Глава 4

К счастью для Бэкмана, хотя он не мог об этом знать и это его ничуть не касалось, в последний час пребывания в Белом доме президент Морган помиловал также и пожилого миллиардера, который избежал тюрьмы, скрывшись за границей. Этот миллиардер, иммигрант из какой-то славянской страны, решил десятилетия назад изменить имя и выбрал себе титул граф Монго. Новоявленный граф пожертвовал кучу денег на избирательную кампанию Моргана. Когда выяснилось, что он всю жизнь уклонялся от уплаты налогов, общим достоянием стала еще и новость о том, что он несколько вечеров провел в Линкольновской спальне Белого дома, где они с президентом за поздней рюмкой обсуждали обвинения, которые ему должны были предъявить. По словам третьего лица, принимавшего участие в вечеринке, молоденькой шлюшке, которая ныне является пятой по счету женой графа, президент обещал использовать все свое влияние на налоговое управление и отозвать цепных псов правосудия. Однако этого не случилось. Обвинительное заключение заняло тридцать восемь страниц, но, прежде чем они сошли с принтера, миллиардер без жены номер пять поселился во дворце в Уругвае вместе с будущей женой номер шесть и при этом постоянно раздумывал, как бы ему вернуться на север.

Он хотел вернуться домой, достойно умереть истинным патриотом и быть похороненным на своей ферме в Торобреде, что неподалеку от Лексингтона, штат Кентукки. Криц взял все на себя, и через несколько минут после помилования Джоэла Бэкмана президент Морган помиловал и графа Монго.

Весть об этом просочилась в печать через сутки – помилования Белый дом по понятным причинам не спешил рекламировать, – и пресса буквально обезумела. Человек, за двадцать лет укравший из бюджета 600 миллионов долларов, мошенник, достойный пожизненного заключения, собирается вернуться домой на собственном громадном лайнере и провести последние дни в непристойной роскоши. История Бэкмана при всей ее сенсационности конкурировала теперь не только с сообщением о похищенных датских туристах, но и с новостями о крупнейшем неплательщике налогов.

И все же Бэкман оставался в центре внимания журналистов. Большая часть утренних газет Восточного побережья поместила фотографию Брокера на первых полосах. Во многих печатались длинные статьи об этом скандале, о признании Бэкманом вины и теперь о его помиловании.

Карл Пратт прочитывал их все в Интернете в просторном захламленном кабинете, который он снимал над гаражом в северо-западной части Вашингтона. Здесь было его укрытие, место, где он мог спрятаться от битв, сотрясавших фирму, от партнеров, которых не хотел видеть. Здесь он мог выпить, и никто бы ему слова не сказал. Мог швырять в угол подвернувшиеся под руку предметы, осыпать проклятиями стены и вообще делать все, что взбредет на ум, – на то оно и убежище.

Досье Бэкмана хранилось в большой картонной коробке в шкафу. Теперь оно лежало перед ним на столе, и впервые за много лет Пратт вознамерился его просмотреть. Он сохранил все – газетные вырезки, фотографии, внутренние документы фирмы, тайные записи, которые делал сам, копию обвинительного заключения, протокол вскрытия Джейси Хаббарда.

Малоприятная история.

В январе 1996 года трое молодых пакистанских ученых-компьютерщиков сделали потрясающее открытие. Работая в душной, тесной квартирке на верхнем этаже многоквартирного дома на окраине Карачи, эта троица на базе нескольких компьютеров марки "Хьюлетт-Паккард", приобретенных через Интернет на правительственную субсидию сделали "суперкомпьютер". Затем связали его с высокотехнологичным военным спутниковым телефоном, который им тоже предоставило правительство. Вся операция держалась в секрете и финансировалась военными по неофициальным каналам. У них была простая цель: найти и попытаться проникнуть в системы нового индийского спутника-шпиона, парившего над Пакистаном на высоте триста миль. Если бы им это удалось, они смогли бы взять под контроль индийские разведывательные операции. Была и другая мечта – попробовать манипулировать этим спутником-шпионом.

