Излучателя не было. Диверсия в лаборатории продолжалась. Исходила она от Сузи — в этом не было никакого сомнения. Может быть, Сузи подставное лицо? Не замешан ли в этом деле ее жених Миллс? Пришлось заняться Миллсом. Томми особенно усердствовал, раскапывая дело соперника, но, увы, дело Миллса оказалось таким же тощим, как ну Холландов: членом профсоюза не состоит, дансинги не посещает, католик…
      — Это все? — спрашивал Джефри.
      — Все.
      — Да-а… — с неодобрением тянул Джефри, ставя зеленую папку на место.
      Пат Олсборн при виде Сузи страдал от страха. Страшна была ее гладкая блестящая кожа, страшен ее румянец, голос, улыбка — вся Сузи от прически до каблуков. «Ах ты, господи…» — повторял Пат, не находя других слов. В то же время детское безграничное удивление не покидало старика ни на минуту. Так уж, наверное, мы устроены: все странное, необычное привлекает нас как магнит. «Господи, — повторял Олсборн, — наваждение! Поговорить с кем-нибудь, что ли?..» Олсборн долго думает, с кем бы поговорить, чтобы все выложить до конца и чтобы его поняли. Очень старику хочется быть понятым до конца, облегчить душу. Есть у него старый друг доктор Коллинз. Но как с ним поговорить об этом? Прощелыга Уитби предупредил Олсборна и м-ра Панни, чтобы они ни словом никому не обмолвились.
      Бесконечно терзаться противоречивыми чувствами и тайной, вторгшейся в лабораторию, Пат Олсборн не мог. Вот почему однажды вечером он оказался в кабинете друга своей университетской юности доктора Коллинза.
      Громадный, седой, с могучим голосом, доктор был похож на римского легионера. Но для Олсборна он попрежнему оставался капитаном бейсбольной команды, вожаком, перед которым такие, как Пат, млели от восхищения. Он и сейчас силен, независим, лабораторию м-ра Панни называет «Блошиным раем», а сотрудников «кошкодавами» и «учеными индюками». «Для кого вы стараетесь? — спрашивает он. — Для жизни или для смерти? Синтезируете белок, улучшаете хромосомы — кажется, для жизни. А руководит вами военное министерство. Хо-хо-хо!» Занимается доктор частной врачебной практикой.
      И все же Олсборн тянулся к этому человеку: не так уж много осталось университетских друзей.
      — А-а!.. — встретил его Коллинз. — Не ждал! — Протянул через стол громадную руку. — Какими ветрами?
      Олсборн огляделся по сторонам — нет ли кого в кабинете.
      — Хо-хо! — заметил доктор. — Пуганая ворона!..
      Слушал он Патрика, поглядывая на него из-под насупленных бровей, иногда сопровождал рассказ ироническими восклицаниями: «Чудненько! Славненько!..» Или отделывался кратким: «Хо-хо!» Когда Пат рассказывал о студенте, как тот взял лабораторию в руки, Коллинз вспылил.
      — Негодяи! — загремел он. — Все они негодяи! Джефри — самый первый из негодяев!.. А Сузи — хохо-хо! — восхитительно! Расскажи подробней о девочке.
      — Что именно? — спросил Пат.
      — Внешность, костюм…
      Патрику казалось, что это не главное, он ожидал вопросов по существу.
      — Костюм, понимаешь, в чем ходит? Какие у нее платья, блузки? — торопил Коллинз.
      Патрик стал вспоминать:
      — Платья светлых тонов…
      — Материал? — нетерпеливо гремел Коллинз. — Материал?
      Из какого материала платья у Сузи, Патрик не знал, за что тут же получил от доктора ряд кличек в духе студенческого лексикона. «Растяпа» из этих прозвищ было самым невинным.
      — Чистенькая, говоришь? — спрашивал Коллинз, не дав Патрику отдышаться. — Свеженькая, как помидор?
      Это было уже совсем легкомысленно для такого старика, как Коллинз, и Пат начал жалеть, что рассказал все другу юности.
      — Хо-хо-хо! — хохотал Коллинз. — Идея! Пришли ко мне эту Сузи. И вздуем же мы Джефри вместе с его командой!
      Потом они говорили о жизни, о молодости, о болезнях, об утрате друзей — обо всем, о чем говорят между собой старые люди. И лишь в конце разговора вернулись к Сузи.
      — Значит — чистюля?.. — переспросил Коллинз.
      Между тем события в лаборатории набирали скорость и вес, как снежный ком, пущенный под гору. Через неделю после разоблачения Сузи в кабинет. м-ра Панни, прямой и решительный, вошел генерал Харет:
      — Объясните, шеф, что за игра ведется вокруг Сузи Мак-Холланд? Шепотки кругом, разговоры. И еще этот Уитби? Дурак поймет, что он замаскированный сыщик. К тому же с нечистыми пальцами. Я своими глазами видел, как он запускал их в сумочку Сузи. В чем подозревается мисс Мак-Холланд?
