Ко мне входит Смит, он навеселе, с ухмылкой хвастается, что они с Гансом получили награду - по пятьсот долларов каждый. Ночью на судовой радиостанции сцапали эту свинью, Сяо. Хотел что-то сделать с передатчиком.
      - Смит,- говорю я, глядя ему в глаза.- Наверное, эта свинья Сяо, прежде чем забраться туда, на
      мачту, исповедался перед господином Дексом во
      всех смертных грехах? Как по-вашему?
      Смит качает головой. Кондор набил утробу мясом, он по горло сыт и разговаривать не желает. Невольно можно напрячься, отрыгнуть что-нибудь еще непереваренное, нет уж, он предпочитает хихикать да бормотать что-то невнятное. Какая исповедь? Что за вздор я несу! Этот идиот Сяо был нем как рыба. Допрашивали его в кают-компании, в идеальной обстановке, но он молчал, прикидывался глухим или думал о чем-то своем. Быть может, о самурайском рае! Тогда господин Декс подбросил господину Франсуа свои сигареты и предложил ему
      выкурить их на шее онемевшего идиота, этого болвана и дурачка Сяо. Франсуа прожигал сигаретами шею Сяо, а господин Декс велел включить оба вентилятора: так сильно пахло паленым, что его тошнило. Итак, Франсуа орудовал сигаретами, а господин Декс, опрокидывая бутылку с ромом, время от времени повторял: "Скажешь, желтый пес, чьей разведке служишь? Скажешь, желтый черт, кто твои пособники?" Но этот дурак Сяо проглотил язык и был нем как рыба. Даже похлеще рыбы!.. А потом этот недожаренный кусок мяса вздернули на виселицу, под самую рею...
      Стиснув зубы, я в душе вздыхаю по Сяо. Верно, он был мой враг, но и о враге, достойно встретившем смерть, можно подумать со вздохом.
      - А знаете, Смит,- говорю я, напрягая всю
      свою волю, чтобы не плюнуть ему в физиономию,
      я вижу вас посиневшим утопленником!
      Он не так уж пьян.
      - Утоп-ленником? - повторяет он заикаясь, и глаза его расширяются.Меня?
      - Да, вас.
      Он стоит задумавшись посреди каюты, потом пятится назад и быстро уходит. Позорное бегство даже для пьяного Кондора.
      Напугать Кондора - это пусть слабое, но отмщение за виселицу, но у меня нет времени торжествовать. С палубы врывается тревожный БОЙ надрывающимся голосом воет судовая сирена. Я выбегаю на площадку.
      По-прежнему пасмурно. Пролетает редкий снег. Южный горизонт заволокла черная мгла. На рее мачты качается Сяо.
      Я впервые вижу на Железной улице столько людей. Откуда они взялись? Считаю... Пять, шесть, семь... Все в сапогах, в куртках, беретах. Эти люди скорее похожи на парашютистов, нежели на матросов.
      Странная вещь, на Сяо никто не обращает внимания. Быть может, они стали бы удивляться, если б его там не было.
      Какая тишина! Слышно только, как клокочет вода.
      Я, как и другие, молча гляжу перед собой. Впереди по ходу корабля, несколько слева, на расстоянии какой-нибудь четверти мили, в снежном вихре вырастает белое видение - ледяной холм с отвесными склонами. Словно четырехэтажный дом без окон, без балконов, с плоской крышей. Ужасно тоскливо и холодно.
      Этот первый айсберг никто не встречает криком "ура". Все глядят на него молча, насупившись.
      Крутится снежная карусель, на мачте качается Сяо.
      22 августа. День длится всего несколько часов.
      Утренняя густая мгла постепенно сереет, а уже в
      час дня спускаются черные, как сажа, сумерки. Идет
      снег. Океан - сколько видит глаз - покрыт снежны
      ми хлопьями. Тут и там эти снежные лоскуты собираются в кучу и образуют белые ледяные поля.
      23 августа. Мы плывем среди белых полей. Вода
      видна только у самого борта - кипит, смешиваясь
      с комьями снега.
