Поначалу газетчики - в глубине души он восторгался ими, ненависти в нем не было, "пусть победит сильнейший", а он себя слабым не считает, состязание угодно прогрессу - получили информацию, что фонд финансирует Кэйлан, и это было правдой, нежелательной правдой, ибо люди знали, что еще со времен войны тот был "богом финансов" и проводил головоломные операции по финансированию акций ОСС (10) в Мадриде и Португалии, под боком у нацистов... Тогда-то он завязал довольно прочные связи в Северной Африке, оттуда с Ближним и Средним Востоком; был создан тайный пул-сообщество финансистов и промышленников, в основном, из Техаса, которые заинтересованы в надежных контактах ЦРУ, рассчитывая получать точную информацию из первых рук, Лэнгли надежнее страховой компании, самой мощной; деньги потекли рекою, Вэлш легко платил, перекупая на корню редакторов газет, местных шейхов, вождей племен, генералов; скандал в прессе удалось замолчать; ему пришлось поработать над операцией "прикрытия", поднять все материалы; его подчиненные - он это поначалу чувствовал, лотом лишь убедился в правоте своего ощущения - не хотели отдавать всего, кое-что берегли, утаивали, и не столько из корыстного интереса, такого рода данных Вэлш не сумел получить, не пойман - не вор, сколько из соображений оперативной целесообразности на будущее. Однако он подсчитал, какую прибыль извлекли из "фонда" три нефтяные компании Техаса - более семидесяти миллионов долларов; эта сумма показалась Вэлшу астрономической, и тогда впервые родилась мысль: "А ведь вот на кого я работаю... Что означают мои скромные сто тысяч в год в сравнении с их десятками миллионов?!"
      Потом, когда он стал начальником отдела и разрабатывал "вариант" под кодовым названием "Соло" ("вариантов" было четыре), его был признан наиболее точным: завербованный среди ультраправых военных офицер организовывает покушение на премьера Италии, документы о том, что он на самом деле тайный коммунист, сразу же уходят в газеты, купленные ЦРУ; скандал начинает разрастаться, начата кампания по "нагнетанию кризисной ситуации", обывателя пугают неотвратимостью коммунистического путча и военной интервенцией Москвы; после этого особые подразделения военной контрразведки арестовывают лидеров коммунистов и социалистов, к власти приходит правительство военных, игра сделана.
      Когда план этот стал трещать - и не по вине Вэлша и его аппарата, но ввиду утечки информации в Риме, - пришлось еще раз провести срочную операцию "прикрытия"; было имитировано самоубийство полковника Роока, руководившего ключевым отделом военной разведки. Главный свидетель устранен, все, что будет потом, неважно.
      Анализируя причины неудачи "Соло", Майкл Вэлш пришел к выводу, что свара американских финансистов, нацелившихся на итальянские рынки, столь очевидна, страсти так накалены еще бы, в игру вложены огромные деньги, - дилеры на биржах так затаились перед началом "Соло", что провал можно было предполагать. И Вэлш второй рай подумал о несправедливости мира: победи он в Риме, никто об этом все равно не узнал бы, во всяком случае, в этом столетии, да и личного выигрыша нет, в то время как банки Уолл-Стрита положили бы в свои сейфы сотни миллионов долларов.
      И, когда ему удалось одержать победу в Греции и привести к власти "черных полковников", Вэлш впервые намекнул директору "Бэнк интернэшнл", который передал в "Фонд свободы и спокойствия Средиземноморья" триста тысяч долларов перед началом операции в Афинах, что "люди моего аппарата должны быть заинтересованы в конечных результатах своего рискованного и благородного труда".
      Его поняли и передали чек на сто тысяч долларов для того, чтобы "мистер Вэлш смог отметить наиболее достойных рыцарей разведки".
      Во время подготовки операции в Биафре Вэлшу подсказали, куда следовало вложить деньги, какие фирмы могут получить прямой профит от успеха внешнеполитической операции США, планируемой ЦРУ; он купил акции на пятьдесят тысяч долларов; прибыль оказалась, по его масштабам, громадной - двести сорок процентов.
      Однако при разработке комбинации, когда компьютеры исследовали все заготовленные "варианты", он убедился, что его прибыль смехотворно мала, ибо те фирмы, которые ему даже не были названы, получили семьсот двадцать четыре процента прибыли. Именно тогда он и пришел к мысли (ворочалась она в нем еще со времен "Соло"), что ставить на одну силу нецелесообразно, надо играть. Рискованно? Бесспорно. Но кто выигрывает не рискуя? Перераспределение доходов не санкционировано законом, тем не менее им же, законом, и не запрещено, а понятие "взятка" к людям, поднявшимся на верхние этажи власти в Лэнгли, неприложимо, честь мундира превыше всего.
