- А каково на этот счет ваше мнение, Григорий Александрович? - прямо поставил Николаенко вопрос перед комиссаром.
      - Полагаю, это правильно,- после непродолжительного молчания ответил Иванов.- Вас, видимо, для того и прислали на Крымский фронт, чтобы применить здесь передовой опыт, накопленный в боях под Москвой. Вы командующий, вам и создавать авиационные кулаки. Была бы польза.
      В это мгновение совсем недалеко грохнули один за другим несколько бомбовых взрывов. Из окон посыпались стекла, а с потолка штукатурка. Кабинет наполнился густой белой пылью.
      - И часто так бывает? - спросил меня генерал, стряхивая рукой пыль с кителя.
      - Почти каждый день. Авиация противника наносит удары по морскому порту и огневым позициям артиллерии, размещенным у подножия горы Митридат. От бомбежек достается и городу.
      - Ладно, можете идти,- кивнул он мне.- Передайте комбригу Савельеву, пусть подумает, куда вывести штаб из Керчи.
      Через несколько дней штаб ВВС фронта перебазировался в поселок Октябрьское, а командующий и комиссар с небольшой группой оперативных работников, возглавляемой мною, выехали на командный пункт фронта в поселок Ленинское. Туда же вскоре прибыл представитель Ставки армейский комиссар 1 ранга Л. 3. Мехлис, имея специальное задание - помочь командованию фронта подготовить и провести операцию по освобождению Крыма.
      С согласия Военного совета фронта нам удалось объединить истребительную авиацию в один мощный кулак в составе двенадцати авиаполков под общим командованием генерал-майора Е. М. Белецкого, а от создания объединенной бомбардировочной группы пришлось отказаться в связи с тем, что 113-я бомбардировочная авиадивизия с самолетами ДБ-Зф передавалась по решению Ставки Главнокомандования в распоряжение генерала А. Е. Голованова, прибывшего тогда в Крым формировать объединение авиа ции дальнего действия. Присутствие на нашем фронте представителя Ставки Л. 3. Мехлиса сказалось на работе оперативного отдела штаба ВВС фронта прежде всего в том, что по его требованию мы три раза в сутки готовили справки-доклады о боевой деятельности авиации сторон, вновь и вновь дешифрировали производимые летчиками через день фотоснимки 26-километровой четырехполосной обороны противника на направлении Ак-Монайского перешейка, монтировали их на огромные планшеты с обязательным условием, чтобы "красиво смотрелось". На все это затрачивалось много времени, и потому его не хватало для обстоятельной и целеустремленной подготовки ВВС фронта к предстоящему наступлению.
      Новое наступление началось 13 марта 1942 года. Оно тоже не было в достаточной мере подготовлено - прибывшая на полуостров 47-я армия генерала К. С. Колганова не смогла по-настоящему влиться в боевые порядки фронта и действовала разрозненно, не в полную силу. Войскам же 51-й армии генерал-лейтенанта В. Н. Львова удалось достигнуть некоторого успеха, они вклинились в оборону противника на 10 - 12 километров. Наземным войскам армии активно помогала фронтовая авиация. Штурмовики 214-го авиаполка Андрея Шуста, взаимодействуя со стрелковыми и танковыми частями, умело прокладывали им путь вперед. Поле боя надежно прикрывали истребители 45-го авиаполка Ибрагима Дзусова. Его летчики на самолетах Як-1 со знанием дела вели воздушные бои с "мессершмиттами" и в ряде случаев одерживали победы. Мужественно и храбро сражались с врагом тогда еще малоизвестный, а в будущем дважды Герой Советского Союза Дмитрий Борисович Глинка, капитан В. Н. Кубарев, ставший впоследствии Героем Советского Союза, генерал-полковником авиации. Не менее решительно действовали бомбардировщики 653-го и пикирующие бомбардировщики 742-го авиаполков.