      М-ру Панни ничего не оставалось, как рассказать генералу все, от поездки в дирекцию до открытия Патрика Олсборна.
      — Уволить! — реагировал генерал. — Такую дрянь нельзя держать ни минуты!
      Мысль о том, чтобы уволить Сузи Мак-Холланл, давно зрела в голове м-ра Панни. Но вряд ли он решился бы на ее осуществление, если бы она не совпадала, с решением Джефри Перкинса.
      В Тысяча ноль шестнадцатой комнате рассуждали без обиняков:
      — Уволить и посмотреть, что она будет делать.
      — Найти работу не так-то легко.
      — Без протекции…
      — Если Сузи связана с тайной организацией, друзья постараются ей помочь. Тут и расставить…
      — Капканы!
      М-р Панни долго раздумывал, как уволить Сузи. Будут просьбы и слезы. Все это трудно вынести. Один он не справится, надо с кем-то вдвоем. Нет, нет, не с Уитби! И конечно, не с генералом: этот все выложит с прямотой солдафона. Выбор шефа остановился на Олсборне: старик — заинтересованное лицо, воспитан, человек умный.
      Так и случилось, что при увольнении Сузи правой рукой м-ра Панни оказался Пат Олсборн.
      — Мы должны вас уволить, Сузи, — начал шеф, как только девушка появилась в дверях кабинета.
      — За что, сэр?
      — Не спрашивайте, но мы должны вас уволить,
      — Я так старалась…
      — Мы дадим вам отличные рекомендации…
      М-р Панни тут же испугался опрометчивого обещания: что скажут в дирекции?
      — Может быть, вы считаете меня больной, сэр? Я вижу, как меня сторонятся в лаборатории…
      Глаза у Сузи были на мокром месте: неожиданно свалившееся несчастье убило ее. Ученые чувствовали к ней жалость. Откуда у нее способность вредить? Не верилось. Пожилым людям было совестно перед девчонкой.
      — Наверное, вы больны, Сузи, — мягко сказал Олсбори. — Полечитесь и, может быть, вернетесь обратно. Я вам дам адрес хорошего доктора: Массачузетс-стрит, 18, квартира 2, спросите м-ра, Коллинза.
      — Ax!.. — сказала Сузи и залилась слезами. М-р Панни заерзал на месте, Олсборн почувствовал, как у него щекочет в носу.
      — Не плачьте, Сузи, — сказали они в один голос. — Мы не хотим быть жестокими, но иначе не можем.
      — Что ж мне теперь — идти? — с погасшей надеждой спросила Сузи.
      — Расчет получите через два дня.
      Сузи всхлипнула и закрыла за собой дверь.
      В этот же вечер она пришла к доктору Коллинзу.
      — Тэ-эк-с!.. — сказал тот, откинувшись в кресле и глядя на девушку, помертвевшую при виде гиганта. — Мне семьдесят восемь лет, — продолжал он. — Я вам прадедушка. Поэтому прошу отвечать на вопросы и не усматривать за ними никакой задней мысли.
      После этого вступления доктор придвинул кресло к столу, отчего показался Сузи еще громадное, и поставил первый вопрос:
      — Вы часто моетесь в ванне?
      — Да, сэр.
      — Вы любите шелковое белье?
      — Да, сэр.
      — И носите его постоянно?
      — Да…
      — И сейчас вы в обычной своей одежде?
      — Да… — еле отозвалась Сузи.
      — Тэ-эк-с… — произнес опять доктор Коллинз, в высшей степени зловеще, как показалось Сузи.
      — Тогда поставим опыт, — встал он из-за стола. В дальнем шкафу он порылся за картонками, склянками и вынул старый, наверно, еще девятнадцатого столетия электроскоп. Вытер его от пыли марлей, лежавшей там же, в шкафу, и поставил на стол.
      — А теперь, — сказал Сузи, — прошу вас встать и пройтись по комнате.
      Сузи встала и нерешительно сделала несколько шагов.
      — Быстрей! — сказал доктор Коллинз.
      Сузи засеменила быстрее.
      — Еще быстрей!..
      Так он прогонял ее из угла в угол комнаты раз шесть или семь.
      — Теперь подойдите сюда, — указал на электроскоп, — протяните руку.
      Сузи протянула руку. Листочки электроскопа раздвинулись.
      — Уберите! — скомандовал доктор Коллинз.
      Сузи убрала руку. Листочки опали.
      — Ну-ка еще раз по комнате — марш!