      Он приехал в Лэнгли ровно к девяти, сразу же попросил секретаря приготовить кофе, осведомился, как здоровье его сына - мальчик температурил уже вторую неделю, хотя был весел, подвижен и не жаловался на боли; пообещал устроить консультацию у профессора Рэбина - великолепный педиатр, любит детей, но не сюсюкает с ними и совершенно не старается угодить родителям, потому-то и ставит великолепные по своей точности диагнозы, - устроился на диване и начал просматривать срочную информацию, пришедшую за ночь.
      Московская резидентура не сообщала ничего интересного; после того, как люди КГБ разоблачили наиболее ценного агента Трианона, оттуда шли слухи, сколько-нибудь серьезной информации не поступало. Довольно любопытные новости передавал резидент в Каире, надо бы сразу отправить телеграмму в Тель-Авив, перепроверить, возможна комбинация, вполне перспективная. Сообщения из Центральной Европы он проанализировал особо тщательно, главным образом, информацию из Ниццы, Берна и Палермо, посвященную, казалось бы, событиям, не имеющим сколько-нибудь серьезного значения: реакция на гибель Леопольдо Грацио и подробный отчет о передвижениях людей, завязанных на окружении крупнейшего кинопродюсера и бизнесмена Дона Баллоне.
      После этого он позвонил в шифроуправление, спросил, отчего нет новой информации о Гаривасе, пригласил к себе начальника сектора, ведавшего разработкой данных по биржам, обсудил с ним вероятия, допустимые в связи с ухудшением обстановки на ирано-иракской границе, забастовками в Чили и экономическими трудностями Гариваса, вызванными тем, что приостановлена реализация энергопроекта, задуманного полковником Санчесом; на ленч он пригласил одного из руководителей отдела валютного управления по контролю за иностранным капиталом, порекомендовал ему (сугубо доверительно) немедленно потребовать ареста активов Грацио, поскольку вполне проверенные источники полагают, что он обанкротился, в этом-то и причина самоубийства, а уж после, вернувшись в кабинет, снял трубку телефона, который связывал его с директором, и, заранее прокрутив предстоящий разговор (исходя из анализа психологического портрета своего шефа), сказал, затягиваясь сладкой, сделанной на меду "лаки страйк":
      - Я все-таки решил попробовать несколько вариантов с Гаривасом... Ситуация такова, что мы, не рискуя многим, можем получить все...
      Он так сформулировал эту фразу, она казалась ему такой литой и неразрываемой, что, думал Вэлш, ответ шефа будет однозначным, ему ничего не останется, как сказать "да".
      Однако же директор ответил не сразу, спросил почему-то, нет ли тяжести в висках у Вэлша, синоптики грозят резким падением барометра, порекомендовал постоянно пить сок тутовника, а еще лучше - есть натощак эти диковинные черные ягоды, "разжижает кровь"; поинтересовался, не видел ли Майкл новую ленту Фрэнсиса Копполы, "чертовски талантлив, бьет по больным местам, честь ему за это и хвала", и только потом лениво и безо всякого интереса сказал:
      - А что касается "вариантов", то думайте... Составьте записку на мое имя, пусть будет под рукою, я при случае посмотрю...
      - Упустим время... Без вашей санкции все будут оглядываться, ждать вашего слова...
      - Так-то уж вы все и ждете моего слова, - рассмеялся директор, - так уж я вам и поверил...
      На этом разговор кончился, и тон его показался Вэлшу странным. Он довольно долго прослушивал каждое слово директора, включив автоматическую запись разговора (все разговоры, даже по внутреннему телефону, записываются), не нашел чего-либо угрожающего ему, но все равно какой-то осадок остался на душе и он погрузился в работу, которая лишь и приносила успокоение.
      21
      14.10.83
      В библиотеке Сорбонны было тихо и пусто еще; Степанов устроился возле окна; работал со справочниками и подшивками газет упоенно; страсть к документу - пожирающая страсть; если она по настоящему захватила человека, тогда получается книга под названием "История Пугачева" и одновременно "Капитанская дочка". Но Пушкин был только один раз, больше не будет, никто с той поры не смог так понять документ, как он, подумал Степанов, такие, как Александр Сергеевич, рождаются раз в тысячелетие. Он предупреждал власть, когда писал "Пугачева", но требуется умная власть, чтобы понять тревожное предчувствие гения, а откуда ей было взяться тогда в России...
