Сара и глазом не моргнула, будто ее это вовсе не интересовало, — она все еще ненавидела его с такой силой, что не понимала, как это он не пал замертво у ее ног. Входная дверь мягко стукнула, и она с облегчением вздохнула, хотя и знала, что ей предстоит еще одна бессонная ночь.

На следующее утро она подала заявление об уходе с работы. Начальник отдела кадров нахмурился, но ничего не сказал. С ее уходом компания, естественно, не обанкротится. Но Сара ценила свою работу, и теперь ей было горько сознавать, что через несколько месяцев ей вряд ли удастся найти столь же хорошее место. Но что делать? Нельзя допустить, чтобы Рафаэль затеял дело в суде. Будет слишком много разговоров, особенно когда начнут всплывать новые факты. Нельзя позволить, чтобы ее имя трепали в суде. Благодаря отцу она провела почти два месяца в больнице для душевнобольных. Кто поверит, что ее упрятали туда без малейших на то оснований? Она все еще надеялась, что они смогут уладить свои разногласия и без суда. Отцовство может скоро наскучить Рафаэлю. Джилли и Бен временами очень надоедливы. Где они будут жить в Испании? В доме его бабушки? Это его сильно стеснит. Рафаэль не любит, чтобы его беспокоили, когда он рисует, а дети будут постоянно вертеться у него под ногами. Терпение же не числилось среди его добродетелей. Да и как он представлял себе их совместную жизнь после всего, что между ними произошло? Одно дело — высокопарно заявлять о желании быть все время с детьми, другое — воспитывать их изо дня в день, отказавшись от неограниченной свободы. Что ж, она готова пожертвовать несколькими неделями своей жизни, только бы он сам во всем убедился.

Когда она приехала в детский сад, Рафаэль был уже там и разговаривал, стоя на ступеньках, с воспитателем. Джилли цеплялась за одну его руку, Бен за другую.

— Джилли… Бен… — Сара нетерпеливо протянула к ним руки.

— Мы прощаемся с папой.

Бен не двинулся с места с озорным выражением лица. Джилли отвернулась, делая вид, что не замечает ее.

Рафаэль выпустил их руки и спустился по ступенькам.

— Маму надо слушать.

Бен посмотрел на него и упрямо пробормотал:

— Не буду.

Джилли тоже дернула головкой.

— И я не буду.

Сара, затаив дыханье, ожидала, что вот-вот раздастся львиный рык, но неожиданно для нее Рафаэль легко присел на корточки около детей и спросил:

— А почему?

Губки Джилли, воженные в розовый бутончик, дрогнули.

— Папа Пита Тейта улетел на самолете и больше не вернулся.

Бен чертил что-то на земле носком кроссовки, пытаясь скрыть страх за маской безразличия.

— Папы все время так делают… — пробормотал он.

— Обещаю, что я такого не сделаю. — Рафаэль небрежно снял золотые часы с руки. — Скоро вы прилетите ко мне в Испанию, и мы будем жить вместе. А пока присмотрите-ка за моими часами, ладно?

Глаза у него блестели. Сара отвернулась, пытаясь проглотить ком в горле. Рафаэль был sol у sombra — солнце и тень. Она полюбила его за теплоту и отзывчивость. Но по своей наивности не сразу сообразила, что в глубине души он был натурой сложной и неукротимой. А когда поняла, было слишком поздно. Рафаэль уже замкнулся в себе. Вначале он был ей совершенно доступен и раскрыт, а тут вот закрылся. И она не знала, как до него добраться, и даже боялась пробовать. Она была так уверена, что он ее бросит, что в течение нескольких месяцев жила как на вулкане.

А если и он испытывал то же самое? Он хотел, чтобы у них был ребенок, и сделал все, чтобы она забеременела. Много ли есть сегодня мужчин, что еще стремятся к ребенку, несмотря на то что брак разваливается на кусочки? Он, видимо, ценил их брак намного больше, чем был способен признать. Вдруг она разозлилась. Почему она об этом думает? То, что он чувствовал пять лет назад, не имеет никакого отношения к настоящему.

