Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Военные приключения - ТАСС уполномочен заявить

ModernLib.Net / Детективы / Семенов Юлиан Семенович / ТАСС уполномочен заявить - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Семенов Юлиан Семенович
Жанр: Детективы
Серия: Военные приключения

 

 


      — Где родственники живут? — поинтересовался Константинов, полагая, что Коновалов еще не сможет ответить — мал срок, просто для подсказки спросил, такого рода подсказка — уважительна, никак не обижает.
      Однако Коновалов, седенький, кругленький, чуть склоненный вперед, факирским жестом вытащил следующий листок и зачитал:
      — Дядя, Цизин Марк Федорович, живет в Оттаве, работает грузчиком на бойне, а тетя, Цизина Марта Генриховна, уборщица в отеле.
      — Как они туда попали?
      — После войны; их немец угнал.
      «Фраза участника войны, — сразу же отметил Константинов. — Мы бы сказали иначе: „Угнали фашисты“. И в этой филологической мелочи — сокрыт огромный смысл».
      — Еще одна справочка, ознакомьтесь, пожалуйста, товарищ генерал.
      — Когда вы успели? Времени-то было в обрез.
      — Ах, Константин Иванович, меня за то и оттирают на пенсию, что молодых, говорят, слишком гоняю.
      — Вместе на пенсию пойдем, — пообещал Константинов и споткнулся на первой же фразе справки:
      «„Жигули“, государственный знак „72-21“, принадлежит гражданке Винтер Ольге Викторовне, 1942 года рождения, еврейке, беспартийной, детей не имеет, муж, Зотов Андрей Андреевич, работает в Луисбурге».
      Константинов быстро поднялся из-за письменного стола, открыл сейф, перебрал листочки, оставленные Проскуриным, отложил один, склонился над ним, пыхнул потухшей сигарой, снова раскурил ее, не заметив даже, как пламя зажигалки сожгло коричневые листья с левой стороны, и спросил Коновалова:
      — У вас по Винтер больше ничего нет?
      — Никак нет, товарищ генерал.
      — Спасибо, Трофим Павлович.
      — Разрешите быть свободным?
      — Да, пожалуйста. Винтер будем иметь в виду.
      Основания к этому были: старший научный сотрудник конъюнктурного института Ольга Викторовна Винтер имела доступ к секретным документам, связанным, в частности, с положением в Нагонии, ибо тема ее кандидатской диссертации посвящена проблеме проникновения на африканский континент многонациональных монополий.
      — И, коли вас не затруднит, — попросил Константинов, — попробуйте раздобыть для меня ее диссертацию.
 
