- Илья Фраков про меня что-нибудь спрашивал?
      - Я ему сказала, что мы с тобой отправляемся в неформальное свадебное путешествие. И по этому случаю твой шеф Куравель разрешил тебе недельный отпуск и выдал нам с тобой кое-какую денежку. Я сказала, что являюсь твоей невестой.
      Леня охнул.
      - Невестой?! Что ты ещё успела натворить на моей фирме?
      - Ничего. Благополучно схоронили тетку Ольгу. Без оркестра, но очень пристойно. - она теснее прижалась грудью к его руке и сказала улыбчиво. Ленечка, все будет в порядке. Никогда не оглядывайся, а вдруг за тобой погоня?
      Он попытался вспомнить, от кого слышал это выражение, но она повторила.
      - Не оглядывайся, так будет лучше. На фирме ещё ничего не знают о твоем побеге из лап ментов.
      Леня не знал, как оценить это сообщение - скорее всего, Свиридов продолжал свою игру, не торопился, а может и попросту полагал, что Лене деться некуда, а потому ждал, пока преступник явится с повинной. И на том спасибо.
      Имени лысого кришнаита Леня так и не узнал, зато при прощании на площади перед Киевским вокзалом получил от него в подарок большую книжку в яркой обложке, витееватое название которой Леня тут же забыл - какие-то "пути к истине, или Богу", читать книжку Леня не собирался.
      Поезд тронулся по расписанию. Виктория тут же забралась на верхнюю полку и сказала, что будет спать, а Лене следовало разбираться с таможеным контролем на границе. Сперва российским, потом украинским.
      Пара попутчиков в их купе, голосистые и щумные хохлы, тут же пригласили Леню повечарять, выпить чарку да закусить, от чего Леня не отказался. И было приятно час за часом вести разговоры "за жизнь" с незнакомыми парнями, за окном, в светлой мгле ночи мелькали далекие огоньки, а над головой тихо и беззвучно лежала Виктория. Лене казалось, что сверху на него опускается теплая волна нежности.
      Чем ближе к границе, тем больше его попутчики начали нервничать, что выразилось поначалу в усиленных дозах выпивки, а потом они принялись перешептываться, подозрительно косится на Леню и ясно было, что досмотра они побаивались - быть может везли какой-то опасный груз.
      Но все и для всех прошло благополучно. Русская таможня вообще отнеслась к своим обязанностям с формальным равнодушием, а хохлы, хоть и надували щеки от важности, но времени для тщательного досмотра им явно не хватало, в основном они слегка потрясли Леню, Вику не будили, а на своих соплеменников и вовсе внимания не обратили.
      Поезд вновь покатился к Киеву, Леня принял с попутчиками ещё по рюмке и те разом заснули - наступило расслабление после перенапряжения нервов, да и лошадиные дозы алкоголя дали-таки себя знать.
      Леня встал и глянул на верхнюю полку - тут же глаза в глаза столкнувшись с Викой.
      - Пронесло? - едва слышно спросила она.
      - Что пронесло? - не понял Леня.
      - У нас с тобой валюты до чертовой бубушки, могли быть неприятности.
      Тонкостей этого замечания Лення не понял, поскольку и не знал, какие могли вознинуть неприятности с валютой: пронесло и черт с ними.
      - Отнеси меня в туалет. - вдруг сказала Вика и Леня тут же просунул руки под её теплое тело и даже успел приподнять, когда она едва слышно засмеялась.
      - Ленька, из тебя веревки вить можно. Не надо. Я не хочу. Ложись спать, завтра опять же нелегкий день. Но зато потом....
      Она замолчала и прищурила глаза, лукаво глядя ему в лицо.
      - Что - потом? - спросил Леня.
      - А потом мы с тобой устроим свадебное путеществие, как я обещалась на твоей фирме. Все по настоящему. Хотя бы поиграем.
      Леня почувствовал, что у него пересохло в горле и он сказал с неестественной улыбкой.
      - Можно и не играть.
      - Дурачок ты. - мягко ответила она. - Большой, здоровый дурачок. А если у меня уже муж есть?
