Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Комната ужасов (№2) - Комната ужасов – 2

ModernLib.Net / Ужасы и мистика / Грей Майкл / Комната ужасов – 2 - Чтение (стр. 8)
Автор: Грей Майкл
Жанр: Ужасы и мистика
Серия: Комната ужасов

 

 


Клэр оторвала бедра от кровати. Что-то внутри нее нехорошо содрогнулось. Из нее до сих пор что-то вытекает! Ее передернуло. Ее затошнило. Все еще в ней это его. Течет между ног, холодное, слизистое. Простыни не отстираешь. У нее духу не хватит их стирать. И девушке, которая приходит ей помогать, их не покажешь. Отправятся в помойку вслед за некогда шикарными нарядами. Клэр потянулась за тампонами.

Зажав горсть тампонов между ног, женщина прошла вперевалку в ванную. Оседлав унитаз, она промокала, промокала и промокала, ввинчивала их себе глубоко внутрь, пока все не пришли в негодность. Пришлось отрывать лист за листом от рулона. Клэр все еще чувствовала внутри грязь. Бедра болели и дрожали. Она подмылась и начала все снова. Ее срамные губы распухли и побаливали, но женщина была безжалостна. Она ДОЛЖНА быть чистой.

Моясь под душем, Клэр почистила зубы. Глубокие канавки, приобретавшие цвет синяков, показывали, где был сорванный ей или им лифчик. Это ДОЛЖЕН был сделать он. Воспоминания о ее собственных действиях ДОЛЖНЫ быть ложными.

На щеках появилась высохшая белая пленочка, и вокруг разбитых губ тоже. И на самих губах! Клэр вспомнила, как все происходило и дикое наслаждение в момент, когда она почувствовала его на себе. Клэр заплакала. Это была не Клэр! Это была какая-то другая женщина! ДОЛЖНА была быть! Дрянь! Шлюха! Развратная, гнусная тварь, с которой Клэр даже не знакома! Она обрушила яростные кулаки на туалетную тумбочку и закричала: «НЕТ! НЕТ! НЕТ!»

От рыданий разболелись мышцы брюшного пресса. Ощущение было такое, будто она сделала вчера сотню сгибаний из положения лежа. Женщина свернулась калачиком на кафельном полу и заплакала. Клэр парилась в ванной, вода была такой температуры, какую только она могла выдержать. Раз шесть она спускала воду и снова наливала горячую. Пахучий пар заполнял комнату. Клэр терла себя губкой и грубой щеткой, пока царапины не покрыли плечи, бедра, шею, пересекли расцарапанные собственными ногтями внутренние стороны бедер, снова выступила кровь. Потом опять горячий душ. Потом уксус. Наконец боль поутихла. Клэр почувствовала, что готова взглянуть миру в лицо. Но не себе. С этим лучше подождать. Если б дело было только в ней. Было кое-что другое. И это действительно невыносимо.

Клэр почистила зубы еще раз. Остановилась она только тогда, когда пошла кровь из десен. После чистки зубов женщина занялась обработкой открывшихся вновь ран. На шее и на плечах появились прыщи. Даже на грудях. Прыщи! Она не подпускала к себе мужчин или мальчиков лет до пятнадцати! В верхнем ящике стола ртутная антисептическая мазь. Клэр втерла ее в ноющие растрескавшиеся соски осторожными дрожащими пальцами, их моментальная реакция на это смутила ее. Надо бы помазать и между ног, но Клэр подумала, что такой интимный массаж, чего доброго, вызовет еще более непристойный отклик ее тела, а это невыносимо. Она не может уже доверять даже собственным пальцам. Собственное тело предало ее.

Оно втянуло ее в безумие, которое длилось несколько часов. Клэр поклялась, что такая диктатура тела не повторится никогда.

А может, не тело ее виновато? У нее было три настоящих любовника. Один – этой ночью, другой – недолго, третий – длительное время. Никогда у Клэр не было такой реакции, даже на самого искусного в этом деле, даже когда она была пьяной. У нее и оргазма-то обычно не бывало. Может, это не ее тело реагировало так на Ролло, может, оно ее не предавало. Может, какая-то химия? Ролло работает в «Пластикорпе». У него доступ к наркотикам. Ей это устроили наркотики. Они же могут сделать тебя другим человеком. Наверное, что-то экспериментальное.

