эквиваленты...""
      - Мне кажется, что мы где-то с вами встречались... - изрек писатель, глядя на Вендулку и покачиваясь, как маятник Фуко.
      Он таким образом анонсировал свою симпатию: к спиртным напиткам крепостью свыше восемнадцати градусов и к "неординарным" девушкам - от восемнадцати лет выдержки.
      - Мы встречались десять минут назад на пороге этого дома, - напомнила ему Вендулка.
      - А вы здесь часто бываете? М-м-м-м? - продолжал писатель разрабатывать схему "знакомства на дискотеке" и даже сделал несколько танцевальных "па" левой ногой.
      - Осторожно! - воскликнула Ирэна, поскольку писатель сразу же после "па" стал заваливаться навзничь и только чудом оказался на диване.
      - Писатель - это четвертая ипостась Творца! - важно квалифицировал писатель свой фантастический кульбит.
      - Я сомневаюсь, - возразила Вендулка, критически разглядывая писателя.
      - Кажется, у нас назревает диалог! - обрадовался он. - Относительно этого существует легенда о Деве и Единороге... Чтобы составить хороший обмен репликами - в дремучий лес отправляют девственницу и привязывают ее к дереву. Дикий Единорог выходит из чащи, поводя хоботом, и между ними происходит любопытная беседа. После которой девственница остается девственницей, так и не познавшей литературы...
      - При этих условиях, - улыбнулась Вендулка, - у нас не получится диалога.
      - Я тоже сомневаюсь, - не к месту вставила Ирэна...
      "Ирэна рассматривает свои сомнения под микроскопом. "Там
      нет ничего ужасного", - шепчет она. Однако личинка моли
      выглядит под микроскопом просто устрашающе. Тогда Ирэна
      приходит к выводу, что ее сомнения имели под собой почву. "В
      доме завелась моль", - убежденно говорит Ирэна, возвращается
      домой из Зоологического музея и перетряхивает все шерстяные
      вещи..."
      Мне надоело взирать на них сверху, и я отправился прогуляться по саду. Думая, что мольбы и рыдания распространяются медленнее, чем всякий вздор. Упругие звуковые волны с человеческой глупостью попадают на самые отдаленные планеты - раньше летательных аппаратов. И если бы людей окрылял идиотизм они бы давно достигли других галактик. Каждый подвыпивший индивид искренне полагает, что за обедом он постигает истину, а за ужином - ее подкрепляет. Вместо того чтобы спокойно переваривать пищу. Мне ли не знать человеческих мыслей? Ведь я зарождал - самые дурацкие... Так что порою меня переполняют разные человеческие фантазии и хочется просто побродить на свежем воздухе ни о чем особенном не задумываясь...
      Вообще-то, мысли возвращаются ко мне как бумеранг, если не перешибают людям ноги. Тогда люди падают на диван, пораженные какой-нибудь идеей. Чаще всего, чем тупее мысль, тем успешнее валит она человека. И вот особь лежит и мучается от головной боли, пытаясь разобраться - какого хрена ее беспокоит, почему помидор красный? Или в чем смысл человеческого существования? После чего фиксирует свои мысли на бумаге и убеждается, что это полный бред. Многие зарабатывают себе на жизнь только тем, что набредят, и поэтому ищут для вдохновения некий галлюциногенный источник "сивой кобылы". А поскольку нет оснований считать, что сивые лошади в интеллектуальном развитии сильно опережают гнедых, то источник "сивой кобылы" подобен Иппокрене. То есть равновелик мифологическому роднику, который возник от крылатого мерина по кличке Пегас... Конечно, вы можете возразить, что мы отовариваемся в разных источниках. В подобном случае - вложите эту дурацкую мысль в конверт и отправьте обратно по моему адресу, с пометкой - "получатель не обнаружен..."
      "Автор не страдает самомнением, поскольку он всего лишь
      подобие. "Если Боженька хочет видеть меня таким, - думает
      автор, - значит, в этом и есть смысл моего существования...""
