Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Трижды погибший (№3) - Чужое оружие

ModernLib.Net / Научная фантастика / Градинар Дмитрий / Чужое оружие - Чтение (стр. 2)
Автор: Градинар Дмитрий
Жанр: Научная фантастика
Серия: Трижды погибший

 

 


Случись Джокту отсутствовать в это время – он даже ничего не узнал бы. И штурмовик, наплевав на возможность нормального общения, чего так недоставало Джокту, и беззащитное состояние девочки-пилота, свел бы с ней знакомство, что называется, вплотную.

К счастью, группа истребителей только-только вернулась из рейда, и Джокт услышал мелодичные переливы электронного раскодировщика, которым рыжеволосый сержант пытался открыть замок. Еще к счастью – Балу вовремя прибежал на палубу, откликнувшись на вызов. Иначе Джокту пришлось бы вступить в безнадежную схватку со штурмовиком. Навряд ли, как он признался потом Балу, ему хватило бы смелости использовать оружие и стрелять на поражение. Потому что любой предупредительный выстрел из «Клинча», и даже выстрел в руку или в ногу, не остановил бы сержанта.

Балу вырубил любителя клубнички только с третьего удара.

– Силен, бык! – изумился майор, потирая отбитую ладонь, – Наверное, из кинематической артиллерии. Там все такие…

– Почему? – Джокт поинтересовался больше для того, чтобы Балу не обратил внимания на его дрожащие руки, – Я думал, участники штурмовых групп – самые-самые…

– После нескольких залпов автоматика часто отказывает. И тогда приходится подавать заряды вручную, – пояснил Балу, – каждая болванка – сто двадцать килограммов…

Похоже, он все-таки заметил, как дрожат руки у Джокта, но вида не подал…


Теперь Джокту пришлось еще сильнее тереть щеки, чтобы отогнать неприятное воспоминание. А Бар Аарон продолжил:

– Еще, вполне может случиться, после излечения у нее появится антипатия к играм. И, естественно, ко всякому антуражу этих игр. Во что там они играют? Ах, в «Зигзаг-52», конечно же! Замечательно! Да ей будет противно даже смотреть на форму пилота, не говоря уже о большем. А ты ведь большего хочешь, не так ли, мой друг?

Джокт хотел большего. Для него стало пыткой даже просто смотреть, как несколько раз в день мимо его каюты проходят «медики-няньки». Ведь он отлично знал, что происходит потом в каюте Каталины… Рывком стянутые брюки, движения марионетки и кукловод – вот он, рядом! Упаковка чипсов и бокал питательной дряни…

Самое страшное, как казалось Джокту, это то, что медики перестали краснеть, исполняя обязанности нянек. Перестали краснеть и перестали видеть в инфонаркоманах своих пациентов. Чем могли закончиться такие обходы? И чем тот же Хенс, молодой второй лейтенант медицинской службы, который когда-то и познакомил Джокта с Каталиной, лучше рыжего сержанта?

Джокт знал, как это называется. Ревность! Знал и то, что персоналу, обслуживающему Вирткоманду, запрещены любые действия сексуального характера в отношении подопечных. Знал, но все равно ревновал. Что могут означать подобные запреты здесь, в Крепости?

А сколько раз он представлял себя на месте Хенса? Сколько раз мысленно снимал с Каталины одежду, оказываясь лицом рядом с ее коленями! Но рассказать все это Бар Аарону ему не хватало духу.

К счастью, полковнику и так все было ясно. Иначе разговор мог закончиться гораздо раньше.

– Вот что, Джокт. Не нужно ничего объяснять, я вполне понимаю, что тобой движет. И даже восхищен этим альтруизмом. Боюсь, однако, мне не удастся все обставить даже как медицинские изыскания. Например, для обнаружения эффективных путей излечения человеческой болезни, каковой и является инфонаркомания. Попытаться сделать что-нибудь самому – тоже не советую. Будет только хуже. Повторюсь, – сейчас не время. Думаю, никто не поймет движение твоей души. Ты уж поверь, но все обстоит именно так: попытайся я помочь Каталине, меня тут же потащат в особый отдел. Кстати, как там твой знакомый особист поживает?