      С передового КП то и дело по телефону поступали распоряжения от генерал-майора Е. М. Николаенко: бомбардировщикам точнее наносить удары по опорному пункту врага Кой-Асан, пусть, мол, учатся действовать над полем боя и не лезут в оперативную глубину; штурмовикам теснее взаимодействовать с наземными войсками; истребителям смелее вести борьбу с вражескими "мессерами". Требования в общем-то правильные, но осуществлялись они порой без учета возможностей, в результате чего наша авиация несла большие потери. Погибли командиры 270-го и 247-го авиаполков Василий Савкин и Михаил Федосеев, удостоенный посмертно звания Героя Советского Союза, погибли комиссары этих полков Александр Мухин и Николай Васильченко. Лишившись в воздушном бою левой руки, буквально чудом посадил свой самолет командир 347-го авиаполка А. С. Кравченко. После излечения он, естественно, был списан с летной работы, но и без руки остался в строю, впоследствии стал генералом, автором ряда учебников по тактике ВВС, кандидатом военных наук, профессором. Смертью героев пали многие другие летчики.
      Удачному, казалось бы, поначалу наступлению наземных войск, поддержанному всей мощью фронтовой авиации, не удалось получить развития. Подтянув из резерва 22-ю танковую дивизию, Манштейн нанес сильный удар по левому флангу 51-й армии и таким образом принудил ее прекратить наступление, перейти к жесткой обороне. Было сделано еще несколько попыток атаковать укрепленные акмонайские позиции врага, но по-прежнему безрезультатно.
      Когда 8 мая 1942 года противник от обороны акмонайских позиций, сосредоточив крупные силы танков, перешел в наступление, Крымский фронт был фактически лишен возможности наносить штурмовые удары по вражеским танкам и пехоте.
      Вскоре Л. 3. Мехлис был отозван из войск как один из прямых виновников неудачи Керченской операции, снят с поста заместителя Наркома обороны и начальника Главного политического управления Красной Армии, понижен в воинском звании до корпусного комиссара. Были также сняты с занимаемых постов и понижены и звании другие военачальники.
      Кавказский заслон
      В Краснодаре у С. М. Буденного.- Формирование 5-й воздушной армии.Помощь защитникам Севастополя.- Кавказский заслон
      Вторая половина мая 1942 года. Наш штаб только что перебазировался в станицу Крымская. Мне приказано срочно вылететь в Краснодар, чтобы доложить генерал-майору авиации С. К. Горюнову о составе и размещении авиационных частей, выведенных с Керченского полуострова на Таманский.
      - Не исключено, что вам вместе с генералом Горюновым придется встретиться с командующим войсками Северо-Кавказского направления Маршалом Советского Союза Буденным, - добавил Е. М. Николаенко.
      Все это было настолько неожиданно, что сразу подумалось: "А почему не летит в Краснодар сам командующий ВВС фронта? Кто такой генерал Горюнов? Почему командование даже на встречу с маршалом Буденным посылает меня, капитана, начальника оперативного отдела?"
      Осторожно попытался выяснить причину такого ненормального, на мой взгляд, положения, так как еще не знал о полученной часа два назад телеграмме из Москвы об отстранении генерала Николаенко от занимаемой должности. На мой вопрос, почему командующий не летит в Краснодар на встречу с маршалом Буденным сам, Николаенко ответил не сразу. С минуту тер пальцами сильно поседевшие за последние дни виски, потом как бы нехотя выдавил:
      - Меня, военкома Иванова и комбрига Савельева отзывают в Москву. Обвиняют в том, что не сумели организовать отпор вражеской авиации на Керченском полуострове.
      - А кто же будет командовать авиацией? - вырвалось у меня.
      - Вероятно, генерал. Горюнов, раз интересуется данными,- буркнул Николаенко и, попрощавшись, вышел на свежий воздух.
      Ночь за подготовкой материалов к докладу, казалось, пролетела мгновенно. Не удалось вздремнуть и в самолете. Не давали покоя мысли о последних событиях. Из задумчивого состояния меня вывел голос штурмана: "Под нами Краснодар". Самолет шел на посадку.
