Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Брат Каина - Авель

ModernLib.Net / Отечественная проза / Гуреев Максим / Брат Каина - Авель - Чтение (стр. 1)
Автор: Гуреев Максим
Жанр: Отечественная проза

 

 


Гуреев Максим
Брат Каина - Авель

      Максим Гуреев
      Брат Каина - Авель
      Повесть
      Брат спасает брата.
      Брат посылает брата на верную погибель.
      Силою Честнаго Животворящего Креста Господня брат исцеляет брата от гнойного перитонита.
      Брат держит брата за левую руку.
      Брат принуждает брата к воровству.
      Брат сочувствует брату, подвергнутому наказанию плетьми за совершенное им злодеяние.
      Братья присутствуют на аэродроме и наблюдают за полетом планера, выполняющего фигуру "треугольник".
      Брат охраняет сон брата.
      Планер покачивает узкими острыми крыльями с нарисованными на них красными звездами.
      Теперь-то они живут в разных городах и редко видят друг друга, а раньше, еще до войны, братья жили с матерью в Воронеже, близ Акатова монастыря в покатой или даже "окатой" местности. Кажется, рядом с колхозным рынком, где всегда торговали "трупами" - хрустящими песком на зубах, почерневшими от огня и прогорклого масла пирогами-рогами с "живцом". Старший брат догонял младшего, хватал его за рваный, липкий от тощей, заросшей волосами шеи ворот, оттопыривал этот ворот, заглядывал туда, находил там несвежее белье, подтяжки и тряпки находил, а потом лупил брата по голове, спине и по заднице, орал: "По жопе! По жопе тебя!" Дерущихся разнимала соседка по бараку, растаскивала их за волосы - сопящих, вспотевших, вонючих, пускающих ветры. Черт знает что такое!
      Вот они - плоскогрудые, с выкатившимися из орбит наканифоленными глазами целующиеся близнецы. Как каролинги в длинных подрясниках, из-под которых выпячиваются круглые, как у беременных, наполненные газами татуированные животы - "семисвечник", "магическая змея", "всадник на коне побивает копием дракона", "крест", "невообразимой величины обоюдоострый ноготь на мизинце правой руки", "пещера Адама", "год смерти". Скучали, сидя у моря. Смотрели на воду. Птицы клевали хлебные крошки прямо с лица.
      Отца арестовали за то, что он отпилил чугунную ногу, как многие говорили, балерине "Ольге Лепешинской", хотя, конечно, о портретном сходстве речи и не шло. Она стояла на одной из башен на Страстной площади.
      "Ольга Лепешинская" пробила декоративный гипсовый балкон, на котором во время праздников крепили опутанную проводами воронку громкоговорителя, упала во двор и убила лифтера Рахматулина.
      Отца, конечно же, сразу арестовали.
      Дело оказалось в том, что он застрял в лифте, когда спускался с крыши, никак не мог из него выбраться, кричал, пытался как раз вызвать лифтера, не зная, разумеется, что тот уже мертв и лежит во дворе рядом с бетонным канализационным колодцем, где обычно курил и где был настигнут чугунной балериной, пригвоздившей его своими пуантами к вытоптанному, обоссанному собаками газону. Боже мой, он просто ненадолго оставил свой пост в парадном под лестницей...
      Так вот, крики отца в лифте услышали жильцы и почему-то сразу вызвали милицию. Может быть, они едино подумали, что в парадном происходит нападение?
      Не подозревая ни о чем, отец тем временем, прибегнув к помощи той самой ножовки, которой он отпилил ногу "Ольге Лепешинской", перерезал дверную решетку и выбрался на лестничную площадку. Здесь его уже ожидали конвойные... Как-то все глупо получилось.
      Вскоре после этого крайне неприятного случая, ведь отец очень сожалел о том, что все так получилось с лифтером Рахматулиным, последовала его высылка с семьей в Воронеж.
