Вид Петропавловской гавани в конце XVIII в.

Рисунок из альбома Г. Сарычева

В бытность мою на сем корабле весь день до ужина был угощаем разными питьями; после ужина в 10 часу начальник корабля капитан Вилиам Питерс проводил меня со своими офицерами до казенного дома на шлюпке, отложа притом торг до прибытия камчатского начальника, 25-го числа прибыл туда камчатский исправник барон Штюнгель⁵⁵, а 26-го и 27-го через него на французском языке условились о пошлине с тем, что какая вышним правительством положена будет, таковую обязались они безоговорочно заплатить, и тогда начали производить торг. 28-го числа соглашались, какие на будущее время товары привозить в Камчатку, а напротив того и от нас получать, и по каким ценам. 29-го, 30-го и 31-го принимал я от агличан сторгованные мною товары, а 1 сентября прием и счет окончили. Всего товара было принято мною на 6611 рублей; в то число я им заплатил тысячу рублей, а в достальных дал вексель по объявлении в два месяца заплатить в Москве с шестью процентами на год. 3-го числа, простясь с агличанами, отправился из гавани в ботах; агличане же намерены были выходить непременно 4-го числа. В Большерецк прибыл я 8 сентября, и все купленные мною у агличан товары продал тотемским купцам, Пановым приказчикам⁵⁶ и другим. Барыша от их товаров получил по 50 копеек на рубль.

Из Большерецка отправился я по тагильскому берегу 12 сентября, а в Тигильскую крепость прибыл 2 октября, оттуда отправился на собаках 18 ноября; в Охотск приехал 1787 года 27 января⁵⁷, следовательно, после галиота, на котором я был в море. Из Охотска с женой своей также на собаках выехал 8 февраля, продолжая далее путь, где на оленях, а в других местах на лошадях и на быках, претерпев несказанные трудности и опасности. В Якутск приехал 11 марта. 12 марта из Якутской области отправился саньми и, со отбытия с Камчатки в проезде, в рассуждении собачьей и оленьей езды, во многих пустых местах претерпевал крайнюю и несносную трудность, от коей многократно с угрожением мучительного страха подвержена была моя жизнь совершенной опасности. Первое, оттого что между Тигилем и Инжигою⁵⁸ корякские орды казались нам весьма сомнительны. Второе, зима чрезвычайно без перемены почти, при самых жестоких северных ветрах, была до чрезмерности холодная; третье, пурги такие нередко на пустых местах захватывали, что ехать способа не было никакого, по ремню нарта за нартой связавши, а только спасались в такие времена лежанием в снегу по два, по три и по пяти дней, не сходя с места, без воды и не варя пищи. Для утоления жажды, за невозможностью развести огня, употребляли снег, а вместо пищи сухари или юколу⁵⁹ грызли, лежа в снегу.

При таких трудах, за присталью собак и оленей последний путь от Алдана до Иркутска, за усталостью лошадей по убродам⁶⁰ часто до упаду, для поспешности шел пешком и, по всем трудностям, достиг наконец благополучно областной город Иркутск 6 апреля в половине дня. Но за долг почитаю изъявить мою благодарность пред всеми двум достопочтенным мужам, уже лет несколько беспорочно служащим государству и отечеству, капитанам родным братьям Тимофею и Василию Шмалевым за охранение меня от всяких опасностей в рассуждении тамошних диких жителей, которые тогда один в Тигильской крепости, а другой между Тигилем и Инжигинским городом у коряк – для усмирения в Каменском селении корякских и чукотских орд – пребывание имели. Вдобавок в проезд мой также довольно способствовали сему моему успеху капрал тигильской команды Николай Попов да корякский толмач казак Иван Суздалев, который провожал для толмачества меня от Тигильской крепости до города Инжиги, коим Попову и Суздалеву есть из коряк родственники, а потому я и ехал по сим способам безопасно, за что обязан я господам капитанам двум братьям Шмалевым и притом капралу Попову и толмачу Ивану Суздалеву при случае свидетельствовать мою благодарность, ибо они сохранили мою жизнь.