      Тут из кустов шиповника вышли Густав и Янка. В довольно растрепанном состоянии. Густав то и дело поправлял галстук, словно готовился соболезновать по случаю внезапно утраченного чувства, а Янка же - просто отряхивалась. И можно предположить - чем они занимались, да неохота. С недавних пор я опасаюсь строить предположения об отношениях мужчины и женщины в кустах шиповника. Дабы потом не объясняться, что всякие сексуально-публицистические сцены - это отнюдь не внутренний мир автора...
      Густав достал из кармана - блокнот, карандаш и, волоча Янку за руку, двинулся ко мне...
      - Нет, нет и нет! - сразу же воспротивился я. - Никакие порочные связи я больше описывать не желаю...
      Но Густав держал план местности, начертанный Йиржи Геллером.
      - Вы не подскажете, как нам найти... - и Густав Шкрета обвел карандашом квадратик, который обозначал наш дом.
      План оказался настолько подробным, что даже кусты шиповника были отмечены на нем крестиками. "Интересно, для какой надобности?" - сварливо подумал я, стараясь не замечать, как Янка поправляет на себе одежду.
      - Вам - туда, - сообщил я Густаву Шкрете, указывая пальцем в сторону дома.
      - Спасибо, - улыбнулась мне Янка и тут же пошла в указанном направлении, а Густав Шкрета слегка задержался...
      - Надеюсь, что вы ничего такого не подумали?.. - деликатно осведомился он.
      - Подумал, - признался я.
      Густав Шкрета попытался определить, насколько мои мысли откровеннее его поступков, и - не определил.
      - Тогда я не стану вас разубеждать, - на всякий случай заявил он.
      - Не теряйте времени, - поддакнул я, и Густав Шкрета двинулся следом за Янкой...
      "Густав Шкрета думает, что закон бутерброда опровергает
      теорию относительности. Десять раз он спихивает бутерброд со
      стола и отмечает, как бутерброд все время падает маслом вниз.
      За этими экспериментами наблюдает соседская собака и думает,
      что Густав Шкрета окончательно зажрался. Хозяин собаки
      размышляет - куда же запропастился его кобель. О чем в свою
      очередь думает автор, выписывая эти ремарки, - совершенно не
      понятна..."
      По поводу времени я упомянул специально, поскольку проголодался. И если раньше стеснялся идти на обед к Йиржи Геллеру, то, нагулявшись по саду, пришел к выводу, что теория относительности - хорошо, а десять бутербродов лучше. Вдобавок позавчера меня снова обожрали "музы" - Талия и Мельпомена. Эти старушки время от времени наведывались ко мне покалякать о древнегреческой драматургии, и после их посещений - на втором этаже даже церковная мышь сдохла бы с голода. Почтенные дамы проживали неподалеку, в коттедже на берегу ручья, что составляло - сорок минут трусцой для их пенсионного возраста. Если стартовать рано утром, в хорошую погоду, без атмосферных осадков и пониженного давления. Конечно, у них имелись и вполне человеческие имена, но полноватая Талия все время хохотала, а худая, как штопальная игла, Мельпомена - вздыхала да охала. И в сумме они составляли прелюбопытнейшую пару, не страдающую отсутствием аппетита...
      - Странные у вас знакомые, - отмечала Вендулка. - И очень прожорливые.
      - Зато не представляющие никакой опасности, - намекал я, что всякая женщина до определенного возраста может расцениваться как баллистическая ракета с угрожающим радиусом поражения.
      - Вы женофоб, - заявляла Вендулка. - А почему - "баллистическая"?..
      - Потому, что любая женщина движется по принципу свободно брошенного тела, - пояснял я.
      - Когда в разводе? - уточняла Вендулка.
      - Ага, - подтверждал я.
      Тогда Вендулка морщила лоб, соображал - шучу я или издеваюсь.
      - Вы надо мной издеваетесь! - обижалась Вендулка.
      - Шучу, - возражал я.
