Зашел, вижу - в мешке вздувается какой-то огромный арбуз, где-нибудь, думаю, с бахчи прихватил для матери гостинец, а оказалось... звездный глобус!
      - Что, что? - удивился Ягпич.- Новичку там сначала швабру в руки дают, а не глобус.
      - Я тоже удивилась было, даже испугалась маленько...
      Нет, говорит, мама, все законно: это я в мореходке у лаборанта выпросил, у него этот глобус числился как списанный инвента-рь... Выпросил или, может, за бутылку выменял - знаете, как это теперь, в общем, дело житейское...
      Вскоре объявился и сам Сашко: въехал во двор на велосипеде, вкатил лихо, как заправский велогонщик,- прямо с работы к материному борщу (у них как раз обеденный перерыв). Вытянулся, как добрая лозина, а лицом еще подросток, и чубчик на голове еще с вихром, он его то и дело зачем-то приглаживает пальцами, гостя, что ля,стесняется.
      - Здоров, здоров, моряк,- орионец поздоровался с пареньком, как со взрослым, крепким рукопожатием, с поступлением поздравил счастливца, сумевшего даже "лишних баллов" набрать... Старик и в самом деле был рад:
      хоть этот из Ягничей протянет в будущее давнюю моряцкую ветвь.
      - Покажи, Сашуня, дяде свой звездный глобус,- подсказала мать.
      - Не звездный глобус,- тихонько поправил сын,- а глобус звездного неба, мама...
      - О, ты еще меня учить будешь, отступник! - и подтолкнула его веселым тумаком в спину. - Выноси!
      Парень вынес эту штуковину из хаты и поставил на стуле перед орионцем. Вот оно, наглядное курсантское пособие. Шаровидное, синее-синее и все - в звездах, в созвездиях.
      Ягнич слегка прикоснулся к глобусу, провел по тем звездам шершавой ладонью и ничего не сказал.
      * * *
      Получилось так, что не Ягничу пришлось искать работу - она его нашла сама.
      Прослышали об орионце в шахтерском профилактории, или, как его тут еще называют, "комплексе".
      Сам начальник строительства, или кто он там есть, примчался в машине на кураевскую улицу и, притормозив возле кувыркающейся детворы, спросил:
      - Где тут у вас тот Ягнич, что с "Ориона"?
      А орионец, сидевший под своей грушей, уже и уши навострил...
      Дипломатические переговоры не затянулись. Прибывший со стройки полпред - сухощавый, белый как лунь, но еще энергичный человек - после короткого знакомства без лишних разговоров предложил:
      - Садитесь, поедем, обо всем остальном поговорим на месте. Вы нам крайне нужны.
      - А вы не ошиблись? - на всякий случай осведомился Ягнич, в душе-то уже возликовавший.- Я моряк, в шахте никогда не был.
      - Я тоже не был,- коротко засмеялся приезжий.- Па Асуане был, в Афганистане был, а на своих шахтах...
      Ну, да MI.I ведь не шахту, а здравницу строим...
      - И в строителях этот морской волк никогда не числился,- заметил Ягнич не без кокетства.
      - Знаем, все знаем... И все-таки вы именно тот, кто нам нужен.
      Такие речи были как бальзам на душу Ягнича, хотя он действительно не представлял себе, чем может пригодиться на строительстве. Пошутил в мыслях: "Наверное, возникли у них там свои неувязки, вот и зовут, чтобы научил их морские узлы вязать". Усмехнулся в усы, шагая за приезжим.
      Машина изношена, изъездилась на ухабистых строительских дорогах, однако еще бегает, не сдается... Инженер Николай Иванович (так приезжий представился) сел за руль, а Ягнича посадил на заднее сиденье, это вроде бы почетнее. Сиденье насквозь пропитано пылью, пружины ребрами вылезают; когда тронулись, все в этой карете затряслось, заскрипело, снизу откуда-то заклубилась пыль... Ну что ж: машина трудовая, не для прогулок, не для шика...
      - Ох, как поджаривает сегодня,- заговорил инженер, когда выбрались на околицу Кураевки.
      - Ночью дождь будет,- сказал Ягнич.