      Опять Сузи бегала взад и вперед, подходила к электроскопу. Прибор неизменно показывал электризацию. Всякий раз доктор зловеще произносил: «Тэ-эк-с…»
      — Неужели это… я? — спросила Сузи, начиная коечто понимать. — Вырабатываю электричество?
      — Если показывает электроскоп, — ответил доктор Коллинз, — что же могут выделывать точнейшие приборы в лаборатории?..
      Сузи со страхом смотрела на свои руки. Она вспомнила сумятицу в лаборатории, неудавшийся опыт старика Олсборна и как он кричал на нее «Назад!..»
      — Значит… все это я? — пролепетала она, чувствуя, как пол, стены и доктор поплыли куда-то в сторону.
      Потом она сидела на краешке стула и плакала. Доктор, огромной глыбой поместившись за стол, чтото писал, шевеля сердито бровями.
      — Что же мне теперь делать? — в отчаянии спросила Сузи.
      — Бросить шелковое белье, носить полотняное.
      — Меня увольняют из лаборатории…
      — Я позабочусь, не беспокойтесь, — сказал док гор, не поднимая глаз от листка, и пробормотал еще что-то. «Ученые индюки…» — показалось Сузи. Конечно, она ослышалась, не может же доктор называть индюками м-ра Панни и Олсборна!
      Доктор писал долго, а Сузи сидела и размышляла о превратностях жизни: ей только восемнадцать лет, а сколько несчастий выпало на ее долю и сколько хлопот она принесла другим. Что же будет, когда ей, как доктору, исполнится семьдесят восемь?..
      — Мыться можете по-прежнему, — сказал наконец доктор, закончив письмо. — Хоть дюжину раз в день. Но в шелковом белье в лабораторию не являйтесь. Это письмо, — протянул он листок, — передадите мистеру; Панни… С моим глубоким почтением, — с нескрываемой иронией добавил он. — А с работы вас не уволят.
      — Доктор! — Сузи встала, готовая броситься к его большим добрым рукам.
      — Э, бросьте! — сказал он. — Не надо благодарить.
      — Я буду вас помнить всю жизнь!
      — Это другое дело! — согласился он добродушно. — Люди для того и живут на свете, чтобы оставлять по себе добрую память.
      Он, проводил Сузи до порога и сам закрыл за ней дверь.
      Вернувшись к столу, доктор опять уселся в свое огромное кресло. Снял трубку, повертел диск телефона.
      — Мистер Перкинс? — спросил он, как только в трубке послышалось далекое: «Слушаю». — Я к вам по делу Сузи Мак-Холланд.
      На другом конце провода слушали, и Коллинз заговорил не торопясь, точно с кафедры, когда нужно, чтобы его поняли самые тупые ученики:
      — Мисс Мак-Холланд только что была у меня. Это ее удача — что она попала ко мне… Ну-с, так вот. Эта девочка очень чистоплотная. Понимаете, чис-то-плот-ная! — повторил он по слогам, подчеркивая необычайную важность этого обстоятельства. — Второе, — продолжал он. — Сузи имеет пристрастие к шелковому белью… Не прерывайте меня! Чистая гладкая кожа и шелк взаимодействуют так же, как замша и стекло в школьном опыте, — создают электризацию… Отсюда все ненормальности в лаборатории мистера Панни: нарушения магнитных полей, неверные показания приборов и прочее… Это говорю я, доктор медицинских наук, лауреат Государственной премии Эдвард Коллинз. Говорю с полным авторитетом, — добавил он. — Если вы ищете в лаборатории крамолу — кажется, так я должен понимать засылку туда вашего эмиссара Уитби, — то давайте бросим это бесполезное дело. Уитбн отзовите, Сузи Мак-Холланд оставьте на прежней работе. Нарушения в работе прекратятся… Что? Дано указание уволить Сузи Мак-Холланд? Плюньте на указание! И не возражайте. Иначе эту историю я передам репортерам, и завтра вся Америка будет указывать на вас пальцами — на вас, мастер Перкинс! — и хохотать до упаду. А насколько я понимаю, вам выгоднее держаться в тени: за это вам платят деньги… Договорились?
      Джефри не возражал.
      На другом конце провода звякнуло — доктор Коллинз положил трубку. Но Джефри все еще прижимал трубку к уху. Ему представился осел Уитби, каждый день доносивший из лаборатории: «Ничего, сэр…»
      — Болван! — Джефри опустил на рычаг трубку. Поднялся из-за стола. Несколько минут переминался с каблуков на носки и обратно, потом двинулся к сейфу. Набрал шифр, распахнул дверцу. Вынул папку в зеленой обложке и, не развернув, со злостью швырнул в корзину.
      — Болван!.. — повторил он.
      Похоже, что теперь это относилось не только к Уитби, но и к нему самому.