      "Талия и Мельпомена недоумевают - как Диоген помещался в
      бочке. Путем сложных математических рассуждений, на портновский
      манер, они высчитывают, что Диоген был ростов с собаку. "И
      поэтому все называли его - киником!" - приходят к выводу Талия
      и Мельпомена... После чего шьют. Диогену собачью попонку, дабы
      философ не мерз афинскими вечерами.."
      Когда я вернулся из сада и присоединился к гостям Йиржи Геллера, они продолжали общаться. Вендулка принимала посильное участие в этих разговорах и управляла словопрениями, как Харон, то есть - с убийственными гримасами. Писатель же выступал в роли загребного...
      - А кто-нибудь видел Йиржи Геллера в натуральную величину? поинтересовался он.
      Густав Шкрета, как школьник, поднял руку.
      - И что вы можете сообщить? - не унимался писатель.
      Он принял позу "роденовского мыслителя", уложенного на диван. В альтернативном положении - писатель больше напоминал чудовище из готической архитектуры. Возможно - горгулью.
      - Я скажу, - ответил Густав Шкрета, - что существуют приличия, которые не позволяют обсуждать хозяина в его доме.
      - Тогда выйдем в сад, - предложил писатель, но потом передумал подниматься с дивана. - Или вынесите меня, - уточнил он.
      Янка молча соизмеряла - насколько Густав Шкрета лучше в кустах шиповника, чем в постели. У Ирэны - имелись другие ландшафты для сравнения. А сам Густав Шкрета пересматривал "семейный альбом" Йиржи Геллера и рассуждал вслух:
      - Дядя, тетя, брат, племянница...
      - Нужны мне были такие родственники! - ляпнула вдруг Вендулка.
      От неожиданности Янка решила, что Ирэна в постели предпочтительнее Густава Шкреты. А сама Ирэна переместила Густава Шкрету на лунный пейзаж, где тот моментально задохнулся...
      - А что вас конкретно не устраивает? - спросил Густав Шкрета. - Я в качестве родственника из Тюрингии или Ирэна Фогель в форме сестры милосердия?
      - Всё, - обобщила Вендулка. - Но особенно фотография графа Дракулы..
      - Это я, - повинился писатель, - после двух рюмок "Кровавой Мэри"...
      - Неужели? - удивилась Вендулка.
      - Ну после трех, - сознался писатель - Спиртные напитки поддерживают и стимулируют мое творчество, но несколько замедляют. Поэтому я с опозданием проявляюсь на фотографиях. Когда уже ничего невозможно изменить во внешности...
      - А вы не пробовали сниматься в кино? - спросила Вендулка...
      "Все разговоры писатель сводит к литературе. И это сводит
      литературу с ума... "Здравствуйте, - говорит литература, - и до
      свидания!" Ее помещают в частную психиатрическую клинику, где
      со вкусом подобрана библиотека..."
      - Обычно мне лучше всего пишется перед дождем, похмельем и между стульями... - заметил писатель. - Демонстрирую образцы, - предупредил он и для начала откашлялся...
      Вендулка изобразила на своем лице людоедскую заинтересованность.
      - Я с возрастом таращусь на вершины
      Без прежнего спортивного желания...
      Как обладать тобой до половины
      За двадцать пять процентов содержания?! 
      продекламировал писатель, с обычными по такому случаю придыханиями, подвываниями. - Написано июньским вечером, при температуре воздуха восемнадцать градусов по Цельсию, - сообщил он.
      - Эти стихи - о чем? - уточнила Вендулка.
      - О моем трудном материальном положении, - пояснил писатель.
      - То есть я опрометчиво стала на что-то рассчитывать, - псевдопечально констатировала Вендулка. - Любовь скончалась раньше суммы, отпущенной на этот случай!..
      - Да вы - поэт! - удивился писатель.
      - А вы - экономист! - огрызнулась Вендулка.
      - Что вы делаете?! - обеспокоился Густав Шкрета.
      - Мы обменивается мнениями! - пояснила Вендулка.
      - Диалог стимулирует выделение желудочного сока, - свернул на свою любимую тему писатель. - Дикий Единорог выходит из леса, поводя хоботом, и...