Он — сам порок во плоти. Та женщина в Нью-Йорке, а теперь вот прекрасная Сюзанна были столь же неизбежны, сколь и холодный ветер в январский день. Страстные романы, страстные прощанья… А Сара слишком горда, и в ней еще бушует столько злости, что ей никак не вписаться в эту схему. Лед, напомнила она себе. Вчера он застал ее врасплох… Да и ее собственное тело сослужило ей вчера плохую службу. В следующий раз она встретит его во всеоружии. В следующий раз она застынет, как лед. Рафаэль догнал ее уже на улице.

— Мне хотелось повидать их еще раз перед отъездом, — хмуро пробормотал он, разворачивая ее к себе лицом.

Сара резко стряхнула его руку:

— Не трогай меня!

Она думала, что присутствие детей сдержит его, но ошиблась. Он неумолимо тянул ее к себе, и в конце концов, она оказалась прижатой к нему всем телом. Он целовал ее с неудержимой горячностью. Язык его раздвинул ее губы, и это было неописуемо сладко. Она почувствовала, что тает, как мороженое на жарком летнем солнце. Когда он отступил от нее, она была вынуждена схватиться за ограду, чтобы не упасть, и он с насмешкой поддержал ее.

— Продолжение следует, — пообещал он с веселым блеском в золотистых глазах и побежал через дорогу, где его поджидало такси.

— Это было противно, — громко заявила Джилли.

— Такое бывает по телевизору.

Бен был настроен не так решительно, как Джилли, но ему было явно не по себе за мать, которая и сама не знала, куда спрятать глаза.

Почему ей всегда звонят по телефону или в дверь, когда она в ванной? Сара раздраженно схватила полотенце и накинула халат, недоумевая, кто может беспокоить ее в половине одиннадцатого вечера? Карен в Нью-Йорке. И уж конечно, это не родители. Стычка, произошедшая между ними четыре дня назад, произвела на них большее впечатление, чем даже если бы она им объявила, что уезжает с убийцей-рецидивистом.

В дверях стоял Гордон. Застигнутая врасплох, она покраснела, вспомнив, что уже дважды отказывалась от встречи с ним на этой неделе, и втайне надеялась, что он все понял.

— Я понимаю, что не вовремя, но, может быть, ты разрешишь мне войти?

Она нехотя отступила, и он прошел к камину. На его застывшем лице играл румянец.

— Сегодня я ужинал с твоим отцом в его клубе, — без всякого вступления начал он. — И он мне рассказал, что Алехандро — твой муж и что ты возвращаешься к нему. Я ушам своим не поверил.

— Зря он втравливает тебя в это дело, — вздохнула Сара и тут же пожалела о своих словах.

— Тебе не кажется, что я вправе это знать? — спросил он. — К твоему сведению, я был очень благодарен твоему отцу за доверие. Он страшно переживает за тебя и за детей, и меня это не удивляет!

Сара задрала подбородок.

— Скажи, в какой ипостаси был представлен Рафаэль? Изверга, авантюриста или распутника? Или все сразу? Надо было предупредить тебя, что у отца очень богатое воображение.

— Я хочу помочь тебе, Сара. Насколько я понимаю, Алехандро шантажирует тебя детьми. Ты просто не могла на это согласиться по доброй воле, уверенно заявил он. — Тебе нужен хороший адвокат, и, хотя я и не собирался сейчас об этом говорить, ситуация складывается таким образом, что мне, пожалуй, надо это сказать: респектабельный муж в ближайшем будущем тебе вовсе не помешает. — Он помолчал, выжидая. — Я как раз собирался сделать тебе предложение.

Он так осторожно подбирал слова, что она чуть не рассмеялась, но вовремя взяла себя в руки. Он и так был взволнован.