      Тот же день. После полудня. Сплошное белое поле, больше ничего!.. Снег прекратился.
      Вечер. Пришел Смит, принес с собой бутылку рому. Он совсем повесил нос, пьет и молчит. Я спрашиваю, почему он такой мрачный. Он пожимает плечами, вздыхает. Потом сообщает мне, что мы скованы льдами и уже около часа дрейфуем, но, слава богу, ледяное поле движется по нашему курсу, к тому месту, где нас должен встретить ледокол...
      Смит не лишен воображения, ему мерещится ледокол.
      24 августа. Железная улица и ледяное поле почти на одном и том же уровне. Перебравшись через
      перила, можно поразмяться на "суше".
      Со стороны правого борта неумолимо приближаются, громоздясь одна на другую, бесчисленные ледяные глыбы. До этого нагромождения льда остается каких-нибудь сто шагов.
      Небо заволокли тучи, южный горизонт растворился в черноте.
      25 августа. С юга дует ужасный ветер, идет снег. Временами сквозь снежную завесу проступает нагромождение льдов - теперь от него до правого борта шагов двадцать.
      Ледяное поле вздрагивает, ребра танкера гнутся, скрежещут. На Железной улице - паника. Те, что в беретах, выносят наружу какой-то груз - бочонки, ящики. Франсуа в своей роскошной фуражке то и дело подает команду свистком, расхаживая, словно маршал.
      После полудня. Раздается грохот, будто орудийный выстрел. Выбегаю на палубу. У кормы треснул лед. Смешанная со льдом и снегом вода клокочет.
      У нашего танкера возобновилось дыхание, заработал винт. Пытаясь расширить трещину, Франсуа дает задний ход, лавирует вправо, влево.
      Стонет, завывает метель. Снег, снег.
      Вечер. Я побрился, надел на себя все чистое. Готовлюсь к празднику: через два часа я играю ва-банк.
      Пришел Смит. Принес мне провизию в кожаном мешке. На всякий случай!.. Я предлагаю ему позвать Ганса и Альберта. У меня в кармане пачка долларов, почему бы нам не разыграть их? Кто знает, что нам готовит завтрашний день?
      Озабоченный и подавленный Кондор вдруг оживляется. Кто знает, может, умереть легче, когда имеешь в портфеле лишнюю пачку долларов, помимо тех, что достались за Сяо.
      Я наливаю им рому. В игре мне "не везет". Я продолжаю проигрывать. К одиннадцати часам Смит и прочие уснули. Я позаботился, чтобы на сей раз они поспали подольше, до завтрашнего утра.
      Вытащив из кобуры Смита пистолет, я прячу его у себя на груди. Последняя экспедиция в "мир инфракрасного". Если удастся, если все сойдет благополучно.
      Без пяти одиннадцать. Свет выключен. Я закрываю записную книжку...
      * * *
      Аввакум вышел на палубу. Его встретила воем метель. Мрак гудел, выл, обдавал стужей.
      На Железной улице шумно - мелькали люди, раздавались свистки. Ящики, сложенные здесь раньше, перетаскивали теперь к корме, ближе к тому месту, где во льду образовалась трещина и булькала вода.
      Пришлось переждать минут десять, пока освободится проход наверх. Теперь не было нужды снимать ботинки и проходить на цыпочках - никто на него не обращал внимания. Одни были заняты своим делом, хлопотали возле собственных вещей, слонялись в темноте, как неприкаянные; другие выполняли чьи-то приказания, но как бы по принуждению, вслепую.
      Завывала метель, судно лавировало то вправо, то влево, зубами и когтями отвоевывая образовавшийся узкий проход к открытой воде.
      Наконец путь освободился, и Аввакум бросился по трапу наверх, к капитанскому мостику. Железную дверь, которая вела к профессору Трофимову, по-прежнему охранял матрос с автоматом. Тут еще был какой-то порядок.
      В рубке рулевого стояло несколько человек, но его никто не заметил. А может, озабоченные боковой качкой, тем, как бы протиснуться в образовавшуюся трещину, они не обратили на него внимания.