Возбудитель? Сработал возбудитель? Неужели Клэр стала частью какого-то отвратительного эксперимента? Она была просто подопытным животным? Это она? Клэр Сэксони? Клэр Сэксони из «Вечеров у Клэр»? Морская свинка для опытов?

Женщина топнула босой пяткой, стукнула кулаком по собственной ляжке, заскрежетала зубами, и раздался громкий нутряной вой, прекратившийся только когда запершило в горле.

И сразу полегчало.

Мозг снова заработал.

Итак, Ролло Дернинг выкрал какой-то экспериментальный наркотик и подложил ей в шампанское, скажем, или в эти жуткие заветренные тарталетки. Он был не в себе, значит, тоже принял наркотик. Может, он наркоман? Это логично. Он – наркоман, что-то вроде сексуального Джекила и Хайда. Под действием этого наркотика. Нет, стоп, начнем снова. Дернинг в нее влюбился без памяти, прямо тогда, на похоронах. Иногда она действует на мужчин подобным образом, это известно. Итак, движимый полыхающей безответной страстью и имея доступ к этому незаконному непристойному веществу, Ролло использует его, чтобы добиться своих грязных целей. Это может иметь для нее какие-то выгоды. Разоблачение Дернинга и «Пластикорпа»? На этом деле можно получить Пулицеровскую Премию. «Бесстрашный телерепортер…» Проблема. Разоблачив «Пластикорп», она выставит на посмешище себя. Все сочувствуют в лицо и хихикают за спиной. Вроде жертвы изнасилования. А так оно и есть, разве нет? Жертва изнасилования? Телесного изнасилования. Душевного изнасилования. Теперь она ПО-НАСТОЯЩЕМУ поняла, отчего жертвы изнасилования так неохотно дают показания.

Черт. Не получится с «Пластикорпом». Может, это и не такая уж хорошая мысль. О тех, кто вставал на пути Компании, разные слухи ходят. Черт с ними. Пластикорповцы хотят нажить состояние на этом наркотике. Так называемые афродизиаки, на них никто толком не заработал. А это – настоящий? Проверенный? Проверенный на ЕЕ несчастном теле?

Может так попробовать: намекнуть кому-нибудь из «Пластикорпа», что ей все известно. Что она приняла меры. Запечатанное письмо адвокату, например. Намекнуть, что она будет держать язык за зубами, но рассчитывает на их поддержку. Ставки тут высокие. Они сделают все, что можно. Помогут сделать карьеру. На «Нэшнэл Телевижн»! И Ролло. Уволить Ролло. Разорить Ролло. Изувечить его. Мучить, убить, уничтожить, кастрировать, СТЕРЕТЬ ЕГО С ЛИЦА ЗЕМЛИ!

Клэр прикусила нижнюю губу. Ручеек крови отозвался медным привкусом на языка.

Да, теперь уж Клэр пустит в дело свой превосходящий интеллект, она отомстит. С этим все в порядка. В то же время другая часть ее разума знала, что все эти ее планы – чушь. Это подсказка. Часть ее мозга вслушивалась в неуловимое послание. Оно знало, что Клэр перейдет к более прямым действиям. ГОРАЗДО более прямым!

Зазвонил телефон.

– Клэр?

Это был Ролло Дернинг. Клэр затошнило, она проглотила подступившую желчь.

– Да, Ролло, – ответила женщина сиропным голосом.

– Я. я думал, как ты там, дорогая? Как ты, после этой ночи?

– Ну. А как я должна себя чувствовать? Все болит, ноет, я вся в синяках, вымотана.

– И я, дорогая. Я вел себя несколько дико, кажется. Да и ты тоже. Это ведь от любви, наверное, да?

Клэр сжала кулак так, что ногти вонзились в ладонь до крови.

– От страсти, наверное? – предположила она осторожно.

– Это было безумие! Знаешь, Клэр, я звонил, и у меня кружилась голова. Я утром еле двигался. И все из-за тебя. Ты, это была фантастика! Клэр?

– Да, Ролло? – Пальцы ее босых ног калечили волокна ковра.

