ГРИГОРЬЕВ НИКОЛАЙ ФЕДОРОВИЧ
      Только вперёд!
      РАССКАЗ
      Держу в руках старинную грамоту. Она непривычная - яркая, с картинками. Скачут по ней кавалеристы, преследуя врага. На головах у них буденовки, рубахи с застежками-клапанами вместо пуговиц. Эта форма появилась в Красной Армии в гражданскую войну, и ее давно уже не носят.
      На грамоте подпись: "Командир 2-го корпуса Котовский".
      А выдана кому?
      Читаю в заголовке:
      "Военнослужащему Отдельного эскадрона связи 2-го Кавалерийского имени Совнаркома УССР корпуса ХРАЛОВУ ЯКОВУ".
      Далекие времена...
      С тех пор рядовой боец-радист стал инженером, работает в Ленинграде. Вот он сидит рядом со мной. Любим мы, убеленные сединами, но все еще бойцы Красной Армии, вспоминать былое. Былые походы, товарищей своих, командиров...
      Но больше всего любит Яков Хралов вспоминать о Григории Ивановиче Котовском - прославленном полководце гражданской войны; ведь это у него, у легендарного Котовского, служил Яков Хралов радистом и участвовал в его знаменитом тысячеверстном рейде. И даже присловье Григория Ивановича Яков Хралов на всю жизнь запомнил. "Только вперед, - говорил комкор, - только вперед!"
      - Расскажи, Яша, как ты получил эту грамоту из рук самого Котовского?
      Задумался Яков Николаевич, а потом улыбнулся и говорит:
      - Про грамоту потом. Ты сначала про одну историю послушай.
      Случилось это в самый разгар гражданской войны. А дело было так.
      Огромная армия Деникина, потерпев неудачу в походе на Москву, отступала. Наши войска преследовали деникинцев, но от вражеских контратак несли большие потери. Белые казачьи и офицерские полки дрались отчаянно.
      Тогда вызвался ударить по врагу Котовский.
      Отточили кавалеристы сабли. Накормили досыта коней. И к ночи незаметно укрылись в лесу. А лес был большой, и на рассвете с разных его концов ринулись эскадроны в атаку.
      Деникинцы растерялись. Нацеливаются то на один эскадрон, то на другой, выискивая, где же тут главные силы, чтобы уничтожить их огнем артиллерии и пулеметов.
      Но Котовский не дал белогвардейцам долго раздумывать. Во главе своих конников врубился во вражеские ряды и пошел гулять у них по тылам, громя штабы, резервы войск, обозы.
      Радист на войне знает много. И бывает, что через наушники радист узнает о силах и намерениях врага скорее, чем пеший или конный разведчик.
      Яков Хралов услышал через наушники вражеские позывные, потом приказ самого Деникина - и испугался: навстречу эскадронам Котовского двинуты бронепоезда...
      - Сколько их? - спросил Котовский прискакавшего к нему радиста.
      - Много. Десять насчитал...
      Котовский снял фуражку и озабоченно стал поглаживать голову ладонью. Голова у него гладкая, как шар. Григорий Иванович не носил волос, любил голову брить.
      Вздохнул, размышляя:
      - Десять, говоришь? Это значит, против каждого нашего эскадрона по бронепоезду... Многовато... А главное - броню саблями не порубишь...
      Поблагодарил Котовский радиста за службу и отпустил. А сам наклонился над картой.
      Спустя немного времени Яков Хралов прискакал в штаб с новыми сведениями: спешил сказать, что бронепоезда уже близко. Глядит, а из хаты, где только что был штаб Котовского, выходит белогвардейский генерал. Брюки с красными лампасами, на погонах царские вензеля...
      Опешил радист: порубили белые штаб!
      Вслед за генералом из хаты выскочил адъютант - белый офицеришко. Тут же к порогу хаты подвели вороного коня под чепраком, расшитым золотом. Генерал вскочил в седло, и вороной пошел крупной рысью. Пришпорил своего коня и адъютант...
      - Яшка! - вдруг окликнули Хралова. - Ты чего затаился?
      Радист вздрогнул от неожиданности. Глядит - а в дверях знакомый штабист: курит да посмеивается.
      - Слезай с коня, иди чай пить.
      - Ах ты изменник, - прошептал Хралов, - ну я же тебе...