      Степанов копался в справочниках по американским корпорациям; британская школа аналогов казалась ему интересной и не до конца еще понятой современниками.
      Отчего, думал Степанов, и Мари Кровс словесно, и несколько провинциальных американских газет в статьях с разных сторон, исходя из разных, видимо, посылов, трогают имя Дигона именно в связи с Гаривасом?
      Он искал и нашел в старых документах дело Чарльза Уилсона, министра обороны в кабинете Эйзенхауэра. Именно он, доверенный человек группы Моргана, один из блистательных президентов "Дженерал моторс", резко сломал свой прежний курс, выступил за ограничение гонки вооружений, обвинил в политической слепоте своих коллег по правительству, а затем подал в отставку.
      Подоплека неожиданной смены ориентиров стала понятной значительно позже - это была одна из форм скрытой драки за власть в Вашингтоне между империями Морганов и Рокфеллеров. Если человек Моргана настаивает на необходимости "мирных переговоров" с русскими, на развитии с ними добрых отношений, на прекращении военного психоза, значит, по логике вещей, именно Морганы лучше всего чувствуют настроение народа, значит, им и надлежит получить ключевые позиции в администрации; ничто "просто так" за океаном не делается, за всем, коли поискать, сокрыт глубокий и тайный смысл.
      Степанов нашел документы и об одном из лидеров республиканцев Гарольде Стассене. Связанный с тем же Морганом, именно он, Стассен, начал в свое время громкую кампанию против братьев Даллесов - государственного секретаря Джона и директора ЦРУ Аллена. В подоплеке этого скандала, в который были втянуты крупнейшие политики и журналисты, была та же схватка Морганов с Рокфеллерами.
      Но это драка на Уолл-Стрите. А существует глубинное могучее, противоборство банкиров Юга и Среднего Запада против твердынь банковского Нью-Йорка. Группа Джанини требует поворота Вашингтона к Латинской Америке за счет западноевропейской активности. Отчего? Видимо, банки Юга и Среднего Запада не успели закрепиться в Западной Европе, им необходим новый рынок, Латинская Америка и Азия, они хотят получить свой профит, они готовы к сражению против "старых монстров" Уолл-Стрита, которые захватили все, что можно было захватить, и в этой их борьбе со старцами заручились поддержкой и генерала Макартура, и могучего сенатора Тафта.
      "Дигона выталкивают на первый план, - подумал Степанов, именно так; слишком уж выставляют напоказ. Кому это выгодно? Поди найди; не найдешь, старина, такое становится ясным после того лишь, как закончено дело, когда оно стало историей".
      Степанов отчего-то вспомнил, как Гете объяснял пейзажи Рубенса. Его собеседники верили, что такая красота может быть написана только с натуры, а великий немец посмеивался и пожимал плечами; такие законченные картины, возражал он, в природе не встречаются, все это плод воображения художника. Рубенс обладал феноменальной памятью, он природу носил в себе, и любая ее подробность была к услугам его кисти, только потому и возникла эта правдивость деталей и целого; нынешним художникам недостает поэтического чувствования мира...
      "Имею ли я право в данном конкретном случае с Лыско, который отчего-то - так, во всяком случае, утверждает Мари Кровс" - поднял голос против дигонов, воображать возможность некоей коллизии, в которой до конца не уверен, ибо не имею под рукою фактов? Наверное, нет. Я ведь не пейзаж пишу, подумал Степанов, - я пытаюсь выстроить концепцию, отчего произошло все то, что так занимает меня, и чем дальше, тем больше".
      Он хмыкнул: ничто так не обостряет и страдания, и одновременно высшие наслаждения, как активная работа ума, будь она трижды неладна; хорошо быть кабаном - пожрал, поспал, полюбил кабаниху, вот тебе и вся недолга...