— Ты очень добр, Гордон, но…

— Доброта здесь ни при чем. — Он схватил ее за руки. — Ты не можешь принадлежать такому типу, как Рафаэль Алехандро. Ты просто запаниковала и приняла самое неподходящее решение. Я понимаю, что ты сердита на отца. Следовало сразу же сообщить Алехандро о рождении детей, но после всего того, на что он тебя обрек, я вполне понимаю и твоего отца — он хотел оградить тебя от него.

Сара потемнела от злости.

— Меня не надо отгораживать от Рафаэля, — процедила она сквозь зубы, пытаясь высвободиться из его рук, но вместо этого оказалась в его объятьях. — Не надо, — с мукой в голосе попросила она, не в силах вырваться, хотя он и был хрупкого телосложения.

— Ты что, оправдываешь его?! — в недоумении воскликнул он. — Ты даже не хочешь дать мне шанс! Ведь я же только что сделал тебе предложение! Он поцеловал ее сердито и настойчиво, но, взглянув ей в глаза, прочитал в них только раздражение.

— Извини, я…

— Мама делает так с папой тоже.

Из дверей на них смотрела Джилли.

— Почему ты не в кровати? — резко спросила Сара.

Джилли взглянула на суровое лицо матери и тут же исчезла в спальне. Гордон поправлял галстук, расстроенный вмешательством ребенка.

— Когда ты летишь? — коротко спросил он.

— Послезавтра.

Он плотно сжал губы.

— Что же в нем такого? Он приехал сюда меньше недели назад, и стоило ему поманить тебя пальцем, ты тут же бросилась к нему в объятья!

— Это не так, Гордон!

— С моей точки зрения, именно так, и если хотя бы половина из того, что рассказал твой отец — правда, ты рискуешь сломать себе шею, — пророчествовал он.

— Меня не интересует твое мнение. К тому же ты вовсе не хочешь на мне жениться, Гордон, — уныло ответила она. — Не могу представить тебя в роли отчима.

Он покраснел.

— Я хочу на тебе жениться и считаю, что сейчас ты совершаешь самую большую ошибку в жизни. Твой отец уверен, что Алехандро использует тебя, только чтобы нанести ему ответный удар.

— Рафаэль не настолько мелочен, — резко возразила она.

— Мне остается на это надеяться, Сара. У пешки на доске короткий век, — с неприязнью сказал он.

Их рейс был отложен, и, когда наконец они сели в Севилье, было уже поздно. Стояла ужасная жара. Получая багаж и бегая за детьми, Сара вспотела и устала.

— А где папа? — хныкала Джилли.

Действительно, где? Сара хмуро разглядывала встречающих. Верно, что за несколько минут телефонного разговора он не обещал, что будет встречать их в аэропорту, но она считала это само собой разумеющимся. Хотя у Рафаэля ничто не было само собой разумеющимся.

— Senora Alejandro?

Она резко обернулась и увидела толстенького маленького человечка с фуражкой шофера в руках.

— Да… si? — поправилась она неуверенно.

— Дон Рафаэль просит прощения. Он не смог приехать, — сказал он медленно, старательно выговаривая английские слова. — Я шофер, Тимотео Дельгадос. Пожалуйста, за мной, рог favor.

Лицо у него приняло торжественное выражение, будто он только что произнес хорошо заученную речь.

Не теряя ни минуты, он развернул багажную тележку и решительно повел их через толпу. Джилли и Бен бежали впереди, и Саре тоже пришлось ускорить шаг, чтобы не отстать. На улице было чуть прохладнее, но она не почувствовала никакого облегчения. Когда они добрались до стоянки, Тимотео погрузил их чемоданы в шикарный «роллс-ройс». Сара подняла бровь. Видимо, он специально нанял эту машину, решила она, чтобы начать новое наступление. Но личное присутствие Рафаэля произвело бы на нее большее впечатление.

— Нам далеко ехать? — (Тимотео посмотрел на нее, как глухой.) — Как далеко нам ехать? — переспросила она.

