, но когда она представляла, как явится к ним в старой, заношенной одежде, в дешевой лисьей шубе, провонявшей капустой, да еще с судимостью за плечами… Нет, лучше подохнуть в квартире Карпова. А чтобы завести новые знакомства, начать все с нуля, тоже нужно прежде всего хорошо одеться… На оборванку приличные люди и смотреть не захотят.

Денег, получаемых ею на почте, хватало от силы на десять дней, еще дня два-три они держались на пенсию Карпова, а потом начинался самый настоящий голод, и так из месяца в месяц. Но Илоне и в голову не приходило, что можно жить как-то по-другому, экономить, рассчитывать, как это делают другие женщины, ей не было дела до этих примитивных дурочек, лишенных воображения… Нет, получив зарплату, она бежала в ближайший гастроном и уже через час напивалась в дым (не забыв, впрочем, прикупить еще и несколько лотерейных билетов. Наплевать, что приходится проверять их по газетам, это все же лучше, чем ничего…). Карпов, само собой, составлял ей компанию в пьянках, но ему надо было совсем немного, чтобы отключиться. Он, слегка поругав девочку за трату денег на лотерею, засыпал. Илона продолжала пить одна, кляня весь свет и мечтая о прекрасном принце… Вот она встречается наконец с ним, и он, едва поймав ее взгляд, сразу понимает: эта женщина — та единственная, которую он искал всю жизнь… Он просто не замечает ее бедной одежды, он видит только усталые прекрасные глаза, пышные каштановые волосы, он чувствует тонкую душу, он готов подхватить ее на руки и унести в свой мир — светлый, прекрасный, наполненный счастьем и богатством…

В мае и июне Илона даже прогуляла пару раз работу, но ее простили, поскольку найти почтальона было не так-то легко: ведь коммерческая доставка, в отличие от муниципальной, начинала трудиться в пять утра, а это вам не семь и не восемь, немногие согласятся вставать в такое время.

Когда город окунулся в дымку белых ночей, Илоне стало совсем худо. Она постоянно вспоминала прогулки на катерах, катание на яхтах по Финскому заливу, роскошные рестораны, такси с услужливыми водилами… У нее даже зубы сводило от желания снова жить так, как прежде. Она закатывала Карпову истерики, обвиняя инвалида во всех своих бедах, а он молча терпел, боясь, что потеряет такое сокровище. Правда, иной раз он позволял себе немножко поворчать и тихо бубнил под нос:

— Ох, любишь ты, девочка, красивую жизнь, уж так любишь… Тебе бы каждый день пельмешки да котлеты!

— Я бы и от лангустов не отказалась, — сердито отвечала она, думая: до чего же убогие у некоторых представления о красивой жизни! Пельмени! Тьфу! Фигуру только портить. Ну, впрочем, откуда таким, как Карпов, знать о действительно красивой и свободной жизни?

Карпов же, понемногу разбирая хлам, накопившийся в мешках и коробках (Лялька много лет подряд тащила с помоек все, что казалось ей соблазнительным, и складывала в ванной — а вдруг пригодится когда-нибудь?), мучительно размышлял, как же ему увеличить собственные доходы. Он боялся скандалов, которые закатывала ему Илона, ему конечно же не слишком нравилось, что девочка обвиняет его в нахлебничестве. Мужик он или нет? Принял бездомную, так и сказала бы спасибо… А впрочем, она права, конечно. Деньги-то она зарабатывает. Больше всего ему хотелось снова пойти в тот двор, где ему перепала однажды сумма, почти равная его пенсии… И ведь именно тогда появилась в его жизни Илоночка… Но, будучи человеком суеверным, Карпов, наоборот, обходил как можно дальше не только тот двор, но и район. Нельзя туда соваться, во второй раз там может случиться только неудача, только беда… Когда Илона уходила на работу, он брел собирать бутылки. С наступлением весны вновь открылось множество уличных кафе, но, конечно, и сезонных охотников за тарой прибавилось, как всегда. И все же обычно ему удавалось раздобыть целых десять рублей, а то и пятнадцать. А если посчитать, сколько это в месяц? Приличный доход.

Но Илоночка ни во что не ставила его усилия, хотя и относилась к нему в общем неплохо. Иногда сама готовила обед, смеялась, шутила, а как-то раз, когда ему стало уж очень худо, даже вызвала врача и купила лекарства. А то ходила с ним гулять, да не куда-нибудь, а в Юсуповский сад, где всегда полным-полно народу, и все видели, как он идет под ручку с красавицей… Карпов боготворил сказочную птицу, случайно залетевшую в его дом, и радовался уже тому, что она просто живет рядом с ним и позволяет о ней заботиться.

А Илона все глубже погружалась в мечты. Вечерами она частенько уходила гулять, смотрела на счастливых беззаботных людей, сидевших за столиками кафе, хорошо одетых… Завидовала женщинам в изумительных платьях и драгоценностях, выходившим из дорогих авто перед дверями роскошных ресторанов… Пожирала глазами холеных мужчин в отлично сшитых костюмах… Ей хотелось туда, где свет и блеск, где звучит музыка, где льется шампанское, где официанты готовы предупредить любое желание гостя, где тихие дамы в черном провожают клиентов в золоченые номера, сплошь уставленные букетами голландских роз…

А она лишилась всего этого из-за сволочи Нерадова. Ох, как же она его ненавидела! Ведь это он, только он один был виноват во всех ее бедах…

Однако Илона стала понемногу вспоминать уроки, преподанные ей Толяном. И задумываться: не попробовать ли ей самой… Нет, это слишком страшно и опасно. Для таких дел нужен крепкий мужик, хорошо знающий все закоулки и переулки города… Но кто мешает ей изучить эти переулки и закоулки самостоятельно? И при чем тут мужик? Нож — он в любых руках нож, он одинаково пугает людей, кто бы его ни держал…

И вот она принялась вместо парадных улиц бродить вечерами по проходным дворам, искать сквозные подъезды, рассчитывать маршруты отступления… Впрочем, это пока что были только фантазии. Просто фантазии, и ничего больше.

Тот день в конце мая выдался серым, дождливым, душным. Илона около одиннадцати утра отправилась в антикварный магазин на канале Грибоедова, чтобы вручить под расписку толстое заказное письмо. Войдя в торговый зал, она, как обычно, завистливо вздохнула при виде невообразимо дорогих и красивых вещей. Вот если бы ее квартира была сплошь обставлена такими штучками… Или она снова очутилась бы в номере той маленькой гостиницы на Фонтанке, в уютной гостиной, где стоят старинные золоченые кресла, изумительные столики, сплошь инкрустированные перламутром и слоновой костью, бронзовые лампы, огромные подсвечники на витых ногах… и розы в сверкающих высоких вазах, море белых и бледно-кремовых роз, испускающих сладкий и в то же время пряный аромат… Еще раз вздохнув, Илона кивнула охраннику и повернула налево, к кабинету владельца магазина. Дверь в кабинет была приоткрыта, изнутри доносился чей-то сиплый голос, невнятно бубнивший что-то про бабушкино наследство. Постучав, Илона вошла, держа в руке письмо и квитанцию. Хозяин антикварного великолепия, импозантный мужчина с холеной бородой (но, к сожалению, очень маленького роста, едва по плечо высокой Илоне), вопросительно посмотрел на нее. Он сидел за роскошным столом стиля ампир, а перед столом топтался типичный наркоман лет двадцати, тощий, с блуждающим взглядом, с серой помятой кожей, в такой же помятой одежде. На столе между бородачом и наркоманом лежала огромная куча бронзовых вещиц, и Илона удивилась тому, что наркоман сумел дотащить до магазина такую тяжесть. Золоченая бронзовая мелочь ослепила Илону, и она, протягивая через стол письмо и квитанцию, сама не заметила, как ее левая рука прихватила что-то со стола и сунула в карман свободных летних брюк. Карман мгновенно отвис, но, к счастью, никто этого не заметил. Наркоман, размахивавший паспортом, вообще не способен был смотреть по сторонам, а владелец магазина был занят тем, что ставил свою подпись на квитанции. Похолодев, Илона молча вышла из кабинета и торопливо покинула магазин. Ей было страшно и в то же время весело, хотелось громко смеяться, как будто ее кто-то щекотал изнутри. «Ай да я, — думала она, со всех ног спеша обратно на почтамт, — ай да я! Сумела! Интересно, что мне досталось… Вроде бы круглое что-то… а уж тяжелое какое, того и гляди карман оторвет».

Но на улице было слишком много прохожих, и Илона не решалась достать из кармана украденную вещицу и рассмотреть. Она даже не решалась переложить ее в сумку. Лишь на почтамте, закрывшись в туалете, она увидела, что именно ей удалось стащить. Это оказались золоченые часы с крышкой, а наверху у них была пупочка, сквозь которую было продето довольно большое кольцо. Илона прикинула часы на ладони — ну, с полкило потянут… или чуть поменьше. Но все равно тяжелые. Отыскав кнопку, посредством которой открывалась крышка, Илона увидела циферблат с изящными стрелками. Под стрелками шла полукругом надпись тонкими готическими буквами, похоже, по-немецки… Ну, это все потом. Часы явно дорогие, а это главное.

Спрятав добычу в сумку, Илона вернулась в зал, чтобы забрать почту для последнего, третьего участка.

Карпов встретил ее, как всегда, радостно и немного испуганно. Он постоянно боялся, что Илоночка раскричится непонятно из-за чего, что будет недовольна тем, как он постирал ее бельишко, кофточку, что ей не понравится приготовленный им обед… Но сегодня он, собирая бутылки, нашел под скамьей на Большой Конюшенной пятьдесят рублей да бутылок сдал на двадцать пять и был отчаянно горд собой. Он купил пачку пельменей, килограмм лука, две банки килек в томате, масло — куда уж лучше! Еще и на сигареты осталось. Илоночка не выносила запаха «Беломора».

Но Илона вернулась в отличном настроении, чмокнула Карпова в щеку (он теперь брился почти каждый день, чтобы не сердить свою девочку) и сразу прошла в кухню.

— Ну, чем кормить будешь? — весело спросила она.

— Пельмешки сегодня, — сообщил Алексей Алексеевич. — С жареным лучком. На сливочном масле! А подом рыбный супчик сварю, к вечеру. И хлеб свежий, как ты любишь.

Илона благодушно согласилась съесть пельмени и даже не стала выражать вслух своего отношения к супчику из килек в томате, хотя не так давно, впервые услышав о существовании этого блюда, была поражена до глубины души неистощимостью народной выдумки. Килька в томате! С ума сойти! Раньше ей казалось, что это вообще еда для кошек или собак, но никак не для людей. И без комментариев выслушала подробный рассказ Карпова о счастливой находке. Она сегодня тоже была довольна собой…

Но немного позднее, когда она решила, что надо как можно быстрее отнести часы в какой-нибудь антикварный магазин (подальше от того, в котором она их раздобыла), то вдруг сообразила, что все ее документы остались у Толяна. В тот момент, когда Илона, разъяренная и испуганная, сбежала от него, она и не вспомнила о паспорте! А это значило, что сдавать часы в магазин придется Карпову. И нужно будет как-то объяснить их появление…

«Ерунда, — тут же подумала Илона, — этот дурак любой глупости поверит. Скажу, что нашла на улице. Нашел же он сегодня пятьдесят рублей. А я завтра найду старинные часы».

Глава 14

История, придуманная Илоной, была воспринята Алексеем Алексеевичем без малейших сомнений. Илоне даже не пришлось играть свою роль слишком старательно.

На следующий день, едва переступив порог квартиры, она закричала:

— А что я нашла сегодня, дедуля! Ого! Не поверишь!

— Что, что нашла? — захлопал глазками Карпов. — Деньги, что ли?

— Ну, почти деньги, — кивнула Илона, доставая из сумки вчерашний трофей. — Вот, смотри!

Карпов осторожно взял часы, унес на кухню, подошел с ними к окну, подслеповато прищурился, рассматривая тяжелую сверкающую вещь. На его лице отразилось сомнение.

— Илоночка… а где ты их нашла? Может, лучше хозяина поискать? Дорогие, поди, часики-то!

— Конечно, дорогие, — согласилась Илона. — Только искать хозяина глупо. Я их на Вознесенском проспекте подобрала, а там народу пробегает — сам знаешь. Где тот хозяин?

— Ну верно, конечно, — протянул Карпов. — Тогда что, продадим их, что ли?

— Само собой, продадим. Давай прямо сейчас пойдем, отнесем их в антикварный. Только… у меня паспорта нет. За ним идти надо… Ну, туда… А я боюсь. Вдруг он меня снова изобьет, да еще и запрет там, у себя?.. Придется тебе их сдать.

— Да я что, — забормотал Карпов, сразу почувствовав себя защитником и опорой бедной девочки, — я сейчас… я же не отказываюсь.

Он поспешил в комнату, чтобы переодеться, и оттуда крикнул:

— А часы-то такие, интересно, зачем делали?

— Карманные, наверное, — откликнулась Илона.

— Эка! — не поверил Карпов. — Это какие же карманы надо иметь? Такой кусок железа любой карман оторвет!

— Это не железо, это бронза, — поправила его Илона, рассматривая часы. Они были необыкновенно красивы, ей стало жаль с ними расставаться, но деньги интересовали ее куда больше. Какой циферблат… «Похоже, это эмаль, — думала она, — и цифры выписаны так тонко, так отчетливо… А на задней стороне фигурку мужчина в камзоле и женщина в кринолине, с высокой прической… Фигурки чуть выпуклые, слегка выдаются над фоном, но какая тонкая работа! Руки, лица, складки одежды все как живое, как настоящее… И все сверкает золотом». Илона поднесла часы к уху. Молчат. Ну, наверное, давно сломались, старые ведь невообразимо… А может, их просто нужно завести. Но Илона не знала, как это делается, и не стала рисковать, боясь испортить дорогую вещь.

Наконец Карпов закончил сборы, и они отправились в путь. Илоне без труда удалось увлечь Карпова в сторону от канала Грибоедова, да, собственно, Алексей Алексеевич и не знал, что там есть антикварный магазин. Его такие места совершенно не интересовали, он их просто не замечал. Вот если бы там водкой торговали, тогда другое дело.

Илона заранее решила, что они пойдут на Садовую. Конечно, путь туда от Мойки неблизкий и при той скорости, с какой передвигался Карпов, займет немало времени, зато спокойнее. Она благополучно довела Алексея Алексеевича до магазина и осталась ждать на улице, сказав, что незачем вваливаться туда вдвоем. Сам не маленький, справится.

Карпов, гордый доверенной ему миссией, важно вошел в магазин.

Илону вдруг охватил страх. Но это был какой-то особенный страх, незнакомый ей прежде… Ее пробрало мелкой дрожью, она тихонько засмеялась, представив, как вот сейчас Карпова прихватят в магазине, ведь часики-то могут быть в розыске, она ведь понятия не имеет, где мог спереть их тот наркоман… Впрочем, он ведь паспортом размахивал, значит, ни о чем не тревожился… А с другой стороны, разве наркоман способен тревожиться о чем-либо вообще, кроме необходимой ему дозы? Видывала она эту публику, видывала… Это не люди, а так, ошметки рода человеческого. Он же все равно не способен сосчитать, сколько вещей принес на комиссию. Ему лишь бы скорее денежки получить в руки, живые денежки, да уколоться, и пропади все пропадом. Ну а если все пройдет без осложнений, Карпов не подведет? Удача, удача… И как легко ей достались эти золоченые часы!

Мысли Илоны снова вернулись к «приключениям», пережитым вместе с Нерадовым. Как это было интересно, волнующе, романтично… И как много денег у них было тогда! Илона и думать забыла о луже крови, растекшейся по асфальту там, неподалеку от пригородного ресторана…

Но вот на улицу вышел Алексей Алексеевич, крепко прижимавший к груди свою старую спортивную сумку, и, взглянув на его ошеломленное лицо, Илона вздрогнула. Что-то не так?

— Ну? — выдохнула она.

Карпов попытался что-то сказать, не смог и вынужден был сначала хорошенько откашляться. Наконец он хрипло прошептал, не слишком, похоже, веря собственным словам:

— Десять тысяч дали…

— Что? — крикнула Илона, мгновенно побледнев. — Сколько?!

— Десять… тысяч…

Илона вырвала у него сумку. Ее руки дрожали, но она все-таки расстегнула молнию и заглянула внутрь. Там и в самом деле лежали две толстые пачки сотенных бумажек, перетянутые ярко-оранжевыми резинками. «Обманули! — вдруг пронеслось в голове Илоны. — Обманули! Наверняка они дороже стоят! Посмотрели на дурака Карпова и надули как пить дать! Ну теперь ничего не поделаешь…»

— Идем отсюда, — прошипела она. — Пошли скорее!

Ничего не соображающий Карпов покорно потащился туда, куда влекла его слегка дрожавшая рука Илоны. Они долго шагали молча, и Илона машинально прислушивалась к звуку шаркающих шагов Алексея Алексеевича и мерному постукиванию его палки об асфальт. Она вела сожителя кружным путем, и до дома они добирались раза в два дольше, чем до антикварного магазина. Ей почему-то казалось, что за ними следят, что кто-то хочет отобрать у них деньги, и она выбирала самые людные улицы и то и дело нервно оглядывалась, пытаясь вычислить преследователей. Карпов ничего не замечал, унесшись мыслями в светлое будущее. Десять тысяч рублей!.. Он не видел такой суммы ни разу в жизни.

Очнулся он только тогда, когда Илона подтолкнула его и сказала:

— Вот бы где жить!

— А? — Он огляделся, не понимая, о чем она говорит.

— Да ты наверх посмотри, наверх! — подсказала Илона, показывая на красивый пятиэтажный дом на другой стороне улицы. — Какие окна, видишь? Вон там, на третьем и четвертом этажах!

— А что окна? — снова не понял Карпов. — Белые окна, покрасили рамы недавно.

— Ох, ну ты и балда! Это пластиковые рамы, они очень дорого стоят, не то что деревянные, во много раз дороже. И их не красят, они сами такие белые. Там живут богатые люди, — завистливо вздохнула Илона.

— Ну, пластмасса… — разочарованно протянул Карпов. — Нет, это ерунда. Дерево-то получше будет, оно натуральное. А это же химия, от нее один вред. Да и не может пластмасса дороже дерева стоить, нет, девочка, это ты что-то перепутала.

Илона перекосилась от злости. «Вот идиот, — подумала она, — до сих пор не научился видеть, что вокруг него происходит! Так и продолжает жить в своем вонючем коммунизме, и никогда ему из дерьма не выбраться. Ну и черт с ним!» Она-то сумеет вывернуться.

Карпов вдруг захихикал и завертел головой, и Илона покосилась на него, не понимая, с чего это он вдруг развеселился. А он сказал:

— Богатые, говоришь, там живут? Может, у них тоже ковровые часы имеются?

— Какие часы? — не поняла Илона.

— Да те, что ты нашла, так называются! И в квитанции так написано, вот только куда же я ее подевал?.. В сумке, наверное, ты сама посмотри.

— Что за ковровые часы? — недоуменно спросила Илона. — Они карманные!

— Это мы с тобой так подумали, что карманные, — возразил Карпов, гордясь тем, что озадачил умную и образованную девочку. — А их, оказывается, на стенку вешают, то есть и не на стенку даже, а вот именно на ковер. Потому и называются — ковровые.

— Никогда о таких не слышала, — пробормотала Илона. И тут же представила себя в роскошной светлой гостиной, белой с золотом, одна стена которой сплошь, от пола до потолка, закрыта дорогим пестрым ковром ручной работы, само собой, персидским или турецким, а на ковре рядами висят тяжелые сверкающие часы — круглые, с расписными циферблатами… А она сидит в огромном кресле-качалке, ее ноги укрыты белым мехом, и горничная вкатывает серебряный столик на колесах, поскольку пришло время пить чай по-английски…

Нет, все, хватит с нее всей этой тошниловки. Деньги есть, надо начинать действовать… Прежде всего купить приличную одежду, а главное — косметику и хороший шампунь, а потом… Впрочем, много ли купишь на десять тысяч?..

. Выдав Карпову пятьсот рублей и отправив его за продуктами, Илона помчалась в другую сторону. Ей не терпелось привести себя в порядок, одеться во все новое, накраситься, как следует причесаться и — вперед, на поиски счастья! Но, к сожалению, особо размахнуться она не могла. Настоящая косметика и настоящие духи были ей пока что не по карману. И тем не менее, потратив два часа и восемь тысяч из девяти с половиной, Илона вернулась домой вполне довольная. Карпов уже ждал ее, с нетерпением поглядывая на кухонный стол, где красовались тарелки со свежими огурцами, нарезанными аккуратными кружочками, с неизменной колбасой, дешевым сыром, стояло блюдце с, куском сливочного масла, старая вьетнамская сухарница с горой толстых ломтей серого хлеба и батона. Карпов успел и котлеты поджарить — сковорода, накрытая крышкой, приткнулась на углу стола. В центре этого великолепия возвышалась бутылка дешевой водки. На плите булькала самая большая из имевшихся в распоряжении Карпова кастрюль. Судя по запаху, в ней варилась картошка. Ну да, вздохнула Илона, а завтра будут пельмени… А может быть, фантазии Карпова хватит на этот раз даже на суп с фрикадельками, он как-то раз упоминал об этом изысканном и экзотическом блюде и сожалел, что уж очень оно дорого обходится, а то бы хоть каждый день его готовил. Черт с ним, наплевать… Надо же, свежие огурцы купил, не пожалел денег, они же сейчас не дешевые… Решил, видно, гулять по-крупному.

Бросив пакеты с покупками на кровать, Илона вернулась в кухню и села к столу. Карпов радостно захлопотал над картошкой, сливая воду, а Илона наполнила стопку водкой и торопливо выпила. Ей хотелось забыться, она слишком устала от переживаний, хотя сегодня они и были радостными…

Карпов давно спал, наевшись горячей картошки и котлет и выпив всего лишь полстакана водки. Илона даже позавидовала ему. Чуть-чуть глотнет — и с ног , валится, счастливчик! А она пила, пила — и лишь становилась все трезвее, во всяком случае, ей самой так казалось. Трезвее и злее. И все сильнее ненавидела грязный, вонючий, нищий мир, в котором очутилась волею злодейки-судьбы. И ее все острее жгло желание вырваться, подняться над мерзкой обыденностью, Воспарить…

Она взяла лежавший на столе широкий кухонный нож с почерневшей от старости деревянной ручкой и принялась бездумно вертеть его в руках. Потом ей снова вспомнились их с Толяном «приключения»… Сейчас такие же белые ночи, как тогда, когда она впервые испытала эти необычные, острые ощущения… И вдруг она встала и, шагнув к обшарпанному буфету, выдвинула ящик, в котором лежали вперемешку вилки, ножи и ложки. «Ну и хлам, ну и хлам», — она, извлекая из свалки столовые ножи, имевшиеся в арсенале Алексея Алексеевича. Вот этот вроде ничего… Карпов им картошку чистит. Похож на настоящий. Впрочем, тоже ерунда. Нужно что-нибудь более впечатляющее. Да, именно так. Это правильное слово. Впечатляющее. Производящее сильное впечатление. Даже, можно сказать, неизгладимое впечатление… Илона нервно хихикнула. Она это сделает. С нее хватит. Сколько можно мечтать, ничего не предпринимая? Сколько можно жить в этой вонючей помойке? Пора отсюда выбираться. Она не собирается делать ничего страшного. Она не намерена никого убивать. Но ждать у моря погоды больше не может. У нее просто нет на это сил.

Глава 15

Понадобилось совсем немного времени, чтобы идея окончательно созрела в ее голове. Десять тысяч, полученные за украденные часы, вдохновили ее не на шутку. Она продумала все детали, учла все. Даже то, что Карпов может сдуру начать болтать лишнее, а его друзья-бомжи, которым теперь, естественно, не было доступа в квартиру, но с которыми Карпов продолжал общаться, выходя во двор, сразу заинтересуются повышением доходов старого кореша. Конечно, она не могла скрыть новую одежду, но на вещах ведь не написано, сколько они стоят, так что Илона назвала Алексею Алексеевичу третью часть истраченной суммы (хотя и это показалось ему безумным мотовством). А дальше Илона намеревалась «обзавестись подругой». Она будет ходить в гости по вечерам, а подруга, дама вполне состоятельная, будет дарить ей то одно, то другое. А еще она заново исследовала маршруты отступления. Ей не хотелось нестись сломя голову бесконечными дворами, она решила действовать проще. Найти два проходных двора поблизости один от другого. В одном скрыться, через другой выйти на ту же улицу — а по дороге изменить внешность. Только и всего. Парик, куртка или блузка другого цвета, другие туфли — это дело одного мгновения. А главное — выражение лица. Илона отлично умела прикинуться невинной овечкой. Никому и в голову не придет, что это та же самая женщина…

За достойным великих замыслов ножом Илона отправилась в Гостиный Двор. Оказалось, что и цена такого ножа достойна изумления. Но это Илону не остановило. Выбрав большой складной нож — шведский, со множеством блестящих лезвий и совершенно непонятных ей приспособлений — и выложив кругленькую сумму из оставшихся у нее «часовых» денег, Илона прихватила бутылочку водочки и вернулась домой в отличном настроении. Карпов, как обычно, отправился спать после трех стопок, а Илона долго сидела на кухне, забыв о том, что в четыре ей вставать на работу, и любовалась своим приобретением. Главное лезвие выглядело великолепно. Длиной четырнадцать сантиметров, узкое, сверкающее. И даже очень острое, поскольку выдающейся тупостью отличаются только ножи российского производства — наверное, на отечественных заводах экономят на точильных камнях, рассчитывая на то, что наш народ и сам с руками. Налюбовавшись вдоволь на нож, Илона спрятала его в прихожей, запихнув в собственный старый зимний сапог. Незачем Карпову видеть это чудо. И никому его видеть не надо.

Теперь следовало подумать о парике. И лучше даже не об одном. Надо иметь как минимум три, решила Илона, так надежнее. Зашла на несколько секунд в любой незапертый подъезд — и вышла другим человеком. Прошла метров триста — четыреста — и снова изменилась. Так кого угодно можно сбить со следа, и не придется носиться, как ошпаренный заяц. Но хороший парик стоит хороших денег, а деньги-то как раз и кончились. Нужно было что-то придумать. Срочно.

Илона легла наконец спать, но и во сне продолжала изобретать варианты добывания денег. Наверное, именно поэтому ей приснился странный сон.

Перед ней высилась бесконечная плоскость неровно оштукатуренной серой стены, уходившая в низко висящие иссиня-черные тучи, растянувшаяся вправо и влево, преградившая дорогу, отрезавшая все пути… По стене бродила крестообразная тень — фиолетовая, плотная. Крест прыгал с места на место, но откуда мог взяться свет, рождающий эту тень, Илона не понимала, она не видела ни единого светлого пятна или луча. Но ей почему-то нужно было идти вперед, и стена ей мешала. Илона, вытянув вперед руки, шагнула к стене, прикоснулась к шершавой холодной штукатурке, принялась ощупывать ее, ища дверь… Она точно знала, что дверь есть, только ее контуры незаметны среди трещин, покрывавших штукатурку. Она крепко зажмурилась, чтобы лучше ощущать фактуру стены, ее пальцы мягко скользили вдоль изломанных линий, и вдруг она почувствовала легкое дуновение… Вот она!

Дверь открылась сама, стоило лишь Илоне угадать ее присутствие и зрительно выделить в паутине трещин правильные очертания. Но, перешагнув через высокий порог, Илона очутилась не в раю, как того ожидала, а в странно-необъяснимом месте, не имеющем характеристик, кроме одной-единственной: серое. Здесь не было ни облаков, ни неба, ни тьмы, ни света — это было сплошное облако серого цвета, это был бесформенный серый мир, и душа Илоны в то же мгновение поседела и стала такой же серой, как окутавший ее туман…

Илона проснулась и уставилась в окно, за которым будоражила людей белая ночь, радуясь тому, что все вокруг настоящее, все понятно и просто, и пускай квартира Карпова воняет грязью и кухней, в ней все равно нет ничего пугающего… А что, если этот сон к неудаче? Что, если ее поймают и снова посадят… Ох, нет! Илона перевернулась на спину и закинула руки за голову. Нет! Наверное, сон означает совсем другое: она всегда будет находить дверь, за которой можно скрыться, она всегда будет растворяться в сером тумане, где не остается следов, где исчезают воспоминания… И никто, никто и никогда не сможет ни узнать ее, ни догнать.

Успокоившись, Илона снова заснула.

Утром она уже знала, где взять деньги на парики. У Толяна. Она ведь унесла с собой ключи от его квартиры. А ему наверняка и в голову не пришло поменять замки. Он конечно же уверен, что Илона и близко к его дому не подойдет.

А вдруг за это время у него поселилась другая женщина, если он нашел новую «приманку» для своих охотничьих вылазок? Ну она что-нибудь придумает. Там, на месте.

Закончив разносить почту, она, не заходя «домой», отправилась к Нерадову. Ей было чуть-чуть страшновато, но она успокоила себя тем, что это, по сути, ее собственная квартира, она до сих пор там прописана, не разведена с Толяном… Так чего ей бояться?

Но, будучи уверенной, что сейчас Нерадова нет дома, она все-таки позвонила в дверь. И правильно сделала. Послышались торопливые шаги, щелкнул замок, дверь распахнулась. Илона действительно увидела женщину — очень красивую, лет тридцати, стройную, с длинными медовыми волосами, падавшими на плечи. У женщины было злое и расстроенное лицо, она вопросительно посмотрела на Илону, не произнеся ни звука.

— Я… — Илона очаровательно смутилась и порозовела. — Здравствуйте… Я, видите ли… я законная жена Нерадова. Ну мы разошлись, конечно… Просто здесь остались кое-какие мои вещи… Если вы не против… Я-то думала, он дома…

— Входите, — решительно сказала женщина. — Входите и забирайте все, что вам вздумается. Я отсюда сматываюсь.

— О! — осторожно воскликнула Илона. — Вы… поссорились? О, не подумайте, что я вмешиваюсь в ваши дела, и я совсем не намерена к нему возвращаться…

— И правильно, — женщина. — возвращаться к подонку, когда на свете тысячи порядочных мужиков?

Она спокойно повернулась к Илоне спиной, ушла в комнату и загрохотала там чем-то. Илона проскользнула на кухню, быстро выдвинула тот ящик буфета, в котором обычно лежали деньги на хозяйство. Ого! Ничего себе стопочка! Илона быстро схватила толстую пачку, но в следующую секунду одумалась и половину денег положила обратно. Пусть Толян думает, что деньги забрала ушедшая возлюбленная… а она, вероятно, не забрала бы все, вид у нее не тот. Вообще-то говоря, она наверняка ни копейки не возьмет… Но этого Толяну уж точно не понять. Это может понять только оскорбленная женщина.

Спрятав деньги в сумку, Илона пошла в комнату. Если уж она здесь очутилась, почему бы действительно не забрать свои вещи? У нее ведь и парик где-то был, рыжий, она его купила ради шутки. Если, конечно, Толян за прошедшие месяцы не роздал все случайным подругам.

Женщина с медовыми волосами со стуком задвинула ящик комода и оглянулась на вошедшую Илону. В середине комнаты стоял старый фибровый чемодан, наполовину заполненный книгами, поверх которых сиротливо лежал скомканный голубой свитер. Женщина бросила на него несколько простых хлопковых трусиков и лифчик, извлеченные из комода. Илона спросила:

— Вы давно здесь живете?

— Третий месяц, — сухо ответила женщина. — Извините, могу я поинтересоваться… вас он тоже пытался заставить воровать?

— Воровать? — изумленно вытаращила глаза Илона. — Вы сказали — воровать?!

— Понятно, — бросила женщина. — Значит, эта идея возникла у него недавно. Допился, бедолага.

— Неужели он… — Ил она как бы потеряла дар речи от услышанного. — Неужели он…

— Именно, именно, — кивнула женщина, выдвигая другой ящик. Она явно искала что-то еще, но не находила. — Пытался сделать из меня подсадную утку, придурок. Я хотела в милицию пойти, да он тут такое устроил. .. Ползал по полу, как червяк, умолял, клялся, что сам не понимает, как это ему в голову пришло. В общем, я его пожалела. А теперь думаю, что напрасно.

— Почему? — осторожно спросила Илона.

— Потому что мне кажется, он уже не остановится. Я даже уверена в этом. Ну, плевать. Его проблемы. Попадется — сядет в тюрьму, вот и все. Отморозок он, полный отморозок! Психиатр ему нужен. Черт, где же они?..

Она оставила в покое комод и перешла к одному из громадных шкафов возле двери. Когда женщина распахнула дверцы доисторического сооружения, Илона увидела, что в шкафу почти пусто. Все ее платья исчезли. Ей стало вдруг безумно жаль пропавшего гардероба. Но тут уж ничего не поделаешь.

Женщина небрежно выбросила из шкафа на пол кучу старья и быстро переворошила. Наконец с радостным возгласом извлекла поношенные черные джинсы и бросила их в чемодан. После этого, захлопнув картонную крышку и защелкнув ржавые замочки, выпрямилась и заявила:

— Все! Моего здесь больше ничего нет. Я пошла. Ключи в прихожей.

Красавица с медовыми волосами подхватила тяжелый чемодан, и в следующую минуту за ней захлопнулась входная дверь.

Илона осталась одна. Покачав головой, она принялась за дело. Нужно было найти все то, что могло ей пригодиться, и найти поскорее. Не хватало еще, чтобы Толян застал ее здесь…

Но почти все ее вещи исчезли. Осталось лишь немного белья, жалкие крохи косметики, несколько блузок, юбок, четыре пары обуви. И никаких драгоценностей.

И свои документы она не нашла. То ли Нерадов их так хорошо спрятал, то ли просто выбросил.

Глава 16

Через три дня, в субботу вечером, она отправилась на поиски «приключений». К прежним идеям Илоны добавилась еще одна, казавшаяся ей самой удачной. Идея заключалась в том, чтобы купить в детском магазине несколько игрушечных гранат. Илона даже подумала об игрушечном пистолете, но, поскольку ничего не понимала в оружии, то не решилась использовать игрушку для серьезного дела. А вдруг человек, которого она остановит, сразу поймет, что пистолет не настоящий? Правда, и гранату он точно так же может опознать, но граната будет ведь лежать на асфальте, ему придется сначала наклониться, чтобы рассмотреть ее в смутном, неверном свете белой ночи… А ей хватит и одной минуты, чтобы бесследно исчезнуть.

Карпову она, как давно задумала, сказала, что идет в гости к подруге с почты, вернется, наверное, поздно и ждать ее незачем, пусть Карпов спокойно ложится спать, подруга живет недалеко, так что Илона в любое время сможет дойти до дома пешком, тем более что на улицах совсем светло. Ну а что такое женские разговоры, объяснять не надо, он и сам это знает. Карпов согласился, что женщины и в самом деле слишком любят поболтать ни о чем и что конечно же Илоночка должна иногда развлекаться.

