Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Братья Торн (№1) - Мое непреклонное сердце

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Гудмэн Джо / Мое непреклонное сердце - Чтение (стр. 12)
Автор: Гудмэн Джо
Жанр: Исторические любовные романы
Серия: Братья Торн

 

 


— Вы ждете, что я…

Граф бесцеремонно прервал ее:

— Я жду, что ты получишь их от капитана Торна.

— Вы имеете в виду — украду?

— Добудешь, — уточнил он. — А каким способом — это твое дело. Не забывай: я видел тебя с капитаном… вы гуляли по парку… ездили по полям… Тебе стоит только попросить об этом. Похоже, что он твой верный раб.

— Ваши глаза подвели вас. Капитан Торн ничей не раб и меньше всего мой.

— Ты недооцениваешь свои чары, которыми всегда обладала.

По спине Мерседес пробежал холодок. Это был совсем не комплимент, и даже не потому, что сказан он был пошловато-интимным тоном.

— Я не могу просить у него денег, — сказала она. — Каждая его трата всегда делается с определенной целью. И он узнает, если я использую какую-то сумму не по назначению.

— Ну и что? К тому времени я буду уже далеко!

Он был верен себе: все остальное его не касалось.

— Он имеет дело только с чеками, — продолжала она. — Все деньги хранятся в лондонском банке. Наличных нет ни копейки.

Ее слова его нисколько ие убедили, напротив — он счел, что это только ему на пользу.

— Это еще лучше, — сказал он. — Ты выпишешь для меня чек на имя Эшбрука и Дикинза.

— Ваших портных?

Он сжал челюсти, почуяв в ее тоне язвительность.

— Коммерсантов. Ты должна понимать разницу. Судя по возне вокруг сомнительного приобретения Торна, ты должна быть связана с купцами. И ты что-нибудь придумаешь, чтобы не вызвать у него подозрений.

— Он сам подписывает все чеки, — возразила Мерседес.

— Ты можешь подделать его подпись.

— Я не буду этого делать!

— У тебя нет выбора, Мерседес. — Он выдержал паузу, давая ей время понять сказанное. — Ты, может быть, желаешь узнать, что я могу сделать, если ты откажешься? Лучше подумай о том, чего я не могу сделать. Меньше уйдет времени. Я ведь вижу, как мальчики бегают по усадьбе, куда им вздумается. И вместе, и по отдельности. Очень удобные мишени. Можно поймать, можно убить. Как ты думаешь, сколько времени они выдержат взаперти?

У Мерседес перехватило дыхание, когда она поняла что он имел в виду. В ужасе она молча смотрела на него.

— Ты рассчитываешь пойти к своему доброму капитану и рассказать ему эту историю? — спросил он. — Ну и кто тогда защитит вас? Не Торн. У него обязательства перед своей командой. И потом, даже твой хваленый капитан не сможет находиться одновременно и здесь, и там. Тебе, Мерседес, придется ходить, все время оглядываясь через плечо. Представляешь, во что превратится твоя жизнь?

Он сделал эффектную паузу.

— Надеюсь, ты меня поняла, — закончил он свою речь.

— Сколько? — глухо спросила она.

— Две тысячи фунтов.

Мерседес была настолько потрясена, что даже не удивилась такой сумме. Она просто оцепенела.

— А что мы получим взамен?

— Ты получишь свободу, — сказал он, пожимая плечами. — Я получу свободу. Впрочем, это зависит от точки зрения.

Он слегка хохотнул, довольный тем, что может еще философствовать в такой момент.

— Хочу уехать из Англии. Можешь быть уверена — я еще поймаю судьбу за хвост!

Надежда затеплилась в ней.

— Правда?

— Твою радость по этому поводу едва ли можно считать лестной, — сухо заметил он, — но у тебя есть и это свои причины. Да, правда. Но место моего пребывания — это мой секрет. Вдруг ты надумаешь рассказать капитану, куда я направился, как только я уеду. А у меня нет желания ходить, оглядываясь через плечо.