Сколько в бытность мою в Иркутске, по краткости времени, дозволило о пребывании моем в морском путешествии и о учиненных к пользе распоряжений исправить, оное значит выше сего. А теперь уже осталось неминуемо показать о всех виденных мною местах, обитающих там народах и их обрядах, находящихся там зверях и птицах, чему следует описание.

Теперь долженствую описать землю американских островов, людей, оную населяющих, нравы их, обряды, одежды и сказать о находящихся там зверях и птицах.

Острова, лежащие около американских берегов и простирающиеся от Кыктака к восточной стороне, а также и в Северо-Западной Америке, более каменистые и преисполненные гор, но притом есть хорошие и годные к хлебопашеству земли, в чем я и самими опытами удостоверился, сеяв ячмень, просо, горох, бобы, тыкву, морковь, горчицу, свеклу, картофель, репу и ревень. Все родилось наилучшим образом, кроме разве что проса; горох, бобы и тыква не принесли семян, и то оттого только, что упущено было время, в которое бы сеять должно было. Для сенокосов удобных луговых мест и трав годных довольно, а по местам скоту и всю зиму можно жить без сена. Больших лесов не видал, а малых весьма много. Обыкновенные тамошние растения, кои обитатели употребляют в пищу, суть коренья, а именно: сарана, макарша, папоротное желтое⁶¹ и кутагарное. Сие последнее заслуживает особое внимание потому, что где по островам нет мышей, там оно родится очень хорошего вкуса, а где водятся сии животные, там корень сей так горек, что в пишу не годится. Есть там ягоды: малина, голубица, черница, морошка, брусника, калина, клюква и княженика – в довольном изобилии. Что принадлежит до лесов, оных с половины острова Кыктак и по Америке к весту находил я пять родов, а именно: ольху, тальник, березник и рябину, а к востоку по островам, по берегу американскому при губах – ельник, листвяк и тот, о котором я сказал выше.

Птицы там водятся: гуси, утки разных родов, вороны, галки, канарейки черные, называемые напойки⁶², сороки, сии криком своим мало походят на известных в России сего рода птиц, а вместо того очень нехудо поют, но весьма тихо и почти так, как снегири. Есть чайки, журавли, цапли, кулики, глупыши⁶³, топорки⁶⁴, ары, урилы, гагары. Морские звери:

бобры, сивучи, киты, нерпы. Речные: выдры, бобры; земные разных родов: лисицы, волки, медведи, горностаи, олени, соболи, зайцы, росомахи, рыси, тарбаганы⁶⁵, евражки⁶⁶, дикие бараны и ежи отменного рода⁶⁷. Рыбы ловятся из морских: палтусы, треска, сельди; проходящие в речки: чавыча, кета, нярки, гольцы, каракатица и странного рода раки⁶⁸.

Коняги – люди рослые, здоровые, дородные, больше круглолицы, но есть имеющие и продолговатые лица; смуглые, волосы черные, а редко темно-русые, которые мужеский и женский пол стригут в кружок. Жены знатных мужей отличают себя от прочих тем, что, зачесывая несколько волосов наперед, подстригают до бровей и имеют косы; у иных бороды, а у некоторых грудь и плечи вместо косынок шитые⁶⁹. Мужчины, женщины и девки средний хрящ в носу прокалывают, также искалывают все уши и нижнюю губу; шитые шеи имеют и мужчины, но немногие, а у каждого мужчины нижняя губа прорезана, и поэтому с первого взгляда показываются так, как с двумя ртами. В сделанную в среднем хряще носа дыру вкладывают длинную кость; а у кого есть бисер и корольки⁷⁰, те привешивают оные к ушам, к губе и к носу, почитая то за самую лучшую вещь и украшение. Бороды не стригут, рубах все не имеют, ходят босые, а дома и совсем нагие, только что спереди опоясываются каким ни есть звериным лоскутом или цветами и травой. Парки⁷¹ носят бобровые, лисьи, медвежьи, птичьи, евражечьи, тарбаганьи, выдреные, собольи, заячьи, оленьи, росомашьи и рысьи. Камлея⁷²– род парок из кишок сивучьих, нерпичьих и китовых. На головах носят шляпы, плетенные из елового коренья и травы, шапки, гнутые и выдолбленные из дерева. При ловле морских зверей употребляют стрелы, кои бросают из досок, а для войны есть у них луки и копья железные, медные, костяные и каменные. Топоры железные особого манера, состоящие в маленьком железце; трубки, ножи железные и костяные, иглы железные... До прибытия же нашего иглы делали сами женщины; нитки жильные, посуда деревянная, роговая – из диких баранов, глиняная, камнем выдолбленная.

