16

– Сейчас все должны сойти с лошадей и остальную часть пути пройти пешком. Так велит обычай, – объявил брат Уиллибранд на третий день после того, как паломники покинули Ньюмаркет.

Они только что спустились с горы и вошли в маленькую деревушку, за которой был виден мост через Стиффки.

Паломники оживились. Всем уже надоела бесконечная северная дорога через вересковые пустоши и леса Норфолка. По ночам они всматривались в звездное небо и искали так называемый Уолсингемский Путь, указывавший им дорогу.

Для Джоанны и Ричарда это были волшебные дни, когда они, заколдованные своей любовью, видели только нежные полевые незабудки и веронику, которая росла на глине, и не замечали однообразия пейзажа.

Когда они покидали Вениамина и Дебору три дня назад и готовили своих лошадей в путь, еврейка вынесла во двор большой сверток.

– Леди Джоанна, это для вас, – сказала Дебора, – из этого вы сошьете себе свадебное платье, – и подмигнула ей.

Джоанна увидела такую же материю, из какой было сшито платье, которое было на Деборе прошлым вечером, правда, эта ткань переливалась золотом и серебром. Сама королева не отказалась бы от такой!

Джоанна онемела от изумления.

– О, нет! Я не могу принять! Как красиво! Нет, это я должна была бы подарить вам что-нибудь за ваше гостеприимство! Нет, нет!

– Вы должны принять мой подарок, улыбаясь, настаивала еврейка. – Это все пустое, стоит мне только вспомнить, что вы и сэр Ричард спасли для меня моего Вениамина, – и она нежно посмотрела на мужа.

– А я добавлю еще лошадь и телегу, сказал лекарь, кивая в сторону только что выехавшего во двор сына. – Мальчик проводит вас до аббатства, а потом вернется домой. Конечно, это не мой экипаж, но все же лучше, чем ничего... Никто никого не будет задерживать в пути, – усмехнулся он.

Потом они стали прощаться с объятиями, со слезами и с обещаниями приехать в гости.

Только подъезжая к аббатству, где провели ночь остальные паломники, Джоанна поняла значение подарка. Недаром Дебора ей подмигнула, ведь Джоанна сказала ей, что не помолвлена с сэром Ричардом, однако она и не сказала, что помолвлена с кем-то другим. Значит, Дебора поняла, что она и высокий рыцарь любят друг друга, и, может быть, даже слышала, как они шли на свидание.

Теперь, когда они все время были на глазах, Джоанне было и сладостно и мучительно ехать рядом с любимым и не иметь возможности даже коснуться его. Ричард сказал ей, что лучше всего им вести себя так, будто ровным счетом ничего не случилось, по крайней мере до Уолсингема. Там же хватает постоялых дворов, и они без труда найдут время побыть вдвоем, если не будут обращать внимание на такую сплетницу, как Марджери Эпплфилд.

Джоанна согласилась с ним, хотя понимала, что их сияющие лица вряд ли кого введут в заблуждение. Ведь, даже если она хотя бы украдкой не глядела на Ричарда, все равно улыбка не сходила с ее губ. Ричард тоже, по-видимому, больше не терзался мрачными мыслями, и его раскатистый смех то и дело оглашал округу. Когда же им случалось разговаривать, они долго и пристально смотрели друг другу в глаза. На привалах Ричард с такой откровенностью заботился о Джоанне, лишь не имеющий глаза не понял бы, что они влюблены.

Джоанна решила дождаться, когда они останутся в Уолсингеме наедине, чтобы еще раз попытаться узнать у Ричарда, отчего умерла Алисия. Ричард любил ее, и Джоанна больше не сомневалась в этом, а так как она тоже любила его, то ей очень не хотелось ехать одной в Уиллоуби. Надо только постараться вовремя и правильно задать вопросы, чтобы он понял, как ей нужно знать правду об Алисии, и он ей не откажет. А потом они вернутся ко двору и сделают все, чтобы разорвать ее помолвку с Годфри.

На дороге было много паломников. Они прошли около мили, прежде чем ступили в небольшой городишко на холме. Здесь даже те паломники, которые всего-навсего хотели совершить приятное путешествие, тем более что погода стояла на редкость теплая, сняли башмаки и последнюю милю до Уолсингема шли босиком.