      - У тебя нет мужа. - сказал Леня, который просто не в силах был допустить такого безобразия.
      - Правильно. Нет. Но был. Это теперь уже так далеко было, что и не разглядеть. Да утра, Леня.
      - До утра.
      А утро встретило их все той же московской жарой на перроне вокзала Украинской столицы и тоненькой, миниатюрной девчонкой, в легком прыжке кинувшейся на шею Вике.
      - Вика, милая! Как я тебя ждала! Задержись хоть на денек! Я все сделала, ваш самолет завтра утром, но день ты со мной, хорошо?
      На Леню девчонка метнула только взгляд, в котором никакого повышенного любопытства не было. Леня понял, что он был заранее представлен по телефону, видимо, как попутчик, охранник, сопровождающий - что уж там говорится подругам, чтобы не задавали лишних вопросов.
      Вика приметно замялась, повернулась к Лене и пояснила.
      - Это Марина, мы были в сборной команде...
      - Ну да, да! - в том же радостном тепмпе затараторила девчонка. - Я всех наших вчера предупредила, мы тебя та-ак ждали! Все уже собрались!
      - Хорошо. - понял Леня. - У меня здесь тоже есть приятель. Где и во сколько мы встречаемся?
      Кончилось тем, что из рук Марины он получил номер телефона, по которому ему следовало позвонить в семь утра. Все же эта Марина была чуткой девочкой и сочла нужным пояснить.
      - Вы за Вику не волнуйтесь, у нас в компании одни девочки, как и раньше было. Завтра будете в Греции, не беспокойтесь. "Команда молодости нашей" - все сделает для своих!
      Леня не беспокоился, хотя никакого друга в Киеве у него не было. А потому он поначалу нашел Крещатик, потом - Киевскую Лавру, дважды перекусил в подвернувшихся кафе, а к ночи вернулся на тот же вокзал, где и просидел до утра - то подремывая, то выцеживая бутылочку пива, то совершая прогулки в туалет.
      Ровно в семь утра он позвонил из телефона-автомата и ему было приказано стоять, где стоял - через пятнадцать минут появилась Виктория, они сели в машину и покатились на аэровокзал.
      Все аэровокзалы одинаковы - если не по своей архитектуре, то по внутренней атмосфере. Всегда в них какая-то нервическая суета, перемешанная с токливым ожиданием, подавляемым страхом перед полетом, неестественные голоса информаторов из невидимых динамиков, безвкустные бутерброды в буфетах и непонятная чехарда букв-цифр на черном табло "прилета-отлета".
      Леня загадал, что если его не схватят на контроле по выходу к самолету - то все в его жизни будет хорошо не только на текущий момент, но и до гробовой доски.
      Когда они шли на паспортный контроль, Леня проговорил судорожно.
      - Проходим врозь. Иди вперед, я отстану.
      - Зачем?
      - Ты что не понимаешь? Я же могу погореть.
      - Сгорим вместе. - просто ответила она.
      Через час с небольшим он погрузился в кресло салона самолета, закрыл глаза и стал ожидать взлета.
      - Ты боишся летать? - удивленно спросила Вика.
      - Нет. Я ещё жду, что за мной придут.
      - Не придут, трусишка. Это коммерческий рейс, тут жулик на жулике сидит, половину самолета следует везти прямо в тюрьму.
      Самолет вырулил на взлетную полосу, посвистел турбиной, голос её наброл уровень крещендо, разогнались и - взмыли в голубое небо.
      Леня поверил, что жизнь его на бесконечно необозримый срок будет светлой и беззаботной.
      глава 14
      По сравнению с Украинской таможней - греческая, в Афинах, представлялал из себя утренюю перекличку детишек в детском саду. Какой-то ленивый человек в форменной фуражке, с обглоданным бананом в руках, глянул в документы, что-то чиркнул, где-то ударил штампом и ляпнул по русски, не глядя в лицо прибывших.
      - Добро пожаловать Греция!
      Все вьездные бумаги ему могла подавать дрессированная обезьяна, все одно он бы её не заметил.