«Ради того, чтобы избавиться от графа Уэйборна, стоит хранить этот секрет», — подумала она, но вслух ничего не сказала.

Две тысячи фунтов вдруг показались ей совершенно пустяковой суммой. Она была готова подделать подпись Колина Торна под суммой вдвое большей, чем эта, и принять все его наказания за это преступление.

— Вы говорили с Северном? — спросила она. — Он знает о вашем плане?

Граф будто и не услышал ее вопросов.

— Пока! До завтрашнего утра, — сказал он. — Ты все принесешь сюда до рассвета. И не вздумай устроить мне западню. Я сразу замечу, если ты придешь не одна.

Ловить его вовсе не входило в ее планы. Она хотела, чтобы он поскорей исчез отсюда. И еще одно. Мерседес верила, что сможет склонить его на это.

— Признайте Бриттона и Брендана.

Лейден заморгал. Он медленно опустил фляжку, не успев донести ее до рта.

— Что?

— Признайте близнецов своими законными наследниками, — сказала она. — Какая вам теперь разница? Вы все равно уезжаете. Поместье будет в руках капитана Торна. Вам что, жалко, если Бриттон получит титул? Или, вернее: почему его должен получить Северн? Вы ведь всегда знали, что близнецы ваши. И только ваша злоба так ожесточила вас против них. Тетя Джорджия никогда не изменяла вам. Вы просто презирали ее, вы мстили ей за то, что на ее месте не моя мать.

Мерседес явно перестаралась. Темнота придала ей смелости и безрассудства. Фляжка, которая только что была в руках Мерседес, вращаясь, полетела ей в голову и прошлась вскользь по самому виску. Резкая боль пронзила ее, потом сознание ушло, и, покачнувшись вперед, тяжело рухнула со стула на пол.

Когда она очнулась, вокруг не было ни души.

Миссис Хеннпин взяла в руки шляпку Мерседес и ее шейный платок.

— Как тебе удалось так ужасно смять ленту? — спросила она, критически рассматривая совершенно испорченный головной убор. — А платок такой грязный, будто ты им мела улицу. Ты что, упала?

Мерседес сделала попытку отряхнуть платье сзади.

— Кубарем! — Она старалась говорить весело и беззаботно, хотя внутри у нее все дрожало от волнения. — Это стоило видеть!

Цокая языком, домоправительница покачала головой.

— Как же так, детка? Нужно быть осторожнее.

Мерседес выслушала увещевания, виновато наклонив голову в знак полного согласия.

— Сколько сейчас времени?

— Много! Мы ждали тебя, ждали. Все сроки прошли. Одиннадцатый час! Мальчики легли уже час назад. Хлоя спрашивала о тебе. Они с Сильвией хотели показать тебе свои покупки.

— С этим можно подождать до завтра. Я хочу помыться. Видишь, все руки и ноги в ссадинах. Ты скажешь, чтобы мне согрели воды?

— Конечно! Можешь не беспокоиться.

— Капитан уже ушел к себе?

— Нет. Я вообще не знаю, когда этот парень спит. Лично я такого никогда не видела. Иногда я застаю его в библиотеке перед самым рассветом и могу поклясться, что он еще и не думал ложиться.

Мерседес старалась быть терпеливой. Она тоже заметила, что Колин, похоже, умеет довольствоваться очень коротким сном, но сейчас она не хотела об этом говорить.

— Так, значит, он в библиотеке?

Голова миссис Хеннпин согласно качнулась.

— Я только что отнесла ему горячий шоколад. Он спрашивал о тебе. Похоже, если бы ты задержалась еще чуть-чуть, он пошел бы искать тебя.

Все складывалось как нельзя лучше. Значит, теперь, когда он узнает, что она дома, он может просидеть в библиотеке еще несколько часов. Его привычка поздно уходить в свою спальню была ей просто на руку.

— Я сейчас покажусь ему, — сказала она домоправительнице.

— Очень хорошо!

Мерседес подождала, пока миссис Хеннпин удалится, и только тогда подошла к библиотеке. Ей нужно было побыть пару минут одной, чтобы успокоиться и набраться решимости. Она тихонько открыла двери, но не вошла, а остановилась на пороге.