Роза и Бесс, ступая по нагревшейся земле, то и дело вскрикивали и хихикали так же, как они это делали, когда в первый раз сели на лошадей. На обочине в лавчонках можно было купить всякие красивые вещи, например святые изображения, благословленные самой Девой Марией, изображения Богоматери из сахара, четки. Джоанна обратила внимание, что Эдвин Блэкхерст купил прелестные четки из агата и галантно преподнес их леди Клариссе, которая одарила его кокетливой улыбкой.

Однако в основном паломники не обращали внимания на торговцев, то ли не имея денег на дорогие безделушки, то ли желая сберечь их на потом. Мод Малкин крепко прижимала к груди сына и смотрела прямо перед собой, тихо шепча молитву. По щекам у нее одна за другой скатывались слезинки. Монашки и монахи негромко пели псалмы, одолевая последнюю милю перед Уолсингемом.

На главной улице города в глазах рябило от множества постоялых дворов и таверн, рассчитанных на благочестивых путешественников. Однако пока в них никто не заходил, потому что все спешили посмотреть на святыню.

Лошадей и телегу паломники оставили около ворот монастыря, возле которых стояло много каноников, внимательно осматривающих каждого входящего.

– Они смотрят, нет ли среди нас таких, которые могут украсть святые реликвии, – пояснил брат Уиллибранд.

Ступив на территорию монастыря, паломники тут же попадали под начало монахов и по одному или по двое совершали строго определенный обход святых мест. Джоанна ни на шаг не отходила от Ричарда.

Сначала их повели в маленькую часовню Святого Лаврентия, где каноник показал им отбеленную временем косточку и, сказав, что это палец Святого Петра, разрешил всем приложиться к ней губами. Никто не уклонился, однако чуть позже, когда каноник повел их дальше, Ричард подмигнул Джоанне, и она с трудом удержалась от смеха.

– Наверняка куриная косточка, – шепнул он.

Потом они вошли в просторный шалаш, где били два родника. Вода в них была холодная и вкусная и не только лечила животы и головную боль, но и исполняла желания паломников. Надо было опустить обе руки в источники, а обнаженным правым коленом опуститься на холодный камень между ними и загадать желание на ближайший год. Потом главное было никому не проговориться.

Ричард и Джоанна вошли как раз, когда Мод Малкин изо всех сил упрашивала малыша встать на коленку и опустить ручки вводу.

Ребенок, напуганный незнакомой обстановкой, никак не желал вставать в неудобную позу, к тому же его пугали холодная вода и одетые в черные, недовольные задержкой монахи.

– Намочи ручки, маленький, ну, пожалуйста, – в отчаянии молила Мод, боясь, как бы не выставили вон, прежде чем она успеет уговорить сына. – Пресвятая Богородица исцелит тебя.

Уолтер, однако, не желал слушаться мать и, прижимаясь к ней, отчаянно кричал:

– Мне уже и так хорошо! Правда! Еврей меня вылечил! Не хочу в воду!

Мод вся сжалась, когда встретилась взглядом с монахом-августинцем.

– Ладно, женщина, иди отсюда, хватит! Вот и господа ждут, когда ты освободишь им место.

Он сделал жест, приглашая Ричарда и Джоанну подойти поближе.

Бедная женщина взяла сына на руки и послушно двинулась к выходу, однако Ричард остановил ее.

– Мы подождем, – сказал он канонику.

Он опустился на колени перед малышом и ласково говорил с ним, пока тот не осмелел и не сделал, что от него требовалось.

Когда наступила очередь Джоанны, она встала на колени и попросила:

– Пожалуйста, Святая Мария, успокой душу моей сестры Алисии Хокингем и помоги мне узнать, отчего она умерла.

Ей было очень любопытно, о чем так серьезно, закрыв глаза, молится Ричард, словно ради этого он задумал путешествие в Уолсингем. Прежде чем уйти, они купили две бутылочки со святой водой для Габриэлы и принцессы Элеоноры.

В конце концов, войдя в узкую калитку, они оказались перед каменной церковью Святой Марии, внутри которой разместился дом из Назарета. Вдове Рихельде де Фаверш было видение, после чего тут и построили церковь в честь Пресвятой Девы.