      Он вошел в штурманскую кабину. Склонившийся над картой навигатор даже не взглянул на него. Сухой как жердь, он что-то шептал своими тонкими губами, двигая вверх-вниз масштабную линейку.
      - Пожалуйста,-сказал Аввакум,- господин Аль
      берт просит координаты.
      Тощий человек поднял на него помутневшие глаза.
      - Координаты,- повторил Аввакум.
      Навигатор что-то написал на клочке бумаги и левой рукой отдал его Аввакуму.
      - В скольких милях мы от Антарктиды? - спросил Аввакум.
      - Смотря как... - Навигатор протер глаза и склонился над картой.- Если лежать все на том же кур
      се - триста семь миль.
      - Благодарю! - кивнул Аввакум.
      Выйдя в коридор, он передвинул у себя пол курткой немного вправо пистолет Смита. Затем посмотрел на клочок бумаги, полученный от навигатора, повторил в уме написанные на нем числа и неторопливо подошел к часовому, охранявшему радиорубку.
      - Передайте это сообщение радисту! - сказал он и
      сунул ему в руку бумажку.
      Часовой колебался.
      - Господин Альберт ждет ответа,- сухо заметил
      Аввакум.
      - Ладно,- сказал часовой.- Вы постойте пока
      здесь.
      Он открыл дверь. Но прежде чем он закрыл ее за собой, Аввакум сдавил ему горло. Мощный удар в правую челюсть, и часовой стал быстро погружаться в тихую и мягкую черноту.
      Резко обернувшись на своей вертушке, на него уставился осатанелым взглядом помощник Ганса. Шнуры его наушников натянулись, как телеграфные провода.
      - Тихо!-прошептал Аввакум.- Ничего страшного,
      обыкновенный нокаут!
      Шагнув вперед, он нанес еще один удар. Голова радиста закачалась, он весь обмяк. Придержав его левой рукой за куртку, Аввакум снял с его головы наушники и осторожно опустил его на пол. Затем метнулся к двери и повернул ключ.
      Приходилось спешить, в его распоряжении были считанные секунды. Вынув из передатчика кристалл, он положил на его место свой. Затем, надев наушники, повернул тумблер. С бешено колотящимся сердцем, сдерживая дыхание, Аввакум послал в эфир позывные сигналы.
      Ответ последовал немедленно, как будто там непрерывно ждали его зова. В ушах у него звенели тысячи колоколов, глаза блуждали в разрываемой какими-то вспышками мгле; мокрой от пота рукой он передал:
      63 градуса, 30 минут, юг
      77 градусов, 15 минут, восток.
      Повторив еще раз координаты, он снял наушники и глубоко вздохнул.
      Прошло всего десять минут, но ему они показались вечностью. Колокола в ушах больше не звенели.
      Аввакум встал, вынул из кармана ножик и перере
      зал обе жилы антенны так, чтобы они держались только на резиновой оплетке.
      Теперь надо было позаботиться о своих жертвах. Его характер не позволял оставить их вот так - вдруг сюда явится 07, увидит эту картину и в ярости может вздернуть обоих на виселицу за то, что позволили довести себя до такого состояния.
      Несколько пощечин, пинок в безопасное место, и оба вытаращили глаза. Аввакум помог радисту сесть па табурет, насадил ему на голову наушники. Потом поднял на ноги парня, стоявшего у дверей на посту, повесил ему на шею автомат, предварительно вынув из него патроны.
      Конечно, и тот и другой были не совсем в порядке, но где в эту ночь был порядок? Только в течение последних пяти минут корабль дважды подбрасывало вверх, как будто его киль врезался в подводную скалу.
      Теперь можно было подумать и о себе.
      Аввакум отпер дверь, но не успел он переступить порог, как перед ним вырос 07. Из-за его спины выглядывали два матроса, из тех, что в беретах.
      - Так вот вы где, оказывается,- цедит 07.- Что ж,
      прекрасно!
      Они смотрели друг другу в глаза. Обращаясь к помощнику радиста, 07 спросил, не прикасался ли этот тип к радиопередатчику.
      - Никак нет! - глухо выговорил помощник.