Похищенные разведданные сначала вызвали восторг, но очень скоро выяснилось, что они совершенно бесполезны. Новый индийский "глаз" делал то же самое, что делал старый в течение десятка лет, – тысячи фотоснимков одних и тех же военных объектов. Пакистанские спутники посылали на землю снимки индийских военных баз и передвижения войск на протяжении тех же десяти лет. Обе страны могли бы просто обмениваться этими фотографиями и не узнать ничего нового.

Но случайно был обнаружен еще один спутник, затем второй и третий. Они были не индийскими, не пакистанскими и не должны были оказаться там, где их засекли, – в трехстах милях над землей, и двигались они на северо-северо-восток на расстоянии четырехсот миль один от другого. В течение десяти дней пришедшие в сильное волнение хакеры отслеживали по крайней мере шесть разных спутников, по всей видимости, составлявших некую единую систему. Спутники медленно дрейфовали со стороны Аравийского полуострова, пролетали над Пакистаном и Афганистаном и удалялись в направлении западного Китая.

О своем открытии компьютерщики никому не сказали ни слова, но выбили у военных еще более мощный спутниковый телефон, утверждая, что он им необходим для завершения наблюдения за индийским спутником. За месяц методического круглосуточного отслеживания они обнаружили глобальную паутину из девяти одинаковых спутников, связанных между собой и устроенных так, чтобы оставаться невидимыми для всех, кроме тех, кто их сконструировал и запустил на орбиту.

Эту группу спутников они назвали "Нептун".

Три молодых кудесника получили образование в Соединенных Штатах. Главным у них был Сафи Мирза, бывший научный сотрудник Стэнфордского университета, недолгое время работавший в "Бридин корпорейшн", специализирующейся на спутниковых системах, – это оборонный подрядчик сомнительной репутации. Фейзал Шариф получил ученую степень в Технологическом институте Джорджии.

Третий, самый молодой член группы, занявшейся "Нептуном", Фарук Хан в конце концов создал компьютерную программу, которая обеспечила проникновение в первый обнаруженный спутник. Взломав систему, Фарук начал скачивать данные такой важности, что он сам и Фейзал с Сафи сразу поняли: они попали на опасную территорию. Им удалось получить четкие цветные снимки лагерей подготовки террористов в Афганистане и даже правительственных лимузинов в Пекине. Спутники из группы "Нептун" могли слушать переговоры китайских пилотов на высоте десять тысяч метров, наблюдать за подозрительными рыбацкими лодками на причале в Йемене. Было отслежено передвижение бронированного автомобиля, скорее всего Кастро, по улицам Гаваны. Всех троих шокировали видеокадры, на которых был ясно виден Арафат – он вышел из своего дома в Газе в какой-то проулок, закурил сигарету и помочился.

На протяжении двух бессонных суток все трое скопировали данные, добытые спутниками, пока они пролетали над Пакистаном. Программа была англоязычной, и, учитывая, что спутники "Нептуна" занимались Средним Востоком, Азией и Китаем, легко было предположить, что они принадлежат американцам и с гораздо меньшей вероятностью – Англии или Израилю. Быть может, это была совместная тайная операция Соединенных Штатов и Израиля.

По истечении двух суток хакеры сбежали из снятой ими квартиры и перебрались в загородный дом одного из друзей в десяти милях от Карачи. Сделанное ими открытие потрясало, но они, и прежде всего Сафи, хотели пойти на шаг дальше. Сафи был уверен, что этой спутниковой системой можно попробовать манипулировать.

Его первым успехом стало наблюдение за тем, как Фейзал Шариф читает газету. Чтобы скрыть свое местоположение, Фейзал поехал на автобусе в центр Карачи, водрузил на голову зеленую шапочку, а на нос – темные очки, купил газету и сел на скамейку в парке неподалеку от уличного перекрестка. Спутник "Нептуна", следуя командам полученного от военных спутникового телефона, нашел Фейзала и дал такое увеличение, что можно было прочитать название газеты и передать изображение в дом, где его товарищи с изумлением и недоверием следили за ним.

Электронно-оптическое изображение, переданное на Землю, отличалось наивысшим разрешением, на которое была способна технология того времени, чуть больше метра, что соответствовало четкости, какую давали американские военные спутники-шпионы, и было вдвое четче, чем лучшие европейские и американские коммерческие спутники.