      - Передавали?
      - У меня прямая связь с небом: говорю будет - значит будет.
      - Ноги крутит?
      - Есть такой барометр... Уже вторую ночь спать не дает.
      По дороге инженер не стал распространяться о том, что Ягнича могло более всего интересовать,- делился своими хлопотами: сроки поджимают, а недоделок еще уйма, график не передвинешь, умри, а к весне объект должен быть готов; во втором квартале намечено принять на отдых первую партию шахтеров.
      - Ну а я зачем вам все-таки понадобился? - опять спросил Ягнич.
      - Да есть там у нас одна задумка... - уклонился инженер от определенного ответа.- Без знающего человека не обойтись. Посоветовали вот к вам присвататься.
      И снова заговорил о своем СМУ - коллектив дружный, второй год знамя держит, кадровый костяк довольно стабильный. В основное ядро строителей теперь влилось немало и кураевских, органично влилось... Правда, попадаются на их строительстве и сомнительные элементы, из бывших заключенных, приходится брать и таких, куда ж их денешь, да и рук рабочих не хватает... Немного погодя спросил Ягнича про "Орион": сколько ему еще осталось жить на свете и правда ли, что в дальнейшем парусники строиться не будут? Эти, которые есть, доживут, и все, кончилась их эра...
      - Пустые разговоры,- решительно и даже сердито возразил Ягнич, будто ему доподлинно были известны все планы Морфлота на этот счет.- А молодежь где будет обретать закалку моряцкую? Где еще им найти такую практику, как не на рабочих парусных судах? Ловкость, сноровка, смелость... Видели ж, наверное: скомандуешь, а они уже вперегонки вверх, как цирковые акробаты?
      - Никогда не видел.
      - О, это зрелище, я вам скажу... Особенно тот момент,- Ягнич ворохнулся от волнения так, что пружины сиденья под ним жалобно взвизгнули,- когда прозвучит команда ставить паруса... На фалы и шкоты! - молодецки выкрикнул он.- Марсели, брамсели и бомбрамсели ставить!.. И уже полно в них ветра. Будто лебеди, так и забелеют, разметнувшись во все небо!..
      И после этого Ягнич уже привольно развалился в машине, блаженствовал, будто сидел не на ребристых пружинах, а на голубых Чередниченковых плюшах-бархатах.
      Сделался не в меру важен: ведь он с "Ориона", черт возьми, нс упал в цепе, вот его разыскали, упросили, везут...
      От Кураевки до профилактория можно было бы и пешком пройтись, ну да пусть уж, если решили с шиком, на этой таратайке, которая дребезжит, как старая арба, и всасывает пыль всеми своими железными жабрами... Въехав па строительную площадку, машина остановилась возле одного из вагончиков (наверное, штабного). Инженер попросил подождать минутку и скрылся в вагончике, а Нснич с независимым видом стал прохаживаться позле этого современного кочевья. Вагончики такие же, как и на полевых станах, только их тут много, выстроились длинной вереницей от степи и до моря. На смену чабанским кибиткам появились новые, на железных колесах. Кочуй и кочуй: за океаном будто уже целые квартиры на прицепах по автострадам таскают, не сидится человеку на место... Между вагончиками ветерок гуляет, и орионец, как дитя ветров, по привычке подставил воздушным струям лицо, измеряя силу этого кураевского пассата: ровный дует, этот погнал бы паруса... Вот он, твой берег. Давно ли целина была здесь, а сейчас утрамбовывают щебенку, настилают асфальтовые дорожки. "Размахнулись",- окидывал Ягнич оценивающим взором строительство. Коробки двух огромных корпусов почти готовы, третий пока возводят, стройматериал подают краном, он высоченный, как в порту, воткнулся в самое небо красным журавлем... В давнишние времена тут и разгуливали лишь журавли да дрофы. Степь Ягпичева детства, когда-то она болела тут солью, знойная, потрескавшаяся, кураи жесткие да верблюжье лакомство - колючки - только и росли. Теперь, чтобы воззвать к жизни этот пустырь, везут издалека самосвалами чернозем, готовят почву под клумбы и будущие деревца. Часть из них уже высажена: деревца хиленькие, еле дышат, поливать их нужно. Может, поручат Ягничу уход за ними? А что, работа была бы ему по душе... Грохочут бульдозеры, панелевозы содрогаются, как танки. Кроме жилых корпусов, строится приземистое помещение необычной архитектуры, из окон которого выглядывают маляры в скрученных из газет колпаках, кому-то улыбаются заляпанные известью девчата-шту натурщицы. Вот они что-то весело выкрикивают, обращаясь к бульдозеристу, работающему неподалеку, но разве хлопец услышит их в этом железном реве?.. Всюду грохот, хаос, строительное столпотворение, а сооружение - целый комплекс растет, растет. Озеленится берег, забелеет корпусами шахтерская здпавница.