– Какие у тебя планы на утро? Или на день?

– Сейчас уже почти полдень. Утром я принимала горячую ванну и все время о тебе думала, Ролло.

– Ты такой лапусик. Может, встретимся?

– Это идея. А скажи, Ролло, чем ты сейчас занят?

– Да так, валяюсь в халате и вспоминаю прошлую ночь.

– Я то же самое – не считая халата. Я совершенно голая.

– Ах, Клэр. – Ролло потерял голос.

– Ты, наверное, тоже весь в синяках и царапинах, а, Ролло?

– Ага. Болит, зараза. Но было ради чего.

– Значит, ты бы хотел, чтобы за тобой поухаживала сестричка, а?

– Ты будешь сестричкой? Тогда все, что пропишешь.

– Ладно. У меня есть антисептик, кое-какая мазь и все такое. Только в себя приду. Ты ничего не делай, я сейчас спущусь, у меня для тебя особый рецепт.

Клэр высыпала в раковину содержимое аптечки. Она взяла с собой мазь и тюбик алоэ с эвкалиптом.

Войдя в спальню, она пододвинула стул так, чтобы дотянуться до верхней полки стенного шкафа. Там хранились вещи, которые выдали Клэр в доме престарелых после смерти ее отца.

Проснулись воспоминания. Отец ее был глупым стариком. Ему бы быть священником. Все наставлял дочь насчет любви, понимания, «жизни для других». Само понятие счастья было ему ненавистно. Он просто сам не умел быть счатливым. У него никогда ничего не было. Он ДОЛЖЕН был быть несчастным. Неприятностей у него в жизни было достаточно. Мученик. До последних дней жертвовал собой ради мамы.

У мамы было слабое сердце. Отец ждал ее приказаний как услужливый раб. Мама ослепла. Отец делал для нее все. Горе само ищет мучеников. У отца тоже начало ухудшаться зрение. Старый идиот скрывал это от мамы, боялся волновать жену. Разыгрывал изощренные спектакли. Тайно слушал радио, например, когда она спала, чтобы потом изображать чтение газет вслух. Отец полностью ослеп, а мама так и не узнала. Все закончилось курьезом. Мама всегда говорила мало: злилась на свою несчастливую судьбу. Иногда она не разговаривала с отцом неделями. Последний раз – целый месяц. Отец же продолжал ей что-нибудь рассказывать, например, комментировал сценки, происходящие за окном их дешевой квартирки, сценки, которые сам видеть не мог. Нянечка рассказывала Клэр, что последний месяц он кормил маму, полусидящую, обложенную провонявшими подушками, вслепую, с ложечки, жидкой тюрькой. В конце концов старик выронил где-то ключ от квартиры и найти его уже не смог. В панике он обратился за помощью к соседям.

Войдя в квартиру, сосед испытал сильное потрясение. Мама уже месяц была мертва. Кровать покрылась тридцатидневной коркой из пищи. Старый дурак кормил труп.

Клэр исполнила долг. Она поместила отца в дом престарелых. Против его воли. Хорошее место. Она могла себе позволить выбрать лучшее. Через неделю этот трясущийся старикашка перерезал себе глотку. Это не ее вина. Как она могла предотвратить это? Дряхлый старикан не смог бы вписаться в стиль ее жизни.

Клэр слезла, сунула ноги в старые туфельки. Эти вряд ли когда-нибудь вновь войдут в моду. В шкафу висели три плаща. Она выбрала плащ из блестящего черного пластика. Клэр сильно затянула пояс на голой талии.

Ролло ведь нравится секс со всякими извращениями. Будут ему извращения!

* * *

Его дверь была открыта. Клэр вошла. Дернинг, одетый в полосатый велюровый халат, валялся на жутком диванчике с ситцевой обивкой. В пластиковом контейнере со льдом лежала бутылка «бэби-дак». Два дешевых стакана не вязались со столиком для коктейлей. «Дешевка», – подумала Клэр.

– Ты прекрасно выглядишь, Клэр, – сказал он. – Отчего бы тебе не снять плащ?

– Не сразу, Ролло. Это часть… моей программы.

– О-о! – Мужчина даже покраснел.