      В огромном здании, где размещался штаб Северо-Кавказского направления, разыскивать генерала Горюнова пришлось совсем недолго. Мне указали комнату, в которую он только что вошел. И вот я перед новым начальством. Представился. Здороваясь, Сергей Кондратьевич посмотрел на часы:
      - Я вас заждался, капитан. Ровно в десять нужно быть у маршала Буденного. А сейчас коротко доложите мне все по порядку. Знаете, что докладывать?
      - Да. Генерал Николаенко дал необходимые указания.
      В ходе доклада Сергей Кондратьевич задавал много вопросов, подробно расспрашивал о командирах авиаполков Павле Коробкове, Александре Осипове, Павле Данкевиче, Ибрагиме Дзусове и других. Потом поинтересовался, живы ли генералы Белецкий и Нанейшвили.
      - Живы и здоровы,-ответил я.-Только у Нанейшвили неприятность. Его парадный мундир со Звездой Героя остался в Марфовке, куда внезапно на рассвете ворвались гитлеровцы.
      - Был бы сам живой, а мундир пошьет новый, - широко улыбнулся Горюнов.- Надо полагать, выдадут и дубликат Золотой Звезды. А как там группа Белецкого? Я доложил, что группа в последних боях действовала смело и решительно. Положил перед генералом справку-доклад, в котором сообщалось о боевых делах истребительной авиации на Крымском фронте.
      Позвонили от С. М. Буденного. Мы поспешили на прием к маршалу.
      Семен Михайлович тепло поздоровался с генералом Горюновым, пожал руку мне.
      - Присаживайтесь, пожалуйста,- пригласил он.
      - Этот командир оттуда? - кивнув в мою сторону, спросил он у генерала.
      - Начальник оперативного отдела штаба ВВС фронта. Беседа началась с разговора о последних событиях, о неудаче наших войск в Керченской операции. Маршал сказал, что он еще в апреле предупреждал командующего фронтом генерала Д. Т. Козлова о необходимости создать надежную оборону на рубеже Турецкого вала, но его указание осталось невыполненным. Командование фронта не сумело справиться с этой задачей в после того, как 10 мая Ставка приказала отвести войска на позиции Турецкого вала и организовать там оборону.
      Настоящая трагедия,-негромко произнес Семей Михайлович, после чего, как бы между прочим, добавил:
      - Знаете, я тоже еле унес ноги с Аджимушкая.
      Видимо взволнованный этим воспоминанием (за время боев на Керченском полуострове он дважды побывал у нас на КП фронта), маршал встал из-за стола, успокаивая себя, несколько раз прошелся по комнате от стены к стене. Мрачно пошутил насчет кавалерийской дивизии генерала В. Н. Книги, от которой, по его словам, после боев на Керченском полуострове осталась одна обложка.
      Успокоившись, Буденный опять сел за стол, с обычной для него твердостью сообщил, что вновь создаваемому Северо-Кавказскому фронту товарищ Сталин поставил задачу - обеспечить надежный заслон против врага по реке Дон и по восточному побережью Азовского моря. В выполнении этой задачи, как указал маршал, исключительно важная роль должна принадлежать авиации. Личный состав авиационных частей должен быть готов к трудным боям. Это надо хорошо объяснить каждому летчику, каждому командиру.
      Горюнов, слушая маршала, с едва заметным нетерпением двигал широкими плечами, машинально приглаживал правой рукой гладко причесанные на пробор, не очень густые, каштанового цвета волосы, время от вромени поворачивал голову в мою сторону, словно приказывая: слушай, мол, и запоминай.
      Высказав все, что считал необходимым, Буденный выразительно посмотрел на Горюнова, видимо ожидая от него заверения в том, что авиаторы приложат все силы для достижения поставленной цели. Однако Сергей Кондратьевич просто сказал, что видит свою главную задачу на ближайший период в объединении всей авиации, базирующейся на аэродромах Краснодарского края, в одну воздушную армию, после чего гораздо легче будет создать воздушный заслон врагу и выполнить приказ Верховного Главнокомандования.