      - Я зашел, чтоб спросить, есть ли поблизости земля,- сказал Аввакум.
      07 сделал вид, что не слышит его. Он повернулся к парню с автоматом:
      - Как ты смел пропустить его туда? - И прежде
      чем тот ответил, 07 всей мощью своего кулака ударил
      его в подбородок. Матрос замертво рухнул к его но
      гам. Ему было суждено отправиться к рыбам до того,
      как он пришел в себя.
      Не чувствуя дыхания смерти, которая бродила вокруг, не подозревая, как могут обернуться ближайшие события, 07 снова уставился на Аввакума.
      - Странно!-сказал он.- Очень странно, сударь!
      Прямо-таки фантастично. Незадолго до этого я говорил
      со своими людьми по радио, и они любезно сообщили
      http://ianfleming.narod.ru
      мне весьма неприятную новость. Две недели назад профессор Пауль Шеленберг был казнен - его повесили в какой-то варшавской тюрьме!
      - Дьявол его возьми! - усмехнулся Аввакум.
      07 помолчал.
      - Несколько дней спустя после нашего ухода из
      Танжера его увезли на каком-то польском судне.
      - Триста чертей и драный козел в придачу! - весело засмеялся Аввакум.
      - Послушайте,- продолжал цедить сквозь зубы
      07.- Кто из вас, вы или этот проклятый Сяо, затеяли
      эту игру в радиоперехват?
      - Какое это имеет значение,- в тон ему, пожав
      плечами, ответил Аввакум.
      - Что верно, то верно,- сказал 07.- В сущности,
      я сразу усомнился в вас, в тот же момент, как впервые
      увидел.
      - Что было, то прошло! - ответил Аввакум.
      Они снова какое-то время не мигая смотрели друг другу в глаза.
      - Теперь вы займете место Сяо! - неторопливо вы
      говорил 07.- Там, на мачте!
      - Но прежде я сделаю одно благородное дело,- за
      смеялся ему в лицо Аввакум.
      Его правая рука уже извлекала из-под куртки пистолет, но в эту секунду пол под ним провалился, рухнул куда-то вниз, а 07 взлетел под потолок. Свет погас, раздался такой грохот, словно взорвалась бочка с порохом.
      И наступила мертвая тишина.
      Светя карманным фонариком, Аввакум кое-как выбрался из радиорубки. Раздавленный льдами танкер тонул - кормой вверх, сильно накренившись вправо.
      С трудом добравшись до своей каюты и плечом выставив заклинившуюся дверь, он стал вытаскивать наружу Смита и остальных партнеров, которые продолжали крепко спать. Каждого из них он волочил за ноги до того места, где уцелевшие при взрыве матросы спустили в клокочущую воду шлюпку.
      Теперь-пленники его уже ведь на свободе! - он кинулся по трапу на среднюю палубу. Перед ним чер
      нела распахнутая настежь железная дверь. Он осмотрел салон и обе смежные каюты - ни души. В желтом свете фонарика мелькали валяющиеся там и сям вещи, разбросанные книги.
      - Трофимов, Николаева! - крикнул он и не узнал собственного голоса. Как будто чья-то грубая рука сдавила ему горло.
      Он снова спустился по трапу на Железную улицу, Падал снег. Приходилось держаться за перила, чтобы не поскользнуться; половина Железной улицы была уже в воде.
      Кроме ужасного клокотания, ничего больше не было слышно. Тихо падал снег. Не было ни души и в том месте, где моряки только что спускали на воду шлюпки. Корабль опустел.
      Аввакум вернулся к себе надеть шубу. Увидев кожаный мешок с провизией, он повесил его себе на плечо, на ходу прихватил бутылку рому. Когда он снова вышел на Железную улицу, вода уже булькала у самой палубы. В любую секунду корабль мог пойти ко дну.
      Чтоб достичь правого борта, в который упиралась ледяная глыба, приходилось карабкаться на четвереньках, как на стеклянную гору. Хорошо еще, что он нащупал в темноте брошенное весло - опираясь на него, он сумел наконец добраться до железных перил.