— Lo aento mucho, sefiora. No habto ingles — (Извините, сеньора. Я не говорю по-английски (исп.) — сокрушенно произнес он.

Тимотео закрыл за ними дверцу. Оказавшись в шикарном салоне, Сара из духа противоречия скинула туфли и пошевелила пальцами ног, в то время как ее крайне впечатлительные дети шумно радовались такому автомобилю. Узкие извилистые улочки города и белые домики с плоскими крышами, готическое великолепие собора XV века, вырисовывавшегося на фоне ярко-голубого неба, произвели на нее сильное впечатление. Скоро они выехали на шоссе с необыкновенно красивым пейзажем по сторонам. Где-то через час они съехали на извилистую проселочную дорогу. Серебристо-зеленые плантации оливковых, апельсиновых и лимонных деревьев перемежались огромными пастбищами. Запах цитрусовых, проникавший в машину, приятно щекотал ноздри.

Забравшись на крутой холм, автомобиль стал притормаживать и мягко въехал в каменную арку со стальными ажурными воротами, открывшимися по сигналу шофера. За воротами начиналась прямая как стрела, обсаженная деревьями дорога.

Сара сидела очень прямо, удивленно глядя по сторонам. Дорога заканчивалась небольшим подъездом перед огромным зданием с элегантным фасадом, украшенным тонкими колоннами и арками, очень напоминавшими по стилю мавританский дворец. Красные и фиолетовые бугенвиллеи, экзотично переплетаясь, скрывали под собой стены дома. На мозаичном полу арочной террасы стояли каменные урны с цветущей геранью. Чуть дальше приветливо зеленели пальмы, а из фонтанов в горячий неподвижный воздух вырывались струи переливающейся на солнце воды.

Она даже нахмурилась, но уже в следующую секунду все для себя объяснила. Видимо, Рафаэль заказал им отель. Она должна была об этом догадаться еще в аэропорту, когда перед ними предстали шофер и автомобиль! Скорее всего, две недели трезвого размышления привели Рафаэля к выводу о том, что полноценное отцовство может сильно ограничить его свободу. А ведь от развода их отделяло всего лишь два с половиной месяца. В Лондоне Рафаэль погорячился, и вот результат. Горечь и разочарование овладели Сарой. Машина остановилась. Свинья, эгоист двуличный! Он заставил ее бросить работу, дом и вполне устроенную жизнь из-за какой-то прихоти, а теперь загнал их в отель, чтобы они поменьше ему надоедали!

— Папа! — взвизгнул Бен, и стоило Тимотео открыть дверцу, как близнецы кубарем выкатились из машины и со всех ног бросились к стоявшему на террасе Рафаэлю.

Сара вышла не торопясь, с холодной улыбкой. Тем временем трио обменивалось поцелуями, похлопываниями и радостными приветствиями. В белой рубашке, контрастирующей с черными волосами и загорелой кожей, и в плотно облегающих черных джинсах, подчеркивающих его узкие бедра и длинные мускулистые ноги, Рафаэль выглядел поразительно.

— Почему тебя не было в аэропорту? — спросила Джилли безграмотно.

— Abuela… моя бабушка, она не очень хорошо себя чувствует, — объяснил Рафаэль несколько громче, чем было нужно, — специально для Сары, которая не торопилась к ним присоединиться. — Но завтра, когда ей будет лучше, вы ее увидите. Она очень хочет с вами познакомиться.

Сара покраснела, но не от жары — ей стало стыдно за свои скоропалительные выводы.

— Можно мы пойдем в сад? — спросил Бен.

— Конечно, но держитесь подальше от воды, — предупредил их Рафаэль. Дети бросились бегом в сад, а Сара почувствовала на себе взгляд его темных глаз. — Ты выгладишь уставшей. Тебе надо отдохнуть перед ужином.

— Значит, ты придешь к нам на ужин?

Он свел свои пышные брови.

— Как это — приду?

