42

Энди надеялась услышать, что сделка с Ширли Бордж заключена. Вместо этого Айзек начал давить на нее: «Если ты продолжишь разрабатывать найденные улики, нам не понадобится договариваться с заключенной… Дешевый магазин кажется вполне логичным местом для дальнейшей разработки… Еще день-другой под прикрытием не убьют тебя…» Это, конечно, правда, зато Энди не была уверена, что может сказать то же самое о Бет Уитли.

Миссис Рэнкин, разумеется, нашла достаточно дел, чтобы Энди могла работать под прикрытием, пока ее не вынесут на носилках. Старуха просто написала от руки список, в котором девушка должна была отмечать каждый пункт, прежде чем перейти к следующему. Ко второй половине дня Энди подмела кладовку, выстирала ящик пеленок и погладила целую стойку платьев.

Самую неприятную работу она отложила под конец — пришивать отлетевшие блестки на бывшее в употреблении свадебное платье. Интересно, что случилось с женщиной, носившей это платье, почему она продала его? Возможно, денежные проблемы. Или развод. А может быть, оно ей просто не нравилось. Энди сама несколько недель ходила по магазинам, выбирая платье, — в основном чтобы доставить удовольствие матери. То, которое понравилось Энди, на мамин вкус было слишком сексуальным. То, которое сначала выбрала мама, было слишком уж традиционным. Они остановились на атласе и кружевах за тысячу долларов. Теперь эта красота скомкана и валяется в платяном шкафу, куда Энди зашвырнула платье после того, как примчалась домой из церкви и выпуталась из него.

Звякнул колокольчик на двери. Вошла покупательница, принеся с собой поток холодного воздуха. Энди подняла голову. День был довольно скучный, но она собиралась замечать и запоминать всех, кто заходит в магазин.

На первый взгляд эта женщина была похожа на всех прочих, кто приходил и уходил сегодня. Одежда чистая, но старая. И многослойная, как у человека, много времени проводящего на улице или в плохо отапливаемом доме. Лицо без улыбки, да и вообще без всякого выражения.

Покупательница направилась прямо к свитерам, которые Энди складывала утром. Она двигалась очень элегантно — или как человек, который когда-то был элегантным. А вот внешний вид ни о чем подобном не свидетельствовал. Короткие, небрежно остриженные волосы. Ни макияжа, ни маникюра. Лицо загорелое и обветренное, как у рабочего эмигранта. Уши проколоты, но серег нет, как и вообще украшений. Все в женщине было функционально без излишков. И однако, она чем-то отличалась от остальных, казалась здесь странно неуместной.

Энди встала со стула и пошла к посетительнице. Хотела предложить помочь, может быть, завязать разговор. Из всех сегодняшних посетителей эта была самой интригующей.

— Убирайся! — закричала миссис Рэнкин.

Энди застыла. Грозная старуха стояла в нескольких шагах позади нее. Посетительница испуганно подняла голову. Миссис Рэнкин рванула мимо Энди.

— Я сказала, убирайся отсюда. Женщина явно забеспокоилась:

— Я просто…

— Я тебе сказала больше сюда не заходить. А теперь убирайся.

Трясущимися руками женщина аккуратно положила свитер обратно на полку. Посмотрела на миссис Рэнкин, потом на Энди. Она была смущена, но вовсе не настроена на конфронтацию. Спокойно пошла к двери, открыла ее и вышла, не сказав ни слова.

Энди смотрела через окно, как та переходит улицу, потом обернулась и посмотрела на миссис Рэнкин. Старуха уставилась на девушку, словно говоря: «Не спрашивай».

И Энди не спросила.

Миссис Рэнкин вернулась на табурет за прилавком. Энди снова занялась пришиванием блесток к свадебному платью, размышляя, что бы все это значило.

Надзирательница увела Ширли обратно в камеру. Гас и Папуля остались одни в комнате для встреч заключенных с адвокатами, чтобы обсудить результаты теста.

— Ну? — спросил Гас.

Папуля оторвал взгляд от длинного свитка бумаги на столе.

— Хорошая новость в том, что я уверен в достоверности результатов.

— А плохая новость?

— Да плохих новостей в общем-то нет. Просто результаты весьма интересные.