      - И тут девственница бьет ему по яйцам! - всерьез разозлилась Вендулка.
      "Пора бы появиться Йиржи Геллеру", - подумал я, поскольку обмен мнениями грозил перейти в потасовку...
      "Автор припоминает цитату и употребляет ее не к месту: "Я
      приеду к тебе на обед, но вот мои условия: обед должен быть
      прост, дешев и изобиловать только беседами в сократовском духе.
      Но и тут - в меру...""
      - Благодарю, - сказал Йиржи Геллер, появляясь на пороге гостиной, - что вы приняли мое приглашение отобедать. Правда, беседа, которую вы тут поддерживаете, - он обернулся к Вендулке, - вряд ли в сократовском духе...
      Выступление Йиржи Геллера потрясло всех, даже такого отчаянного нигилиста, как писатель. Он снова попытался "встать в строй", но только вытянулся на диване - солдатиком...
      Йиржи Геллер был в маске.
      - А вот и "хэллоуин"! - ляпнул писатель, который на самом деле не знал, как правильно пишется и произносится этот праздник. - В смысле, тыква вам на голову! - пояснил он.
      Но маска Йиржи Геллера скорее напоминала о венецианском карнавале, чем о торжестве американских призраков.
      - Извините за странный вид, - сказал Йиржи Геллер, - но мне захотелось придать нашей встрече побольше артистизма.
      - Это удалось, - подтвердил писатель, устраиваясь поудобнее.
      - Ваш дальний родственник, - представил его Густав Шкрета.
      Он пролистал "семейный альбом" до нужной страницы и указал Йиржи Геллеру на фотографии писателя:
      - Вот, вот и вот...
      Предупрежденные о предстоящем фарсе гости старалась вести себя непринужденно. Как на биеннале, в духе заявленного в меню авантюризма.
      - Симпатично получилось, - оценил фотографии писателя Йиржи Геллер. Надеюсь, вы понимаете, что данная мистификация не имеет под собой дурных намерений?
      - Если вам хочется повалять дурака, то - пожалуйста, - отвечал писатель. - История видела обеды и посмешнее...
      - Все писатели - педерасты! - вдруг заявила Вендулка.
      - Почему? - опешил писатель.
      - Потому что у них в голове совокупляются однообразные мысли, пояснила сна.
      Писатель слегка задумался, чем адекватно ответить Вендулке, но ему не пришло в голову ничего оригинального, кроме как - подпоить Вендулку и ее же трахнуть. "Может быть, это однообразно, - подумал писатель, - зато полезно для всякой критики", - и стал методично предполагать - где бы он мог подпоить Вендулку.
      "Астара! Астара! - требуют зрители в самый разгар пьесы.
      Они желают познакомится с этим монстром от литературы. В конце
      концов амбиции льются через край, на сцене появляется
      неосмотрительный автор, и его забрасывают несвежими помидорами
      "Вот вам и пообедали..." - решает автор.. "
      - "Дважды сосчитано, взвешено и поделено", - сказал Йиржи Геллер. - Вы знаете, откуда сие изречение?
      Густав Шкрета расценил это замечание не иначе как в свой адрес, потому что - в данную минуту накладывал себе на тарелку еду с фуршетного стола. И в нерешительности! замер с вилкой наперевес.
      - Боюсь ошибиться, - ответил писатель, подтягивая к дивану "перекати-бар", - но на иврите это звучит как: "мене, мене, текел, супинатор..."
      - Упарсин, - поправил его Йиржи Геллер.
      - Точно! - воскликнул писатель. - У меня незаконченное высшее образование, поэтому на завершающей стадии возможны ошибки, - пояснил он.
      - А сейчас вы на каком этапе? - поинтересовалась Вендулка, наблюдая, как писатель разухабисто расправляется со спиртными напитками.
      - Спасибо, - поблагодарил писатель за ехидную заботу о своем здоровье, - все более-менее хорошо... А с чего это вы вспомнили про пир Валтасара? - обратился он к Йиржи Геллеру.