Здесь их остановил, как всех паломников до них, монах, спросивший, что они принесли Святой Деве. Большинство имело при себе лишь мелкие монеты, и монах пренебрежительно поторапливал их взмахом руки. Джоанна разглядела впереди Мод Малкин графиню Саттон, отдавшую монаху рубиновую брошь, отчего он сразу же расплылся в улыбке и почтительно проводил ее взглядом.

– Интересно бы знать, о чем она теперь будет молиться, – прошептал Ричард на ухо Джоанне, кивая в сторону виноторговца, который вскоре последовал за леди Клариссой.

Джоанна не удержалась от улыбки. Что ж, может, Ричард прав, и графиня больше не желает дарить своему мужу наследника, а предпочитает остаться с любезным Блэкхерстом, который обходится с ней, как с наследной принцессой.

Каноник принял у Джоанны пять серебряных марок и пригласил ее войти.

Внутри не было окон, однако Джоанна разглядела в облаке ладана большую статую Девы Марии с младенцем Иисусом на коленях. В руке она держала лилию, а ногой попирала каменную гадину, словно уничтожая все зло на земле.

На бело-синее одеяние статуи трудно было смотреть, так сверкали на нем драгоценные камни, подаренные состоятельными паломниками, – рубины, изумруды и даже бриллианты. Сквозь туман Джоанна глядела на белое лицо с нарисованными красными губами и, опускаясь на колени, подумала, интересно, самой Деве Марии нравится ее разряженное изображение. Неужели отсюда она лучше слышит молитву Джоанны, чем из другого места?

Однако Джоанна решила, что хуже не будет, и мысленно проговорила:

– Пресвятая Дева, дай мир и покой душе Алисии Хокингем. Пусть она знает, что я люблю ее и прощаю ей ее ошибки. Пожалуйста, молю Тебя, открой мне тайну. Пусть мой любимый поймет меня.

Статуя не подала знака, что молитва Джоанны услышана.

Она перекрестилась и заметила рядом монаха, который, видно, все время наблюдал за ней.

– Хотите видеть молоко Девы?

Джоанна кивнула. Только в Уолсингеме было такое. Так как монах продолжал стоять и смотреть на нее, Джоанна поняла, что надо заплатить. Она вынула шиллинг.

Монах посмотрел на нее так, словно ждал большего от благородной паломницы, хотя и одетой в скромное платье. Тем не менее он повел ее в монастырскую церковь, где после молитвы ей показали прозрачный сосуд в распятии из слоновой кости и золота.

Приглядевшись, Джоанна с трудом различила белый порошок внутри. Неужели это молоко самой Богоматери, ведь прошло столько столетий. Ей сказали, что если молитва принята благосклонно, то порошок превращается в жидкость и плескается в сосуде. Однако, как ни старалась Джоанна, она ничего не могла рассмотреть, тем более что вскоре ее вывели из церкви.

Пройдя по крытому коридору, Джоанна оказалась на главной улице города, и ее ослепило яркое солнце. Здесь же были и другие паломники. Все оживленно переговаривались и обсуждали увиденное. Ричарда нигде не было.

Когда на улицу вышли монахини, они направились прямо к ней.

– Сэр Ричард просил нас передать вам, что пошел искать постоялый двор, – сообщила ей сестра Мария-Анжелика. – Он сказал, чтобы вы ждали его в таверне «Одеяние Богоматери». Мы как раз идем туда. Пойдемте с нами.

Джоанна подумала, что Ричард не пожелал посетить Дом из Назарета, и ничуть не удивилась. Ей и то были неприятны здешние поборы, а каково ему, побывавшему в настоящем Назарете? Приняв предложение монахинь, она вспомнила, что не ела весь день, так как Дева Мария более благосклонна к просьбам голодных паломников.

Таверна оказалась заполненной людьми, повидавшими святыни. У каждого в руках было что-то, купленное на память, и за всеми столами говорили о чудесах и исцелениях.

Сестра Егелина не могла сдержать чувств.

– Когда я смотрела на молоко Девы, оно поднялось, словно на него подул ветер... это была целая буря! Правда! – лучезарно улыбаясь, рассказывала она Джоанне. – Теперь я знаю, Пресвятая Дева не оставит нас в беде.

– А как ваши молитвы, дорогая? – ласково спросила сестра Мария-Анжелика.

– Я... Я не знаю, – пролепетала Джоанна, вспоминая свою просьбу.