Разговор ушел в другое русло, и все, что оставалось Джокту, это виртуальное общение с Каталиной во время сетевых игр.

«Великая Мамба вызывает Питона Джокта!» – так теперь начиналась для Джокта каждая вторая ночь.

«Было приятно с тобой летать!» – так она заканчивалась. С одним лишь уточнением: перед словом «приятно» появилось еще одно слово.

Очень. Приятно. С тобой. Летать…

Пусть это всего лишь свойство фантазии, но для Джокта это слово звучало едва ли не как признание в любви.


Вторым важным событием после осознания влечения к Каталине и неудачной, к сожалению, попытки ей помочь, для Джокта стал специальный тест-маджонг.

Если раньше ему удавалось справляться с любыми запутанными комбинациями фишек, выкладываемых маджонг-автоматом, то на этот раз задача ставилась несколько иная. Теперь фишки маджонга превратились во что-то другое, в инструмент, позволяющий определить не только индивидуальные возможности пилотов, но и их способность воспринимать ход мыслей друг друга. Делалось это просто…

Когда-то давно, насколько успел узнать Джокт, когда человечество еще только-только делало первые шаги в космосе и осваивало орбиту Земли, существовало множество поразительно несложных тестов для подборки экипажей космического корабля. На прежних орбитальных станциях космонавтам доводилось проводить длительное время в некомфортных условиях. Чего стоила одна только гравитация, вернее – ее отсутствие, когда кровь равномерно приливала ко всем участкам тела Явление, не предусмотренное природой человеческого организма. И чтобы вынести такое состояние, участники полетов были вынуждены проводить бесчисленные тренировки на специальных тренажерах, отдавая этому занятию множество времени.

Потом – психологический стресс. Ведь особенностью орбитальных станций являлась их лишь относительная надежность. Тогда еще не существовало защиты от всепроникающих микрочастиц. После возврата с орбиты можно было обнаружить при помощи увеличительной техники деформацию поверхности скафандров. Фактически каждый из космонавтов (если указывать точнее – ткани их тела на молекулярном уровне) подвергался во время полета постоянному обстрелу невидимыми частицами, где каждое «ранение» являлось проникающим. Белые вспышки перед глазами во время полета, приступы недомогания, если полет продолжался длительное время – это лишь осязаемые последствия попадания микрочастиц.

По сравнению с современными межзвездными перелетами космонавты начальной эпохи освоения космоса выглядели крайне выносливыми людьми. Выносливыми во всем: от способностей выдерживать огромные физические нагрузки (без всяких модификаций!) до невероятной эмоциональной устойчивости. Каково им было там, в тесных переходах орбитальных станций? Каково им было осознавать, что защита от метеоритов и микрочастиц – эфемерна? И любой крохотный предмет, даже затвердевшая чешуйка краски с другой станции, способен прошить их корабль насквозь… А ведь, кроме этого, прежде чем оказаться на орбите, им нужно было пройти стадию подъема, когда прямо под ногами у них висела огромная бомба с топливом! Взлетать приходилось, что называется, верхом на пуле.

Еще. Что может быть милее и желаннее для военного астронавта, чем возврат на базу? Когда все трудности и опасности позади, полетное задание выполнено, движки не вгрызаются ультразвуком в мозг во время критических режимов работы, а пляска огней на экранах угасает, угасает, угасает, что позволяет впервые за множество минут сморгнуть. Когда-то все было не так. Возврат на Землю являлся самым ответственным, самым рискованным этапом полета. Спускаемые капсулы трепало в объятиях атмосферы. Языки плазмы облизывали их со всех сторон, заставляя обугливаться внешнюю обшивку. Вибрация могла оказаться настолько сильной, что едва не крошились зубы… Но было еще кое-что.