      - Валтасар олицетворяет в христианском искусстве тип Антихриста, заявил Йиржи Геллер. - О чем же еще говорить за обедом, как не об искусстве?
      Янка выразительно посмотрела на Ирэну, та переадресовала этот взгляд Вендулке, Вендулка пожала плечами и презрительно фыркнула, суммируя женское отношение к теме разговора. То есть, по их убеждению, - беседа "откинула первую ступень" и устремилась к орбите, когда пирующие не слушают друг друга и каждый гнет свою линию для демонстрации ума и эрудиции.
      - Меня больше устраивают обеды Лукулла, чем Валтасара, - вставил Густав Шкрета, прикрывая рукой тарелку. - Вдруг откуда ни возьмись появляются на стене надписи, которые только пророк Даниил в состоянии расшифровать... Это же не конкурс кроссвордов, а совместный прием пищи...
      - Вот именно, - подтвердила Вендулка. - Поэтому, если вы не расскажете, кто такой Валтасар, я напишу на стенке - все, что о вас думаю...
      Йиржи Геллер обернулся к Густаву Шкрете, тот бросил взгляд на писателя, писатель уставился в потолок... То есть, по их убеждению, - "Союз" с "Аполлоном" никогда бы не состыковались, если бы дамы управляли этими летательными аппаратами.
      - Упоминается в Библии, - пояснил Йиржи Геллер, - что когда вавилонский царь Валтасар обедал со своими придворными, женами и наложницами - на стене появилась надпись, которая предвещала Валтасару скорую гибель.
      - А кто тут жена и наложница?! - воскликнули одновременно Янка с Ирэной...
      "Автор думает - как избежать прямых аналогий... И
      аллегорий... Луч, пробивающийся сквозь тучи, олицетворяет собой
      надежду. Женщина с измерительными приборами - правосудие.
      Крест - страдание. Лев - царственность. Пир Валтасара - скорую
      гибель Йиржи Геллера... Автору становится скучно самовыражаться
      о конкретном художественном образе, и он придумывает для себя
      аллегорию - тупица..."
      С Йиржи Геллером мы больше не живем по соседству. Каш двухэтажный дом, построенный в смешанном стиле, сгорел от неосторожного обращения с сигаретами. Что же касается сада, то его изуродовали колесами пожарные машины, которые приезжали тушить дом. А в это время на частоте 25, 7 передавали вагнеровский "Полет валькирий", и он звучал изо всех пожарных машин. Но хуже, что, по всей вероятности, вместе с домом сгорел Йиржи Геллер. Предположительно - в своем кабинете. И относительно гостей Йиржи Геллера - двух мнений быть не может. Они - поганцы, сволочи и мракобесы. Скорее всего это пьяный писатель задремал с недокуренной сигаретой, и под ним загорелся диван. Но вначале кто-то из новых "родственников" отравил Йиржи Геллера. Во всяком случае - такого мнения придерживается Вендулка. Перед самым пожарищем Йиржи Геллеру стало плохо, он удалился к себе в кабинет и больше не вышел оттуда. Из-за смешных обвинений Вендулки "пирующие" не известили полицию, что в огне погиб человек. Странно, что и Вендулка не сообщила об этом. Поздним вечером того же дня - четверо гостей и Вендулка сели в поезд и отбыли на поезде в Прагу. Так что разбирать руины дома - ни у кого не было необходимости. И даже маски Йиржи Геллера - не нашли...
      глава четвертая
      "десерт"
      "...12 подвигов Геракла; 12 книг на полке; жизнь
      12 цезарей; 12 таблиц Римского права; 12 пражских
      статей; 12 посланников; 12 пенсов равно 1 шиллингу;
      12 дюймов составляют 1 фут"
      7
      Использование шизофрении в корыстных целях - это литературное творчество...
      Однажды я добровольно посетил полицейский участок. Подошел к дежурному офицеру и принялся его изучать...
      - Что вы хотите? - наконец обратил внимание дежурный офицер на мои подмигивания.