      Едва Леня с Викой вышли из здания аэропорта, как на них накатилась свора горластых мужчин - все на одно лицо, черноглазые и черноволосые, и очень настойчивые в своих предложениях. Леня не сразу и понял, что это все та же братия таксистов, предлагавшая везти кого угодно и куда угодно, лишь бы платили:
      - Доллар?! Драхм?! Дойче марк?!
      - А пошли-ка вы к чертовой бабушке. - с приятной улыбкой сказала Вика и повернулась к Лене. - Нас должны встречать. Не церемонься с этими нахалами, они к вежливому обращению не приучены.
      К вежливому обращению и московские извозчики не приучены, хотел было резонно ответить Леня, но Вика вдруг отвернулась, заулыбалась и быстро шагнула навстречу старому "фиату", затормозившему рядом. Леня видел, как из-за руля этого автомобиля, мечтавшего о свалке металлолома, вышла пожилая женщина, расцеловалась с Викой и они принялись о чем-то говорить. Следовало понимать, что весь маршрут у Вики был не только расписан по минутам, но на контрольных точках её ждали заранее оповещенные люди.
      Взмахом руки Вика подозвала Леню к себе, кивнула на женщину, сообщила быстро.
      - Ее зовут Вероникой, по русски едва говорит. Едем.
      - Куда?
      - В порт. До Крита надо добираться на пароме или пароходе.
      Леня остановился у окрытой дверцы "фиата", сказал недовольно.
      - Вика, эта гонка твоя... Здесь все же Греция... Эллада... Акрополь и прочее.
      - Тебя интересует вся это историческая рухлядь? - нервно спросила Вика.
      - Да хоть глянуть надо! Это же колыбель цивилизации.
      Вика перегнулась в салон к уже сидевшей за рулем Вероники, обменялась с ней несколькими словами, а потом сказала Лене.
      - Ладно. Мы тебя высадим в центре гророда. Свой Акрополь, он же Парфенон найдешь сам. Я приеду туда в полдень. По местному времени.
      Леня полез на задние кресла машины и они тронулись. Почему эта перекосившаяся, дребезжащая машина ещё могла передвигаться - оставалось технической тайной. Впрочем, как заметил Леня через полчаса, - на узких улочках города машина Вероники была далеко не самой выдающейся археологической раскопкой.
      Едва он увидел через окно автомобиля взметнувшийся ввысь силуэт Парфенона - сразу сказал.
      - Остановите. Отсюда я дойду.
      Машина скрипнула, грохнула железом и зарылась носом в землю. Леня выкарабкался на тротуар.
      - В двенадцать по местному! Переведи часы! - ещё успела предупредить Вика, и "фиат" укатился, изрыгая из выхлопной трубы черный дым.
      Неторопливо двигаясь по узким улицам, застроенным невысокими домами, Леня попытался припомнить все, что он знал о Греции. Память выдавала скудные обрывки информации: колыбель Еропейской цивилизации, стартовая площадка высокой культуры. Ренесанс - сиречь Возрождение, но это, кажется, уже Италия, а не Греция. Осада Трои, Ахиллес, Одиссей тоже к Элладе имели косвенное отношение. Афинская демократия. Гомер.
      Через несколько минут Леня впервые в жизни понял, что дремуч и невежественен до позорной убогости. И даже к Парфенону ему подыматься нет никакого смысла, поскольку чтоб любоваться древностями, чтобы они "разговаривали" с тобой - надо знать их язык, надо иметь хоть какую-то начальную информацию для этого "разговора". Иначе перед тобой будет выситься просто груда камней - более или менее красиво сложенных. И все красоты древней Европы, все музеи, галлереи, выставки будут просто кучей кирпичей, раскрашенных холстов, не вызывающих никакого отклика в душе и пользы для ума.