Не спеша шагая от Гороховой к Невскому проспекту, Илона чувствовала, как в ней разгораются новые, неведомые прежде чувства. Она ведь впервые отправлялась на настоящую «охоту» одна-одинешенька. Было немножко страшно и в то же время отчаянно весело. Илону охватила легкая, едва заметная дрожь, она знала, что ее глаза сейчас блестят, щеки чуть разрумянились… В ее воображении, стремительно сменяя друг друга, замелькали яркие картины. Вот она в узком проходном дворе подходит к хорошо одетому немолодому мужчине… просит прикурить… немножко кокетничает… Вот она останавливает толстую раззолоченную тетку… Вот девица, беспечно болтающая на ходу по сотовому телефону… И все они имеют при себе много-много денег… Вот она исчезает в подъезде, меняет парик, выворачивает наизнанку легкую двухстороннюю куртку — из ярко-желтой та превращается в темно-коричневую… Кроссовки падают в сумку, на ногах Илоны уже изящные открытые туфли на высоченной шпильке (из-за туфель Илоне пришлось надеть не джинсы, а черные облегающие брюки, но они были сшиты из тонкого трикотажа и не мешали движениям)… Пышные черные волосы парика прикрывает маленькая шелковая шляпка, темно-синяя, нарядная, с белым перышком… Да, ей немного страшно. Но она ведь не собирается делать ничего особенно плохого… Подумаешь, отберет у богатых сволочей чуть-чуть денег. Они от этого не обеднеют. А ей деньги просто необходимы. Много денег. Разве она их не заслужила, мучаясь на тяжелой бессмысленной работе, живя в квартире дурно пахнущего старого калеки? Еще как заслужила! Судьба просто обязана даровать ей немножко счастья.

Действительность оказалась такой же простой и веселой, как мечты. Даже еще проще и веселее. Бесконечный проходной двор, ведущий с набережной Фонтанки на Соляной переулок, был ею давно и хорошо изучен. Точно так же Илона знала и все окрестные парадные и дворы.

Надев парик, который она выбрала в качестве «рабочего варианта» (светло-рыжие волосы, пышные, но довольно короткие, едва прикрывающие уши), и подняв воротник курточки, вывернутой на желтую сторону, Илона затаилась за толстым стволом какого-то дерева. В такой час, около полуночи, здесь проходило не так уж много людей, и, конечно, нельзя было исключить того, что ей придется ждать довольно долго. К тому оке надо выбирать момент, когда прохожий окажется один, ей ведь ни к чему ни свидетели, ни возможные участники погони… Но ей повезло. Не прошло и получаса, как она увидела неторопливо идущего мужчину, фантастически похожего на того, которого они с Толяном так лихо обобрали в ту ночь, когда Нерадов впервые вывел Илону на поиски «приключений». Мужчина был невысок, полноват, лысоват… слегка пьян. При нем был портфель из дорогой кожи. Илона огляделась. Ни справа, ни слева никого не было видно. Держа в левой руке сигарету, а в правой, засунутой в карман, раскрытый нож, она решительно шагнула навстречу толстячку. В расстегнутой сумке лежали три детские гранаты.

— Извините… — заговорила она нежным шепотом. — Извините… я потеряла зажигалку…

Толстяк остановился.

— О! Прекрасная леди! — воскликнул он. — Рад буду помочь!

Поставив портфель на землю, он принялся рыться в карманах. Когда он чуть наклонился, сосредоточившись на поисках в карманах брюк, Илона резким движением выхватила нож и приставила его к горлу толстячка.

— И деньги тоже давай, заодно уж, — таким же нежным шепотом произнесла она, выговаривая слова отчетливо и как бы даже чуть лениво, врастяжку. Она видела подобное в каком-то фильме, и ей это очень понравилось.

Толстяк застыл, как мраморная статуя, и, не поднимая головы, осторожно скосил глаза на Илону. Она прищурилась и повторила:

— Деньги!

Мужчина осторожно поднял правую руку и медленно, очень медленно достал из внутреннего кармана пиджака бумажник. Илона с огорчением подумала, что выглядит это кожаное диво с золотыми уголками довольно тощим, но на первый раз сойдет… Схватив бумажник, она резко прошипела:

— Ложись, козел, а то сейчас взорвешься! — И она аккуратно положила к ногам толстячка игрушечную гранату.

То ли прохожий был слишком ошеломлен, то ли пьян куда сильнее, чем казалось Илоне, однако он и в самом деле шлепнулся на асфальт и не издал ни звука, пока она бежала через двор. А когда она выскочила в переулок, ей уже нечего было бояться. Она нырнула в знакомый подъезд, и через минуту из него вышла совсем другая женщина, ничуть не похожая на грабительницу. Она спокойно прошла по переулку, повернула в сторону улицы Пестеля, неторопливо дошла до Литейного. Поймав машину, доехала до Исаакиевской площади, рассчиталась с водителем и пешком отправилась домой, предварительно снова поменяв туфли на кроссовки. Но теперь она уже не пыталась выглядеть спокойной. Она то и. дело пускалась бежать, ей хотелось петь и кричать от радости. У нее получилось! Она сумела! Она это сделала! Бумажник лежал в ее сумке, она несла домой свою добычу… И конечно же у нее не хватило терпения донести трофей до дома, хотя она и твердила себе, что слишком опасно изучать его на улице. Мало ли чей глаз может заметить странную сцену?

Тем не менее, присмотрев в одном из дворов скамейку, Илона поспешила к ней. Ее жгло изнутри, она просто лопалась от любопытства. Что, что там лежит?

Достав бумажник из сумки, Илона сначала рассмотрела его снаружи, растягивая удовольствие, предвкушая… Дорогой бумажничек, кожаный, с тиснением, накладные металлические уголки, позолота новенькая, ничуть не потерлась… И тут Илона вдруг поняла, что боится заглянуть внутрь. Боится, что там просто-напросто нет ни копейки, а лежат только какие-нибудь бумаги. И тогда вся подготовка, все переживания напрасны.

Глубоко вздохнув, Илона зажмурилась, открыла бумажник и принялась не глядя ощупывать его содержимое. Ну нет, это уж точно деньги…

Она открыла глаза.

И томление белой ночи в ту же секунду нахлынуло на нее, лишив сил, превратив руки и ноги в мягкие ватные валики, неспособные двигаться, внутри все куда-то опустилось, а в голове гулко звенела пустота.

В бумажнике лежала тонкая пачка стодолларовых купюр.

Не скоро, совсем не скоро Илона смогла пересчитать их, и еще больше времени понадобилось ей, чтобы вернуть себе способность трезво рассуждать и нормально передвигаться. Очень долго она просто сидела в небольшом зеленом дворе, бессильно опустив руки и глядя на богатство, лежавшее на ее коленях. Но время близилось к утру, и она наконец встала и пошла домой. Она раздобыла тысячу двести долларов…

Бумажник и документы она бросила там же, на скамейке во дворе, не забыв аккуратно протереть все носовым платком. Илона отлично помнила уроки Толяна и детективных фильмов. Она не чувствовала себя виноватой. Что тут особенного? Если человек вот так запросто носит в кармане больше тысячи «зеленых», то уж наверное они у него не последние. Ей эти деньги куда нужнее. А документы ему вернут. Утром дворники найдут их там, во дворе, и передадут куда следует. Никаких проблем! Он еще и поблагодарить ее должен, она ведь могла утопить его бумаги в Фонтанке. Очень просто. И напрасно она не прихватила портфель. Он ведь тоже мог оказаться не пустым. Там могло быть… Илона вдруг охнула, представив, что портфель толстячка был набит пачками «зеленых»… Ну и дура! Почему она его не взяла? Растерялась, вот в чем дело. В следующий раз надо поступать умнее.

Когда она вернулась «домой», Карпов еще спал. Вдохнув застоявшийся воздух грязной квартиры, Илона вдруг ощутила сильную тошноту. Ей стало невыносимо противно. Она не хотела жить в этой убогой норе, она хотела свободы, красоты, роз и шампанского… Слезы жалости к самой себе ручьями потекли из глаз. Илона прошла на кухню и, распахнув настежь окно, задумалась: где бы спрятать добытый в бою трофей? Впрочем, таких мест здесь было множество. Карпов совсем не стремился заглядывать во всякие там углы. Поэтому Илона, завернув доллары в мятый полиэтиленовый пакет, просто-напросто приподнялась на цыпочки и положила их на буфет. И сколько же там, наверху, пыли! Брезгливо глянув на испачканные пальцы, Илона пошла в ванную.

А потом села за стол и выпила полбутылки водки.

Глава 17

Несколько дней Илона переживала свое «приключение». Тащась от фирмы к фирме с письмами и газетами, она вспоминала подробности ночной вылазки, и ее воображение приукрашивало происшедшее, добавляя все новые и новые детали. Лысоватый пухленький мужичок постепенно превратился в медноволосого атланта, огромного, широкоплечего… Но его мужественный вид оказался всего лишь фасадом, и, когда из полутьмы на него надвинулась черная гибкая фигурка женщины-ниндзя, он замер в ужасе, он зарыдал и упал на колени, моля пощадить его… Он размазывал сопли по породистой морде, он твердил, что у него жена, дети, любовницы… Он обещал золотые горы, лишь бы ему сохранили жизнь…

Илона хихикала и веселилась, представляя столь сладкие картины. И ей уже хотелось снова выйти в белую ночь, снова затаиться на пути беспечных прохожих, неторопливо выбирая жертву… Во второй раз ей повезет куда больше, Илона была абсолютно уверена в этом. Она выследит толстую тетку, увешанную бриллиантами и рубинами, а еще лучше — хорошими изумрудами, и у тетки будет при себе сумочка, набитая валютой. Не какая-нибудь жалкая тысяча долларов, а гораздо, гораздо больше! И еще ей казалось до невозможности смешным то, что она продолжает разносить газеты и письма, как какая-нибудь мирная обывательница, не способная на настоящий поступок…

Но в глубине души Илоны рядом с веселым нервным ожиданием новых «приключений» затаился страх. Маленький, невидимый… Его невозможно было рассмотреть, но он жил во тьме ее сознания, копошась, щекоча изнутри, посмеиваясь… И Илона никак не могла решиться на новое «приключение». Она лишь фантазировала, оттягивая время.

Настал июль, ночи становились все темнее и тоскливее. У Илоны снова начали отчаянно болеть почки, все тяжелее просыпалась она по утрам, и Карпову приходилось тратить немало времени, чтобы заставить ее подняться. Она с трудом волокла ежедневный груз газет, ненавидя все и всех, беспрестанно огрызалась на товарок, закатывала скандалы Карпову, напивалась по вечерам… И лишь мысль о том, что на буфете в кухне лежит клад, немного утешала ее. Но денег было так мало… Разве со столь жалкой суммой начнешь новую жизнь?

А потом вдруг случилось чудо — она увидела его!

Она сразу поняла, что это именно он. Этот человек просто не мог быть никем другим, кроме как ее принцем, ее рыцарем, мужчиной ее мечты. Это был ОН!

Илона за свою жизнь (а ей было уже почти двадцать девять! Еще немного — и она станет старухой, никому не нужной, морщинистой и страшной!) перевидала красавцев вдоволь. Но… но ни один из них не шел в сравнение с ним. Илона застыла как вкопанная рядом с охранником, держа в протянутой руке «Деловую газету». Он легко взбежал по лестнице и скрылся. Илона судорожно вздохнула, чувствуя, что кровь отлила от ее щек, колени ослабели, ноги не способны сделать ни шага… Охранник, взглянув на нее, испугался:

— Эй, девушка, вам что, нездоровится? — Он поспешно выскочил из-за широкой сверкающей стойки, поставил рядом с Илоной стул, усадил невесть чем перепуганную почтальоншу. — Что с вами, девушка? — настойчиво спросил охранник. — Может, врача вызвать?

— Нет, — с трудом шевеля губами, ответила Илона. — Нет, не надо врача… У меня просто голова закружилась. Уже прошло, спасибо. Я сейчас пойду.

— Нет, посидите минутку, куда вас такую отпускать, — возразил охранник. — Вот я вам чайку налью, выпейте.

Он извлек из-под стойки огромный термос, чашку. Илона с благодарностью выпила горячую, освежающую жидкость и окончательно пришла в себя. И тут же ее мысль заработала с бешеной скоростью. «Надо немедленно выяснить, кто он таков, откуда здесь взялся… Не может быть, чтобы я до сих пор не замечала такого супермена», — нервно думала Илона.

Она посмотрела на адрес, написанный на газете, лежавшей на блестящей стойке перед охранником.

— У вас тут какая-то новая фирма? — спросила она. — Вроде я такого названия не помню.

— Да, новая, — кивнул охранник. — «Миллениум». Заняли офисы «Питерца». Да вот только что их коммерческий директор мимо пробежал.

— А те куда подевались?

. — Да куда все, туда и они, — усмехнулся охранник. — Прогорели. Но эта новая фирма, похоже, крутая. Они прежде где-то на Петроградской стороне дислоцировались, а теперь вот перебрались сюда. А тут аренда такая, что немногим по карману.

— Догадываюсь, — улыбнулась Илона.

И в самом деле, это здание на набережной Мойки, огромный пятиэтажный дом в стиле модерн, недавно было отреставрировано и отремонтировано по высшему классу. Теперь в нем вместо набитых клопами и нервными тетками коммуналок разместились филиалы нескольких зарубежных банков и офисы очень богатых фирм, а также деловой центр и художественная галерея.

Ну что ж, решила Илона, выходя на улицу, теперь дело за малым. Нужно просто познакомиться с ним, и все. Он не устоит. Ее совершенно не интересовало, женат ли ее «принц», каковы его интересы, характер… Ей все было ясно: этот мужчина должен принадлежать ей, и никому больше. И плевать на все.

К моменту возвращения «домой» она уже настолько углубилась в мечты и планы, что даже не обругала Карпова, суетившегося вокруг нее со своим вечным: «Илоночка, я тебе супчик сварил… Илоночка, я твои брючки постирал…» Этот убогий человечек больше для нее не существовал, она его не видела и не слышала. В данный момент ее заботили только деньги. Надо хорошо выглядеть, это уж само собой, иначе незачем и показываться на глаза синеглазому… Илона, не обращая внимания на Алексея Алексеевича, быстро пересмотрела свой гардероб и пришла в ужас. Ей же совершенно нечего надеть!..

А Карпову в этот день опять баснословно повезло. Еще и пенсия, полученная накануне, не была до конца истрачена, а он сумел заработать целых сто рублей. Когда он, как обычно, бродил по центральным улицам в поисках бутылок, какая-то важная дама попросила его посторожить две сумки — даме нужно было сначала зайти в ближайший магазин, а потом поймать такси. Карпов встал на стражу, готовый оправдать доверие и сражаться, как лев, за чужое добро. И правильно поступил. Дама, погрузив сумки в багажник машины, величественным жестом протянула ему сотенную бумажку. Карпов уж так ее благодарил, уж так благодарил… ну, вслед такси, конечно… Потом, гремя бутылками и стуча по асфальту палкой, он помчался в магазин. Сразу купил курицу, молодой картошечки, две помидорки, сметану, зеленый лучок… Ну и бутылочку, конечно, как водится. Надо же обмыть удачу, чтобы она не забывала о нем, почаще навещала. И теперь он хлопотал по-бабьи, накрывая на стол, и говорил, говорил без передышки — рассказывал Илоне о событиях утра. Главный упор он делал на то, что вместе с удивительной девочкой в его дом пришла удача. Ведь теперь постоянно везет, ну просто постоянно, раньше такого не бывало! Это она, Илоночка, такая счастливая. Рядом с ней всем счастье, она же чудо, и добрая, и красивая, а уж какая умная! Просто страх иной раз берет… Илона машинально ела куриный суп, салат, пила водку… и продолжала пребывать в собственном мире, не имевшем никакого отношения к миру Карпова. Да, завтра или послезавтра она познакомится с этим человеком. Но… ведь у нее даже нет телефона! Что она ему скажет, когда он захочет назначить ей свидание?

Она задумчиво посмотрела на свою правую руку. Какое счастье, что за все эти годы она не пропила и не потеряла обручальное кольцо, подаренное Толяном! Это отчасти решает проблему. Она замужняя дама, муж патологически ревнив, мужчины не могут звонить ей, да и вообще ей очень трудно лишний раз уйти из дома… Черт побери, а почему в таком случае она работает, да еще на почте, за нищенскую зарплату? Как это объяснить? Можно и промолчать, конечно, но ведь прекрасный «принц» может увидеть ее с газетами, когда она явится в то здание, где расположен офис его фирмы… Думай, думай, приказала себе Илона, надо что-то изобрести.;. Ну, время еще есть.

Но и тянуть ни к чему, тут же решила она. Завтра… да, прямо завтра она должна познакомиться с ним. Лучше бы сегодня, конечно, но сначала нужно преобразиться.

Преображение началось с того, что Илона, пообедав, улучила момент, когда Карпов вышел из кухни, достала с буфета свои сокровища и отправилась по магазинам.

Она купила дорогой летний голубой костюм в крупный белый горох, из натурального шелка, с белой блузкой… Костюм более практичен, чем платье, он позволяет создать несколько вариантов… К костюму Илона добавила белую соломенную шляпку и белые босоножки на высоком каблуке, сумочку — ив результате четырехсот долларов как не бывало. Но зато она могла теперь показаться на глаза своей мечте.

Попутно она пришла к окончательному решению: с почтой пора завязывать. Хватит с нее. Карпову она скажет, что ей дали отпуск, лето как-никак… Ну а к тому времени, когда этот «отпуск» кончится, ей уже не нужно будет искать объяснение. Ее «принц» будет с ней. Деньги? Ерунда! То, что она получает за тупой и бессмысленный труд, деньгами все равно не назовешь. Так, издевательство какое-то, и только. Но она знает, где взять нужные ей суммы. На улице! Просто на улице. Они, можно сказать, валяются под ногами.

Илону переполнял восторг, она не шла, а летела, ее нес теплый летний ветерок, она парила над землей. Озирая пыльный раскаленный город, она видела далекие горизонты, за которыми скрывались роскошные райские сады… Она доберется до этих садов, она укроется под густыми зелеными кронами, в тени и прохладе, и на берегу нежно поющего прозрачного ручья обретет счастье в объятиях любимого…

Она так решила — и так будет.

Глава 18

Для начала Илона обеспечила тылы. На почте заявила, что сегодня работает последний день, потому что скоро выходит замуж и жених категорически запретил ей работать. Женщины поздравили Илону от всей души, радуясь чужому счастью, а она презрительно подумала: какие они все жалкие дуры! Карпову Илона сообщила, что с завтрашнего дня у нее отпуск, чтоб не ныл и не заставлял ее тащиться на почту. Подходя к зданию, где находился офис ее «принца», повязала голову платком, низко надвинув его на лоб, надела темные очки, чтобы ее рыцарь, не дай бог, не запомнил ее в качестве почтальонши, — ей это было ни к чему. Она — дама совсем другого круга. И тем не менее она долго болтала с охранником, благо тот, вчерашний, уже сменился. Илона надеялась снова увидеть свое синеглазое сокровище, расспросить о нем, но она пришла слишком рано — высшие эшелоны местной власти еще не появлялись на своих рабочих местах.

«Ну и ладно, — думала она, — еще не вечер, не конец света, все будет хорошо, все будет прекрасно… Наконец-то мне улыбнется счастье! Синеглазое, черноволосое счастье, высокое ростом, широкое в плечах…» Илона смеялась, воображая себя рядом с этим красавцем. Они будут отличной парой! Ах, поскорее бы, поскорее!

Она почти не спала в прошедшую ночь, мечтая о встрече, ворочаясь с боку на бок, но это ничуть не отразилось на ее внешности. Даже наоборот, Илона еще больше похорошела — от возбуждения, от радостного предвкушения счастья. Расправившись с последней пачкой газет (как ей хотелось просто-напросто выбросить их в Мойку!), она вернулась на почтамт, выяснила, что расчет может получить через три-четыре дня, и умчалась. Вообще-то плевать ей было на жалкие две тысячи рублей, но… порядок есть порядок. Это ее деньги, заработанные тупым тяжким трудом, и она совсем не намерена дарить их кому-то.

Прибежав домой, Илона приняла душ, старательно причесалась, накрасилась перед треснувшем мутным зеркалом, косо висевшим на стене грязной прихожей, быстро переоделась в новый голубой костюм. Карпов, вытаращив бесцветные глазки, следил за ней, утратив дар речи. Наконец он решился спросить:

— Илоночка, откуда это у тебя? И… куда ты собираешься, девочка?

— К подруге, — весело ответила Илона. — Это она мне подарила, красивый костюмчик, правда?

— Красивый, — откашлявшись, согласился Карпов. — Как же это она… вроде у тебя и не день рождения, с чего дарить-то? Дорогое платье, поди.

— Не знаю, — беспечно откликнулась Илона. — Может, и дорогое. Она женщина с деньгами, для нее это не расход. У нее муж недавно разбогател, — поспешила добавить она, вспомнив, что до сих пор Карпов считал ее безымянную подругу такой же почтальоншей, как сама Илона.

— А… а ты поздно придешь?

— Вряд ли, — немножко подумав, решила Илона. Первая встреча должна быть краткой, но запоминающейся. — Так, поболтаем немножко, чайку попьем — и хватит. Но возможно, она на днях пригласит меня к себе на дачу… Ну, уж извини, я тогда без тебя поеду.

— Что ты, что ты, конечно! — замахал руками Алексей Алексеевич. — Куда уж мне по дачам разъезжать! А только…

— Что только? — чуть обернулась через плечо Илона, продолжая изучать себя в зеркале.

— Ну… нет, я ничего, девочка… Ну, просто лучше бы ты допоздна-то не задерживалась, мало ли какой народ по улицам ходит…

— Она отвезет меня на машине, — твердо сказала Илона.

— У нее и машина есть? — изумился Карпов. — Ну, ты поосторожнее… С богатыми лучше бы и вовсе не связываться. Они, знаешь, на простых людей с презрением смотрят.

«Черт бы тебя побрал, дубина, — подумала Илона, — это кто тут „простой человек“? Ты уж слишком меня за свою держать стал, ничтожество немытое… Впрочем, наплевать».

Выйдя из дома, Илона неторопливо пошла вдоль Мойки к Невскому проспекту. До конца рабочего дня в больших фирмах оставалось еще больше часа. Она погуляет по набережной, но, разумеется, не станет слишком удаляться от огромного серого здания… Она должна увидеть его. Она должна заставить его заметить необычную женщину — яркую, красивую, умную и — влюбленную. А потом, вечером… Нет, завтра. Завтра вечером, а точнее, ночью она отправится на охоту. Пора. Ей срочно нужны новые туалеты. И очень хорошие духи.

Она чуть не упустила его, не заметив, как он быстро вышел из дверей здания и направился к светло-серому «форду», стоявшему совсем недалеко от входа. Испугавшись, что вот сейчас он исчезнет, Илона побежала — и все вышло как нельзя более удачно. Когда она поравнялась с ним, нога у нее подвернулась, и Илона, вскрикнув, пошатнулась и почти упала на багажник его машины. «Форд» взвыл и затрясся от возмущения. Синеглазый красавец, мгновенно отключив сигнализацию, подхватил Илону под локоть и помог укрепиться на ногах.

— Сильно ушиблись? — спросил он.

— О, нет, — томно выдохнула она, бросив на «принца» загадочный взгляд. — Вот только каблук, кажется, немножко пострадал… качается.

— А куда вы так спешили? — поинтересовался синеглазый.

— Такси хотела перехватить. — Илона Пахнула рукой, показывая, куда умчалось упущенное ею такси. — Меня подруга ждет, я опаздываю… Ну теперь уж точно вовремя не добраться.

— Я вас довезу, — любезно предложил рыцарь со светло-серым «фордом». — Вам куда?

— Ой, что вы, спасибо… У вас, наверное, своих дел хватает.

— Ничего страшного. Так куда едем? — повторил он свой вопрос, распахивая перед Илоной дверцу машины.

— Ну, если вам действительно нетрудно… — Илона заранее продумала все возможные варианты встречи, так что никакой вопрос не мог застать ее врасплох. — Мне нужно на Театральную площадь.

Это было и не слишком далеко, и не слишком близко. В самый раз для первого разговора.

— Меня зовут Илона, — представилась она, как только машина тронулась с места. — Ланкова. — Она вопросительно глянула на «принца», постаравшись, чтобы ее взгляд из-под полуопущенных ресниц был как можно более нежным.

— Антон Иванович, — чуть заметно улыбнулся синеглазый. — Раменский.

Коммерческий директор фирмы «Миллениум» отлично видел, что дамочка, что называется, запала на него. Но ему было не привыкать. Он прекрасно знал, как действует на женщин его внешность, но никогда не стремился воспользоваться этим. Его не слишком интересовали подобного рода приключения, хотя, конечно, время от времени он позволял себе немножко развлечься, лишь бы это было не в ущерб семье и работе. Однако ему и в голову не приходило оставить очаровательную жену и двоих детишек, которых он любил без памяти и которыми отчаянно гордился, поскольку, несмотря на чрезвычайно юный возраст, и дочь, и сын уже проявляли недюжинные способности, да к тому же обещали вырасти очень красивыми. Но дамочка была, безусловно, хороша… весьма хороша, соблазнительна и, скорее всего, не опасна, поскольку на ее правой руке посверкивало обручальное кольцо. А поскольку жена с детьми на отдыхе… Раменский слегка расслабился.

— Вы где-то здесь работаете? — спросила Илона, мгновенно уловив перемену в его настроении.

— Да, как раз в том здании, возле которого мы столкнулись, — ответил он. — А вы?

— Я сижу дома, — мягко улыбнулась она. — Домохозяйка… Ну, занимаюсь разной ерундой. Икебана, гитара, кулинария… Обожаю экзотическую кухню. А вы?

— Да я как-то не знаю, — пожал плечами Антон Иванович. — Я слишком занят на работе, так что не особенно разбираю, что мне подают. На завтрак — что жена приготовит, на обед — что другие заказывают в ресторане, то и я. Ну и на ужин тоже. У меня, видите ли, практически все обеды и ужины деловые, так что за разговорами не до того, чтобы на вкус внимание обращать.

— Ну, дело есть дело, — согласилась Илона. — Но неужели вы не занимаетесь ничем, кроме работы?

— Отчего же, занимаюсь с детьми по выходным.

— О! — заинтересованно воскликнула она. — вас много детей?

— Не много, всего двое, — усмехнулся он и постарался сменить тему. Ему не нравилось обсуждать свои семейные дела с посторонними. — Вы с подругой собрались в театр?

— Нет, просто погулять, посидеть где-нибудь в кафе, поговорить.

В это время в кармане Антона Ивановича тихонько зазвенел сотовый телефон, и Раменский, забыв о пассажирке, стал обсуждать с невидимым собеседником какие-то сугубо деловые проблемы. Они уже подъезжали к Театральной площади, и Илона, осторожно коснувшись пальцами руки «принца», показала ему, что хотела бы выйти. Он остановил машину на углу улицы Декабристов и Прачечного переулка. Илона, послав ему воздушный поцелуй, выпорхнула из машины. Раменский рассеянно кивнул и уехал.

Илона, не чуя под собой ног, пошла вперед, не зная, куда идет и зачем. Ей было все равно. Ее душа, переполненная счастьем, пела, ей казалось, что весь мир радуется вместе с ней, все прохожие улыбаются, все собаки виляют хвостом, все воробьи и вороны превратились в соловьев, и вообще — все к лучшему в этом лучшем из миров! И осталось совсем немного — добиться свидания с Антоном Ивановичем. Он не устоит. Он просто не сможет устоять перед ней, она пустит в ход все свое обаяние, все чары, она…

Вот только нужно хорошенько принарядиться. А для этого необходимы деньги.

Завтра. Она раздобудет их завтра.

Ей надоело ждать выигрыша в лотерею. Пора форсировать события.

Глава 19

Ночь она снова провела без сна, то и дело выбираясь из-под засаленного, дурно пахнущего одеяла и уходя на кухню — посидеть, покурить, подумать. Карпов храпел, ничего не слыша, поскольку за ужином они выпили бутылку водки, а вставать ни свет ни заря под грохот древнего будильника на этот раз не надо было — у Илоночки «отпуск». Илона снова и снова обдумывала то, что должна сделать следующей ночью. И знала, где все это должно произойти — неподалеку от Московского вокзала есть магазин «Двадцать четыре часа», она уже присмотрелась к нему, туда в поздний час заходят люди, выглядящие вполне подходящими для ее целей… Откуда они приходят — Илону не интересовало. Может быть, из ближайшей гостиницы. Может быть, с вокзала, наскучив ожиданием своего поезда. Какая разница? Лишь бы у них было при себе побольше денег. У нее ведь уже почти ничего не осталось.

На этот раз Илона решила вооружиться газовым баллончиком. Она читала в какой-то газете, попавшей на почтамте в отход (рваная оказалась), что слезоточивый газ с перцем способен остановить даже вконец ошалевшего наркомана, не говоря уж о простых пьяницах. А значит, для человека трезвого и не ожидающего ничего подобного это будет подобно выстрелу. И безопасно. Умоется — и боль в глазах пройдет. Но, конечно, и нож она дома не оставит. Ей нравилась реакция людей на прикосновение острого холодного лезвия. Ей нравилось видеть, как человек замирает, боясь вздохнуть, как перекашивается его лицо, как съезжают куда-то глаза, стремясь увидеть нож, легко касающийся горла… Да, это здорово, это настоящее приключение, которое щекочет нервы, заставляет сердце колотиться радостно и бодро… В общем, ей это по душе.

, Проспав до полудня, она сказала Карпову, что пойдет-погулять, и отправилась на улицу Рубинштейна, в магазин, где торговали оружием и предметами, необходимыми для самообороны. Ей почему-то казалось, что будет лучше, если в магазине никто не запомнит ее настоящую внешность. Поэтому перед тем как сесть в маршрутку, она забежала в какой-то подъезд и натянула на голову светлый парик. Превратившись в блондинку, почувствовала себя увереннее, хотя для посещения оружейного магазина она выбрала роль тихой, робкой девушки, боящейся ходить по улицам вечером. Но что поделать, работа вынуждает задерживаться допоздна. Она и рада бы сменить место службы, на заработки уж очень хорошие, где еще такие найдешь? А у нее мама больная, сестра-калека…

Илона всегда с легкостью осваивала роли разных женщин, и не просто осваивала, она жила в них, купалась, она действительно становилась другой, не похожей на себя… А может быть, в ней просто скрывалось множество личностей? И каждая из них искала выхода, стремилась реализоваться…

В магазине оружия никто вроде бы не обратил на нее особого внимания. Молодые, крепкие парни спокойно объяснили Илоне, как пользоваться баллончиком, вручили листок, на котором были написаны правила безопасности, и она, заплатив немалую сумму, отправилась восвояси. Возвращаться к Карпову ей не хотелось, и она решила пройтись до места вечерней операции. Будет лучше, если она еще раз проверит возможные маршруты отступления. Никогда ведь не знаешь, что может случиться в последний момент. Какой-то подъезд возьмут да и запрут на замок. Или выкопают широченную канаву поперек дороги, потому что то ли газовая труба лопнула, то ли водопроводная. Ночью это может оказаться слишком неприятным сюрпризом. А главное — опасным. Зачем зря рисковать?

Однако вокруг магазина ничего не изменилось. А стабильность обстановки, как известно, свидетельствует о стабильности жизненных процессов в данном микрорайоне. Илона хихикнула при этой мысли. Самообразование — залог успеха. Спокойствие и душевное равновесие помогают адаптироваться к любой ситуации.

Впрочем, нет. Спокойствия в ее душе не было. Наоборот, там царило смятение. Но оно было вызвано не предстоящей ночной акцией, совсем нет. Сердце Илоны замирало при мысли об Антоне Ивановиче Раменском. «Как красиво его зовут, — думала она, — как его имя подходит к его внешности! Прекрасный мужчина с прекрасным именем. Это удивительно… Бывают же такие счастливцы! Притом он еще и необыкновенно умен, сумел многого добиться в жизни. Коммерческий директор большой богатой фирмы! Он делает важное дело, он зарабатывает приличные деньги… Он повезет ее куда-нибудь… На острова Зеленого Мыса, например». Илона не знала, где находятся эти острова, что они собой представляют, но название звучало так романтично! Она представила тропическую ночь, шорох пальм, огромные звезды над головой, ровный гул прибоя… Они с Антоном сидят на веранде белого дома, в шезлонгах, между ними — бамбуковый столик, уставленный напитками и вазами с экзотическими фруктами… Слуга-китаец скользит бесшумной тенью, принося то одно, то другое… Вокруг дома сплошные заросли цветущих кустов, лишь прямо перед верандой нет ни росточка, перед их глазами — океан, бескрайний, бесконечный, уходящий за горизонт, отделяющий их от шумного мира, от суетливых, глупых людей… Они счастливы вдвоем, они не нуждаются в ком бы то ни было…

Илона тряхнула головой и заглянула в подъезд, давно уже присмотренный ею для переодевания. Все в порядке. Никого, кроме бродячих кошек. Проверить на ни? газовый баллончик, что ли? Нет, ни к чему понапрасну расходовать драгоценный газ с перцем. Лучше приберечь его для «зайцев», которых она начнет отстреливать через несколько часов.

Решив, что пора уже отдохнуть, набраться сил перед важной операцией, Илона в конце концов села в маршрутку и поехала «домой». По дороге она снова представляла себя с Антоном то в Париже, то в Хельсинки. .. то просто в Лисьем Носу или Зеленогорске. Там тоже есть удивительные места… маленькие гостиницы, уютные и тихие, отличные рестораны с прекрасной кухней и вышколенной обслугой… Но пока что ей придется вернуться в вонючую, грязную квартирку Карпова и выслушивать вечные причитания жалкого инвалида, его жалобы на боли в спине (у нее, между прочим, тоже спина болит, да еще как!), его хвастовство… Ох, как это противно! Найдет три пустые бутылки — и потом три часа подряд рассказывает, как именно он их нашел, где они лежали, как он ловко их доставал из-под скамеек или из урн… А потом моет их в кухне, вокруг воняет прокисшим пивом… Тоска, мерзость! Но все же этот уродец лучше, чем Толян. Карпов любит ее не шутя — ну, скорее как дочь, конечно, готов заботиться о ней, стирать, готовить… Но только потому, что на пенсию не прожить, ему необходимы деньги Илоны…

Ничего, скоро все это кончится.

Ей не хотелось выходить из дома слишком рано и болтаться по улицам, однако отправляться в поход в одиннадцатом часу вечера она тоже не могла: Карпов не поверил бы, что она идет к подруге, а лишние подозрения, пусть даже подозрения такого чучела, как Карпов, ей ни к чему. И потому Илона решила просто-напросто Карпова напоить. Он ведь засыпает после пары рюмок, так что задача перед ней стоит несложная. И вот, едва войдя в квартиру, Илона заявила, что вечером приглашена в гости.

— Ох, до чего же ты гулять любишь! — ворчливо заговорил Карпов. — Ты же в отпуске, вот и посидела бы дома! Чего ты не видала там, у этой твоей подруги? Или думаешь, она тебе еще одно платье подарит? Не слишком ли жирно будет, а?

— Может, и подарит, — огрызнулась Илона. — Она богатая.

— Вот это тоже, прямо скажу… — рассердился Карпов. — Ну чего ты навязываешься в компанию к таким-то людям? Кто они — и кто мы! У богатых и друзья богатые, и нечего перед ними унижаться, попрошайничать. Сами дадут — другое дело, скажи спасибо. А ты уж вроде как набиваешься на подарки! Нехорошо это, Илоночка. Надо жить по деньгам. Сколько сам заработал, на то и живи.

— Ты у нас много зарабатываешь! — фыркнула Илона.

— Да я ведь больной совсем, — обиделся Карпов. — Ну чего ты меня все попрекаешь да попрекаешь? Я же не виноват, что инвалидом стал!

— Ладно, не сердись, — тут же смягчилась Илона. — Не пойду я никуда, уговорил. Давай лучше выпьем немножко. Деньги есть.

— Давай! — мгновенно согласился Алексей Алексеевич. Это было вечной бедой его жизни: он не способен был отказаться от выпивки, он всегда отвечал — давай! Если бы он научился говорить «нет», может, и инвалидом не стал бы, и семью не потерял… В общем-то он понимал, что сам во всем виноват, но… язык как-то сам собой говорил не то, что надо.