– Но разве вы не пришли сюда помолиться о душе вашей сестры? Разве не снизошел на вас покой? Ведь теперь ваша сестра в раю.

Джоанна не забыла, как, когда они все рассказывали, зачем идут в Уолсингем, она заявила, что идет молиться о душе сестры.

– Да, конечно... Но, может быть, не все обретают покой сразу, – сказала она сестре Марии-Анжелике, все еще ожидавшей ее ответа. – Наверно, и на меня он будет снисходить постепенно.

– Ах, как мудро, дорогая леди Джоанна, – кивнула монахиня, по-видимому, удовлетворенная ответом.

Как бы то ни было, но вскоре их разлучили, потому что в таверну входили все новые и новые люди.

– А вот и Мод! – воскликнула монахиня. – Дорогая, идите к нам с мальчиком! Ну, как наш маленький Уолтер?

– Мне не было никаких видений, статуя не улыбнулась нам, и молоко не потекло, – сообщила Мод. – Но после того, как я помолилась Пресвятой Богоматери, я услышала, как красивый голос внутри мне сказал: «Что бы ни случилось, на то Моя воля, и Я дам тебе сил все снести». И я поверила. Не знаю, почему я не верила раньше. Мне всегда казалось, что, если с Уолтером что случится, я не переживу, потому что он для меня все на свете. А теперь я знаю, проживи он год или сорок лет милостью Божьей или благодаря лекарствам, мне хватит сил все выдержать.

У Джоанны перехватило дыхание и на глазах появились слезы умиления. Вот оно настоящее чудо.

Марджери Эпплфилд плюхнулась на скамью рядом с ними и объявила, что ей было дано повеление продать все свое имущество и уйти в монастырь, так что домой она пойдет вместе с сестрой Марией-Анжеликой и сестрой Егелиной, в чьем монастыре потом примет постриг. Ну, разве это не чудесно? Господь специально направил ее совершить паломничество, чтобы она встретилась со своими будущими сестрами во Христе.

Забавно было смотреть, как монахини старались не выдать своих чувств, и Джоанна от души посочувствовала им, с трудом сдерживая смех. Мало им того, что их монастырь и так еле дышит от разгоревшейся в нем свары, так еще там не хватает своевольной вдовы!

Следом пришли брат Уиллибранд и брат Томас, который заметил, что сегодняшний духовный опыт наверняка облагородит паломников.

– Мы еще на три дня останемся в Уолсингеме, – сообщил брат Уиллибранд, – чтобы отдохнуть перед обратной дорогой, поэтому те, кто желает, может еще раз посетить здешние святыни. Постоялых дворов в Уолсингеме много, но я советую поселиться в «Красном льве». Кстати, пора искать жилье, а то будет поздно. Встретимся тут через три дня на рассвете и пойдем домой.

И все сразу заговорили-заспорили, куда идти и кто с кем будет в комнате, только Джоанна молчала.

Три дня она пробудет тут с Ричардом, и он скажет ей правду, а если нет, надо подумать, что делать дальше.

Словно услыхав ее мысли, появился Ричард. Поздоровавшись с остальными, он сказал:

– Идемте, леди Джоанна. Я встретил тут сестру леди Габриэлы, и она с нетерпением ждет вас.

Джоанна поглядела ему в глаза и, поняв, что нет никакой сестры, а просто он хочет увести ее под благовидным предлогом, улыбнулась ему.

– Благодарю вас, милорд. С удовольствием повидаюсь с Марией, а заодно помоюсь и отдохну.

Когда она поднялась, чтобы идти с ним, его глаза сказали ей, что она получит и это, и еще много чего.

– А я и не знала, что у вас тут знакомые, леди Джоанна, – воркующим голосом произнесла Марджери Эпплфилд.

– О да, сестра моей подруги. Через три дня мы встретимся, а если нет, желаю вам всего доброго и, Бог даст, мы еще тут увидимся, – сказала Джоанна, сгорая от нетерпения остаться наедине со своим возлюбленным и надеясь, что ей удалось это скрыть от окружающих.

17

– С вашей стороны было очень мило сообразить, что я имел в виду, когда заговорил о сестре леди Габриэлы.

Похвала Ричарда согрела сердце Джоанны.