В течение многих недель и месяцев все трое трудились без устали, создавая программное обеспечение. Многое браковали, но когда наконец им удалось настроить программу, они еще больше изумились возможностям "Нептуна".

Через восемнадцать месяцев после обнаружения группы спутников "Нептун" эта троица получила на четырех дисках "Джэз", по два гигабайта каждый, компьютерную программу, которая увеличивала скорость, с которой "Нептун" не только связывался со своими многочисленными контактами на Земле, но и позволяла ему чинить помехи навигационным, разведывательным и коммуникационным спутникам, находящимся на орбите. Не придумав ничего лучшего, они так и окрестили свою программу – "Глушилка".

Хотя система спутников, названная заговорщиками "Нептун", им не принадлежала, они получили возможность ею управлять, в значительной мере ею манипулировать и даже делать ее бесполезной. Между ними возник жаркий спор. Фейзалом и Сафи овладела алчность, они хотели продать "Глушилку" тому, кто предложит наивысшую цену. Фарук видел в их творении одни неприятности. Он предложил отдать программу пакистанским военным и умыть руки.

В сентябре 1998 года Сафи и Фейзал отправились в Вашингтон и, используя пакистанские контакты, безуспешно пытались связаться с американской военной разведкой. И тогда один приятель рассказал им про Джоэла Бэкмана, человека, перед которым в Вашингтоне открывались любые двери.

Но устроить с ним встречу оказалось делом весьма нелегким. Брокер был важной персоной, связанной с очень важными клиентами, и множество значительных лиц домогались его внимания. Его гонорар за часовую консультацию составлял пять тысяч долларов, и лишь немногие счастливчики удостаивались милости великого человека. Сафи одолжил две тысячи долларов у дядюшки из Чикаго и обещал заплатить Бэкману остальную сумму в течение девяноста дней. Документы, представленные впоследствии суду, свидетельствовали, что их первая встреча состоялась 24 октября 1998 года в адвокатской конторе Бэкмана, Пратта и Боллинга. В конце концов эта встреча поломала жизнь всех, кто принял в ней участие.

Сначала Бэкман отнесся к "Глушилке" и ее невероятным возможностям с изрядным скептицизмом. Или же, не исключено, он сразу же оценил ее потенциал и решил перехитрить своих новых клиентов. Сафи и Фейзал мечтали продать "Глушилку" Пентагону за большие деньги, что бы ни думал об их продукте мистер Бэкман. Но если кто-нибудь в Вашингтоне и мог получить за "Глушилку" громадные деньги, то только Джоэл Бэкман.

Он сразу же привлек Джейси Хаббарда, своего сотрудника ценой миллион долларов, который по-прежнему раз в неделю играл в гольф с президентом и ходил по барам с самыми большими людьми на Капитолийском холме. Это была яркая, экспансивная и вздорная личность, трижды разведенная и питающая слабость к дорогому виски – особенно если за него платили клиенты. Его политическую выживаемость можно было объяснить только тем, что он был знаменит самыми грязными приемами в истории выборов в американский сенат, что само по себе совсем немало. У него была репутация антисемита, и на протяжении своей карьеры он поддерживал тесные связи с саудовцами. Очень тесные. Одно из многих расследований проблемы сенатской этики обнаружило пожертвование в миллион долларов на его избирательную кампанию со стороны саудовского принца, того самого, с которым Хаббард катался на лыжах в Австрии.

Сначала у Хаббарда и Бэкмана возникли разногласия по поводу наилучшего покупателя для "Глушилки". Хаббард хотел продать ее саудовцам, которые, по его мнению, охотно выложили бы за нее миллиард долларов. Бэкман придерживался довольно провинциальной точки зрения, которая сводилась к тому, что этот опасный продукт должен остаться дома. Хаббард был убежден, что может заключить с саудовцами сделку, согласно которой те возьмут на себя обязательство никогда не использовать "Глушилку" против Соединенных Штатов, их номинального союзника. Бэкман боялся израильтян – их могущественных друзей в Соединенных Штатах, их военных и прежде всего тайных шпионских организаций.