Илона мигом слетала в магазин, зная, что, если послать Карпова, он будет ходить часа полтора, не меньше. А ей хотелось поскорее избавиться от его общества и еще раз осмотреть новый вариант «охотничьего костюма». Она не шутя решила изобразить из себя ниндзя. Ей очень нравилась эта идея, ей нравилась она сама в черном облегающем трико и в маске. И нужно было лишний раз потренироваться, ведь она должна будет мгновенно изменить внешность.

Карпов не успел еще и хлеб нарезать, как Илона вернулась с бутылкой. Она тут же бросила на сковородку сваренные вчера макароны, залила их яйцом, разложила по тарелкам, думая о том, что даже из макарон можно приготовить вполне съедобное блюдо, если иметь сливочное масло вместо растительного, хороший кетчуп, зелень и пряности… Карпов только вздыхал, наблюдая за своей девочкой.

— Эх, мне бы так! — приговаривал он. — Мне бы так-то, как ты, а то ведь еле двигаюсь!

— Лечиться надо, — назидательно сказала Илона. — Почему ты не ходишь к врачам? Ты инвалид, тебе должны льготные лекарства давать.

— Да ну их! — махнул рукой Карпов. — Какие ни льготные, а платить все равно сколько-то надо. Я уж так как-нибудь.

— Тогда не жалуйся. Ну что, может, в комнату пойдем? Радио включим, музыку послушаем.

— Давай, — обрадовался Карпов. Для него пьянка в комнате вместо кухни была равнозначна большому празднику. В комнате пьют и едят на Новый год, на Первое мая, в день рождения. Так уж принято. Все так делают. А для обыкновенных дней имеется кухня.

Илона быстро отнесла в комнату тарелки, вилки, граненые стопки, расставила все на ободранном столе, сбегала еще раз на кухню за банкой холодной воды и двумя треснувшими чашками и тут же упала в продавленное кресло, чувствуя, что начинает нервничать не на шутку. Ей хотелось поскорее заняться делом. А Карпов за это время как раз дотащился до места с бутылкой в руках.

Потом он включил радио, чтобы уж был настоящий праздник. К счастью, там действительно звучала какая-то легкая музыка, хотя Илона опасалась, что придется слушать какое-нибудь занудное выступление умного экономиста или юриста или еще что-нибудь в этом роде… Они выпили по стопочке за здоровье, Карпов принялся уминать макароны, нахваливая Илону — уж так у нее все вкусно получается! — а ей кусок не лез в горло. Она с трудом разжевала макаронину и поспешила снова наполнить стопки, не дожидаясь, пока это сделает Карпов, хотя он был сторонником жизни по правилам и считал, что наливать должен мужчина, и только мужчина. Выпили еще, потом еще, и наконец Карпов начал клевать носом. Илона, желая быть уверенной, что Алексей Алексеевич не проснется до утра, заставила его выпить еще одну полную стопочку и заботливо довела до кровати. Через минуту Карпов крепко спал.

А Илона начала репетицию, чувствуя, как в ней нарастает возбуждение, как вся ее душа рвется в бой, как стремительно мчится по венам кровь… Ей теперь по-настоящему нравилось то, чему когда-то научил ее Нерадов.

Глава 20

Илона осторожно, стараясь не производить лишнего шума, отперла дверь и на цыпочках вошла в квартиру. Прислушалась — из комнаты доносился смачный храп Карпова. Все в порядке, калека спит.

Она тихо прошла в кухню, включила свет, быстро сняла и сложила в большую пластиковую сумку пышную цыганскую юбку, пеструю плотную блузку и двухстороннюю курточку, забросила сумку на шкаф. Карпов при его росте и сгорбленной спине никогда не сумеет заметить, что на кухонном шкафу что-то лежит. Это самый лучший тайник в квартире. Прямо на черные облегающие брюки и черную же футболку с длинными рукавами накинула старый домашний халат. Порядок.

Пакет с добычей Илона положила на кухонный стол. Она так же, как и в первый раз, не сразу решилась взглянуть, что же ей досталось. Содержимое громадной косметички и пухлого кошелька жирной тетки Илона сразу вытряхнула в свой пакет, а сами эти предметы бросила в том подъезде, где из ниндзя превратилась в весьма женственную особу со светлыми длинными волосами. Вспомнив о волосах, Илона поспешно стащила с головы парик. Вот растяпа, выругала она себя, а если бы Карпов сейчас проснулся и выполз на кухню? А она сидит тут вся из себя блондинка! Даже такой дурак, как он, способен сообразить, что дело нечисто. Но главное — он может разболтать о странном поступке своей девочки всем окрестным бомжам. И кто знает, как далеко может разойтись опасный слух…

Парик отправился на шкаф следом за остальными вещами, а Илона снова уставилась на непрозрачный желтый пакет.

Ну и баба попалась ей, просто жуть, с содроганием подумала Илона. Жирная, неповоротливая, уж конечно тупая… Зато обвешанная драгоценностями, как новогодняя елка игрушками. Илона вдруг нервно хихикнула. Она снова увидела перед собой всю сцену…

Тетка решительным солдатским шагом топала по переулку, размахивая левой рукой, а правой прижимая к пышному боку большую сумку. Илона, затаившаяся в нише, весьма кстати устроенной в стене дома архитектором позапрошлого века, спрыгнула на тротуар и, раскинув руки, пошла на тетку. Та по инерции сделала еще шаг, но тут до нее дошло, что черная стройная фигура представляет опасность…

Илона снова хихикнула, покрутила головой и пошла в комнату за остатками водки. Теперь она не особенно боялась разбудить Карпова, она ведь уже была в халате и тапочках, а не спит — ну, проснулась, выпить захотелось… Пакет спрятать недолго — убрать со стола на подоконник, за занавеску, только и всего. Этот дурак ничего и не заметит.

Выпив стопочку, Илона почувствовала, как утихает противная мелкая дрожь в пальцах. «Вот странно, — подумала она, — я ведь ничуть не боялась… А все равно потом дрожала как осиновый лист, вот только теперь отпускает. Весело, ничуть не страшно, азартно! При чем тут дрожь, откуда она?»

Ладно, пора выяснить, что там имеется. Но сначала еще чуть-чуть выпить.

После второй стопки Илона окончательно успокоилась. И, отодвинув подальше бутылку, высыпала содержимое пакета на кухонный стол.

У нее даже губы онемели от представшего ее глазам зрелища. Осуществилась ее мечта… Она ведь уже видела однажды в воображении толстую тетку с кошельком, набитым валютой… Ну не кошелек, так косметичка… А Илона-то думала, что там и вправду косметика, ведь такие дурищи всегда покупают все самое дорогое, французское, а значит, и ей кое-что могло пригодиться, и именно поэтому она вывернула содержимое косметички в свою сумку… Но увидела она перед собой только тюбик губной помады «Мейбелин» и золотую пудреницу незнакомой ей фирмы. И две пачки долларов! А вот эти российские пятисотенные явно из кошелька. Сколько их тут? Раз, два… двенадцать! Шесть тысяч рублей! И…

У Илоны снова задрожали руки. Выпив еще стопочку, она сорвала с зеленых пачек резинки и быстро пересчитала стодолларовые купюры. Сердце у нее колотилось, как бешеное, глаза время от времени застилал какой-то странный туман. В голове крутилась одна-единственная мысль: вот это повезло! Не то что в первый раз. Ай да я, хвалила себя Илона, вот это интуиция, вот это чутье! Это надо же было так точно выбрать жертву! Такая куча денег… И зачем эта пампушка таскала с собой столько? Глупо, просто глупо. Ну вот и получила по заслугам. Десять тысяч долларов! С ума сойти! Ну, Антон, держись! Завтра ты увидишь перед собой небесного ангела, чудо из чудес… Черт побери, надо бы снять квартиру, переехать из этой помойки… Но это слишком дорого, жаль тратить деньги, добытые в бою… Лучше поскорее охмурить Антона, а тогда не придется ни о чем заботиться всю оставшуюся жизнь.

В бутылке оставалось совсем немного, и Илона с сожалением вылила остатки в граненую стопочку. Ей бы сейчас хороший стакан, да залпом… Сбегать, что ли? Круглосуточный магазин недалеко. Нет, сначала надо рассмотреть теткины цацки.

Илона разложила в аккуратный рядок шесть перстней, брошь и пару серег. Ну и сочетание… Бывают же люди, полностью лишенные вкуса! И почему-то именно у таких оказывается куча денег. Самый сволочной из законов природы. Огромный рубин — ну это наверняка страз, уж очень велик, зато по весу золота этот перстенек таков, что его вполне можно использовать вместо кастета. Толстое обручальное кольцо с маленькими бриллиантиками — таких в ломбардах лежат горы. Но чего-нибудь и оно стоит. Дальше еще два громадных перстня: один — с зеленым стеклом, изображающим изумруд, другой — с синим, пытающимся притвориться сапфиром. Ну это все пойдет барыгам на Сенной, золота много, толку мало. Уродливая штамповка советских времен. А вот дальше… совсем другое дело.

Два тонких изысканных кольца: в одном красуется крупная черная жемчужина, полускрытая резными листьями белого золота, в другом — малиновый в электрическом свете александрит, в карат, не меньше… Вот это да! Илона помнила, как Нерадов когда-то объяснял ей, что хороший ювелирный александрит чистой воды стоит безумно дорого, около двадцати тысяч долларов за карат. Если это не фальшивка, не корунд с двуокисью ванадия, то… то найти покупателя будет легко. Точнее говоря, оторвут с руками. Но лучше носить его самой. Кольцо настолько изящное, что расстаться с ним будет трудно. Да и зачем? И кольцо с черной жемчужиной она тоже оставит себе. И к нему — серьги. Тоже с черными жемчужинами, но гораздо более мелкими. Да, это, похоже, старая работа… Впрочем, подумала Илона, могли и нынешние мастера изготовить. Под старину. Да какая разница? Красиво, дорого — этого довольно. А главное — черный жемчуг очень подходит к ее смугловатой бархатистой коже.

Надев на средний палец левой руки кольцо с малиновым камнем (оно было великовато, но ведь можно отдать в переделку, подогнать под свой размер), Илона поднесла его поближе к глазам. И тут же уловила слабый неприятный запах. Черт, надо же руки помыть… Это от газового баллончика!

Сняв кольцо, Илона сгребла все украшения со стола и сунула в карман халата, после чего отправилась в ванную мыть руки. Надо же, сколько времени прошло, а от руки все еще немножко пахнет. Илона прыснула, давясь смехом. Да, та тетка, наверное, и сейчас еще рыдает перцовыми слезами! Тщательно намыливая руки, Илона снова увидела перед собой толстую тетку как вживе — выпученные светлые глаза, разинутый рот… Тетка совсем было собиралась завопить, но, ощутив холод металла, прикоснувшегося к шее, замерла и только громко дышала открытым ртом да таращила глаза на черный чулок, натянутый на голову Илоны. А Илона, проведя кончиком ножа по горлу тетки сверху вниз от уха к сонной артерии, вежливо сказала:

— Снимай колечки, пупсик. Быстро.

Тетка уронила сумку и принялась сдирать с пальцев перстни, не отводя взгляда от затянутого черной «паутинкой» лица бандитки. Илона протянула левую руку, подхватила перстни и сунула их в карман курточки.

— Теперь серьги.

Тетка на удивление быстро справилась с замочками серег, черные жемчужины отправились следом за кольцами (ну конечно, тогда Илона не рассмотрела, что именно вставлено в золотые подвески). Илона стремительно наклонилась, подняла теткину сумку, сунула ее в пухлые руки:

— Открой!

Однако после того, как Илона выудила из сумки косметичку и кошелек, тетка вроде бы опомнилась. Теперь-то Илона понимала, в чем дело: еще бы, при тетке была такая безумная сумма «зелененьких»… В общем, пришлось Илоне полить тетку слезоточивым газом. С перчиком. Остренько и со вкусом.

Илона громко расхохоталась. Нет, это же надо, подумать только — до чего она везучая! Так и разбогатеть недолго. По-настоящему разбогатеть! Илона тут же представила себя в темно-синем «БМВ»… Ранняя весна, на ней шубка из голубой норки — гораздо лучше той, что когда-то подарил ей Нерадов… Руки свободно лежат на руле, на каждом пальце — дорогое старинное кольцо… И она едет по набережной Мойки к тому зданию, в котором находится фирма Антона… Ну да, он позвонил ей по «трубке», ему захотелось пообедать с ней, только с ней, наплевав на все деловые встречи… Они прекрасная пара, оба красивы, оба состоятельны, им завидуют все до единого… Ах, какое счастье!

К реальности ее вернул хриплый голос Карпова.

— Илоночка, чего это ты не спишь? Разве тебе куда идти? Времени-то половина четвертого!

Илона небрежно оглянулась через плечо на помятую, заросшую сивой щетиной физиономию Алексея Алексеевича и весело сказала:

— Ты представляешь, проснулась вдруг — и даже не вспомнила, что у меня отпуск! Начала на работу собираться! — И она снова расхохоталась.

Карпов, любяще глядя на нее слезящимися подслеповатыми глазками, тоже захихикал.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 1

Полоса больших удач, начавшихся с долларов толстой тетки, не прервалась. Просто эта широкая светлая дорога повернула в другую сторону и повела Илону прямо в объятия синеглазого красавца, прекрасного рыцаря, настоящего принца, без подделок. Не прошло и десяти дней, как Антон Иванович пригласил Илону пообедать с ним в ресторане гостиницы «Европейская». Конечно же Илона не стала делать вид, что ей этого не хочется. Нет, притворяться перед Раменским было выше ее сил. Она просияла от радости и молча кивнула. Это удивительное и давно ожидаемое событие — приглашение на свидание — произошло, когда Антон Иванович в очередной раз вез Илону в своем светло-сером «форде». Илона ничуть не скрывала, что ищет встречи с ним, она каждый день бродила по набережной Мойки в рабочее время, ожидая, когда из дверей здания в стиле модерн выйдет ее синеглазое чудо. К сожалению, особенности работы Раменского были таковы, что Илоне удавалось поймать его не так часто, как ей того хотелось. Он мог с самого утра уехать куда-то по делам и вообще не вернуться в офис, и тогда Илона понапрасну ломала высоченные каблуки на гранитных плитах набережной. Ее, наверное, знали уже все окрестные пенсионерки, не имевшие дач и потому проводившие лето в душном городе. Бабушки выходили погулять по набережной — кто в одиночку, кто с какой-нибудь древней болонкой, встретиться с подружками и обязательно натыкались на элегантную даму со строгой прической, благоухающую французскими ароматами. Илона меняла наряды после каждой встречи с Раменским. Она не хотела показываться ему на глаза в одном и том же костюме или платье. Пусть думает, что ее совершенно не интересуют деньги.

Она выбросила из старого платяного шкафа жалкие шмотки Карпова, тщательно протерла шкаф изнутри и развесила в нем свои новые туалеты. Карпов не возражал. Куда уж там возражать! Он время от времени осторожно распахивал скрипучие дверцы старого шкафа и с благоговением рассматривал изумительные наряды, пахнущие французскими духами, боясь даже прикоснуться к ним. А свое тряпье он повесил на гвоздики, вбитые в стенку прихожей. «Ну и ну, — думал Алексей Алексеевич, — ай да Илоночка, сумела же подружиться с такой богатой дамой! Сколько подарков, и какие все дорогие!» Он уже и забыл, что поначалу поругивал Илону за такое знакомство. Теперь он гордился своей дорогой девочкой. Это же надо, такие платьица, такие юбочки, брючки! Их и стирать-то дома нельзя, Илоночка сама откосит их в химчистку. А вот новое красивое белье по-прежнему стирает он, Карпов, да не чем-нибудь, а только дорогим порошком — Илоночка приказала купить «Ариэль» и новый тазик, красивый, пластмассовый. Сказала, что от старого может ржавчина на белье сесть. Ну и правильно, может. А зачем портить такие красивые вещи? Алексей Алексеевич изо всех сил старался угодить девочке, не переставая удивляться тому, что такое чудо из чудес по-прежнему живет в его бедной квартире, соглашается есть его стряпню, даже разговаривает с ним! И еще Илоночка купила новое постельное белье — красивое, все в цветах и птицах, целых четыре комплекта! И новые полотенца для ванной и кухни, и несколько кусков дорогого мыла, и шампуни, и всякие там кремы… И даже большое зеркало с туалетным столиком. Зеркало теперь стояло в комнате, пугая Карпова отражениями. Алексей Алексеевич никак не мог привыкнуть к тому, что рядом с ним в комнате что-то мелькает, когда Илоночки нет дома. Он постоянно забывал, что это он сам отражается в новеньком зеркале. А на столике перед зеркалом стояло множество красивых флаконов, баночек, коробочек… И все хорошо пахли, и на всех было что-то написано не по-нашему. Это какие же деньги надо потратить на все эти женские штучки!

Конечно, Илона соврала Карпову, что и зеркало, и косметику ей тоже подарила мифическая подруга. Не признаваться же было, что у нее завелись собственные немалые деньги! Но Карпов всему верил, даже смешно иной раз становилось. Впрочем, о нем Илона совершенно не думала, вспоминая о его существовании только тогда, когда ей не нравилось, как он постирал ее вещи или помыл посуду. Все остальное не задевало ее внимания. Она полностью ушла в свои мечты. Она не ощущала вкуса еды, которую старательно готовил Карпов, не слышала его слов, машинально бормоча что-то в ответ… Она постоянно пребывала с ним, со своим рыцарем… Она представляла себе, как произойдет это — и каждый раз декорации романтической сцены менялись. Неизменным оставалось одно: он и она, нежность и страсть и любовь до гроба. Они жили счастливо и умерли в один день…

Но сначала будет… Илона представляла, как однажды (совсем скоро!) Антон вдруг скажет ей: «Дорогая, сегодня вечером я хочу тебя пригласить поужинать… но не в ресторане». — «А где же?» — спросит она. «О, это секрет!» — и он загадочно улыбнется, облив ее теплым светом синих прекрасных глаз. И она не задаст больше ни единого вопроса. Л вечером они встретятся у памятника Петру Великому, у знаменитого Медного всадника (Илоне нравилось это место, там было так красиво, Нева выглядела особенно величавой). Она будет ждать Раменского, одетая с особой элегантностью… Ну да, шелковые серые брюки «капри», тончайшие колготки, серебряные босоножки на высоком каблуке, но не на шпильке — к коротким брюкам нельзя надевать такие… На ней будет бледно-розовая блузка со строчками и ручной вышивкой, серьги с черными жемчужинами, высокая прическа… А какие духи? Конечно, «Трезор». Они создают ощущение мгновенного счастья, которое грозит вот-вот исчезнуть… Это заставит Антона постараться как можно крепче привязать к себе Илону… Ну да ведь он именно ради этого и назначит встречу. Он остановит рядом с ней машину, выскочит, распахнет дверцу, приглашая Илону сесть… Он будет светиться радостью, но при этом немножко волноваться: он ведь не может быть до конца уверен, что Илона действительно принадлежит ему навеки… И он привезет ее в огромную квартиру… Нет-нет, никаких квартир! Он привезет ее в огромный загородный коттедж, двухэтажный, окруженный модным японским садом, с бассейном в подвале, с гаражом на четыре машины… И тут окажется, что он, ни слова не говоря Илоне, развелся с женой и купил вот этот дом — для них двоих!..

Но… мечты мечтами, а дело пока что продвигалось туго. Раменский дважды приглашал Илону пообедать, и только. Они болтали обо всякой ерунде, смеялись, во второй раз Антон Иванович даже поцеловал Илону в щечку на прощание, но это было все. Однако Илона была уверена: он не спешит именно потому, что уже влюбился в нее без памяти, он боится обидеть ее торопливостью… Ну и, кроме того, ему же надо оформить развод. Он честный человек, он хочет все сделать по правилам.

Ей почему-то и в голову не приходило, что все может быть совсем иначе.

Глава 2

Илоне казалось, что денег у нее хватит навсегда, но они почему-то таяли с немыслимой быстротой. И это при том, что на питание она выдавала Карпову сущие гроши. Но… июль закончился, наступил август, близился сентябрь — Илоне понадобились новые туалеты для более прохладной погоды, а одежду она покупала только в самых дорогих бутиках, и как-то поздно вечером, в очередной раз выпив с Карповым бутылку водки и уложив убогого спать, она встала на табурет, заглянула на кухонный шкаф и с ужасом обнаружила, что у нее осталось всего триста долларов. Нужно было срочно добывать деньги.

Но Илона решила, что раз уж она такая везучая, раз уж у нее такая мощная интуиция, помогающая ей безошибочно выбирать денежные жертвы, то с этим никаких проблем не предвидится. Пойдет — и найдет. Главное — поскорее.

Вот только… Она вспомнила, что самые толстые кошельки, то бишь бумажники, они с Толяном изымали все-таки не у прохожих, а у владельцев дорогих иномарок. «Ну, значит, надо выходить на большую дорогу, — весело подумала Илона. — Это даже интереснее, чем устраивать засаду в проходном дворе или на безлюдной улице. Намного интереснее!» Илона тут же начала воображать, как все это произойдет, и снова почувствовала, как заиграла в ней кровь, как зарумянились щеки… Приключение — вот что это такое! Яркое, настоящее приключение!

Однако на этот раз «приключение» закончилось совсем не так, как представлялось Илоне. Хотя сначала все шло по отработанному сценарию. Она сказала Карпову, что пойдет в гости к своей любимой подруге и вернется поздно, а может быть, даже заночует там.

Для полного спокойствия напоила Карпова и отправила в постель, а сама, принарядившись в удобные легкие сандалии, ярко-зеленые брюки и синюю блузку, накинула сверху куртку-перевертыш, вооружилась, как и в прошлый раз, ножом и газовым баллончиком и, взяв такси, отправилась на юго-запад, в Красносельский район. Ее интересовало Петергофское шоссе, по которому, как то было отлично известно, вечером в конце недели проезжает множество не слишком бедных людей, рвущихся отдохнуть за городом, на собственных дачах. Но, конечно, следовало начать голосовать попозже, когда машин будет уже не слишком много. Илону беспокоило только одно: как бы не ошибиться. Ведь рассмотреть издали, да еще в темноте марку машины — дело нелегкое, если вообще возможное. Однако она быстро нашла выход: заняла позицию на небольшом подъеме. Отсюда ей были отлично видны автомобили, моментально снижавшие скорость у видневшегося вдали поста дорожной милиции.

Теперь оставалось только запастись терпением и ждать подходящего момента. И тут Илона, отвлекшись от своих мечтаний, обнаружила, что кроме нее вдоль шоссе стоят и другие женщины, одетые не просто нарядно, а вызывающе — в коротких черных платьицах с огромными декольте, ярко накрашенные… Она с недоумением вгляделась в полумрак, пытаясь понять, чего ждут здесь эти красотки, и вдруг поняла. Это были «ночные бабочки», проститутки, вышедшие на поиски клиентов. Илона растерялась. Она не ожидала ничего подобного. Что же делать, лихорадочно соображала она, как быть? Ей совсем не хотелось, чтобы владельцы дорогих авто приняли ее за обычную проститутку, ей это не нравилось!

Она ушла подальше от дороги, чтобы немножко поразмышлять. Села на траву, закурила — и вдруг решила, что ничего тут страшного нет, наоборот, все просто замечательно! Пусть и ее примут за такую. Ведь если подумать, кто снимает девку ночью, на дороге? Разве трезвый, здравомыслящий мужчина способен на это? Нет, конечно, разве что в самом крайнем случае, когда сильно припекло. А мужик в хорошем подпитии, сажающий в свою машину проститутку, не способен думать о чем-либо, кроме того, что его должны обслужить, да поскорее. И уж конечно, у него должны быть с собой деньги — ну хотя бы для того, чтобы рассчитаться с «работницей». Ну, разумеется, нельзя исключить того, что клиент заранее рассчитывает кинуть девку, не заплатить, однако он должен понимать и то, что проститутка работает не сама по себе, а под чьим-то прикрытием и что этому самому прикрытию ничего не стоит, например, разобраться с ним по-свойски, если он откажется оплачивать предъявленный счет. Все это Илона знала по рассказам тех ужасных женщин, среди которых провела два страшных, невообразимо страшных года… К черту, незачем вспоминать об этом!

Не спеша выкурив еще одну сигаретку, Илона встала, отряхнула брюки и вернулась на обочину. Посмотрев направо и налево, решила, что лучше пройти немного вверх по подъему, там вроде бы «бабочек» не видно. Почему их там нет — неважно. Может, там остановка запрещена. Или машины заново набирают скорость, поскольку милицейский пост остался далеко позади. А может быть, девки предпочитают держаться стайкой ради собственной безопасности. Чтобы коллега у соседнего куста могла видеть, в какую машину села нашедшая клиента особь. Это их дело. Ее это не интересует.

Наблюдая за проносившимися мимо автомобилями, Илона не спешила поднимать руку. Она хотела сначала присмотреться к обстановке. И уже через несколько минут поняла, что самые навороченные тачки проносятся мимо девок, не снижая скорости. Так… Значит, ее задача одновременно и облегчается, и затрудняется. С одной стороны, в этих мчащихся мимо машинах сидят, безусловно, самые солидные мужики. С другой — как заставить одного из них притормозить? «Интересно, — подумала она, — а как же тогда, с Толяном?.. Я ведь никаких проституток не замечала вокруг. Может, тогда их еще просто не развелось так много? Все-таки немало времени прошло. А может, Толян знал места, где их нет».

Ночь выдалась прохладная. Илона почувствовала, что начинает мерзнуть. Застегнув курточку и подняв воротник, она наконец махнула рукой, пытаясь остановить темный «мерседес». Но тот пролетел мимо, шурша резиной по асфальту. Ладно, не последний. Вон еще кто-то катит…

Остановилась возле нее только четвертая машина — «БМВ», вроде бы темно-синий, а может, серый, ночью не разберешь. Илона наклонилась к окошку, заглянула в темный салон и жалобным голосом спросила:

— Извините, вы не могли бы довезти меня до какой-нибудь автобусной остановки или до метро? Я тут, кажется, заблудилась…

Она невольно вошла в роль женщины, впервые вышедшей на поиски заработков и еще не привыкшей к этому, смущенной и пытающейся сделать вид, что она тут оказалась случайно. Ведь любому дураку ясно, что случайно очутиться в таком месте просто невозможно, сюда так просто не доберешься.

Дверца открылась, изнутри донесся спокойный баритон:

— Садись.

Илона впорхнула в салон и благодарно улыбнулась, шепнув: «Спасибо!», но тут же ее улыбка увяла. Мужчина, сидевший за рулем, оказался каким-то уж очень большим — крупная голова с коротко подстриженными волосами, бычья шея, мощные, широкие плечи…

Илона бросила косой взгляд на руки, лежавшие на рулевом колесе. Ухоженные, с аккуратно подпиленными ногтями, по два перстня на каждой… Печатки и какие-то черные камни, непонятно, что это такое, но все массивное, основательное.

Мужчина молчал, и Илона начала настраиваться на действие. Они уже отъехали достаточно далеко от того места, где он посадил ее в машину, но лучше еще чуть-чуть подождать. Илона принялась рыться в сумке, достала пудреницу, открыла ее, посмотрелась в зеркальце — в общем, старалась вести себя как женщина, которая немножко нервничает… Но она и в самом деле нервничала. Наконец она решила: пора, хватит тянуть. Опустив пудреницу в сумку, крепко обхватила пальцами рукоятку раскрытого ножа, левой прихватила газовый баллончик и, резко повернувшись к мужчине, выхватила нож и приставила к его толстой, мускулистой шее.

— А ну, давай деньги! — прошипела она. Мужчина чуть повернул голову и с недоумением посмотрел на Илону, не сразу в слабом свете щитков заметив нож. Но в следующее мгновение в его глазах вспыхнула холодная злоба.

— Ах ты… — процедил он и вдруг резко нажал на тормоз.

Илону бросило на лобовое стекло, нож выпал из ее руки, предварительно прочертив тонкую красную линию на шее мужчины. Мужчина грязно выругался и, схватив Илону за волосы, изо всех сил ударил по лицу левой рукой. Илона взвизгнула и, не успев ничего понять, вылетела из машины в кювет, сильно ударившись спиной о дверцу. Газовый баллончик, на клапан которого она даже не успела нажать, куда-то исчез.

И машина тоже исчезла. Илона не видела, как та отъехала, ей было не до того. Она скатилась в наполненную грязной водой канаву, едва не захлебнулась… Цепляясь за скользкие пучки травы, обрывающиеся под ее дрожащими пальцами, она кое-как выбралась на обочину и упала ничком на колючий гравий. Ее трясло так, что тело подпрыгивало и изгибалось, она выла от боли, причиняемой острыми камешками, но встать не могла, как не могла и остановить дрожь. Но постепенно судороги утихли, Илона медленно поднялась на четвереньки, потом села на землю и, размазывая по лицу вонючую грязь и слезы, огляделась.

Где-то далеко-далеко светились бегущие цепочкой фонари, кое-где виднелись светящиеся окна многоэтажек — редкие, словно витающие в воздухе сами по себе… Здания Илона не могла рассмотреть на фоне ночного черного неба. Она сообразила, что уже слишком поздно, все нормальные люди давно спят… Как же она выберется отсюда? Куртка и брюки были мокрыми насквозь, облепленными грязью, листьями, каким-то сором… Илона с ужасом оглядела себя. Как же она…

Но тут неподалеку на обочине она увидела свою сумку. То ли она уронила ее еще до того, как свалилась в жидкую грязь, то ли тот ужасный бандит выбросил сумку вслед за пассажиркой, но, как бы то ни было, ей есть во что переодеться. Илона снова встала на четвереньки и поползла к сумке. Подняться на ноги и идти, как все люди, она была не в силах, она чувствовала такую слабость в коленях, что понимала: попытайся она сейчас встать, тут же и упадет.

То и дело ударяясь в рыдания, Илона кое-как стянула грязные мокрые брюки, куртку, надела легкую свободную юбку и трикотажную кофточку в обтяжку. Но второй пары обуви у нее не было — она ведь не могла предвидеть, что очутится в канаве… Она обтерла сандалеты курткой, с ужасом глядя на грязные до невозможности ноги. Отыскала в сумке сигареты, зажигалку, отползла с гравия на асфальт, уселась, подтянув колени к подбородку, закурила. Что делать? Черт побери, как отсюда выбираться?

Она посмотрела вправо, влево… По шоссе изредка проносились машины, слепя ее светом фар, но конечно же никому из водителей не приходило в голову остановиться и подобрать сидящую на обочине девицу. Кому она нужна?

«Черт побери, хоть какой-нибудь общественный транспорт имеется в этом вонючем районе? — зло думала Илона. — И если имеется, где и как его искать? Пропади пропадом все в мире новостройки, сдохнуть бы всем, кто в них живет… Сволочи, все вокруг — сплошные сволочи… Как я теперь покажусь на глаза Антону? Как? У меня же синяк будет в половину физиономии! Сволочи!.. Убила бы ту тварь, что выбросила меня из машины! Убила бы, и рука бы не дрогнула!»

Илона снова расплакалась, отшвырнув сигарету. Потом, собравшись с силами, встала и пошла к городу. Сначала ноги почти не слушались ее, но потом ходьба помогла обрести относительное душевное равновесие. Илона начала рассуждать более здраво и поняла наконец, что сама во всем виновата. Не надо было связываться с этим здоровяком. Надо было просто не садиться в его машину, подождать более подходящего субъекта, В общем, интуиция на этот раз ее подвела.

Глава 3

В конце концов ей снова повезло, хотя насколько это можно было назвать везением… Рядом с ней неожиданно остановилась доисторическая, обшарпанная «Победа» (Илона вообще не поняла, что это за автомобиль, она таких ни разу в жизни не видела), и веселый, благодушный пенсионер, распахнув дверцу, крикнул:

— Эй, девушка, чего пешком топаешь? Ты в город? Садись, подвезу!

Илона молча упала на продавленное, ободранное сиденье и судорожно вздохнула. Пенсионер, оглядев ее, сказал:

— Что, загулялась?

Илона откашлялась, попыталась что-то сказать — и с ужасом обнаружила, что у нее пропал голос.

— Эй, да ты простудилась! — обеспокоился пенсионер. — Ну-ка, погоди!

Он остановил свою удивительную повозку и, обернувшись, достал с заднего сиденья большой термос. В следующую минуту Илона, давясь слезами и захлебываясь, жадно пила горячий сладкий чай, чувствуя, как с каждым глотком ей становится все легче и легче. Пенсионер наблюдал за ней, едва заметно усмехаясь. Наконец, вернув термос на заднее сиденье, он тронул с места чихающую и воняющую бензином машину.

— Приключений искала, да? — спросил он, не глядя на Илону.

Илона удивленно посмотрела на него. «Надо же, — подумала она, — как это он умудрился выбрать именно это слово?»

— Нет, просто засиделась у подруги, а район этот совсем не знаю, — хрипло ответила она.

— А почему же подруга тебя не проводила?

— Да они там все напились, — тут же придумала Илона вполне подходящее объяснение для пенсионера. Она мгновенно вообразила себя невинной душой, испугавшейся пьяного хамства. — Вот я и ушла.

— А… ну тогда другое дело. А я вот решил в город съездить затемно, пока машин нет. Так-то мы со старухой на даче все лето, да у Леночки моей завтра, то бишь сегодня уже, день рождения. Надо прикупить кое-чего, не с одними же огурцами да редиской праздновать!

— Конечно, — слабо улыбнулась Илона. — Редиски для дня рождения маловато будет.

— А ты где живешь-то? — спросил пенсионер.

— На Гороховой, рядом с Мойкой.

— Ну это мне не по пути. Я тебя у метро высажу, ты уж не обижайся. Оно через час уже откроется. Деньги-то у тебя есть?

— Есть…

Через час метро откроется? Илона совсем не заметила, как пролетела ночь…

— Спасибо, — искренне поблагодарила она своего спасителя. Как жаль, что он ничуть не похож на принца ее мечты!

— Не за что, милая, не за что, — пенсионер. — Люди всегда должны друг другу помогать. Иначе не выжить. Да и незачем жить, если кругом одни звери.

Эта сентенция пролетела мимо ушей Илоны, ничуть не задев ее сознания. С какой это стати она стала бы помогать кому-то? У нее своих забот хватает.

Она вышла из удивительной машины возле станции метро «Автово», отыскала скамейку, села и задумалась о том, как вывернуться из неприятной ситуации. Ощупав правую сторону лица, убедилась, что щека распухла. Илона даже не хотела смотреться в зеркало, боясь увидеть что-нибудь совсем непотребное. Она знала, что теперь глаз заплывет и почернеет и щека к вечеру станет лиловой… Это уже было проверено на опыте за те два года, о которых она наотрез отказывалась вспоминать.

Придется сидеть дома, пока лицо не придет в порядок. Придется отказаться от встреч с Антоном, с прекрасным, удивительным Антоном… Но самое ужасное сейчас то, что у нее кончаются деньги. И об этом придется подумать особенно серьезно. Не сейчас, конечно, а когда она вернется «домой». Да, еще же и Карпов существует на свете… Ну, он поверит всему, что бы она ни рассказала. Можно выдумать любую ерунду. Например, что она свалилась с дерева. Полезла на яблоню из чисто спортивного интереса — и шмякнулась на кучу компоста. Впрочем, нет. Если ее воображаемая подруга — дама состоятельная, вряд ли в ее саду имеются такие кучи. Нет, они катались на яхте, дул сильный ветер, ее просто-напросто ударило… А чем, собственно, ее ударило? Илона, конечно, каталась на яхтах с Нерадовым, но она как-то не потрудилась запомнить названия движущихся частей, знала только румпель и якорь. Но не якорем же ее двинуло по физиономии… Ай, что-нибудь придумает, какая разница?