— Можно войти?

Колин опустил книгу. Потом закрыл ее и отодвинул. Он коротко кивнул:

— Конечно.

Она закрыла за собой дверь, но сделала лишь несколько шагов. Этим она хотела дать ему понять, что заскочила сюда лишь на минутку.

— Миссис Хеннпин передала мне, что вы уже собирались искать меня. Я пришла сказать вам, что вернулась.

— Очень мило с вашей стороны. По крайней мере, гораздо более тактично и серьезно, чем пропадать столько часов подряд.

Да, он явно не собирался быть к ней слишком снисходительным. Но это лишь укрепило ее в решении довести дело до конца.

— Я виновата…

— Где вы были?

Здесь ей не нужно было изображать удивление.

— Вы помните, мы же с вами с утра говорили, что я пойду к Тейерам, чтобы отнести корзинку с подарками… для малыша. Я думала, вы поняли, куда я пошла, когда вы провожали Хлою и Сильвию в деревню. Разве это не было ясно?

Мерседес знала, что это ее основной козырь и что он явно забыл об этом. Она готова была улыбнуться. Ей было очень важно сейчас напомнить ему о его небезгрешности.

— И вы пробыли там все это время?

— Мне не показалось, что я была у Тейеров так уж долго.

Это была правда. Она отдала им корзинку с поздравлениями и пожеланиями счастья, но отказалась от чая, так как время было уже позднее. Они с пониманием приняли ее отказ.

— Миссис Тейер была прямо в восторге от подарков. Она ахала от восхищения при виде каждого нового платьица. Они ждут, что вы окажете им честь и будете присутствовать на крестинах у Коллины.

Все это была чистая правда.

— А мистер Тейер? Как он оценил бренди?

Левая рука Мерседес сама по себе поднялась и потерла висок, по которому прошлась фляжка. Граф не оставил в домике свое грубое оружие. Мерседес пыталась найти ее, но лишь зря потратила драгоценное время.

— Очень положительно! — сказала она. — Кажется, он собирался оставить ее на торжественный случай.

Мерседес тут же пожалела о том, что приукрасила свою ложь ненужными подробностями. Колин вполне может напомнить мистеру Тейеру об этой бутылке в день крещения Коллины. Теперь ей нужно было или отговорить его от посещения Тейеров, или как-то договориться с мистером Тейером, чтобы он не выдавал ее. Пол у нее под ногами стал зыбким и ненадежным, как болотная трясина.

— Действительно! — весело согласился Колин. Мерседес вспомнила поговорку — на воре шапка горит. И хотя в голосе Колина, в его словах она не заметила никаких признаков недоверия к своему рассказу, ей было как-то не по себе. Она ждала, что он вот-вот скептически поднимет бровь и слегка усмехнется уголком рта. И ей даже показалось, что в том, как он медленно протянул это одно-единственное слово, был слишком явный скепсис.

Она взглянула на него из-под опущенных ресниц. Он все еще смотрел на нее, терпеливо и даже снисходительно. Заметил ли он ее усталость и смятение? Как ей хотелось, чтобы он бросил ей спасательный круг!

— Хотите горячего шоколада? — спросил он. — Миссис Хеннпин почему-то решила, что я его очень люблю.

Мерседес почувствовала, как выравнивается ее дыхание. Под ногами уже не было трясины, и она поверила, что сможет покинуть библиотеку, лишь слегка осквернив душу ложью.

— Я возьму его в свою комнату, — сказала она. — Миссис Хеннпин приготовила для меня ванну.

На этот раз он действительно поднял брови. В его глазах, несомненно, появился самый живой интерес. Мерседес знала, что если бы она умела легко краснеть, то щеки ее уже пылали бы от смущения.

Колин протянул ей чашку.

— Вот, — сказал он, — приятного аппетита. Впрочем, ванна вам тоже не помешает. Вид у вас такой, будто вы откуда-то упали.