Совместимость!

Каждый из космонавтов сам по себе мог являться сверхчеловеком, – причем в буквальном смысле. Выносить огромные перегрузки, справляться с большим количеством стрессовых ситуаций. А вот вместе, при проведении полета в составе экипажа, они могли оказаться слабее. Ведь каждый час, едва ли не каждая минута на орбите – ответственный труд. Это потом уже, с развитием космического туризма, на орбитальных станциях стали появляться состоятельные бездельники, которые только делали вид, что чем-то заняты. Экипаж всегда должен работать как часы. А в часовом механизме, как известно, даже шестерни делаются из одного металла. Вывод – экипаж должен быть сплоченным. Не только в силу приказа, но и в силу естественных причин. Иными словами, космонавты должны были подходить один другому лучше, чем самые образцовые друзья. Они Должны Быть Совместимы. Не желать уединения друг от друга. Суметь вытерпеть друг друга, ведь все мы разные, и материя человеческих отношений весьма тонка – тоньше, чем нанопленка! Месяц непрерывной работы в замкнутом, сильно ограниченном по площади пространстве, под грохот вентиляции да еще в непрекращающейся борьбе с подсознанием, когда кажется, что звезды уже говорят: «Ты наш! Второй посадочный не раскроется! В капсуле случится декомпрессия! И вообще, вас снесет, вы сядете прямо в кратер действующего вулкана Санторин…» Весь этот месяц нужно верить не только в себя, но и в того, кто рядом.

В годы орбитальных полетов экипажи, которые планировалось отправить в космос на одну-две недели, должны были проходить совместную подготовку около полугода. Если срок нахождения на орбите достигал одного-двух месяцев, подготовка велась не меньше года. А на случай длительного полета, сроком до года, время подготовки занимало больше двух лет. И уже тогда актуальным являлся вопрос лидерства и подчинения. Особенно для небольших, в два-три человека экипажей. Ведь в большом экипаже увеличиваются шансы найти «родственную душу». Да и проще складываются отношения подчинения. Вот у двух космонавтов, находящихся даже десять суток на орбите на станции, таких шансов уже не было. Вариант «два паука в одной банке» мог привести к срыву полетного задания и катастрофе, не говоря уже о сумасшедших затратах, пущенных на ветер. Ведь тогда, столетия назад, при составлении бюджета орбитальной экспедиции, учитывали каждую минуту полетного времени!

Кстати, первые орбитальные станции почему-то носили название пилотируемых. Хотя, учитывая крайне ограниченные возможности маневрирования, им больше подходило прилагательное «обитаемые»… Но даже в то время профессия космонавта являлась более чем почетной.

Естественно, каждый из кандидатов в отряд космонавтов вольно или невольно пытался скрыть собственные недостатки, многим это удавалось. Почти удавалось. Все недостатки проявлялись уже потом, когда отошли разгонные ступени и станция выведена на орбиту. Результат – несколько потерянных дорогостоящих спутников, поврежденная станция, незавершенные эксперименты. Поэтому бывали, оказывается, даже такие случаи, когда в последний день предполетной подготовки обоих членов экипажа снимали с программы, назначая на их место дублеров, которые сумели больше притереться и поладить между собой, понимая друг друга с полуслова.

Но какими бы ухищрениями ни пользовался человек, существует огромное множество неконтролируемых реакций тела, которые расскажут о человеке больше, чем он сам о себе знает. Используя знания этих реакций, группа психологов, формировавшая экипажи, и делала свои заключения. А методы оказались настолько просты, что Джокт чуть не рассмеялся над словами инструктора-психолога, рассказывавшего эту предысторию.

– Всего-то? Сложить руки на груди? – Даже Барон не удержался от скептицизма.

– Всего-то… Попробуйте! Только одновременно… Ну, скажем, с вашим временным лидером. Готовы?