      …Через полчаса вернулся Проскурин.
      Константинов глянул на него из-под очков.
      — «Межсудремонт» занимается переговорами о ремонте наших торговых кораблей, которые выполняют международные рейсы. Поддерживают деловые связи с ГДР, Великобританией, ФРГ, Югославией и Францией. Директор конторы, Ерохин, автомобиля в личном пользовании не имеет, однако заместитель директора, занимающийся африканскими рейсами, Шаргин Евгений Никифоровнч имеет «Волгу». Парамонов следит за ней лично, делает профилактику, достал новые покрышки, кажется, зашипованные.
      — Все?
      — Нет. Не все. Шаргин, хотя и не имеет доступа к секретной информации, тем не менее часто бывает в Министерстве внешней торговли. Его брат, Шаргин Леопольд Никифорович, занимается закупками техники, неоднократно выезжал за рубеж, в Луисбург летал три раза. Среди партнеров на переговорах был Джон Глэбб, которым вы интересуетесь.
      — Мы, — поправил его Константинов. — Мы им интересуемся. Вы в том числе. Наблюдение за Парамоновым, я думаю, надо усилить. Поведение Цизина следует проанализировать. Кто сможет им заняться?
      — Думаю — Гречаев.
      — Почему?
      — У вас есть возражения против его кандидатуры?
      — Нет. Пусть посмотрит. Но, понятно, в высшей мере аккуратно.
      — Хорошо.
      — Ольга Винтер входит в «суженный круг»?
      — Да. Но я намерен ее исключить, Константин Иванович. Женщина она языкатая, резкая, но, по отзывам всех ее знающих, отменно хорошая.
      — А что вы можете сказать о ее муже?
      — Мужем мои люди не занимались.
      — Видите ли, муж-то ее — Зотов. Сидит в Луисбурге. И занимается, в частности, вопросом поставок в Нагонию.
      — Вот так дело… Значит, сеть? Зотов — Винтер — Парамонов?
      — Зотов — там, Винтер — здесь, а Парамонов — передает информацию? Вы так мыслите себе эту сеть?
      — Теоретически такая сеть вполне допустима… Элегантна даже, сказал бы я… Но Стрельцов уже присматривался к Винтер, говорил о ней со знакомыми — все в один голос твердят: хороший человек. Неужели так ловко маскируется, а? Впрочем, если сетьсуществует, она должна играть, обязана, точнее говоря…
      Константинов слушал Проскурина задумчиво, вертел в пальцах карандаш, а потом спросил:
      — Винтер по-прежнему ездит на корт? Славин сообщил, что она увлекалась теннисом в Луисбурге. Корт — прекрасное место для встреч с самыми разными людьми…
      — Про теннис мы не устанавливали, Константин Иванович.
      — Не сочтите за труд выяснить это, а? И еще — где она играет? В каком обществе? «Спартак», ЦСКА, «Динамо»? С кем играет — тоже любопытно.
 
      Через два часа Проскурин доложил, что Ольга Винтер играет на кортах ЦСКА. Среди ее партнеров был заместитель начальника управления МИДа, генерал из инженерного управления, ответственный работник Госплана и Леопольд Шаргин, из Министерства внешней торговли.
 
      «Славину.
      Сообщите все, что у вас есть по Ольге Винтер, жене Зотова — контакты, интересы, моральный облик. Выясните, с кем она играла в теннис, где? Были ли у нее постоянные партнеры, и если да, то кто именно. Кто помогал ей в сборе материалов для диссертации.
      Центр».
 
      «Центр.
      По отзывам людей, знавших Винтер, она проявляла большой интерес к американскому проникновению на африканский континент. Материалы к диссертации собирала в библиотеке парламента, а также в пресс-центре посольства США. Кто именно помогал ей в пресс-центре, выяснить пока что не удалось. В теннисе у нее не было постоянных партнеров. Несколько раз она играла на кортах «Хилтона» с женой британского консула Кэролайн Тизл, примерно тридцати лет, дочь генерала Гэймлорда, работавшего по связи между МИ-6 и ЦРУ в 1949 — 1951 годах; играла также с Робертом Лоренсом, представителем «Интернэйшнл телефоник». Считают, что Винтер уехала в Москву в связи с ее увлечением Дубовым, кандидатом экономических наук, срок командировки которого истек полтора года назад.
      Славин».
 
      «Славину.
      Установите полное имя Роберта Лоренса, возраст, приметы. Что известно о Кэролайн Тизл?
      Центр».
 
      «Центр.
      Кэролайн Тизл отличается радикализмом, резко отзывается о ситуации на Западе, выступает со статьями в левой прессе об африканцах, напечатала два памфлета о режиме Яна Смита и один комментарий о тайных операциях ЦРУ в Англии. Западные дипломаты ее сторонятся. По сведениям, полученным из проверенных источников, с разведслужбами не связана. Данные на Лоренса устанавливаю.
      Славин».
 
      «Центр.
      Игравший на кортах «Хилтона» с Ольгой Винтер американец Роберт Уильям Лоренс, 1920 года рождения, приехал в Луисбург через месяц после свержения колониализма в Нагонии. Работал в Чили, также представителем «Интернэйшнл телефоник».
      Славин».
 