      И он, не выпуская из рук карабина, заглянул в хату. Что такое, никаких белогвардейцев! Знакомые все лица - штаб Котовского за работой. Он и карабин опустил.
      А тот, что окликнул Хралова, подает ему кружку морковного чая и опять посмеивается.
      - Котовский родом из Бессарабии, это ты знаешь?
      - Каждый знает.
      - И я оттуда же, - сказал штабной. - Мы земляки. А теперь слушай.
      И узнал радист, что Котовский с малых лет стал заступаться за бедняков. Возненавидел богатых. А когда подрос да возмужал, решил установить в родной Бессарабии справедливые порядки. Подобрал надежных товарищей - и ударили они по помещичьим имениям. Отобранное у помещиков добро раздавали крестьянам-беднякам.
      Было это еще в царское время. Полицейские стражники кинулись ловить Котовского. Конечно, народ прятал своего заступника. Но когда Гриша попадался - не было ему пощады: избивали, сажали в тюрьму, даже к виселице приговорили... Но он из тюрьмы убегал - смолоду был богатырь да ловок.
      - Вот тогда, - сказал штабист, - Котовский и научился всяким превращениям: то царским чиновником загримируется и оденется, то помещиком, то стражником, то калекой-нищим...
      - Обожди-ка! - Штабист вскочил, прислушиваясь.
      Вскочил и Хралов.
      Снаружи донесся стук копыт, ржание лошадей - и вот на пороге Котовский. Один рыжий ус у него в руке, снимает с губы другой. Морщась, отодрал от лица бороду. Отлепил парик.
      Сбросил с себя китель с царскими погонами, взял мыло, полотенце и, ни слова не говоря, пошел во двор умываться.
      Все обступили "адъютанта".
      - Ну как там? Ну что?..
      - Путь свободен! - объявил парень, снимая офицерскую форму. И, торопясь, пока не вернулся в хату Котовский, рассказал, как Григорий Иванович обманул белогвардейцев.
      Галопом примчался он к бронепоездам и потребовал к себе командиров.
      - Господа офицеры, ко мне!
      Те видят - генерал, да еще царской свиты по форме, сбежались в тревоге.
      Строго оглядел генерал всех, а на одного даже прикрикнул:
      - Капитан, что это вы дрожите как заяц? Извольте отдать мне честь по уставу.
      Потом выругал всех за оплошность:
      - Почему не спрашиваете у меня документа? Безобразие! Так и перед большевистским шпионом рты разинете!
      И тут же сам предъявил документ.
      В нем сказано: выполнять все распоряжения генерала такого-то. Подписано: "Верховный главнокомандующий Деникин". И печать с орлом.
      Потом сказал:
      - Наша доблестная освободительная армия бежит от большевиков. Позор! И еще раз позор! Но бог милостив, у нас есть друзья за границей. Англичане двигают сюда танки. От одного вида этих чудовищ банда Котовского разбежится! К сожалению, - добавил генерал, - нам с вами, господа, не придется увидеть этого разгрома. Англичане объявили операцию секретной, без свидетелей. Не будем, господа, обижаться. Без иностранцев нам не освободить несчастную Россию от большевиков!
      И генерал приказал бронепоездам убраться прочь.
      * * *
      Конечно, деникинцы вскоре обнаружили обман. Спохватились - да было уже поздно. Эскадроны Котовского без помехи перешли железную дорогу, где недавно еще стеной стояли бронепоезда, и, сверкая саблями, помчались дальше на юг.
      Вихрем налетали на вражеские заслоны, прорубались - и вновь горячили коней. Крупных стычек избегали.
      У Котовского был свой замысел, и он требовал от ребят:
      - Только вперед! Товарищи, не до отдыха.
      В стане врага - переполох. Деникин бросал против Котовского пехоту, казаков, артиллерию - но грозная красная конница все опрокидывала...
      Наконец - Одесса... Вот куда стремился Котовский!
      Увидели бойцы Черное море, сняли шапки и поклонились его величавому простору. Умылись, зачерпнули воды во фляги.
      Однако мешкать было нельзя.
      Снова штаб-трубач сыграл поход. Котовский повернул эскадроны навстречу бежавшим деникинцам и ударил им в лоб...