      Эти размышления плавно перевели Леню на рассуждение об общей его готовности к жизни в современном мире. Древним грекам было хорошо: чтоб числиться человеком к жизни готовым, достаточно было уметь "читать и плавать", как то сказано в трактатах. Но умея и читать, и плавать, Леня вдруг понял, что ему здесь, на Земле, скорее всего, по настоящему - не ужится. Ни одного иностранного языка - не знает, понятия не имеет, как работать в системе "Интернет", сведения о историческом процессе развития Цивилизации имеет настолько общие, что всерьез их принимать нельзя. Кроме того: ничего не соображает касательно компьютера, лазерной техники, истории религии, не играет ни на одном иузыкальном инструменте, мастерством шахмат не владеет, вообще дикарь! - единственно что: умеет водить автомобиль, да пользваться сотовой связью. Маловато. И виноватых в этом факте искать бессмысленно - время, когда надо было впитывать в себя жизнь и качества своей эпохи ушло на танцульки, спорт и просто неизвестно на что. Можешь теперь догонять. А можно и ничего не делать, живи как живешь, тоже ничего не случится: медведь всю жизнь не умывается, а в тайге - хозяин!
      И все же когда Леня остановился метрах в шестидесяти от Парфенона великая стройка времен Древней Эллады его поразила. Отложила чувственное впечатление на каком-то подсознательном, зверином уровне. На долю секунды интуитивно Леня осознал, что и за много тясяч лет до него - действительно существовала полнокровная жизнь, а люди были ничуть не глупее сегодняшних.
      Толпы туристов (сезон, как оказалось, - в разгаре) щелкали фотоаппаратами, по большей части снимали видеокамерами - друг дружку, на фоне Акрополя. Чтоб увековечить исторический документ "Я И ПАРФЕНОН". Самые заядлые и профессиональные землепроходцы - подбирали с земли осколки мрамора и припрятывали их себе на память. Леня решил поступить так же хоть какую-то память о посещении Эллады для себя оставить. Он прошел вдоль восточной стороны здания и поднял с земли белый с розовым отливом кусок камня, напомнающим наконечник стрелы. За спиной его прозвучало насмешливо, по русски, с легким акцентом.
      - Друг мой, вы делаете ошибку по своему невежеству. Извините.
      Леня обернулся. Немолодой мужчина в светлой шляпе, солнечных очках и несколько помятом костюме был явный русак, акцент свой приобрел, надо полагать, долго проживая заграницей.
      - Что так? - спросил Леня.
      - Каждое утро, на восходе солнца, когда вся Эллада ещё спит, сюда приезжает грузовик, наполненный этим щебнем. И вываливает его сюда, чтоб туристы могли себе взять камешек на память. - он засмеялся, словно забулькал кипяток в чайнике. - А не будь этого маневра, так туристы растащили бы по камешку все древние здания, всю Грецию. Но... Но этот осколок в вашем кармане тоже видел славные героические времена. Не расстраивайтесь.
      Леня решил, что стреловидный камень сохранит - в конце концов, пусть не у крыльца Парфенона, но все равно по этому камешку ступал нога Ахиллеса, Агамемнона, и прочих славных героев.
      А можно допустить, что никогда не было древней Эллады и все это лишь плод человеческого воображения? Леня, в попытках определить свое историческое прошлое, никак не мог углубиться далее жизни прадеда - тот родился и скончался в девятнадцатом веке. Так что все, что было "до того" Леня уже не воспринимал. Да и вообще жизнь Человечества началась только в день его собственного, Лени, дня рождения.
      На витринах сувернирных лавок блистала такая откровенная халтурная дешовка, что Леня решил - его осколок куда ценней и весомей, благо добыт самостоятельно, трудами праведными, а потому имеет тайную ценность.
      От лавчонок Леня вновь в поднялся к Парфенону и с высоты откоса долго смотрел на синеющее море. По спокойным лазурным волнам скользили черные лодки, белые катера и теплоход. Море с Леней - уже разговаривало. Даже казалось родным, таким же как в Крыму.
      Вика словно из глубин этого синего моря вынырнула - разгоряченная, стремительная, полностью лишенная каких-либо проникновенных волнений в этой исторической атмосфере, она схватила его за руку.
      - Ищу тебя уже почти час! Идем быстрей, наш паровоз уже разводит пары!