      «Славину.
      По нашим сведениям, Роберт Уильям Пол Лоренс, 1922 года рождения, женат, имеет двух детей, проживающих в Нью-Йорке, предположительно является резидентом ЦРУ в Луисбурге. Выявите его связи. Сколько раз он играл в теннис с Винтер? Был ли кто-нибудь из наших во время игр с ним? Если был, выясните, какие вопросы они поднимали в беседе, если были свидетелями таковой? Каковы их отношения?
      Центр».
 
      «Центр.
      Прошу дать санкцию на встречу с Лоренсом.
      Славин».
 
      «Славину.
      От встречи с Лоренсом воздержитесь.
      Центр».
 
      «Центр.
      Считаю необходимой встречу с Лоренсом.
      Славин».
 
      «Славину.
      Повторяю, от встреч с Лоренсом воздержитесь. Выясните характер взаимоотношений Лоренса с Джоном Глэббом.
      Центр».
 
      «Центр.
      Глэбб и Лоренс плавают по утрам в бассейне „Хилтона“. Отношения самые дружеские. Номер, в котором живет Лоренс, в отеле не называют, однако официанты полагают, что апартаменты, где работает ЦРУ, размещены на пятнадцатом этаже.
      Славин».

Славин

      Садовник советского посольства Архипкин просыпался рано, часов в пять; дело шло к пенсии, в Луисбурге досиживал последние месяцы, считал дни, когда вернется домой.
      Он выходил в сад, когда еще никто из дипломатов не приезжал; посол и поверенный, которые жили здесь же, спали; тихо было в парке, и солнце, пробивавшее стрельчатую, диковинную листву, казалось бесцветным, зато трава обретала свой истинный цвет, какой-то совершенно особый, возможный только здесь, в Африке.
      Архипкин знал, что в шесть полицейские, дежурившие у входа в посольство, будут меняться; при этом они долго разговаривают, иногда негромко поют, особенно когда день обещал быть с ветром, не таким душным; казалось, они чувствовали погоду без барометра.
      Подъехал полицейский джип, из кузова выпрыгнули три парня, поправили автоматы, засмеялись чему-то, начали тихо переговариваться, и в это как раз время Архипкин услыхал — где-то совсем поблизости — тихий, задыхающийся голос:
      — Мужчина, да помоги же!
      Странность обращения, легкий акцент испугали Архипкина, он даже присел возле забора; оглянувшись, увидел человека, который пытался дотянуться до острой пики — забор посольства состоял из металлических панелей и пик, колониальный стиль, остался от испанцев; на пике раскачивался маленький сверток; для тяжести к свертку был привязан камень.
      — Помоги же! — судорожно повторил мужчина, стоявший на улице, и оглянулся на полицейских.
      Те, видимо, заметили его.
      Архипкин услыхал, как один из полицейских крикнул что-то мужчине за оградой, потом все они побежали; рванул с места джип. Архипкин подцепил граблями сверток, перебросил его на советскуютерриторию; мужчина счастливо улыбнулся и бросился в узенький переулок; джип скрипуче затормозил — улочка как тропинка, там два велосипедиста с трудом разъедутся.
      Прогрохотала автоматная очередь. Архипкин, подхватив сверток, бросился к посольству. Автомат ударил еще раз, потом настала тишина…
 