– Может быть, я не очень хорошо умею лгать, но я видела, как загорелись глаза у Марджери, когда она узнала, что у меня тут подруга! Представляете, как заработает ее язычок, если она узнает о нас?

– Это не ее дело, – отозвался Ричард. – После того как вы с ними расстанетесь, вы больше никогда никого из них не увидите.

С болью Джоанна подумала, что это может случиться гораздо скорее, чем ему кажется.

Ричард предусмотрительно выбрал постоялый двор под названием «Три ангела», расположенный на другом конце города. Во-первых, до него было далеко, во-вторых, в нем было дорого, так что влюбленные могли не опасаться встретиться с другими паломниками.

Хозяйка, пухлая вдова Эдна Флетчер, приняла их с распростертыми объятиями.

– Вечер добрый, милорд и миледи Кингслир! Ваша комната уже готова и ужин тоже, так что скажите, когда проголодаетесь. Вот сюда...

Они поднялись вслед за хозяйкой по лестнице и вошли в просторную комнату окнами на улицу. Пол был устлан свежими половиками, под которые были подсунуты листья лаванды, так что стоило наступить на половик, и комнату словно заливало нежным запахом. В углу стояла огромная кровать с великолепным синим покрывалом.

– Перину я сама набивала гусиным пухом, – с гордостью сообщила Эдна. – В моем доме нет ни одного соломенного тюфяка! Простыни свежие.

Возле окна расположился небольшой столик, сидя за которым, наверное, было приятно смотреть, что происходит на улице.

– Может, подать вам обед?

Ричард помедлил с ответом, глядя на Джоанну и ожидая, что она скажет.

– Я... Я немножко поела, пока ждала вас в таверне, – проговорила Джоанна, не помня, ела она или нет, и если ела, то что. – Если вы голодны, милорд...

Ричард повернулся к вдове.

– Немножко позднее. Думаю, миледи надо помыться.

Джоанна даже зажмурилась от удовольствия. Горячая вода и мыло. По дороге не было никакой возможности по-настоящему помыться, и избалованный носик придворной дамы чуял, что остальные паломники и вовсе не мылись, или не приученные к этому, или считавшие, что Святая Дева будет к ним благосклоннее, если они принесут еще и эту жертву. Джоанна вспомнила, как она хорошо помылась в доме еврея и как приятно ей было прийти к Ричарду, благоухая чистым телом.

– Как только вода нагреется, я принесу, – пообещала Эдна, с улыбкой приняв от Ричарда монету и плотно закрывая за собой дверь.

Влюбленные остались одни.

– Вы ей сказали, что я ваша жена? – спросила Джоанна.

Ричард повернулся к ней.

– Я подумал, так будет лучше, – ответил он, не отрывая от нее глаз. – К тому же это станет правдой, как только мы возвратимся к королю, а в моем сердце это уже правда. Любимая, иди ко мне.

– Миссис Флетчер сейчас вернется...

– Нет, ей еще надо нагреть воду и найти, кто притащит ее наверх, – усмехнулся он. – Я весь день ждал, любовь моя, когда смогу прикоснуться к тебе. Я хочу тебя.

Как не бывало усталости после целого утомительного дня в дороге, потом в очередях к святым Уолсингема. Кровь забурлила в жилах Джоанны, когда она сделала шаг-другой к Ричарду.

Здесь в комнате им больше не надо было следить за собой и делать вид, что Джоанна хранит верность своему жениху, с которым собирается обвенчаться после паломничества. На чужих глазах они обращались друг к другу с прохладной учтивостью, словно они друзья, которых связывают придворное знакомство и совместное путешествие.

Здесь незачем блюсти холодность и учтивость. Это последнее, о чем подумала Джоанна, прежде чем его губы прижались к ее губам, а его руки прижали ее к себе. И тотчас шерстяное платье стало жечь ей кожу, едва вспыхнул огонь у нее в животе и грудях, захваченных руками Ричарда. Прохладный воздух коснулся ее шеи, когда Ричард снял с нее платье, чтобы поцеловать ее. Развязывая тесемки, он тоже беспрерывно целовал ее, потом стянул с нее платье и бросил его на половики у ее ног. Через мгновение за нею последовала рубашка.