      - Какой паровоз?
      - Паровоз, пароход, паром, бригантина - какая разница?! Немного поплывем по морю и будем на Крите!
      По крутым улицам они спустились с Акрополя и все та же Вероника отвезла их в порт. Собственно не туда, где у пирса тесно стояли вполне приличные суда, а несколько в сторону. Та посудина, на которой Лене с Викой предстояло добираться до острова Крит, оказалась едва ли не самой грязной на побережье. Маленький, толстый и длинноусый капитан лично получил с них плату за проезд в долларах и при этом скорчил такую кислую рожу, словно его обмишурили до оскорбления, а детей его оставили даже без молока.
      Через несколько часов, когда Леня и Вика уже изнывали от жары и нетерпения на палубе, оказалось, что времени отправления никто не знал. Публика на судне относилась к этому совершенно равнодушно, располагалась на верхней палубе словно у себя дома, пили-ели и даже пели под аккордеон.
      С приближением сумерек началась погрузка в трюм какой-то неимоверно вонючей продукции в больших джутовых мешках, а когда солнце коснулось горизонта - отчалили. И тут же так закачались, что едва не черпали бортами воду.
      - Не доплывем. - уверенно предположил Леня. - Потонем в ближайщий час. От силы - два.
      - Плохо, что через час. - ответила Вика. - Будем уже далеко и до берега вплавь не доберемся.
      С темнотой - поднялся ветер, упругий и соленый. Спускаться вниз, где, кажется, предлагалось место в каюте, (за дополнительную плату) было невозможно - уже у трапа так шибало в нос прогорклой вонью, что они остались на верхней палубе. Как впрочем и почти все остальные пассажиры.
      Берега полуострова с его огнями таяли в темноте, волна становилась круче, а водоплавующее корыто, как ни странно - приобрело остойчивость, пошло быстрей и ровней. Леня и Вика нашли свободное место на корме, потом он отыскал какие-то матрацы. И на них растянулись, покачиваясь на волне и глядя в темно-фиолетовое южное небо, успыпанное яркими, немигающими звездами.
      Вика почти тот час заснула и, как казалось Лене, дышала тихо, в такт неспешной перевалке судна с волны на волну. Он боялся пошевелиться, смотрел в небо, прислушивался с гулу машины и чудилось ему, что если весь этот шальной вояж и не имел большого смысла, то ради такой минуты стоило сюда срываться. Быть может, для него это была лучшая ночь в жизни, ночь, которая больше никогда не повторится.
      Потом над морем полосами пошел струистый туман, судно то ныряло в молочное облако, то снова выскакивало в зону ясной видимости. Прозрачный рассвет застал путешественников уже ввиду возникшего торчком прямо из моря скалистого острова. Это и был Крит, как следовало понимать по обещанному в Афинах расписанию движения.
      Вика открыла глаза и сразу сообразила, что к чему.
      - Прибыли?
      - Да. - ответил Леня и, как оказалось через полчаса, - ошибся. Маршрут, по соверешнно неведомым причинам, по воле длинноусого капитана или по метеоусловиям - изменили. Предстояла четырех часовая остановка на островке Андикитира, что вызвало гневную ярость всех пассажиров. После ожесточенных криков и споров - Андикатиру оставили-таки справа по борту и пошли строго на Крит, как пояснил Лене на смеси англо-французско-немецкого языка пожилой грек, или турок. Это известие Леня сообщил Вике, присовокупив:
      - Чтоб там ни говорили, а Российский бардак вовсе не самый худший.
      Когда добрались до Крита и ошвартовались у пирса, обиженный капитан перекрыл выход, заявив, что пассажиры дожны заплатить ещё по паре долларов или драхм - черт его разберет - за какие-то услуги: то ли кому-то кофе в койку подавали, то ли от солнца тент над головой натягивали. Но требования капитана оказались вздорными и публика отреагировала на них в местной манере. Обоих матросов у трапа - попросту смела разгневанная толпа, катапитан полетел с борта в воду, и всей дружной компанией пассажиры вывалились на причал, тут же рассосавшись по узким улочкам.