      Славин перечитал листок из свертка:
      «Я отправлял вам письмо про то, как американы вербовали нашего гада в „Хилтоне“. Отправил по почте. Дошло ли? Не ведаю. Американов тех я снова видал в „Хилтоне“, а гада нет. Ладно, я старый, меня война поломала, апосля нее намыкался, поскитался, поплакал в подушки готелей, а он-то чего? С сытой рожей и молодой? Коли то мое письмо не дошло, знайтя, вербанули американы нашего».
      — А что за письмо он отправил? — спросил Дулов.
      — После войны работал в Германии, — не ответив на вопрос, заметил Славин. — «Готель» пишут те, кто долго жил в Германии.
      — И украинцы говорят «готель», — возразил Дулов.
      — Верно. Но русские, которые жили в Германии, все, как один, говорят так же. Я работал с перемещенными в конце войны, знаю. Ну, где садовник?
      Архипкин вошел в кабинет боком, остановился у двери и, как показалось Славину, хотел щелкнуть каблуками.
      «Из сержантов, наверное, — подумал Славин. — Помкомвзвода был, не иначе».
      — Садитесь, Олег Карпович, — сказал Славин. — Чайку попьем?
      — Спасибо, от чая не откажусь.
      — Он у нас ивановский, — пояснил Дулов. — Ивановские водохлебы…
      — Я слыхал, что главные водохлебы в Шуе жили, — сказал Славин, — или неверно, Олег Карпович?
      — Шуйские всегда поболее ивановских хлебали, стаканов по десять — пятнадцать…
      — Неужели? Пятнадцать стаканов! Возможно ли?!
      — Ставьте самовар — покажу, — улыбнулся наконец Архипкин; напряженность, которая просматривалась в нем с самого начала разговора, перестала быть столь явной.
      — А шуйские чем-то от ивановских отличаются? — медленно гнул свое Славин. — Или вы все на одно лицо? Я, например, рязанцев от курян легко отличаю.
      — Так то понятно, — согласился Архипкин. — Курянин — южный, у него глаза с черным отливом, а рязанец косопузый, ближе к нам, блондинистый…
      — А тот мужчина, что сверток перебрасывал, он, по-вашему, из какой области?
      — Да я его и не разглядел толком.
      — Черноглазый?
      — Ей-богу, не понял, а особливо, когда палить начали, у меня и вовсе память отшибло: войны нет, а с автоматов шмаляют, как в ту пору, от живота.
      — Вы видели, что полицейские стреляли от живота?
      — Может, и не видел, может, показалось мне так…
      — Пошли в парк, постоим на том месте, где все произошло, повспоминаем, а?
      — Пошли, — согласился Архипкин, страдающе посмотрев на Дулова. — Только я не помню ничего, говорю ж, от страха занемел даже.
 
      …В парке Архипкин остановился в том месте, где неизвестный бросил сверток, кивнул на пику:
      — Вот тут он повис.
      Славин подошел к забору: виден узенький переулок, идет под гору.
      — Когда стрелять начали, он бежал, петляя? — спросил Славин.
      — Не, он петлять начал, когда на велосипед прыгнул.
      — Ах, у него там велосипед стоял?
      — Ну да. К стене прислонен был. Дамский.
      — Переулок в улицу упирается… Он куда повернул — направо или налево?
      — Ясное дело, налево — там под гору идет, убегать сподручней.
      — А куда ведет та улица?
      — Не знаю, я выхожу с посольства редко, по ихнему-то не понимаю, заплутаешь еще…
      — Та улица ведет к вокзалу, — сказал Дулов. — Она вливается в проспект, там трамвай, много машин, там его не возьмешь.
      — Вы убеждены, они его не убили? — спросил Славин.
      — Я выскочил из квартиры на балкон, мне все видно было… Он ушел, потому что они бежали вниз по переулку и никого перед ними не было. А когда они добежали до конца переулка, стрелять не стали, видимо, он махнул проходными дворами, там их много, — сказал Дулов.
      — Проверили?
      — Да. Если б они его убили, по радио сообщили непременно: нас лягнуть не преминули бы, — убежденно сказал Дулов. — Наверняка ушел.
      — Он седой был? — спросил Славин.
      — Да и не поймешь… Пегий, — ответил Архипкин. — А может, блондин, выгорел, может…
      — Одет был во что?
      — Как во что? — удивился Архипкин. — В костюм.
      — Это я понимаю… Какого цвета костюм? Старый или новый? В галстуке? Или нет?
      — Вот напасть-то, — вздохнул Архипкин, — ну, ей-бо, как отшибло…
      — Шрама на лице не было?
      — Шрама не было. Рука у него, правда, беспалая. То ли одного нет пальца, то ли двух — это я заприметил.
      — Вот это уже важно. Он вам что-нибудь говорил?
      — Ничего не говорил. Только сначала шепнул, мол, мужчина, подмоги…
      — Как?! «Мужчина»?
      — Или «мужчина», или «человек», точно сказать не могу.
      — Если сказал «человек» — значит, украинец, — заметил Дулов.
      — Не обязательно, — возразил Славин. — Мой друг, чистокровный русский, воронежец, обычно говорит, обращаясь к друзьям, «человек», «человече»… Голос какой? Испитой? Хриплый? Или нормальный?
      — Хриплый голос, это вот точно, хриплый…
      — А приметы так и не можете припомнить?
      — Ей-бо, не могу, зачем зазря в грех вас вводить?
 