      Отец каждый день слушал радио, а потому ждал войны со дня на день, и она наступила - с дежурствами по подъезду, с низким, пахнущим авиационным керосином небом, с ночными бомбардировками - налетами тяжелых, мерцающих в свете прожекторов бронированных монопланов, с черно-белой, исцарапанной ржавым грейфером кинохроникой, с рыжими фотографическими снимками, с мумиями, обнаруженными во время рытья противотанковых рвов на окраине города.
      Археология.
      Глиптотека - коллекция керамики, каменных изваяний, слепков.
      Пинакотека - собрание живописи. В частности, известная Старая Мюнхенская Пинакотека, расположенная на левом берегу реки Изар в старой части города недалеко от университета "Людвиг-Максимилиан". Во время второй мировой войны здание Пинакотеки значительно пострадало от бомбардировок авиации союзников. Особо руководством третьего рейха ценились Альбрехт Дюрер и Альбрехт Альтдорфер, как наиболее полно выражавшие величие немецкого духа и арийской расы. Иероним Босх же был признан умалишенным и, как всякий умалишенный, подлежал изоляции в гетто вместе с рожденными его больным воображением копошащимися, мучнистыми голыми телами пучеглазых асмонеев и коптов.
      Глиптика. Все выставленные на полках и в шкафу гипсовые слепки разных частей человеческой головы посыпались на пол. Впрочем, каждый слепок имел свой бумажный жетон с инвентарным номером, и поэтому собрать вновь выбеленную мелом голову величиной с добрый плетеный короб для хранения посуды не составляло особого труда. Но не пришлось. Понеслись во двор, приклеившись к подошвам сапог, обмазанных пахучим авиационным тавотом.
      Во дворе сушилось белье, а на врытых в землю скамьях были разложены ковры и подушки с вышитыми на них орлецами. Здесь же, на примятой траве, слепки или то, что от них осталось, раскладывали рядами, разумеется, уже безо всякого анатомического смысла, потому что жетоны волочились по земле, рвались в клочья и несомые сильным, с привкусом паленой фанеры ветром терялись в кустах.
      Из-за забора доносились бессвязные крики и мерный гул заведенных двигателей, как из-под земли, как из преисподней, как из бойлерной, как из расположенной в подвале насосной станции.
      Посмертные маски Александра Пушкина и Николая Гоголя, руки Петра Чайковского, подбородок Николая Пирогова скрепя сердце приходилось выбрасывать в мусорные баки, за которыми каждое Божее утро в поселок приезжали рабочие сборщики мусора. Они доставали из-за пояса специальные брезентовые рукавицы и принимались за работу.
      В одно такое Божее утро, 18 мая 1935 года, на поселок рухнул огромный восьмимоторный аэроплан. Снес несколько деревянных домов и взорвался перед зданием почты. Все сорок два пассажира и восемь членов экипажа, бывших тогда на борту, погибли. Начался сильный пожар, но во второй половине дня пошел, слава Богу, сильнейший дождь и погасил тлевшие остатки кадившей резиной и человеческими волосами авиационной гондолы.
      Приходилось бродить по разрытым и размытым поселковым огородам, собирая разбросанные взрывом планшеты, целлулоидные козырьки фуражек, химические карандаши и карты, а потоки воды, лившиеся с низкого, буквально упиравшегося в голову неба, все более и более усиливались. Смеркалось под деревьями, посаженными вдоль прямых, обозначенных однообразно выкрашенным в зеленый цвет штакетником улиц.
      Темнело, но электричество не включали, потому что, падая, аэроплан порвал все провода в поселке.
      Парило.
      Братья смотрят.
      Брат говорит брату: "Сгинь!"
      Брат держит брата за правую руку.
      Самолет стоит на летном поле, и при помощи специальных шлангов его заправляют керосином. Ветер усиливается. Развеваются флаги. Полосатая аэродромная колбаса все более наполняется норд-норд-остом и наконец лопается.
      Братья крепко прижимаются друг к другу.