      - Ну, вот мы и не потонули! Прибыли! - засмеялась Вика и вопросительно взглянула на Леню. - Что дальше, повелитель?
      - Надо где-то устроится. - Леня оглянулся, за спиной сверкало море, небо казалось словно промытым до голубого блеска, солнце обрушивало на плечи раскаленные лучи. - Немножко можно будет передохнуть, искупаться.
      - Я не о том, повелитель. Отель, который рекомендовала Вероника называется "Олимп", он недорогой, а главное - русифицирован. Как впрочем и все дешевенькие гостиницы Средиземноморья. Ну?
      - О чем ты? - не понял вопароса Леня и тут же увидел, как потемнели и стали отчужденными глаза Вики. Она произнесла внятно.
      - Мы - прибыли на место. Я - тебя довезла. Я - с тобой. Ну?
      Леня ускользнул взглядом от её требовательных глаз и сказал в сторону.
      - Твой банк называется "Sollo". Но как ты там выйдешь на абонент Лимоновой и разрешат ли тебе залезть в её сейф...
      - Разрешат. - жестко оборвала она. - У меня все документы. О её смерти и мои права, как единственной наследницы. Пойдем, найдем этот "Олимп". В конце концов ты прав, если у нас свадебное путешествие, то так и будет.
      - Подожди, Вика. - осторожно начал Леня. - Мне не хочется тебе да и себе портить настроение, но лучше сказать сразу... У Ольги Федоровны остался муж. Живой и здоровый. Так что если делить наследство...
      Она оборвала его короким жестом.
      - Не держи меня за дуру! Этому соломенному мужу я дала тысячу долларов на операцию, у него раковая опухоль. А он мне подписал отказную бумагу.
      - В Петербурге? На прошлой неделе?
      - Да. - бросила она и по крутой тропинки пошла в гору.
      - Это ещё не все. - в затылок ей заторопился Леня. - Твои конкуренты, которые тоже мечтают об этом наследстве, они, по-моему, ищут совсем что-то другое.
      Вика повернулась и спросила насмешливо.
      - Надо полагать, с тобой адвокат Помяловский разговаривал? Он тебе выдал такую информацию?
      - Он...
      - Ну, так тем лучше. ЧТО ищут мои конкуренты, на то мне наплевать. Мы поделились. И тебя я тоже выкупила на свою сторону.
      - Как это - выкупила? - ошалел Леня.
      - Так. К тебе больше приставать не будут. Держись за меня, повелитель, и живи спокойно.
      - Да кто они, Вика?! И чего хотят?!
      - Я знаю только Помяловского, а он лишь представитель, адвокат. Больше меня никто не интересует. Кроме тебя, повелитель.
      Жесткий тон Вики покоробил Леню, но хоть он и числился в звании "повелителя" власти своей не ощущал, а потому сказал, пытаясь улыбнуться.
      - Иногда у тебя такое лицо, словно ты готова убить кого угодно, коль тебе помешают.
      - Да? - она обернулась на ходу, взглянула на него быстро и искоса. А я уже убила. Трех человек.
      - Ты что?
      - То. Если помнишь, лет десять назад на станции метро "Автозаводская", обрушился эскалатор?
      - Помню что-то, я вовсе был мальчишкой.
      - А я девчонкой. Я стояла на этом эскалаторе. И когда люди полетели вниз, в шахту, на эти зубчатки колес, я уцепилась за перила или за светильники, до сих пор не знаю за что. И повисла на них. А на мне повисло несколько человек, тянули меня вниз.
      Она примолкла и Леня сказал.
      - Понятно.
      - Ничего тебе не понятно! Я брыкалась руками и ногами, пока эти люди не оторвались от меня и полетели вниз! И все разибились, их перемололи какие-то колеса. Двое или трое. Я не могла их на себе удержать. Понимаешь? Я их убила.