      У его ног лежала покрытая непроницаемым мраком ледяная пустыня. Он слышал только едва уловимый шорох падающего снега.
      Уцепившись за перила, он подумал: "Есть ли смысл спрыгивать на лед?" 07 увез профессора и Николаеву в шлюпке, шлюпку эту наверняка раздавили льды. Что он станет делать, куда он денется на льду? Будет дожидаться спасителей, чтобы их обрадовать: "Трофимов исчез..." Они и без него догадаются, что исчез. У безлюдной ледяной пустыни есть свой язык, она сама скажет им об этом.
      Палуба у него под ногами стала быстро подыматься, наклон сделался настолько крутым, что он просто повис на руках. "Ну вот, сейчас все кончится!"
      И в эту секунду, когда он был приподнят вверх, где-то далеко во мраке на какое-то мгновение вспыхнул огонек. Желтый слабый огонек! Вспыхнул и растворился. "Опоздал",- подумал он и разжал руки.
      * * *
      Оскар Леви сказал, что он никак не ожидал от 07 подобной глупости - в момент, когда ему оставалось всего полдня до Кейптауна, пойматься на чужую радиограмму, повернуть корабль на юг и очутиться где-то за Южным полярным кругом! 07 скрежетал зубами. Штабная крыса! Легко ему рассуждать, сидя в Париже! А любой другой, будучи на его месте, разве не попался бы на эту удочку? Кроме него, только двое знали о существовании тайной радиорубки Франсуа и Ганс. Разве мог он сомневаться в этих людях? Оба они состояли на службе при Втором отделе НАТО. Что касается Шеленберга... Может быть, этого бы и не случилось, если бы ему вовремя сообщили, что болгарский "ас" исчез из Софии, если бы его вовремя снабдили фотографией этого призрака... Ну, а Сяо? Разве 07 повинен в том, что Второй отдел хлопает ушами, когда комплектует экипажи судов "специального" назначения? Потребовав координаты, Оскар Леви посоветовал ему в случае аварии искать спасения на льду. Находящийся в пятистах милях от этих мест ледокол "Франклин" придет им на помощь...
      07 ждал беды, но он не думал, что она придет так внезапно, с такой молниеносной быстротой. Ледяное поле прижимало танкер к какому-то пустынному обледенелому острову. Франсуа не терял надежды, все еще верил, что им удастся пробиться в открытые воды. Однако где-то около полуночи громадная ледяная глыба продавила корпус корабля почти по всей длине правого борта.
      Едва придя в себя от удара и от взрыва в машинном отделении, 07 ворвался на среднюю палубу и, проклиная всех и вся, принялся тащить профессора Трофимова и Наталью Николаеву к выходу, на трап. Внизу царила ужасная паника, матросы, горланя, силились извлечь спасательные лодки из их продавленных гнезд. Часть палубы уже была покрыта водой.
      Надо было бы заставить людей отказаться от этой затеи, от лодок, а выгрузить ящики с припасами на лед, направить экипаж на ледяное поле. Но он побоялся, при такой панике не до рассуждений - пока будет отдавать распоряжения, судно пойдет ко дну. Ему казалось, что это может случиться в любую секунду. И он решил
      не терять времени и никому ничего не приказывать: пусть каждый спасается как может. В сущности, ничего он не решил, было поздно - смерть дышала ему в лицо. Схватив за руки Константина Трофимова и Наташу, он потащил их к борту.
      - Прыгайте! - крикнул он по-английски.
      Не дожидаясь, пока они спрыгнут, он столкнул их на лед и, не оборачиваясь, не глядя назад, спрыгнул за ними следом. Он помог им подняться и потащил их дальше - ему все еще казалось, что корабль его "держит". Он был наслышан, что, когда тонет большое судно, оно увлекает за собой все, что находится вблизи. Откуда знать, что за лед тут под ногами и не раскрошится ли он в мелкие кусочки?
      Так они прошли метров сто. 07 пошел бы дальше, но профессор Трофимов высвободил свою руку, расстегнул ворот куртки и, задыхаясь, сказал, что он больше идти не может. Наташа опустилась на снег, обхватила руками его ноги и заплакала.