Сара пожала плечами.

— Просто интересно. Мне бы не хотелось, чтобы ты перетруждал себя из-за нас.

Он смотрел на нее в упор, не торопясь поднимать брошенную перчатку, и Сара удивленно осмотрелась по сторонам.

— Не могу пожаловаться. Отель просто великолепен. Меня вполне устраивает, если, конечно, ты платишь.

Рафаэль обиделся.

— Это никакой не отель, Сара. — Он поколебался. — Это мой дом.

— Твой дом? — Сара рассмеялась, а потом уставилась на него широко раскрытыми глазами; но он был серьезен. Ее бросило в жар. — Ты шутишь, да?

— Странный юмор.

Напряженное молчание было нарушено резким всплеском, за которым последовали крик и визг. Выругавшись, Рафаэль резко развернулся на каблуках и по стоптанным каменным ступенькам бросился вниз, в сад. Дети с виноватым видом выкарабкивались из заросшего лилиями прудика размером с плавательный бассейн.

— Что я вам говорил? — закричал Рафаэль.

— Мне захотелось сесть на большой лист, — подвывала Джилли.

— Рафаэль… — попыталась вмешаться Сара.

— Иди в дом и заткни уши, если ты этого не можешь слышать! — приказал он.

Он здорово их отчитал и объяснил, что им грозило. Он чрезвычайно живо описал им все ужасы смерти в воде. Когда он закончил, дети были такими притихшими, какими она их никогда не видела. Присутствие двух служанок и пожилой женщины в черном наряде, которая прибежала на шум, заставило Сару придержать язык за зубами.

Рафаэль дал кое-какие распоряжения по-испански, и Джилли с Беном, вымокшие до нитки, были уведены черноглазыми служанками, с трудом сдерживавшими улыбку. Пожилая же женщина осталась с ними.

— Это моя экономка, Консуэло, — мягко пробормотал Рафаэль.

— Buenas tardes, senora (Добрый день, сеньора (исп.). Надеюсь, вы хорошо долетели. — Простое лицо Консуэло было все в морщинках от улыбки.

— Muchas gcacias (Большое спасибо (исп.), Консуэло. Я рада, что приехала, — дрожащим голосом соврала Сара.

— Мы будем пить кофе в зале. — Рафаэль отпустил пожилую женщину наклоном головы, затем взглянул на Сару: — Я вижу, что ты на меня сердишься. Но я считаю, что детям просто необходима твердая рука. Они должны знать, что, если я говорю «нет», то, значит, «нет». Когда же ты говоришь «нет», то временами это означает «может быть», а иногда даже — «да, пожалуйста». Лично я не возражаю против такой нерешительности: это добавляет остроты.

Она еще не пришла в себя и не смогла отплатить ему той же монетой. Вместо этого она молча проследовала за ним на террасу, где он пропустил ее вперед на балкон. Не веря, что все это происходит с ней, она вошла в большую и изысканно обставленную комнату. Ноги ее ступали по потрясающему обюсоновскому ковру с великолепными рисунками пастелью. Вокруг в изобилии стояли элегантные антикварные шкафчики и обитые шелком кушетки. На полированных антикварных столиках с изысканной небрежностью были разбросаны разнообразные objects d'art (Предметы искусства (франц.). Все здесь кричало о богатстве, накопленном еще в давние времена. Коллекции эти собирались поколениями, а по тому, как они хранились, было видно, что ими здесь не очень-то уж и дорожат.

Дом Рафаэля… Нет, это невозможно! Она все еще никак не могла оправиться от шока. Скорее всего, этот дом отошел к Рафаэлю от родственников по линии отца. Он ничего ей о них не рассказывал; Все два года их совместной жизни он держал это в секрете, не дав ей никакого намека и ни разу не обмолвившись.

— Почему ты ничего мне об этом не рассказывал? — чувствуя себя обманутой, со злостью и болью спросила она. — Ты сделал из меня полную дуру. — Она тупо покачала головой. — Я чувствую себя униженной.