Когда она вернулась, Карпов еще спал. Илона сразу отправилась в ванную, постирала измазанную грязью одежду и занялась собой. Сначала холодные компрессы, а потом теплые и горячие. И надо бы сбегать в аптеку, купить камфорного спирта… А может, у них еще что-нибудь найдется для таких случаев, более современное и действенное. Но Илоне совсем не хотелось выходить на улицу в таком виде. Лучше подождать, пока Алексей Алексеевич проснется, и отправить в аптеку его.

Прижимая к щеке влажное прохладное полотенце и сожалея, что в доме нет холодильника, а соответственно и льда, Илона села возле кухонного стола и задумалась. Что-то надо делать, как-то добывать деньги. Нет, с автомобилистами покончено раз и навсегда, это понятно. Надо выбирать более безопасные варианты, пусть даже они не принесут больших доходов. Нельзя же в самом деле рассчитывать на то, что у каждой толстой дуры, идущей ночью в магазин, будет при себе несколько тысяч долларов. Два раза повезло — на третий раз прокололась. Ну, значит, судьба такая.

Конечно, Илона не забыла пережитого страха и боли, но быстро убедила себя в том, что это — простая случайность, что она сама виновата, не надо было соваться на шоссе, ее призвание — охотиться в городе, на темных улицах, благо белые ночи давным-давно миновали. И кстати, синяк на лице ничуть этому не помешает.

А в том, что касается Антона… Все, решила она, хватит тянуть. Пора менять стратегию и переходить к активным действиям. Он слишком нерешителен. Илона, сменив компресс, начала во всех подробностях рисовать их следующую встречу.

На этот раз никаких обедов. Только ужин. Она дождется Раменского в конце рабочего дня, пусть даже на это придется потратить неделю или больше, он ведь иной раз задерживается в офисе допоздна и часто ездит в командировки (в настоящие командировки, не то что Толян Нерадов), заключает разные контракты — в общем, работает. Илона совершенно не могла представить, как именно выглядит работа коммерческого директора, в ее воображении возникали только картины деловых обедов и ужинов, а что происходит в перерыве между этими приемами пищи? Да не все ли равно? В общем, они отправятся ужинать в приличный ресторан, никакого стриптиза, ничего непристойного или даже просто легкомысленного. Она оденется… Ну да, лучше всего надеть светло-синюю прямую юбку, длинную, до середины икры, к ней гиацинтовую блузку и черный жемчуг. На правую руку — перстень с александритом. Туфли… черные или темно-синие? Пожалуй, черные, но не лаковые. И черный поясок, кожа с тиснением, узкий, с бледно-золотистой пряжкой. Отлично? Прическа — высокая, губная помада и лак — коричневато-розовые, светлые, с перламутром.

Итак, они сидят в ресторане, играет тихая музыка, классика, только классика!.. Антон, как обычно, говорит милые глупости, шутит, Илона смеется… А что они закажут? Лучше всего что-нибудь морское, она это любит, да и модно. Лангусты, или креветки, или мидии… Только не устрицы. Илона их терпеть не могла, хотя и ценила как признак роскоши. Вино, само собой, белое. Мюскаде, пожалуй. На десерт — сыр и кларет. И вот, когда ужин будет подходить к концу, Илона вдруг замолчит, опустив глаза в бокал с вином, нервно перебирая пальцами крахмальную салфетку… так, чтобы заиграл малиновыми огнями драгоценный камень… Антон, сразу заметив перемену в ее настроении (и обратив особое внимание на безумно дорогое кольцо), спросит: «Что с тобой, малышка?» А она будет долго молчать, а потом медленно поднимет на него взгляд (ну да, ее глаза должны в этот момент наполниться слезами) и тихо-тихо скажет: «Я люблю тебя…» Илона ярко представила, как изменится лицо Раменского, как он побледнеет и задохнется от счастья, от неожиданности… как возьмет ее за руку и непослушными губами произнесет: «И я тебя люблю, Илона, счастье мое…»

Илона вздохнула, улыбнулась и встала, чтобы сменить компресс. Из комнаты донесся скрип старой кровати — Карпов проснулся. Черт бы его побрал, тут же рассердилась она, сколько еще я буду вынуждена жить в этом вороньем гнезде! Хорошо хоть это чучело вытащило почти весь хлам из ванной комнаты, а то не пройти было. Сейчас Карпов сбегает, то есть сползает, в аптеку, что-нибудь принесет для синяка…

Алексей Алексеевич, кряхтя и вздыхая, как больной бегемот, отправился сначала в туалет, невыносимо долго сидел там, потом пошел в ванную — умываться. Этому он научился только благодаря Илоне — умывался и брился только от случая к случаю, хорошо, если раз в неделю. А теперь даже остатки зубов чистил. Поскольку двигался Карпов медленно, утренние процедуры заняли у него около часа. Наконец он добрался до кухни и тут же испуганно вскрикнул:

— Девочка, что случилось?

— А, — небрежно махнула рукой Илона, — мячом заехали. В волейбол играли на пляже, я зазевалась, вот и получила. Ты не сходишь в аптеку? Может, у них есть что-нибудь такое, от чего синяки быстрее пройдут?

Карпов засуетился. Забыв от волнения о том, что сначала полагается выпить чайку, а уж потом выходить из дома, он принялся собираться. Конечно, и на сборы ему потребовалось немало времени, но в конце концов он ушел. И Илона тут же стала строить планы добычи денег. А вечером снова отправила Карпова на прогулку, на этот раз в магазин, почувствовав, что ей просто необходимо хорошенько напиться. Стресс — дело серьезное. С ним надо бороться.

Так прошло четыре дня. Илона сидела дома, приводя себя в порядок, попивая водочку и фантазируя. Карпов тихо радовался тому, что его девочка никуда не убегает, мирно слушает радио, читает книжки, которые он раздобыл специально для нее — выпросил почитать у соседки с третьего этажа, даже сама сварила суп, Необыкновенно вкусный, и нажарила оладий с кабачками… Всегда бы так! Хотя, конечно, отпуск рано или поздно кончится, придется милой девочке снова вставать ни свет ни заря, да ведь иначе и денег не заработаешь. Карпов изо всех сил старался угодить своей красавице. Он то и дело подметал пол, он старательно мыл посуду, стирал, ходил в магазин, он вообще был готов на все ради своей сказочной птицы. Но почему-то настроение у Илоночки постоянно было неважным…

А Илона, почти не замечая Карпова со всеми его хлопотами и заискивающей щербатой улыбкой, придумывала все новые и новые варианты следующей встречи с Антоном Раменским… Она твердо решила, что сначала объяснится с ним, а уж потом видно будет, придется ли ей когда-нибудь еще заниматься «ночной охотой». Вообще-то она была уверена, что не придется, что Антон сразу и навсегда возьмет ее под свою защиту и опеку… А как же иначе? Стоит лишь ему узнать, что она любит его, что готова навсегда связать с ним свою жизнь… Да для него это будет такой подарок судьбы, что он и думать забудет обо всем на свете!

Глава 4

Наконец Илона решила, что теперь вполне можно показаться на люди. А точнее, на глаза Антону. И вот днем в пятницу, отправив Карпова в булочную, она принялась выбирать туалет для вечернего выхода. Прежде всего нужно было учесть, что ей придется ждать Антона на набережной Мойки, оказавшись там как бы случайно, а значит, она не может выглядеть так, будто заранее собралась именно в ресторан, и никуда больше. Что-то нарядное, но не слишком… Нейтральное, пригодное и для прогулки по улицам, и для похода в хороший ресторан. Да, задача не из легких. Конечно, нарядов за это время скопилось довольно много, но ведь эта встреча должна стать решающей, так сказать, судьбоносной, причем не только для Илоны, но и для Раменского тоже… Ради этого стоит постараться.

В итоге Илона остановилась на своих любимых черных брюках в обтяжку (в них она выглядела особенно стройной, совсем как фотомодель) и в меру открытой золотистой шелковой блузке со скромными рюшами. Легкий черный пиджак. Серьги — с жемчугом, но не с черным, а с классическим белым, так гораздо романтичнее. В черном жемчуге все-таки слишком много страсти, а ей сегодня нужно быть нежной и неуверенной в себе. На шее — тоже нитка жемчуга (к сожалению, поддельного, но богемского стекла, так что отличить от настоящего его можно только на ощупь). И никаких перстней, одно лишь обручальное кольцо. Впрочем, нет, кольцо с александритом она все-таки наденет. Малиновый камень придаст живость довольно строгому в целом туалету. Туфли — черные, из мягкой кожи, никакого лака. И такая же сумочка. Духи — «Трезор».

Сообщив Карпову, что снова отправляется в гости к подруге и снова, возможно, заночует у нее, Илона вышла из дома задолго до шести часов, хотя идти от берлоги Карпова до великолепного здания, где поселилась фирма «Миллениум», было от силы пятнадцать минут, и то если тащиться нога за ногу. Но Илоне хотелось немножко прогуляться, настроиться, и она пошла сначала в сад у Адмиралтейства. Она совсем забыла, что в этом саду дорожки не асфальтированные, а посыпанные гравием и для прогулок в туфлях на высоких каблуках не слишком хороши. Рассердившись на дорожки, Илона пошла вдоль сада по тротуару к Дворцовой площади. И тут…

Ей несказанно повезло. Уже издали она заметила его. Его невозможно было не заметить — так выделялся он среди окружавших его мужчин и женщин. Илона на несколько секунд замерла на месте, всматриваясь. А, похоже, это иностранцы, наверное, он их водил куда-то… Ну, в Эрмитаж конечно, куда же еще, иначе они не оказались бы на Дворцовой. А она как-то не удосужилась побывать в этом знаменитом музее ни разу за всю свою жизнь… В школе их класс ходил туда на экскурсию, но она в тот день как раз заболела… Да что там, собственно говоря, смотреть-то? Одни картины! Уж чего-чего, а картин она в молодости насмотрелась в мастерских знакомых художников… И вдруг Илона испугалась: а что, если Антон сейчас уедет с гостями еще куда-нибудь? Но в следующую минуту ее страхи растаяли. К компании подкатили два роскошных лимузина, иностранцы шумно распрощались с господином Раменским, уселись в машины и укатили. Антон Иванович остался один.

Илона поспешила к нему.

— Добрый вечер, — тихо сказала она. — А я видела, вы гостей провожали.

— Да, — рассмеялся Антон. — До чего же я устал от них! Ужас! Французы, приехали вообще-то по делу, но, конечно, пришлось организовать для них и небольшую культурную программу. Очень шумный народ, очень экспансивный. Ну все, завтра последний раунд переговоров и — прощальный обед. Ох… Слушай, малышка, пойдем куда-нибудь поужинаем, а? Проголодался до невозможности!

Илона онемела от радости. Она, во все глаза уставившись на Раменского, только молча кивнула. Он предложил ей руку, и они пошли через Дворцовую площадь. Миновав дворы Капеллы и пройдя мимо Спаса-на-Крови, вышли к каналу Грибоедова. Антон Иванович что-то говорил, но Илона не слышала ни слова и лишь время от времени произносила: «Да-да…» Раменский посмеивался, видя ее растерянность. Ему это доставляло удовольствие.

На набережной канала, неподалеку от станции метро, стояли на тротуаре нарядные деревянные столики с деревянными же скамьями. Илона была уверена, что Антон пригласит ее в само кафе, но он, отыскав взглядом свободные места под тентом, усадил спутницу на полированную деревянную скамью и быстро сделал заказ подошедшей официантке, даже не спросив Илону, чего бы ей хотелось.

«Черт побери, — подумала Илона, — это же совсем не то!» Ей нужен ресторан, цветы на столиках, музыка, полумрак… А здесь безумный шум, мимо несутся прохожие, на Невском тарахтят машины, неподалеку, у причала, без передышки бормочет в мегафон зазывала, приглашая жителей и гостей города прокатиться по малым рекам и каналам на комфортабельном катере с закрытым салоном и послушать чрезвычайно интересный рассказ экскурсовода… Пыль, жара в общем, обстановка совсем не та, какой ей хотелось. Жаль. Но все равно пора. Пора расставить все по своим местам. Сколько можно ждать? Она ведь не китаец, у нее нет бесконечного восточного терпения. Ну…

Илона глубоко вздохнула, собираясь с духом. Раменский, бросив на нее быстрый взгляд, торопливо сказал:

— Малышка, а как насчет прогулки на катере? Вот перекусим — и вперед! Ну без экскурсовода, конечно. И без толпы туристов. Возьмем лодочку на двоих, а? И бутылочку шампанского.

Раменский предложил это потому, что отлично видел: дамочка созрела. А он все равно собирался вечером ехать на дачу. Жена с детьми отдыхает в Испании, у него масса свободного времени — еще две недели до конца августа, пока дочке не придет пора отправляться в школу… Так почему бы и не развлечься чуть-чуть? И если Илоне не грозят из-за этого семейные неприятности, надо ловить момент.

Илона уставилась на него, открыв рот. Прогулка на катере, вдвоем? Ах, как это романтично! В сто раз интереснее, чем она воображала! Теперь все дело только за ней. Она должна, должна ухватить счастье за хвост!

— Конечно, — пробормотала она наконец. — С удовольствием…

Она не знала, что ела. Наверное, даже что-то вкусное, почему бы и нет? Что-то пила. Наверное, вино. А может быть, сок. Или минеральную воду. Или просто воду из-под крана. Что бы ей ни налили — она все равно бы не поняла… Хоть соляную кислоту. Выпила бы и не поморщилась.

Она уже не слышала гомона людских голосов, не слышала гундосого зазывалу, не ощущала жары, не чувствовала пыли… Сейчас, вот сейчас они останутся вдвоем… Ах да, там будет еще какой-то человек у руля, ну, до него Илоне нет никакого дела…

Наконец ужин закончился. Раменский, рассчитавшись и купив бутылку шампанского, к которой догадливая официантка добавила пару пластиковых стаканчиков и стопку салфеток, уложил все в фирменный пакет и сказал:

— Знаешь, давай пойдем на другой причал, на Неву. Здесь мне не нравится. У Адмиралтейства можно снять маленькую посудину, а тут только здоровенные калоши. Ты как?

— Мне все равно, — замирающим голосом ответила Илона. — Пойдем к Адмиралтейству.

Она вдруг вспомнила, как именно с этого причала они с Толяном брали катер и долго катались по Фонтанке и Мойке… Но разве можно сравнивать эти два события? Нерадов — серое рядовое ничтожество, пытающееся подражать великим мира сего, и Антон Раменский — человек с Олимпа, настоящий бог, без подделок…

Они снова пересекли Дворцовую площадь и вышли на набережную Невы. Солнце уже висело довольно низко, золотя волны, окрашивая края огромных белых облаков в бледный желтовато-оранжевый цвет. Илоне казалось, что она спит. Антон заплатил за полуторачасовую прогулку, они вдвоем сели в лодку, в которой могло разместиться человек двадцать, и началось удивительное путешествие. На воде оказалось довольно холодно, но капитан дал пассажирам теплые клетчатые пледы, Антон заботливо укутал Илону, и она поняла, что наконец-то плывет к вожделенному раю. Потому что ничем, кроме преддверия рая, не могла быть эта лодка.

Так оно и вышло.

Как только они повернули с Невы в Фонтанку, Антон откупорил шампанское, и пробка с шумом улетела к Прачечному мосту, под которым они как раз проходили. Но вообще-то Илоне уже ни к чему было это шипучее искристое вино — она опьянела вконец от близости Антона, от прикосновений его теплых, несмотря на прохладный ветер, рук, от его ласковых, многообещающих взглядов. Она забыла обо всем, что было когда-то, в далеком прошлом, она парила в облаках, она неслась над небесами, под ней сверкали звезды… Это было настоящее счастье. И Илона ничуть не сомневалась: это счастье — навсегда.

Раменский весело наблюдал за ней, удивляясь наивности этой взрослой женщины. «Сколько же ей, — думал он, — может быть лет? Не меньше двадцати пяти, и такая школьная романтичность! Задержка развития, не иначе. Шутка. А вообще, забавная девица, но главное — очень красивая. И замужем, это хорошо, значит, приключение не затянется и не станет в тягость». С незамужними Раменский принципиально никогда не связывался, понимая, что в таком случае может возникнуть слишком много осложнений. Незамужние девицы просто-напросто опасны, полет их фантазии ничем не ограничен, они тут же начинают мечтать о невозможном.

Антон Иванович, ласково обнимая Илону, вспомнил, как однажды по собственной глупости и недостатку опыта (опыта в таких делах у него, несмотря на приличный возраст и яркую внешность, действительно было маловато) связался с незамужней особой, страдающей патологически развитым воображением… Впрочем, об этом ее последнем качестве он в тот момент не знал. Наташа тогда носила Леночку, во второй половине беременности у нее открылся токсикоз, она чувствовала себя очень плохо, а он, хотя и не был уже зеленым юнцом (он женился, когда ему было почти тридцать два года), все же не удержался от того, чтобы сбегать налево. И что из этого вышло? Страшно вспомнить! И это несмотря на то, что он выбрал среди своих многочисленных поклонниц даму почти своих лет и конечно же не имевшую никакого отношения к фирме, в которой он работал, к тому же не совсем нищую, чтобы не одурела от вида роскоши. Но все эти предосторожности не помогли. Дама после первой же проведенной с ним ночи как взбесилась. Она изводила Раменского звонками, письмами, без конца требовала новых и новых свиданий, ждала его возле дома, пыталась даже прорваться в квартиру, но Раменский строго-настрого предупредил охранника, чтобы не пропускал ее в подъезд и гнал куда подальше. В общем, пришлось поговорить с ней не просто резко, а грубо. Лишь после этого она опомнилась и прекратила его преследовать. А позже до Антона Ивановича дошел слух, что эта дура покончила с собой, спрыгнув с крыши, но это его уже не касалось… Он получил хороший урок и с тех пор, если ему хотелось немного отвлечься от работы, заводил короткие интрижки только с замужними женщинами.

А у этой красотки Илоны жизнь, похоже, не слишком веселая. Она старается не говорить о себе, но из оговорок Раменский понял, что, несмотря на то что муж время от времени вывозит ее то в Париж, то в Финляндию, то еще куда-нибудь, она все же отчаянно скучает. Муж у нее явно ревнив и строго следит за нравственностью подруги жизни. Вроде бы она говорила как-то, что ему за пятьдесят… Ну сам виноват, не надо было жениться на такой молодой. Выбрал бы супругу постарше — не о чем было бы тревожиться.

Илона же видела мир как сквозь золотой туман. В ее жизни ничего подобного не случалось, да и не могло случиться, ведь настоящее бывает только однажды. Она смеялась шуткам Антона, таяла от прикосновений его сильных теплых рук, совершенно не видела ни единого памятника архитектуры, мимо которых шустро плыла их лодочка и о которых что-то рассказывал ей Раменский, пояснив предварительно, что из-за частых встреч с иностранными бизнесменами стал заправским гидом… Ей было наплевать на дворцы и парки, ей было наплевать на всех бизнесменов в мире, ей нужен был только он, ее прекрасный рыцарь…

Потом они долго ехали в такси, а потом Раменский ввел ее в удивительный огромный дом… Илона даже не сразу поняла, что это его дача. «Интересно, — подумала она, когда до нее наконец дошел этот факт, — какова же его городская квартира?» Ну, впрочем, какова бы эта квартира ни была, Илоны это не касается. Квартира останется жене и детям. Для Илоны Антон купит другую, ничуть не хуже.

А потом на Илону нахлынуло такое блаженство, что никаких мыслей не осталось в ее непутевой голове.

Глава 5

— В последнее время Карпов постоянно пребывал в страхе. Началось это с тех пор, как его милая девочка познакомилась с какой-то богатой дамой и то и дело стала бегать к ней в гости и приносить кучу жутко дорогих вещей. Алексей Алексеевич в общем-то понимал, что вряд ли Илона надолго задержится в его доме, она ведь была молодой, красивой женщиной и с какой стати ей губить свою жизнь рядом с инвалидом, который и мужем-то быть не может, а только братом и домохозяйкой… Ей хочется любви, заботы, детишек… И все равно Карпов продолжал надеяться, что Илона останется с ним. Она ничего не рассказывала ему о своей прежней жизни, но Алексей Алексеевич видел, чувствовал — девочке пришлось пережить немало тяжелого. Иной раз она стонала и плакала во сне, но никогда не говорила, что же ей снилось такого страшного… А может, и сама не помнила. Иной раз у нее были такие тоскующие, больные глаза, что Карпову самому хотелось заплакать. Но она молчала… А чем он мог ей помочь? Да ничем! Только заботой. А теперь вот эта подруга.. . Ну хорошо, конечно, что у Илоночки появилось много нарядных платьев, туфелек, сумочек, да ведь не в них счастье! И к тому же — куда ей ходить-то во всем этом? Все к той же подруге? Вот уж радость — являться в гости в хозяйских обносках! Но ей нравится наряжаться, а больше-то все равно не во что.

Карпов, вздыхая, бродил туда-сюда по квартире. Осталась ночевать у подружки своей богатенькой… А ну как познакомится там с кем-нибудь? Что-то уж очень сердце ноет, не к добру это… Алексей Алексеевич отыскал в кухонном шкафу флакончик корвалола, накапал лекарство в стопку, выпил за здоровье своей девочки. Вроде немного полегчало. Хоть бы уж скорее домой вернулась… Ну в отпуске она, хочется же ей по-настоящему отдохнуть, а с ним-то какой отдых? В парке погулять, вот и все. Даже в кино пойти и то слишком дорого. Билеты нынче не как при коммунистах, не по двадцать пять копеек, а по сто пятьдесят рублей! Куда уж им при их-то доходах… Был бы хоть телевизор, и то веселее.

А ведь телевизор ему когда-то обещала соседка с третьего этажа, говорила, что скоро новый покупать будет, а старый ему отдаст. Не спросить ли ее, может, просто забыла? Вот прямо сейчас пойду да и спрошу, решил Алексей Алексеевич. Суббота же, наверное, дома она, если на дачу не уехала.

Он причесался, сменил тапки на ботинки и отправился на третий этаж. Подъем дался с немалым трудом, однако Карпову в очередной раз отчаянно повезло (это все девочка, это она такая счастливая и везучая, если бы не она — черта с два бы что-нибудь вышло!): соседка не только оказалась дома, но и сразу про телевизор вспомнила!

— Леша, — воскликнула она, открыв дверь и увидев Карпова, — я слышала, вы снова женились?

— Ну, вроде того, — смутился Карпов. Он знал, что соседка сильно не любила покойницу Ляльку, да, впрочем, теперь-то он понимал, что Ляльку никто не любил, грубая она была и вечно пьяная. — Вот я… ну, это… вы вроде как-то говорили… неловко даже…

— Лешенька, зайдите, — пригласила соседка. — Чайку выпьем.

— Нет, что вы, спасибо! — испугался Карпов. Чего это он начнет тут чаи распивать, вдруг Илоночка вернется, а его дома нет! — Я лучше пойду…

Соседка рассмеялась:

— Ну хорошо. Я новый телевизор давно купила, да все никак было не собраться старый к вам отнести. Вы… — Тут она сообразила, что Карпов конечно же сам не в состоянии дотащить телевизор по их крутой, почти винтовой лестнице до своей квартиры, и крикнула, повернувшись к комнатам: — Петя, иди-ка сюда!

Вышел муж соседки, шофер Петя, здоровый дядька лёт пятидесяти, в майке и спортивных штанах, и басовито опросил:

— Ну, чего?

— Да надо вот наш старый телевизор вниз отнести, к Леше.

— А… ладно, я сейчас. Ты иди, Леша, я тебя догоню.

— Вот спасибо, — смущенно краснея, залепетал Карпов. — и не знаю, как благодарить-то…

— А никак не благодари, — пробасил Петя. — Иди, иди, а то, ты пока спустишься, час пройдет, и буду я там тебя под дверями дожидаться.

Карпов, робко поклонившись соседке и не переставая восторженно бормотать, отправился в обратный путь. Он едва успел отпереть свою дверь, как Петя тяжело протопал по ступеням и предстал перед Алексеем Алексеевичем с большим телевизором в руках. Для Пети это был не груз. Карпов засуетился, ругая себя за то, что не подготовил заранее место под такую роскошную вещь, но вообще-то ведь у него есть тумбочка, на которой когда-то стоял старый черно-белый агрегат, благополучно пропитый Лялькой… Карпов со всех ног припустил в комнату и смахнул с тумбочки стопку старых газет и какие-то тряпки.

— Вот, Петенька, — робко сказал он. — Вот сюда, если можно…

— Можно, можно, — ответил Петя. — Куда угодно можно, хоть на потолок… Вот так мы его… ага… А розетка-то у тебя тут есть?

— А как же! — радостно воскликнул Алексей Алексеевич. — Вон она, там, в уголочке!

Петя включил телевизор, наладил антенну, покрутил ручки настройки, убедился, что все работает как надо, и ушел.

Карпов от радости не находил себе места. Телевизор! Цветной! С ума сойти, самый настоящий цветной телевизор, да какой большущий! И работает, все показывает, и как красиво, ярко! И звук есть, и каналы переключаются, ну просто как новый! Вот это да! Скорее бы Илоночка вернулась, то-то ей будет удовольствие! Куда же она пропала, почему ее так долго нет? Скорее бы пришла, вот уж ей радость! Конечно, за свет придется платить больше, но тут уж ничего не поделаешь. Это за квартиру можно не платить — пока еще соберутся выселять, а может, и никогда не соберутся, а за электричество по нынешним временам не заплати месяц-другой — тут же и отрежут. Это у них запросто. Теперь же капитализм! Хорошо, что телефона у него нет, а то ведь тоже какие денежки надо каждый месяц выкладывать! Ну же, Илоночка, возвращайся скорее! Уже двенадцатый час дня, ну что ты там людям надоедаешь?

Конечно же Илона и думать забыла о каком-то там немытом Карпове, как забыла на эти несколько часов и обо всем прочем, что только существовало на белом свете. Проснувшись на рассвете и обнаружив рядом с собой крепко спящего Антона, она чуть не завизжала от радости. Теперь он принадлежит ей! Навсегда! Это потрясающе! Илона осторожно выбралась из постели, набросила на плечи шелковую домашнюю куртку Раменского (куртка вполне заменила ей халат) и отправилась в ванную. Чуть позже Илона решила немножко осмотреться в доме, ведь вчера она ничего не видела. И не успела, и не в состоянии была. Для начала она рассмотрела как следует саму ванную комнату. Таких чудес она еще не видывала. Куда там гостиницам, в которые возил ее Нерадов, даже самым роскошным! Ну, во-первых, эта комната была размером побольше, чем вся квартира Толяна. Во-вторых, Илона просто не понимала, для чего предназначена большая часть имевшихся здесь штуковин. Хотя кое-что она опознала — сушилку для рук, например. Прозрачная душевая кабина — это помимо собственно ванны размерами с небольшой бассейн. Да это, наверное, и есть бассейн, решила Илона, иначе зачем бы края этой чудовищной емкости располагались почти вровень с полом? А пол какой! Мраморная плитка, бело-голубой орнамент… Кафель стен расписан павлинами и хризантемами на японский манер… Да уж, сюда запросто можно экскурсии водить и деньги брать за показ.

Из ванной Илона отправилась в кухню. Правда, найти ее удалось не сразу. Илона привыкла к тому, что ванная комната и кухня располагаются поблизости друг от друга, однако в этом доме все оказалось не так. Кухня затаилась внизу, на первом этаже. Впрочем, подумала Илона, спустившись по лестнице и заглянув по очереди в четыре двери первого этажа, могла бы и сообразить, дура серая, ведь в кино-то всегда спальни наверху, а кухни внизу. Вот только таких домов, как в кино, ей пока что воочию видеть не случалось, потому и запуталась.

В кухне Илона увидела то, что и ожидала увидеть, — газовую плиту «Индезит», всякие там микроволновки и тостеры разных размеров, но обнаружилось тут и нечто, поразившее ее до глубины души: очаг. Настоящий каменный очаг, огромный, закопченный… Илона подошла к нему и недоверчиво потрогала рукой. Не декорация, камни чуть шершавые… Зачем это? Надо будет спросить. Потом она увидела белый шкаф — высотой метра три, длиной, пожалуй, метров десять, с одинаковыми дверцами, и тут же любопытство подтолкнуло ее к новым исследованиям. Что может там стоять, в этом шкафу? Великое множество кастрюль и сервизов? Но оказалось, что это вообще не шкаф, а холодильник. Илона, разинув рот, открывала дверцу за дверцей и таращила глаза так, что вскоре они заболели. В некоторых отделениях было пусто, в других лежали упаковки нарезанных колбас, ветчины, сыра, рыбы, банки с икрой стояли стройными колоннами, вообще там хранилось невообразимое количество чрезвычайно дорогих продуктов, а морозилки оказались забиты фруктами и мороженым. Илона решила, что Раменский, судя по всему, устраивает на даче большие приемы. А значит, у него должен быть и винный погреб… Вот бы туда попасть! Но пора было возвращаться в спальню.

Поднимаясь по лестнице наверх, Илона обнаружила, что вторым этажом дача не завершается, что лестница ведет выше, но ей уже хотелось поскорее очутиться в постели рядом с Антоном. По пути Илона вообразила себя хозяйкой всего этого великолепия. Вот она вместе с Антоном встречает гостей… К дому подкатывают один за другим роскошные лимузины, дамы в вечерних платьях входят в огромную гостиную (интересно, где тут гостиная и как она обставлена?), но ни одна из этих богатых особ не идет ни в какое сравнение с Ил оной… Она прекраснее всех, она светится счастьем, на ней жемчужно-серое шелковое платье до полу, на шее переливается разноцветными огнями бриллиантовое колье, она стройна и изысканна, и рядом с ней — он, ее прекрасный принц…

— Эй, ты куда пропала? — воскликнул Раменский, выглядывая из двери спальни. На нем был легкий шелковый халат и расшитые бисером домашние туфли. — Что, заблудилась?

— Нет, просто прошлась туда-сюда, чтобы проснуться, — пояснила Илона.

— Ладно, — улыбнулся он, — давай завтракать, а потом мне, наверное, надо будет в город возвращаться. Дела.

— Как — в город? — ужаснулась Илона. — Какие дела? Суббота же сегодня!

— Ну и что? — удивился Антон Иванович. — Суббота делу не помеха. У меня один выходной, воскресенье. — И тут же вернулся в спальню, поскольку тихо, но настойчиво зазвонил его сотовый телефон.

Илона вспомнила о том, что Нерадов, приходя домой, всегда отключал телефоны — и обычный, и «трубку». Дома он не желал думать о делах. Ну так он ведь и был по сравнению с Раменским просто нищим, голодранцем, да и вообще даже неприлично их сравнивать. Настоящие мужчины не грабят, а работают, и работают всегда, не только в офисе. Только так можно заработать настоящие деньги. Илона вообразила, как она ждет его здесь, в этом удивительном доме, как он возвращается вечером… Но Раменский бесцеремонно разбил ее мечты:

— Давай, малышка, быстренько перекусим и поедем.

Илона мысленно охнула, но внешне постаралась ничем не показать, как сильно она разочарована. Что же она будет делать целый день, пока он там работает? Любоваться на Карпова?..

Они позавтракали самой примитивной яичницей-глазуньей, собственноручно приготовленной Антоном, выпили по чашке крепкого ароматного кофе, и Раменский вывел из гаража машину. Но не тот светло-серый «форд», в котором до сих пор видела его Илона, а темно-синий «вольво». Вот это да, пришла в полный восторг Илона, да у него несколько машин! Здорово! Наверное, он и ей машину купит… Придется научиться водить… Ей бы хотелось скромную, незаметную, ну «пежо», например…

Они быстро домчались до города, и только тогда Раменский спросил:

— Где тебя высадить?

— Поближе к Мойке, — ответила Илона.

И через несколько минут машина остановилась на углу Мойки и Невского проспекта. Илоне так не хотелось расставаться с Антоном! Даже на полдня, даже на минуту!

И тут ее ждал новый удар.

— Ну, малышка, рад, что мы так славно провели время, — сказал Раменский, явно думая уже о предстоящей работе. — Я тебе позвоню как-нибудь на днях, давай твой номер.

— Я… — растерялась Илона. — Мне нельзя звонить…

Не могла же она признаться, что у нее просто-напросто нет телефона!

— Ну ничего, — небрежно бросил Раменский. — Как-нибудь встретимся. Пока!

Илона вышла из «вольво», чувствуя, что ноги плохо повинуются ей, а он захлопнул дверцу машины и укатил, даже не оглянувшись.

Глава 6

Нет, она просто не в силах была вот сейчас, сию минуту вернуться в вонючую квартиру Карпова, слушать несвязное бормотание жалкого калеки, восторженные рассказы о том, сколько бутылок ему удалось собрать… Это чудовищно! Это невыносимо! За что ей такое наказание? Почему она не может жить, как нормальные люди, в красивом доме, с любимым мужем? Что она сделала такого плохого, за что боги ее наказывают? Нет на ней греха. Она никого не убила, она просто боролась за свое счастье! А если и отобрала немножко денег у богатых, так ведь они от этого не обеднеют! А ей нужно на что-то жить, одеваться… Не бутылки же собирать, и сколько можно за гроши надрываться на почте? Все равно этой так называемой зарплаты даже на нормальное питание не хватает, не говоря уж о прочем.

Но почему, почему Антон так легко расстался с ней? Почему не сказал, , что они увидятся вечером?.. Ну вообще-то говоря, он даже не сказал, что любит ее… Хотя это как раз вполне объяснимо: зачем слова, когда и так все Понятно? Разве можно тут в чем-то усомниться? Нет, конечно же, нет! Он любит ее так же нежно и страстно, как она любит его. Просто он, как все мужчины, нерешителен, боится стремительных перемен в жизни, ему нужно морально подготовиться… Илона остановилась, уставившись в пространство перед собой. Ну конечно! В этом все дело! Ему нужно подготовиться! Ах, какая же она глупая!

Фантазия Илоны разыгралась с новой силой. Во-первых, он, будучи порядочным человеком, наверняка считает своим долгом сначала объясниться с давно опостылевшей ему женой. А во-вторых, у него дети, он обязан решить вопрос их содержания. Конечно же ему хочется, чтобы у него появился еще один ребенок — от Илоны! Правда, она сама детей терпеть не может, но особой проблемы тут нет, хотя сначала придется заняться почками, иначе и рожать нельзя. А что касается воспитания, так ведь Антон наймет кучу всяких там нянек, кормилиц, гувернанток, и Илоне совсем не придется заниматься сопливым наследником. Фигура наверняка испортится, придется ее долго и упорно восстанавливать — диета, гимнастика… Но ради Антона она готова даже на такую огромную жертву. Ну и…

Он ведь уверен, что Илона замужем! Почему же она забыла об этом? Как странно… А он помнит. Еще бы он не помнил! Это для него стоит на первом месте. Он боится за нее. Он тревожится, он думает, что у Илоны могут быть крупные неприятности… тем более что она-то тоже не сказала, что любит его. Неужели он решил, что для нее это просто маленькое развлечение? Известно ведь, как это бывает: дамочке скучно со старым супругом, который к тому же постоянно занят делами (например, он банкир), вот она и ищет развлечений на стороне, как только муж уезжает на денек-другой! Ох, нет, ужаснулась Илона, только не это! Ну что я за дура, в очередной раз обругала она себя, почему промолчала? Нужно было сразу, сразу все ему сказать! Чтобы у него не осталось ни малейших сомнений!