Барон кивнул, Джокт тоже. В следующую секунду они сложили руки на груди, крест-накрест, как и показал инструктор.

– Та-ак! – Психолог довольно ухмыльнулся, не торопясь пока с разъяснениями. – А теперь просто похлопайте, будто вы на концерте. Можете это сделать громко…

И Барон, и Джокт воспользовались советом, несколько раз звонко хлопнув в ладоши. Пока все казалось им игрой. Причем каждый старался сделать это громче другого, почему-то решив, что в громкости и силе хлопков кроется какой-то загадочный показатель. Величина, способная выдать некоторую информацию. Конечно же, они ошибались.

– Все, все! Молодцы. Из-за вас в ушах зазвенело… Хватит, я сказал! Лучше с последним хлопком сцепите ладони… Очень хорошо… Превентивная проверка окончена, и я уже готов дать рекомендации. Хотите услышать?

Еще бы! Вокруг Джокта с Бароном собралась остальная группа, все тридцать пилотов, которых вот-вот должны были развести по-новому в тройки, указав каждому его маленькую судьбу – быть лидером или ведомым.

Теперь молодые пилоты уже знали, что никаких особых привилегий лидерство в тройке не дает, за тем лишь исключением, что ведомые должны беспрекословно следовать за лидером, а лидер – избирать направление атаки. Но в остальном это положение не сказывалось ни на служебном росте, ни на признании какой-то вторичности ведомых по сравнению с лидерами. Просто в регулярных флотских подразделениях основной боевой единицей считалась именно тройка, а не одиночный «Зигзаг». И в этой тройке каждый должен находиться на своем месте. В остальном… Психология – туманная наука. В смысле, для всех, кроме специалистов, ее положения – сплошной туман. Не всегда самые рискованные и одаренные пилоты, с полным набором открывшихся после модификаций возможностей и способностей, становились лидерами. И наоборот – командирами крупных флотских соединений впоследствии чаще становились именно ведомые. Их работа позволяла, как ни странно, накопить чуть больше опыта, поскольку, пока лидер принимал решение за решением, ведомым доставалось больше времени на анализ. Ошибки – они ведь со стороны всегда виднее. Да и советы легче давать со стороны… Возвратившись в Крепость после выполнения полетных заданий, ведомые иногда выдавали более четкую, чем лидер, картину произошедших во время вылета событий. Естественно, при командовании, например, тридцаткой, это могло сослужить хорошую службу. К слову, майор Гонза пять лет летал в ведомых, а затем стал командиром тридцатки истребителей.

– Смотрите, что у нас получилось! – начал инструктор. – Когда вы скрестили руки, у Джокта сверху легла правая рука, а у Барона – левая.

И Барон, и Джокт, да и все остальные тут же повторили жест, заново сложив на груди руки и отмечая, какая именно рука легла сверху. Получилось – у двадцати двух человек, и у Джокта в том числе, сверху оказалась правая рука, у восьми оставшихся, включая Барона, – левая. Джокт попытался сделать все наоборот, но тут же почувствовал разницу.

– Невозможно обмануть самого себя, – прокомментировал эти попытки инструктор. – И дело вовсе не в пространственной ориентации и доминировании разных мозговых полушарий. Левша или правша – тут не играет никакой роли. Дальше…

Дальше оказалось, что при хлопках и Джокт и Барон одновременно делали основной замах правой рукой.

– Тут вы совпали, – прокомментировал инструктор, – но вот рукопожатие с самим собой, последовавшее за хлопками, снова выявило разницу. У Джокта сверху ложился большой палец правой руки. У Барона – левой.

– И что все это означает? – Хлопки и рукопожатия получились разными и у остальных пилотов. Само собой, всех их теперь заинтересовала интерпретация теста.

– Это говорит сразу о многом. Например, о том, что Джокт и Барон не должны находиться в составе одной тройки…

– Как? Почему? – вырвалось одновременно у Джокта, Барона и даже Гавайца.