      - Ну, как? - спускаясь по ступенькам из вагончика, обратился к Ягничу инженер и тоже взглянул на разворошенный муравейник.- Картина пока еще малопривлекательная: пока строимся, мы нскрасивь?. А вот когда возведем последнюю крышу да причешемся, наведем, как говорится, марафет... Прошу за мной, Андрон Гурьевич.
      Они направились в сторону моря. С трудом продирались сквозь сваленные кое-как горы строительных материалов; тут и там лежали кучами ванны и унитазы, ждало своего часа другое разное добро; что-то уже подвезено, что-то подвозят, сбрасывают как попало, кому как удобнее... Люди в рабочих робах, озабоченные, внизу роют траншею, а гдето над головой шипит электросварка. То и дело приходится переходить по деревянным мостикам через огромные свежевырытые канавы, в которых виднеются запеленатые п изоляцию, пока что не засыпанные землей трубы,- прокладывают между корпусами водопровод, канализацию.
      И обладатель звездного глобуса здесь! Надеялся, наверное, что сразу же на технику посадят, а его в канаву загнали, там копошится у труб... Но духом парнишка не падает.
      - Я тут, дядя Андрон! - подняв каску повыше на лоб, крикнул из траншей, когда Ягпич переходил над ним по узенькой шаткой доске.- Мой "Орион" отсюда начало берет!..
      И в других местах стройки Ягнича окликали кураевские - и верно, немало здесь его односельчан.
      Наконец - берег, синева. Отправляясь на комплекс, орионец втайне надеялся, что его используют все-таки но флотской линии, может, к прогулочным катерам пристроят или наблюдать за шлюпками, а вместо этого... да это что - насмешка? Старая облупленная лайба сидит в маленькой заводи-лиманчике и словно бы только и ждет Ягпича, прижавшись бортом к останкам старой, ржавой эстакады!
      (Когда-то тут собирались строить порт, и этот лиманчик курасвские до сих пор называют Железным.) Лайба такая, что ее только на свалку, в утиль, борты искривились, весь корпус, кажется, вот-вот расползется... Ничего себе " Орион "!
      - Ближе, ближе прошу,- приглашал инженер.
      Обследуя лайбу с близкого расстояния, Ягнич обнаружил, что возле нее уже кто-то хозяйничал, какие-то умники успели как следует повозиться: корпусом лайбу подвели под самый берег, вокруг нее, чтобы не сдвинулась с места, намыли песок - видимо, специально для этого работал земснаряд. Песок лежит плотно, спрессованно - посудина будто вросла в него, уселась навеки, с места не сдвинется.
      Для вящей прочности еще и стальных труб, как свай, вокруг понайтыкали, залили кое-где даже бетоном, чтоб не расшатало бедняжку ветром или штормом. Вот так и стой на мертвых своих якорях... Исподлобья, долгим изучающим взглядом смотрел Ягнич на отжившее свой век судно, будто хотел сказать: "Списали и тебя..."
      - Ну, так как вам наша красавица? - послышался изза спины звучный, властный, похожий на Чередниченков голос.
      К ним с целой свитой подчиненных приближался, видимо, настоящий начальник строительства, еще сравнительно молодой, широкоплечий гигант с лицом скуластым, веселым, загоревшим на ветру. На этот раз Ягнич не ошибся: это был он, начстрой, так его Николай Иванович отрекомендовал, сам сразу как-то незаметно стушевавшись, как бы отодвинувшись в тень главного здесь человека. Чувствовалось, что начстрой этот из натур крепких, уверенных в себе, строительный вавилон не смущает его, сознание собственного владычества над кажущимся этим хаосом светится в его глазах.