— По-хорошему или по-плохому?

— Двойственно.

— Перестаньте, а, Папуля?

— Любой детектор лжи хорош для трех, максимум четырех ответов. У нас было четыре. Два ответа правдивы. Встречала ли она когда-либо Бет? И имеет ли какое-то отношение к исчезновению Бет? На оба вопроса она ответила отрицательно.

— Правда или ложь?

— Никаких признаков обмана.

— Хорошо. Это должно удовлетворить ФБР. Они могут не беспокоиться, что заключают сделку с заключенной, которая связана с похищением Бет. Что еще?

— Еще я спросил, знает ли она, где сейчас Бет. Сначала она сказала: «Возможно». Потом: «Нет».

— Ваша трактовка?

— Не могу сказать, знает она или нет. Но могу сообщить вот что. Я не увидел признаков обмана, когда она заявила, что не знает.

Гаса охватило разочарование.

— Так вы считаете, что она морочит меня? Что она не может привести к Бет?

— Я бы не толковал это таким образом. Вероятно, она могла сказать «нет» потому, что не на сто процентов уверена, где сейчас находится ваша жена.

Гас медленно кивнул, соглашаясь:

— Вот почему она вначале сказала, что, возможно, знает. У нее есть предположение о том, что произошло с Бет. Возможно, совсем неплохое предположение. Но она не может сказать наверняка.

— Мне кажется, это хорошее объяснение.

— Которое только подчеркивает, что она не имеет никакого отношения к исчезновению Бет, Идеально. Папуля, я хочу, чтобы вы немедленно распечатали свой отчет. Мне не терпится показать его ФБР. Паппас поморщился:

— Возможно, вы передумаете.

— О чем вы?

— О четвертом вопросе. Я не ожидал получить реакцию, но она была.

— И какой это был вопрос?

— Я спросил, совершала ли она когда-либо убийство. Она ответила: «Нет».

— Это правда. Ее осудили за сговор с целью совершения убийства, но самого убийства не было. Ее взяли за подготовку преступления.

— Тогда она, наверное, вспомнила о другом трупе, когда отвечала на этот вопрос.

— Не понимаю.

— Она лгала, Гас. Она кого-то убила.

Гас не мог попросить Папулю не включать это в отчет. Этот эксперт был слишком честным. И при этом Гас понимал, что ФБР не пожелает договариваться с женщиной, которой, по-видимому, сошло с рук убийство.

— Так вы хотите, чтобы я напечатал отчет? Гас на мгновение задумался, потом сказал:

— Подождите, Папуля. Позвольте мне изучить это первому.

43

Не было ни переполоха в полночь, ни потерянного хрустального башмачка. Несмотря на это, если бы миссис Рэнкин заставила ее снова мыть полы, Энди стоило бы сменить свое вымышленное имя с Киры на Золушку.

В воскресенье магазин был закрыт, но Энди работала весь день, просто наводя порядок. Понедельник начался так же, как закончились выходные: одна черная работа за другой. В выдуманном мире Кира уже, пожалуй, отработала половину обещанных старухой бус. В реальном мире Энди планировала, как бы поаккуратнее узнать о той безобидного вида женщине, которую миссис Рэнкин выгнала из магазина в субботу днем.

Энди выжала бурую мыльную воду со швабры в ведро. Миссис Рэнкин наблюдала за ней, внимательно осматривая блестящий влажный пол.

— Неплохо, — сказала она, сложив руки на обвисшей груди. — Надо еще поработать в углах.

Энди встала и демонстративно оперлась на ручку швабры. Пора заканчивать.

— Углы в полном порядке.

— Они будут в порядке, когда я скажу, что они в порядке.

— Это дешевый магазин. А не операционная.

— Не дерзи. Или я сразу же уволю тебя.

— Вам бы этого хотелось, верно? Любите делать гадости.

— Думай, что говоришь, — сказала старуха.

— Вы понимаете, о чем я? Вы день-деньской сидите на своей заднице и просто ждете случая кого-нибудь обругать.

— Я тебя предупреждаю, Кира.

— Нет, мне это надоело. Вы оскорбляете меня, оскорбляете посетителей. Как вчера ту женщину, которая просто занималась своим делом.