      07 достал сигареты и, чиркнув зажигалкой, закурил.
      Этот огонек и увидел Аввакум - вспыхнув за густой снежной завесой, ом показался ему очень далеким. Потом все потонуло в глубоком мраке. Когда он очнулся, у его ног в нескольких метрах плескались волны. Корабль потонул, как будто никогда никакого корабля здесь и не было. Все напоминало кошмарный сон.
      Аввакум взглянул на часы - было ровно два. Он поднялся на ноги, обессиленный после падения, окоченевший от холода, и медленно побрел по заснеженному льду во тьму. Снежинки обжигали ему лицо, словно догорающие искры.
      Он шел, сам не зная куда, совершенно не ориентируясь. В какой-то момент он вспомнил о кожаном мешке с провизией - кто знает, где и когда он потерял его. Аввакум даже не мог вспомнить, был ли мешок у него на плече в ту последнюю секунду, когда он перебирался через перила. Думая о мешке, он почувствовал в своей окоченевшей руке деревянное весло, которое тащил, сам того не замечая.
      Так ом шел около часа. Ему хотелось найти какое-нибудь возвышение, за которым можно было бы укрыться от обжигающих прикосновений снега. Обшаривая фо
      нариком лед справа, слева и перед собой, он вдруг так шарахнулся от неожиданности, что чуть не выронил его - шагах в пятидесяти левее него тишину всколыхнул звонкий женский голос. Проникнутое беспредельной скорбью адажио прервали несколько серебряных до-мажорных тактов.
      - Эй!.. Э-эй!
      Не было более прекрасного, более желанного зова, чем этот. Аввакум рывком бросился в ту сторону. Он бежал, а у него было такое чувство, будто он едва волочит ноги. И только когда добежал, ощутил в руке весло. Швырнув его в сторону, он кинулся к профессору, лежащему на снегу.
      - Профессор Трофимов! - воскликнул Аввакум. Он
      опустился на колени и обнял его за плечи.- Профессор!
      Что с вами?
      Он схватил горсть снега и стал быстро и энергично растирать Трофимову лицо, шею, руки. Профессор приподнялся и махнул рукой.
      - Ничего не понимаю,- сказал он. Его ослабевший
      голос звучал глухо.- Профессор Молино говорит по
      болгарски, а Вадим Сергеев - по-английски. Что все
      это значит?
      - Каждый из нас говорит на своем родном языке,
      ответил Аввакум по-русски.
      Затем он в нескольких словах объяснил, кто такой в действительности Вадим Сергеев и как он их обманывал. Сказал и о себе: как сам он сумел проникнуть на корабль вместо Шеленберга, который должен был выведать во время испытаний секрет луча Трофимова.
      Трофимов приподнялся на локте.
      - Это правда... Вадим Сергеев?
      - Едва ли вам станет теплее от того, что я сознаюсь,- послышался из темноты голос 07.
      Эти слова хлестнули, словно бич.
      Трофимов плюнул в ту сторону, откуда донесся голос, и отвернулся. Потом произошло нечто такое, чего Аввакум не ожидал. К его плечу прижалась Наташа и, вздрагивая всем телом от мучительных переживаний и холода, тихо заплакала.
      - Ты, Наташа, слишком доверчива! - сказал 07.
      Это нехорошо, честное слово!
      Замолчите, подлец! - простонала сквозь слезы Наташа.
      Подлец. Ладно. 07 не стал отвечать. По прибытии ледокола у него будет достаточно времени, чтобы поговорить с ней. Как следует, как он умеет... А с этим болгарским "асом" ему лучше не связываться - у него сейчас нет под рукой никакой стоящей вещи, даже стамбульский кинжал остался па судне... Но пусть только придет ледокол! Живой болгарский разведчик такого класса - это тоже добыча, да еще какая!
      Аввакум снял с себя шубу и накинул ее на плечи профессора, на котором поверх свитера была только матросская меховая безрукавка. Он предложил идти дальше, двигаться, не стоять на одном месте, чтобы не замерзнуть. Аввакум испытывал такой прилив сил, такую бодрость, что, казалось, был готов сейчас же отправиться в самый центр Антарктиды. Его лицо больше не обжигали горящие искры, с неба падали белые цветы.