– Вот так и потому! – ответил сразу на оба вопроса инструктор. – Можете считать это официальным заключением. А к нему я прихожу потому, что рано или поздно возникнет ситуация, когда вам лучше не находиться в одной тройке. Модель, конечно, теоретическая, но… Кстати, – добавил он, обращаясь уже ко всем пилотам, – не пытайтесь что-то изменить. Я понимаю, всем вам не хочется расставаться с товарищами и вы готовы пойти на обман, спешно тренируясь в хлопках и рукопожатиях… Напрасный труд. Все, что происходило только что в кубрике, записано на видеочипы. Уже через час я буду знать – кому и с кем нельзя оставаться в одной тройке.

Возникла пауза, и каждый из пилотов смог прочувствовать определенную долю подлости, присутствующую в тестировании.

– Поймите! – увидев недовольство сразу в тридцати взглядах, направленных на него, поспешил оправдаться инструктор. – Мы не стремимся развести все тройки! Но точно так же не стремимся сохранить и уже создавшиеся. Для Солнечной и для Крепости важен только один вопрос – эффективность каждой тройки в любой возможной ситуации… И спорить со мной бессмысленно, и осуждать несправедливо. Потому что все через это проходят. Вы уж поверьте мне на слово, будет только лучше.

Вряд ли слова инструктора вызвали у кого-то понимание. Все были возмущены фокусом с тайной видеосъемкой.

– Джокт! – Неожиданно инструктор ткнул пальцем в грудь пилоту. Вернее, попытался это сделать, потому что тот отклонился ровно настолько, чтобы палец инструктора остановился меньше чем в сантиметре от ткани комбинезона. – Джокт! – повторил инструктор. – Тебя никогда не посещали мысли, что из Барона может получиться неплохой лидер? Может быть, даже получше тебя?

Джокту даже не пришлось раздумывать, потому что он успел задать себе тот же вопрос, пытаясь найти объяснение только что полученному известию.

– Да, ком. И не однажды.

– Пилот Барон? Никогда не мечтали о том, чтобы самому вести тройку?

Барон отмолчался, но из отведенного в сторону взгляда ответ был понятен.

– Значит, мое заключение не должно вас удивлять. Вот так вот.

Гаваец, до сих пор молчавший, перебегал взглядом с Джокта на Барона и обратно, наблюдая, как они переваривают свалившееся несчастье. А после не выдержал и поинтересовался:

– А… Как же я? – Даже голос Гавайца показался сейчас каким-то измененным, чужим. Растерянность в его глазах плескалась сильней, чем у Джокта с Бароном. – Я-то уж точно никогда не желал быть лидером! И, черт возьми, не понимаю, почему должен расставаться с кем-нибудь из своих друзей только потому, что они неправильно машут руками. А может, у них сегодня просто такой день случился… Очень не хочу с кем-нибудь из них…

– Или с обоими сразу, – подкинул фразу психолог.

– Как? – Теперь Гаваец выглядел донельзя изумленным, с покрасневшим лицом и выпученными глазами он напоминал большого тюленя.

– Запросто. То, что вы никогда не стремились к лидерству в тройке, мне еще ни о чем не говорит. Только после тест-маджонга станет ясно – летать вам ведомым или лидером. Но даже если ведомым – стоит поискать ответ на вопрос, чьим ведомым? Кто будет для вас лидером? Джокт? Барон? Кто-то другой?

– О-о-о! – протянул Гаваец, запустив пятерню в короткий ежик на голове. – Почему весь этот цирк нужно было проводить именно сейчас? Почему – не раньше? Ведь нам позволили слетаться, а потом – как палкой по голове! Этот, слева, – больше не ведомый, а тот, другой, – уже не лидер, и вообще, лидером будет тот вот задохлик, который если чего-то и умеет, так это правильно хлопать в ладоши и скрещивать руки как положено… Мы вместе выходим на задания! Уже год! Неужели вы не понимаете? Вы бы вообще почаще меняли состав троек, дождались бы от пилотов благодарности…

– Да, как-то нелогично получается, – согласился Барон. – Если бы не сегодняшний тест, никто бы и не додумался разводить нас… Позвольте выразить несогласие с вашими выводами?