      - Ернуда. - Леня попытался изобразить убежденную легкость тона. Видишь ли, если ты читала Булгакова "Мастер и Маргариту" то помнишь, что редактор Берлиоз поскользнулся на луже масла, которое разлила Аннушка. Берлиозу отрезали голову трамвайными колесами. Но Аннушку никто не обвинял. Виновата судьба.
      - Не судьба, а Воланд, Дьявол. - поправила Вика без улыбки. - А ты всегда в своей жизни опираешся на литературные примеры?
      - Как тебе сказать. - заколебался Леня. - Есть люди с которыми мне было бы о чем поговорить и очень бы хотелось. С Михаилом Афанасьевичем Булгаковым, Пушкиным, или тем же Лесковым. А вот с Достоевским и Толстым мы бы друг друга не поняли. Не о чем толковать.
      - Круто берешь. Толстой! Пушкин! С ними уже не поговоришь, если и захочешь.
      Леня попытался возразить, чтоб пояснить свою абстрактную мысль, но Вика метнулась от него к проходившей мимо немолодой паре и принялась расспрашивать, как добраться до отеля "Олимп".
      Отель - побитое морским ветром, прожженое солнцем, двухэтажное здание оказался в двух кварталах, а портье, лишь увидев Вику с Леней, воскликнул радостно по русски.
      - Добро пожаловать! Вы хотеть спать на море, или на горы?
      Через минуту добросовестно владеющий русским языком портье выдал ключи от номера с видом на море и затребовал оплаты на три дня вперед.
      Номер оказался маленьким, с белеными стенами, двумя солдатскими койками, заправленными синими, казарменными одеялами. Аскетизм полный шкаф, маленький телевизор, и крошечный туалет - Леня при своих габаритах и дверь за собой закрыть не мог. Чистотой помещение тоже не блистало, если не считать кипельно-белых, большущих подушек на каждой кровати.
      - Сдвинь койки вместе. - сказала Вика. - Я пойду спрошу, где здесь у них душ. Если таковой имеется.
      Оказалось - имеется, в конце коридора, за отдельную плату, при холодной воде, так что лучше было бы, по мнению Вики, сбегать к морю и искупаться.
      - Сбегаем. - согласился Леня.
      - Нет. Завтра. Я пойду поищу этот банк. А ты... Походи по местным лавочкам, сообрази что-нибудь на ужин. Рыбу, прочий продукт... И найди вино "озо". Дрянь несусветная, но надо придерживаться местных вкусов.
      - Ты здесь бывала? - подивился Леня.
      - Нет. Просто знаю.
      Они разошлись у парадных дверей "Олимпа" и Леня своего сопровождения не навязывал. Вика перекинула через плечо плоскую сумку и сказала беспокойно.
      - Встречаемся на закате. Ужин делаешь ты. На кухне отеля можно хозяйничать бесплатно. Умеешь?
      - Что-нибудь соображу.
      Через полчаса экскурсии по городишку, Леня пришел к выводу, что более всего он напомнинает ему Керчь или Феодосию. В нескольких местах ему даже показалось, что он когда-то был здесь, пил в местных кофейнях кофе и просто сидел на каменных лавочках, любуясь на море.
      Вино "озо" долго искать не пришлось и Леня купил здоровенную бутылку, оплетенную соломой и заткнутой пробкой - настоящей пробкой, а не пластиком. Леня прихлебнул из бутылки пару глоков и решил, что это нечто вроде портвейна, только погуще, с терпким привкусом смолы.
      Несколько раз он натыкался на русскую речь, звучащую на улицах и в кофейнях. Соплеменники, насколько их расслышал Леня, и здесь вели все те же разговоры Российской тематики - вот де, живут люди, тихо-спокойно, никаких тебе тревог о девальвациях, росте цен, многого не требуют, но живут - "как человеку положено", а не на лихорадочный и издерганный русский манер.
      Алый до прозрачности диск солнца уже прижался к линии горизонта, когда Леня вернулся в отель и в номере застал Вику - возбужденную и взволнованную.
      - Где ты таскался столько времени?!
      - "Азо" искал. И рыбу. - ответил он, вываливая покупки на стол. - Как твои успехи?