      - Как вы думаете, понравится шахтерам? - кивнув на лайбу, спросил Ягнича начальник строительства.- Послужит еще в новой своей роли?
      И только теперь он наконец изложил суть замысла:
      нужно выпотрошить старое судно, коренным образом и разумно переоборудовать соответственно новому его назначению. Это будет кафе! Летнее кафе для шахтеров - с морским пейзажем, с музыкой, тихой, успокаивающей...
      - Материалы дадим самые лучшие, подмастерьев подберем вам хоть целую бригаду,- начальник строительства ободряюще улыбнулся Ягничу,- а ваша роль - это, собственно, роль эксперта, консультанта, старшего советника, чье мнение будет иметь силу решающую... По мелочам надоедать не будем, даем вам простор, тут уж пусть поработает фантазия! Фундамент, так сказать, есть, а надстройка за вами...
      - Трудовая посудина, отслужила она свое, отплавала...
      - Ну, не для плавания ведь ее взяли,- с веселой снисходительностью напомнил начальник строительства,- для отдыха будет, для эстетики, если хотите... Конечно, внешний вид у нее покамест того... прямо скажем, малопривлекательный, зато экономия какая - и во времени ц в средствах! Я понимаю, все это переиначить, перестроить, душу свою сюда вдохнуть непросто, но ведь именно потому мы и обратились к вам: дело, как известно, мастера боится... Правильно я говорю?
      - Правильно.
      - А наши строители - это ведь такой народ, что ты им только дай толковое задание: из ничего конфетку сделают!
      Создадут такое, что ахнешь!..
      Группа строителей хоть и нс принимала участия в разговоре, но, терпеливо слушая, кажется, полностью разделяла замысел руководства.
      - Линейка есть у кого-нибудь? - вдруг обратился к строителям Ягнич.
      Нашлась линейка, складной метр, стальной,- с готовностью подали его Ягнычу. Распрямив сталь, орпопец с молчаливой деловитостью приблизился к лайбе, приложил линейку к корпусу.
      - Смотрите сюда,- сказал начальнику строительства,- вся прилегла?
      - Да вроде бы вся, а что?
      - А не должна бы прилегать. Где плавность линии, изгиб борта? У настоящего судна формы плывут, переливаются, как грудь журавля, как тело дельфина!.. Линейку вот такую как угодно прижимай посредине, а вся она к корпусу но прислонится, концы ее хоть па волосок, а отойдут. Потому что там форма, обтекаемость, как у рыбы или птицы...
      А это? - Ягнич смотрел укоризненно, и на лицо начальника строительства промелькнула тень виноватой улыбки.
      - Правы вы, наверное. Но ведь судно, повторяю, не для плавания, у него теперь иное, сугубо утилитарное назначение... В областном центре есть "Поплавок", на Южном берегу поставили "Шхуну", пускай и у нас появится что-то в этом роде...
      - Ума не приложу, с какой стороны к ней подойти...
      - Вся надежда на вас, на ваш опыт. Стопроцентной похожести не требуется, по, конечно, нужно, чтобы иллюзия была, чтобы чувствовалось: это все-таки судно, дитя морей, а не какой-нибудь лабаз, не вульгарная забегаловка... Коврики всюду чтобы морские, настоящие, как это у вас там умеют: из обрезков каната узлами вязанные...
      Фонари старинной формы, наподобие тех, которые в давние времена мореплавателям в ночном океане светили... Меню будет только из морской живности, вино только сухое, местное и никаких других крепких напитков... Ну, а если кто-нибудь украдкой принесет да дернет лишнего из-под полы или из-под стола, того будет удобно и за борт, в морской вытрезвитель,начальник строительства засмеялся и, поддержанный дружным хохотом подчиненных, кажется, почувствовал себя совсем беззаботным, хотя Ягнича, однако, не упускал из поля зрения, ждал ответа.