— Не лезь в это.

— Она не делала ничего плохого. Только смотрела свитера.

— Заткни пасть. Ты не знаешь, о чем говоришь.

— Я стояла вон там. И видела, как все было.

— Я имела полное право выгнать ее отсюда.

— Ну да, а еще люди имеют право на приличное обращение. Немножко уважения. Немножко доброты. Может быть, вам надо бы хоть иногда пробовать.

— А может, тебе надо заткнуться, пока я не выставила тебя вон.

— А может, я и сама уйду, если вы не начнете обращаться с людьми хорошо.

— Тебе-то что за дело? Ты даже не знаешь эту женщину.

— Не имеет значения. Мне она показалась славной. Старуха вся кипела. Она схватила Энди за руку.

— Пустите меня! — сказала девушка.

Хозяйка магазина крепче вцепилась в нее и поволокла Энди к двери.

— Вы что, спятили?

Старуха распахнула двери и вывела Энди на улицу.

— Ну-ну! — сказала она резко. — По-твоему, она выглядит славной, а? Хочешь подружиться с этой женщиной, да? Пожалуйста.

Они остановились у фонарного столба в полуквартале от магазина. На уровне глаз к нему было приклеено объявление. Миссис Рэнкин сорвала его и сунула Энди.

— Иди туда, дуреха. Хочешь задружиться с ней — топай. Но только чтобы в моем магазине больше ноги твоей не было.

Она повернулась и понеслась обратно. Озадаченная Энди стояла на обочине, сжимая в руке смятое объявление. Она развернула его и прочитала. И в ту же секунду поняла, что работа в дешевом магазине закончена.

Завтра вечером ей надо быть совсем в другом месте.

Гас все время думал от результатах допроса.

Первой мыслью было вызвать Ширли и устроить очную ставку. Однако, как юрист, он знал, что перекрестный допрос без подготовки ничем хорошим не кончится. Ему надо собраться с мыслями, еще раз просмотреть имеющуюся информацию. К несчастью, ничего из этого не помогало понять, убивала ли Ширли кого-нибудь. У Гаса была копия ее досье. У него были газеты, рассказывавшие о ее аресте и судебном процессе. Он мог попросить своего частного сыщика нарыть еще, однако для этого требуется время. Слишком много времени.

В Вашингтонский женский исправительный центр Гас вернулся в понедельник утром — немного успокоившись, но так и не решив, стоит ли допрашивать Ширли еще раз. А когда он сел перед перегородкой из оргстекла, даже спокойствие исчезло. Ширли заставила его ждать почти двадцать минут. Наконец у него за спиной открылась дверь.

— Ширли не хочет встречаться с вами, — сказал охранник. — Что?

— Она говорит, что сегодня утром не будет принимать посетителей.

— Я приехал сюда, чтобы увидеться с ней.

— Сожалею.

— Что же еще у нее сейчас по расписанию? Уимблдонский турнир?

— Послушайте, если она не хочет вас видеть, то я не могу ее заставить.

Гас встал, стараясь сдержать гнев. Сделал два шага вперед, оказавшись почти вплотную к охраннику. Парень выглядел еще совсем ребенком — как минимум вдвое моложе Гаса и гораздо меньше ростом.

— Приведите ее. Охранник попятился.

— Приведите сейчас же, — сказал Гас. — Иначе я буду вынужден вызвать начальника и сказать ему, что вы мешаете конфиденциальному общению адвоката с клиентом.

— Пожалуйста, не надо. Я только что получил эту работу.

— Тогда не позволяйте заключенной морочить вам голову. Приведите Ширли Бордж.

Нервно моргая, охранник спиной вывалился за дверь. Гас снова сел на стул перед стеклом. Он сердился все больше. Ширли играла с ним, не говоря определенно, знает ли она, где Бет. К тому же Бордж действительно кого-то убила. Может, она лгала и когда отрицала причастность к исчезновению Бет, просто одурачив машину… А теперь еще это. «Я не хочу его видеть». Пора им объясниться.

Открылась дверь, и Ширли вошла в комнату по другую сторону стекла. Она шагнула вперед и остановилась. Между ними оставалось всего пять футов. Гнев Гаса сменился замешательством. Лицо Ширли было багровым и опухшим. Левый глаз почти заплыл. Нижняя губа разбита. Они подняли телефонные трубки.