      …Славин вернулся в кабинет, обложился справочниками: он искал бары, где играли в бильярд, особенно в районе вокзала. Нашел четыре: «Веселые козлята», «Неаполь», «Каса бланка» и «Лас Вегас».
      Потом снова пригласил Архипкина.
      — Олег Карпович, — спросил Славин, — вы в бильярд умеете играть?
      — Плохо. С шоферами, бывало, погоняешь, шутки ради…
      — Придется вам со мною поиграть.
      — Да у нас не стол, а смехота одна.
      — Мы с вами не в посольстве будем играть. В городе.
      — Так в городе бильярды только в вертепах, нас упреждали…
      — Вдвоем не страшно, — сказал Славин, подмигнув Архипкину. — Как, Олег Карпович?
      — Если надо, значит, надо, — степенно ответил тот.
      — Теперь вот что, — продолжил Славин, — мы с вами будем искать «беспалого». Но, быть может, нам повстречается другой русский, я вам его покажу. Поговорите с ним, ладно?
      — Не советский? — спросил Архипкин.
      — Эмигрант. Власовец, — ответил Славин.
      — Я с таким псом и говорить-то не стану. Душить его надо, я супротив их дрался в Бреслау, ну нелюди, ну зверье…
      — Если мы найдем «беспалого», тогда все в порядке, а если надо к нему подкрадываться, тогда, боюсь, придется вам поговорить с тем как раз власовцем, который стоял против нас именно во Вроцлаве… Не судите только всех эмигрантов одним судом, Олег Карпович. Один добровольно продался немцам, сам к Власову пошел, а сотню-то принудили… Все понимаю, вы правы, оправдать такое невозможно, но и среди них есть разные люди.
      — Это мне умом понятно, только сердце у меня есть. Во Вроцлаве этом самом моего меньшого братана власовы постреляли…
 
      В «Веселых козлятах» было шумно и многолюдно, играли здесь плохо, больше куражились, ставки были низкие, три доллара, «беспалый» не появлялся. Архипкин проиграл Славину три партии всухую, рука его заметно дрожала, когда он бил по шару; часто мазал, смотрел по сторонам настороженно.
      Когда верткий официант, бегавший с подносом между столами, принес пиво, Славин спросил:
      — А Хренов когда придет?
      — Он теперь у нас не играет, сэр. Он играет в «Лас Вегас» или в баре «Гонконг». Чаще в «Гонконге», китайцы привезли прекрасные столы, там собираются самые лучшие игроки, ставки до ста долларов…
 
      …В «Лас Вегасе», потолкавшись вокруг столов, — игроки были высокого класса, тишина стояла в зале, — Славин пригласил Архипкина к стойке, заказал «хайбл». Рука у Архипкина дрожала по-прежнему, коктейль пил с недоуменным отвращением, то и дело оглядывался.
      — По уху врезать сможете? — улыбнулся Славин. — Руки-то вон какие крепкие. Чего ж тогда боитесь?
      — Непривычно как-то, — ответил тот, — вертепства не люблю, я ж деревенский, нам это против сердца.
      — Слово такое слыхали — «надо»?
      — Это я понимаю, а все одно не в своей тарелке.
      Славин обратился к бармену:
      — А когда придут самые хорошие игроки?
      — У нас бывает только один по-настоящему хороший игрок, сэр. Мистер Хренов, «от двух бортов в середину», классный игрок.
      — Но он ведь сейчас в «Гонконге»…
      — Видимо, там, сэр. Хотя он играет и здесь, довольно часто играет, но в последнее время начал посещать «Гонконг».
      — Что, лучше столы?
      — Нет, сэр, там дешевле еда. Китайцы продают пищу по бросовым ценам, им же все привозят из Пекина. Мы ничего не можем с ними поделать, они хотят нас разорить. Алкоголь, правда, у них стоит столько же, снабжают бельгийцы, нам приходится снижать цены на коктейли, иначе вылетим в трубу…
 