      Ягнич возвратил линейку строителю, задумался. Похоже было на то, что не по душе ему эта лайба и всо эти прожекты... Сильно хмурится дед.
      - Ну так как же? На должность самого старшего консультанта пойдете? - с какими-то даже заискивающими нотками п голосе спросил начальник строительства.
      Угрюмое, почти сердитое молчание Ягнича было истолковано присутствующими в том смысле, что дола с этим Черномором не сотворить, каши не сваришь... Слава мастера за ним громкая, аттестация блестящая, однако капризный, видать, чересчур упрям или цену себе таким вот образом набивает? Не действуют на него уговоры. Скорее всего махнет сейчас рукой и уйдет несосватанный.
      - Все условия создадим, не отказывайтесь, Андрон Гурьевич...
      С отказом мастер не торопился. Поинтересовался у начальника строительства;
      - Подмастерья, говорите, будут?
      Начстрой обрадованно вскинул голову в сторону своих:
      - Оксен, а пу покажись!
      От группы строителей как-то вежливо, но не суетливо отделился юноша, худощавый, подтянутый, с темными усиками, на загоревшем, в отливах меди, лицо - жаркий, сухой румянец.
      - Вот он будет вашим главным помощником,- отрекомендовал начальник строительства.- Умелец на все руки, универсал: столяр-краснодсревщик высочайшей квалификации, да еще и разные штуки преотлично по дереву режет - всяких там вепрей увековечивает да медведей карпатских...
      - Еще и бандуру сам себе сделал,- добавил Николай Иванович, инженер.
      - Только струн еще нет, поэтому он временно в камышовую дудку свистит,пошутил толстячок прораб, утонувший в резиновых сапогах,- всех штукатурщиц своей сопелкой приворожил!..
      Ягнич внимательно осматривал хлопца, покрасневшего до самых ушей под градом шутливых похвал. Это важно - кого тебе рекомендуют в подмастерья. Ясный, доброжелательный взгляд, открытое лицо чистой, ничем не замутненной юности. И даже усики его не вызывают у Ягнича раздражения, как это бывало с ним при встрече с юными усатенькими нахалами, требовавшими прикурить где-нибудь в аллее приморского парка...
      - Ну а ты,- обратился к Оксену Ягпич,- хоть раз ступал ногой на палубу? На живом-то судне приходилось бывать?
      - Бывать не бывал, а видеть видел...
      - Что "видел"?
      - Когда "Орион" ваш белым облаком где-то ио горизонту шел... А один из моих братьев на Тихоокеанском флоте служит.
      Кажется, тронул, умилил малость Ягничеву колючую душу этот юноша.
      Чаша весов явно клонилась в сторону начстроя.
      - Что ж, если так, то завтра и за дело,- вымолвил наконец Ягнич, присутствующие вздохнули облегченно.
      Видели строители в тот вечер: один стоял на берегу с глазу на глаз с навек пришвартованной лайбой мастерорионец. То ли осматривал ее, то ли думал о ней... Списанная, стоит на приколе, на вечном своем якоре... Поднять бы ее с намытого грунта, поставить на возвышение: сразу бы обрела формы... Потому что какая там ни есть, но и в ней, отслужившей свое, вроде бы затаилась энергия былых плаваний, пе утоленная до конца жажда морских просторов.
      * * *
      Ночью хлынул дождь. Именно то, что Чередниченко и всем кураевцам до зарезу нужно было. Ягнич же и на ночь остался на комплексе. Через Нелькиного сына передал домой, чтобы не беспокоились, а сам в тот вечер уже засел в вагончике с Оксеном обмозговывать разные варианты будущего кафе. Долго сидели, советовались, мудрили, так и эдак прикидывая в уме, и, когда все самое важное было уточнено, Ягнич сказал, что теперь ему наконец-то виднее стало, сможет завтра идти к начальнику строительства на конкретный разговор. Вагончик, в котором они сидели, оказался очень удобным для жилья: не тесно, уютно и под ногами чувствуется как бы палуба... Тут, в этой хато на колесах, и обитает этот молодой гуцул с двумя товарищами, которые сейчас где-то на станции выгружают стройматериалы. Посидел у стола Ягнич, осмотрелся, и в глазах у него запестрело от ярких причудливых изделий: весь вагончик - как шкатулка с Карпат! Рисунки всякие и резьба на стенах, бумажные рушнички с орнаментом, аппликации... В шкафчике под стеклом играет красками праздничный гуцульский костюм (для Окссновых выступлений в самодеятельности), горная шляпа-крысаня с пером, и топорик, и та самая бандура с инкрустацией, которую Оксен якобы собственными руками сделал.