— Что с вами произошло? — спросил он, удивленный и озабоченный одновременно.

— Упала с кровати, — ответила Ширли спокойно, потом добавила: — Меня избили, разве не видно?

— Кто это сделал?

— Да никто конкретно. В тюрьме не любят стукачей.

— О чем вы?

— Стало известно, что меня допрашивали на детекторе.

— Мне жаль. Не знаю, как это случилось. В ее взгляде сквозило презрение.

— Я знаю, чего вы добиваетесь, мистер Уитли. Очень умно придумано. Вы допрашиваете меня на детекторе, потом поручаете кому-то из охранников проговориться об этом другим заключенным. Это верный способ нажать на меня, заставляя сотрудничать. Теперь передо мной два пути. Либо меня каждый день будут избивать, считая стукачкой. Либо я все вам расскажу в надежде, что ФБР по крайней мере переведет меня в другую тюрьму.

— Ничего подобного не было.

Ширли покачала головой, явно не веря Гасу:

— Вы стоили мне репутации. Меня здесь уважали. Когда меня арестовали, я могла бы скостить пять лет от приговора, если бы предала соучастников. Я не сделала этого. Все взяла на себя. Здесь за такое уважают. Теперь я лишилась этого.

— Клянусь вам. Мы приняли все меры предосторожности, чтобы сохранить это в тайне. От нас утечки не было.

— Ну-ну. — Ширли с усмешкой смотрела сквозь стекло. — Желаю удачи в поисках жены, козел. — Она швырнула трубку на рычаг и отвернулась.

Гас хотел ответить — и не смог. Оцепенелый, беспомощный, он смотрел, как Ширли прошла по комнате и исчезла за дверью.

44

Около восьми вечера во вторник Энди находилась в мотеле «Игл трэйс» в Якиме. Она пошла прямо в помещение, которое называлось губернаторским холлом, хотя и не имело никакого отношения к губернатору. Это было просто внушительное название для невыразительного конференц-зала.

У двери возникла небольшая пробка. Молодая женщина раздавала входящим брошюры. Энди была пятой в быстро двигающейся очереди.

— Добро пожаловать, — сказала женщина. — Пожалуйста, садитесь, где хотите.

Энди взяла брошюру и вошла. Комната была практически голой. Никаких картин на стенах. Бежевое ковровое покрытие. Энди насчитала двадцать рядов складных кресел, по десять с каждой стороны от центрального прохода. Около половины мест заполняли взрослые всех возрастов, мужчин и женщин примерно поровну. Некоторые одеты как Энди, словно не многого добились в жизни. Другие носили одежду вроде той, какую Хеннинг могла бы носить в реальной жизни. Некоторые пришли парами, но, похоже, в основном по одному. Очень немногие говорили друг с другом. Большинство сели так, чтобы оставалось пустое место рядом.

Энди устроилась в крайнем правом кресле в пятом ряду. Слева от нее сидел какой-то старик. Он не сводил глаз с кафедры, хотя там никого не было. Энди сняла куртку, сложила ее на коленях и начала читать полученную у дверей брошюру. Это оказалась просто копия объявления, приклеенного к столбу возле магазина миссис Рэнкин.

Сначала жирным шрифтом: «Используйте неиспользуемую энергию внутри и вокруг себя». Это звучало довольно безобидно. И дальше: «Если вас когда-либо посещала идея, что люди в самом деле могут овладеть некоей энергией, необходимой для перехода на сверхчеловеческий уровень, вы захотите посетить это собрание».

Любые сомнения относительно истинной цели собрания устранялись мелким шрифтом: «Это не религиозная или философская организация, вербующая членов».

Правильно. И конгресс не управляется группами лоббистов.

Ровно в восемь двери закрылись. Освещение стало приглушенным. Собравшиеся затихли. Откуда-то сзади сверкнул луч прожектора, высветив кафедру. Сначала это был круг тусклого света, но он становился все ярче по мере того, как угасали прочие огни. Происходящее походило на восход луны: белый шар света поднимался над кафедрой, ослепительно сверкая на фоне покрытого чем-то отражательным задника. Мгновение спустя аудитория погрузилась в темноту. Остался только белый шар вокруг кафедры.