Джоанна осталась в одной легкой сорочке, и Ричард прижал ее к себе, чтобы она ощутила, как он сгорает от страстного желания слиться с ней, и, когда она затрепетала в ответ, он подхватил ее и понес на кровать.

Зная, что хозяйка скоро возвратится, да и позднее у них будет сколько угодно времени, они не стали терять драгоценные мгновения на долгие поцелуи и любовные игры. Ричард опустил руку и, почувствовав, какая она влажная изнутри, возликовал, поняв, что Джоанна не менее страстно хочет его, чем он ее. И он быстро взял ее, впитывая в себя ее крик, словно литанию, пока она не задохнулась от сладкой муки.

Когда пришла миссис Флетчер с двумя юношами, с трудом тащившими лохань и ведра с водой, Джоанна сидела в кровати, рассыпав по подушке блестящие каштановые волосы и по плечи укрывшись простыней. Щеки у нее горели. Ричард же стоял рядом, завернувшись в покрывало.

Пухленькая вдовушка решила, что не ошиблась, приняв их за молодоженов. Какая она красавица... А он? Он просто замечательный (не говоря уж о том, что красивый), настоящий христианский рыцарь. Повез свою молодую жену в Уолсингем в свадебное путешествие.

– Не пролей воду, Гирт, – засуетилась хозяйка и без конца крутилась вокруг мальчишек, пока они наливали воду в лохань.

Джоанна, а следом за ней залезший в лохань Ричард, смеялись и радовались жизни и друг другу, когда Гирт отправился по приказанию хозяйки в конюшню присмотреть за господскими лошадьми.

Мальчику нравилось, когда ему доверили работу, которую обычно исполнял Роб, звавший его на помощь, только если надо было присмотреть за послушными мулами и маленькими верховыми лошадками. Как хорошо, что Роб объелся зеленых яблок и мучается животом!

Мальчик с уважением посмотрел на большого боевого коня лорда Кингслира, на мощные мускулы, игравшие под черной шерстью. У леди, которую Гирт мельком видел за спиной барона, тоже красивый конь, поменьше, поизящнее, как раз такой, какой ей нужен.

– Эй! Парень! Иди сюда! – услыхал Гирт, как его кто-то зовет из темноты.

– Кто... Кто тут? – спросил мальчик.

Во рту у него пересохло и сердце быстро-быстро забилось, когда человек приблизился. Мальчик слышал много сказок про колдунов и сейчас быстро перекрестился на всякий случай.

В свете лампы он увидел одетого в рясу монаха с выбившимися из-под капюшона золотистыми волосами и проницательными синими глазами.

Монах улыбнулся, открыв великолепные белые зубы.

– Я – брат Мартин, – сказал он. – Жаль, что пришлось напугать тебя.

– Что вы хотите? – спросил, немного успокоившись, Гирт.

– Не что, а кого. Ты можешь оказать Церкви великую услугу. Ты ведь христианин?

– Христианин? А, да, конечно, сэр... нет, брат.

– Тогда ты поможешь мне отыскать сбежавшего монаха. Его зовут Ричард. Он очень нам навредил, сбежав несколько месяцев назад. Сейчас он притворяется лордом. Такой высокий, красивый, с черными волосами и карими глазами. Говорят, он похитил одну аристократку. Может, он тебе попадался где-нибудь? Ему сейчас негде быть, кроме как в Уолсингеме, это я знаю точно.

От страха у Гирта округлились глаза, когда он вспомнил про барона и прекрасную даму, которую видел мельком в комнате наверху. Монах? У лорда Кингслира нет тонзуры, это Гирт помнил точно. У него густые черные волосы, но если он сбежал из монастыря давно...

– По твоим глазам вижу, что ты знаешь этого человека, – прервал монах его размышления. – Он здесь остановился?

– Ну... да... Вы мне заплатите, брат Мартин?

Монах виновато улыбнулся.

– Только не деньгами. Мы даем обет бедности, да будет тебе известно. Но я помолюсь за тебя. Только ничего не говори господину и его даме. Мне надо выбрать время, чтобы... как бы это сказать... вернуть брата Ричарда в руки Святой Матери-Церкви.

Сэр Годфри обрадовался своей удаче. Теперь он заляжет в засаде и будет ждать, когда Ричард надолго оставит Джоанну одну. Годфри не желал рисковать, идя на открытый бой с Ричардом Кингслиром за свою невесту. Он почему-то не сомневался, что не проиграет, ведь ему слишком долго пришлось ждать Джоанну Хокингем, чтобы теперь потерять ее.