– Да-да! – Поняв, что это уже не шутки и все происходит на самом деле, Барона поддержал Джокт: – Мы подадим рапорт коменданту, и тогда…

– Не теряйте время понапрасну! – оборвал их инструктор. – Как вы думаете, я здесь по чьей воле нахожусь? По своей, что ли? Ага, дошло наконец-то! И имею от коменданта четкую инструкцию посылать всех несогласных в задницу. Понятно? Да и с чем вы не согласны? Не я хлопал за вас в ладоши… Так что комендант моего решения не отменит, вы же не оберетесь неприятностей, если будете досаждать ему с подобными просьбами. Обращайтесь лучше сразу в штаб Внешнекосмической обороны, на Землю. Там, по крайней мере, вам не накидают нарядов по службе. Надеюсь, вы догадываетесь, каков даже в этом случае будет ответ?

Молчал Барон, молчал Гаваец. Молчал и Джокт, представляя, как его рапорт ложится на стол гелиокомандора Бисмара.

– Знаете, что? – Теперь инструктор сам пошел в атаку: – Не нужно смотреть на меня волком! Не думаю, что вам стало бы приятней, если бы я оставил всех в неведении до окончания тестирования, а потом кто-то из ассистентов объявил тот же результат. Что скажете? Вот то-то! Не знаю, насколько это поможет лично вам, пилот Джокт. – Психолог снова попытался ткнуть пальцем, и снова это у него не получилось. – Но я бы хотел сказать, что подобная участь ожидает практически всех здесь собравшихся. Набрать минимальный боевой опыт, летая временными тройками, – это одно. А стать полностью автономной боевой тройкой, которой можно доверить любое задание, – совсем другое дело. Кстати, – теперь он обращался к Гавайцу, – ваше предложение о частой замене троек принимается! Можно считать, вы попали прямо в точку.

– То есть?

– Иногда что-то меняется в людях, вернее – что-то изменяет их. Кто-то приобретает новые качества, кто-то теряет… Раз в год ВСЕ пилоты теперь будут проходить тест-маджонг. Такое уже практиковалось раньше.

– И как успехи? – Пилотам оставалось только язвить.

– Редко кто из ведомых попадал в лидеры, еще реже – из лидеров в ведомые. Но состав троек изменялся почти наполовину. Почему – сами поймете со временем. Сейчас же, перед прохождением тест-маджонга, и пока обрабатывается информация с видеочипов, не забивайте головы ненужными вопросами. Давайте, я лучше расскажу что-нибудь еще о непроизвольных реакциях и их связи с нашей сущностью…

И, не дожидаясь согласия, а больше – чтобы отвлечь пилотов от раздумий, инструктор пустился в экскурс по практической психологии. Мало-помалу в разговор вступили и пилоты…

Пусть этот разговор и оказался сумбурным, из тех, что забываются на следующий день, но все же он достиг своей цели. Через десять минут со всех сторон посыпались вопросы, и больше никто не заикался о несогласии с выводами инструктора. Вскоре, если ощущение несправедливости и осталось, вслух его никто не озвучил…


– А сила рукопожатия о чем-нибудь говорит? Если один человек сжимает руку другого со всей силы, то это значит…

– Это значит, что он более эгоистичен, чем собеседник. Еще, возможно, свидетельствует о гипертрофированном инстинкте собственника. Конечно, по одному этому жесту ничего не скажешь, здесь немалую роль играет и физическая сила. – Инструктор кивнул в сторону Гавайца. – Но все же в большинстве случаев такой жест делается умышленно и говорит скорее о плохом, чем о хорошем.

– Почему?