      …В «Гонконге» бармен сразу же указал Славину на Хренова. Тот играл мастерски, неторопливо, засучив рукава; играл, как настоящий жук, дразнил партнера, говорил по-английски с ужасным акцентом:
      — Целься, целься лучше, Джон! Рукой не егози, а то обыграю! Деньги-то приготовил? Или к жене побежишь просить?
      Славин сел за бар — Хренов был виден ему в зеркале.
      — Наблюдайте за ним, — шепнул он Архипкину. — Потом подойдите, предложите сыграть.
      — Ох, господи, — выдохнул Архипкин, — у меня аж все молотит внутри… Может, жахнуть для храбрости?
      — «Хайбол»?
      — Да нет, водки б лучше.
      — У них дрянная водка, «Смирноф», сладкая она. Виски хотите?
      — Давайте, сто грамм приму.
      Славин заказал двойную порцию, Архипкин выпил, подышал орешком, крякнул, слез с высокого стула и отправился к столу, на котором играл «от двух бортов в середину».
      — Слышь, — сказал Архипкин, — сыграем, что ль? На пять рубл… долларов…
      Хренов резко обернулся, отступил, сразу же полез за сигаретой.
      — Ты — кто? — спросил хрипло.
      — Садовник.
      — Откуда?
      — Посольский…
      — Красный, значит?
      — Какой же еще… Конечно, красный…
      — Меня откуда знаешь?
      — А я тебя и не знаю вовсе… Бармен сказал, что ты русский, ну я и подошел, я ж по ихнему-то не умею.
      — Погоди, я сейчас этого приложу.
      Хренов вернулся к столу и пятью ударами закончил партию — играл профессионально, раньше-то куражился, понял Славин, заманывал партнера, давал шанс. Получил двадцать пять долларов, сунул в карман рубашки:
      — Играешь-то хорошо? Или, может, поговорим? Впервые красного вижу, после войны ни разу не встречал.
      — Нашкодил небось, вот и шарахался.
      — Это было, — мазанув лицо Архипкина цепким взглядом, ответил Хренов. — Пойдем, за столиком посидим, я угощаю.
      Они отошли к окну, в закуток, и Славину пришлось пересесть, чтобы видеть их.
      Хренов заказал «две водки» — по сорок граммов, так здесь наливают. Архипкин посмотрел на стакан, Хренов понял:
      — Соцкую хочешь? Погоди, закажу, они этого не понимают, приставать начнут, «выпей залпом», они ведь глоточками цедят, нелюди…
      — Слышь, а где этот-то?..
      — Кто?
      — Ну, как его…
      — Колька?
      — Нет, — ответил Архипкин, поиграв пальцами.
      — Ванька, что ль? «Беспалый»?
      — Да.
      — В отеле, где ж еще. Он там посменно дежурит, по двенадцать часов. А зачем он тебе?
      — Нужен. По радио про него передавали…
      — Бандюга, мол, и власов, да?
      — Не, сестра ищет…
      — Иди ты! Неужто сестра?! Как же она его выследила?
      — У нас в радио пишут, мол, брата ищу, такой-то и такой-то. Как его фамилия-то?
      — Слышь, — не ответив, спросил Хренов, — а вот если с повинной прийти, сколько сейчас нашему брату дают?
      — Смотря за что…
      — Крещеные мы с ним, садовник, крещеные.
      — Это как?
      — А так. Как забрали из лагеря, с голодухи-то к черту в кровать прыгнешь, привезли в село, каждому в руки винтовку дали и комиссаров выстроили. Ганс, офицеришка, к каждому из нас подходил, парабеллумом своим в затылок упирался и говорил: «Стреляй». Или — ты, или — тебя. А как выстрелил, как повалил комиссара, так они винтовку отбирали и говорили: «Свободен, иди, куда хочешь». Кровью-то покрестили, куда нам было подаваться? Ну и пошло, «крещеные»… Так-то вот, красный…
      — Ты мне скажи, как этого «беспалого» найти? Адрес его знаешь?
      — Я все знаю, садовник, я знаю все, да просто так не скажу. Мы — ученые. Может, нет никакой сестры, а тебя НКВД подослало…
      — Нужен он НКВД…
      — НКВД все нужны, садовник, ты мне вола-то не крути. Сам откуда?
      — Ивановский.
      — Сосед. Я с Вологды.
      — С города?
      — Не. Деревня Пряники. Лог кругом стоит — что ты! Синь беспросветная, и ручьи текут. Как поутру выйдешь из избы — тишина… И дятел — тук-тук. Здесь дятла поди найди, какаду одни летают, мать иху так… Тебя как зовут-то?
      — Олег Карпович. А тебя?
      — Виктор Хрисанфович… И деньга водится, и комнату имею, а все одно сердце рвет, Карпыч, — домой мечтаю… А там четвертак вольют, а мне пятьдесят три… Когда выйду? То-то в оно…
      — У нас четвертак теперь не дают. Пятнадцать.
      — Ну пятнадцать. Тоже не месяц. Шестьдесят восемь будет, когда отбабахаю. Кому старик нужен? Семье, обратно, позор, у меня ж братья и сестры в Пряниках должны жить… Так — «без вести пропал», а коли вернусь, тогда что? В Сибирь угонят, а чем они виноваты? Я один и есть виноватый, за то с ворами в бильярд и гоняю…
      — Слышь, ты мне фамилию «беспалого» скажи.
      — Не напирай. Я пока с им не поговорю, фамилии не открою. Думаешь, в Вологде Пряники есть? Так я тебе и назову деревню-то… Тоже, Карпыч, ученые, жизнь извозила, себе-то самому не веришь… Приходи сюда через недельку, может, он и согласится, а закладывать его я не стану, нас тут раз, два — и обчелся, русак русака бережет, хоть душу по-нашему можно отвести… «Беспалый» — как ты говоришь — угрюм-душа, всех бежит, бобылем живет… Ну, еще врежем?
 