Нанятые им разбойники вовсю резались в кости, пили и ухлестывали за служанками. Он же пил немного и, хотя его тело требовало своего, не желал никого, прежде чем не раздвинет белые ноги Джоанны.

В бессильной ярости он заскрипел зубами и сжал кулаки, в первый раз отчетливо поняв, что они одни в комнате. Он-то рассчитывал похитить Джоанну, прежде чем Ричард уложит ее в свою постель, однако Гирт подтвердил его страхи. Хотя это были уже не страхи, а реальность. Значит, они отделились от остальных паломников, чтобы им никто не мешал. Ричард Кингслир наслаждался тем, что принадлежит ему одному!

Ладно, он еще поплатится за это, только бы не подставить себя! А Джоанна проклянет день и час, когда изменила Годфри Лингфилду. Пусть ему не будет дана звериная радость лишить ее невинности, что ж, он все равно пустит ей кровь и заставит покричать.

– Ммм, – как ты приятно пахнешь, – протянул Ричард, вытирая жестким полотенцем спину Джоанны. – И вся цветешь, как роза, от горячей воды.

Джоанна не была уверена, что виной тому только вода. Сидя в воде, доходившей до кончиков грудей, Джоанна, осоловев от счастья, смотрела, как Ричард влезает в лохань, достаточно просторную, чтобы они могли мыться, не мешая друг другу. Но не тут-то было. Джоанна принялась тереть Ричарду спину, а он потом намылил ей волосы, и оба были счастливы неведомым им доселе счастьем. Покончив с волосами, Ричард обнял Джоанну и прижал ее к себе. Целуя ей затылок и шею, и она не осталась равнодушной к охватившему его желанию, особенно когда он взял в ладони ее груди и принялся гладить мгновенно затвердевшие соски.

– Я опять хочу тебя, – сказал он, глядя ей в глаза и протягивая сухой конец полотенца.

В ответ она прижалась к нему, упиваясь прикосновениями к его теплой влажной коже и сцеловывая капли воды с его черных ресниц.

– Ты обещал, что мы будем ужинать, после того как помоемся, – улыбнулась она, ничуть не жалея, если ужин придется отложить.

– Что нам ужин, любимая? – пошутил он, играя глазами. – Ведь я хотел показать тебе, как можно совершенно замечательно любить, особенно после того, как мы смыли с себя дорожную пыль.

Ничего не понимая, но полностью полагаясь на своего возлюбленного, Джоанна позволила отнести себя на кровать и уложить на спину.

Ричард поцеловал ее. Сначала в губы, потом, после того как его язык вволю наигрался с ее языком, он стал целовать ей шею, потом груди, не забыв попробовать на вкус соски. Это не было для нее ново, к тому же она быстро привыкла к приятной дрожи, которую у нее вызывали его поцелуи, и откинулась на подушки, постанывая от удовольствия. Она не перестала довольно мурлыкать, когда его губы коснулись ее живота, и лишь пробежала пальцами по его черным волосам, когда его руки двинулись дальше, гладя ее, заставляя сильнее биться сердце и влажнеть между ногами. Ричард встал на колени и принялся целовать ей ногу, колено, ступню, каждый пальчик. Потом он двинулся вверх, целуя пальчики, ступню, колено на другой ноге, приближаясь... приближаясь...

Тревожные искры рассыпались внутри нее тем чаще, чем ближе он придвигался к горевшему в ней костру. Нет, он не... Не может быть...

Неожиданно Джоанна почувствовала, как его губы коснулись ее там, где она еще ни разу не ощущала их, и тревога сменилась восторгом. Крик радости сорвался с ее губ Она даже представить себе не могла, что возможно такое наслаждение, такое райское наслаждение, и, забыв обо всем на свете, вцепилась ему в волосы.

От каждого движения его языка Джоанна изгибалась все круче и круче в вихре страсти. У нее словно оголились все нервы. Ни о чем не думая, она помогала ему возносить ее все выше и выше, к самой вершине страсти. Похоже на падение, только успела подумать Джоанна, и еще, что она умрет, если не остановится. Конечно, умрет, если не остановится.