      - Нам не следует слишком удаляться от места катастрофы,- сказал 07.Мне бы не хотелось создавать
      излишние трудности людям с моего ледокола!
      Аввакум ответил, что люди с его ледокола сумеют их найти без всякого труда, так как этот островок ровный, как противень, и не такой уж большой.
      Константин Трофимов вздохнул.
      - Я скорее предпочту умереть на этом острове, чем
      попасть живым на его ледокол! - сказал он.
      - Я тоже! - прошептала Наташа.
      - А я предпочитаю больше не иметь дел со смертью,- твердо сказал Аввакум.- И вообще не будем говорить о смерти.
      Взяв Трофимова под руку, он повел его вперед.
      Так они шли, шли. Наконец профессор сказал, что у него кружится голова и он дальше идти не в силах. Он часто и мучительно кашлял, казалось, ему не хватало воздуха, и все больше повисал на руке Аввакума.
      - Профессор,- сказал Аввакум,- если в науке ваш
      вес равен весу Гималаев, то ваша физическая тяжесть
      не превышает веса пера. Я даже не почувствую, если
      понесу вас на спине!
      - Да вы что! - возмутился Трофимов. Хотя двигался он с большим трудом, голос его прозвучал энергично.
      - Я понесу вас, и это не будет мне тяжело,- успокоил его Аввакум.
      Он пригнулся, а Наташа помогла Трофимову ухватиться за Аввакума.
      Они двигались, словно слепые,- Аввакум с профессором, за ними Наташа; позади всех шагал 07.
      - Л не опасно, что он идет сзади? - прошептала
      Наташа.
      - Наоборот! - покачал головой Аввакум.- Он воображает, что мы все в его руках, и присматривает,
      чтоб с нами чего не случилось, пока подоспеют люди
      с его ледокола.
      Утро они встретили изможденные и окоченевшие. Небо было серое, сумрачное, непрестанно шел колючий снег. Двигаться стало очень трудно снег доходил почти до колен.
      Аввакум заставил профессора отпить несколько глотков из бутылки, спрятанной в кармане его шубы. Предложил он и Наташе, но та отказалась.
      - Пусть останется для профессора,- еле слышно
      сказала она.
      07 стоял к ним спиной, не хотел глядеть на бутылку с ромом. Он чувствовал себя разбитым, усталым, ему ужасно хотелось спать.
      - Мы должны немедленно соорудить укрытие,- сказал Аввакум. И хотел добавить: "Иначе превратимся
      в сосульки!", но удержался.- И как можно быстрей.
      Закутав профессора в волчью шубу и подняв воротник, он попросил его потерпеть, не ложиться. Профессор с грустным видом кивал головой.
      Аввакум отпорол у своей куртки толстую подкладку, разорвал ее на четыре куска и обмотал ими руки Наташи и свои. Затем он принялся за снежный дом; Наташа ему помогала. Три стены соединялись сводчатой крышей. Входить и выходить надо было ползком.
      07 курил, молча наблюдая за их работой.
      - Помогать не собираетесь? - сердито бросил ему
      Аввакум.
      07 пожал плечами. Он вроде бы и не против, почему бы не помочь. Но усталость, холод, это белое безмолвие, это жуткое безлюдье лишали его воли.
      - Я сам устрою себе какое-нибудь убежище,- ответил он.
      Снежный домик получился довольно уютный. В нем для троих места было достаточно, даже еще один мог бы поместиться. И если бы не внушающий тревогу кашель профессора, Аввакум и Наташа могли бы взглянуть друг на друга улыбающимися глазами. Соорудить такие снежные хоромы! В них было так хорошо!
      Но они глядели друг другу в глаза без тени улыбки. Трофимов, свернувшись в своей шубе, словно кокон, маленький, беспомощный, без конца кашлял.
      День вступал в свои права.
      Аввакум вылез наружу и поглядел вокруг. 07 сделал для себя в снегу небольшое углубление и теперь силился устроить сверху какой-то навес.