Клэр взяла стоявший у обеденного стола стул. – Сядь сюда, пожалуйста.

– Все, что моя сестричка прикажет.

– Отлично. Посмотрим-ка твои шею и плечи. Спусти халат до пояса. Наклонись вперед.

Вся спина его была исполосована глубокими царапинами с пунктиром маленьких валиков кожи в конце. Клэр сглотнула слюну. Женщина все еще с трудом верила, что именно ЕЕ ногти нанесли эти раны страсти. Она щедро намазала красные бороздки ртутной мазью. Мужчина поморщился. Мускулы спины сократились от боли. Это было началом.

– Мужайся, Ролло, – командовала она.

– Хорошо. Только потом, ну, когда мы, ты тогда поосторожней с моей спиной, ладно?

– Не беспокойся, Ролло. Все раны, которые я сегодня нанесу это будут свежие раны, я тебе обещаю. – Клэр шлепнула его по плечу.

– О-ох!

– Прости, хотела тебя подбодрить.

Женщина нагнулась, чтобы намазать раны на его груди. Глаза Ролло широко раскрылись. Ее плащ собрался жесткими складками. Дернинг ясно видел свободно свисающие груди Клэр. Она поставила бутылочку антисептика, нагнулась к Ролло и сильно надкусила его левый сосок.

– О-ох!

– Да ты, кажется, не любишь, когда больно, а, Ролло?

– Да, не люблю. Конечно, когда это от страсти… Но сейчас как-то не очень похоже.

– Тогда тебе остается быть или очень мужественным, или очень страстным, так?

Клэр передернуло. У нее на мгновение возникло чувство, будто кто-то следит за ней, заглядывает через плечо или следит за каждым ее движением ЧЕРЕЗ ее глаза.

Женщина опустилась на колени между ног Ролло. – Теперь мне хочется, Ролло, чтобы ты закрыл глаза, – сказала она, потянув за его велюровый пояс. – Сконцентрируйся на своих чувствах. Это будет самое острое сексуальное впечатление. Я тебе обещаю.

Плоть его уже восстала. Клэр натянула тонкие полиэтиленовые перчатки, в которых красила волосы, налила в ладонь ароматную лужицу алоэ и смочила холодной жидкостью горячую кожу Ролло. Он поежился. Ладонь ее начала двигаться вверх-вниз. Ролло вцепился руками в стул. При каждом движении он теперь постанывал. Тело его выпрямилось и застыло.

– Теперь тихо, тихо, Ролло, милый, – командовала женщина, – самое приятное впереди.

Свободной рукой Клэр залезла в свою сумочку. Не меняя ритма, она открыла старомодную опасную бритву отца.

Глава 21

На завтрак у Бэрра были яблоко и персик. Еще кусок сыра. Потом еще яблоко и еще ломтик сыра. Отлично идет с хрустящим яблочком. Пока еще он не на диете. Просто следит за своим питанием. Ведь Бэрру уже за пятьдесят, но опускаться нельзя. К его новой чисто платонической дружбе с Холли это не имеет отношения. Странно, что от простого соседства с молодой стройной женщиной он чувствует себя старым и жирным. Но, конечно, он не жирный. Двадцать лишних фунтов, по сравнению с его юношеским весом, для мужчины в его возрасте вполне естественны. Может, все-таки двадцать пять? Что такое пять фунтов? Одно время Бэрр сбрасывал по пять фунтов за уик-энд, постился. Больше поститься нет сил. Годы дают знать о себе.

Легкий завтрак, подольше поплавать в бассейне. Если этого придерживаться – пять фунтов угрожать не будут.

Бэрр вышел из квартиры. Коридоры пусты. В бассейне ни души. Прекрасно. Последний раз Карпатьян плавал с этой жуткой бабой, Маршей. Она его дважды сделала, а ведь Марша не первой свежести. Может эта женщина плавать – надо отдать ей должное. Ее баттерфляй настолько хорош, что Бэрру пришлось плыть на боку, чтобы не с чем было сравнивать. Трудно поверить, как эти тонкие, скорее даже тощие руки с острыми локтями выталкивают тело Марши из воды сильнее и легче, чем его мясистые мускулы. Женщины всегда загадка, особенно когда мужчине начинает казаться, что он стал в них разбираться.