«Я увижу его сегодня же вечером, — твердо решила она. — Я встречу его возле офиса. Я скажу ему: „Люблю тебя, синеглазое счастье, люблю!“ И все будет в порядке.

И еще надо обзавестись сотовым телефоном. Обязательно. С этими мыслями Илона отправилась «домой», к «банкиру» Карпову.

Было уже за полдень, когда она отперла дверь и вошла в квартиру, привычно поморщившись от хлынувшего ей навстречу запаха застарелой грязи, пыли, дешевой пищи, и вздрогнула при восторженном крике Алексея Алексеевича:

— Илоночка! Девочка! А что у нас теперь есть! Вот ты угадай, угадай!

Он выбежал в прихожую навстречу Илоне, сияя, как начищенный медяк. Илона удивленно посмотрела на него, не понимая, чему вообще может так бурно радоваться это убогое, серое существо. Карпов же, совершенно не замечая холодного и кислого вида Илоны, продолжал кричать, размахивая руками (он всегда начинал очень громко кричать в минуты волнения):

— Иди, иди сюда скорее! Ты посмотри, да ты только посмотри, что тут есть!

Илона наконец заинтересовалась и прошла следом за Карповым в комнату. И действительно ахнула, как того и ожидал Алексей Алексеевич. На старой, замызганной тумбочке в углу стоял вполне приличный «Панасоник», включенный. Шел какой-то детский фильм, но звука то ли не было, то ли Карпов его выключил.

— Откуда это? — спросила Илона.

— Соседка подарила! — надрывался Карпов, приседая от натуги. — Соседка с третьего этажа! Говорил же тебе, обещала она телевизор! Вот и принесла! То есть Петька принес, муж ее! Ну да, вот взял и принес! Подарок!

Илона подошла к телевизору, и у нее тут же мелькнула мысль: «Ну вот, можно снова смотреть розыгрыши лотерей!»

— А почему без звука? — спросила она, поворачиваясь к Карпову.

— Да выключил я его, выключил, чтобы слышать, как ты придешь! — заорал Карпов. — А звук есть, есть, вот… — Он подбежал к телевизору, и квартиру тут же заполнил грохот бодренькой музыки.

Илона замахала руками:

— Потише, потише сделай! Карпов послушно убавил звук.

— Кушать-то будешь, девочка? — спросил он. — У меня все готово. Макароны сварены, лучок есть, масло, сейчас поджарю — и готово!

— Нет, не хочу, — отмахнулась Илона. Давиться какими-то дурацкими макаронами у нее не было ни малейшего желания. Она вообще не хотела есть, хотя завтрак был довольно скромным. — Потом, попозже.

Она переоделась и приняла душ, продолжая думать о своем и уже не слыша Карпова. Она должна пойти к офису Раменского к концу рабочего дня, сказать ему, что любит его, что для нее это не развлечение, не игра скучающей дамочки… И ей нужен телефон. То есть ей снова нужны деньги, и побольше. Надо действовать. Надо что-то предпринимать. Ну, то есть понятно, что именно. Идти «на охоту». Но не сегодня. Завтра.

И еще ей хотелось выпить. Не глоток шампанского, как с Антоном, а немножечко водки. Совсем капельку. Сказалось наконец нервное напряжение, в котором она пребывала в последние часы.

Выйдя из ванной, Илона предложила Карпову:

— А давай-ка мы телевизор обмоем! А то еще сломается!

— Давай! — обрадовался Карпов. — А… а деньги-то еще есть у тебя? Моя пенсия только в понедельник.

— Есть немножко, — благосклонно кивнула Илона. — Я схожу. Нет, лучше ты.

— Я мигом! — пообещал Алексей Алексеевич, и тут Илона наконец рассмеялась. «Мигом» — это значит немножко меньше часа. Ну, неважно… Уж столько-то она вытерпит. А пока подсчитает свои денежные ресурсы.

Когда Карпов ушел, Илона придвинула к буфету табурет, внимательно изучила свои денежные запасы и пришла к выводу, что таковых нет. Пять тысяч рублей — это не деньги.

Усевшись возле стола в ожидании водки, Илона стала прикидывать, куда бы ей отправиться завтрашней ночью за денежками. Она думала об этом так, как если бы собиралась пойти за зарплатой на почту или в сберегательный банк, чтобы снять со своего счета некоторую сумму… Жаль, газовый баллончик пропал, огорчалась Илона, да и тот красивый нож тоже исчез во тьме несчастливой ночи… Ну, это не главное. Баллончик можно купить новый, нож — тем более, завтра она всем этим займется, а сейчас чуть-чуть выпьет и пойдет ждать Антона. Необходимо сразу и навсегда объясниться с ним.

Вернулся Карпов, захлопотал, накрывая на стол, но Илона, не дожидаясь, пока Алексей Алексеевич организует все в строгом соответствии с правилами, принятыми в его кругу, открыла бутылку, налила себе полную стопку, выпила и тут же налила снова… Ей необходимо было снять напряжение, просто необходимо, иначе она не сможет разговаривать с Антоном. К тому времени, когда хлопотливый Карпов поджарил макароны с лучком, бутылка опустела ровно наполовину.

— Илоночка, чего это ты? — удивился Алексей Алексеевич, заметив наконец убыль в бутылке. — А покушать? Как же без закуски-то?

— А, ерунда, — хмуро отмахнулась Илона. — Давай, садись поскорее!

Карпов осторожно глянул на Илону, видя, что она из-за чего-то снова сердита, но не понимая, в чем тут причина, и сел напротив нее за кухонный стол. Разложив макароны по тарелкам и наполнив свою стопочку, Алексей Алексеевич с чувством сказал:

— Ну, давай за телевизор! Чтоб работал и не ломался!

— Давай, — согласилась Илона, поднимая свою стопку и чокаясь с Карповым. — Давай, дедуля.

Карпов весело захихикал. Ну и шутница его девочка! Это же надо — дедуля!

Глава 7

Карпов, как обычно, завалился спать после второй стопки, а Илона принялась собираться на ответственное свидание. Внимательно рассмотрев себя в мутном зеркале, решила, что сегодня белый жемчуг уже ни к чему. Для страстного объяснения нужен как раз черный. И…

Да, темно-синие брюки, оранжево-желтая свободная блуза, белый пиджак. Африканский темперамент! Вот что она должна продемонстрировать Антону. Туфли… Ну, она ведь пойдет пешком, так что каблук должен быть хотя и высокий, но не шпилька — прогулочный.

Илона оделась, накрасилась и, довольная собой, отправилась в путь. Ее слегка покачивало от выпитой водки, но она не замечала этого. Ей было хорошо. Она думала о том, как будет говорить с Антоном… Ей и в голову не приходило, что в субботу офис фирмы закрыт. Ведь Раменский сказал ей, что и сегодня будет работать, а где же еще можно работать, кроме конторы?

Она уже около получаса бродила по набережной напротив огромного, высокого серого здания в стиле модерн, когда в ее пьяную голову начали закрадываться сомнения. Когда мысль оформилась и приняла четкие очертания, Илона решительно пересекла мостовую и вошла в знакомую дверь, которую она столько раз открывала, разнося почту. Она не боялась, что ее может узнать охранник. Сейчас она ничуть не была похожа на скромную почтальоншу, приходившую сюда по утрам, чуть свет, с пачками писем, газет, рекламных листков. Войдя, она небрежно глянула на молодого парня в десантной форме, поднявшегося из-за стойки ей навстречу.

— Добрый день, мадам, — вежливо сказал он. — Вы хотели что-то узнать?

— Да, не здесь ли сейчас Антон Иванович Раменский, фирма «Миллениум»?

— Одну минутку… — Охранник связался с третьим этажом, где располагалась фирма Раменского, и через минуту так же вежливо сообщил: — Нет, мадам, там уже никого нет.

— Спасибо, — небрежно кивнула Илона, не подавая вида, что разочарована и огорчена. Она снова вышла на набережную.

Черт побери, мысленно ругалась она, какого дьявола я так долго собиралась, надо было прийти пораньше… Слова охранника она поняла по-своему: в фирме совсем недавно кто-то был, скорее всего, именно Антон, но уже все разошлись. Дура, вот дура, суббота же, наверняка он ушел пораньше, а может быть, даже ищет ее…

Илона остановилась и ненадолго задумалась. Как бы действовала она сама на его месте, если бы искала новой встречи, не имея возможности позвонить по телефону? Ну конечно же пошла бы туда, где они накануне ужинали!

(Илона решительным шагом направилась по Волынскому переулку к Большой Конюшенной, повернула к Невскому и через пять минут была уже на набережной канала Грибоедова. За эти пять минут она прониклась уверенностью, что Раменский сидит за одним из деревянных столиков, ожидая ее, и была страшно разочарована, обнаружив, что его там нет. Ну, может быть, задержался…

Илона нашла свободное место, села на скамью. Заказала апельсиновый сок. Она совершенно не обратила внимания на уже сидевших за этим столом людей и потому никак не ожидала, что кто-то может заговорить с ней. Но с ней заговорили, и весьма резким тоном.

— Откуда у вас эти серьги и кольцо? — услышала она вдруг хрипловатый женский голос.

Илона не поняла, конечно, что обращаются именно к ней, и сидевшая напротив нее толстая, ярко накрашенная тетка протянула руку и коснулась пальцев Илоны.

— Откуда у вас это кольцо? — настойчиво повторила толстуха.

— Что? — испуганно вздрогнула Илона. — Это вы мне?..

— Кому же еще? Это мой перстень, у меня его украли, откуда он у вас? — Толстуха покраснела, ее щеки налились нервным багрянцем.

Илона растерянно посмотрела на собственную руку:

— Кольцо? Я его купила… — Она уже отчасти овладела собой, но от страха не слишком хорошо соображала. — А что?

— Это мое кольцо, сколько раз повторять? — злобно прошипела тетка. — И серьги тоже! Меня недавно ограбили на улице! Не вы ли, случайно?

Илона побледнела:

— Как вы смеете… — Голос у нее вдруг пропал, она даже не шептала, а шелестела: — Я купила этот гарнитур… Мне и в голову не могло прийти…

— Где вы его купили? — вмешался в разговор сидевший рядом с толстухой мужчина — тоже немалого объема, в дорогом бежевом костюме, при шелковом галстуке с золотой булавкой.

— У женщины… у старушки, точнее… возле Кузнечного рынка… — Илона уже поняла, что надо выкручиваться и при этом выглядеть как можно более убедительно. — Она сказала, что это ее фамильные драгоценности… Простите, я и не подумала… Но если вы уверены, что это ваше… — Илона поспешно сняла кольцо и на раскрытой ладони протянула его через стол толстухе.

— Уж конечно уверена! — сбавила тон тетка. — Иначе и говорить бы не стала.

Она взяла колечко и стала его пристально рассматривать изнутри. Потом передала своему спутнику. Тот тоже всмотрелся во внутреннюю сторону. Чертова идиотка, мысленно обругала себя Илона, ведь перстень наверняка с какой-то надписью, ну почему она не догадалась сама как следует его изучить? Просто надела и пошла! Вот дура, а теперь влипла!

— И сколько вы заплатили за гарнитур? — спросил мужчина.

— Ой, совсем недорого! — всплеснула руками Илона и стала снимать серьги. — Бабушка просила за все две тысячи, но потом отдала за полторы. Ну, сами понимаете, это же сущие гроши, говорить не о чем! Забирайте, мне чужого не надо!

Она кое-как справилась с замочками серег и положила удивительные черные жемчужины на стол перед толстухой. Толстуха размякла, поверив Илоне.

— Извините, — совсем другим тоном сказала она, — я на вас набросилась… Видите ли, этот гарнитур мне очень дорог, это память о маме, единственное, что удалось сохранить… Ну, сами понимаете, всякое бывало в Советские времена.

Толстуха явно на что-то намекала, но у Илоны не было ни малейшего желания вникать в ее намеки и вообще поддерживать этот разговор. Ей хотелось только одного:„сбежать отсюда поскорее. Однако удалось это далеко не сразу. Парочка толстяков на радостях разговорилась, Илоне пришлось выслушать историю их семьи до десятого, похоже, колена, но на самом деле она не слышала почти ни слова. Ей было безумно жаль черного жемчуга, она проклинала себя за невнимательность — ну как можно было не заметить эту раскрашенную торговку! Как можно было брякнуться за стол прямо напротив нее! Дура, дура! Наконец» дождавшись крошечной паузы в бесконечном потоке слов, лившемся на нее, она торопливо сказала:

— Я очень рада, что так получилось, что ваши фамильные драгоценности вернулись к вам… Но, к сожалению, мне пора. Меня ждут. Поверьте, я действительно рада за вас!

Она выбралась из-за стола, но не успела пройти и десятка шагов, как толстяк догнал ее.

— Вы не должны страдать из-за того, что вам продали краденую вещь! — пафосом в голосе воскликнул он. — К тому же ваше благородство должно быть вознаграждено!

Илона и сама так считала, вполне войдя в роль благодетельницы, но не требовать же было ей возмещения убытков! Хорошо, сами догадались, толстопузые…

Она сделала вид, что смущена, что ей неловко… Но толстяк молча сунул что-то в карман ее пиджачка и, поклонившись, вернулся к своей пампушке. Илона, перейдя Невский и прошагав метров сто по набережной канала, решилась наконец посмотреть, что же лежит у нее в кармане. Она крепко подозревала, что толстяк отсчитал ровно те самые полторы тысячи рублей, которые она якобы заплатила за гарнитур, однако в кармане оказалось пятьсот долларов. Что ж, вздохнула Илона, неплохо. Хоть немножко подработала…

И как хорошо, что она не надела сегодня второй перстень из отобранных у толстухи! Уж тогда ее сказочка про старушку с Кузнечного рынка вряд ли имела бы успех.

По дороге она купила бутылку водки и, вернувшись в берлогу Карпова, напилась до поросячьего визга. Ей было тошно, ей хотелось дать по морде всему свету, ей хотелось оторвать ноги Карпову и выбросить его в окно… Ей хотелось видеть Антона.

И еще ей было страшно. А вдруг ограбленная толстуха узнала бы ее?.. А вдруг ее узнает кто-нибудь другой — из тех, на кого она «охотилась» вместе с Толяном? Конечно, это было давно, много времени утекло с тех пор, но все же, все же…

Глава 8

Пятьсот долларов давали возможность отложить ненадолго «охоту» за деньгами, и это оказалось очень кстати, потому что после встречи с парой энергичных толстячков Илона отчасти утратила уверенность в себе. И, чтобы избавиться от необходимости добывать деньги проверенным, но все же довольно опасным способом, она решила форсировать развитие отношений с Антоном.

Она увиделась с ним в понедельник, уже имея в сумочке подключенный сотовый телефон. Конечно, она не стала сразу размахивать заветной «трубкой», момент для этого должен был созреть естественным образом. Но она так явно напрашивалась на новое свидание, что Раменский сразу разозлился. Он не любил прилипчивых женщин. Однако и ссориться с Илоной ему не хотелось. В общем-то она ему нравилась, хотя и была довольно серой в интеллектуальном отношении особой. Нахваталась верхушек и воображает себя умной и образованной, думал Антон Иванович, и при этом даже приличными манерами не потрудилась обзавестись, сразу видно, что всю жизнь провела среди людей неотесанных, но претендующих на интеллигентность. Впрочем, кое-что в ней все-таки было…

И он снова повез ее на дачу, правда, не в тот же день. Они договорились на вечер среды. Илона должна была ждать его, но не на набережной Мойки, где она уже примелькалась сотрудникам его фирмы, а на углу Невского и Литовского проспекта.

— Оденься по-походному, — сказал он Илоне. — Я хочу сводить тебя на прогулку к моему любимому озеру. Но в туфельках там не пройдешь, нужны кроссовки.

Илона кивнула. Она была согласна на все: даже отправиться с ним пешком на край света. Или в Канаду через Аляску. Какая разница? Лишь бы они были вместе, и наплевать на весь мир! И хотя прогулка ей отчаянно не понравилась — кусались комары, отвратительная липкая паутина путалась в волосах, дорожки все до единой были кривыми и усыпанными камнями, Илона то и дело спотыкалась, — она все же не произнесла ни слова жалобы. Подумаешь, комары! Антона они кусали точно так же, как ее, но он же не возмущался!

Потом была еще одна дачная ночь, и Илона млела от счастья, стараясь во всем угодить Раменскому. Но Антона Ивановича она раздражала все сильнее.

А вот Илона ничего не замечала. Не замечала, как Раменский время от времени недовольно кривит губы, не замечала, что он по-настоящему образованный человек, не чета ей и тем, с кем она обычно водила знакомство, что она ему окончательно наскучила уже после третьего свидания. Илоне казалось, что все идет именно так, как виделось ей в мечтах. Она ничуть не сомневалась в том, что Антон безумно любит ее, а все его отговорки и увертки объясняла тем, что он еще не выяснил все, как полагается, с женой. Конечно же он разведется с ней, как только она приедет с отдыха. А как же иначе?

Правда, он почему-то ни разу не позвонил ей по ее новому телефону, хотя и знал о его существовании, но Илона решила, что он просто не хочет подвергать ее опасности. Ведь этот телефон якобы существовал только для связи с законным супругом Илоны, и если вдруг этот самый супруг позвонит, а сотовый жены занят, что он подумает? Конечно, она всегда могла сослаться на какую-нибудь подругу… но все равно это риск. В конце концов, супруг мог просто оказаться рядом в момент звонка… «Да, думала Илона, — Антон не хочет никаких скандалов. Он хочет сначала развестись, все подготовить, а уж потом заговорит о том, что и она должна оставить нелюбимого мужа». Ну уж она-то не заставит его ждать. А кстати, сообразила вдруг Илона, и вправду ведь придется разводиться с Толяном! Почему она забыла об этом? Надо бы сделать это заранее, преподнести Антону сюрприз…

Сказано — сделано. После третьей дачной ночи, когда Раменский окончательно решил порвать с Илоной, о чем она, естественно, даже не подозревала, Илона во второй половине дня отправилась к Толяну, чтобы поговорить об оформлении развода. Кстати, и паспорт ее до сих пор валялся где-то в его квартире.

Нерадов оказался дома, был основательно пьян и радостно приветствовал свою «боевую подругу». Илона, брезгливо поглядывая на оплывшее, небритое лицо Толяна, коротко объяснила цель своего визита.

— Детка, — заорал Толян, — ты уж прости меня, мерзавца, только я с тобой давным-давно развелся! Тебе остается только получить свидетельство о разводе и поставить такой симпатичный штампик в паспорте.

— Поставлю, если ты вернешь мне этот самый паспорт, — холодно сказала Илона, хотя была несказанно рада тому, что развод уже состоялся. — Он до сих пор где-то здесь, у тебя.

— В самом деле? — удивился Толян. — Надо же! Ну, честно говорю, мне он на глаза не попадался. Искать придется. Если хочешь — сама этим займись.

— Хочу и займусь, — согласилась Илона, проходя в такую знакомую комнату с брандмауэром напротив окон.

Но здесь все в очередной раз изменилось до неузнаваемости. Илона удивленно остановилась на пороге. Комната была почти пустой, лишь огромная старинная кровать по-прежнему стояла у дальней стены и рядом с ней — низкий журнальный столик, на котором громоздилась куча грязных тарелок и стаканов, да одинокая тумбочка. Огромные шкафы, когда-то красовавшиеся по обе стороны двери, исчезли. Исчез и прекрасный бабушкин комод. Исчезли диван, кресла. Горка, набитая после исчезновения фарфора видеокассетами, тоже растворилась в небытии. «Ну и ну, — подумала Илона, — что тут происходит? Он что, переезжать задумал? Или… неужели Толян все продал? Даже телевизора нет!»

— И где же мне искать паспорт? — спросила она, обернувшись к Нерадову.

— Не знаю, детка! — развел руками Толян, входя в комнату. — Вот честное слово, не знаю!

— Где вся мебель? — резко спросила Ил она.

— А на что она мне, детка? — пьяно расхохотался Толян. — Мне без нее гораздо лучше, воздуха больше!

Илона растерялась. Было совершенно очевидно, что ее документы исчезли вместе с мебелью. Возможно, сам Нерадов просто выбросил все на помойку вместе с тряпьем бабули, а возможно, это сделали новые владельцы антикварных предметов обстановки… Но кто именно и когда опустошил квартиру, теперь уже значения не имело. Все исчезло — и точка.

На всякий случай Илона прошла в кухню. Там все стояло на своих местах, и нетрудно было понять почему: не нашлось покупателей на старый хлам. Впрочем, это касалось лишь шкафов и стола. Холодильник, огромный шведский холодильник отсутствовал. «Что ж, — подумала Илона, — холодильник — вещь хорошая, а Нерадов наверняка продал его по дешевке, лишь бы напиться лишний раз». Ну, это его проблемы. Ей нужны документы… Однако они, похоже, пропали без следа. И это уже ее собственная проблема, которую придется решать в самое ближайшее время. Ну а с другой стороны… в церкви венчают и без паспорта, а ей что, очень нужен новый штамп? Ей нужно быть с Антоном, и при чем тут вообще паспорт?

Выйдя из дома фальшивого «принца», Илона грустно вздохнула. Да, Толян окончательно вышел в тираж, спился, обрюзг, опустился… Ни красоты, ни энергии. Все смыто водкой. А вот ей выпивка только на пользу, она лишь молодеет и хорошеет после пьянки… Ну прямо с утра, возможно, она выглядит и не очень хорошо, но через несколько часов, когда опохмелится и приведет себя в порядок, все отлично! И кстати, надо бы сегодня купить бутылочку… а завтра поговорить с Антоном. Серьезно обсудить их отношения. Пора…

Глава 9

Назавтра разговора не получилось просто потому, что Илоне не удалось увидеть Раменского. Она понапрасну бродила по набережной Мойки, не сводя жадного взгляда с дверей высокого серого здания. Антон Иванович так и не появился. То ли уехал в командировку, почему-то не предупредив Илону, то ли был на очередной встрече где-то тут, в городе, то ли просто ушел задолго до конца рабочего дня. Или, наоборот, допоздна задержался. Илона отиралась на набережной с четырех до семи вечера, устала как собака и вернулась «домой» донельзя обозленная. Ну почему, почему он не? звонит ей по ботовому? Такая робость — это уж слишком! А кстати, он ведь не дал ей своего номера… Почему? Впрочем, это как раз понятно. Он не желает раньше времени афишировать их отношения, а кроме того, просто боится, что его коллеги захотят познакомиться с ней, ну и, естественно, кто-то может попытаться за ней приударить… Антон же опасается, что Илона может не устоять. Наверное, там, в их фирме, есть какие-нибудь прославленные дамские угодники… Вот когда они поженятся — другое дело. Илона даже немного обиделась. Неужели Раменский до сих пор не понял, как крепко она его любит? Неужели подозревает ее в том, что она способна изменить ему? Ничего, она ему докажет, что бояться нечего…

Усевшись напротив Карпова на грязной кухне и закусывая водку макаронами с жареным луком, Илона вновь принялась мечтать, совершенно не слыша того, что говорил Алексей Алексеевич, от всей души радовавшийся тому, что его девочка дома, с ним, и никуда сегодня не собирается…

Ах, как они будут счастливы с Антоном! Илона снова накупит целую гору кулинарных книг взамен тех, что остались у Толяна и были им благополучно пропиты.

Она станет готовить Антону изысканные ужины — ну, разумеется, в те дни, когда они будут ужинать дома, а не в ресторане… Она все сделает для его счастья, она создаст в доме уют… при помощи прислуги, конечно. Не самой же ей полы мыть и вытирать пыль, еще чего не хватало! Она будет летать в Париж за новыми туалетами… Ах, скорее бы, скорее!

Проспав до часу дня, Илона с трудом выбралась из постели, брезгливо глянула на храпящего рядом Карпова и, пошатываясь, отправилась в ванную. Сегодня ей нужно выглядеть не просто хорошо, а блестяще. Пора наконец поговорить с Раменским об их общем будущем.

В четыре часа Илона уже гуляла по набережной, ожидая Антона Ивановича, полная решимости, уверенная, что сегодня они с Раменским окончательно все обсудят и он назначит день, когда Илона переедет к нему навсегда. Конечно, она не могла знать, что Раменский заметил ее из окна офиса и здорово разозлился. Он никак не ожидал, что эта милашка окажется такой приставучей. «Вот нарвался, — ругал себя Антон Иванович, — какого черта я вообще с ней связался? Наташа прилетает послезавтра, начнет Ленку в школу собирать, Игорьку надо искать новую гувернантку, они это решили еще в начале мая, прежняя перестала их устраивать… А тут эта кукла безмозглая! Опять станет набиваться на свидание. Если бы она хоть в постели представляла собой нечто экстраординарное, а то — баба бабой! Курица! Куда ей до Наташки… Нет, пора кончать эту глупую историю. Не хватало еще, чтобы до Наташи слухи дошли. Она, конечно, простит, как-то раз такое уже случалось, но зачем же портить ей настроение, заставлять тревожиться, страдать понапрасну? Это глупо. А кроме того, сказывается на детях. Они все чувствуют и начинают нервничать. Нет, все. Сегодня я с нахальной красоткой поговорю всерьез».

Когда Раменский, выйдя после работы на набережную и увидев спешащую к нему навстречу Илону, сразу предложил пойти погулять в Михайловском саду, Илона тут же решила: вот оно! Наконец-то он решился! Ей даже не придется первой начинать этот сложный и важный разговор. Ура!

Но… но они еще не дошли до Михайловского, а Илона, почувствовала: что-то не так. Уж очень холодно держался Антон, очень сухо отвечал на ее вопросы, не обращая внимания на ее милую болтовню… А Илона так старалась, чтобы ее болтовня была очень и очень милой, чисто женской, ни о чем и обо всем сразу… Но Антон продолжал хмуриться.

Илона испугалась. Может быть, она что-то делает не так? Но что именно? Она готова была исправить свою ошибку, вот только бы знать, в чем она ошибается!

А Раменский окончательно вышел из себя, уловив запах водочного перегара. Она еще и пьет эта девка! Не хватало ему пьяных скандалов! Ну и дурень, когда же он запомнит, что изменять жене — последнее дело в семейной жизни? Ишь, кобель, разохотился! Не мог потерпеть, пока Наташа вернется! Вот теперь и выкручивайся, как умеешь. Хорошо еще, что эта телка не знает, где он живет. В офис ей не прорваться — охрана остановит. Но ведь она вполне может заявиться на дачу! Раменский с ужасом представил, как Илона устраивает скандал в присутствии детей… Нет, этого нельзя допустить. А значит, надо с ней расстаться мирно, по-хорошему, чтобы не создавать повода для лишнего шума. К тому же глупышка смотрела на него так жалобно…

Они вошли в сад, и Антон Иванович предложил:

— Давай пройдем вон по той аллейке, направо. Поищем свободную скамью, перекурим, да?

— Да, — энергично кивнула Илона. Конечно, не говорить же на ходу!

Они уселись под огромными старыми деревьями, лицом к большой лужайке, освещенной вечерним августовским солнцем. По лужайке с визгом носились ребятишки и собаки. Им было весело, они играли в догонялки — трое мальчишек лет по десять-одиннадцать, две девочки немного помладше, щенок шарпей и два белых бедлингтона. Они отбирали друг у друга мячи и палки, время от времени устраивая кучу-малу. «Вот уж компания подобралась, — насмешливо подумала Илона, — что у одних ума, что у других — поровну! И зачем только они сели здесь, тошнит от этого дурацкого визга и лая!»

Но тут она заметила, что Антону нравится наблюдать за веселой компанией. Ее это удивило. Они же орут так, что уши закладывает! Однако Илона поспешила сделать вид, что возня детей с собаками и ей доставляет удовольствие. А как же иначе? Жена должна во всем следовать вкусам мужа!

Антон предложил ей сигарету, они закурили, и Илона нежно и вопросительно взглянула на Раменского: не собирается ли он сказать ей что-то важное?

Похоже, он и в самом деле собирался, поскольку вид у него был довольно напряженный. Илона замерла в ожидании. Но то, что она услышала, настолько не соответствовало ее фантазиям, что она не сразу поняла, о чем, собственно, речь.

— Малышка, — осторожно заговорил Антон Иванович, — мы славно провели несколько дней, это был неплохой отпуск для нас обоих, но… но ведь для тебя не секрет, что я женат. Да и ты, между прочим, замужем. Ну и…

— Ну и что? — ляпнула Илона. — Развод — дело нехитрое!

Раменский похолодел от ужаса. Только этого ему не хватало! О чем эта дурочка говорит, какой развод?!

— Нет, детка, ты не поняла, — мягко произнес он. — Развод тут абсолютно ни при чем. Зачем ломать сложившиеся семьи? Наносить травму детям? Это нелепо, это никому не нужно…

— Мне нужно! — категорично заявила Илона.

— Нет, погоди, — уже более строгим тоном продолжил Антон Иванович. — Похоже, ты немножко запуталась. Я совсем не намерен разводиться. У меня двое маленьких детей, ты что, забыла об этом?

— Ну и что? — повторила Илона, окончательно утратив способность рассуждать здраво и понимать, что ей говорят. — Ты же не оставишь их помирать с голоду!

— Да при чем тут… Нет, ты что-то совсем не то говоришь. Я имел в виду — нам не нужно больше встречаться. Жена с детьми через несколько дней возвращается, у меня и времени-то больше не будет. Семья и фирма — вот и вся моя жизнь, понимаешь?

Илона уставилась на него во все глаза, не веря собственным ушам. Не нужно встречаться? То есть как это — не нужно? А как же их великая любовь? Что, вот так запросто взять и похоронить ее?

— Ты, наверное, до сих пор не понял, — сказала она наконец. — Я же люблю тебя! Я для тебя на все готова, абсолютно на все! Я разведусь, плевать мне на всех!

— Да, но мне-то не плевать! — он. — У меня нет ни малейшего желания обижать женщину, родившую мне двоих детишек…

— Я тоже тебе детишек нарожаю сколько хочешь! — твердо сказала Илона. — Я молодая, здоровая, мне это труда не составит!

«Да, конечно, ты молодая и здоровая, — подумал Раменский, — вот только водочкой балуешься не в меру, так что твои детишки вряд ли кого-нибудь порадуют…»

— Нет, детка, о разводах не может быть и речи, — снова сказал он, прибавив холода в голосе. — Я предлагаю расстаться по-хорошему, друзьями. Будем вспоминать чудесное лето и жить по-прежнему.

— Не хочу! — капризно надула губы Илона. — Не хочу жить по-прежнему! Хочу жить с тобой!

Она потянулась к Антону, чтобы обнять его, но он крепко взял ее за руки и отстранил, слегка поморщившись от запаха перегара.

— Детка, мне пора, — сухо сказал он. — У меня еще довольно много дел сегодня… Пойдем, я посажу тебя на такси. Тебе тоже лучше вернуться домой.

Илона онемела от ужаса и послушно встала. Раменский вывел ее из парка на Садовую, быстро поймал машину и усадил в нее так и не произнесшую ни слова Илону, даже не поцеловав ее на прощание. Он лишь сунул водителю пару сотенных бумажек, сказал:

— Отвезите даму, куда она попросит, — и захлопнул дверцу.

— Куда едем? — обернулся водитель к Илоне. Она посмотрела на него, не видя, потом наконец прошептала:

— Угол Мойки и Гороховой… — и заплакала.

Глава 10

Илона вошла во двор и направилась было к своему подъезду, но остановилась, почувствовав, что не в силах сейчас войти в помойку, гордо именуемую Карповым «квартирой», увидеть сморщенное обезьянье личико жалкого калеки, услышать его несвязный лепет…

Она развернулась и пошла к ближайшему магазину.

Слезы давно высохли, теперь Илона кипела злобой и ненавистью. На кого она злилась, кого ненавидела? Вряд ли она и сама могла бы разобраться в этом. Ее мысли метались, голова, охваченная жаром, переполнилась яркими картинами мести… Но кому Илона собиралась мстить? Всему свету?

Жить по-прежнему! Антон сказал — «жить по-прежнему»! Он что, с ума сошел? Ну, впрочем, откуда ему знать… По-прежнему? В вонючей берлоге Карпова? Или в опустевшей квартире пьяного Толяна? А деньги? По-прежнему — значит, в нищете? Нет, нет и еще раз нет! Мерзавец, негодяй, как он смел отказаться от ее любви? Она преподнесла ему в дар свою душу, свое сердце, свое молодое, прекрасное тело… А он? Он отказался от нее, он предпочел остаться со старой женой, с глупой домохозяйкой, только и способной, что кудахтать над своим потомством! Ах, ему не хочется ее обижать! Да кто она такая, эта рожальная машина? Как вообще посмел он сравнивать ее, Илону, с какой-то курицей? Обижать не хочет! Ха! Скажите, какие мы жалостливые!

Выйдя из магазина с пакетом, в котором лежали три бутылки водки, батон, пачка сосисок и блок сигарет, Илона вдруг остановилась, пораженная новой мыслью.

Антон сказал: «Семья и фирма», дескать, в этом и состоит вся его жизнь. Именно так, в этом порядке — «семья и фирма». Похоже, его отвратительная жена имеет какое-то отношение к фирме. Ну конечно, в этом все дело! Наверное, она — дочь владельца, или генерального директора, или как это там называется, без разницы … Нельзя исключить и того, что она сама — одна из главных акционеров, почему нет? Таким образом, у нее и власть, и сила, а Антон ведь по-настоящему увлечен своей работой, да и где еще он заработает такие денежки? Вот оно что… Он просто дал ей понять, что не может развестись, а до нее, дуры, его намек Дошел только сейчас! Чего ж удивляться, что он так рассердился на нее? Кто угодно рассердился бы. Он не может попросить развод, как бы он ни любил ее, Илону! И конечно же он опасается, что как бы кто-нибудь из сотрудников не донес о его встречах с молодой красавицей, а тогда уж, можно не сомневаться, его властная женушка примет свои меры. Он испугался за Илону. Он знает, на что способна его дражайшая половина. Она может нанять людей, и они изобьют Илону, хуже того, могут изуродовать ее! Или просто убить. О!..

Ну нет! Ничего у этой твари не выйдет! Илона будет бороться за свое счастье!

Вихрем ворвавшись в квартиру Карпова, она заорала во все горло:

— Лешка! Дедуля! Давай выпьем!

Карпов выполз из кухни, где занимался приготовлением сложного, дорогого и необыкновенно вкусного супа из консервированной фасоли, картошки, зеленого лука, помидоров, куриных крылышек и фрикаделек, с растительным маслом в качестве приправы. Это был его собственный кулинарный рецепт, и Карпов невероятно гордился им. Однажды, много лет назад, он уже варил такой суп, и получилось просто отлично.

— Конечно, девочка, конечно, уж я-то не откажусь, — забормотал он, принимая из рук Илоны тяжелый пакет. — А я такой супчик варю — пальчики оближешь! Скоро уже готов будет!

— Супчик — это хорошо, — благосклонно кивнула Илона. — Брось в него и сосиски тоже.

— Сосиски? — озадачился Карпов. Сосиски в его рецепт не входили. Но, с другой стороны, почему бы и нет? Правда, кастрюля и без того полна до краев, положи еще что-нибудь — выплеснется на плиту, но если хорошо подумать… Ну да, можно немного отчерпнуть половником в мисочку… Ага, как раз сосиски-то и влезут. Да, это Илоночка правильно предложила. Еще наваристее получится супчик, еще вкуснее!

Карпов радостно выставил на стол бутылки, распечатал сосиски и занялся изменением состава супа. А Илона, быстро переодевшись в старые джинсы и полинявшую футболку, уселась возле стола и принюхалась к запахам, наполнявшим кухню. «Надо же, — насмешливо подумала она, — что же это такое дедуля приготовил, что даже не воняет, как обычно? Вроде бы нечто съедобное на сей раз!»