      Потом самолет приковывают цепями к двум тракторам, которые выкатывают его на взлетную полосу. Регулировщик в белой, подхваченной под подбородком кожаным ремешком фуражке поднимает высоко над головой попеременно красный и желтый флажки, а затем начинает совершать ими вращательные движения. По радио сообщают, что двигатели запущены. Регулировщик кладет флажки на землю. Теперь он придерживает руками фуражку, чтобы ее не сорвало ураганом, поднятым острыми мельхиоровыми пропеллерами. Тяжело переваливаясь на огромных велосипедных колесах, аэроплан, оставляя за собой колеи, заполняемые выдавленной водой, начинает разгоняться, затем отрывается от земли и исчезает в низкой, косматой облачности. Через четыре минуты полета он столкнется с планером, не справившимся с сильнейшим встречным ветром, и упадет на поселок. По рассказам очевидцев катастрофы, разбросанные взрывом останки погибших потом еще долго находили на деревьях, в огородах и на крышах домов.
      Центроплан...
      Вскоре после переселения в Воронеж отца арестовали вновь. Какое-то время его содержали в доме допросов на Монастырщине, но потом отправили по этапу, кажется, куда-то в Котлас. С тех пор братья больше никогда не видели его.
      "Повествование о жизни отца на Котласском лагпункте, а также подробное описание его смерти" Авель составил много лет спустя, уже когда жил один и лишь изредка получал от своего брата Каина короткие, с огромным количеством грамматических ошибок письма. По большей части это были поздравительные открытки на Новый год и на 9 Мая, содержавшие настоятельные, а порой даже и в грубой форме просьбы немедленно выслать денег.
      Тяжелый душевный недуг, которым страдал Каин, был закономерным следствием его беспробудного, болезненного пьянства. Довольно часто с ним случались сильнейшие эпилептические припадки, он мог выйти на улицу совершенно раздетым, а однажды, зайдя в расположенную неподалеку церковь святого Митрофания Воронежского, прилюдно справил здесь большую и малую нужды. Его тут же схватили и хотели немедленно повесить на царских вратах вниз головой, но он вдруг стал что-то неразборчиво кричать, изо рта полилась пена, глаза остекленели и вывалился язык. Каин потерял сознание, что, видимо, и спасло его от верной смерти, ведь все испугались и отступились от него, от бесноватого.
      Брат утверждал, что в его жилах течет вязкий, пахнущий асфальтом мазут, и специально, придавив ложкой ногти на руках, он наблюдал, как они медленно заполняются густой черной взвесью.
      Просто причинял себе боль, истязал себя, пытался вопить, но не мог, потому как рот был словно наполнен мякотью корня мандрагоры, что, как правило, произрастает под виселицей с висящим на ней разбойником. По крайней мере об этом можно было прочитать в старинных книгах.
      Библиотека находилась на окраине города рядом с железнодорожным депо в каменном, мавританского стиля здании, в открытые окна первого этажа которого влетали паровозные гудки.
      Хранитель рукописей и свитков Корнилий Людовикович Бартини страдал одышкой. Прибывал в библиотеку каждое утро, часам к девяти, на трамвае, медленно поднимался по лестнице на крыльцо, отпирал кенофатий, снимал с головы подбитую фланелью шапку-ушанку на кроличьем меху, вытирал свежим носовым платком выступивший на лбу пот, искал ухо, находил немедленно и по привычке складывал из него граммофонную трубу-воронку. Прислушивался. А еще наблюдал, как трамвай разворачивается на кругу, проложенном на пристанционном пустыре, и, гремя на рельсовых стыках, уходил обратно в город.
      Авель всегда приезжал в библиотеку раньше и уже ждал хранителя рукописей и свитков в тесном, сладко пахнущем почтовым сургучом предбаннике.
      Сладко, как жженка, как клевер, цветущий летом по берегам соединенных глиняным водопроводом прудов, выкопанных в 1899 году в форме Северной и Южной Америк. Сладко, как жасмин, как корни кустов, укрытых на зиму сахарной ватой, ледяной слюдой, как перемазанные клеем почки тополя.
      Вата в ушах.