Может, Марша даже и неплохой вариант. И возраст подходящий, и привлекательна, безусловно. Не похожа на дурочку и без претензий. Но тут возникает проблема, Бэрр не знает, как вести себя с женщиной, которая, похоже, смотрит на каждого встретившегося мужчину как на одушевленный вибратор.

Бэрр плавал. Наконец он почувствовал прохлорированное насквозь «очищение». Когда началось жжение в плечах, Карпатьян предпринял финальный спурт на сотню ярдов и поспешно встал на ноги. Последнее время у него появилась одышка. Десять пурпурных ноготков на ногах появились рядом с его головой – по пяти с каждой стороны. Эмаль на большом пальце левой ноги облупилась. Предыдущий слой был другого цвета, оранжевый. Бэрр догадался, что лак для ногтей выбирался под цвет купальника.

Капли теплой воды из бассейна разбились о щеку, затекли в рот. Бэрр сжал губы и потряс головой. Он повернул шею и посмотрел вверх. Над ним возвышались мокрые ноги, между ними – знакомый расщепленный надвое мясистый холмик лобка.

– Привет, Марша, – сказал мужчина.

– Узнали меня. Даже не посмотрели в лицо, а уже узнали. Вы испорченный человек!

С уровня пола, глядя вверх, узнать лицо было невозможно. Бэрр чуть было не начал оправдываться, мол, узнал ее по купальнику, но это бы повернуло беседу в те закоулки, исследовать которые определенно не входило в его планы.

Да и купальник был другой. У нее, видимо, их целый гардероб. Этот был почти черный, как коврижка. Узкая полоска между расставленными ногами делилась далее на две ленты, которые расходились значительно ниже пупка и шрама от аппендицита. Далее полоски убегали за спину, чтобы пересечься на спине и вернуться снова, закрыв острие груди, скреститься под шеей и завязаться в узел на затылке. Бэрра не покидало ощущение, что от малейшего движения груди выпрыгнут на свободу, чтобы повиснуть двумя огромными перезревшими плодами. Как они остаются в укрытии, когда Марша плывет баттерфляем, было выше его понимания.

Женщина отошла в сторону. Прежде чем Бэрр смог издать вздох облегчения, Марша согнулась, широко расставив ноги и касаясь головой коленок, обхватила тонкие лодыжки руками. Сзади по бедрам потекли свежие струйки. Для своего возраста она была очень гибкой. Ее ягодицы сжимались и подпрыгивали в дюймах от его лица, полоска ткани исчезла в щелке между ними. Даже с такого расстояния ее не было видно.

Бэрр осторожно встал. Для маневра оставался фут между женщиной и бортиком бассейна. Мужчина чувствовал, что его восставший член готов выпрыгнуть и перекинуть мостик через узкую пропасть. Карпатьян даже чувствовал своим напрягшимся пахом ее тепло.

Внезапно Марша повернулась. Ее груди, качнувшись, чуть не шлепнули Бэрра по груди. Тепло ее дыхания он чувствовал шеей.

– Опять шкодничаете! – выдохнула в него женщина. – Подглядываете за нагнувшейся девушкой!

Бэрр юркнул в сторону.

– Хотите, научу вас брассу, моего собственного изобретения? – Ее левый локоть приподнялся.

– Извините, устал. как-нибудь в другой раз.

– Трусишка! – воскликнула Марша и оттянула резинку его трусов. Бэрр покидал бассейн чуть не бегом. Пару дней он обходил бассейн стороной. На этот раз Марши здесь не было. Карпатьян чувствовал облегчение. Разве не так?

Из щели в контейнере для мусора торчал пластиковый пакет. Пепельницы в коридоре были переполнены окурками и обертками от конфет. Неряшливо. Бэрр не мог припомнить, убирали ли сегодня с утра. Он не слышал звука пылесоса.

Поднимаясь в лифте, Бэрр чувствовал пятно холода ниже затылка. Он повел массивными плечами. Не проходило. Приятно было снова увидеть свою дверь.