— Давай выпьем, само доварится! — поторопила она Карпова.

— А закусить чем же? — возразил тот. — Ты подожди еще минуточку, оно готово, вот только сосиски прогреются, и все!

— Наплевать, первую можно и булкой закусить! — Душа Илоны горела и жаждала успокоения. Ей не хотелось ждать, ей не хотелось супа. Она вообще не ощущала голода, хотя почти не ела сегодня.

Но Карпов на этот раз стоял на своем, желая, чтобы все было по правилам. Что же он, зря старался, что ли? А денег сколько на этот суп потрачено? Он со всей доступной ему скоростью поставил на стол тарелки, положил ложки, водрузил подставку под кастрюлю. Нарезал батон. Илона следила за его неловкими движениями, и ей становилось все противнее. Какое убожество! Какое жалкое существо! Но сейчас ей почему-то не хотелось пить одной… Наконец, не выдержав, она вскочила, сама переставила на стол кипящую кастрюлю и разлила суп по тарелкам.

— Садись! — приказала она.

Карпов послушно сел к столу. Илона распечатала бутылку, но тут Алексей Алексеевич снова запротестовал:

— Нет, давай я налью!

В его представлении это был непорядок. Он готов был сто тысяч раз повторить: водку разливать — не бабье дело!

Илоне вдруг стало почему-то жаль этого человечка. Она терпеливо дождалась, пока он собственноручно наполнит мутные граненые стопки, она даже слегка улыбнулась ему, подумав о том, как однообразна и примитивна его жизнь… А он даже не представляет, что можно жить как-то иначе! Все его знакомые и друзья живут так же, ну, может быть, чуть-чуть получше… Но есть ведь и бездомные, рядом с которыми Карпов — просто образец благополучия, пусть даже он и не платит за свою квартиру уже четвертый год. Конечно, он смотрит телевизор, видит другую жизнь, но Илона давно поняла, что та жизнь остается для таких, как Карпов, просто картинкой, кино, а кино — оно и есть кино, на самом-то деле так не бывает… Ну, безусловно, он слышал, что где-то действительно есть миллионеры с трехкомнатными квартирами, но его это никогда не задевало. Карпов не умел примерять на себя чужие одежды, не умел завидовать тому, что в его глазах выглядело просто сказкой, выдумкой.

Илона усмехнулась, представив Карпова в белом «континентале». Вот смеху-то было бы! Бедняга и не знал бы, как оттуда выбраться! А страху бы натерпелся!

— Давай за тебя выпьем, — предложила она Алексею Алексеевичу. — За твое здоровье.

Карпов расцвел от счастья. Надо же, его девочка все-таки хорошо к нему относится! Вот, за его здоровье выпить захотела… сама предложила!

Они выпили, потом еще, потом еще, и Алексей Алексеевич, как обычно, начал усердно клевать носом, даже не доев свою порцию наваристого супа. Илона проводила его в комнату, помогла улечься в постель. И сама себе удивилась: что это с ней? Ей же всегда было противно даже дотронуться до этого паршивого старика! Ну, это, наверное, от слишком сильного расстройства чувств.

Вернувшись на кухню к водке, Илона принялась подробно вспоминать встречу с Антоном Ивановичем и заново анализировать каждое его слово, каждый его жест… Ну а если кое-что и исказилось в этих воспоминаниях, если фантазия Илоны подправила кое-какие детали, разве это могло иметь хоть какое-то значение? Главное — общая тенденция.

А общая тенденция представлялась Илоне так. Раменский, безусловно, любит ее. И именно поэтому вынужден так сурово расстаться с ней. Парадоксально? Только на первый взгляд. Если его работа в роскошной фирме зависит от его жены (Илона почему-то была твердо убеждена, что жена Раменского — старая жирная баба, уродливая и ужасно глупая), как еще он мог постудить, чтобы уберечь ее, Илоны, покой и безопасность? И кстати, она сама наделала немало глупостей. Зачем она без конца болталась прямо под окнами того роскошного серого здания? Охранники могли не просто заметить, кого именно она дожидается, но и донести об этом старой властной суке, законной жене Антона Ивановича. Уж само собой, он об этом не обмолвился бы, любя Илону, он ведь понимает, как она стала бы переживать… Да, это правильное объяснение. Но что же ей делать в таком случае? Конечно, она не станет отказываться от своего счастья, она никогда не предаст Антона, не изменит ему. Она должна веять на себя все самое трудное, она должна помочь ему освободиться… Но как?

Допив первую бутылку, Илона принялась за вторую. Водка здорово помогала ей думать. Идеи рождались одна за другой, они просто фонтаном извергались из ее мозга, но все они как-то не очень нравились Илоне. Можно, например, найти классного мужика, кобеля, который соблазнил бы эту бабу… За это придется заплатить, конечно, ну, деньги на святое дело всегда найдутся, уж ради этого она готова устроить грандиозную «охоту» на ночных улицах, настоящее сафари… А если жена Антона сама пойдет налево — развода не миновать. Но это займет довольно много времени… Можно нанять какую-нибудь психопатку, чтобы каждый день звонила по телефону и говорила какие-нибудь гадости, ну, вроде этого: «Ты дура, ты уродина, старая карга, не держи мужа, дай ему свободу…» Но это тоже долгая история. Можно… Да много чего можно, только все не то, не то… Илоне хотелось мгновенного и радикального решения. И самым простым ей представлялось, конечно же, убийство. Она ведь уже видела, как убивают людей, и ничего в этом нет особенного. Толян, помнится, и глазом не моргнул…

Когда вторая бутылка опустела больше чем наполовину, Илона была уже твердо убеждена: жену Антона необходимо убить. Оставалось разобраться с деталями. Но это мелочи.

Довольная собой, Илона отправилась спать.

Глава 11

Когда она проспалась, чудовищная идея не только не выветрилась из ее беспутной головы, но, напротив, укрепилась окончательно. Вот только Илоне совсем не хотелось брать грех на душу, браться за дело самой, в смысле самой то ли душить, то ли резать ненавистную тетку. Куда проще нанять специалиста. Но тут уж, наверное, понадобится довольно солидная сумма… Где же она ее возьмет? Хотя сначала, конечно, нужно узнать, сколько стоит такой заказ. Где узнать? У Толяна, конечно. Он наверняка знает.

И все же сначала Илона решила еще раз проверить чувства Антона Ивановича, убедиться окончательно и бесповоротно, что он ее любит, что только материальная зависимость от жены мешает ему навеки воссоединиться с единственной достойной его женщиной — Илоной.

Сначала она решила, что в воскресенье поедет к нему на дачу, как-нибудь вызовет его… Потом подумала, что это не годится, — там ведь может оказаться его семья, и тогда он начнет нервничать, спокойного и неторопливого разговора не получится. Значит, придется снова ждать его возле офиса. Но немножко изменить внешность, чтобы не подвергать его излишнему риску. Если она наденет парик, его служащие не узнают ее, увидев из окон. И все будет в порядке. О чем она заговорит с Антоном — Илона хорошо знала. Это будет настоящей проверкой!

В четыре часа Илона, одетая в простой джинсовый костюм с розовой футболкой, в светлом парике, уже бродила по набережной Мойки, дожидаясь Раменского. Для храбрости и уверенности в себе она немножко выпила, совсем чуть-чуть, и теперь чувствовала себя прекрасно. Но, понапрасну потратив два с лишним часа, она так и не увидела Антона Ивановича. Что ж, не повезло сегодня — повезет завтра. Все равно ему не уйти от судьбы, а Илона — его судьба, она предназначена ему богами. Все настоящие браки заключаются на небесах. Вот так.

Она уже подходила к дому, когда ее вдруг остановил странный мужик — грязный донельзя, воняющий помойкой, с длинными волосами, сбившимися в колтун, в изодранной и замусоленной десантной форме. Он радостно шагнул к ней и хрипло заорал:

— Илонка! Ух ты! Все такая же красавица! Как живешь?

Илона недоуменно уставилась на подвальное чучело, гадая, откуда бы оно могло знать ее имя. Чучело весело заржало, видя, как изменилось выражение ее лица.

— Не узнала! Ну даешь, пупсик! Не узнала! Пупсик? Илона всмотрелась в морщинистое серое лицо с огромными мешками под глазами, в обвисшие синие губы… Не может быть!

Но это был он — ее самый первый «принц». Только он называл ее пупсиком.

— Юра? — осторожно спросила она. — Это ты?

— А кто же еще! — загоготал подвальный житель. — А ты не меняешься! Как жизнь-то, как дела? Замужем?

— Д-да… — неуверенно ответила Ил она. Ей отчаянно хотелось поскорее сбежать, сбежать подальше от этого страшного призрака, зачем-то явившегося из далекого прошлого. Столько лет прошло, чего он к ней привязался, шел бы мимо!

— Квартира, поди? Машина, да? — Илона едва заметно кивала в ответ. — А мне вот немножко не повезло. Но это временно, не сомневайся. Просто полоса неудач, ничего особенного. У меня есть кое-какие идеи, так что скоро я прорвусь! Вот только деньжат немножко бы раздобыть, и…

Вот оно что, сообразила наконец Илона, он просто выпрашивает на бутылку! Полоса неудач, как же… Впрочем, наверное, это действительно полоса, только шириной с Тихий океан. Илона торопливо открыла сумочку.

— Юрик, у меня с собой не особенно много, но если тебя это в какой-то мере выручит…

— Только не думай, что я стал примитивным попрошайкой! — тут же встал в позу Юрий. — Я могу тебе изложить во всех подробностях, что именно я намерен предпринять, и ты поймешь: план отличный! И я его осуществлю!

— Я верю, Юрик, верю! — с жаром воскликнула Илона. — Я всегда тебе верила, ты же знаешь!

«В том-то и беда, — тут же подумала Илона, — что я ему верила, этому идиоту с болезненными фантазиями. Надо было сразу послать его подальше, а я с ним столько времени потеряла!» Она отдала бывшему «принцу» сто рублей, лежавшие в кошельке, и порадовалась тому, что остальные деньги были припрятаны во внутреннем кармашке сумки. А то бы он увидел, что у нее отнюдь не сотня при себе, и, конечно, тут же начал бы клянчить, а так легко отделалась.

— Благодарю тебя, моя вечная любовь! — с пафосом воскликнул жутко воняющий «принц». — Я не забуду твоего благородства!

— Спасибо, Юрик. — Илона заставила себя улыбнуться. — Извини, я спешу, меня дома ждут…

— Разумеется! Но я надеюсь на скорую встречу! «Вот уж это и вовсе ни к чему, — сердито подумала Илона, сбежав наконец от развалины, бывшей когда-то весьма импозантным мужчиной. — Ну и ну, надо же до такого докатиться! Спился, опустился вконец… Фу, ну и гадость!» Илоне захотелось принять душ. И немножко выпить, чтобы успокоить взбудораженные неприятной встречей нервы.

Назавтра она снова ждала Раменского, с четырех до семи бродила по набережной и Волынскому переулку, но снова лишь понапрасну потеряла время и измотала нервы. «Наверное, он уехал в командировку, — думала Илона, — машины-то не видно, но это не страшно, рано или поздно он вернется — и все сразу встанет на свои места». И еще день, точнее, вечер прошел в бесплодном ожидании, а потом наступили выходные, и Илоне поневоле пришлось провести их в компании Карпова. Но на этот раз ее несколько утешило наличие в квартире телевизора. Она заранее позаботилась о том, чтобы купить билеты на субботние и воскресные тиражи лотереи, и настолько уверовала в грядущую победу, что проснулась вовремя даже без будильника. Карпов тихо бубнил что-то, выражая недовольство бессмысленной тратой денег, мол, никто еще никогда в лотерею не выигрывал, все денежки достаются только своим, по знакомству, потому что тот, кто будто бы выигрывает, делится с организаторами этого безобразия… И тем не менее он уселся рядом с Ил оной и принялся с азартом следить за шарами, выскакивающими из лототрона.

И надо же было такому случиться, что на этот раз Илона выиграла! Немного, всего триста двадцать рублей, но для Карпова это была ошеломительная сумма. Он не верил, что такие деньги могут кому-то дать просто так, в обмен на лотерейный билет с якобы правильными числами. Илона смеялась над бедным дурачком, не понимающим, что это вообще не выигрыш, а так, ерунда собачья. Конечно, она получит эти жалкие три сотни, и даже быстро — во вторник, но ей-то нужны совсем другие суммы! Ей нужен джек-пот! А Карпов, как ни старался, просто не мог понять, что это такое — миллион. Его финансовые фантазии ограничивались десятью тысячами рублей. Больше просто не бывает.

Но Илона, несмотря на мизерность выигрыша, почувствовала воодушевление. «Это знак, — думала она, — это намек судьбы, первая ласточка, теперь все пойдет по-другому!» Главное — покупать побольше билетов и не пропускать тиражи. Скоро, скоро она разбогатеет! Ах, как это хорошо! Она купит квартиру, машину, она будет встречать Антона после работы на собственном «мерседесе», он увидит, что Илона не только красива, но и богата, независима… Она вложит деньги в его фирму! Ну конечно же она купит акции, или как там это у них делается, она станет главным владельцем, Антон перестанет бояться свою старую уродину! Вот это идея! Отлично!

Однако все равно нужно убедиться еще раз в его бесконечной любви. Тем более что обе воскресные лотереи не принесли ни гроша.

В понедельник она, нацепив парик, снова заняла пост возле здания, где располагалась фирма «Миллениум». На этот раз она не сомневалась в том, что увидит Раменского, — его светло-серый «форд» стоял на набережной. В половине пятого Антон Иванович вышел на улицу, но не успел перейти на другую сторону, к машине, как перед ним возникла Илона. Раменский не сразу узнал ее, и не только из-за светлых волос. Что-то неуловимо изменилось в лице женщины, и Раменский пристально всмотрелся в ее глаза, пытаясь понять, в чем тут дело. Наверное, в новом выражении, решил он, странном выражении тоски и яростной решимости… Ну плюс заметная отечность, наверняка пьянствовала все выходные без просыпу. И сейчас от нее несет дешевой водкой.

— Зачем ты пришла? — сухо спросил он. — Мне казалось, мы уже обо всем договорились.

— Это ты договорился, — фыркнула Илона. — Я в твоих договорах участия не принимала. Я люблю тебя, мне плевать на весь мир. Я хочу быть с тобой.

Раменский поежился, слушая этот пьяный бред, тем не менее нужно было что-то предпринимать. Нельзя было допустить, чтобы Илона устроила скандал прямо здесь, под окнами фирмы.

— Давай поедем куда-нибудь, поговорим, — предложил он, стараясь сдержать раздражение. — Садись в машину.

Илона радостно впорхнула в салон «форда». Раменский повел машину через Конюшенную площадь к Троицкому мосту. Он решил, что лучше поговорить с навязчивой девкой где-нибудь в тишине и покое, ну, например, в Петропавловской крепости, там сейчас народу почти нет — понедельник, вечер, начало сентября, туристы в основном разъехались, местные заняты школьными проблемами… Да, это именно то, что надо.

В крепости и в самом деле было тихо и безлюдно.

Раменский повернул направо, уводя Илону с центральной аллеи. Найдя скамью, сел, жестом предложив Илоне занять место рядом с ним. Она послушно опустилась на деревянную лавку, дыша водкой и глядя на Раменского жадными глазами. Антон Иванович вдруг увидел в этой женщине то, чего не замечал до сих пор: она была из тех, кто готов ради собственного благополучия смести все на своем пути. Да к тому же пьянчужка, а значит, способна на непредсказуемые поступки… Ему стало немного страшно.

Закурив и предложив сигарету Илоне, он, сдерживая себя, неторопливо заговорил:

— Илона, я не совсем понимаю твою позицию. У меня уже создается впечатление, что ты просто не слышишь моих слов. Или воспринимаешь их как-то не так, искаженно. Я благодарен тебе за чудесные ночи, но я женат, жена уже вернулась с отдыха, и это не может продолжаться. Неужели не ясно?

— Но я люблю тебя, — возразила Илона, прижавшись к нему плечом. — И я прекрасно вижу, что и ты меня любишь, только боишься признаться в этом.

Раменский от изумления вытаращил глаза. Он ее любит?! Господи, да она просто сумасшедшая! Что за идиотские фантазии?

— Илона, ты ошибаешься…

Он понимал, что нужно сказать: «Я тебя не люблю», но его остановила врожденная деликатность, ему не хотелось так жестоко оскорблять женщину, безусловно влюбленную до безумия. Но и позволить ей преследовать себя он не мог. Во-первых, потому, что об этом могла узнать жена. Во-вторых, потому, что Илона не просто надоела ему, а стала глубоко отвратительна из-за своей глупой и наглой навязчивости и постоянного запаха то водки, то перегара. Только пьянчужек ему и не хватало для полного счастья!

— Я не ошибаюсь, — твердо и уверенно заявила Илона, поднимаясь со скамьи и вставая напротив Антона Ивановича. — Я ничуть не ошибаюсь. Я знаю, в чем дело. Ты просто боишься. Но это пройдет. Мы будем счастливы вместе, я все сделаю для этого. Но, само собой, сначала я хочу разойтись с мужем… Я хочу этого! — Она капризно топнула ножкой. — Но…

— Что «но»? — холодно спросил Антон Иванович, окончательно одурев от нелепости происходящего.

— Мне некуда уйти от него, — глядя прямо ему в глаза, сказала Илона. Ну, она ведь и в самом деле не врала. Ей действительно некуда было податься от Карпова, разве что в подвал к Юрику, ее первому «принцу» — У меня нет своих денег, я не могу купить даже маленькую комнатку в коммуналке. А он, конечно, воспользуется случаем, чтобы напакостить мне как можно сильнее. Я хочу сказать, когда я подам на развод…

И тут Раменский клюнул на приманку. Ему подумалось, что, если Илона станет свободной и независимой, обзаведется собственной квартирой, она быстро найдет себе покровителя с деньгами и перестанет надоедать ему самому. А вся эта блажь насчет великой взаимной любви конечно же вылетит из ее вечно пьяной головки. Забудет и думать.

— Я готов купить тебе квартиру, -сказал он.

Илона просияла. Вот оно! То самое, чего она ждала, в чем была, вообще-то говоря, абсолютно уверена. Он настолько любит ее, что готов помочь ей обрести свободу. Ура!!!

— Милый, — томным шепотом произнесла Илона, быстро садясь рядом с Антоном Ивановичем, — милый, ты даже представить себе не можешь, как я тебе благодарна! Нет, ты не знаешь, как это для меня важно!

— Догадываюсь, — стараясь, чтобы его голос звучал как можно холоднее, откликнулся Раменский. — В каком районе ты хотела бы поселиться?

Илона чуть было не брякнула: «Рядом с тобой», но успела сообразить, что этого как раз и не нужно. Наоборот, надо устраиваться как можно дальше от его бывшей семьи.

— А ты в каком живешь? — кокетливо спросила она. Раменский похолодел. Ну и стерва! Неужели она потребует…

— Зачем тебе это знать? — спросил он. Илона весело хихикнула:

— Чтобы выбрать местечко подальше от твоей женушки!

— А… — Раменский подумал, что до Илоны, кажется, начинает что-то доходить. — Я живу в Центральном.

— Ну тогда… даже не знаю. Может быть, Приморский? Как ты думаешь?

Ей хотелось, чтобы Раменский сам сделал выбор. В конце концов, квартиру-то он будет покупать для себя.

— Мне все равно, — ответил Антон Иванович. — Тебе там жить, ты и решай.

Ах, какой же он милый, пришла в полный восторг Илона, как он меня любит, он готов жить где угодно, лишь бы со мной! Она немножко подумала. Где сейчас селятся богатые люди? В основном, конечно, в пригородах, в собственных коттеджах. А что касается городской черты… К сожалению, этого Илона не знала. Ей никогда не приходило в голову поинтересоваться, какие части Петербурга нынче наиболее престижны. Но вроде бы богатые выбирают красивые места?

— Петроградская сторона, — решила она. — Да, там очень красиво. Мне нравится. А тебе?

— Я уже сказал: мне это безразлично. — В голосе Раменского послышалось раздражение. Он ужасно устал от этого дикого разговора, от этой неуправляемой дуры. Он устал проклинать себя за то, что связался с ней., — Значит, Петроградская. Я все сделаю сам, ты должна только оформить доверенность на мое имя. Пойди к нотариусу, с паспортом…

— Паспорт еще раздобыть надо, — хмуро сказала Илона. Пусть думает, что ее документы прячет страшный муж. Не признаваться же, что паспорт пропал у Толяна.

— Хорошо, — покладисто произнес Антон Иванович. — Я куплю квартиру на свое имя, а потом переведу ее на тебя, по дарственной, когда ты разберешься со своими личными делами и документами. Согласна?

— Конечно согласна, милый! — просияла Илона. Наконец-то все прояснилось! Если, он готов купить квартиру на свое имя, но как бы для нее, то не иначе как затем, чтобы самому там поселиться! Ну, может быть, для начала просто бывать у нее очень-очень часто, ведь развод в таких случаях занимает немало времени, а Антон должен быть чист, как слеза, в глазах общественного мнения. — Конечно согласна!

Они договорились встретиться через два дня. Раменский был уверен, что к тому времени нанятый им агент уже подберет подходящую квартирку. Само собой, Антон Иванович не собирался покупать для нахалки дорогие хоромы. Так, что-нибудь скромненькое, но вполне приличное. Однокомнатное. Ну да, и еще, наверное, придется выдать ей какую-то сумму на обзаведение. Плевать. Никаких денег не жаль, лишь бы избавиться от этой назойливой мухи.

Глава 12

На следующий день, после обеда, Илона, купив бутылку водки и пачку канадских сосисок, отправилась к Нерадову. Она не сомневалась, что застанет Толяна дома, — он теперь, похоже, вообще ничем не занимался, только пропивал остатки бабушкиных сокровищ. Значит, деньги ему нужны. Илона почему-то была уверена, что Нерадов сам возьмется за выполнение ее фантастического заказа. А что тут такого? Ему ведь уже приходилось это делать.

Толяна она действительно застала, и даже трезвого. Открыв на звонок дверь и увидев Илону, Нерадов завопил:

— Ба! Снова ты! Никак, соскучилась! А может, решила опять ко мне в женушки пристроиться? Ну на это не рассчитывай!

— Да кому ты нужен, пьянь подзаборная? — огрызнулась Илона. — Дело у меня к тебе есть, вот и все.

— Дело — это хорошо, — сказал Толян, жестом предлагая Илоне пройти в кухню. — Но о делах я не говорю насухо. Сначала…

— Принесла, — перебила его Илона. — Вот. — Она выставила на ободранную клеенку бутылку, выложила сосиски.

— Ах ты, радость моя! — умилился Толян. — И о закусочке позаботилась! Вот что значит женщина!

Илона не хотела тратить время понапрасну и после первой же рюмки приступила к главной части разговора:

— Толик, мне нужно… — Она вдруг запнулась, обнаружив, что не так-то легко произнести нужные слова. Но, взяв себя в руки, выпалила: — Мне нужно убить одного человека… женщину… Сколько это стоит?

— Не понял? — озадаченно уставился на нее Нерадов. — Что значит — убить?

— То и значит, — зло бросила Илона. — Убить. Уничтожить. Чтобы ее не стало на свете. Деньги у меня есть. Ну, будут через несколько дней.

— Убить? Ну ты точно чокнутая! — заржал Толян. — Я давно это понял! Ты вообще соображаешь, что говоришь?

Илона разозлилась не на шутку. Чего он паясничает, этот придурок? Строит из себя невинность! Да еще и обзывается!

— Слушай, кончай кривляться! — зашипела она. — Не тебе бы про чокнутых рассуждать! Говори сразу — возьмешься за дело? Если нет — поищу кого-нибудь другого.

Толян наконец понял, что Илона не шутит. Он отодвинул рюмку и внимательно всмотрелся в свою «боевую подругу». Ладно, он ей найдет нужного человека… если, конечно, у нее действительно есть деньги.

— Это стоит четыре тысячи долларов, — с усмешкой сказал он, прибавив к настоящей цене тысячу для себя. — Ты разбогатела, детка?

— Не твое дело. Четыре тысячи? Много… Ничего, я тебе их дам.

— Ладно, я поговорю кое с кем.

Илона сообразила наконец, что Толян сам пачкаться не желает, но ей было все равно, кто этим займется. Лишь бы ту стерву смели с лица земли.

— Когда? — спросила она.

— Принесешь деньги — тогда и ответ получишь, — пожал плечами Нерадов. — За такие дела платят вперед.

— Интересно, — фыркнула Илона, — а если тот человек не выполнит задание? С какой стати платить вперед?

Толян, хорошо ориентируясь в делах подобного рода, просто-напросто решил подстраховаться. Кто знает, что взбредет в голову этой кукле? Лучше взять у нее деньги сразу. Но он собирался честно выполнить ее просьбу. Ведь если бы он обманул Илону, она могла начать болтать об этом направо и налево, а Нерадов в силу обстоятельств, сложившихся в последнее время, не мог этого допустить. Да к тому же он был сам заинтересован в том, чтобы выйти на определенных людей… А для этого как раз и нужно было найти заказчика.

— Часть — вперед, часть — после, — сказал он. — Но ты же не станешь рассчитываться сама, так? Значит, ты отдаешь всю сумму мне, а уж я договариваюсь с исполнителем.

Илона задумалась. Ей казалось, что Нерадов пытается ее надуть. Но в конце концов, выпив еще рюмочку, она решила рискнуть.

— Хорошо, — кивнула она. — Деньги у меня будут скоро, наверное, к концу недели. Я тебе позвоню…

— Никаких звонков! — перебил ее Нерадов. — Придешь сюда, здесь и будем окончательно договариваться. Называешь имя, фамилию и так далее.

Илона кивнула. Конечно, Толян прав. Разве можно о таких вещах болтать по телефону?

— Но я не знаю ее адреса, — сказала она. — Мне известно только место работы ее мужа.

— Думаю, ему этого хватит.

Они благополучно допили водку, и Илона отправилась к Карпову. Она чувствовала себя по-настоящему счастливой. Скоро, совсем скоро ее любимый будет свободен. И эту свободу даст ему она, Илона!

Глава 13

С Антоном Ивановичем Илона встретилась через два дня, и несмотря на то, что их разговор был коротким и по существу, у нее не возникло ни малейших сомнений в том, что Раменскии готовится к серьезным переменам в своей жизни. «Именно поэтому он так сдержан, — думала Илона, — он тревожится, он знает, что ему придется нелегко, но он готов ко всему… И не надо ему пока надоедать. К тому же недолгая разлука лишь разожжет его чувства». Они договорились, что агент, получивший доверенность Раменского, сам завершит сделку, и Илона тут же займется обстановкой. Деньги на обзаведение Антон Иванович пообещал дать Илоне в тот день, когда она подпишет все документы и квартира фактически станет ее собственностью. Илона тут же решила, что надо поспешить. Чем скорее у нее в руках окажется нужная сумма — тем скорее Толян договорится с киллером.

Илона позвонила агенту, и они поехали смотреть квартиру на Петроградской стороне. Она ожидала увидеть то, что ей грезилось, и была немало смущена, обнаружив, что новое жилище явно рассчитано на одного. Но ей не понадобилось много времени, чтобы найти «правильное» объяснение. Это просто-напросто временное жилье, тайное прибежище, где будут скрываться Илона и Раменскии, пока не закончится долгая и сложная процедура развода и раздела имущества. А уж потом…

Она почти не слышала говорливого агента, болтавшего что-то про прямую продажу, про то, что оформить покупку можно будет буквально в два-три дня… Ее все это совершенно не интересовало. Она сказала, что согласна, квартира ей нравится, все в порядке, дала номер своего сотового телефона и попросила позвонить, когда будет нужно. Потом она попыталась выведать у агента номер телефона Раменского, но агент проявил повышенную бдительность и номера не дал. Ну и плевать, решила Илона, все равно остались какие-то считанные дни — и он станет свободен. Он этого не знает, он думает, что ему придется потратить массу времени, нервов, сил и денег на развод. Она сделает ему грандиозный подарок, главный сюрприз в его жизни…

То-то Антон обрадуется!

Ну, само собой, он ничем не выдаст своих подлинных чувств. Он займется похоронами, он будет требовать от правоохранительных органов, чтобы они нашли убийцу его жены… А она, Илона, никогда не откроет ему своей тайны. Ей не нужна его благодарность. Ей нужен он сам.

Минуло еще два дня… И Илона снова увиделась с Антоном Ивановичем. Она села в его машину, ожидая, что Раменский пригласит ее куда-нибудь поужинать, но он протянул ей пакет и сказал:

— Вот тебе на обзаведение. Четыре тысячи, как обещал. Надеюсь, тебе хватит.

— Конечно хватит, — улыбнулась Илона, дыхнув на Антона Ивановича перегаром. — Можешь не сомневаться.

Раменский не сомневался в одном: Илона моментально пропьет все деньги и будет жить в пустой квартире. Ему приходилось видывать таких дамочек. Уж если они покатились по наклонной плоскости, ничто их не остановит, и скорость падения будет нарастать с каждым днем. Но он сам в первый раз связался с такой, не поняв сразу, что она собой представляет. Впрочем, Илона ведь и не приходила пьяной в те дни, когда они начали встречаться. Это уж потом она вернулась к привычному образу жизни. «Идиот, — снова и снова твердил себе Раменский, — идиот! На всю жизнь наука!»

А у Илоны и в мыслях не было обставлять квартиру. Получив желанные деньги, она тут же помчалась к Нерадову.

Потом настало время ожидания. Едва проснувшись, она тут же начинала нервничать и надеяться, что вот сегодня, именно сегодня Толян скажет ей: все готово. Карпов не понимал, что происходит с его девочкой: почему она постоянно взвинчена, разговаривать нормально не может, только огрызается, и почему не идет на работу. Неужели у нее такой длинный отпуск? Но спрашивать Илону об этом он не решался, видя, что нервы у нее натянуты до предела. Илона каждый день бегала к Нерадову, но три дня подряд не заставала его дома и от этого окончательно сбесилась. Ей уже начало казаться, что Толян просто-напросто прогулял ее тысячи, что все рухнуло, надеяться не на что… Но на четвертый день Толян открыл дверь и с ухмылкой пригласил Илону войти.

— Ну? — резко спросила она.

— Баранки гну! — ответил Нерадов, противно захихикав. — Договорился, детка, успокойся.

— Когда? — закричала Илона.

— Сначала необходима разведка, — теперь уже серьезно сказал Толян. — Ты ведь адреса этой тетки не знаешь. Нужно сначала ее найти, рассчитать время… Думаю, через недельку.

— Так долго? — охнула Илона. — У тебя выпить нет чего-нибудь?

— Найдется, а как же! — Толян, похоже, понял чувства Илоны.

Они, как бывало, уселись в кухне, выпили за успех, поговорили о том о сем. Но Илоне не сиделось на месте. Ей необходимо было движение, в ней бурлила дурная энергия, не давая покоя.

— Ладно, пойду, — она наконец. — имей в виду: мне нужно знать все точно! Где и когда!

— Дурочка, какой же киллер скажет тебе это? — удивился Нерадов.

— Я должна знать! — закричала Илона. — Или никаких заказов! Понял, дубина? Я должна знать!

Прикинув что-то в уме, Нерадов решил:

— Ладно, зайди в среду. Думаю, уже прояснится. И я попытаюсь договориться, чтобы он назвал место и время. Но не обещаю, что он действительно согласится на такие условия. Иди, увидимся.

— Хорошо.

Илона вышла на площадь Репина, остановила маршрутное такси и поехала на Невский. Зачем — она и сама не знала. Просто ей не хотелось возвращаться к Карпову, слушать его бормотание, видеть его жалкую, сгорбленную фигуру… Она жаждала красоты и умиротворения. Выйдя из маршрутки на углу Невского и Садовой, она пошла в Михайловский сад. Когда она очутилась под огромными старыми деревьями парка, на нее вдруг нахлынули воспоминания, на этот раз почему-то не приправленные ее безудержной фантазией. Она будто наяву услышала страшные слова Антона: «Давай расстанемся…» Он ведь говорил это всерьез… Но это значило, что в его сердце нет настоящей любви к ней…

«Нет», — тут же отказалась она поверить самой себе. Это не так! Этого просто не может быть. Как ей жить без Антона, если он откажется от нее? Неужели ей придется продолжать жалкое прозябание рядом с Карповым? Зачем ей вообще жить без Антона?

Она долго бродила по парку, курила одну сигарету за другой, садилась на какую-нибудь скамью, но тут же вскакивала… Ну почему, почему в ее ушах продолжал звучать холодный голос Раменского? «Давай расстанемся…» Илона чувствовала, что близка к истерике. Ей нужно было срочно выпить… прямо сейчас… Иначе она просто сойдет с ума!

Илона нервно огляделась. Черт бы его побрал, этот Михайловский сад, ничегошеньки в нем нет! Ни единого киоска, ни кафе, негде взять самую простую и жизненно важную вещь — бутылку водки! Она почти бегом бросилась из парка на Садовую. Тормознула какую-то машину, упала на заднее сиденье, крикнула:

— Угол Мойки и Гороховой!

Шофер с каким-то странным выражением оглянулся на нее через плечо и тут же тронул машину с места. Минут через пять — семь они уже были на месте. Илона выхватила из сумочки сторублевку, бросила водителю и выскочила из автомобиля. Скорее, скорее… «Дома», у Карпова, еще оставалась бутылка водки… Она спрятала ее на буфет, и этот уродец не мог ее достать…

Карпов кашеварил, обвязавшись жалким подобием фартука, с дырами на месте карманов. При виде бурей ворвавшейся в кухню Илоны он радостно воскликнул:

— Девочка, а я тут тебе вкусненького сварил!

Из кастрюли, стоявшей на плите, пахло несвежей рыбой. Фыркнув, как готовый к драке кот, Илона вскочила на табуретку и достала со шкафа непочатую бутылку водки. Карпов ахнул. Вот сюрприз так сюрприз! Илоночка совсем как фокусник в цирке, раз — и вот тебе выпивка! Ай да девочка! Где еще такую найдешь? И надо же, суп как раз сварился, очень даже вовремя! Угадал он, угадал…

Вплоть до вечера вторника Илона пребывала в постоянном пьяном угаре.

Глава 14

В среду, подходя к дому Толяна, Илона вдруг почувствовала ужасную слабость. У нее закружилась голова, и она была вынуждена прислониться к стене какого-то обшарпанного дома, чтобы не упасть. Проходившая мимо сердобольная старушка тут же остановилась и с жалостью в голосе спросила:

— Доченька, что, нехорошо тебе? Может, «скорую» вызвать?

— Не надо, — прошептала Илона. — Не надо… Просто голова закружилась. Сейчас пройдет. Вы идите, идите…

Но добрая самаритянка, хотя и отошла в сторонку, все же решила присмотреть за явно приболевшей девушкой. Она топталась шагах в десяти от Илоны до тех пор, пока та не оторвалась от стены и не зашагала дальше. Илона даже не разозлилась на глупую старуху. Так уж они устроены, эти пенсионерки, делать им нечего, вот и суют свой нос в чужие дела… Илона не сомневалась в том, что старушка остановилась рядом с ней из любопытства, а вовсе не из какого-то там сострадания. Все люди сволочи, она давным-давно это поняла.

Толян открыл дверь почти мгновенно, едва Илона дотронулась до кнопки звонка. Она молча перешагнула порог, вопросительно глядя на Нерадова.

— В понедельник, — хмуро сказал он. — Утром, когда она из дома выйдет.

— А где ее дом? — глупо спросила Илона.

— Не знаю, — сердито ответил Толян. — Я за ней не следил. Надо тебе — сама выясняй.