      Термин "воздушная армия" тогда только входил в употребление и, как я заметил, непривычно резанул слух Семена Михайловича.
      - Воздушная армия! - негромко повторил он, разглаживая пышные усы.Новая реорганизация, новое объединение. А я, грешным делом, полагал, что авиация гораздо нужнее командующему общевойсковой армией, чтобы он сам мог распоряжаться ею. Своя авиация у общевойскового командарма - это сила.
      Генерал Горюнов, будучи одним из инициаторов и активных сторонников объединения авиации в воздушные армии, без промедления ринулся в "бой", стал убедительно, со свойственной ему горячностью доказывать Семену Михайловичу преимущества мощных воздушных объединений. Эти доказательства сводились примерно к следующему. Авиация, рассредоточенная по общевойсковым армиям, не в состоянии самостоятельно решать важные задачи, одновременно наносить мощные удары по наземным войскам противника и прикрывать свои войска с воздуха. Особенно это относится к тем общевойсковым армиям, которые действуют на главных направлениях. Для прикрытия и поддержки наземных войск на главном направлении нужен мощный авиационный кулак. Таким именно мощным, а не расчлененным по частям кулаком и будет для войск фронта создаваемая воздушная армия. Собственно говоря, особой необходимости убеждать маршала С. М. Буденного в важности и целесообразности объединения авиации в воздушную армию, пожалуй, не было. На этот счет уже имелось соответствующее решение Верховного Главнокомандования. Тем не менее Сергей Кондратъевич Горюнов использовал все свое незаурядное красноречие для доказательства командующему, что объединенная в воздушную армию авиация представляет собой гораздо большую силу, нежели авиация, распыленная по общевойсковым армиям.
      - Выходит, вы правы, - признал в конце концов Семен Михайлович.Хорошо, что мы с вами так откровенно поговорили на эту тему. Действуйте, Сергей Кондратьевич, побыстрее заканчивайте формирование воздушной армии. Медлить нам нельзя.
      Новый командующий ВВС Северо-Кавказского фронта {2} генерал С. К. Горюнов решил не задерживаться долго в Краснодаре. Его как магнитом тянуло в станицу Крымскую, где планировалось формирование 5-й воздушной армии, в командование которой он должен был вступить в самые ближайшие дни. Вместе летим в станицу Крымскую. Некоторое время молча смотрим на широкие, удивительно красивые просторы краснодарского Предкавказья. Говорить вроде не о чем. Обо всем, что касается служебных забот и дел, переговорено на земле. Теперь - поскорее на место, в Крымскую, чтобы приступить к практической работе.
      Однако молчание продолжается недолго. Первый нарушает его генерал. Обернувшись ко мне, спрашивает:
      - Вы откуда родом, капитан?
      - Из Запорожья.
      - Южанин, значит, украинец?
      - Да. Жил и учился в Одессе, потом в Москве. Службу до войны, после академии, начал на Кавказе. И воевать приходится тоже на юге.
      - А семья у вас есть? Где она теперь?
      - В Тбилиси. Жена и дочь.
      - Моя семья тоже в Тбилиси. Трудно им. Во многих местах пришлось побывать, а в Тбилиси мои оказались впервые.
      - Вы давно в авиации, товарищ генерал? - поинтересовался я.
      - Давно,- махнул он рукой.- Одним словом, смолоду.