В своей комнате Мерседес оглядела себя в высоком зеркале. У нее не было времени долго любоваться собой, да этого и не требовалось. Ей сразу стало ясно, почему и миссис Хеннпин, и Колин так пристально ее разглядывали. Платье ее после падения в домике было все в пыли и в пятнах, на левом виске красовались грязные отпечатки пальцев — она растирала его, пыталась унять боль. Ее прекрасные волосы цвета темного шоколада клочьями торчали в разные стороны. Не так-то просто будет пригладить длинные выбившиеся пряди. Недобрый внутренний голос, не желающий молчать, как она его ни унимала, сказал ей, что она похожа на Медузу.

Она вспомнила свою реакцию на последний взгляд Колина. То, что она ошибочно приняла за живой интерес, было всего-навсего острым любопытством. Она опять почувствовала, как жар заливает ее щеки, — на этот раз они горели от стыда.

Отвернувшись от зеркала. Мерседес быстро разделась. Она была уже в просторном домашнем платье, когда подоспела горячая вода. С плохо скрываемым нетерпением она следила, как служанки наполняют лохань, и отослала их, прежде чем вода дошла до половины. Как только они закрыли за собой дверь, Мерседес, не обращая внимания на лохань, быстро помылась над тазом у кровати. Она расчесала волосы, так что каждый завиток улегся на свое место, и просто подвязала их красной лентой. Она взяла из шкафа ночную рубашку без рукавов — белую полотняную рубашку с глубоким круглым вырезом без оборок и вышивок. Она специально выбрала такую и, подойдя к зеркалу, увидела, что выбор сделан правильно. Простота рубашки подкупала, а красная лента в волосах создавала нужный контраст.

Мерседес не рассчитывала на то, что ее кто-то увидит, но специально оделась так на случай, если произойдет обратное. Она сбросила свое платье в ногах постели и специально оставила у кровати комнатные туфли.

В северном крыле стояла тишина. Все двери были закрыты. И Мерседес без всяких препятствий прошла весь коридор. Лампы в маленьких нишах вдоль стен освещали ей путь. Свет как бы растворялся в мягкой ореховой обшивке, искажая бегущую рядом с ней тень. Она считала двери, как вехи на пути из Уэйборн-Парка в Лондон. Расстояние от северного до южного крыла показалось ей почти таким же далеким.

Мерседес почувствовала некоторую неуверенность только около площадки главной лестницы, соединяющей оба крыла. Она прислушалась, надеясь уловить хоть какой-нибудь шум, подтверждающий, что Колин находится в библиотеке. Но услышала лишь стук собственного сердца.

Но она не вернется, нет… Как граф и предполагал, замаячившая впереди свобода заставит ее пойти на все. Она торопливо пересекла площадку и бесстрашно углубилась в темные переходы южного крыла.

Мерседес с Колином сразу, без всякого обсуждения, решили, что ему следует выбрать комнату именно в этой части дома. Это было удобно для всех. Мерседес была спокойна, что ему не будут слишком уж надоедать близнецы своей возней или девицы своими просьбами и заботами. Да и сама она не опасалась наткнуться на него каждую минуту где-нибудь на повороте. Северное крыло всегда было ее святилищем и прибежищем, а северная башенка — колокольней. Присутствие там Колина было бы для нее как вторжение в ее пределы и заставило бы усомниться в собственном желании жить в Уэйборн-Парке.

И как ей казалось, он тоже считает, что устроился в этом доме вполне удобно. Ему должно нравиться, что он избавлен от детских выходок Бриттона и Брендана, предсвадебных приготовлений Хлои и болтовни Сильвии. И он должен оценить, что может проводить время на расстоянии от нее. Так считала Мерседес. Он привык к обществу мужчин, и наверняка иногда его может раздражать даже звук ее голоса.

Дверь в комнаты Колина была закрыта. Замирая от страха, она крепко прижала ухо к двери из темного дерева и прислушалась. Ей пришлось призвать на помощь все свое мужество. И, только убедившись, что в комнате никого нет, она вошла. Дверь закрылась за ней с мягким щелчком.