      - Ничего, - невинно ответил я. Поскольку раздумал заявлять в полицию, что разбил их патрульную машину - своим унитазом.
      Я полагал, что дежурный офицер должен был сам обо всем догадаться, исходя из моей внешности. Для этого и подмигивал.
      - У вас нервный тик, - догадался офицер.
      Неправда. У меня - идиотизм, Потому что надо пользоваться службой доставки, а не таскаться с унитазами по городу, Это же вам не Африка, чтобы употреблять свою голову вроде багажника... На улице Кшижиковой с моей головой случился крен, и я врезался вместе с унитазом в припаркованную машину. По счастью - без водителя, но к сожалению - патрульно-постовой службы, О чем я и прибыл доложить в ближайший полицейский участок, что мой голубой унитаз теперь у них на службе - торчит из лобового стекла...
      А потом подумал, какие богатые смысловые ассоциации могут возникнуть при совмещении унитаза с полицейской машиной! Поди докажи, что это сделано не специально. И расхотел заявлять о случившемся, дабы не подвергать свою жизнь полицейскому произволу.
      - Что-нибудь еще? - спросил нетерпеливый офицер, поскольку я продолжал топтаться возле его загородки.
      - Надо бы оглядеться, - резонно заметил я, имея в виду, что акты вандализма у меня получаются только по вдохновению...
      - Ну а пока, - набычился дежурный офицер, - не мог бы я взглянуть на ваше удостоверение личности?
      - Хотя бы одним глазком? - снова подмигнул я, доставая из кармана свои документы.
      Потому что полицейские всегда рассматривают их с вожделением, словно там вклеена фотография Памелы Андерсон. Это был некий фокус всех представителей власти - видеть Памелу Андерсон там, где ее нет. Мне этот фокус не удавался.
      - В порядке, - заявил офицер, возвращая мои документы.
      - А вы не знаете, кем была пани Кшижикова? - зачем-то спросил я и понял, что - проговорился.
      Теперь обнаруженный на улице Кшижиковой унитаз - будут отождествлять со мною. Поэтому поспешил исправить положение и затуманить полицейскому мозги...
      - Мне кажется, что она страдала, - вздохнул я.
      - Кто?! - рассвирепел дежурный офицер и стал похож на оккупанта.
      - Пани Кшижикова, - спокойно ответил я...
      "...В ее доме всегда квартировали офицеры. И каждый раз пани Кшижикова была готова расплатиться по контрибуции. "Если меня будут к этому принуждать, - говорила пани Кшижикова за ужином, - я исполню свой долг с немецкой педантичностью". Пан Кшижиков печально соглашался, что право победителя на "шнапс унд фрау" - незыблемо испокон века. Пан Кшижиков допивал свое жидкое пиво, с сожалением рассматривал пустую кружку и уходил спать пораньше, дабы не мешать пани Кши-жиковой расплачиваться по контрибуции. "Но только в случае, если тебя будут к этому принуждать", говорил напоследок пан Кшижиков, позевывая. "Если меня будут к этому принуждать!" - соглашалась пани Кшижикова. Она занимала свой боевой пост в гостиной и обнажала подвядшие прелести до разумных пределов. Чтобы привлечь, а не шокировать. Расквартированный офицер стучал на втором этаже сапогами, а пани Кшижикова терпеливо ждала, когда победитель соизволит осуществить свое право. "Ну?" - спрашивал утром пан Кшижиков. Пани Кшижикова отрицательно качала головой и предполагала, что следующей ночью ей предстоит расплачиваться вдвойне. "Если тебя будут к этому принуждать!" - предупреждал пан Кшижиков и уходил на работу. "Если меня будут к этому принуждать... вторила ему пани Кшижикова. Время от времени расквартированные офицеры приводили штабных девиц, которые без принуждения скакали с офицерами на кровати и ржали, как лошади. "С нами бог!" - крестился пан Кшижиков из гуманитарных соображений, глядя, как с потолка сыпется побелка. Он сомневался, сможет ли пани Кшижикова полностью расплатиться за все оккупированные территории. "Если меня будут к этому принуждать!" - уверенно заявляла пани Кшижикова и берегла силы. Она круглосуточно лежала на диване в гостиной, не допуская к своему ангажированному телу пана Кшижикова. Впрочем, и сам пан Кшижиков с пониманием относился к миссии пани Кшижиковой. "Если тебя будут к этому принуждать, - нравоучительно повторял пан Кшижиков, - не вздумай сопротивляться!" - "Ах, если меня будут к этому принуждать..." вздыхала пани Кшижикова, глядя, как очередной офицер покидает квартиры..."