Рафаэль поднял бровь.

— Enamoiada (Любимая (исп.) Сауткоттов этим не проймешь.

— Я просто никак не могу понять, откуда у тебя все это, — пробормотала она напряженно.

— Когда мы жили вместе, меня не очень-то величали здесь, в Алькасаре, — объяснил он без особого энтузиазма. — Я не получал от поместья ни гроша, хота по закону мне полагался определенный доход. Мой дед, Фелипе, ненавидел меня, и, должен сознаться, взаимно.

Ее брови поползли вверх.

— Он ненавидел тебя?

— В начале этого года Фелипе погиб в автомобильной катастрофе. Если бы не этот подарок судьбы, мне пришлось бы еще очень долго ждать дня вступления во владение своей собственностью, а приходить сюда нищим попрошайкой я не собирался. — Его темный взгляд заблестел. — Какой смысл хвастать тем, что я не мог тебе дать? Поэтому я и молчал.

Вошла Консузло с подносом с кофе и тонко нарезанными бутербродами.

— Я ничего не хочу, — промямлила Сара, когда экономка ушла.

— Не упрямься. — Рафаэль разлил кофе. — Мы садимся ужинать не раньше десяти.

— Боюсь подавиться, — честно призналась она. — Я бы лучше прогулялась.

Толкнув дрожащей рукой балконную дверь, она вышла на террасу.

— Сара…

— Сколько же ты стоишь? — спросила она, желая уязвить его.

Он облокотился на колонну, словно выточенную из ячменного сахара.

— Не знаю. — Он бесстрастно всмотрелся в ее замкнутое лицо. — У меня есть поместье и кое-какие коммерческие интересы. Сантовены всегда умели обожать и приумножать всемогущий доллар.

— Сантовены, — повторила Сара.

— Это имя фигурирует в твоем свидетельстве о браке, — напомнил ей Рафаэль. — Я поклялся не пользоваться им, пока был жив Фелипе. И я сдержал свое слово.

Рафаэль Луис Энрике Сантовена и Алехандро. Вот уже много лет, как Сара не вспоминала его полное имя.

— «Санто», — подсказал ей Рафаэль, — «Санто Амальгамейтед индастриз».

Сара побледнела. Ей уже приходилось слышать об этой компании во время обедов в доме у своих родителей. «Санто» была гигантским многонациональным конгломератом, расположенным частично в Европе, частично в Северной Америке. Связать имя Рафаэля с этим гигантом было все равно, что предложить ей пройтись по Луне. Честно говоря, она не доросла до такого. — Как наследник Фелипе, я являюсь самым крупным владельцем акций. Если бы он мог забрать свою долю в могилу, то непременно бы это сделал.

— Пожалуй, я пройдусь.

Голос ее звучал неровно, как будто ей не хватало воздуха. Она спустилась по лестнице.

Ей было плохо. Деньги — это власть. А власть позволит ему отобрать у нее детей. Странно, почему он не предупредил ее об этом еще в Лондоне? У меня неплохие шансы, сказал он ей тогда, явно недоговаривая. С «Санто» она тягаться не сможет. Она вспоминала теперь, что ей тогда сказала Карен: «Элиза говорит, что он из очень богатой семьи». У Элизы, возможно, был доступ к закрытой информации. Прессе же пока еще предстояло соединить имя Рафаэля Алехандро с САИ.

— Dios mio, que te pasa? — спросил Алехандpo, разглядывая ее сбоку.

И он еще спрашивает? Неужели он серьезно? Она только что навсегда потеряла Бена и Джилли! Всем заправлять будет Рафаэль. Он будет устанавливать правила игры, независимо от того, уедет она или останется. В чем я провинилась. Господи? За что мне эта кара? Освободиться от власти и влияния отца было очень трудно. Сбежать же от Рафаэля, которого поддерживают миллиарды «Сан-то», будет просто невозможно. Приехав сюда, она только подыграла ему, тут и говорить не о чем. Он выиграл битву прежде, чем она добралась до поля боя.