      Хронический отит.
      Граммофонная воронка в пальцах.
      Возможность прислушиваться к голосу, воспроизводимому фонографом.
      Граммофонная воронка крепится к навощенному, диаметром в ладонь, валику при помощи причудливо изогнутого никелированного кронштейна, на котором выгравировано "Микельанжело да Караваджо".
      Даггер.
      В библиотеке Авель порой просиживал до позднего вечера, включал настольную лампу, разбирал надписи, сделанные на картонных обложках путевых журналов. Также здесь были рисунки, изображавшие повешенных, всадников на конях, латинский и арамейский алфавиты, каббалистические знаки, заполненные молитвами картуши, а также списки заключенных и мест захоронения. Абезь, Арсаки, Вонгуда, Кулой, Котлас, Кемь, Новоселки, Гора Секирная, Торфяное, Устюжна.
      "Повествование о жизни отца на Котласском лагпункте с приложением подробного описания его смерти, наступившей 26 ноября 1948 года в результате обострения милиарного туберкулеза".
      Переложение, составленное на Великий Пяток в воспоминание Святых спасительных Страстей Господа нашего Иисуса Христа, а также священномученика Антипы, епископа Пергама Асийского.
      Незадолго до своей кончины отец совершенно повредился в рассудке, никого не узнавал, отказывался принимать пищу и спать на кровати, но лишь - рядом с ней, на полу, перестав уже по сути быть человеком, оставив лишь свое изможденное, почерневшее, как чернослив, тело на съедение дням, долгим предрассветным часам, полунощнице и закату. Он лежал в общей палате у окна, каждое утро перед которым проходили построение и развод на работы.
      Наиболее тяжелыми считались работы на лесозаводе в Высоковской Запани. Заключенных доставляли сюда на грузовиках, а затем пересаживали в плоскодонные водометные катера и еще два часа везли вверх по течению к самой лесобирже.
      Это было старое урочище, основанное на месте Лазаревского острога, куда когда-то свозили осужденных за богохульство.
      Брадобритие и небрадобритие.
      Канонически бороды разрешались разных типов и видов, о чем был даже составлен специальный иконописный свод, допускавший, впрочем, при помощи циркуля и ножниц совершение обряда инициации, то есть подстрижения бороды в соответствии с традицией той или иной местности, в которой сия борода произрастала.
      Например, двурогая Моисеева брада, завиваемая на вырезанных из вишневого дерева катушках и укрепляемая двухлетней выдержки козьим жиром, который освятили на полнолуние в Иерусалимском храме.
      Круглая, в форме дневного светила греческая брада, натираемая благоуханной настойкой жимолости.
      Праотеческая брада, нарочито лишенная всяческой формы, заправляемая за пояс и ежедневно расчесываемая во время чтения Часов костяным гребнем с вырезанными на нем словами из 36-го Псалма: "Уста праведника изрекают премудрость".
      Короткая пустынническая брада, столь полюбившаяся анахоретам и столпникам, предполагает преобладание усов, спускающихся двумя густыми бурными потоками до самого подбородка.
      А некоторые ломовые извозчики и московские ямщики предпочитают свитую в косицу браду, прозванную из-за своей необычной формы "селедкою". При этом "селедка", как правило, бывает немилосердно заплевана семечками и изрядно пропитана вонючим дешевым табаком.
      Острая, густо смазанная лампадным, из-под образа Одигитрии-"Нерушимой Стены", маслом брада отличает некоторые низшие и средние офицерские чины саперных соединений и еще закованных в кожаные доспехи водителей бронеавтомобилей, а также пилотов легких одномоторных авиеток-монопланов.
      Брада в форме царственной рипиды чудесно делает совершенно незаметным переход волос, растущих на голове, к волосам, населяющим подбородок, щеки и шею. Такая брада в своде имеет название "императорской", является признаком святости и допустима лишь в исключительных случаях. Следовательно, попытка надругаться над бородой, таскать за нее, поджигать, склеивать смолой и сбривать без особого на то благословения расценивается как святотатство.