      - Неужели сам смастерил? - с искренним удивлением спросил Ягнич, разглядывая инструмент.
      - Приходится, потому что с этим у нас тоже проблема.
      Народные ансамбли растут, а даже плохонькой гитары днем с огнем не сыщешь. Вот уже и в газете писали: где приобрести балалайку, хорошую жалейку или зурну?
      Хлопцы с погранзаставы тоже просят; приди, Оксен, помоги наладить нашу музыку - разве откажешь? Садимся, пытаемся кое-что смастерить, да только не всегда ведь имеешь под рукой, что нужно... Ведь материал для этого исключительно чтоб натуральный, матушкой-природой изготовленный,музыкальный инструмент пластмассы не любит: все искусственное глушит, убивает в нем звук. Вот и приходится всячески выкручиваться, выискивать...
      - Дело, видно, тонкое. Ручная работа...
      - Есть, конечно, фабрики инструментов, но и они за спросом не успевают, а потом и качество там не то. Много среди нас умелых ребят, сами могли бы, но опять-таки где раздобыть нужное сырье? Попробуйте вы достать в универмаге, скажем, струны, какие вам пужны: сегодня пет и через месяц нет, играй хоть на волосинке из конского хвоста!.. У нас, в Карпатах, местные мастера по-своему выходят из положения: телефонную проволоку используют, стальной трос и тот расщепляют на струны!..
      Для Ягнпча все это было очень далеким, но ему нравился сам хлопец чувствуется в нем страсть настоящего мастера.
      - А откуда вес это у тебя? - спросил Ягнич.- От отца или как?
      - Отца моего бандиты убили, был головой сельсовета,- нахмурился паренек и, помолчав, начал рассказывать о своем увлечении.- Просто это, наверное, от людей... Был маленьким, водили у нас по селам слепого бандуриста, приглашали его иногда выступать и в пашу сельскую читальню. Каждый раз в такой день наряжала меня мама погуцульски и говорила: "Должен ты нынче, Оксенцу, выводить дедуся на сцепу. Выведешь, стульчик ему быстренько поставишь, тронь легонько рукою дедушку по колену, оп и сядет". Я так и делал. Сядет он, седоусый, и сразу вот таким широким, плавным жестом руку на струны... А после выступления, слепой, он все-таки показывал нам, что и к чему: вот это, говорит, октава, двенадцать главных струн, а это подструнки... Богатый, хлопчик, инструмент, подрастете, учитесь на нем играть и вы... Я это и запомнил. А когда после школы пошел на мебельную фабрику учеником в сувенирный цех, там уж решил: сам сделаю!.. Потянуло потом и на другое - подался с товарищами на целинные земли... Сначала в палатках жили, палатка огромная, ветер степной лопочет, вроде парусами, дергает крепления, расшатывает, вот-вот сорвет весь шатер с земли. Посреди палатки бочка стоит, раскаленная докрасна, это наше солнце, оно нас обогревает... Лицо припекает, а спина мерзнет... А вообще здорово было. Вскоре выучился я на тракториста, хотя в свободное время и этого своего занятия не бросал,- где только кусок дерева попадется - строгаешь, режешь что-нибудь для души. Наверно, так и остался бы на целинных, если б не обморозился. Выпало однажды зимой отправиться в дальний рейс, а тут как повеяло, как поднялся буран!.. Там, в степях, оп пе редкость. Трактор мой заглох, как выяснилось потом, летнюю смазку дали, а она, конечно, загустела. Нужно было развести костер, подогреть масло, а тут, как на грех, спичек не оказалось!.. Степь, ночь, снежная заметь беснуется, и нигде ни огонька - представляете?