      В нескольких словах Сергей Кондратьевич рассказал о том, как стал авиатором. Сначала хотел быть учителем. В восемнадцатом году в Казани окончил учительскую семинарию. Но учить ребятишек не пришлось. Началась гражданская война. В августе того же года ушел на фронт. Защищал родной город Казань от белочехов, рвавшихся в город частей восставшего против Советской власти чехословацкого корпуса. Тогда же впервые увидел воздушный бой, который вела пятерка присланных по распоряжению В. И. Ленина в помощь защитникам Казани советских самолетов с самолетами противника. С той поры его не покидала мечта научиться летать. Сбылась она только в 1922 году, когда окончил летную школу. Позже был летчиком-инструктором, командиром звена, эскадрильи. Во время войны с финнами командовал авиационной бригадой. В 1940 году получил звание генерала. С первого дня войны командовал ВВС 18-й армии Южного фронта, отступал с нею от границы до самого Ростова.
      - Трудное, драматическое время...- тяжело вздохнул Горюнов.
      Вспомнили некоторых общих знакомых, воевавших в Крыму. Оказалось, что Сергей Кондратьевич хорошо знал командира 132-й бомбардировочной дивизии полковника А. 3. Каравацкого, как он охарактеризовал его, командира умного, спокойного и расчетливого. О другом нашем общем знакомом - главном инженере ВВС фронта А. Г. Руденко Горюнов отозвался так: ростом его бог наградил огромным, грудь держит колесом, одна беда - любит выпить. Когда зашла речь о главном штурмане Михаиле Николаевиче Га-лимове, Сергей Кондратьевич с теплой, сердечной улыбкой сказал:
      - Его-то я знаю намного лучше других. Он был у меня штурманом бригады во время финской войны, а сейчас моя семья живет в его тбилисской квартире. Хороший человек и отменный специалист. Кстати, его настоящее имя Мухрам Ниганетович.
      ...Наш самолет заходил на посадку. Под нами была азродромная площадка станицы Крымской. Увидев сверху на местах стоянок добрую сотню самолетов, командующий ВВС радостно воскликнул:
      - Вы, как вижу, не все оставили на Керченском полуострове!
      Я пояснил, что эти самолеты из так называемой "ударной группы" в боях на Керченском полуострове не участвовали, но, как мне показалось, командующий не слышал моего пояснения. Глядя вниз, он бегло пересчитал новенькие "яки" и "илы" и, довольно потирая руки, как бы самому себе сказал:
      - Наша авиация тоже не лыком шита. Спасибо конструкторам и рабочим создали самолеты получше немецких.
      Пятая воздушная, как и другие авиационные армии, еще только формировалась, а ее командующий генерал Горюнов, вероятно, уже обдумывал замысел первого массированного удара по вражеским войскам.
      - Побольше бы получить новых машин, а за нами дело не станет, даванем так, что смешаем гитлеровцев вместе с их хваленой техникой с грязью, поможем нашей матушке-пехоте,- словно про себя негромко произнес он, когда мы подлетали к аэродрому.
      Под вечер того же дня в Крымскую прибыли военком армии бригадный комиссар Андрей Петрович Грубич - темноволосый белорус среднего роста с усиками, с озабоченно-угрюмым выражением на худощавом лице - и начальник штаба генерал-майор авиации Сергей Павлович Синяков - внешне не очень старый, но совершенно седой.
      С Грубичем мне встречаться прежде не доводилось, а Синякова я немного знал по Крымскому фронту. Познакомились мы тогда при весьма неприятных обстоятельствах.
      ...Было это недели две назад. Штаб ВВС фронта располагался в Багерово, в одном из подземелий. Вражеская авиация с ожесточенным исступлением гвоздила село бомбами, обстреливала из пулеметов. Я оставался в штабе за старшего, так как его начальник незадолго до бомбежки куда-то выехал. В эту трудную пору и появился в подземелье генерал Синяков: прилетел из Москвы с предписанием командующего ВВС расследовать причины поражения нашей авиации в Крыму. Наскоро поздоровались, но поговорить не успели. Зазуммерил телефон, я взял трубку. Звонил командующий фронтом генерал-лейтенант Д. Т. Козлов. Коротко хрипловатым голосом сообщил, что находится на аэродроме, что там сущий ад: до сотни "юнкерсов" бомбят самолетные стоянки. Линия фронта проходит по западной окраине Багерова. Дальше строгий приказ: Дайте команду Белецкому оставить Багеровский аэродром, перебазироваться в Керчь. Сами со своей группой уходите в Аджи-мушкай, иначе через час-другой гитлеровцы перебьют вас".