На тумбочке у кровати горела масляная лампа. Фитиль был почти до предела закручен, испуская маленький, не больше ногтя, язычок пламени. Но Мерседес для ее дела было достаточно и этого света.

Она знала, где у него хранятся банковские чеки. Он уже несколько раз просил ее найти в его комнате и принести к нему в библиотеку бухгалтерскую книгу. Когда-нибудь выяснится, вполне возможно, совсем скоро, что он напрасно так ей доверился. В душе Мерседес чувствовала глубокое раскаяние, но не позволяла себе расслабляться и рассуждать на тему, на что же она идет. Ей гораздо проще было думать, что раскрытие этого преступления не будет для него откровением, а лишь еще одним подтверждением его первого о ней впечатления.

Кроме кровати с пологом и комода, в комнате Колина был письменный стол и большое кресло с подголовником. Для удобства под письменным столом обычно стояла деревянная скамеечка. Мерседес заметила, что, с тех пор как Колин поселился в этой комнате, скамеечка постоянно была на месте, так что он мог вытянуть под столом свои длинные ноги и откинуться в кресле. С начала его заключения в их доме он написал несколько писем. Мерседес знала об этом, потому что отсылать письма стало ее обязанностью. Одно из них было на имя мистера Абернэйти, поверенного Колина в Лондоне. Другое было отослано в его банк. Больший интерес представляли письма, адресованные некой мисс Джоанне Ремингтон в Бостоне. Эта фамилия вертелась у Мерседес в голове, пока она не вспомнила, что большой клипер Колина Торна называется «Та-инственный Ремингтон». Похоже, что Джоанна Ремингтон — дочь хозяина корабля. И Колин, очевидно, послал ей лично письма, которые не мог доверить Обри Джонсу.

Мерседес недовольно поджала губы, не задумываясь, однако, о причине своего недовольства. Она решительно выбросила из головы мысли о письмах и подняла полированную крышку секретера Колина.

В одном углу лежала аккуратной стопкой тончайшая писчая бумага. Тут же было разбросано несколько скомканных листков, свидетельствующих о муках творчества Колина, который излагал слова на бумаге. Основное пространство занимала чековая книжка. Она открыла ее и просмотрела суммы его счетов. Он вполне мог выделить две тысячи фунтов для дяди. Мерседес осторожно вырвала из середины книжки лист с красивыми водяными знаками, держа его за самый краешек, и подняла одно из смятых писем Колина, чтобы изучить образец его подписи.

Дрожащими от волнения руками она начала опускать крышку секретера. И вдруг та вырвалась у нее из рук и с грохотом упала на место, и этот звук раздался в тишине комнаты как выстрел. Мерседес с ужасом отскочила от письменного стола, выронив при этом оба листка бумаги. Незаполненный чек мягко спланировал на пол и, подхваченный легким сквознячком, отлетел в сторону, не даваясь ей в руки. Метнувшись за ним, она снова всколыхнула воздушный поток, и листочек исчез под кроватью Колина. Туда же укатилось и скомканное письмо.

Мерседес вздохнула.

Она уже собиралась опуститься на колени, как вдруг почувствовала какое-то движение в дверях. Оглянувшись, она увидела, что дверь открыта. На пороге стоял Колин Торн.

Мерседес застыла на месте. Он видел? А если видел, то что? Ведь она уже не стояла у письменного стола. Но он наверняка слышал стук, когда упала крышка! Догадался ли он, что это был за звук, или его можно убедить, что это не имеет отношения к ней и к ее присутствию в этой комнате? Вопросы бешеным галопом промчались в голове Мерседес, и ни на один из них не было готового ответа.

Колин шагнул в комнату, закрыв дверь каблуком.

— Вот уж не ожидал, — невозмутимо сказал он. Мерседес постаралась держаться спокойно, и ей это удалось.

— Так ли?

Он слегка улыбнулся.

— Может, и не совсем так. Все эти ночи, когда вы закрывали свою дверь, моя всегда оставалась открытой.