— Я думал, ты будешь просто прыгать от радости, — сказал он.

— Боже, как я тебя ненавижу! Ты слышишь меня? Я ненавижу тебя! — завизжала вдруг Сара, как сварливая баба, вновь обретя дар речи. Он попытался обнять ее, но Сара, упершись руками ему в грудь, с отчаянной силой оттолкнула его от себя и не без видимого удовольствия наблюдала за его полетом в заросший лилиями прудик, куда он свалился с таким всплеском, что забрызгал и ее. — Я места себе не находила, пытаясь раздобыл" немного денег, когда мы жили в Париже! — крикнула она. — А ты даже запретил мне пользоваться моими собственными деньгами! Нет, как же, тебе надо было заставить меня похлебать горюшка. А у самого при этом были столь обеспеченные тылы! Чего только ты не предпринимал, чтобы нагнать ужас на моих родителей! Моей матери ты заявил, что ты цыган! Что никогда не видел своего отца! Ну-ка, скажи, где ты видел родителей, жаждущих отдать свою восемнадцатилетнюю дочь за цыгана, у которого нет твердой работы, зато самоуверенности хоть отбавляй?

Поверхность прудика оставалась неподвижной. Сара быстро заморгала. Где он? Боже, о Боже! Скинув туфли, она, как сумасшедшая, бросилась в пруд. Задев ногой за что-то липкое, она пронзительно закричала, и тут вынырнул Рафаэль и, не скрывая веселого блеска в глазах, откинул мокрые волосы со лба.

— Т… ты… свинья! Мерзкий человек! Как ты посмел меня так пугать!

— бушевала Сара.

Выбраться на берег было вовсе не просто, особенно в набухшей от воды юбке. Выбравшись первым, Рафаэль вытянул ее за собой, но вместо того, чтобы поставить ее на землю, прижал ее к себе.

— Если бы только твоя мать тебя сейчас видела, gatita, — проговорил он насмешливо.

— Ты сам на это напросился! — Ее все еще трясло оттого, что она только что чуть-чуть его не утопила, хотя и была готова прыгнуть за ним хоть в пропасть.

Рафаэль рассматривал ее искаженные черты.

— Ты похожа на fantasma, на привидение, а весишь ты как маленький мешочек с костями, — пожурил ее он. — Мне не нравятся костлявые женщины. Ты совсем себя запустила.

Сара закрыла глаза, чувствуя себя старой, никому не нужной зубочисткой.

— Оставь меня в покое, — пробормотала она по-детски, готовая в любую минуту разрыдаться.

— Тебе нужно отдохнуть. Dios, Сара, — пробормотал он, желая довести это до ее сознания, — ты ужасно выглядишь.

Он понес ее на руках по длинной лестнице. Затем скрипнула дверь и послышался женский возглас. Затем — тишина. Когда она открыла глаза, то с удивлением увидела на себе сосредоточенный взгляд Рафаэля. Он поставил ее на ноги, и она, предчувствуя неладное, торопливо сказала:

— Я сама.

— Не будь ханжой! Ты едва держишься на ногах, — заявил он, стаскивая через ее голову хлопчатобумажную светло-вишневую блузку. Юбка упала к ее ногам.

— Это сухое! — едва не задохнувшись, выкрикнула она, прежде чем он успел дотронуться пальцами до узких полосочек ее нижнего белья.

— Виеnо (Хорошо (исп.). — Он поднял ее, уложил в кровать и бесцеремонно накрыл одеялом. — Спать, — приказал он.

Свернувшись калачиком, она притаилась, дожидаясь, когда он задернет шторы. Она будет лежать не двигаясь на этой огромной, размером с футбольное поле кровати до тех пор, пока он не выйдет из комнаты. В общем-то, она не так уж и устала. Через пару минут она опять будет на ногах.