      Директор криминальной полиции генерал Стау получал от хозяина бара «Гонконг» мистера Чу-Ну запись бесед иностранцев — профилактическая мера, чем черт не шутит, приходится оборудоватьвертепы техникой.
      Стау позвонил Джону Глэббу.
      — Джон, тебя не интересует русский, который работает в отеле?
      — Если бы он работал в министерстве иностранных дел, меня бы это заинтересовало, — улыбнулся Глэбб. — Они же здесь лакеи, выше не поднялись, какой прок от лакея, Стау? Как его фамилия?
      — Я не начал устанавливать до разговора с тобой. «Беспалый», больше ничего неизвестно.
      — Ладно, завтра встретимся, подумаем…
      — А говорил о нем садовник русского посольства.
      — Да? Уже интересно. В чем дело?
      — «Беспалого» сестра разыскивает, садовник сказал, что по радио была передача.
      — Вполне может быть, у них есть такая передача…
      — А с садовником у наших китайцев был некто Славин. Я на всякий случай установил, живет в отеле «Хилтон».
      — В «Хилтоне»? — после паузы переспросил Глэбб. — Что ж, спасибо, Стау. Дай мне день, я свяжусь с тобой.
 
      …Нырнув в кондиционированный вестибюль «Хилтона», Славин почувствовал, как он вспотел — рубашка была мокрой, лицо, после пляжных гуляний, горело, крем не спас.
      Он подошел к портье, попросил ключ от своего номера, купил все газеты и пошел к лифту. Здесь его и окликнули. Он обернулся: около бара стоял расплывшийся, неряшливо одетый мужчина, а рядом с ним — улыбающийся, источающий само дружелюбие, поджарый, седоволосый, невероятно красивый Джон Глэбб.
      — Хэлло, Иван! — снова прокричал мужчина, капнув пивом на рубашку цвета хаки. — Неужели вы не узнали меня, старина?!