Внезапно прожектор погас. В комнате воцарилась тьма. Так же резко снова вспыхнул свет. Он распорол темноту, как лазер, осветив человека, словно по волшебству появившегося за кафедрой. Мужчина стоял, протянув руки и откинув голову назад, обратив глаза к потолку. Он поднес к губам микрофон и крикнул низким, рокочущим голосом:

— Я — бог адского огня и принес вам… огонь!

Прячущиеся в темноте большие колонки извергли музыку. Это был рок-н-ролльный хит 1968 года в исполнении Артура Брауна, с пронзительным звучанием органа и быстрым боем барабанов. Браун ревел об огне и пламени голосом, который звучал почти демонически. Человек на кафедре не сдвинулся ни на дюйм, застыв в луче света. Музыка грохотала еще секунд десять, нарастая до крещендо. Потом раздался скрежет, словно игла проигрывателя царапнула виниловый диск.

Музыка умолкла. Включился верхний свет, и в комнате все стало нормально. Человек на кафедре казался смущенным, руки безвольно висели по бокам. Красивый мужчина немногим старше Энди.

— Это я-то бог адского огня? — спросил он скептически. По его губам скользнула улыбка. — Не думаю.

Кое-кто из зрителей нервно захихикал.

— Хотя на мгновение вы все поддались. Я прав? — Он подошел к пожилой паре в первом ряду и весело сказал: — Ну же, признайте это. Я видел, как вы почти навалились на жену и пробормотали сквозь зубы: «Держи сумочку, Этил, этот тип сумасшедший».

Старик засмеялся. Следом захохотали все остальные.

— Как вас зовут, сэр?

— Боб.

Мужчина и старик обменялись рукопожатием.

— Приятно познакомиться, Боб. Меня зовут Стивен Блечман. — Он улыбнулся и вернулся к кафедре. — И я не бог. Да и разговор у нас пойдет не об адском огне. В сущности, кто я такой, к делу совершенно не относится. Речь идет о вас и вашей жизни. — Блечман выдержал эффектную паузу, потом добавил: — И нет ничего важнее этого.

Энди внимательно наблюдала, прислушивалась к каждому слову. Эдакая любопытная смесь телепроповедника и эстрадного комика. Захватывающе. Пленительно.

— А вот интересно, кто-нибудь здесь верит, что во вселенной есть энергия?

Несколько человек ответили:

— Да.

— Да бросьте. В это верите вы все. Сияют звезды. Вращаются планеты. Проносятся кометы. Это и есть энергия.

Многие кивнули.

— Поздравляю, — улыбнулся Стивен. — Вы все проходили школьную физику для идиотов. А теперь ответьте на этот вопрос мне. Неофициально. Честно. Так, как вы можете быть честны с самими собой. — Он подался вперед, словно задавая вопрос каждому из зрителей лично: — Вы чувствуете себя подключенными к этой энергии?

Аудитория молчала. Лектор заставил их думать. Блечман подождал почти полминуты, потом сказал:

— Возможно, кое-кто из вас считает, что подключен. Однако чувствуете ли вы себя подключенным настолько, что если сегодня покинете эту землю, то унесетесь на следующий уровень? Сверхчеловеческий уровень?

Он снова подождал. Тишина была осязаемой.

— Я вижу на некоторых лицах сомнение. — Блечман снова улыбнулся пожилой паре в первом ряду. — Посмотрите-ка все на Боба. У него опять на лице то же выражение: «Этил, держи пальто. У этого парня не все дома».

Лектор улыбнулся. Остальные улыбнулись вместе с ним. Потом он стал серьезным.

— Как это происходит? Как в этой вселенной нечто попадает из одного места в другое? Как одна вещь становится другой?

Вопрос повис в воздухе.