      - Закрыт уже этот чертов банк! Они тут работают, как им бог на душу положит. Давай сбегаем, окунемся, потом напьемся и - спать. Укачало меня до смерти на этих пароходах и этим солцем.
      - А ужин?
      - И ужин.
      От солнца осталось лиш половина диска и радиальные лучи, пронзавшие загустевшее в синеве небо, когда они спустились извилистой тропинкой к узкой полосе пляжа. Молча они пошли вдоль кромки прибоя и люди попадались по дороге лишь изредка. Да и то, как приметил Леня, закатом никто не любовался, а большинство принимало процедуры в лучах уходящего солнца. Одни делали "глубокое дыхание" по системе йогов, другие укрепляли здоровье в модели китайской гимнастики. Судя по дряблым телам физкультурников, можно было заключить, что от дней своего отдыха они пытались взять все. А потом придет зима и ни один из них даже не присядет лишний раз, наклон-разгиб по утру не выполнит, полагая, что несколько дней у моря заложат фундамент здоровья на весь год.
      За изгибом резко выдающегося в море мыса не было уже никого. Вика на ходу сбросила с себя легкое платье, потом - все что ещё на ней оставалось, скинула туфли и вошла в воду.
      Леня, шагая за ней, подобрал всю одежу и голова Вики уже мелькала в небольшой волне метрах в пятидесяти от берега, когда Леня ступил в воду. Он догнал Вику, поднырнул и всплыл наверх, так что она разом оказалась на его спине и охватила руками его шею. Леня чувствал на себе её гибкое, гладкое тело, которое то прижималось - при взлете на очередную волну, то отрывалось, когда они скатывались с волны вниз.
      - Назад, мой дельфин. - засмеялась Вика. - Мы уже далеко и солнце село.
      Они выплыли в пену прибрежного прибоя, зацепились ногами за дно и Вика засмеялась.
      - Возьми меня на руки и неси куда хочешь!
      От этого лукавого смеха Лене стало жарко, небо стремительно темнело и жарища сменилась мягкой прохладой. Леня подхватил Вику на руки и уже через несколько шагов от сознания его отлетели и море, и закатившееся солнце, и завтрашние заботы. Едва он зашел за обломок скалы, как Вика в его руках рванулась так, что оба упали на теплый песок - мокрые, соленые, разгоряченные купаньем. Она опрокинулась на спину и сильным движением потянула Леню на себя. Ему показалось, что Вика, как и он, безоглядна искренна в своем жарком порыве, она больно укусила его за ухо, царапала спину и все для Лени пришло к своему завершению - ради чего он и жил последнии дни.
      ... За несколько тысяч километров от Лени, примерно в эти же часы, лежал в строжевой засаде его надежный друг, "человек чести" Вася Блинов. Луна светила ему в затылок, комары впивались в шею, но Вася лежал в кустах уверенный, что делает святое дело - выручает друга. Ситуация выстраивалась таким образом, что нигде не находя Леню уже несколько дней, Вася проделал огромную работу в поисках пропавшего: обзвонил все морги, не опознал дюжину трупов, побегал по центральным отделениям милициии, но от излишней осторожности не сделал самого элементарного: не позвонил на фирму "Кураре", где ему все бы обьяснили внятно и в достаточной степени точно: "невеста увезла Леню Волохова в свадебное путешествие". Вася же, полагая, что друг погряз в делах криминальных, посчитал, что его личное появление в "Кураре" может привнести там панику, расспросы и, в конечном счете, пойдет во вред другу.
      Вася был из тех, кто всегда предпочитал самые сложные приемы решения элементарнейших проблемм - боковые пути при заходе на прямую цель казались ему надежней. Совершенно разумно предположив, что поиски Лени следует начинать от последней информации, Вася выследил адвоката Помяловского, сел ему "на хвост", следом за ним на электричке доехал до Малаховки и совершенно неожиданно для себя оказался возле того самого цыганского дома, где всего несколько дней назад шла великая битва со стрельбой, а он, Вася Блинов, на всю жизнь был отмечен боевыми шрамами, украсившими его портрет.