      - Представляю.
      - Но все-таки, видно, в рубашке родила меня мама: нашел в старой фуфайке спички! Найти-то нашел, а зажечь не могу - пальцы одеревенели, не гнутся... Вот и обморозился. Руки с тех пор пухнут, когда сильно застудишь...
      "Мотай, хлопче, на юг, под солнышко,- сказали врачи, когда выписывали из больницы.- И не медли, если не хочешь остаться полуинвалидом..." Так и очутился я здесь.
      И не жалею. А когда отпуск - к себе, в Карпаты. Вот там много подходящего дерева для музыкальных инструментов: делай, не ленись только. Каждая древесина музыку в себе таит. Нужно ли вам белую яворину, или бук, или смереку ' - все найдете в наших лесах... Карпатскую смереку - ее ведь так и называют: "резонансное дерево", ею будто бы сам Страдивариус пользовался...
      Ягнич хотел спросить, кто такой Страдивариус, но из дальнейшего Оксенова повествования сам понял, кто он такой.
      - Брал, говорят, для своих скрипок дерево с горных вершин, выстоянное, напетое ветрами... Потому и скрипки выходили из-под его руки самые певучие в мире. Наверное, только дерево, настроенное, отлаженное ветром, лучше всего годится для музыки, способно достичь вершин бельканто... И если уж до конца открыться вам, Гурьевич, то скажу: я тоже хочу попробовать себя в этом деле... хочу сделать хоть одну скрипку из "резонансного дерева"...
      Стоит, как вы думаете?
      - Поймаешь аль нет, а попробовать нужно. Попытка - не пытка.
      - И я того же мнения. Как только дадут отпуск, укачу в горы к своим смеричкам, привезу материал "резонансный", и пускай тут дозревает... Потому что дерево должно вызреть: прежде чем пустить в дело, должен два года его сушить под соломой. Чего-чего, а соломы в Кураевке хватает,засмеялся хлопец.
      Засиделись допоздна, не заметили, как пробежало время. А на дворе дождь, дождь, стекла слезятся, плачут, стекают черными струйками. Ягнич собрался идти.
      - Ну, куда вы теперь, вуйко? 2 - забеспокоился хлопец.- На улице дождь, гром вон гремит, оставайтесь у меня: кровати, видите, свободны, хлопцы вернутся где-то аж послезавтра!..
      Но Ягнич, улыбнувшись, показал ему ключ:
      - Это что?
      Ключ от одного из законченных корпусов, где он, как ему было сказано, может занимать "каюту" на выбор...
      Вручил орионцу ключ сам начальник строительства, еще при этом и заметил в шутку, что будет Ягнич первым поселенцем образцового корпуса номер два. В другом еще только паркеты настилают, а в этом все в основном готово. Так мог ли Ягнич пренебречь оказанной ему честью?
      Поняв, что старика не уговоришь, Оксен набросил ему на плечи свой плащ, первым спустился по ступенькам в темноту:
      Я вас провожу.
      - Шумело где-то близко море, ночь шумела ровным дождем. Вот, подумалось Ягничу, благодать курасвским полям, 4'еродничеяковым озимым. Дождь не холодный, под таким не страшно и промокнуть. В небе, затянутом тучами, грозно погромыхивало, темнота то и дело отступала перед голубыми мощными вспышками, которые па миг охватывали собой все: и небо, и море, и побережье... Ягнич вспомнил, что за все это лето он не слышал, как гремит гром,- где-то разминулся "Орион" с Ильёй-пророком, с его небесной огненной колесницей. Другие боятся грома, а для Ягнича он-с детских еще лет - самая лучшая музыка.
      Где ни бывал, в какие грозы ни попадал, с близкого расстояния видел электрические разряды такой силы, что на палубу искры сыпались с железных снастей корабля, по нигде не слыхивал он таких красивых громов, как в своей Кураевке! Особенно в малые его лета, на заре жизни...