Константинов

      «Совершенно секретно.
      Генерал-майору Константинову К. И.
      В ответ на ваш запрос сообщаем, что вчера с 21.00 до 21.30, в то время, когда шла радиопередача центра ЦРУ из Афин на СССР, из интересующих вас лиц лишь Винтер О. В. находилась дома и, таким образом, могла — предположительно — принимать зашифрованную передачу.
      Майор Суханов».
 
      «Совершенно секретно.
      Генерал-майору Константинову К. И.
      В ответ на ваш запрос сообщаем, что передачи афинского разведцентра ЦРУ можно принимать лишь на сверхмощных радиоприемниках типа «Филипс», «Панасоник», «Сони». Однако в каждом конкретном случае определенный ответ можно дать лишь после ознакомления с аппаратом или же с его схемой и подробным описанием.
      Капитан Шарипов».
 
      «Совершенно секретно.
      Генерал-майору Константинову К. И.
      По данным, полученным после опроса знакомых Винтер и Шаргина, установлено, что у них дома есть сверхмощные приемники типа «Панасоник де люкс», 1976 года выпуска.
      Капитан Гречаев».
 
      …К вечеру подразделение Коновалова, изучавшее тех работников ЦРУ, которые были выявлены контрразведкой, установило, что прошлой ночью второй секретарь посольства Лунс выехал из дома на Ленинском проспекте и, запутав чекистов, следовавших за ним, оторвался от наблюдения в 23.40, свернув с Можайского шоссе в Парк Победы.
      — В парке Лунс проехал по узенькому шоссе, — докладывал Коновалов, — остановился на несколько секунд, вышел из машины, стукнул ногой по баллону, закурил и уехал. В контакт ни с кем не входил. Оттуда, из Парка Победы, на очень большой скорости поехал в посольство, пробыл там до трех утра, вернулся домой — опять-таки через Парк Победы, но там больше не притормаживал и не останавливался. Однако на этот раз из парка вышел мужчина, который сидел под дождем на скамейке, — по маршруту следования Лунса. Поскольку автобусы и троллейбусы уже не ходили, мужчина отправился домой пешком. Живет он на улице 1812 года, Шебеко Роман Григорьевич, генерал-лейтенант в отставке…
 
      «Центр.
      Есть ли данные на эмигранта, примерно пятидесяти лет, беспалый (отсутствуют два пальца на левой руке), блондин, по моим предположениям, долго жил в Германии. Возможно, что по национальности «беспалый» украинец. Прошу проверить все контакты Хренова на местах его прошлого проживания, не было ли там «беспалого». Возможно ли выяснить через администрацию «Хилтона» фамилии всех русских, работающих в их системе на африканском континенте?
      Славин».
 
      «Славину.
      Среди контактов Хренова в Киле «беспалого» установить не удалось. Он дружил с невозвращенцем Портновым Михаилом Исаевичем, инженером, командированным в Киль для закупки оборудования. Портнов повесился, оставив записку, в которой проклинал тех, кто уговорил его остаться. Именно после этого эпизода Хренов уехал в Африку, будучи травмирован гибелью друга. По возможности установим фамилии лиц русского происхождения, работающих в системе «Хилтона». Следующую встречу с Хреновым проводите, соблюдая максимум осторожности.
      Центр».
 
      …Начальник управления генерал Федоров, выслушав доклад Константинова, сказал:
      — Начало операции мне обычно представляется ремонтом в квартире. Все было тихо и спокойно, кое-где трещины пошли, обновить, кажется, краску — и все, а как навезут строители материала, как застелят газетами пол, как начнут все крушить и корежить, так, думаешь, прощай, покой…
      — Это хорошо, что они у вас застилали пол газетами, — заметил Константинов. — Образцово-показательные, видно, были строители. У меня они норовили ходить по паркету чуть не в шипованных бутсах.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4