Откуда он знал про закрытую дверь? Неужели действительно подходил к ее комнате? В ее широко открытых глазах все эти вопросы читались настолько ясно, будто она произносила их вслух.

— Нет, — сказал Колин. — Я никогда не пытался прийти в вашу комнату. Я дал вам распоряжение и надеялся, что вы благоразумно будете ему следовать.

На этот раз Мерседес даже не возмутило то, что ей было приказано запирать дверь. Она стояла тише воды ниже травы, опустив руки по швам, и мучительно старалась не отводить взгляд в сторону, а смотреть ему прямо в глаза.

Больше всего она боялась, как бы он случайно не заглянул под кровать, где лежало свидетельство ее вероломства.

— Это меняет дело, — заключил он. И поскольку она не отвечала, а продолжала молча смотреть на него, Колин добавил:

— Как вы считаете?

Она молча кивнула. Это почти незаметное движение стоило ей больших усилий. Ее головка на стройной шее бессильно склонилась, будто расцветший пион на тонком стебле. Она открыла рот, желая что-то сказать, но не произнесла ни звука. Колин не пришел ей на помощь. Она поняла, что он ждет слов от нее. Конечно, Мерседес знала, что дело может обернуться именно таким образом. И она даже оделась как раз для этого случая. Вот только не придумала, что будет говорить. Так и не решив, что же ей сказать, она снова открыла рот:

— Я думаю о вас.

— О-о?!

Бровь его изогнулась дугой. Мерседес не могла понять, что это: неподдельное любопытство или насмешка?

— Часто, — сказала она и, помолчав, добавила:

— Постоянно.

Так трудно было не двинуться и не пошевелить руками, когда она увидела, как сузились его темные глаза и буквально пронзили ее.

Колин не отрывал взгляда от ее лица, но видел ее всю. Ее волосы, подхваченные красной лентой, свободно обрамляли лицо. Яркий цветной лучик великолепно контрастировал с девственной белизной ее простой ночной рубашки. Тонкое полотно легко прикасалось к ее коже, оно не было прозрачным, но под ним угадывались малейшие изгибы ее тела. Соски ее светились и нежно топорщились под тканью, как нераспустившиеся бутоны, едва заметно приподнимаясь и опускаясь в такт ее частому дыханию.

Она была без комнатных туфель и стояла, опираясь одной босой ногой на другую, обнажив тонкую щиколотку. Колин увидел, что ее нервозность сменилась приступом смущения, который вот-вот заставит ее выбежать из комнаты.

— Подойдите, Мерседес, — тихо сказал он. Мерседес не сомневалась: это приказ. Расстояние между ними показалось ей огромным. Куда больше, чем то, что она преодолела за сегодняшний вечер. Он протянул к ней руку ладонью вверх, и она поняла, что уже идет к нему. Какая-то потусторонняя сила толкнула ее в его объятия, поднялась на цыпочки, будто потоком воздуха, и крепко прижала к нему.

Его рот властно накрыл ее губы. Настойчиво. Требовательно. Это было почти как наказание. И только когда она в полной мере ответила на этот взрыв страсти, его губы стали мягкими и чуткими. Теперь он пробовал ее губы на вкус, смаковал их, провел кончиком языка по их нежной внутренней поверхности и по волнистому гребню зубов.

Она ответила на эту чувственную атаку, еще сильнее прижавшись к нему.

Ее груди расплющились под напором его мускулистой груди. Золотые пуговицы его жилета отпечатались у нее на коже. Мерседес обхватила руками его шею и подтянулась на них, а он поддержал ее руками за талию.

— Вы стоите на моих ногах. — Он прошептал это, касаясь губами ее губ.

— Что?

Колин легко поднял ее, держа за талию.

— Мои пальцы. Вы стояли на них.

Но Мерседес не могла проверить правдивость его слов, потому что их тела были слишком крепко прижаты друг к другу. Она просто поверила ему.

— Я больше не буду. — Она сказала это задыхающимся голосом.

Он снова поставил ее на носки своих башмаков.