      Богохульство - это хула, возводимая на Самого Бога,- словами, поступками, помыслами ли. Если бы не психическое заболевание, которым страдал брат Каин, он был бы непременно заточен в Лазаревский острог за совершенное им в храме бесчинство.
      На лесозаводе работали в две смены.
      В сохранившихся путевых листах и нарядах на проведение погрузочных работ в режимном лагере Высоковская Запань Авель нашел описание этих работ.
      Под наблюдением конвоя заключенных загоняли на мелководье, где они, стоя по пояс в воде, растаскивали сплав по выгороженным бонами коридорам. Потом тросами бревна связывали в пакеты, паровым краном вытаскивали из воды и перегружали на платформы. Порой приходилось подолгу дожидаться мотовоза, чтобы перевезти штабеля на лесопильный кордон Поньга, расположенный в десяти километрах вниз по течению Северной Двины. Работы шли круглосуточно, ночью при включенных прожекторах. Многие не выдерживали.
      Отец попал сюда сразу после пересылки на Котласский лагпункт из Воронежа. Однажды в марте, простояв смену в ледяной воде, как здесь говорили, "в заборе", полдня, он заболел. Болел долго, не лечился, продолжал работать, а через некоторое время у него открылся туберкулез. К осени из барака его перевели в стационар, где он лежал в общей палате, а потом - в изолятор, в котором, не приходя в сознание в течение двух недель, он так и скончался.
      Все дело было в том, что умерших в лагере хоронили в безымянных могилах и отмечали только номером согласно акту вскрытия, произведенного в тюремном морге. Чтобы сохранить об отце хоть какую-то память, ведь его фотография из личного дела была вырвана и впоследствии утеряна, тюремный врач Яков Шимкунас, кажется, из тракайских караимов, вложил внутрь трупа запаянную, от крупнокалиберного пулемета гильзу со свитком, содержавшим апокрифические сведения об отце, в частности, описание его внешности, сделанное с топографической точностью, информацию о росте и весе, цвете глаз, рисунки разных частей тела, которые впоследствии могли бы оказаться просто незаменимы для его реставрации, а также различные примечания и патологии. Например, между средним и безымянным пальцами правой руки у отца сохранилась рудиментарная кожистая перепонка, пропускавшая свет.
      Авель выключил настольную лампу.
      Трамвай развернулся вокруг пристанционного пустыря и, гремя на рельсовых стыках, пошел обратно в город. Миновав дачный поселок, обычно пустынный и производивший нездоровое, желтушное впечатление в это время года, потом долго ехал вдоль оштукатуренной кирпичной стены, из-за которой выступали мрачной архитектуры цеха электромеханического завода, затем вышел к реке и начал взбираться на невообразимой длины и высоты каменный мост.
      Именно с этим мостом, названным в честь двоюродного брата Государя Императора Николая Александровича кайзера Вильгельма, было связано одно трагическое событие, происшедшее в первых числах августа 1913 года.
      Поднявшись на биплане "Вуазен" с летного поля в Юкках, принадлежавшего Российскому императорскому обществу любителей воздухоплавания, известный авиатор Юнгвальд Межибовски вышел на траверз моста кайзера Вильгельма и на скорости 110 километров в час пролетел под ним. Затем, развернувшись и выполнив над водной гладью фигуру-маневр "полубочка", отважный пилот вновь попытался пройти под мостом, но, не справившись с заклинившим рулем высоты и сильнейшим боковым ветром, врезался в одну из опор моста и взорвался.
      Немедленно был вызван наряд с расположенной неподалеку водолазной станции, прибывший на место катастрофы через десять минут на двух мотоботах - "Святой Николай" и "Святой Иоанн Дамаскин". Вскоре на поверхность были подняты обломки аэроплана, а также то, что осталось от авиатора: окровавленный, заполненный клейкой зеленой жижей шлемофон, кожаные обгоревшие краги и сапог с правой ноги, доверху набитый оторванными от стальных ферм моста взрывом мидиями.