      В нескольких словах я доложил обстановку прибывшему из Москвы генералу. Он решил лично убедиться, так ли в действительности обстояло дело, как сообщил командующий фронтом, попросил машину для поездки на аэродром. Выехал в сопровождении офицера штаба по учету боевого состава самолетов майора Н. Н. Нартова. Минут через двадцать оба вернулись (аэродром находился неподалеку от села). Записав что-то в блокнот, московский гость тут же отбыл в Аджимушкай - повидаться с командующим авиацией фронта генералом Е. М. Николаенко, с которым у меня уже не было связи...
      Теперь же, две недели спустя, в станице Крымской Сергею Павловичу предстояло не расследовать ошибки и промахи, допущенные другими, а браться за дело самому, причем немедленно, с ходу, без раскачки. На его плечи легли основные заботы по переформированию авиационных частей и соединений, по укомплектованию управления армии.
      Работы было невпроворот не только у начальника штаба, но и у всех, кто имел хоть какое-то отношение к формированию, к созданию надежных условий управления предстоявшими боевыми действиями соединений. И все надо было делать быстро, без проволочек, в предельно сжатые сроки.
      Начальнику политотдела армии П. М. Проценко сразу же по прибытии в Крымскую пришлось решать одновременно несколько неотложных задач: заново создавать политорган, вместе с редактором налаживать выпуск армейской газеты "Советский пилот", помогать начальнику штаба в подборе людей в армейский управленческий аппарат, а большую часть времени проводить непосредственно в частях и соединениях, инструктировать партийно-политических работников, нацеливать их на предметное политическое обеспечение предстоящих боев.
      Дни и ночи с полным напряжением сил работали главный штурман М. П. Галимов и главный инженер А. Г. Руденко. Часто спорили, горячились, когда расходились во мнениях по тем или иным вопросам, но вместе с тем выверяли все до последней ниточки, заботясь об образцовой подготовке к новым боям всего комплекса летной и инженерной техники. Отлично в те горячие дни потрудился новый начальник связи армии подполковник М. П. Коваль. В предельно короткий срок он рассчитал и организовал необходимую командованию связь управления авиацией и связь взаимодействия на земле и в воздухе. По каналам взаимодействия нам удалось быстро и надежно соединиться с соседями: с 4-й воздушной армией генерала К. А. Вершинина, с ВВС Черноморского флота, которыми командовал генерал В. В. Ермаченков, и со штабами ближайших общевойсковых армий.
      Хуже на первых порах обстояло дело с разведкой. Присланный на должность начальника разведотдела Карепанов оказался не только малосведущим специалистом, но и просто лодырем, любителем побалагурить, развлечь начальство анекдотами, только бы не работать. Сколько ни старался Сергей Павлович Синяков образумить Карепанова, заставить трудиться честно и добросовестно, ничего из этого не получилось. Начальник разведки оставался верным себе- бездельничал. Всю работу за него фактически выполнял его помощник капитан И. В. Орлов. Пока переформировывались, объединялись под общим командованием авиационные части и соединения, создавался и включался в работу армейский командно-политический аппарат. Многие из нас, штабников, предполагали, что первые свои мощные удары армия нанесет по скоплениям танковых и сухопутных войск противника. Именно на это были направлены и мои мысли, как начальника оперативного отдела штаба. Исподволь я готовил материал для разработки такого плана. Но в ночь на 31 мая поступило решение Ставки о нанесении массированных ударов по аэродромам противника в широкой полосе от Пскова до Крыма. Цель этих ударов, как говорилось в директиве Ставки,- сжечь вражеские самолеты на аэродромах и вывести из строя летные поля, тем самым снизить боевые возможности фашистской авиации и лишить ее маневра по фронту.