      - Для вас вполне достаточно,- сказал Аввакум.
      - Как-нибудь дождусь своих,-буркнул 07.
      Снег стал редеть. Он продолжал падать, по теперь сквозь белую завесу можно было видеть гораздо дальше.
      - Пойдемте-ка осмотрим местность,- предложил
      Аввакум.
      07 поморщился, подумал и, пожав плечами, согласился- ему ведь было все равно: пока прибудет "Франклин", он может заниматься чем угодно.
      Пройдя метров сто, они увидели небольшой заливчик. У них под ногами был покрытый льдом остров - тут и там проглядывали обломки скал. Здесь, на берегу, ощущалось леденящее дыхание океана, укрывшегося белым саваном.
      - "Франклину" ничего не стоит подойти сюда,
      сказал 07.
      - Хм, как знать!
      - Как понимать ваше "хм"?
      - А очень просто: ваш "Франклин" может прийти
      слишком поздно,-ответил Аввакум.- Во всяком случае, для некоторых из нас.
      07 промолчал.
      Неподалеку стояла кучка пингвинов. Заметив пришельцев, пара пингвинов направилась приветствовать их. Пришельцы были людьми, а у пингвинов с дедовских времен сохранился обычай приветствовать людей. Птицы выступали медленно, важно, словно посланцы великой державы.
      - Посмотрим, кто это не нуждается во "Франклине"! - процедил сквозь зубы 07.
      Схватив кусок льда, он сделал шаг вперед и швырнул в приближающихся пингвинов. Попасть в них он не сумел. Птицы повернулись и побежали обратно к своим. Они возмущенно кричали, за ними закричала и вся стая.
      07 побагровел от ярости.
      Пингвины бросились в воду.
      - К чему это? - заметил Аввакум.
      - Знаю я к чему,- ответил 07.- Вы меня не учите!
      Аввакум сжал кулаки, перевел дыхание. У него еще
      было время.
      Они пошли вдоль берега. На ровной каменистой площадке они увидели лежбище тюленей. Животные не обращали на них ни малейшего внимания.
      Аввакум вспомнил о своем весле. Сейчас оно было бы как нельзя кстати, тюленьим жиром можно было хоть немного обогреть их снежный домик, в котором лежит профессор. Маленький костер!
      Мысль о костре позволила ему преодолеть отвращение. Он нашел увесистый острый камень и с бьющимся сердцем приблизился к животным.
      07 стоял в сторонке и наблюдал за ним.
      Когда судорожные движения тюленя с разбитой головой прекратились и все остальные звери кинулись в воду, Аввакум провел ладонью по лбу - он покрылся испариной.
      - Странно! - усмехнулся 07.- Да вы чувствительны, как девушка!
      - Пошли вы к черту! - буркнул Аввакум и поднял
      измазанную тюленьей кровью руку.
      - Если это вас обижает, я беру свои слова обрат
      но,- сказал 07.
      Затем Аввакум нашел плоский острый камень и, склонившись над тюленем, стал отделять от туши большие куски жирного мяса.
      Часов в десять они вернулись к снежному домику.
      Швырнув под ноги свою часть ноши, 07 помыл снегом руки, свернулся под своим навесом и тут же уснул.
      Аввакум снял с себя рубашку и разодрал ее в клочья. Смешав их с тюленьим жиром, он сделал посере
      дине шалаша небольшое углубление, положил в него пропитанные жиром лоскуты и поднес зажигалку.
      Маленький костер разгорелся быстро. Поднималась копоть, распространялся неприятный запах, но все-таки в снежном домике горел огонь, он давал тепло. Подогрев в бутылке ром, Аввакум поднес его ко рту профессора. Отпив немного, профессор перестал кашлять и вскоре уснул.
      Аввакум обжарил над огнем несколько кусков мяса.
      Наташа зачерпнула горсть снега и, положив окоченевшие руки Аввакума к себе на колени, стала смывать с них кровь. Затем, чтоб согреть их, она прижала их к своей груди. С неба падали чудесные белые цветы.