Она была слегка прикрыта. Бэрр ее не запирал, но точно помнил, что закрыл плотно. Не квартирная же кража! Слишком хорошо здесь работает служба безопасности. Телевизионные камеры и вооруженный охранник внизу. И в гараж не попадешь без ключа или кода. Наверное, это Холли. Бэрр пошел быстрее.

– Холли?

В квартире никого не было, но возникло чувство, будто кто-то следит за ним из-за спины. Бэрр сбросил халат и швырнул вьетнамки в коридор. Навыки, которые, как думал он, давно забыты, вернулись моментально. Никакой болтающейся одежды, дышать глубоко. Шагать, широко расставляя ноги. Пусть нападающий сделает смертельную ошибку, попытается ударить его между ног. Бэрр чувствовал, как сами собой напряглись бицепсы и предплечья. ОНИ не забыли. Развернулись плечи – оттого что напряглись трапециевидные мышцы и широкие мышцы спины. Бэрр прошел коридор быстро, на подушечках пальцев босых ног.

Пусто. Никого. Бэрр почувствовал себя дураком и, глубоко вдохнув, стал ждать, когда разойдется адреналин. Беглый осмотр и все. Кухня. Пусто. Спальня. В порядке. Остается мастерская.

«Виктория» была сломана. Такелаж представлял собой клубок палочек и лоскутков, намотанных на ось токарного станочка. Корпус – разбросанные по полу щепки. Нос, несколько миниатюрных балок – вот и все, что осталось.

Бэрр опустился на колени. Кулаки сжались. Лицо – как полотно. Он поднял кулаки над головой. Они опустились, разбив недоразрушенное. Откуда-то из желудка через стиснутое горло выплеснулся единственный мощный всхлип.

Прошло какое-то время. Бэрр встал на ноги. Он стряхнул впившееся в колено пушечное ядро. Мужчина знал, кто это сделал. Тони Эккерман. И знал почему. Зависть. Этот идиот ни на что не годен. Свою злобу на себя обратил на других, решил отомстить за свою никчемность Бэрру.

Понимание мотивов поступка мальчика не помогло Бэрру ни на йоту. Бэрр знал, что, окажись Тони в тот момент рядом, он бы его покалечил. Покалечил всерьез. Давление в грудной клетке и безумие в голове просто не дали бы поступить как-то иначе.

Бэрр пошел на кухню и намочил кухонное полотенце под струей. И стал его выжимать. Предплечья вздулись. Сильней. Сильней. Полотенце наконец разорвалось. Бэрр швырнул обрывки в мусорное ведро. Есть только один человек, с которым можно поделиться. Единственный, кто может понять. Единственный, кто не посоветует плохо, не даст наделать глупостей.

Холли открыла дверь и попятилась от Бэрра, шагнувшего навстречу.

– Бэрр! Что стряслось? Почему ты в таком виде? Он посмотрел на свою голую грудь.

– А? О-о, черт. Я плавал. Плавал в бассейне. Вернулся. Кто-то. Тони разбил. испортил, уничтожил.

– Заходи, Бэрр. Я сейчас приготовлю тебе выпить, и ты мне все расскажешь. Садись. Ничего, что мокро. Вот так, хорошо. Теперь встань, походи.

Она опорожнила бутылку. Последние три унции рома. Он выпил одним глотком.

– Оп-па! Это то, что нужно. Хочешь рассказать? Бэрр посмотрел на нее и наконец увидел.

– Прости, Холли. Я без предупреждения. Надо было сначала позвонить. Дурные манеры.

На Холли были слаксы-самострок и белая рубашка в пятнах. Волосы собраны под платочком в горошек. Никакого макияжа. «А ей идет», – подумал Бэрр.

– Не беспокойся об этом, – сказала она. – Для чего же еще друзья?

– Я помешал.

– И слава Богу! Терпеть не могу домашние дела. На этой неделе уборщица не приходила. Почему – одному Богу известно. Я мечтала, чтобы мне помешали. Ладно. Ты расскажешь мне, что случилось?

Бэрр рассказал о том, что обнаружил в своей квартире. Когда он закончил, Холли положила на его руку палец.

– Ты собираешься начать заново? – спросила она. – Восстановить все?

– Не знаю. Можно еще выпить? Похоже, я стал сентиментальным.