      Мидий же было принято раскладывать на пространном жестяном противне над огнем и ждать, когда они раскроются. Потом при помощи специальных щипцов из раковин извлекали розовые недра, высушивали их на чугунных решетках, наподобие тех, которыми ограждают корни, комелья ли растущих посреди мостовой деревьев, и употребляли в аптечном производстве. Мыловаренном производстве. Свечном производстве. На аптечном фронте...
      Рассказывали, что за полетом и гибелью пилота Межибовски наблюдали присутствовавшие в это время на мосту члены императорской фамилии, а также представители германского посольства. При этом одна из великих княжон даже помахала авиатору платком, что скорее всего и вдохновило его на совершение повторного трюка, завершившегося, к сожалению, столь трагически. Слава Богу, сам взрыв произошел уже собственно под мостом, и никто из высочайших особ и высокопоставленных зрителей не имел ни малейшей возможности пострадать.
      Останки пилота Юнгвальда Межибовски с соблюдением всех воинских почестей были преданы земле на лютеранском кладбище.
      Вскоре началась война, и мост кайзера Вильгельма был переименован в Большой Каменный мост. Со стороны залива это циклопическое сооружение вполне могло напоминать многоярусный римский виадук, по которому в сторону центра бесконечной вереницей шли тяжелые армейские грузовики с включенными фарами.
      Трамвай остановился на переезде, пропуская автоколонну.
      Репетиция парада.
      Манеж остро, пронзительно, до судорог слюдяной искривленной перегородки в носу, пахнет свежими опилками.
      Опиум сохраняется во флаконе из толстого, зеленого, с воздушными пузырьками внутри стекла.
      Увеличительное стекло.
      Тигль со срезанным с мизинца ногтем и прядью человеческих волос запаян.
      Электрические лампы вспыхивают одна за другой.
      Старинной постройки помещение бывшего конногвардейского манежа заполняется мягким, чуть чадящим густо смазанными солидолом фитилями светом.
      Глаза слезятся.
      Окна запотели, и по стеклам стекает вода. Приходится расстегивать ворот гимнастерки, высвобождая забинтованную шею.
      Происходит выезд конных линейных.
      За выполнением строевых упражнений сапоги натерли ноги в кровь.
      Обморок.
      Нестерпимая вонь целлулоида из-под фуражки. Из деревянного, перепачканного чертежной тушью пенала. Из черепаховой выделки очешника. Из набитого табаком и папиросной бумагой нагрудного кармана. Из брезентовой, перекинутой поверх портупеи противогазной сумки. Из киноаппарата "Арнольд и Рихтер". Это устаревшая модель: с медной вытяжной трубой, механической грейферной коробкой, изрядно царапающей пленку, и видоискателем в форме иллюминатора от логарифмической линейки.
      Вот киноаппарат установили посреди манежа на деревянном, специально для того сколоченном помосте, обтянутом по такелажу красной тканью, и приготовились снимать репетицию парада на пленку.
      Говорили, что перед самым началом второй мировой войны профессия киномеханика была наиболее почитаема высшим руководством рейха и приравнивалась к колдовству.
      Предпочтение отдавалось 35-летней Лени Рифеншталь из местности, именуемой Швабинг. Она ходила в высоких мужских ботинках на шнуровке, байковых, баварского типа шароварах, нарочито грубой вязки шерстяном свитере с отложным "горлом", в синей, надвинутой на самые глаза туго затянутой косынке с приколотым к ней значком членства в партии НСДАП. Лени увлекалась плаванием и "сокольской" гимнастикой, а потому имела необычайно развитые плечи, плоскую грудь и мощные икроножные мышцы, позволявшие ей подолгу стоять на пальцах ног, вытянувшись, не дыша перед окуляром видоискателя. Другой же глаз приходилось закрывать округлой формы черной картонкой.
      В то время Лени Рифеншталь снимала знаменитый фильм "Триумф воли".
      По окончании репетиции парада было разрешено снять головные уборы и перекурить.