В то время Бэкман, Пратт и Боллинг представляли много зарубежных компаний и правительств. Фактически их фирма служила своего рода явочной квартирой для всех, ищущих в Вашингтоне мощную пробивную силу. Заплатите сумасшедший гонорар – и вы получите все, что вам нужно. В длиннющем списке их клиентов значились японская сталелитейная промышленность, правительство Южной Кореи, Саудовская Аравия, большинство подставных банков на Карибах, нынешний режим в Панаме, боливийский сельскохозяйственный кооператив, не выращивавший ничего, кроме кокаиновых кустов, и так далее. Было много вполне легитимных клиентов и много, мягко выражаясь, весьма и весьма сомнительных.

Слухи о "Глушилке" медленно растекались по кабинетам. Потенциально "Глушилка" могла принести самый большой гонорар в истории фирмы, хотя в этой истории значились гонорары, способные поразить воображение. Шли недели, разные партнеры предлагали разные сценарии маркетинга "Глушилки". Мысль о патриотизме постепенно отодвигалась на задний план – просто речь шла ну о слишком уж больших деньгах! Фирма представляла голландскую компанию, которая поставляла авиационное оборудование китайским военно-воздушным силам. Появилась возможность выгодной сделки с правительством в Пекине. Южнокорейцы чувствовали бы себя гораздо спокойнее, если бы точно знали, что делается у их северного соседа. Сирийцы отдали бы всю свою казну за возможность нейтрализовать системы связи израильских военных. Некий наркокартель выражал желание заплатить миллиарды за шанс отслеживать карательные операции Управления по борьбе с наркотиками.

С каждым днем Джоэл Бэкман и его шайка алчных юристов становились все богаче. В главных кабинетах фирмы говорилось только об этом.

Доктор держался не очень приветливо, он явно не хотел тратить время на нового пациента. Все-таки это военный госпиталь. Не говоря ни слова, он пощупал пульс и измерил кровяное давление, прослушал сердце и легкие, проверил рефлексы, затем ни с того ни с сего заявил:

– Мне кажется, у вас обезвоживание организма.

– Это почему же? – спросил Бэкман.

– Обычная картина после длительных перелетов. Мы поставим вам капельницу. Через двадцать четыре часа будете как огурчик.

– Вы имеете в виду внутривенное вливание?

– Именно так.

– Я не терплю внутривенных уколов.

– Простите?

– Я пока не заикаюсь. Не терплю иголок.

– Мы взяли у вас кровь на анализ.

– Да, но это моя кровь, а не что-то другое. Забудьте об этом, док. Никаких внутривенных вливаний.

– Но ваш организм обезвожен.

– Я этого не ощущаю.

– Доктор – я, и я утверждаю, что ваш организм обезвожен.

– Тогда дайте мне стакан воды.

Через полчаса вошла медсестра с улыбкой во весь рот и горстью таблеток. Джоэл отказался от снотворного, а когда она достала шприц с какой-то жидкостью, спросил:

– Что это?

– Райакс.

– За каким чертом этот ваш райакс?

– Это мускульный релаксант.

– Знаете, так уж вышло, что мои мускулы сейчас абсолютно расслаблены. Я никогда не считал, что с ними что-то не в порядке. Мне никто такого диагноза не ставил. Никто никогда не спрашивал, напряжены ли мои мускулы. Поэтому можете вколоть этот райакс себе в задницу, и мы оба расслабимся и будем счастливы.

Медсестра чуть не выронила шприц. После продолжительной паузы она, едва не лишившись дара речи, невнятно пробормотала, что посоветуется с доктором.

– Вот и отлично. Хотя, честно говоря, следовало бы воткнуть эту иглу в его жирную задницу. Если кому-то и надо расслабиться, то это ему.

Но сестра уже выскочила из комнаты.

В другом здании базы сержант Маколифф застучал по клавиатуре и послал донесение в Пентагон. Оттуда его сразу же переправили в Лэнгли, где сообщение попало к Джулии Джавьер, ветерану службы, которой директор Мейнард поручил курировать дело Бэкмана. Меньше чем через десять минут после инцидента с райаксом мисс Джавьер внимательно прочитала текст на мониторе, мысленно чертыхнулась и побежала наверх.