      22
      Из бюллетеня Пресс-центра:
      "Выходящий в Париже журнал "Африкази" опубликовал статью, посвященную политике администрации Рейгана в Центральной Америке, и комментарий известного экономиста, профессора Вернье: "Когда в первые дни вьетнамской войны усилия американцев подавить движение сопротивления с помощью тактики "борьбы с подрывными элементами" провалились, Вашингтон попытался обеспечить себе победу с воздуха, осуществляя систематические бомбардировки районов, которые якобы находились под контролем Национального фронта освобождения. Поскольку сегодня в Сальвадоре борьба с подрывными элементами оказывается столь же малоэффективной, Вашингтон вновь планирует меры, которые должны компенсировать военные неудачи на земле. Сальвадорская авиация все чаще проводит рейды и бомбардировки; разрабатываются планы, направленные на расширение американского авиационного присутствия в районе. Нет сомнения, что подобный метод приведет лишь к увеличению числа жертв в Центральной Америке, но будет иметь не больше успеха, чем когда-то в Юго-Восточной Азии.
      Хотя президент Рейган обещал, что не станет "американизировать" войну на сальвадорской земле, он сделал это в форме, которая не отрицает возможности военных акций американцев в Центральной Америке.
      "С 1979 года, - отметил недавно сенатор от штата Коннектикут Кристофер Додд, - мы затратили на Сальвадор более миллиарда долларов, и к чему это нас привело?"
      Вернье заключает свой комментарий весьма пессимистично: "Белый дом не считается со своими западноевропейскими союзниками, планируя "старую политику новых канонерок".
      23
      14.10.83 (9 часов 05 минут)
      Инспектор Шор подвинул фрау Дорн, секретарю покойного Грацио, чашку кофе.
      - Я заварил вам покрепче... Хотите молока?
      - Нет, спасибо, я пью без молока.
      - С сахарином?
      - Мне не надо худеть, - сухо, как-то заученно ответила женщина.
      - Тогда погодите, я поищу где-нибудь сахар...
      - Не надо, инспектор, я пью горький кофе.
      - Фрау Дорн, я пригласил вас для доверительной беседы... Однако в том случае, если в ваших ответах появится то, что может помочь расследованию, я буду вынужден записать ваши слова на пленку. Я предупрежу об этом заранее. Вы согласны?
      - Да.
      - Пожалуйста, постарайтесь по возможности подробно воспроизвести ваш последний разговор с Грацио.
      Женщина открыла плоскую сумочку крокодиловой кожи ("Франков триста, не меньше, - отметил Шор, - а то и четыреста"), достала сигареты, закурила; тонкие холеные пальцы ее чуть подрагивали.
      - Он позвонил мне что-то около одиннадцати и попросил срочно, первым же рейсом вылететь в Цюрих, там меня встретят, ему нужна моя помощь, прибывают люди из-за океана, беседа будет крайне важной... Вот, собственно, и все.
      - Какие люди должны были прилететь из-за океана?
      - Кажется, он упомянул "Юнайтед фрут", но я могу ошибиться...
      - Спасибо, дальше, пожалуйста."
      - Это все...
      "Это не все, - отметил Шор, - разговор-то продолжался более семи минут".
      - Как вам показался его голос?
      - Обычный голос... Его голос... Только, может быть, чуть более усталый, чем обычно... Господин Грацио очень уставал последние месяцы...
      - Жаловался на недомогание?
      - Нет... Он был крайне скрытен... Как-то раз сказал, что у него участилось сердцебиение накануне резкой перемены погоды... Но потом врачи провели курс югославского компламина и ему стало значительно легче...
      - Он не жаловался на здоровье во время последней встречи?
      - Нет.
      - Следовательно, попросил вас прилететь утренним рейсом, и на этом ваш разговор закончился?
      - Да.
      - Вы живете одна?
      - С мамой.
      - А кто подошел к телефону, когда он позвонил вам? Матушка или вы?
      - Я, конечно. Мама рано ложится спать.
      - Фрау Дорн, я вынужден включить диктофон и попросить вас воспроизвести разговор с мистером Грацио еще раз.
      - Пожалуйста... "Добрый вечер, дорогая..." Нет, нет, мы никогда не были близки, - словно бы угадав возможный вопрос Шора, заметила женщина, - просто господин Грацио был обходителен с теми, кому верил и с кем долго работал... "Не могли бы вы завтра первым рейсом вылететь ко мне, вас встретят в аэропорту. Если вы захотите арендовать в "ависе" машину, счет будет, понятно, оплачен; прилетают люди из-за океана, предстоит сложная работа, пожалуйста, выручите меня..." Вот и все.
      - А что вы ему ответили?
      - Сказала, что сейчас же забронирую билет и прилечу с первым рейсом; на всякий случай, попросила я, пусть концерн вышлет машину; как я понимаю, за рулем будет Франц, я помню его "ягуар"... Вот и все...
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.