      Дежурный по штабу разбудил меня в третьем часу ночи, коротко сказал: "Срочно вызывает генерал Синяков". Когда я пришел в комнату, где у нас хранились оперативные карты, Сергей Павлович уже сидел за столом, попыхивая трубкой, с которой он почти никогда не расставался. Нам предписывалось вывести из строя три полевых аэродрома: Джанкойский, Сарабузский и Багеровский - тот самый, который фашистам удалось 12 мая отбить у генерала Белецкого ценой потери 45 "юнкерсов" и "мессершмиттов".
      - Замысел операции понятен? - спросил меня Синяков, когда я ознакомился с директивой Ставки.
      - Понятен, товарищ генерал.
      - Давай проиграем на карте, как получится.
      Проиграли. В соответствии с замыслом определили силы и средства для выполнения боевого задания, маршруты полетов.
      - Ну а теперь за работу,- вновъ раскуривая успевшую погаснуть трубку, сказал Сергей Павлович.- Привлекай всех, кого сочтешь нужным. В двенадцать ноль-ноль план на выполнение боевой задачи будем докладывать командующему. Действуй, а я пойду и подумаю на свежем воздухе.
      Поработать пришлось основательно. Дело в том, что многие классические догмы, которые мы усвоили в академии, в данном случае оказались устаревшими: ведь никому прежде не приходилось планировать участие воздушной армии в воздушной операции. Синяков хорошо понимал это, время от времени заходил в комнату, где я вместе со штурманом М. Н. Галимовым и моим помощником, оставленным при штабе летчиком 27-й истребительной авиадивизии А. А. Гадзяцким, колдовали над планом, при необходимости вносил поправки, а чаще всего ограничивался лишь краткими замечаниями, которых было достаточно, чтобы работа шла ходко и правильно.
      Ветеран Красной Армии, Сергей Павлович Синяков пришел в авиацию, имея за плечами богатейший опыт работы с людьми. Этот опыт в сплаве с приобретенными знаниями, самобытный ум, исключительно добросовестное, подлинно партийное отношение к порученному делу во многом способствовали его быстрому продвижению по службе. Командовал Синяков авиационной бригадой, руководил летной школой, еще до войны был начальником штаба ВВС Прибалтийского Особого военного округа, а в трудном сорок первом году служил в штабе ВВС Красной Армии. Дело, конечно, не в занимаемых должностях, а прежде всего в том, что штабная работа была его призванием. И я, ближайший помощник начальника штаба по оперативным вопросам, тогда еще молодой военный специалист, жадно впитывал деловой стиль его работы. Забегая вперед, могу с полным основанием сказать, что совместная фронтовая служба с Сергеем Павловичем оставила неизгладимый след в моей ратной судьбе.
      Работая над планом нанесения мощных ударов по трем вражеским аэродромам, я чувствовал себя в определенной мере новичком, как бы держал трудный экзамен перед штабом, самим собой. Самым важным считая для себя выполнить задание в срок и так, чтобы мой опытный генерал-наставник остался доволен. Ровно в полдень мы вместе пошли на доклад к командующему армией генералу Горю-нову. Он утвердил план, а некоторое время спустя было получено одобрение плана и от командующего Северо-Кавказским фронтом маршала С. М. Буденного.
      К выполнению задачи привлекались 237-я истребительная, 238-я штурмовая, 132-я бомбардировочная авнационные дивизии. 1 июня командиры дивизий генералы Е. М. Белецкий, В. В. Нанейшвили и полковник А. 3. Каравацкий доложили о полной готовности своих авиационных соединений к боевым действиям.
      На рассвете 2 июня в воздух были подняты по одному полку штурмовиков Ил-2 и истребителей типа Як-1, И-16 и И-153. Командарм С. К. Горюнов заметно волновался. Выйдя из своего домика на улицу, он словно хотел услышать, как у летчиков пойдут дела за много десятков километров от станицы Крымской. Посмотрел на часы, негромко сказал:
      - Время "Ч". Сейчас будут жечь.