Тедди Мейнард сидел в конце длинного стола, как обычно, закутанный в одеяло, и читал одно из бесчисленных донесений, что каждый час ложились на его стол.

– Только что поступило сообщение из "Авиано", – сказала мисс Джавьер. – Наш приятель отказался от медикаментов. Отказывается и от уколов, и от таблеток.

– Нельзя ли подсыпать ему чего-нибудь в еду? – тихо спросил Тедди.

– Он отказался от еды.

– Что он говорит?

– Что у него не в порядке желудок.

– Врет, наверное?

– В туалет не просится. Трудно сказать.

– А что он пьет?

– Ему дали стакан воды, но он не стал пить. Говорит, что пьет воду только из запечатанных бутылок. Когда принесли, он тщательно исследовал, не вскрывалась ли пробка.

Тедди отложил доклад, который читал, и протер глаза костяшками пальцев. Первый план состоял в том, чтобы свалить Бэкмана с ног снотворным – внутривенно или обычным уколом, продержать его без сознания пару дней, а затем медленно привести в состояние блаженного умиротворения с помощью новейшего наркотика. После нескольких дней грез начать курс содиума пентотала, этой "сыворотки правды", которая при привлечении опытных специалистов по ведению допроса всегда дает нужные результаты.

Этот первый план был прост и безукоризнен. Второй займет многие месяцы, и его успех отнюдь не гарантирован.

– Он хранит большие секреты, не правда ли? – глубокомысленно произнес Тедди.

– Вне сомнения.

– Но мы давно знали об этом?

– Конечно.

Глава 5

Когда разразился скандал, двое из троих детей Бэкмана от него отвернулись. Старший, Нил, писал отцу не реже двух раз в месяц, хотя в первые дни после приговора письма давались ему с большим трудом.

Двадцатипятилетний Нил был свежеиспеченным партнером отцовской фирмы, когда Бэкман оказался за решеткой. Хотя он почти ничего не знал о "Глушилке" и "Нептуне", ФБР все же не спускало с него глаз, а федеральные прокуроры предъявили обвинение и ему.

Джоэл внезапно признал себя виновным главным образом из-за того, что случилось с Джейси Хаббардом, однако принятию этого решения способствовало и преследование сына федеральными властями. В результате судебной сделки все обвинения против Нила были сняты. Когда отец исчез на двадцать лет, Нил был немедленно уволен Карлом Праттом и выдворен из помещения фирмы в сопровождении вооруженных охранников. Само имя Бэкмана стало сущим проклятием, и у Нила не было никакой возможности найти работу в Вашингтоне. Приятель по юридическому факультету, племянник вышедшего в отставку судьи, сделал несколько телефонных звонков, в результате чего Нил оказался в небольшом городке Калпепер, штат Виргиния, получил работу в фирме из пяти человек и был рад, что все так закончилось.

Он всеми силами старался оставаться в тени. Подумывал даже о том, чтобы взять другое имя. Наотрез отказывался говорить об отце. Он безукоризненно выполнял работу, писал завещания и оформлял сделки и в общем отлично вписался в рутинное существование маленького городка. Со временем он познакомился с местной девушкой, женился на ней, и они быстро произвели на свет дочку, вторую внучку Джоэла, единственную, чья фотография была у него в тюрьме.

Об освобождении отца Нил прочитал в "Вашингтон пост". Он в деталях обсудил эту новость с женой и лишь в общих чертах – с партнерами фирмы. История могла вызвать нечто похожее на землетрясение в столице, но Калпепера колебания почвы не достигли. Никому до этого, по всей видимости, не было никакого дела. Нил давно уже не воспринимался как сын Брокера, он был просто Бэкманом, одним из многих адвокатов маленького южного городка.

Некий судья после заседания отвел его в сторонку и спросил:

– Интересно, где прячут вашего старика?

На что Нил со всем почтением ответил:

– Эта тема не принадлежит к числу моих любимых, ваша честь.

На том разговор и кончился.

Казалось бы, в Калпепере ничего не изменилось. Нил занимался своими делами в фирме, словно помилован был человек, к которому он не имел никакого отношения. Он ждал телефонного звонка: отец рано или поздно окажется около телефона-автомата и позвонит.