– Точно. Немножко выпить, это помогает. Выговорись. Мне ты всегда можешь поплакаться в жилетку. В любое время.

Она принесла другую бутылку и, после нескольких мгновений борьбы с крышечкой, вручила ее Бэрру. Он взял бутылку в правую руку, поместил крышку в выемку между большим и указательным пальцами. Крышка провернулась.

– Четко, – восхитилась Холли, – фокус да и только. Очень по-мужски.

– Вамп! – улыбнувшись, упрекнул он ее. – Я знаю, это была обдуманная реплика. Повезло мне, я чувствую, что у тебя нет на меня видов. Льстишь мужскому самолюбию. Впрочем, это как раз то, что мне нужно. Моральная поддержка. Спасибо!

– Ты просто видишь меня насквозь, а?

– Конечно. Неудивительно. Привычка.

Холли налила еще пару унций. Бэрр выпил.

– Так как там насчет твоих домашних дел? Ты говорила, что уборщица не приходит. Может забастовка? Прибавки требует?

– Нет. Забастовка против призраков.

– Ты шутишь!

– Вовсе не шучу. Мы, похоже, живем в доме с при видениями или просто с видениями.

– Это что-то новое. Почти. У дома же должна быть своя легенда.

– Да, но Мемориал-то, это – не что-то новое. Ты же знаешь слухи. Началось, я думаю, с совпадения или серии совпадений. Ты слышал о самоубийстве – мужчина выпрыгнул из окна, а эта жуткая история с крысами?

– Слышал, но?.

– Потом, пропал садовник. Потом, несколько жильцов. Опять совпадение, но несколько жильцов отсутствует. Конечно, временно и по разным причинам, я не сомневаюсь.

– Кто же, например?

– Например, Уайлд, которому принадлежит этот комплекс. Или секс-бомба, Честити, звезда постели, пола и люстры. За которой ты, глупый мужчина, мог бы приударить, вместо того чтобы терять время на такую незрелую девушку, как я.

– Хм!

– Например, другая сексуально озабоченная леди, которая ТОЖЕ положила на тебя глаз, но которую я бы тебе не порекомендовала: Марша.

– А почему ты рекомендуешь мне постель Честити, а Марши – нет?

– Честити – честная давалка. Получишь массу удовольствия. И никаких сложностей. Сунул, вынул и пошел. «Все было хорошо, не правда ли?» Марша – давалка нечестная. У меня четкое впечатление, что половину удовольствия она получает от болезненных и ненужных осложнений. Есть разница между тем, кто дает и кто дразнится. Жаль, что вы, мужики, ни черта не разбираетесь в этих делах. Где сексуальность, а где просто выверты.

– Впредь в своих любовных делах буду сначала обращаться к тебе как главному эксперту. Но какое отношение имеет этот «исход евреев из Египта» к забастовке уборщиц?

– Ну, они, наверное, все суеверные. Уборщицы свалили в кучу все прецеденты, инциденты, «исход» и Мемориал, добавили еще три-четыре, вышло тринадцать. Ну и пошла молва, мол, тут сглаз, духи, место проклятое. Ну, сам знаешь.

– Поэтому тебе пришлось унизиться до собственноручного мытья тарелок.

– Тарелок, полов, пылесоса. – Холли смахнула со лба воображаемый пот. – О дорогой. Для женщин работа никогда не кончается.

– А что эта женщина с волосами? Алита? Я ее тоже не вижу.

– Я думала, она тебе нравится. Забудь о ней, Бэрр. С ней тоже беда. Какая – не могу сказать. Но чувствую.

– Женская интуиция?

– Почему бы нет? Или язык тела. Алита не та, за кого себя выдает. Иногда у меня такое чувство, будто она – мужчина.

– Она приставала к тебе?

– Да нет, я не об этом. Просто я бы на твоем месте держалась подальше. Она уделяет внешности столько же внимания, сколько и я, но причины другие. Алита старается быть привлекательной, но не потому, что хочет доставить УДОВОЛЬСТВИЕ мужчинам. Может, даже наоборот. – Холли пожала плечами. – Не знаю. Изображаю из себя психолога-любителя, недостойного на шей лиги. В одном, во всяком случае, ты прав: я ее тоже давно не видела. И Клэр Сэксони тоже. Одна радость.