Типы жителей острова Кыктак (Кадьяк)

Байдары и байдарки, обшитые сверх решетки вместо досок кожей наглухо, кроме люка, употребляют они тогда, когда удят рыбу и промышляют морского зверя. При исправлении всяких домашних надобностей и разъездов рыбу удят на море удами костяными, поводки при удах длинные из засушенной морской капусты, ибо одна стебель капустная бывает сажен по сорок и более. По рекам рыбу ловят каменными запорами, а колют носками⁷³, похожими на копья, в тупом конце коих бывает гнездо, в оное вкладывается слабо в зазубрины костяная, каменная или железная спица, привязанная жилой к деревцу. В заливах и бухтах морских красную рыбу стрелками убивают тогда, когда оная из воды мечется. Огонь добывают трением из дерева; освещаются зажженным в каменных посудах жиром тюленьим, медвежьим, сивучьим, китовым и котовым, положив туда травяные фитили.

О свадьбах их я ничего не знаю, не могу также и о новорожденных ничего сказать, кроме что таковым даются имена по первой с кем встрече, хотя бы какого зверя, птицы и другого тому подобного.

Похороны у разных поколений коняг бывают разные. Обрядов я сам не видел и потому ничего об оных сказать не могу; но то весьма верно, что иные мертвых кладут в байдарку с лучшим имением его и осыпают землей, а другие вместе с умершим и живого полоненника, бывшего рабом у оного, зарывают в землю. Кенайцы же тела умерших жгут со звериными кожами, приносимыми его родственниками.

При печальных обрядах по умерших стригут на голове волосы и лицо марают черной краской. Сие употребляют по родственникам, как-то: по отцу, матери, брату, сестре и другим ближним и любимым им свойственникам, а часто и по постороннему человеку, с коим жили в дружбе. Впрочем, если умерший кому неприятен или и вовсе не имел с ними дружества, хотя бы и родственник был, по таковом печальных знаков на себе не носят.

Общих болезней у них нет, кроме примеченной венерической, а оспы совсем не знают, и никогда там оной не бывало; люди сложения весьма крепкого и живут до ста лет.

Приезжающих гостей встречают, вымаравшись красной краской, и в лучшем их наряде, колотя в бубны и производя пляску, имея в руках военные оружия; а гости подъезжают точно так, как на сражение. Как скоро они приблизятся к берегу, хозяева бросаются в море по самые груди. Байдары и байдарки со всем возможным проворством выносят на берег; потом спешат поскорее вынести гостей из байдар и относят их поодиночке к первому учрежденному для игры месту на своих спинах; там, посадя всех по местам, все молчат до тех пор, пока не напьются и не наедятся. Первая и лучшая почесть состоит в том, что подают холодную воду, а потом мальчики разносят кушанье, жир, толкуши, состоящие из смешения жиров тюленьего, китового и сивучьего, иначе морскими львами называющимися. Также ягоды, как-то: бруснику, клюкву, черницу, княженику и другие, присовокупляя к тому и разные коренья; ягоды без смешения. Сушеную рыбу, называемую юкола; звериное и птичье мясо, у кого что случится лучшее. Соль им не известна. Каждое кушанье прежде всех должен хозяин начать сам есть и пить, а без того гости ничего не вкушают; посему надобно думать, что они иногда мешают и отравы. Хозяин, начав каждое кушанье, подает первейшему гостю, который, взяв несколько для себя, посылает прочее по порядку другому; и так доходит до самого последнего. Все остатки от кушанья обращаются к первому, а сей кладет в одно место; при отбытии же все это гости увозят с собой.

Примечания

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.