      Свет погасили, и электрические лампы начали остывать.
      Пропустив автоколонну, трамвай двинулся дальше.
      - Скоро праздники, а настроение почему-то непраздничное,- подумал вслух сидевший на соседнем, обшитом вагонкой топчане старик.
      На следующей остановке он вышел. Авель увидел, как встречавший его мальчик, видимо, внук, усадил старика-суховея на велосипед, с рамы которого свисали оборванные и проржавевшие струны ручных тормозов, и они исчезли в подворотне.
      Авель сразу вспомнил своего брата, такого же беспомощного, с дрожащими от болезни руками, с напоминающим опиленное дупло подбородком, и засмеялся.
      Кондуктор, к голове которой были прикручены вызолоченные дешевой фольгой сухие потрескавшиеся бублики, внезапно проснулась и, решив, что проехала остановку без объявления, стала зверски тереть глаза, истошно кричать: "Садовая! Садовая! Следующая - ДК первой пятилетки!",- а потом и закашлялась кровью.
      Трамвай повернул к консерватории, миновал ее, потом проехал еще несколько кварталов, застроенных однообразными, почерневшими от сырости доходными домами, и вышел к Обводному каналу. В неподвижной, цементного цвета воде с плавающими на поверхности деревянными ящиками из-под патронов отражалась кирпичная, перетянутая стальными кольцами труба, из которой валил густой, слоистый пар.
      Да, Авель вспомнил, как однажды, лет пять тому назад, мать рассказывала ему о его деде, своем отце, в 1939 году участвовавшем в велопробеге по маршруту Судак - Феодосия. В поселке Планерское специально для рабочих земснарядов, добывавших песок на строительство Феодосийского порта, был проведен митинг. Впрочем, поселок имел и другое название "Коктебель", происходившее от тюркского, начертанного на гробнице пророка Ездры словосочетания - Ге Тепе Или - "Край Синих Холмов". Иначе говоря, Край Вечности.
      Парк Вечности.
      Воздухоплавательный парк.
      Митинг было решено провести на горе Планеристов - совершенно плоском сланцевом городище, скорее имевшем форму длинного, покрытого мятой глиняной скатертью-плащаницей стола-реликвария, на котором по традиции Древней церкви было принято устраивать погребальные трапезы.
      Свое название гора получила еще в 20-х годах из-за проводившихся здесь летных соревнований. Также в основании килового холма находился некрополь погибших планеристов - запутавшихся в буксировочных тросах или стропах парашюта, раздавленных огненным воздушным потоком, ушедших вместе с металлической, клепаной машиной под воду, задохнувшихся в облаках горчичной пыли, ослепших во время прямого полета на солнце, зарубленных пропеллерами аэропланов, попавших в грозовой фронт и оглохших оттого, замерзших, сгоревших, не сумевших посадить планер на резко обрывающийся каменным уступом отрезок гравийной дороги.
      Так вот, по бревенчатым взвозам участники велопробега поднимались на гору Планеристов, где их уже встречали духовой оркестр и выстроившиеся шпалерами мотористы из самокатной роты, расквартированной тут при строительстве поселковой электростанции.
      Отец матери приехал тогда в Коктебель во втором десятке участников, потому что на перевале Сюрю-Кая у него сломался велосипед и пришлось самому менять заросшую смазкой цепь и чугунные номерные педали. Поглазеть на поломку собрались изумительно зеленоглазые мусульмане, ютившиеся около перевала в кувуклии, сложенной из желтых осыпающихся плит известняка, с пряно пахнущими испражнениями неповоротливыми сколопендрами на низком потолке.
      Жара.
      По лицу стекает густой, как лампадное масло, пот. Вот, горячий.
      У некоторых зелень в глазах была даже водянистой, пурпурной, с переливами.
      Они кланялись. Рты их были затянуты грязными, растрепавшимися от долгого ношения полотенцами. Воды не было.
      Пустыня.