– Конечно, твоя любимая соседка.

– Скажу так: я великодушна. Если бы Клэр умирала от жажды в пустыне, я бы первая предложила ей сандвич с ореховым маслом. Если б она тонула, я не пожалела бы для нее свои последние чугунные тиски. Может, у меня предубеждение. Один мой коллега – ее бывший любовник. Он никогда об этом не говорил, до тех пор пока я не сказала, что поселилась в одном доме с ней. Коллега прокомментировал одной фразой: «Эта сука, кастраторша!» Я никогда не находилась под влиянием мнения мужчин, но он всегда был этаким джентльменом. Это первое дурное слово из его уст, которое мне довелось слышать о ком бы то ни было.

Так или иначе – похоже, все наши жильцы-знаменитости «отлучились» одновременно. Этак дом скоро опустеет.

– В смысле привлекательных женщин, во всяком случае. Тебе придется издавать за всех женские звуки.

– Звуки?

– А ты не знаешь? Проницательная ты наша. Я для того и въехал сюда, чтобы слушать женские звуки. Ты не представляешь, как их не хватает, когда живешь один в доме.

– Какого рода звуки?

– Стук каблучков, хихиканье. Два самых эротических звука в мире. Взрослое, женское хихиканье, конечно, не девичье.

– Значит, если какой-то леди взбредет в голову тебя соблазнить, все, что для этого требуется, – высокие каблуки, кафель и смешочки?

– Конечно! Впрочем, звук шелка, скользящего по атласу женского бедра, также не лишен притягательной силы.

– О, я чувствую, ты приходишь в себя, возбудился. Не пора ли тебе назад, в берлогу, самец! Я держу в уме то, что ты сказал, и обязательно дам этому ход, когда найду тебе подходящую женщину.

– В то же время придумав способ, как это дело спустить на тормозах?

Холли рассмеялась.

– А может, как прикрутить пластырем? Ладно. Как ты? Не прояснилось в голове, с твоими собственными делами?

– Да. Теперь я переживу свое горе. Слава Холли!

– На здоровье. В любое время.

Глава 22

Ярость была хороша, даже если учесть, что Оно передало большую ее часть малышу внутри. Ярость – для разнообразия: она не очень питательна. По-настоящему нужно побольше боли, страха. По части человеческих мук малышка просто ненасытна.

Струйка боли еще текла пока из Джона Холла, но он использовал уже почти все рыболовные крючки. С каждым мгновением ребеночек в утробе чудовища будет требовать все больше, а кульминация – перед самым рождением. Это будет крещендо. Надо найти что-нибудь этакое. Тяжелая это работа: быть мамой.

Оно вышло…

Кожа на голове Джейми Халифакса чесалась. Он теперь носил свинцовый шлем не снимая. Его неправдоподобную силищу молодой человек чувствовал теперь и через шлем. Эхо новых психологических вскриков отдавалось в голове звоном во все убыстряющемся ритме. Джейми взял еще горсть тиленола. Таблетки он запил, отхлебнув из горлышка последней бутылки водки.

Бэзил Френч выгрузил пятигаллоновую пластиковую канистру повышенной безопасности из багажника своего «мерседеса». Она звонко стукнула по коленке. На девственно-серой фланели брюк появилось масляное пятно. Бэзил выругался.

Френч был коллекционером. У него в квартире стоял сервант, заставленный лиможским фарфором общей стоимостью без малого двести тысяч долларов. Видели его только сам Бэзил, да горничная. У него была лучшая в Ридж-Ривер, а может и в штате, коллекция резьбы по слоновой кости. Всю стену в гостиной закрывали полки с фарфором Таньской династии. У Френча было только семнадцать кусочков нефрита, зато каких! В спальне висели четыре полотна кисти Кенанана[8] – канадские пейзажи. Их еще оценят! За необычный, как бы исходящий из полотен свет. Пройдет немного лет, и их можно будет смело перевешивать в гостиную.

Бэзил знал, что некоторые из тех, с кем он играет каждый второй четверг в бридж, из-за его хобби зовут его за глаза барахольщиком.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11