      Захватит, бывало, тебя в степи, добежишь до чабанского коша, встанешь и слушаешь с замиранием сердца, как гремят над тобой небесные оркестры, а дождь льет и льет на зеленые жаждущие поля... По-особенному гремят громы в синие воробьиные ночи, когда воздух сразу наполняется свежестью, насыщается какой-то волшебной силой так, что и хлеб, говорят, после этого куда быстрое растет (по крайней мере, так уверяет Чередниченко, ссылаясь при этом и на авторитет ученых). Но и гремят эти громы не всегда одинаково. Сейчас, после изнурительного зноя и суши, в тучах грохотало как-то жестяно, сухо и резко.
      Окунулись в темноту, пошли разыскивать отданный во владение Ягничу корпус. Фонари кое-где маячат, затканные косыми летучими парусами дождя, свет их почти не достает сюда, где Ягнич пробирается со своим провожатым;
      в мокрой темноте развезло все, ноги скользят, куда-то едут, ползают в вязкие канавы... Оксен обещал провести Ягнича "напрямик" - днем, может, это и в самом деле было бы короче, а сейчас карпатсц, видно, и сам уже был не рад, что повел мастера этими скользкими ночными лабиринтами.
      В кромешной темени все тут словно бы сместилось, перепуталось, при вспышках молнии знакомое казалось незнакомым, каким-то даже пугающим. Глубокие, рваные канавы, штабеля кирпича, шлакоблоков, лоснящиеся маслянистые лужи, в которых валяются трубы, переплетения стальных тросов... И грязь, грязь непролазная... На стройках почемуто всегда так: когда сухо - еще ничего, а как брызнет дождь - тут и сам черт ногу сломит.
      - Ну и ну! Вот это темень! - весело приговаривал Оксен, идя впереди.- У нас говорят: темно, как в погребе под кадушкой.
      Бугры, канавы - никак из них нс выберешься. Где-то тут днем был переход - переброшенная через ров дощечка вроде трапа, а сейчас ищи ее, может, кто-нибудь уж сбил ненароком... А без нее невозможно - ров такой, что и чемпион не перепрыгнет. В одном месте, когда путники, осторожно ступая по маслянистой луже, приблизились к жиденькому мостику, перед ними из канавы вдруг возникло что-то белое, вынырнуло и, как ладья, поплыло вдоль рва, покачиваясь...
      - Тшш!..- придержал Ягнича гуцул.- Ванну потащили!
      Присмотрелись. В самом деле, ванну двое по канаве несут, одну, знать, из тех, что видел Ягнич днем: под корпусом лежали они кучей, сваленные как попало. И вот нашлись добровольцы, чтобы и тут навести порядок. Не плохо придумали, канальи: канавой-канавой - и за околицу, за пределы стройплощадки, в степь. А там их ищисвищи...
      - Куда же это вы торопитесь, хлопцы? - громко окликнул Ягнич.- В степь с персональной ванной?
      Мошенники присели, затаились в канаве со своей ношей. И - ни звука, умерли, не дышат.
      - Только от грязи своей вам и в ванне не отмыться, злодюги,- продолжал Ягнич, тщетно пытаясь найти хоть какую-нибудь тропинку на вязком, размокшем грунте.- А ну-ка, покажитесь, какие вы там есть!..
      - Тшш! - снова шепотом предостерег Оксен.- Не встревайте, ну их!..
      Жулики, бросив ванну, уже, слышно было, побежали в разные стороны - тот на ост, этот на вест: поймай-ка нас, дядя, теперь, угадай, кто мы такие...
      Только сейчас Ягнич глянул на Оксена.
      - Не встревать, говоришь? Вот ты какой казак... А на вид вроде бы не из пугливых...
      Ну так что ж из того,- спокойно ответил хлопец.- Можно ни за что ни про что погибнуть, полоснут финкой. Эти ж типы способны человека даже в карты проиграть.
      - Значит, по-твоему, не трогать их, потакать им?
      промолвил Ягнич, продолжая искать мостик.- Не такие уж, видно, они герои - видал, как дали деру... Негодяи разные тем и пользуются, что миримся с ними, не хотим ручки об них испачкать... Нот, это не по-нашему,заключил Ягнич сурово.- Если уж ко мне в подмастерья, то тут чтобы дух не терять...