— Энергия, верно? Все живое обладает энергией. Вы слышали, как в разговорах люди иногда говорят, будто чувствуют излучение собеседника. Или, возможно, они утверждали, что от него или нее идет плохое излучение. «Бич бойз» даже написали об этом песню. Что ж, уважаемые, в этом что-то есть. Каждый из нас постоянно излучает энергию. Мы излучаем на различных уровнях, в зависимости от того, как подключены к источнику этой энергии. Надлежащее подключение к источнику, дамы и господа, необходимо для нашей способности выйти за пределы нашей человечности, подняться на следующий уровень.

Блечман вернулся к кафедре и глотнул воды из стакана. Энди даже это показалось рассчитанным жестом, предназначенным для того, чтобы заставить аудиторию жадно ждать следующего слова.

— Многое может нарушить наше подключение к источнику. Соблазн. Жадность. Все мирское, внушающее нам мысль, что быть человеком — это высшая форма существования. Это эгоцентричное мировоззрение и удерживает нас излучающими на человеческом уровне, на низшем уровне энергии.

Несколько человек опустили головы со смущенным видом, словно лектор коснулся больного места. Блечман смягчил тон. Перед слушателями уже был не судия.

— Возможно, самое важное для вас — понять, что не обязательно быть плохим человеком, чтобы оставаться неподключенным к источнику. Как ни странно, самые добрые и жертвенные люди часто не подключены. Почему? Потому что причиной самого опасного разрыва между нами и источником бывают те, кому мы позволяем управлять нашей жизнью, навязывать нам свои чувства и буквально сосать из нас энергию. Эти люди утверждают, что любят нас, хотя на самом деле они всего лишь паразиты.

Взгляды провожали Блечмана, когда он прошелся из конца в конец зала, а потом вернулся на кафедру.

— Итак, возвращаюсь к исходному вопросу. Подключены ли вы к источнику энергии в этой безграничной вселенной настолько, что если сегодня покинете эту землю, то унесетесь на следующий, сверхчеловеческий, уровень? — Блечман снова оглядел аудиторию, заглядывая в глаза каждому зрителю. — Я могу сам ответить на этот вопрос. Если вы цепляетесь за то, что характеризует вас как человека, если потворствуете тем, кто поработил вас как человека, если на этой планете есть что-то или кто-то, расставание с кем — или с чем — невыносимо для вас, тогда вы не подключены.

Казалось, лектор смотрит прямо на Энди. Она не отвела глаз и все же была рада, когда Блечман перешел к кому-то более податливому.

— Так что же все это означает? — спросил лектор, для пущего эффекта понизив голос. — Это означает, что вы должны приготовиться к долгому и трудному пути. Хорошая же новость состоит в том, что все и каждый из вас в силах достичь успеха. Просто вернитесь к источнику. Вы можете сделать это. Я знаю, что можете.

Он тепло улыбнулся, не пережимая.

— Теперь мне бы хотелось, чтобы вы познакомились с моими друзьями. Двумя людьми, которые еще совсем недавно сидели в зале вроде нашего. С двумя людьми, чьи жизни преобразились. Они могут помочь вам понять, каким должно быть это путешествие. Дамы и господа, встречайте Тома и Фелисию.

Зрители зааплодировали. Энди начала хлопать вместе со всеми, а потом застыла. Фелисия оказалась той самой женщиной, которую миссис Рэнкин выгнала из своего магазина.

Они выглядели совершенно нормальными людьми. Он носил джинсы и фланелевую рубаху, она — брюки и свитер. Оба были не ахти какими ораторами, но говорили разумно, честно. Сначала выступал мужчина, потом Фелисия. Она рассказывала особенно интересно. Энди попала в точку, когда предположила, что этой женщине не место в дешевом магазине. Неудивительно, что она так изящно двигалась. Фелисия окончила колледж. И девять лет управляла собственным турагентством. Была замужем за архитектором, жившим в Сиэтле. Она не была несчастлива. Просто не подключена. И бросила все по одной причине.

— Стив Блечман изменил мою жизнь.

— Нет-нет, — поправил Блечман. — Ты сама изменила свою жизнь.

— Конечно, — сказала Фелисия, словно он был всегда прав. — Я сама изменила ее.

Блечман поблагодарил друзей и предложил задавать вопросы, которые заняли еще двадцать минут. Большинство задавали серьезные вопросы. Некоторым циникам просто хотелось сбить лектора с толку. Ко всем Блечман относился с уважением. Он ни разу не дрогнул. Ни разу не потерял хладнокровия. Это производило впечатление. Такой человек мог легко выступать на сцене.