— И выясню, — пообещала Илона.

До понедельника времени было еще вполне достаточно. Она сразу ушла, не задержавшись в квартире бывшего мужа. Идя по Садовой, она ругала себя за то, что до сих пор не потрудилась узнать, где живет ее любовь. В Центральном районе — вот и все, что было ей известно. Но Центральный район — это вам не фунт изюма, это не две-три улицы…

Через час идея созрела, и Илона тут же взялась за ее осуществление. Сначала она зашла к Карпову, чтобы разобраться с финансами. Карпов спал, еще не очухавшись от вчерашних и позавчерашних возлияний, так что никто не мог помешать Илоне достать с кухонного шкафа остатки денежных средств и заняться их подсчетом. «Да, негусто, — уныло подвела итог Илона, — однако еще на несколько дней хватит. А главное — достаточно для того, чтобы взять такси и проследить за Раменским до его дома». Она должна узнать, где он живет. Она хочет в понедельник присутствовать при финальной сцене спектакля, поставленного по ее сценарию.

Перед внутренним взором Илоны вспыхивали и гасли картины одна другой ярче. Жирная, неповоротливая тетка вываливается из дверей подъезда — и тут же молча падает, сраженная пулей киллера, устроившегося на дереве на другой стороне улицы… Тощая старая карга с растрепанными пегими волосами деловым шагом направляется к автомобилю, припаркованному напротив дома, — и, подпрыгнув, с визгом шмякается в грязную лужу… И вода в луже становится розовой… Или вот так. Мосластая бабища с перекошенным и сморщенным от вечной злобы лицом важно ступает на тротуар. Она собирается сесть в ожидающее ее такси, но не успевает сделать и трех шагов, как ее настигает рок… Ах, как это славно! Как будет счастлив Антон! Разве можно пропустить такое зрелище? Да ни за что в жизни!

Ей попался отличный таксист — средних лет дядька, Сговорчивый и спокойный. Он без лишних слов согласился стоять в Волынском переулке сколько понадобится; а потом отправиться следом за светло-серым «фордом». Ждать им пришлось не так чтобы очень долго, но и не так чтобы совсем немного — полтора часа. Такси стояло совсем близко к углу, машина Раменского была отлично видна и водителю, и Илоне. Когда Илона заметила наконец Антона Ивановича, упругим шагом направлявшегося к своей машине, она вздрогнула и зашептала:

— Вон, вон тот человек! Поехали!

— Нельзя спешить, дамочка, — усмехнулся водитель, — а то он нас в один момент заметит. Вы же этого не хотите?

— Нет, конечно, — увяла Илона. — Ну, делайте как знаете, только не упустите его.

— Не упустим, не тревожьтесь.

Слежка заняла совсем немного времени и не составила ровно никакого труда. «Форд» Раменского по набережной Мойки доехал до Конюшенной площади, затем обогнул Михайловский сад и по Садовой докатил до Итальянской. Всей дороги оказалось минут пятнадцать, и то больше из-за светофоров, а иначе Антон Иванович очутился бы возле своего дома еще быстрее. Он завернул в один из дворов на Итальянской улице и остановился перед вторым подъездом. Напротив, в глубине двора, высилась мрачная громада дома, поставленного на капитальный ремонт. Таксист притормозил перед воротами и спросил:

— Что, заезжаем?

— Нет-нет, отсюда посмотрю, — быстро ответила Илона, наблюдая за тем, как Раменский набирает код на дверном замке. — Все, отвезите меня на Гороховую, пожалуйста. Поближе к Мойке.

Щедро рассчитавшись с таксистом, Илона постояла на тротуаре, размышляя. Вот, значит, как. Он живет совсем рядом, буквально в двух шагах от своего офиса, в двадцати минутах пешей ходьбы от берлоги Карпова… Илона обратила внимание на то, что в том доме, где обитал Антон Иванович, с первого по пятый этаж рамы в окнах были из снежно-белого пластика. «На первом-то этаже неужели тоже богатые поселились, — недоуменно гадала Илона, — они вроде не любят этого? Опасно. А может, там офисы? Или клуб какой-нибудь…» А, впрочем, ей-то какое дело? Ее вдруг пробрала нервная дрожь. «Надо же, — думала она, — как странно… Я теперь знаю, где состоится последний акт драмы, все актеры готовы к выходу, ждут только знака режиссера, а режиссер это я… Но почему же так страшно? Почему знобит, почему хочется плакать? Осталось всего четыре дня, четыре дня…»

— Ба, пупсик! — раздался за ее спиной хриплый голос. — Ты чего тут стоишь? Привидение увидала?

— Увидала, тебя, — мгновенно огрызнулась Илона. Это снова был он, ее первый «принц», превратившийся в огородное пугало.

— Пупсик, а давай выпьем за встречу? — ничуть не смутившись от ее резкости, предложил вонючий бродяга. — Давай, а?

Илона долго молча смотрела на него, не понимая, что он говорит. Ей хотелось плакать. Ей хотелось домой, к маме… Но мама давно умерла…

; — Давай, — вдруг сказала она. — А где пить будем?

— Есть отличное местечко! — завопил на всю улицу Юрий. — Тепло, сухо, ни мух, ни крыс, ни тараканов! Пойдем, красавица!

Илона, отчаянно тряхнув головой, пошла по Гороховой рядом с оборванцем. Ее ничуть не задевали взгляды встречных. Пусть думают что хотят. Она взрослая свободная женщина, она сама выбирает свой путь. Сама строит свое будущее. И пошли они все к чертям собачьим!

Глава 15

Карпов, пригорюнившись, сидел возле кухонного окна, глядя во двор. Снова милая девочка где-то запропастилась, и что ей дома не сидится? Ну конечно, дело молодое, погулять хочется, повеселиться… А с ним-то какое может быть веселье? Только телевизор смотреть да радио слушать, вот и все развлечения. Да в лотереи играть. Вот уж увлечение не по деньгам! М зачем только она покупает столько билетов? Это же с ума сойти, каждую неделю — на двести рублей! А в месяц-то что получается? Восемьсот! Она что, миллионер тайный? Ну, правда, один раз выиграла, да это же случайность… И вообще, для дураков придуманы все эти лотереи. Обманывают народ, а глупенькие девочки вроде Илоны верят, что можно таким образом выиграть машину или квартиру. Где это видано, чтобы простой человек выиграл?

Но куда же все-таки Илоночка делась? И не говорила ведь, что к подруге пойдет, вообще ничего не сказала, ушла — и все.

А он-то сегодня на обед картошечки нажарил с лучком да сосиски отварил… Уж такой обед пальчики оближешь! Котлет вот нету, Илоночка очень котлетки уважает… Но за ними далеко идти, а у него сегодня уж так спина разболелась! Не добраться ему до того магазина никак. А чем, собственно, сосиски хуже? Тоже очень приличная еда. Не у всех такое каждый-то день бывает.

Карпов тяжело вздохнул, встал и пошел в комнату, держась за стены. Он не обращал внимания на то, что оставляет на стенах черные полосы жирной грязи — следы своих рук. Да и зачем стенки-то рассматривать? Лучше в окно поглядеть. Или вот телевизор включить можно. Вон он какой, большой, красивый! Цветной! Жаль только, программы нет. Ну и без программы хорошо.

Закончились вечерние новости, а Илона все не возвращалась. Карпов начал понемножку беспокоиться. Если бы девочка сказала, что идет к подруге, тогда другое дело. Но она ничего не говорила. Куда же она подевалась? Хотя, конечно, могла куда угодно пойти и ему даже словом не обмолвиться, уже ведь такое случалось. Кто он такой, чтобы она ему докладывалась? А вот почему-то болит сердце, и все тут. Ноет, как будто беда какая недалеко. Нет, только не это. Только бы ничего с девочкой не случилось.

Тревога все сильнее охватывала Алексея Алексеевича, а он никак не мог понять, в чем же дело. Он выключил телевизор, снова пошел на кухню, приник к окну.» Темно — ничего не разглядеть во дворе. Хоть бы Илоночка поскорее вернулась…

Кто-то позвонил в дверь. Звонок был странный — длинный, нервный, как будто там, на площадке, начался пожар. Карпов поспешно заковылял в прихожую, охваченный страхом, не спрашивая, распахнул дверь.

И увидел старого знакомца, еще по тем временам, когда Лялька жива была, Ваську-бомжа.

— Ты чего? — удивился Карпов.

— Да там это… Ну, типа того… бабе твоей чего-то совсем плохо, ты бы ее забрал, что ли…

— Какой бабе? — не сразу понял Алексей Алексеевич.

— Да новой твоей, что у тебя живет. Тут ее до двора-то довели, а дальше никак. Ты бы пошел, что ли.

Карпов наконец сообразил, что речь идет об Илоне, и, как был, в тапочках, выскочил из квартиры. Васька суетился рядом, обдавая Карпова подвальной вонью и жутким запахом какого-то несусветного спиртного — то ли тормозухи, то ли «красной шапочки», то ли еще чего-то в этом роде. Но Карпов Ваську не замечал; едва выйдя из подъезда, он увидел Илону, стоявшую возле арки, прямо под слабенькой лампочкой, освещавшей въезд во двор. Карпов, забывший второпях палку, схватился за Васькину руку и устремился к своей девочке. Подойдя к ней, он окончательно перепугался. Илона была бледна как смерть, она с трудом держалась на ногах и то и дело прикрывала глаза, как будто у нее невыносимо кружилась голова.

— Девочка, — забормотал Карпов, — девочка моя, что это ты… Домой пойдем, домой… Идем-ка, скорее… Ну, давай…

Илона попыталась сделать шаг, но тут же пошатнулась и снова прижалась к стене.

— Васька, помогай! — приказал Карпов, от ужаса начавший понимать, что надо действовать быстро и энергично. — тащим ее домой!

Васька, радуясь тому, что ему довелось участвовать в настоящем деле, подхватил Илону под руку и повел через двор к подъезду. Карпов, забывший о болях в спине, поддерживал ее с другой стороны. Илона едва волочила ноги, а не слишком мускулистым мужикам пришлось нелегко, но в конце концов они втащили ее в квартиру и уложили на кровать. Карпов тут же шуганул Ваську, чтоб не натряс вшей, и, закрыв за ним дверь, вернулся к Илоне.

— Девочка, что случилось? — кричал он, пытаясь дозваться до едва теплившегося сознания Илоны. — Что с тобой?

Илона наконец с трудом выговорила:

— Не знаю, почки, наверное… Плохо мне… «Так, — решил наконец Карпов, — надо „скорую“

вызывать. Иначе никак». Это было для него серьезным решением. В кругу его друзей и знакомых врачам не доверяли, а уж вызвать «скорую» считалось чуть ли не позором. Почему это так — Карпов никогда не задумывался, он просто жил в своей среде и уважал принятые в ней правила жизни. Но он видел, что Илона чуть жива, и чувствовал, что без врача тут не обойтись.

— Девочка, я сейчас позвоню, я врача вызову! — крикнул он ей в ухо, однако Илона никак не отреагировала.

Карпов вышел на площадку. В квартире напротив телефона не было, нужно было подниматься наверх. «А ведь поздно уже, — сообразил вдруг Алексей Алексеевич, — соседи-то, наверное, спят…» И тут из комнаты до него донесся страшный хрип Илоны. Тут на Карпова напал такой страх, что он просто-напросто заорал во все горло:

— Помогите! Помогите! Помирает она!

Дверь подъезда открылась, вошла соседка с верхнего этажа. Карпов бросился к ней, и она отпрянула от неожиданности.

— Леша, что случилось?

— Илоночка помирает! Почки вроде бы! Врача надо!

Соседка, глянув на его опрокинутое лицо, быстро сказала:

— Сейчас вызову, иди к ней. Как ее фамилия? Лет сколько?

— Ланкова она, Ланкова… А лет… не знаю я, около тридцати вроде бы…

Соседка бегом помчалась наверх, к себе, а отчасти успокоившийся Карпов вернулся в квартиру, оставив дверь распахнутой настежь. Илона лежала неподвижно, закрыв глаза, ее голова как-то странно скатилась вбок, и вроде бы она даже не дышала. Карпов снова ударился в крик:

— Илоночка! Девочка! Чего ты? — Он схватил ее за плечи, встряхнул, уложил поудобнее, снова встряхнул…

Илона медленно приоткрыла глаза, вздохнула. Но она явно не видела Карпова, она вообще ничего не видела вокруг себя, и что-то было такое в ее взгляде, что Карпов задохнулся от ужаса и снова закричал:

— Илона! Очнись! Девочка, не оставляй меня! Илона-а!

В прихожей послышались громкие уверенные шаги, чья-то сильная рука отстранила Карпова, над Илоной склонился высокий мужчина в белом халате. Но Карпов уже ничего не соображал от страха. Он продолжал кричать:

— Илоночка! Девочка! Очнись!

Врач «скорой» небрежно обернулся и хлопнул Карпова по макушке, как будто увидел на его голове муху, и Алексей Алексеевич тут же замолчал. А врач присмотрелся к Илоне и вдруг сказал:

— Это не почки. Это отравление. Что она пила?

— Не знаю, — Алексей Алексеевич, — не знаю… такая вот пришла…

Что было дальше — Карпов не помнил. Он очнулся только тогда, когда огни «скорой», увозящей его девочку, исчезли в подворотне.

Глава 16

В густой синей тьме вспыхнула точка золотистого света — далеко-далеко… И к ней вел странный, наподобие трубы, коридор, высокий, широкий, заполненный все той же синей тьмой, кое-где прорезанной узкими черными полосами… «Что это, — растерянно подумала Ил она. — Куда я попала?» Она почему-то не ощущала собственного тела, но это ей ничуть не мешало, она как будто плыла в невесомости, но ей не было легко, что-то мрачное и злое шевелилось в глубине души, мешая устремиться к золотому свету, таща куда-то вниз… Илона с трудом оторвала взгляд от золотистой точки и глянула под ноги, хотя у нее как будто бы и не было ног, во всяком случае, она их не заметила… Зато увидела нечто, испугавшее ее до дрожи. Там, внизу, бурлила грязно-желтая зловонная жижа, и едкий пар от нее тянулся к Илоне гибкими, бесконечно длинными щупальцами… Илона рванулась вверх от этих чудовищных струй, всем сердцем, всей душой стремясь к золотой точке в глубине коридора… «Это тоннель, — сообразила наконец она, — это тоннель… Наверное, я под землей, в метро… В метро? Но как я могла попасть сюда?» Она ничего не помнила. Мощный внутренний порыв помог ей подняться, взлететь — и тогда она увидела еще кое-что. И эта картина привела ее в полное недоумение, однако при этом страх почему-то оставил ее. Она увидела саму себя. Правда, она не сразу догадалась, что это именно она, просто ей показались знакомыми каштановые волосы, бледное лицо с закрытыми глазами… Вокруг ее неподвижного тела, лежавшего на каком-то странном белом столе, узком, с металлическими ногами, толпились люди в белом, с лицами, скрытыми под маской… И еще вокруг стола стояло множество разных машин и аппаратов, а от ее собственного безжизненного тела тянулись к аппаратам длинные трубки… «Надо же, — с непонятным ей самой безразличием подумала Илона, — чего это они суетятся? Они что, не понимают, что меня там нет? Я же вот где, немножко в стороне, сверху… Ну, пусть их хлопочут, мне-то какое дело?»

Она снова посмотрела вверх, в синюю глубину тоннеля, где мерцал мягкий золотой свет, и ей захотелось как можно скорее добраться до него, раствориться в его нежном сиянии… Но что-то держало ее, как привязанные к ногам гири, не давало взлететь, воспарить… Илона металась из стороны в сторону, но ей никак не удавалось освободиться от невидимого груза… «Почему, почему это так, — с горькой жалостью к самой себе думала она, — я хочу туда, наверх, к свету, я знаю, что там другой мир, чистый и радостный, я же чувствую это, я вижу, да, вижу, кто мешает мне подняться туда…»

Тяжесть в душе начала нарастать, Илону потянуло вниз, к извивающимся струям обжигающего пара, к бурлящей густой жиже, готовой поглотить все, что только приблизится к ее мутной поверхности… «Нет!» — закричала Илона, но оказалось, что у нее нет голоса, что кричит она мысленно… Однако это ее не остановило, она снова во всю силу своей мысли закричала: «Нет, нет! Я хочу к свету! Спасите меня, спасите! Я хочу быть там, я стану достойной радостного мира!»

И в тот же миг она помчалась вверх по тоннелю, как оторвавшийся воздушный шарик, блестящий, небесно-голубого цвета, с веселым хвостиком… Синие стены тоннеля проносились мимо, золотистая точка быстро росла, но ее свет не слепил, а манил, он был чарующим и нежным… Илона задохнулась от счастья. Там, вверху, впереди, чудесный край, там ее ждет бесконечное блаженство… Скорее, скорее туда!

Но внезапно ее полет прервался, свет погас…

А когда она снова открыла глаза, то увидела над собой обычный белый потолок с лампой дневного света. Скучный белый потолок, и ничего больше.

Илона подняла голову, осмотрелась. Больница — вот оно что. Небольшая светлая палата, всего четыре койки, три из них — пустые. Как это ее сюда занесло? Черт побери, ей же домой нужно! Какой сегодня день? Ведь в понедельник…

Ее словно что-то ударило под ложечку. В понедельник — что? Что должно произойти в понедельник? Она никак не могла вспомнить. Но что-то очень важное, очень нужное, такое, от чего зависит ее будущее… Черт, черт побери, что же это такое?! Она должна вспомнить. Обязательно должна.

Дверь палаты тихо скрипнула, вошел высокий молодой врач, рыжеволосый, веснушчатый. Илона мельком подумала о том, что все врачи, которых она видела в своей жизни, были почему-то очень высокого роста… Впрочем, видела она их редко.

— Ну, как дела, беспаспортная? — весело спросил доктор.

— Нормально вроде бы, — ответила Илона и обнаружила, что ее голос звучит хотя и тихо, но в общем обычно. — Ничего не болит. А что со мной такое?

— Такое с тобой, что думать надо, что делаешь, — непонятно ответил доктор. — завтра будем тебя выписывать.

— Хорошо, — улыбнулась Илона. — А завтра какой день?

— Пятница. А тебе какой надо?

— Да мне все равно, мне бы домой поскорее.

— С отравлением суррогатами подолгу не держим, — усмехнулся врач, садясь на край кровати и снимая с шеи стетоскоп. — Ну-ка, послушаем, как твое сердечко.

— Какими суррогатами? — спросила Илона, задирая казенную сероватую рубаху из грубого холста.

— Алкогольными, — пояснил врач, прикладывая стетоскоп к ее груди. — Не пила бы всякую гадость — не попала бы к нам. Так что после обхода иди к сестрам на пост, звони домой, чтобы одежонку принесли.

— У меня нет телефона, — растерянно сказала Илона.

— Ну, не знаю… Возьмешь что-нибудь наше, после вернешь. Что, и никто не придет тебя проведать?

— Придет, наверное, — решила Илона, сообразив, что Карпов конечно же очень тревожится о ней. Лишь бы он добрался до больницы сегодня, тогда она отправит его за одеждой. — А где я? Какая это больница?

— Мариинская, — ответил доктор, снова вешая стетоскоп себе на шею. — На Литейном проспекте. Ну, сердце у тебя крепкое, работает отлично, никакая гадость(;ему не помеха. А почки тебе обязательно нужно лечить. Но не у нас. Все, лежи, набирайся сил, завтра после обхода — домой. Надо же, — покачал головой врач, вставая, — чуть не умерла! Скажи спасибо тому, кто вовремя тебе «скорую» вызвал. Еще несколько минут — и не смогли бы спасти.

Он ушел, а Илона откинулась на подушку и задумалась, глядя в потолок, покрытый тонкими затейливыми трещинами. Отравление суррогатами… Что же это она такое выпила, а главное — где, с кем? Ничего не помню, сердилась она, да что же это такое? Надо было доктору сказать, что память потеряла, пусть бы дал какое-нибудь лекарство… Ох, нет, если узнает, завтра не выпишет, а у нее ведь есть какое-то важное дело в понедельник… Только она забыла, какое именно, но ведь завтра только пятница, за три дня она обязательно вспомнит, можно не сомневаться. Вспомнит, вспомнит…

Хоть бы Карпов догадался прийти поскорее, чтобы она спокойно ждала завтрашнего дня, зная, что ей есть в чем добраться до дома… Какой у нее странный дом, дом, в котором живет Карпов — то ли заботливый брат, то ли любящий папаша, смешной старичок, горбатенький, хроменький… Наверное, это он вызвал ей врача, кто же еще стал бы о ней тревожиться? Она никому больше не нужна.

Карпов не спал всю ночь, мучаясь тревогой, с ужасом думая, что его девочка может умереть где-то там, в какой-то больнице, а он даже не знает, куда ее увезли и что же теперь делать… Он то ложился, то снова вставал и выходил в кухню, курил одну сигарету за другой, чувствуя, как сердце то и дело замирает от страха. Потом вдруг вспомнил, как Илона достала с кухонного шкафа бутылку водки, и подумал: а вдруг там еще какая-нибудь заначка лежит? Он придвинул к шкафу табурет, с трудом вскарабкался на него и, подняв руку, принялся шарить по крышке ободранного предмета кухонной обстановки. Заглянуть наверх он не мог — роста не хватало. Он и в самом деле нащупал бутылку, а рядом с ней лежал какой-то сверток, но его Карпов нечаянно задвинул так далеко, что достать уже не смог. Да и не слишком-то его интересовал этот сверток, ну, спрятала девочка что-то свое, женское… Кому какое дело? А вот бутылка… Карпов бережно подтащил ее к себе, сполз с табурета, рассмотрел. Ого, почти половина! Ну, ему сейчас столько не надо, конечно, ему бы только один глоточек, чтобы немножко успокоиться…

Ему и в самом деле хватило одного глотка. Он уснул прямо на кухне, уронив голову на стол.

Разбудил его настойчивый звонок в дверь, и Алексей Алексеевич, не поняв спросонок, где он находится, едва не свалился с табурета. Но успел уцепиться за стол и наконец утвердился на ногах. Звонок продолжал дребезжать. В голове Карпова мелькнула ненормальная мысль: Илоночка вернулась! Он, спотыкаясь от торопливости, доковылял до прихожей и распахнул дверь. На площадке стояла соседка с верхнего этажа.

— Как вы тут? — с сочувствием в голосе спросила она. — Я вам тут немножко поесть принесла.

Она протянула Карпову большой полиэтиленовый пакет, чем-то наполненный, и Алексей Алексеевич с благодарностью принял подарок.

— А вы не знаете, — робко спросил он, — как она там… Ну, я не очень соображал, как оно тут было… — Он помнил только, что врач гнал его куда подальше, чтобы не путался под ногами и не мешал.

— Ну, Леша, вы просто как ребенок, — покачала головой соседка. — Вы что, не запомнили, куда ее увезли?

— Нет, не помню… А что, сказали куда? — спросил Карпов} с надеждой глядя на соседку.

— Конечно сказали, — ответила та. — В Мариинскую больницу. Вы бы поехали, узнали, как она там.

— А как же, — мгновенно засуетился Карпов, — сейчас и поеду!

— Вы одежду для нее возьмите, — посоветовала соседка. — Туфли, вообще во что одеться.

— Дак ведь разве ее так быстро выпишут? — не поверил Алексей Алексеевич.

Соседка чуть заметно улыбнулась.

— Сейчас в больницах подолгу не держат, — объяснила она. — Так что если она чувствует себя более или менее нормально — выставят в одну минуту.

— Ага, — понял Карпов. — Ладно, я сейчас соберу что надо… Вот спасибо вам, что бы мы без вас делали? Ведь и помереть могла Илоночка! Запросто могла помереть!

— Ну, совсем не обязательно, — отмахнулась соседка. — А в общем, сама виновата. Не надо было пить всякую дрянь. Как это ее угораздило?

— Не знаю! — взмахнул руками Карпов. — Не знаю! Где она так… не знаю!

— Ну, вы не волнуйтесь, поезжайте лучше в больницу. — И соседка ушла.

Карпов сначала отнес на кухню пакет и выложил его содержимое на стол. Ого, обрадовался он, увидев щедрые дары доброй соседки, тут и девочке есть что отнести! Яблочки, коробка сока, пачка печенья — это ей. А кусок колбасы и буханка хлеба — это ему. Да тут еще и пять луковиц, и риса пачка, и макароны, и сливочное масло! Вот это богатство! Ох, плохо он поблагодарил соседку, плохо! Ну ничего, он ее часто видит, скажет еще, как он ее уважает и ценит.

Собрав вещи для Илоны, Карпов с рюкзаком за спиной отправился в дальний путь — на Литейный проспект.

Глава 17

Карпов пришел в два часа, и его пропустили к Илоне, несмотря на то что время посещений начиналось с четырех. Несчастный, перепуганный инвалид вызвал острое сочувствие работников больницы, и его даже проводили до палаты, в которой лежала Илона, приняв за близкого родственника отравившейся какой-то гадостью дурочки.

— Илоночка, девочка! — воскликнул он входя. — Как ты тут?

Илона всмотрелась в бледное небритое лицо, в мешки, набрякшие под подслеповатыми бесцветными глазками Алексея Алексеевича… Господи, до чего же он жалок! Но ведь если бы не он…

— Дедуля, это ты «скорую» вызвал? — спросила она. Карпов хихикнул. Ишь ты, уже дразнится! Дедуля…

Это же надо придумать такое! Ну а раз дразнится — значит, не помирает, все в порядке.

— Дак я же Чего… как я-то вызову, телефона-то нет! Соседка это, соседку я попросил, ей надо спасибо сказать и в ножки поклониться, добрая женщина!

— Ну не сама же она догадалась? Ты к ней пошел, да?

— Да не ходил я, не ходил! — Карпов всегда был предельно точен в деталях и не терпел искажения фактов. — Она как раз в подъезд зашла, домой возвращалась. Вот я и сказал ей. А она поднялась к себе и позвонила.

Илона чуть заметно покачала головой и улыбнулась. Что с ним разговаривать — все равно будет на своем стоять… Но она обязана ему жизнью.

— Меня завтра выпишут, — сказала она. — Ты бы принес мне, во что одеться.

— А я и принес! — воскликнул Алексей Алексеевич, — Вон рюкзачок под дверью в коридоре! Соседка посоветовала: возьми, говорит, что надо, отнеси сразу, чтобы девочке спокойно было. А видишь, уже и выпишут завтра — вот как хорошо-то! А я как раз и принес что надо! Все принес, ты не думай! И вкусненького тоже принес яблочки, сок, печеньице… Тебе полезно будет соку-то попить.

Карпов от радости, что Илона уже здорова и завтра будет дома, окончательно разволновался. Он сиял, глядя на свою девочку, суетливо поправлял ее постель, гладил Илону по руке… Илоне стало смешно.

— Ты иди домой, — попросила она. — Мне спать хочется. А вещи занеси сюда, вон в тумбочку сложи. Ладно?

— Ладно, конечно, ладно. — Карпов поспешил выполнить просьбу Илоны. Сложив в тумбочку ее джинсы, высокие ботинки, свитер и легкую куртку, красиво расставив сок и яблоки, он еще раз робко погладил Илону по руке и ушел, постукивая палкой по больничному полу.

А Илона, проводив его взглядом, сразу же задремала.

Проснулась она только к вечеру. Выпила немного сока, сгрызла яблоко — и почувствовала себя вполне сносно. Только спина болела. Но доктор сказал же, что это почки, что лечить надо… Ну и ладно, вылечит. Потом как-нибудь. Скорее бы завтра, скорее бы домой.. . Пусть это даже всего лишь убогая квартира Карпова. Все равно там лучше, чем в больнице.

Ночь прошла спокойно, Илона спала без снов, а утром проснулась рано-рано и сразу отправилась умываться. Ей хотелось быть полностью готовой к выписке в тот момент, когда придет дежурный врач и скажет, что она может уходить. Она забыла спросить Карпова, придет ли он ее встретить, да это было и неважно. Сама доберется, недалеко ведь от Литейного до Мойки. Лишь бы отпустили.

Но она так и не вспомнила, что за важное дело было у нее назначено на понедельник. И ее это тревожило. Однако Илона решила, что, придя в квартиру Карпова, очутившись в знакомой обстановке, вспомнит наверняка. А может быть, у нее есть какая-нибудь пометка в записной книжке, что лежит на кухонном шкафу.

Выслушав советы дежурного врача и тут же выбросив их из головы, Илона получила у медсестры справку о пребывании в больнице и наконец-то вырвалась на свободу. На скамейке напротив корпуса, где она лежала, смирно сидел Алексей Алексеевич. Илона улыбнулась. Похоже, он тут с рассвета. Или со вчерашнего дня. Как прирос к лавке!

Илона уселась рядом с ним, они не спеша выкурили по сигаретке, поговорили о том о сем. Потом Илона предложила:

— Дедуля, а давай немножко погуляем, а? Мне в парк хочется, подышать после больницы.

— А ты не устанешь, девочка? — забеспокоился Карпов. — В какой парк-то? Тут рядом и нет никаких парков! Да и прохладно сегодня, не замерзла бы ты!

Илона грустно улыбнулась. Надо же… Кроме вот этого смешного человечка, она, похоже, не нужна никому в целом свете. Никто о ней не вспомнит, никто ее не пожалеет… Ох, спасибо ему за всю его доброту, заботу…

— Пойдем в Михайловский, — попросила она. — Дойдешь?

— Да конечно! — возмутился Алексей Алексеевич. — Чего это я не дойду? Мы же не бегом побежим!

— Нет, не бегом…

Илона не понимала, почему ей так хочется именно в Михайловский сад, но ее тянуло туда как магнитом. Ей подумалось, что там, в этом старом парке, она может что-то вспомнить, что к ней вернется забытое в коме. Вряд ли это действительно так важно, но все равно неприятно знать, что в голове образовалась какая-то странная дыра.

Уже перевалило за полдень, и бледное сентябрьское солнышко стало пригревать по-настоящему. В саду было полным-полно народу — родители и бабушки после обеда вывели погулять детишек, еще не опомнившихся от первых дней нового учебного года, и тут же носились счастливые собаки, радуясь хорошей погоде, и вообще мир казался прекрасным, как никогда. Илона и Карпов, войдя в парк со стороны Садовой, сразу свернули с центральной аллеи влево, неторопливо обогнули пруд, вышли к большой лужайке перед Русским музеем. Карпов заметил, что на одной из скамеек на краю лужайки только что освободились места, и торопливо потащил Илону к ней:

— Давай посидим, сколько можно ходить!

Они пристроились рядом с тремя старушками. Одна из них была при коляске с младенцем, две другие присматривали за детьми постарше, игравшими в догонялки. Илона откинулась на спинку скамьи, подставив лицо лучам солнца. Ей было странно и томно, она чувствовала себя так, будто все ее кости растворились, а тело превратилось в желе. Ей не хотелось двигаться, не хотелось говорить, ей даже дышать было лень. Она закрыла глаза и стала думать о том, что с ней случилось, о том золотистом свете, который привиделся ей среди густо-синей тьмы… Карпов молчал, думая, что Илона задремала. Ему тоже было хорошо. Его девочка поправилась, они шли домой, а дома все есть — и покушать, и выпить немножко… Чего еще желать человеку?

Наконец Илона, глубоко вздохнув, сказала:

— Ладно, дедуля, пошли домой.

Алексей Алексеевич подхватил свой рюкзачок, натянул на плечи лямки, взял трость, поднялся — все это заняло у него немало времени, но Илона, как ни странно, на этот раз не почувствовала раздражения, наблюдая за медленными и неловкими движениями Карпова. Ну не может он по-другому, что тут поделаешь?

Они пошли в сторону Спаса-на-Крови по боковой аллее. Под деревьями, начинавшими понемногу желтеть, царила влажная тень, пятна солнца, пробивавшиеся сквозь листву, прыгали под ногами, как круглые золотые лягушки, и Илона снова подумала о том золотистом свете… Что это было такое, почему тот свет был так прекрасен и так манил к себе? Где он, этот свет? Что за коридор вел к нему, округлый, синий? Удивительно красивый синий цвет… Как бы попасть туда снова?

Мальчонка лет пяти мчался со всех ног им навстречу, визжа от обуявшей его радости. Илона, отвлекшись от мечтаний, с улыбкой посмотрела на него. Он был. почти рядом с ней и Карповым… И надо же было случиться такому, что столь же восторженный молодой пес выскочил на аллейку, заливисто гавкая и явно не соображая, куда несется. Столкновение было неизбежно, и Илона вдруг испугалась за малыша. Упадет, расшибется… Она резко шагнула вперед, наклонилась, протянула руки — и как раз вовремя. Мальчишка налетел на собаку, оба завопили как резаные, и пес кубарем покатился по влажной черной земле, а малыш влетел прямиком в протянутые руки Илоны. Она пошатнулась от толчка, но устояла и тут же крепко прижала ребенка к себе, бормоча:

— Ну, не кричи, все в порядке, ты ведь не ушибся, правда? Скажи, не ушибся?

Пацан перестал кричать, но испуг у него еще не прошел, по его мордашке в три ручья лились слезы, он всхлипывал, раскрыв рот… И тут сильные мужские руки протянулись к нему, забрав у Илоны дрожащее тельце ребенка. Илона подняла голову, но сначала увидела расширившиеся женские глаза — карие, с длинными, густыми ресницами. Женщина, держа за руку девочку лет семи-восьми, смотрела на мальчишку, судорожно обхватившего отцовскую шею. А отец…

Илоне показалось, что она сейчас потеряет сознание.

Перед ней, прижимая к себе плачущего ребенка, стоял Раменский.

И тут она вспомнила все…

Глава 18

Илона растерянно смотрела на Карпова, хлопотавшего у плиты. Она не помнила, как Алексей Алексеевич довел ее домой. Перед ее глазами неподвижно стояла одна и та же картина: Раменский, прижимающий к себе сына, а рядом — его жена, обнявшая за плечи тоненькую вихрастую девочку в джинсовом комбинезончике…

«Как же это так, — думала Илона, — почему у него такая жена?.. Она ведь должна быть совсем другой, она должна быть отвратительной особой, которую невозможно любить, иначе зачем Антон встречался с ней, Ил оной… Как же это так? Его жена… Она была примерно того же возраста, что и сама Илона, но совсем другая… Илона почему-то сразу это поняла, она как бы увидела суть этой женщины, заглянула в самую глубь ее души… И нашла там только нежность, доброту, спокойствие… Никому она не завидовала, никому не желала зла, просто любила мужа и детей и не хотела в жизни ничего другого… И деньги ее не интересовали». Илона не знала, как она об этом догадалась, но была уверена: потеряй Антон все, стань он нищим, больным, калекой, эта женщина будет все так же любить его и хранить ему верность, будет так же преданно воспитывать его детей…

Пошел дождь, по подоконнику застучали крупные тяжелые капли, и Илона повернулась и стала смотреть на темный двор с жалкими пародиями на кусты, торчавшими под облупившимися стенами. Плачущая крупными слезами ветка заглянула в окно. Илоне припомнился сон, что приснился ей давным-давно: в том сне вокруг нее не было ни земли, ни воды, ни облаков, ни неба, ни тьмы, ни света, был только липкий серый мир вокруг посеревшей, поседевшей души…

А потом был теплый золотой свет в прекрасной густо-синей глубине…

Илона вздрогнула и огляделась. До нее донеслась вонь сальной грязи, пропитавшей квартирку Карпова. Какое убожество… какое убожество! Как вообще она могла очутиться здесь, она, с детства мечтавшая о красивой жизни… Но разве тогда, в детстве и юности, она. мечтала о том, чтобы раздобыть красивую жизнь для себя за счет горя и сиротства чужих детей? Ох, нет, конечно же нет… Ее ладони до сих пор ощущали теплое маленькое тельце ребенка. Илона никогда не хотела иметь детей, впервые эта мысль появилась у нее после знакомства с Антоном, и то лишь потому, что в ребенке она видела средство удержать при себе Раменского…

И вдруг простое прикосновение к нежной коже малыша разбудило в ней нечто древнее, вечное, неистребимо присущее женщине…

Карпов поставил перед ней тарелку с жареной картошкой и двумя толстыми сардельками странного красновато-коричневого цвета с фиолетовым отливом. «Интересно, из чего это сделано, из дохлой лошади, что ли?» — равнодушно подумала Илона, принимаясь за еду. Есть ей не очень-то хотелось, но и обижать заботливого Карпова тоже было ни к чему, он ведь так старался. Алексей Алексеевич вдруг спохватился:

— А стопочку?