      Во дворе, перед кувуклией, на скамьях лежали завернутые в циновки мертвецы. Высохшие на полуденном солнце, они не нуждались, совершенно не нуждались в захоронении в земле.
      Муэдзины?
      Трамвай остановился.
      Авель вздрогнул. Надо было выходить.
      Они жили с матерью в районе Провиантских складов.
      "Где теперь ты, брат Каин? За окном идет снег, и ты, наверное, лежишь на кухне у плиты, отвернувшись к стене, выкрашенной коричневой масляной краской. По стене ползают жуки. Ты говоришь: "Боже мой, Боже мой Единственный, я погибаю". Ты разговариваешь сам с собой, потому что рядом никого нет. Ведь сразу после войны твой брат Авель оставил тебя и вместе с матерью уехал из Воронежа в Ленинград, а ты просил его не покидать тебя, потому как участковый врач - пахнущий формалином андроген - признал тебя склонным к алкоголизму, суициду и неврастении".
      "Синдром Мусоргского". Болезнь Альцгеймера. Болезнь забвения. Какие-то абсолютно не связанные друг с другом вспышки памяти при существующем знании, что эти разрозненные обрывки необходимо соединить в хронологической последовательности: Рождество, подвиги веры, Успение, чудеса после Успения.
      Знание, знание.
      "Прииде ко мне, возлюбленный брате, поклонись моим немощам, напои меня живой водой, которая хранится в буфете, заставленном священными сосудами".
      И вот, приходится долго греметь немытой посудой, потом переворачивать инвалида на другой бок, связывать его поручами, ложкой разжимать ему зубы и вливать в рот ту самую живую воду, освященную на Крещенское водосвятие в баптистерии Акатова монастыря.
      Авелю неприятно думать об этом.
      В сентябре 1941 года Провиантские склады сгорели.
      Ночью проснулись от страшного грохота стреляющих в небо ракетами шиферных крыш. Пластовый мармелад, хранившийся в деревянных поставцах, плавился и по водосточным трубам вытекал на улицу, где пожарные собирали его в бочки из-под топлива и пробовали на вкус. "Ничего, ничего, съедобно",- приговаривали.
      ...в комодах-поставцах, в которых сохранились печатные узоры в виде двухглавого дракона, сжимающего в крючьях восьмиконечный крест и монгольскую нагайку с вплетенными в нее бубенцами в виде конских черепов, хранились еще и пресные хлебцы, шоколад, сухофрукты, пересыпанные толстым слоем сахара куличи, божки, а также выпотрошенные с открытыми беззубыми ртами рыбы, чеснок.
      Чеснок помогает страждущим от демонов!
      Просыпались еще и потому, что было светло, как днем. До рези в глазах. Все выходили на улицу и проверяли часы. Тогда же просыпались и собаки, обычные бездомные собаки, живущие в отопительных коллекторах и парадных, чесали задними лапами свои острые, наподобие елок уши, настороженно слушали шум воды внутри брезентовых кишок, выпущенных из выкрашенных красной краской железных шкафов, гул хриплых, надсаженных голосов пожарников, вдыхали жар обрушившихся перекрытий и паленого мяса, выли, вероятно, от страха и голода.
      Тошнило.
      Бросало в холодный пот-иней.
      Иней. Понос.
      Из глубины канализационных колодцев поднимались пузыри и оглушительно взрывались под самым небом - следовало распирать зев. "Э-эх".
      О пожаре на Провиантских складах Авелю уже потом, после войны и блокады, рассказала сестра матери - Тамара Вениаминова. Ее муж, пропавший без вести на Литовском фронте, кажется, имел родственное отношение к Святителю Иннокентию Вениаминову. Ну, конечно, пытался скрывать свое происхождение, однако после контузии, полученной в самом начале войны, у него на лице проступило изображение навершия владычного посоха. Был немедленно арестован и отправлен в тыл, в дисбат, но довольно скоро амнистирован и возвращен в часть со специальным разрешением командования носить бороду и усы, чтобы по возможности скрывать густо-красного цвета таинственный знак святительского достоинства.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7