– Как вам сказать… Это в моем понимании… Одно дело – быть человеком честолюбивым, другое – стараться подавить любого другого человека. Это ведь атавизм чистейшей воды! Звери рычат, демонстрируют зубы, парнокопытные вскидывают рога, а люди… Наблюдения показывают, что такие «силачи», здороваясь с людьми, от которых в чем-то зависят, резко ослабляют хватку. Такая реакция не относится к неконтролируемым. Я называю – любить себя, любимого.

– А разве это не показатель жесткости характера?

– Возможно. Но еще может оказаться свидетельством простой жестокости. Между жесткостью и жестокостью граница, конечно, имеется. Но очень тонкая. Вы понимаете? И почему-то, чаще всего, такая жестокость вымещается на женщинах, уж простите за сентиментальность, но бывают… перегибы…

Пилоты понимали. Может быть, каждый по-своему.

– А имеет ли значение, на каком расстоянии от собеседника останавливаться во время разговора? Это тоже о чем-то говорит?

– Ну-у… Специалист различит сразу несколько случаев, и, если это не близкие друзья, чаще всего такое положение собеседника, когда он пытается буквально втиснуться в вашу кожу, должно заставить сомневаться в его правдивости. Хотя общего заключения делать по этому признаку нельзя. Для тех, кто живет в густонаселенных районах, такая близость – норма. А вот, скажем, колонисты, которым пришлось осваивать обширные территории и жить обособленно друг от друга, те всегда при разговоре сохраняют дистанцию, стараясь находиться на расстоянии вытянутой руки. Присмотритесь сами: всегда можно отличить астронавтов линейного флота от пилотов истребителей. На линкорах ютятся в тесных помещениях, особенно капонирщики и расчетные группы, обоймами, вплотную друг возле друга. Вы же привыкли к простору. Простору и одиночеству. Все, что чуть больше вашего одиночества, – полетные тройки…

Так, постепенно, инструктор вернулся к основной теме разговора – о тестировании для формирования новых полетных троек. В это же время в кубрике начали появляться новые лица. К своему удивлению, Джокт увидел среди них и Спенсера.

– Привет! – обменялись они рукопожатиями.

И Джокт поймал себя на том, что оценивает силу пожатия Спенсера. С каким-то облегчением и радостью в итоге он решил, что с женщинами у Спенсера все нормально, без перегибов. И с другими людьми тоже.

– Ты чего здесь? – задал он вопрос Спенсеру.

– За тем же, что и ты, – без улыбки ответил Спенсер. – Формирование троек. Тест-маджонг.

– И… Ты тоже?

– Как видишь, не я один… Жестокая штука, правда?

Джокт тут же вспомнил слова инструктора насчет регулярно проводимого тестирования даже для опытных пилотов и согласился, что да – штука эта ужасная!

Объявление инструктора о том, какие тройки будут разбиты, Джокт уже не слушал и почему-то старался не встречаться взглядом ни с Бароном, ни с Гавайцем. Ему казалось, что повинен он сам. А вот недовольных возгласов у присутствующих прибавилось. Впрочем, это были только пилоты одного с Джоктом выпуска, к пилотам, вошедшим вместе со Спенсером, это не относилось. Они стояли спокойно, словно готовились принять к исполнению какое-то будничное указание. К тому же их очередь пока не настала. И в итоге вышло, что полностью нетронутыми остались всего две тройки. Хотя бы кому-то повезло! Еще в трех тройках выбыло всего по одному человеку.

– Ну и что сейчас будет происходить? Как нас собираются склеить заново? – поинтересовался Джокт у Спенсера.

– О! Это будет незабываемая игра! – живо откликнулся тот. – Хорошо, если закончим к утру…

– Даже так?

– А ты что думал? Иногда тест-маджонг длится несколько дней. Вот, например…

Неизвестно, какой пример собирался привести Спенсер, потому что в следующую секунду инструктор отдал команду.