Фелисия объяснила дар Блечмана:

— Он лучше нас с вами подключен к источнику.

Блечман скромно улыбнулся и обратил сказанное в шутку. Посмотрел на часы. Пора было заканчивать. Лектор вернулся на кафедру.

— Дамы и господа, надеюсь, для вас это было нечто большее, чем просто шоу. Для меня, Тома, Фелисии и многих, многих других это — дело всей жизни. Как мы все время заявляли, мы не вербуем новых членов. Мы оставляем каждому из вас самому решить, хотите ли вы сделать этот первый шаг.

Если кому-то интересно, в эти выходные у нас пикник. Уезжаем в пятницу вечером и возвращаемся в воскресенье. Это не увеселительная прогулка. В горах построено несколько хижин. Сейчас холодно, но есть дровяные печи и масса одеял. Никаких гамбургеров, только то, что предоставляет природа. Подобные правила имеют отношение к подключению к источнику. Наша цель не в том, чтобы вы больше узнали о нас. Вы можете больше узнать о самих себе. Нам бы очень хотелось увидеть вас там. И спасибо вам за то, что пришли.

Блечман вышел из зала под теплые, хоть и не бурные аплодисменты. Кое-кто вообще не хлопал. Эти люди, покачивая головами, направились прямо к выходу. Другие были более заинтригованы. Они столпились у выхода, брали еще брошюры и задавали вопросы девушке у двери. У нее оказался подписной лист для людей, желавших получить дополнительную информацию по почте. Несколько человек подписались. Еще у девушки были видеокассеты для тех, кто хотел оживить в памяти студийную версию сегодняшнего вечера или поделиться пережитым с друзьями. Энди купила кассету, потом последовала за примерно дюжиной людей, перешедших к кафедре. Том и Фелисия отвечали на вопросы. Том записывал в блокнот желающих отправиться на пикник.

Энди пробилась к Фелисии, которая разговаривала с похожим на студента мужчиной, объясняя, что взять с собой на выходные и чего ожидать. Энди остановилась рядом, и когда они закончили, подошла. Фелисия сразу же узнала ее:

— Привет. Вы ведь работаете во «Втором шансе», да? Энди застенчиво улыбнулась:

— Ага. Простите, что все так вышло.

— Ничего страшного. Миссис Рэнкин не слишком высокого мнения о нашей группе.

— Боюсь, миссис Рэнкин не слишком высокого мнения обо всех на свете.

Обе женщины засмеялись. Фелисия спросила:

— Как вас зовут?

— Кира.

— Ну что же, Кира, а вы присоединитесь к нам на выходные?

Энди старалась казаться нерешительной, неуверенной в себе. Таким человеком, на каких они должны охотиться.

— Ну, не знаю. — Она пожала плечами.

— Да бросьте. Мне кажется, вам бы понравилось.

— Вы правда так думаете?

— Я знаю. Энди потупилась.

— А Стив будет?

Фелисия ухмыльнулась. Еще одна сраженная девица.

— Конечно.

— Ой, да какого черта?! Действительно, что я теряю?!

— Молодец, девочка. Только отметься у Тома. У него подписка и вся информация.

— Спасибо.

— Да, пожалуйста. Увидимся в пятницу.

Энди перешла к Тому. Он разговаривал с пожилой парой, которую Блечман поддразнивал во время представления. Жена осталась равнодушной, но муж был взволнован и готов записаться. Энди тоже ощущала возбуждение, хотя и старалась не показывать этого. Некое шестое чувство подсказывало ей, что с Блечманом и его учением что-то не так. Исчезновение Бет Уитли представало в новом свете, и Энди не могла ждать пятницы.

«Только помни, что тебя зовут Кирой».

45

Гас встретился с сыщиком за завтраком в среду. Деке снова выбрал свое любимое кафе «Рене». Уитли оно тоже начинало нравиться. Было что-то располагающее в этом месте, где хозяева прямо на меню напечатали двусмысленный отзыв из «Сиэтл уикли»: «Еда и обслуживание равно плохи, но по крайней мере обстановка паршивая».