      - Валил бы ты отсюда, - посоветовал мне полицейский, и я воспользовался его любезным предложением...
      Сожалея, что не имею фотографии пани Кшижиковой в обнимку с дежурным офицером...
      8
      Поэтический замысел - это женщина, с которой не переспал. Прозаический - появляется, когда женщина уже ушла...
      До революции мы вынуждены были жить весело, чтобы не повеситься со скуки. Поэтому ежедневно разыгрывали драму абсурда - в разных театральных интерпретациях. То вечер юмора, то комсомольское собрание. Выбор зрелища ограничивался коммунистическим императивом, когда к каждому слову прилагалось "единственно правильное" тол-кование. Отсюда у читателей развилась иезуитская патология. Когда между строк виделось больше, чем написано. Некий сакральный смысл, доступный только посвященным. Всякая белиберда могла быть оправдана, если писатель засовывал между строк парочку остроумных значений. "Литература ассоциативного мышления" - вот как это называлось. И многие авторы старались вложить больше смысла в пробелы, чем в буковки...
      Янка рассказывала:
      "Однажды мне выпало сыграть "Откровенность", но не полную. То есть фигуру в купальном костюме, покрытую прозрачным дождевиком. Сейчас бы я запросто исполнила роль "Оторванной откровенности", да что-то никто не предлагает. А тогда в закамуфлированном виде мне предстояло молча пройти по сцене и так же молча удалиться. Дабы у зрителей возникла ассоциация буржуазной распущенности, а на самом же деле - голого тела. Ну вот... Сижу я в артистической уборной и проникаю в образ. То есть накачиваюсь коньяком, чтобы как следует продемонстрировать свою "Откровенность". Но не полную. Время от времени заглядывает ко мне секретарь комсомольской организации и интересуется: "Молилась ли ты на ночь, Дездемона?" То есть созрела я для откровенности или нет. Приходит к выводу, что - "виноград еще зелен", и снова убегает. А я попиваю коньяк и размышляю о вечном. Мол, порнография то, что есть, а искусство - то, что пытаются изобразить. И если с меня не свалится дождевик - это шедевр, а если с пьяных глаз я хряпнусь на сцене выйдет порнография. В общем, когда снова появился комсомольский секретарь, я все отрепетировала на нем... И можно теперь сказать, что коммунистическая партия лишила меня девственности в лице своего авангарда. То есть отплатила откровенностью за "откровенность". Но не полностью. Поскольку никакого удовлетворения я от этой порнографии не получила..."
      Теперь между строк уже не читают. Ассоциативного мышления едва хватает на перевод денежных средств за границу. И когда я что-нибудь пытаюсь изобразить, то представляю себе - Янку в прозрачном дождевике. Но, по странной привычке, не полностью...
      9
      Возле кладбища поставили рекламный стенд - "ОТДОХНУТЬ МОЖНО И ЗДЕСЬ, НО ЛУЧШЕ ВСЕГО - В ТУРЦИИ..."
      На дверях филиала банка повесили рядом таблички - "ОБМЕН ВАЛЮТЫ" и "ЦВЕТНОЙ КСЕРОКС - КРУГЛОСУТОЧНО..."
      "Журналисты не могут сопоставить два предложения, писатели - два абзаца... - думает Густав Шкрета. - Чего же ждать от остальных людей?.."
      10
      Предумышленное искажение действительности - это образ..