– Активировать индапы! Предполетный режим! Разбейтесь по парам и проходите в маджонг-класс.

– А… – начал было кто-то.

– Это без разницы, с кем будете в паре. Вам предстоит собрать не один пасьянс, пока что-то прояснится. Ну кто первый?

Барон ухватил Джокта за руку и, насупившись, сделал первый шаг.

– Сложите руки… Похлопайте… Еще бы попрыгать заставил – кто выше! – баобаб ученый! – бормотал он при этом, очевидно пытаясь найти хоть какой-нибудь шанс опровергнуть выводы психолога.

Но с первой же партии все стало ясно. И если этот метод, испробованный годами и поколениями пилотов, был верным, то выходило, что психолог не ошибался…

– Начинайте! – приказал один из ассистентов, и перемешивающий автомат выложил перед Джоктом и Бароном немыслимую головоломку…

ГЛАВА 2

Основным отличием этого теста от почти забытых уже занятий в маджонг-классе являлось условие парного разбора пасьянса. Рядом со столом, на котором высилась замысловатая фигура из фишек маджонга, звонко тикал неутомимый метроном. Ритм его щелчков был не быстрым и не медленным, средним, как раз таким, чтобы в одиночку справиться с заданием стало бы чуть ли не пустяковым делом. Но это – в одиночку… Напарникам было запрещено общаться между собой. Никаких слов, никаких лишних жестов, никакой мимики. Впрочем, мимика и слова сейчас никак не могли помочь – на каждого из пилотов опустился оптико-акустический барьер, отключающийся и включающийся синхронно со звучанием метронома. Попеременно – то один, то другой пилот – оказывались окруженными снопами переливчато-розового света. И Джокт не видел напарника те две-три секунды, за которые Барон должен был снять свою фишку. А потом – наоборот, барьер включался над Бароном. Сегментом пересечения двух тубусов света являлся стол с пасьянсом. Он-то и открывался взору при переключении барьера. Щелчок – и Джокт видит лишь стол и пасьянс, в котором Барон уже снял одну из фишек. За три секунды нужно распознать, какую именно, и снять парную. Или же самому убрать фишку, оставляя на долю Барона вспоминать предыдущее расположение фишек, оценивая, какой из них не стало, и снимать парную. Все это – в вязкости искажающего барьера, за которым нет Барона, нет инструктора и ассистентов, других столов и испытуемыми. Ничего нет. Какие-то тени, что движутся хаотично, избегая возможности стать человеческим очертанием. Звуки – словно услышать их под водой…

Конечно, можно было бы попытаться обхитрить психолога, нарушить весь процесс хотя бы тем, что задержать руку над местом, откуда только что снял фишку. Или наоборот – будто невзначай указать на парную фишку, облегчая задачу напарника. Барьер непроницаем только для света и звука… Но именно это делать было строжайше запрещено. Всевидящее око видеочипов, которыми был буквально начинен маджонг-класс, тут же оповещало ассистента о нарушении вводной. И почувствовать себя снова курсантом, которого инструктор тыкает лицом в экран с записью его поведения, никому из пилотов не хотелось.

Уже через десять переключений барьера Джокт понял, что недооценил коварства инструктора. Потому что основного общеизвестного правила собирания маджонга – пасьянса никто не отменял. Убираются только парные фишки. Одна за другой. Просто в предложенном тесте одновременность зависела сразу от двух участников. Я увидел выгодную пару: две двойки-доты по углам. Убираю первую двойку, а вторую убирает напарник. Только он должен сориентироваться, понять, какую пару выбрал я, и продолжить действие. А заодно согласиться, что эта пара в перспективе освобождает путь к другим парам. Самая большая проблема заключалась в том, что выгодность снятия той или иной пары каждым из пилотов оценивалась по-разному. В одиночку Джокт разобрал бы не менее трех четвертей выпавшей головоломки. Это если она не имела окончательного решения. Если же имела – обязан был разобрать всю до конца.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17