      Волновались, естественно, и мы с начальником штаба и главный штурман М. Н. Галимов. Особенно переживали за истребителей. Думалось: со штурмовиками проще, у них однотипные машины, а у истребителей - "яков" и "ишачков" - различные скорости, не одинаковые тактико-технические данные. Сумеют ли летчики, командиры звеньев, эскадрилий и штурманы в полной мере обеспечить согласованные действия? Хотя в плане все предусмотрено, все учтено, но кто знает, что может случиться? Маршруты полетев пролегали в целях маскировки над Азовским и Черным морями. Это, по замыслу, должно было отвлечь вни-мание противника, ослабить охрану намеченных для нанесения удара объектов. А будет ли так в действительности?..
      Тревоги оказались напрасными. Первые два полка успешно выполнили задание. Когда вернулись на свой аэродром, в воздух подняли другие части. И так в течение всего дня авиационные группы одна за другой направлялись в сторону Крыма и благополучно возвращались. Несли, правда, потерн, но небольшие. Летчики действовали слаженно. С наступлением темноты дневные удары штурмовиков и истребителей по аэродромам врага сменились ночными налетами бомбардировщиков дивизии полковника А. 3. Каравацкого. Несмотря на то что дивизия была укомплектована старенькими самолетами СБ, бомбардировщики добились немалого успеха. Особенно отличился 6-й авиаполк В. И. Лунина. Пример мастерского бомбометания по стоянкам фашистских самолетов, летному полю показали заместитель командира эскадрильи М. С. Горкунов, командир звена И. И. Назин, многие другие авиаторы полка.
      За сутки авиация 5-й воздушной армии изрядно попортила взлетно-посадочные полосы полевых аародромов Сарабуз, Багерово, Джанкой, взорвала склады с боеприпасами в горючим, сожгла на земле до 50 фашистских самолетов. А самое главное - блестяще подтвердилось то, что сведение авиации фронта в воздушную армию обеспечило гибкость в оперативность управление боевыми действиями авиационных соединений, облегчило массирование их ударов по врагу. Воздушные налеты на вражеские аэродромы регулярно продолжались до 10 июня. Наряду с истребителями, штурмовиками и бомбардировщиками 5-й воздушной армии не менее успешно громили фашистскую авиацию на земле наши ближние и дальние соседи - летчики воздушных армии других фронтов, авиаторы Военно-Морского Флота.
      Как нам тогда стало известно по данным разведки, немецко-фашистское командование вынуждено было перебазировать свою авиацию с прифронтовых аэродромов на рубежи Риги, Минска, Киева, Кировограда, Херсона и на другие аэродромы в своем тылу. Массированные удары советских авиаторов по немецко-фашистским аэродромам, несомненно, способствовали некоторому изменению воздушной обстановки в нашу пользу.
      В горячие дни бомбардировок и обстрелов вражеских аэродромов штаб нашей воздушной армии перебрался из станицы Крымской в Краснодар, чтобы быть ближе к командованию фронта. Это было сделано по указанию маршала Буденного. Тогда же в составе армии были сформированы еще две истребительные дивизии - 236-я и 265-я, оснащенные новой материальной частью - самолетами Як-1 и ЛаГГ-3. Первую из них - 236-ю дивизию возглавил прибывший из Москвы генерал Иван Дмитриевич Климов, который в кризисные дни осени 1941 года руководил авиацией противовоздушной обороны столицы. Ее комиссаром стал Герой Советского Союза А. Н. Кобликов. Оба энергичные, опытные, знающие и любящие доверенное им нелегкое дело. Командиром 265-й истребительной авиадивизии был назначен Герой Советского Союза подполковник П. Т. Коробков, бывший командир авиаполка, еще недавно сдерживавшего бешеный натиск фашистских стервятников на Керченском полуострове.