      Когда от меня ушла приятельница, я решил завести себе верного друга собаку или жену. Однако в цивилизованном обществе есть один недостаток жены не продаются на птичьем рынке. Поэтому пришлось мне сходить на барахолку и завести себе щенка таксы. Меня убедили, что в клубе собаководов могут запросто подсунуть сенбернара, который оккупирует полквартиры и сожрет целый мясокомбинат... А пес таксы - животное норное и легко забивается в угол, как пыль. Тем более что родословная у этой "пыли", словно с горностаевой мантии Карла Четвертого... "Леопольд-Адальберт-Эрист-Фридрих-Отокар-Междуцарствие" - так полностью, по документам, звали мою таксу, чем я очень поначалу гордился. И всякий раз, выгувая во дворе, науськивал по родословной... "А ну-ка, Леопольд-Адальберт-Эрист-Фридрих-Отокар-Междуцарствие - фас!!" Потом надоело, и стал ее называть просто Марысей. Поскольку на рынке мне намекнули, что с точки зрения физиологии такса эта - сука. А сам я под хвостик ней не заглядывал из разных этических соображений. Мне ж с ней не спать...
      Марыся отличалась ангельским характером - не лаяла почем зря и лопала, что положат. Мне в голову не приходило, что собаки жрут виноград. А Марыся возьмет в лапки ягодку, рассмотрит со всех сторон и, если понравится, укладывает под кроватью в горку. В противном же случае - поморщится и съест. Но нигде специально не наблюет, как один мой знакомый по имени Петер. Очень нечистоплотное животное этот Петер. Я бы сказал - вредоносное. Чуть что не так скажешь - он тут же блевать, простите за выражение. На прошлой неделе мы обсуждали творчество Милана Кундеры - так мне потом пришлось три дня наводить порядок в собственной квартире...
      А Марыся обладала чувством юмора - почище, чем у Ярослава Гашека. Поэтому у нас вошло в привычку читать в лицах книги на сон грядущий. Правда, с небольшой адаптацией для норных пород с женской физиологией. Например, "Трое в лодке, не считая Марыси" приводили мою собаку в неописуемый восторг. Она заваливалась на спину, потирала лапами мордочку и хихикала до икоты, как может хихикать только сторожевой пес при виде подвыпившего хозяина. И, конечно, я волен предполагать все, что душе угодно, но как мне теперь кажется, именно эти литературные адаптации привели к нехорошему результату. Моя Марыся тяжело заболела...
      Однажды ночью я проснулся от странного чувства, что забыл заплатить налог на добавленную стоимость. Странного в этом было вот что - налоги я давно не выплачивал полностью и спал спокойно. А тут проснулся... Марыся сидела у меня в изголовье и поскрипывала зубами. С красными рубинами вместо глаз, по пять каратов каждый. Вначале мне пришло в голову, что Марыся слегка расстраивается - что она по породе своей такса, а не "мон-моранси". Но потом я решил показаться ветеринару. Может быть, у меня завелись блохи и Марыся на них адекватно реагирует...
      - Давно у вас живет? - поинтересовался ветеринар, указывая на мою собачку, но не подходя к ней близко.
      - Месяца три, - отвечал я. - Никак не могу нарадоваться, и поэтому время летит быстро.
      Марыся деловито почесывалась.
      - Здоровая крыса, - порадовался вместе со мною ветеринар. - Килограмма на два потянет.
      - В смысле? - не понял я. - Неправильно питается?
      Ветеринар стал перемещаться по кабинету, ни на секунду не выпуская Марысю из вида. Потом взял с полки толстенную книгу, чем попросту спровоцировал мою Марысю на резкую литературную критику. Она хихикнула и бросилась на ветеринара. Тот, не задумываясь, треснул ее по башке книгой, и у Марыси пропало желание с ним дискутировать.
      - Очень виноград любит, - вставил я, чтобы хоть как-то вызвать взаимную симпатию между Марысей и ветеринаром.
      - А бетон не жрет? - уточнил ветеринар. - В общем, так, - добавил он. Сейчас я достану металлическую клетку, и будем надеяться, что прутья выдержат...