Откликнувшись на неоднократные настойчивые просьбы, старшая сестра пустила шапку по кругу и собрала около трех долларов мелочью. Деньги отдали пациенту, по-прежнему именовавшемуся "майор Эрцог", человеку упрямому и раздражительному, чье состояние явно становилось все хуже по причине голодания. Майор Эрцог взял деньги и направился прямиком к автомату, обнаруженному им на втором этаже, где купил три небольшие упаковки кукурузных хлопьев и две баночки томатного соуса. Все это он проглотил за считанные минуты и час спустя побежал в туалет с острым расстройством желудка.

Но зато пропало острое чувство голода и его не напичкали лекарствами, под воздействием которых он наговорил бы массу лишнего.

Формально он был свободным человеком, получившим помилование, но по-прежнему находился на объекте, принадлежавшем американскому правительству, и обитал в комнатке, ненамного больше, чем его камера в Радли. Там еда была отвратительная, но он хотя бы мог ее есть, не опасаясь, что в нее подмешано снотворное. Теперь он жил на кукурузных хлопьях и содовой. Медсестры были лишь чуточку добрее тюремных охранников, от которых он вдоволь натерпелся. А что касается врачей, то у них на уме была одна только мысль – вырубить по приказу начальства сознание Бэкмана, в чем он не сомневался ни минуты. Где-то поблизости наверняка есть камера пыток, куда его запихнут, как только снотворное сделает свое дело.

Он жаждал выйти на улицу, вдохнуть свежего воздуха и подставить лицо солнцу, жаждал нормального человеческого общения с кем угодно, лишь бы на нем не было военной формы. И через два нескончаемых дня он своего добился.

Молодой человек с непроницаемым лицом появился в его комнате на третий день и мило представился:

– Ну ладно, Бэкман. Хочу вам кое-что предложить. Меня зовут Стеннет.

Он швырнул папку прямо на ноги Бэкману, который лежал на койке и по третьему разу перечитывал какой-то растрепанный журнал. Бэкман раскрыл папку.

– Марко Лаццери?

– Это вы, приятель. Стопроцентный итальянец. Вот свидетельство о рождении и удостоверение личности. И поскорее запомните все, что там написано.

– Запомнить? Я это и прочитать-то не в состоянии.

– Тогда зазубрите. Мы отбываем через три часа. Вас отвезут в город неподалеку, там вас встретит ваш новый лучший друг, который несколько дней поводит вас за ручку.

– Несколько дней?

– Может, и месяц. Все зависит от того, насколько быстро вы освоитесь.

Джоэл отложил папку и посмотрел на Стеннета.

– На кого вы работаете?

– Если скажу, мне придется вас убить.

– Очень смешно. На ЦРУ?

– На США. Это все, что я могу сказать, а больше вам ничего и не надо знать.

Джоэл взглянул на металлическую оконную раму, наглухо запертую.

– В этой папке я не увидел паспорта.

– Верно. Это потому, что вы никуда не уезжаете, Марко. Вам предстоит тихая, спокойная жизнь. Соседи будут убеждены, что вы родом из Милана и выросли в Канаде, поэтому плохо говорите по-итальянски. Язык придется учить. А если возникнет непреодолимое желание уехать, то знайте: это сопряжено для вас с большими опасностями.

– Опасностями?

– Да будет вам, Марко. Не валяйте дурака. По миру разгуливает немало отвратительных типов, которые очень хотят вас найти. Делайте, что вам говорят, и вас не найдут.

– Я не знаю ни слова по-итальянски.

– Бросьте, конечно, знаете – спагетти, пицца, кафе-латте, браво, опера, мама миа. Научитесь. Чем быстрее и лучше будете учиться, тем в большей безопасности окажетесь. Вам дадут учителя.

– У меня за душой ни цента.

– Слышал. Говорят, ваши деньги искали, но не нашли. – Стеннет вынул из кармана несколько банкнот и положил поверх папки. – Пока вы пребывали в местах не столь отдаленных, Италия отменила лиру и перешла на евро. Тут сотня. Один евро примерно равен доллару. Через час принесу вам одежду. В папке маленький словарик, две сотни самых необходимых итальянских слов. Беритесь-ка за дело.