— А я ничего не имею против.

Он опять поцеловал ее, чувствуя, как она перебирает босыми ногами, ища точку опоры. Она откликнулась на его поцелуй всем телом. Она была легка и податлива, как ивовый прутик, и чудесным образом изогнулась в его руках, когда ее настиг взрыв наслаждения.

Заключив в ладони, как в чашу, нежные округлости ее ягодиц, он еще крепче прижал ее к себе и держал так, пока не проснулось и встало его мужское естество. Почувствовав совсем близко его отвердевшую плоть, она отчаянно впилась пальцами ему в плечи. От страха у нее перехватило дыхание, и он поймал поцелуем ее сдавленный крик. Его руки будто хотели обнять ее разом всю: прошлись вверх по спине и снова скользнули вниз. На этот раз она сама устроилась в чаше его ладоней, и, когда он снова поднял ее и прижал к себе, она уже не испугалась, а застонала от удовольствия, вызвав у него ощущение щекотки на губах и острый ответный импульс в паху.

Мерседес перебирала длинные пряди его золотых волос. Они светились и вспыхивали искрами даже при тусклом свете ночника. Шелковые завитки закручивались вокруг пальцев. Она касалась его затылка кончиками пальцев, чувствуя, как его реакция задевает и в ней какие-то струны. Она сначала вообразила, что она паук, а он муха. Теперь же она не была уверена, кто же из них плетет паутину и важно ли это вообще. Они оба попали в эту ловушку.

Колин прервал поцелуй, и Мерседес опустила голову ему на плечо. Он слышал ее легкое дыхание и частые удары ее сердца. Она отвернулась в сторону и прижалась щекой к отвороту его пиджака. Его губы слегка касались ее темени. Он уже не прижимал ее к себе так сильно. Им руководила необходимость сдержать себя и успокоиться.

«Неужели это все?» — подумала Мерседес. Ей было не по себе. Она чувствовала внутреннюю дрожь, пустоту и какую-то странную неудовлетворенность. Его поцелуи так измучили и захватили ее. Мерседес подняла голову. Ее сознание затуманилось, а зрачки стали такие большие и черные, как те, в которых отразился ее взгляд. И когда Мерседес приблизила свои губы к его губам, она не думала о тех бумажках, что лежали под кроватью у Колина и ждали, когда он их обнаружит, если она свернет с намеченного пути. Были и другие сокровенно-личные причины, побудившие ее сделать то, что она сделала.

Колин в ответ лишь слегка поцеловал ее.

Она озадаченно посмотрела на него.

— Это потому, что я опять стою на ваших ступнях?

Колин покачал головой.

— Это потому, что, если вы еще прикоснетесь ко мне, я, наверное, вывернусь наизнанку.

Глаза у нее широко раскрылись, напомнив ему, что при всех своих замашках сирены она, по сути, еще невинный младенец.

— Это комплимент, — поспешил он заверить ее.

— О-о!

Это был лишь легкий толчок воздуха, но он произвел такое же действие, как если бы ее губы прижались к его рту.

— Господи, — прошептал он.

Теперь уже ничто не могло остановить его. Он поднял Мерседес и понес ее к постели.

Перемена положения в пространстве изменила все ее восприятие. Даже стоя на его ногах, она считала, что находится с ним в равных условиях. Теперь же, когда он вытянулся рядом с ней, он показался ей очень большим. Она почувствовала его вес, когда он положил свою ногу поперек ее ног. Его руки поймали ее запястья и слегка прижали к постели. Вроде бы мягким было это давление, но она не могла освободиться от него, как от железных наручников.

Он зарылся лицом ей в плечо. На шее был виден лишь легкий розовый шрам, оставленный графским хлыстом. Но влажный след языка Колина на ее коже ожег Мерседес сильнее, чем воспоминания о ране и о невыносимой боли. Она вскрикнула и выгнулась дугой от боли, которую вызвало его прикосновение.

— Колин, — сказала она. Он коснулся уголком губ ее рта.

— Повтори еще раз.

Она сделала это без колебания:

— Колин.