— А есть? — спросила Илона.

— Конечно! — воскликнул Карпов. — Нарочно приберег, чтобы твое выздоровление отпраздновать! Немножко, правда, ну, тебе ведь все равно нельзя пока что, наверное.

«Может, и нельзя, — подумала Илона, — а может, наоборот, очень даже нужно». Чтобы мозги прочистить. Чтобы смыть грязную накипь, образовавшуюся от бурления ее злобных мыслей. «Дура, дура, — без устали повторяла Илона, — как я могла такое придумать? С чего я взяла, что он меня любит? Он же прямо и честно сказал: развлеклись, и довольно. Расстанемся друзьями. А я вцепилась в него, как клещ, всю свою глупость выплеснула на него, всю свою бабью дурость…»

Они с Карповым выпили по стопочке, пожевали картошки, выпили еще по одной. В бутылке почти ничего не осталось, но Илона, как ни странно, не загорелась тут же страстным желанием сбегать за новой бутылкой. Она то и дело недоуменно поглядывала на собственные руки, упорно хранившие непривычное ощущение — ощущение, рожденное маленьким детским тельцем, хрупким, теплым, беззащитным… Разве сможет она заменить этим малышам мать? Нет, конечно, маму никто не заменит… Илона вспомнила тот день, когда узнала о гибели своих родителей. Она была уже вполне взрослой девушкой, но… но острое чувство сиротства, родившееся в тот страшный момент, больше никогда не покидало ее, хотя и спряталось где-то на самом дне души. Мама…

Илона тяжело поднялась, отодвинув тарелку. Надо идти к Нерадову. Необходимо все отменить. Какой же она была дурой, когда затевала такой кошмар! Как вообще она могла додуматься до такого? Убить мать двоих малышей… ради того, чтобы отхватить себе богатого мужика? Впрочем, она ведь тогда не знала, что существует золотистый свет в густо-синем тоннеле… А теперь она это знает, она видела золото другого мира, ясного и чистого, и она должна исправить свою глупость. Сейчас же. Немедленно.

Карпов испуганно уставился на нее:

— Девочка, ты куда?

— Мне надо кое-куда сходить, — ответила Илона, с жалостью посмотрев на убогого калеку. Вот еще недоразумение. .. С ним-то как быть? Ну, после разберемся…

— Илоночка, да ведь вечер уже, а ты еще не окрепла по-настоящему, тебе бы отдохнуть надо, поспать, — заныл Карпов, тащась за ней в прихожую.

Илоне захотелось огрызнуться, послать Карпова куда подальше, но она сдержалась, сама себе удивляясь. Что это на нее нашло? С чего это она прониклась жалостью ко всему миру? Что за слюнявая сентиментальность?

И тем не менее она ответила спокойно:

— Надо мне, дедуля. Ты не беспокойся, я скоро вернусь.

Нерадов оказался дома, но присутствовал он в своей квартире лишь, так сказать, телесно. Он был настолько пьян, что Илона сразу поняла: разговаривать с ним не имеет никакого смысла. И все-таки она сделала попытку докричаться до затуманенного сознания своего бывшего мужа:

— Толик, я насчет понедельника. Это была глупость с моей стороны, надо отменить заказ!

— А? — тупо уставился на нее Нерадов. — Как зззз? Ччем ты?

— Нужно отменить заказ!

— Ну да…

Больше ей не удалось добиться от Толяна ни слова. Он что-то мычал, пытался облапить ее, повалить на кровать. Илона без труда вырвалась из липких, лишенных силы рук Нерадова и ушла. «Завтра суббота, — думала она, — время еще есть, приду утром, пораньше, чтобы он не успел снова напиться, все будет хорошо…»

Карпов не ложился спать, дожидаясь ее, и по жалобному, собачьему взгляду Алексея Алексеевича Илона поняла: дедуля боялся, что она снова останется ночевать то ли у подруги, то ли еще где… Уж конечно он не решился бы выяснять, где именно. Улыбнувшись жалкому уродцу, Илона отправилась на кухню пить чай. Карпов посидел с ней немного, а потом отправился в постель. Его давно клонило в сон.

А Илона долго-долго сидела над пустой чашкой, вспоминая все, что успела натворить в своей жизни до того, как ей явился золотой свет. Ну, впрочем, то, что было до встречи с Нерадовым, можно отнести к разряду невинных шалостей. Она никому не причиняла вреда своими выходками, она просто жила, меняла мужчин, веселилась… А потом появился Толян. Вшивый «принц», чтоб ему ни дна ни покрышки… Он привил Илоне вкус к дорогим забавам… Он вывел ее на «охоту».. . Он внушил ей мысль, что нет ничего страшного в том, чтобы убить человека. Он виноват во всем…

Стоп, вдруг сказала себе Илона, погоди-ка… Нерадов, безусловно, виноват во многом, но это его собственная вина перед людьми и высшими силами… Однако виноват ли он перед ней, Илоной? Разве она была несмышленой девочкой, когда познакомилась с ним? Разве она не способна была отвечать за собственные поступки? Ведь нет же, она сама соглашалась на все, ей это нравилось! Да, нечего лгать самой себе, ей это нравилось!

Илона снова посмотрела на свои ладони. Малыш, смеющийся, визжащий от восторга, радующийся солнечному дню, ничего не боящийся, потому что рядом с ним папа и мама, готовые защитить его от всех бед мира… А если мамы не станет? А если вместо нее, такой понятной и любимой, появится чужая равнодушная тетя?

Илоне хотелось плакать, но слез почему-то не было, распухшие сухие веки горели, как присыпанные перцем… Как ужасно вопила та толстуха, которую ограбила Илона…

Резко встав, Илона пошла в ванную, умылась и улеглась в постель. Она заставила себя расслабиться. Нужно немного поспать, чтобы завтра на свежую голову поговорить с Толяном, убедить его, заставить…

Она и в самом деле заснула, но ненадолго, потому что ей приснился кошмарный сон. Над ней нависла гигантская каменная ступня, длиной, наверное, метров пять, не меньше, растрескавшаяся, облупившаяся… На Илону посыпались обломки гранита и каменная крошка, и она бросилась бежать, прикрывая голову руками… Но тут же споткнулась и полетела в пропасть, на дне которой бушевало страшное багровое пламя… Илона закричала — и проснулась.

Карпов мирно храпел рядом, закутавшись с головой в свое одеяло, от него несло жареным луком и какой-то гнилью., . Илону затошнило. Она встала и ушла в кухню. Села к столу, не зажигая света, опустила голову на руки. И просидела так до рассвета, думая о Раменском, хороня свои мечты, надеясь, что все обойдется…

Глава 19

Карпов еще сладко спал, когда Илона вышла из дома. На Садовой она села, как обычно, на маршрутное такси и поехала к площади Репина. Утро было серым и унылым, как ее мысли, моросил мелкий противный дождь, а зонтик Илона забыла прихватить с собой… Но ей было наплетать на то, что она промокнет, лишь бы Нерадов никуда не уполз ночью, лишь бы был дома и не успел снова надраться… Лишь бы понял, что ей нужно.

Толян конечно же был дома, и не просто был, а храпел, развалившись поперек широкой кровати. Дверь в прокуренную до невозможности квартиру была не заперта, видимо, еще со вчерашнего вечера. Илона вошла в пустую комнату, покачала головой. Направилась к окну, открыла форточку. Пусть хоть немного проветрится, а то совсем дышать нечем. И только после этого принялась будить Нерадова.

На это понадобилось довольно много времени. Толян просыпаться не хотел — рычал сквозь сон, махал кулаками, норовя заехать в нос назойливой приставалке, дрыгал ногами, но в конце концов Илоне удалось докричаться до него.

Толян скачала приподнялся на локте, глядя на Илону мутными глазами, потом с кряхтеньем сел, спустив ноги с кровати, и только после того, как Илона сунула ему под нос бутылку пива, и он разом выпил ее прямо из горлышка, в его взгляде появились первые проблески мысли.

— А… — прохрипел он, — это ты… Чего надо?

— Давай просыпайся, дело есть, — потребовала Илона. — Серьезное дело. Ну, вставай, иди под душ!

Она заставила Нерадова отправиться в ванную, а сама тем временем, переворошив все на загаженной кухне, отыскала пачку чая и заварила Толяну настоящий чифирь. Когда Толян уселся за стол и жадно закурил, запивая дым черным горячим напитком, Илона приступила к делу.

— Нужно все отменить, — резко сказала она.

— Что отменить? — не понял ее Толян.

— Заказ отменить! Слышишь? Скажи тем людям… тому человеку: не надо этого делать!

— Ты что, чокнулась? — уставился на нее Нерадов, вроде бы даже протрезвев, когда до него дошел наконец смысл произносимых Илоной слов. — Ты соображаешь вообще, что несешь?

— Соображаю. Нужно все отменить. Отменить, — твердила, как попугай, Илона. — Ты должен это сделать. Должен.

— Да не могу я ничего отменить! — вдруг яростно заорал Нерадов. — Что ты ко мне привязалась? Я не знаю, как это сделать! Ты что думаешь, эти наемные деляги вот так просто по улицам бродят? Мне организовали встречу с ним, и все! А где его теперь искать — понятия не имею!

— Найди того человека, который тебя свел с ним! — продолжала настаивать Илона. — Ему скажи!

— Ничего не выйдет, он появляется в городе нечасто, — покачал головой Толян. — И сейчас его точно нет. Да если бы и удалось с ним встретиться вовремя, деньги тебе все равно не вернут. Если заказчик отказывается от заказа, денежки пропадают. — Толян совсем не собирался докладывать Илоне, что заказы такого рода оплачиваются только после выполнения и что тысячу долларов из ее четырех он сразу отложил для себя — «за работу».

— Да наплевать мне на деньги! — заорала Илона почти как Нерадов. — Плевать, понял, ты, выродок? Нельзя ее убивать! Нельзя, нельзя!

Толян вдруг заржал.

— Детка, ты что, прониклась к ней возвышенным чувством? А может, ты сменила сексуальную ориентацию? Или Бога вспомнила?

Илона, размахнувшись, изо всех сил ударила Нерадова по лицу:

— Подонок!

Толян окончательно взбеленился:

— Ты, шлюха! Если тебе надо, тащись в понедельник туда, где он будет, и сама с ним договаривайся! А сейчас — пошла вон! — Он вскочил из-за стола и так стиснул плечо Илоне, что она вскрикнула от боли. — Пошла вон! — Он толкнул бывшую жену, и она отлетела к кухонной двери вместе с табуретом, сильно ударившись спиной о косяк. Но тут же вскочила и, уже ничего не соображая от злости, бросилась на Нерадова и принялась молотить его кулаками. Видимо, ей удалось задеть какую-то чувствительную точку на его помятой физиономии, потому что в следующую минуту он взревел, схватил Илону за запястья и поволок к выходу. Вышвырнув ее на площадку, Толян с треском захлопнул дверь и запер на ключ.

Илона бессильно прислонилась к стене. Черт бы его побрал, этого мерзавца… Что же теперь делать? Как остановить весь этот ужас? Что делать, что делать?.. Этот вопрос, как барабанный бой, колотился в ее голове, пока она спускалась по лестнице, пока пересекала двор… Потом она остановилась и достала из сумки так ни разу и не зазвонивший сотовый телефон. Если бы она знала номер Антона, она бы могла позвонить ему, предупредить! Но она не знает…

«Ну и что, — подумала вдруг она, — при чем тут телефон, адрес-то известен! Надо просто-напросто пойти к ним и все рассказать. Покаяться. Признаться. Антон сумеет принять необходимые меры. Сегодня суббота. Толян говорил, что все должно произойти в понедельник. Время есть. Ничего страшного. Сейчас я пойду туда…»

Илона представила, как она падает на колени перед Раменским, как рассказывает ему все-все, как просит прощения у его жены, у детей… Дети, конечно, ничего не понимают, они стараются успокоить бедную плачущую тетеньку, но жена Антона, бледная, с застывшим взглядом, отворачивается к окну и молча смотрит на улицу… Антон поднимает Илону, усаживает ее в кресло, приносит ей чаю…

Тряхнув головой, Илона пошла к Садовой ловить маршрутку.

Разумеется, подъезд был заперт, она знала об этом, к тому же ей не был известен номер квартиры Раменского, но Илона решила, что это сущая ерунда. Замок на двери подъезда обычный кодовый, нажимай одну кнопку за другой — ив конце концов он откроется. А уж найти квартиру проще простого. Позвонит в любую дверь, спросит.

Но стоило Илоне начать манипуляции с замком, как дверь резко распахнулась, и Илона влетела бы внутрь, если бы ее не остановила твердая рука. Илона подняла голову и испуганно ахнула. Перед ней стоял здоровенный молодой парень в защитной форме, с коротким десантным автоматом, висевшим на перекинутом через плечо ремне. Парень хмуро глянул на Илону и спросил:

— Вы к кому?

— К Раменским, — внезапно севшим голосом ответила Илона. «Ну и ну, — подумала она, заглядывая в открывшийся ее взгляду просторный, роскошно обставленный холл. — Вот бы не подумала… Снаружи дом как дом, ничего особенного, только рамы на окнах дорогие…»

— Их нет, — строго сказал парень. — Странно, что вы пришли без звонка.

— Я… у меня срочное дело, — невнятно пробормотала Илона. — А когда они вернутся?

— Не знаю, — так же строго ответил охранник. — Мне не докладывают. Может, на дачу уехали, тогда поздно придут. А то и завтра к вечеру.

— А… а можно мне их подождать? — с надеждой спросила Илона.

— Нет, нельзя. Не положено.

Илоне ничего не оставалось, как пожать плечами и удалиться, изо всех сил стараясь сохранить лицо.

Завернув за угол дома, она остановилась. Как быть? Ждать их здесь? Но ведь они могут вернуться поздно ночью. Есть ли в этом смысл? До ночи далеко, она устанет, промерзнет… Да и соваться к людям с таким невероятным, пугающим разговором в поздний час… Не лучше ли отложить его до завтра? Но завтра воскресенье, Раменские могут остаться на даче на весь день… А потом уже будет понедельник. Тут Илоне пришло в голову, что Толян вполне мог соврать. Неужели действительно наемный убийца стал бы называть точное время акции? Едва ли. Хотя все возможно, и лучше не рисковать. Но и сидеть здесь тоже нет резона. Конечно, лучше прийти пораньше утром в понедельник. Антон поедет на работу, вот тут-то она его и перехватит… Стоп, не годится. В их фирме сотрудники приходят к десяти, наверняка его жена выйдет из дома раньше, поведет старшенькую в школу… Да неужели она сама водит ребенка на занятия? Пожалуй, у них должна быть какая-то прислуга, или шофер отвозит девочку… В общем, надо подождать до утра.

Илона не в силах была признаться себе, что уходит сейчас просто потому, что устала, что ей холодно, что ей просто лень топтаться перед чужим домом, ожидая неведомо чего и завидуя тем, кто живет в покое и богатстве. Она нашла для себя тысячу оправданий и вернулась в квартиру Карпова.

Глава 20

Однако ночь не принесла ей желанного отдохновения. На нее снова навалились кошмары, и избавиться от них Илона смогла, лишь пройдя все ступени и повороты чудовищного пути до самого конца, и оказавшись в реальном мире измочаленной и опустошенной…

Илона очутилась вдруг в тесной пещере, где не было ни единого проблеска света, даже самого слабого, где стены и свод надвигались на нее, грозя раздавить в лепешку… Она пыталась кричать, звать на помощь, но звук ее голоса натыкался на шершавые камни и угасал, как будто погружаясь в гигантский ватный ком. Она принялась лихорадочно шарить руками по невидимым неровным поверхностям, то и дело ушибая пальцы об острые выступы, она чувствовала, как ее руки покрываются ссадинами, ее уже охватила паника — и вот наконец она нащупала какой-то провал — внизу, у самого пола. Она опустилась на четвереньки и сунула руку в углубление. Это была нора, ведущая, наверное, куда-то наружу, потому что рука Илоны ощутила легкое движение воздуха, прохладное прикосновение слабой струйки… И она решилась. Вытянувшись во весь рост на камнях, она вползла в нору. Извиваясь, отталкиваясь от стен локтями, обдирая живот и колени о мелкие острые камешки, устилавшие пол норы, она медленно продвигалась вперед, то и дело ударяясь головой о низкий потолок. Но она не сомневалась в том, что путь ее верен, потому что ее лицо овевали легкие порывы свежего ветерка. Потом ей показалось, что впереди немного посветлело, она удвоила усилия, не обращая внимания на боль во всем теле, на невидимые, но явно кровоточащие ссадины… Ей так хотелось поскорее выбраться на волю!

Потом узкий лаз начал поворачивать то вправо, то влево, и Илона с трудом одолевала повороты, застревая в них, лоскут за лоскутом теряя одежду… А впереди была все та же густая, непроницаемая тьма. «Куда же он подевался, тот свет, — думала Илона, — я ведь его видела, я не могла ошибиться, почему он пропал?.. Зачем тут эти изгибы, это уж совсем лишнее… Кто устроил мне эту идиотскую ловушку, кто меня заманил в нее?.. Ничего не помню… Я же не виновата ни в чем… Кто решил поиздеваться надо мной?.. Я ни в чем не виновата, это они, другие, это Толян, это он втянул меня во все… Я тут ни при чем…»

И вдруг ее руки ощутили пустоту. Лаз кончился. Перед Илоной открылась пропасть. Она замерла на краю обрыва и начала шарить руками, ища какую-нибудь ступеньку, зацепку… Не может она остаться вот тут, перед неведомым, невидимым… Назад хода не было, она это понимала. Но и вперед тоже. Ее пальцы скользили по гладкой, как зеркало, стене, простиравшейся вверх и вниз, вправо и влево… Илона высунулась из дыры почти по пояс, и наконец ее отчаянный поиск увенчался успехом — Илона нащупала нечто вроде большого железного штыря, вбитого в безупречно гладкую вертикальную плоскость. Она вцепилась в него ободранными пальцами и несколько раз дернула изо всех сил. Крепкий, не вывалится. И, словно подхваченная безумием, она выползла из норы и повисла на штыре, держась за него обеими руками, а ее ноги сами собой искали опору — и нашли ее. Это был узкий, в ступню, выступ на стене. Илона мысленно обратилась ко всем богам, прося о помощи, поддержке и защите, — и отпустила штырь. Ее ноги твердо встали на узкую дорожку, она всем телом прижалась к гладкой стене, повернув голову вправо, раскинув руки, — и сделала первый осторожный шаг.

Выступ то расширялся, то сужался, вокруг по-прежнему царила непроглядная тьма, а Илона упорно двигалась в никуда, надеясь, что где-то во вселенной еще брезжит свет, что она доберется до него…

И свет возник. Но его появление не обрадовало Илону. Наоборот, она ужаснулась. Свет был грязно-розовым, мутным, как кровавая пена на ледяной воде, и он сочился со всех сторон, и от него в душу проливались страх и отвращение… А потом Илона вдруг очутилась в большом подземном зале, где столпились странные существа. Они были похожи одновременно на людей, собак и птиц… У них были человеческие головы, маленькие черно-коричневые крылья с длинными жесткими перьями, собачьи ноги и хвосты… Некоторые из существ были сумчатыми, как кенгуру, и из их сумок выглядывали восковые куклы с лысыми головами, с блестящими эмалевыми глазами, голубыми, глупыми … А те существа, что не имели сумок, были принаряжены в куцые пиджачки, пошитые из клетчатых одеял. Из стен зала сочились струи едкого дыма, застилавшего глаза, от него першило в горле, он жег легкие, как перец…

Из толпы существ выскочила толстая тетка — голая, но от шеи до пят обмотанная нитями крупного черного жемчуга… Жемчужины вдавливались в рыхлую бледную плоть, вместо глаз у тетки тоже были жемчужины, а в ее растрепанных волосах бились, как в сети, маленькие золотые рыбки, жалобно разевавшие рты… Тетка уставилась на Илону, выпучив черные жемчужины, и пропищала тоненько-тоненько:

— Вот она! Соли ее! Перчи ее! Горчицы не жалей!

В руках существ мгновенно появились большие солонки, перечницы, банки с горчицей — и толпа начала медленно, неотвратимо надвигаться на Илону… Восковые куклы выпрыгнули из карманов и засеменили к ней, угрожающе размахивая крошечными серебряными вилками и ножами… Илона хотела повернуться и убежать, но обнаружила, что ее ноги прилипли к полу, что она не может сделать ни шага… И тогда она закричала.

Илона открыла глаза и замерла, прислушиваясь к темноте. До нее донеслось мирное сопение Карпова, донесся стук дождя за окном — и ничего больше. Те странные существа вместе с ожившими восковыми куклами остались в другой реальности, хотя она была уверена, что они вырвутся в этот мир, чтобы преследовать ее, издеваться над ней, насмехаться, терзать… Нет, это был просто сон.

Который час? Пять утра…

Зябко поеживаясь, Илона вылезла из постели и пошла в кухню. Включила свет — и вздрогнула… Ей почудилось, что за плиту шмыгнула маленькая темная фигурка… Ну, это просто глюк, тут даже крыс нет. Илона зажгла газ, поставила на огонь чайник, села у окна, ожидая, пока тот закипит, всматриваясь в темноту на улице. «Нет, это совсем другая темнота, — думала она, вспоминая свой сон, — здесь темнота живая, в ней постоянно что-то происходит, в ней нет абсолютности, она меняет оттенки… Да и вообще это не тьма, а просто ночь. Обыкновенная ночь. Потом будет воскресенье, потом еще одна ночь и еще одно утро…»

И тем утром человек, которому Нерадов передал ее деньги, убьет жену Раменского.

Нет, ничего подобного не случится, поспешила успокоить себя Илона, на ней греха не будет, она успеет их предупредить, а уж что делать дальше — Антон сообразит, он умный, он все знает… Главное прийти туда как можно раньше, подождать возле их дома, не упустить момент.

Выпив чаю и окончательно успокоившись, Илона снова улеглась в постель.

Воскресенье выдалось унылое. Илона несколько раз выходила гулять и бродила неподалеку от дома Антона Ивановича, но все было напрасно. Ни его самого, ни его супруги или детей увидеть не удалось. А это значило, что нужно будет занимать пост напротив их подъезда с утра в понедельник.

Илона оделась потеплее и отправилась в путь. Карпов спал и не слышал, как она ушла. Илона подумала, что она, пожалуй, успеет вернуться до того, как он продерет глазки, так что он и не узнает о ее ранней прогулке и не станет задавать глупых вопросов. Хотя, надо отдать ему должное, он не часто спрашивал Илону, куда она идет. Он просто жалобно смотрел на нее, словно боясь, что она уже не вернется… А ее раздражал этот по-собачьи преданный взгляд.

В половине седьмого она вошла во двор дома Антона Ивановича и огляделась. Да, если стоять там, у забора, за которым торчат руины здания, подвергшегося капитальному ремонту, ей будет отлично виден нужный подъезд. Ни кусты, ни деревья не загородят его. Жаль, что скамейки нет, можно было бы устроиться с комфортом. Впрочем, что это во-он там, в сторонке, за. кустом? Ну конечно же ящик. Оставленный, судя по всему, отдыхавшими за бутылкой бомжами. Наверное, их охранник погнал отсюда, даже половинку батона бросили второпях. А ведь тот тип, что засел в подъезде, может и ее шугануть, подумала вдруг Илона. Ну уж дудки, она сама его так шуганет, что мало ему не покажется… Двор не его собственность, двор он и есть двор, кто хочет, тот и заходит. А если не желаешь видеть здесь посторонних, запри ворота на замок, сейчас многие так делают.

Перетащив мокрый от ночного дождя ящик к забору, Илона порылась в сумке, нашла большой полиэтиленовый пакет, аккуратно расстелила на сырых дощечках и уселась, твердо решив на этот раз не трогаться с места до тех пор, пока не увидит Антона или его жену. Сигарет у нее с собой две пачки, есть еще и мятные конфетки, те самые, что сближают, так что можно ждать спокойно. Проснутся — выйдут, куда они денутся. А киллер то ли еще явится, то ли нет, может, он вообще только в следующий понедельник придет, а может, Толян и вовсе наврал… Но как бы то ни было, она обязана исправить свою ужасную ошибку, рассказать все Раменскому — и забыть о нем, начать новую жизнь, такую, которая приведет ее в итоге к золотистому свету…

Прошел час, полтора… Из подъезда время от времени выходили какие-то люди. Кто-то из мужчин сразу поворачивал направо, туда, где на небольшой площадке стояло несколько дорогих автомобилей… Но знакомого светло-серого «форда» среди них не было. Илона только теперь это заметила. Неужели Антон поедет на работу прямо с дачи? Вот еще неприятность… Хорошо хоть дождя нет, но небо серое, низкое, в любой момент может полить как из ведра… Конечно, зонтик у нее с собой, но все равно ведь промокнет… Черт побери, где же он, этот Раменский? Ну если его нет, так жена-то куда подевалась? Детям в школу пора…

Потом к подъезду подкатил роскошный черный лимузин, сверкающий безупречными боками, шофер в темно-сером костюме выскочил и торопливо открыл дверцу с пассажирской стороны, и в ту же секунду из дверей вышел плюгавенький мужичонка в темно-зеленом плаще, на ходу надел на маленькую лысоватую головенку коричневую велюровую шляпу с широченными полями… Вот еще чучело, усмехнулась Илона, шериф с Дикого Запада, в трехведерном «стетсоне», прямо как в вестерне… Чучело нырнуло в лимузин, тот прошуршал колесами, разворачиваясь, и исчез с глаз долой. «Мне бы такую тачку, — завистливо подумала Илона, уж я бы повеселилась… Это тебе не в маршрутном такси бока отирать». Она усмехнулась, представив, как лимузин плавно тормозит у тротуара, шофер по приказу Илоны распахивает дверцу перед обалдевшим до посинения Карповым… А издали за всем этим наблюдает ошеломленный Толян, только теперь осознавший, какое сокровище он потерял… Илона расхохоталась и прикурила новую сигарету. Ну, может, будет еще у нее такая блестящая игрушка, почему бы и нет?

Она то и дело поглядывала на часы, удивляясь тому, как медленно текут минуты. Сколько уже она тут сидит, целую вечность, замерзла, как собака, отсырела, а еще и восьми нет. Сейчас бы кофейку горяченького, да с коньячком… да бутербродик с икрой, да салат с крабами, да маслин десяток… то-то было б весело, то-то хорошо! Но пока обо всех этих маленьких радостях жизни и мечтать не приходится. А все равно хочется. Хочется омара, хочется копченой семги, хочется манго… да в Грецию на недельку, погреться на солнышке. «Ох, вздохнула Илона, — ну почему мне так не везет в жизни?»

Дверь подъезда снова открылась, Илона вскинула голову — нет, не они… И тут же поспешно отвернулась и прикрыла лицо ладонью, как если бы ей что-то попало в глаз. Из подъезда вышла та самая толстая тетка, владелица черных жемчугов… Черт бы ее побрал, мысленно выругалась Илона, что она тут делает? Неужели живет в этом роскошном подъезде с суровым охранником? Но как тогда она могла очутиться среди ночи неподалеку от Московского вокзала, в тихом переулке, где ее встретила Илона? Наверное, гульнула от мужика, пока тот по делам ездил, решила Илона, вот только кто же мог на такую жабу польститься? Впрочем, если у нее много денег, что ей стоит купить себе молодого, энергичного утешителя? Ладно, плевать на нее, главное — она не заметила и не узнала Илону, а то шум бы поднялся… Тетке могло показаться более чем странным, что женщина, у которой каким-то образом оказались украденные драгоценности, чего-то выжидает напротив чужого дома…

Тетка ушла, тяжело топая по мокрому асфальту, и вновь потянулось ожидание. От скуки Илона стала воображать, что и сама она живет в этом доме, в этом подъезде… Это ведь вполне возможно, не так ли? Она разбогатеет, она выиграет в лотерею несчетное множество миллионов, она купит здесь квартиру… Ну, предположим, кто-то из здешних жильцов потеряет состояние, квартира освободится… И она будет часто, очень часто видеть Антона, она подружится с его женой и детьми, и ничего он не сможет с этим поделать… Детишки будут звать ее тетей Илоной и то и дело забегать к ней в гости, жена Раменского станет советоваться с милой соседкой по части кулинарных изысков… А со временем Илона откроет собственный ресторан… Ну да, она ведь давным-давно о нем мечтает… И Антон Иванович наконец пойме!, какое она сокровище, и их отношения возобновятся… Но конечно же Илона больше и заикаться не станет о разводе. Дети не должны страдать, у них должен быть отец… А потом она и сама родит ребеночка, и плевать ей на больные почки, да их же и вылечить можно, в конце-то концов… Ах, какое это будет удивительное дитя! Конечно, это будет мальчик. Вылитый папа. Вот только… Это ведь сразу все поймут, в том числе и супруга Раменского… Ерунда, Илона просто переедет куда-нибудь подальше… да она вообще уедет за границу! Ради малыша она переберется в Америку, там заведет собственное дело…

Из подъезда вышла молодая женщина, та самая… его жена. И тут же вернулась обратно — похоже, что-то забыла. Илона вскочила и шагнула к подъезду. Наконец-то.. . Сейчас она все расскажет этой милой даме, все объяснит… Не может быть, чтобы ее не простили, конечно же и Антон, и его жена простят ее, они поймут, что Илона поступила так просто от огромной любви, от безысходности, от отчаяния… Она совсем не хотела никому зла, она просто боролась за свое счастье, простое бабье счастье… Ну где же ты, милая, куда запропастилась?

Но вот снова открылась тяжелая дверь — и Илона бросилась к женщине, на ходу громко и торопливо говоря:

— Извините, постойте минутку, мне нужно вам объяснить… Я сейчас все объясню, вы только подождите… Я не хотела, просто так уж вышло, вы должны понять…

Женщина замерла, так и не перешагнув порога, и с недоумением смотрела на бегущую к ней незнакомку. А Илона, споткнувшись на ходу и едва не налетев на жену Раменского, продолжала кричать:

— Я этого не хотела, вы поймите, я объясню, вы должны простить…

В этот миг что-то сильно ударило ее в спину, она пошатнулась и, падая на испуганно вскрикнувшую женщину, увидела вдруг тот самый нежный золотистый свет, что уже манил ее к себе однажды. И радостно устремилась к нему.

Эпилог

Сначала Карпов вздрагивал при каждом шорохе, думая, что вот и девочка его вернулась… Но прошла неделя, другая, месяц, и он привык к мысли, что Илона ушла от него навсегда. Однако он никак не мог понять, зачем ей было уходить тайком, неужели же он стал бы ее удерживать, мешать ей устроить свою жизнь, скандалить? И почему вещички свои не взяла? Как же это она — в одной курточке да легоньких брючках, а шубка, а платьица? Да что говорить, полный шкаф красивых нарядов бросила, с чего бы это?

Карпов только к концу второй недели решился заглянуть в кухонный тайник милой девочки. Он построил подходящее к случаю сооружение, чтобы достать все, что лежит на кухонном шкафу, если там что-то лежит, конечно. Придвинул к шкафу стол, возле стола поставил самый крепкий табурет, долго и осторожно примеривался, как ему взобраться на все это… Боялся очень, что упадет, а уж тогда с его-то спиной вряд ли вообще поднимется. Но все-таки набрался храбрости и на стол влез, загодя положив на верхнюю полку шкафа шумовку — доставать то, что закатилось к самой стенке, уж туда ему даже со стола не дотянуться, руки у него не такие длинные да проворные…

Когда Алексей Алексеевич снял со шкафа все, что там лежало, он расстроился окончательно и бесповоротно. Уход Илоны казался ему теперь и вовсе необъяснимым. Как это она все тут забыла, куда так унеслась сломя голову? Тут же целый клад! Самый настоящий клад, вот уж устроила его девочка захоронку! Наверное, и сама забыла, что прятала. И денег на кухонном шкафу нашлась целая куча, аж четыре с лишним тысячи рублей, и какие-то серьги и колечки в коробочках, похоже, что золотые… Хотя откуда бы им взяться? Впрочем, может быть, тоже подруга подарила, а с другой стороны, сейчас такие цацки делают, что и не отличишь от золота, вон, в любой киоск загляни, все так и сверкает… И духи там оказались, и всякие женские мелочи… Ничего с собой не взяла… Куда умчалась, зачем?.. Ну он все это сохранит, конечно, ему чужого не нужно, пускай лежит, как лежало, только деньги он возьмет, жить-то надо на что-то, пить-есть, курево покупать… А этого ему надолго хватит…

Надолго денег не хватило, потому что, горюя о своей девочке, ударился Карпов в долгий и тяжкий запой, а когда очнулся после многодневной пьянки, ни копейки в своих карманах не обнаружил. Но он не стал об этом жалеть. Чего уж тут… Деньги — они как вода, текут между пальцами, все равно не удержишь. Да и незачем их удерживать, богатым ему все равно не стать.

И жизнь Карпова вернулась в прежнее русло, только теперь стало еще тоскливее, чем прежде, дни тянулись унылые, наполненные воспоминаниями…

— Ну что я ей плохого сделал? Уж так о ней заботился — и стирал, и покушать всегда готовил, — бормотал Алексей Алексеевич, бесцельно бродя по квартире, и горькая обида слышалась в его скрипучем голосе. — И зачем так уходить? Могла бы и сказать хоть словечко, нет, молча сбежала, как будто вор какой… Нет, не понимаю я этого, не понимаю…

Так прошла зима, и вот уже понемногу стало пригревать мартовское солнышко, дни стали длинными, а ночи короткими, и Алексей Алексеевич тосковал все сильнее и сильнее…

Карпов тащился по бульвару, то и дело присаживаясь отдохнуть то на одну скамейку, то на другую. Бутылок сегодня — хоть завались, удачный день… И зима кончается, вот и хорошо, пережил холода, а теперь-то чего, лето скоро… И не мерз он этой зимой, девочкины свитерки носил, теплые, пушистые… Ну, заносил, конечно, а были-то совсем новенькие… И курточку ее зимнюю носил, в которой она с почтой ходила, курточка старенькая, но уж так хороша! И не продувает ее, и не промокает она… А девочка-то, если вернется, авось не рассердится, поймет ведь, что ему тоже теплая одежда нужна… Вот только спина болит с каждым днем все сильнее, и ноги почти не слушаются… «И куда же ты пропала, девочка, вернулась бы, что ли… Конечно, зачем тебе старый инвалид, тебе молодой мужик нужен, чтобы в постельке тебя позабавил… Ну а вдруг он тебя обижать начнет? Приходи ко мне тогда, Илоночка, девочка моя… Ну хоть бы ты вернулась… Уж я для тебя все сделаю, красавица, вернись, пожалуйста», — бормотал себе под нос Карпов, с трудом переставляя ноги.

Уж помереть бы скорее, что ли… И до чего же он устал от жизни!

Notes



  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19