Спустя час Стеннет принес рубашку, брюки, пиджак, ботинки и носки – все итальянского производства.

– Буон джорно, – сказал он.

– Подите к черту, – огрызнулся Бэкман.

– Как будет автомобиль?

– Машина.

– Браво, Марко. Пора, нас ждет машина.

За рулем компактного, ничем не примечательного "фиата" сидел неразговорчивый джентльмен. Джоэл кое-как протиснулся на заднее сиденье с холщовой сумкой в руках, где уместилось все его имущество. Стеннет сел впереди. Воздух был сырой и прохладный, землю едва покрывал тонюсенький слой снега. Когда они выехали за ворота военно-воздушной базы "Авиано", Бэкман ощутил первый ветерок свободы, хотя к радостному волнению примешивалось неприятное чувство беспокойства.

Он внимательно следил за дорожными знаками. На переднем сиденье как воды в рот набрали. Они двигались по маршруту 251, двухполосному шоссе, ведущему к югу. По мере приближения к городку Порденоне движение становилось все интенсивнее.

– Сколько жителей в Порденоне? – спросил Бэкман, просто так, чтобы прервать гнетущее молчание.

– Пятьдесят тысяч, – сказал Стеннет.

– Это северная Италия, верно?

– Северо-восточная.

– Альпы далеко?

Стеннет мотнул головой куда-то вправо.

– Миль сорок в сторону. В ясный день видны горы.

– Нельзя ли остановиться и выпить по чашечке кофе? – попросил Бэкман.

– Нет, нам не велено останавливаться.

Водитель все это время оставался глух и нем.

Они обогнули городок по северной окраине и вскоре выехали на дорогу А-28, четырехрядное шоссе, где все, кроме большегрузных трейлеров, похоже, куда-то опаздывали. Маленькие машинки со свистом обгоняли их, тащившихся с жалкой скоростью сто километров в час. Стеннет раскрыл итальянскую газету "Репубблика" и заслонил чуть не половину ветрового стекла.

Джоэл не имел ничего против молчания и разглядывания сельских пейзажей, проносившихся за окном. Равнина казалась очень плодородной, хотя в конце января поля были пусты. Время от времени на холмистых террасах можно было рассмотреть старинные виллы.

Одну такую он когда-то даже снимал. Лет двенадцать назад жена номер два пригрозила его бросить, если он не повезет ее куда-нибудь в длительный отпуск. Джоэл работал по восемьдесят часов в неделю, и времени ему все равно не хватало. Он предпочитал даже ночевать в офисе, и, судя по тому, как шли дела дома, это было разумное решение. Разумеется, развод обошелся бы в изрядную сумму, и Джоэл говорил всем, что они с дражайшей половиной проведут месяц в Тоскане. Он представил все так, что то была его собственная идея, – "месяц превосходного вина и кулинарных изысков в сердце страны кьянти".

Они нашли монастырь XIV века неподалеку от средневековой деревушки Сан-Джиминьяно, с управляющим и поварами и даже шофером с машиной. Но на четвертый день отпуска Джоэлу пришла тревожная телеграмма о том, что комитет по ассигнованиям сената США рассматривает законопроект, согласно которому его оборонные подрядчики-клиенты лишатся двух миллиардов долларов. Он вылетел домой чартерным рейсом и явился на работу, дабы призвать сенат к порядку. Жена номер два осталась в Италии, где, как он выяснил позже, закрутила роман с молодым шофером. В течение следующей недели он звонил ежедневно, обещая со дня на день вернуться, дабы продолжить отпуск, а потом она перестала снимать трубку.

Закон об ассигнованиях без сучка и задоринки вернул дела в прежнее состояние.

А месяц спустя жена подала на развод, это был вздорный процесс, который в целом стоил ему три миллиона баксов.

А ведь она была из трех самой любимой. Они все куда-то подевались – навсегда. Первая, мать двоих его детей, после Джоэла дважды выходила замуж, ее нынешний муж разбогател, торгуя жидкими удобрениями в странах третьего мира. Она даже написала ему в тюрьму – прислала жестокую записку, восхвалявшую систему правосудия за то, что она в конце концов разобралась с одним из самых крупных мошенников в истории страны.