      Шесть тысяч белых офицеров и белоказаков подняли руки, сдаваясь. Сдались и бронепоезда - счетом четырнадцать.
      А сколько на полях сражений было брошено врагом пушек, пулеметов, повозок с награбленным у населения добром - того и не счесть.
      А ведь силы-то Котовского были совсем небольшие: когда семьсот, а когда и шестьсот сабель во всех эскадронах - только и всего...
      Задумался связист о боевом своем прошлом... Не сразу и услышал меня, когда я напомнил:
      - Про грамоту не рассказал. Расскажи про грамоту.
      Он улыбнулся:
      - Грамоту я получил, когда Красная Армия уже победила на всех фронтах. Из рук в руки от Григория Ивановича. На прощание.
      * * *
      Окончилась гражданская война, а страна разорена: ни одежды, ни обуви, ни хлеба досыта; ни топлива, чтобы пустить остановившиеся заводы; ни машин, чтобы вспахать и засеять поля... А молодежь, самые крепкие и сильные ребята, - в армии. Но враг разбит, и пора было героям войны клинок и винтовку сменить на токарный станок, на кузнечный молот, на плуг, на рычаг в будке паровоза.
      Страна переходила на мирный труд.
      Котовский, как и многие другие военачальники, распрощался со своими соратниками. Многие из них, расставаясь с любимым командиром, плакали.
      И захотелось Григорию Ивановичу каждого своего бойца проводить как сына. Надумал Котовский одарить всех памятной грамотой. Пригласил художников, сказал, какой он хочет на грамоте рисунок.
      Так и нарисовали. Скачут боевые кавалеристы в буденовках, преследуя врага,- скачут только вперед.
      Памятную грамоту получил каждый демобилизованный. На торжественном собрании кавалеристов.
      - А дальше, - спрашиваю, - что было?
      - Дальше проводы. Прощальный завтрак по-походному. Григорий Иванович присаживался то к одному, то к другому бойцу, угощался вместе с нами.
      Кончился завтрак. Вперед вышел штаб-трубач. Блеснула медью труба, и ветерок шевельнул нарядные на ней кисти. Трубач сыграл сбор.
      Демобилизованные кинулись седлать лошадей.
      Прискакал верхом Котовский. В бой он выходил только на белом коне, этот же боевой конь был под ним и сейчас.
      Котовский привстал на стременах и скомандовал - зычно и протяжно, как принято в кавалерии:
      - По ко-о-о-ня-я-ям!..
      Демобилизованные мигом - все, как один, - вскочили в седла.
      Заиграл оркестр, вынесли боевые знамена, и всадники, построившись в колонну, двинулись вслед за своим командиром корпуса. Умолк оркестр. После кавалеристы лихо спели "Яблочко". А как голоса умолкли, слышен был только дробный перестук копыт на дороге. Так и чередовались в пути - оркестр, песни да перестук копыт.
      Но вот и вокзал. На площади перед вокзалом демобилизованные спешились.
      Держа лошадей в поводу, построились в шеренгу.
      Напротив, лицом к ним, тоже в шеренгу встали новенькие.
      Раздались слова команды - и каждый демобилизованный передал коня начинающему службу молодому бойцу.
      Еще команда - теперь демобилизованные сняли с себя карабины и передали молодым.
      По последней команде новички получили от уходивших товарищей сабли и шпоры.
      Потом был митинг. Котовский на митинге сказал:
      - Не забывайте, товарищи демобилизованные, своих эскадронов. Пишите нам. И знайте: мы идем охранять границы наших трудовых республик... А если враг навяжет нам новые битвы, знай, боец: мы снова будем вместе на конях!.. И - только вперед!
      Да здравствует Красная Армия!
      Да здравствует непобедимый Второй кавалерийский корпус!
      ...Трудно описать последние минуты расставания бойцов гражданской войны с любимым командиром... Сам Котовский несколько раз прикладывал платок к глазам.
      А над площадью катилось и перекатывалось неумолчное "ура".
      Станционный сторож ударил в колокол. Пора было садиться в вагоны.
      И в тот же миг из карабинов прогремел троекратный залп. Команду к салюту подал сам Котовский.
      Поезд удалялся и удалялся от станции, но бойцы, прильнув к окнам, долго еще видели Григория Ивановича с поднятой в прощальном приветствии рукой.