Его губы спустились вниз, к шее. Зубами он дернул за конец красной ленты. Выпустив наконец ее запястья, он зарылся ей пальцами в волосы. Запах лаванды дразнил его.

Мерседес затаила дыхание, когда его пальцы скользнули по ее вискам и коснулись щек. Это было благоговейное прикосновение. Обожающее. Он вдыхал запах ее волос, поднимая густые пряди и отпуская их, и они каска-дом падали ему на руки.

Поднявшись на локте, он приспустил ее ночную рубашку с плеч. Провел рукой по ключицам. Потом наклонился и поцеловал впадинку между ними. Рубашка застряла где-то на уровне груди. Он спустил ее ниже.

Голова у нее пошла кругом, когда она увидела, как его губы приближаются к ее соску. Но то, что он сказал, почти лишило ее сознания.

— Сколько будет стоить, чтобы ты согласилась спать со мной?

Глава 8

Мерседес уперлась в плечи Колина. Его губы успели лишь слегка коснуться ее груди. Она извернулась и попыталась освободиться, но он удержал ее всем торсом. Слегка усилив захват ногой, он поднял голову и посмотрел на нее.

— Зачем вы это сказали? — прошептала она. Он не ответил, продолжая внимательно изучать ее. Свет лампы освещал ее лицо, позволяя разглядеть ее точеный нос и совершенную линию губ. Она попыталась гордо вскинуть подбородок, но от этого лишь обнажилась ее стройная шея, вызывая в нем мучение и наслаждение. Он готов был задушить ее. Но вместо этого он ее поцеловал. Колин коснулся ртом нежной кожи у основания ее шеи. Кончиком языка измерил ямку над ключицами. Он почувствовал, как она замерла и как забилась жилка под его губами. Ее пальцы на его плечах задрожали, и она опять попыталась оттолкнуть его, но в этом движении не чувствовалось настоящего сопротивления. Его поцелуи спустились ниже, прошлись по ключицам и скользнули к груди. Он поймал губами сосок и втянул его в себя.

У Мерседес перехватило дыхание, и все тело пронзило небывалое острое ощущение.

Она вся выгнулась под ним дугой, и тогда он выпустил сосок.

— Ты не ответила на мой вопрос, — сказал он. И снова все ее тело напряглось, но лишь на одну секунду. В следующее мгновение она сжала кулаки и стала молотить его по груди и плечам, так что у него не было иного выхода, как снова прижать ей руки. Мерседес уперлась пятками в матрас, подпрыгнула вверх и резко развернулась, почти сбросив его с себя. Этот успех вдохновил ее еще на одну попытку, еще.

Колину оставалось только ждать. В конце концов, она затихла, но не столько сдалась, сколько устала. Он еще слышал ее шумное дыхание, но лицо уже успокоилось. Одна лишь тоненькая складочка между красиво очерченными бровями выдавала ее напряжение. В ясных серых глазах застыла настороженность.

— Не обижай меня, — тихо попросил он.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

Колин еще сильнее сжал ее запястья. И только увидев, как она вздрогнула и сморщилась от боли, понял, что он делает. Он тут же ослабил пальцы, но не совсем освободил ее руки.

— Не надо так, Мерседес. Скажи мне.

В горле у нее застрял комок слез. Она не могла из-за этого вымолвить ни слова.

Колин понял ее молчание как отказ, а пристальный взгляд сухих, без слезинки, глаз воспринял как вызов. Он тихо выругался.

— Тебя нужно обязательно припереть к стенке? — спросил он. — Я видел, как ты достала гроссбух и что произошло потом.

Мерседес отвернула лицо. Она не смогла сдержать тихий, безнадежный стон отчаяния.

— Теперь тебе легче признаться в том, что ты сделала? — спросил он.

Он отпустил ее руки и, вытянувшись рядом с ней, легко взял в ладони голову и нежным движением повернул ее лицом к себе. Большим пальцем обвел линию ее нижней губы. Ее шелковые волосы коснулись его рук, как тончайшая паутина.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28