Ему сначала сама Айша приглянулась, но она - начальство, и он ходил вокруг нее, и по части многотиражки, интервью, а тут еще узнал о деде, круглая дата приближалась, и он на всю страницу, откопал, чтоб сделать приятное, редкую фотографию, специально в музей ездил, а куда придет,- вокруг него сразу поле энергии, и то ему покажи, и к тому допусти, перерыл, перелистал не одну папку и нашел групповой снимок, где дед на Хазарской набережной среди краснофлотцев держится за древко знамени,- победоносное вступление в город, запечатленное неведомым фотографом, и четко видны лица, и крайний слева - Кудрат-киши (как такую фотографию проворонили?!); поистине знаменательный момент истории: их человек (его на фотографии нет), служивший временному правительству (а сам - в подполье), открыл порт и впустил в город красные войска (скоро вручат ультиматум).
      Но Айша устает от Махмуда, выматывается, как с ним поговорит, а он тянется к ним, и опешил вначале, как Зулейху увидел,- так похожи сестры!! только Зулейха чуть моложе да светлее, а тут еще и об Аскере Никбине узнал (на встрече с поэтом и познакомила его Айша с Зулейхой), и так ярко раскрыл философские идеи творчества Аскера, что зал отдал ему жар аплодисментов, кое-что оставив, Правда, и поэту, который броскими рифмами клеймил хапуг и ополчался на цинизм, и какие-то намеки, от которых наэлектризованный зал взрывался; но Аскер уже давно понял (работает, заперев себя! надо!!): ни к чему дразнить! эти колкие строки и - шквал аплодисментов!..
      "Вы иногда зря растрачиваете энергию,- сказала Махмуду Зулейха, студентка-медик,- вам надо беречь сердце",- вырос в деревне, давно забыл, чтоб кто-то про являл заботу о его здоровье, изумлен, готов тут же, чтоб ему такое сделать?! взял ее за руку и к Айше: "Нет, вы только послушайте, Айша-ханум, вы поистине уникальные люди! Ваша Зулейха - это такой клад!" - и улыбается, как будто шутит, а в глазах неподдельная радость.
      Потом с Аскером отмечали знакомство, и Махмуд что ни слово - об Айше, ее семье, Зулейхе. "Кому хвалишь?- улыбается Аскер.- Я же на старшей ее сестре женат!" И еще Расула называет. "Расул Саламов?-и глаза загораются.- Сам Расул?!" И Махмуд как в воду с трамплина, и это он делал, когда на Морском муфту свою испытывал. А что? И пора! И они свояки - Аскер, Расул Саламов (!!) и он, безвестный Махмуд. А к выбору Асии Айша не причастна. Как приехали на свадьбу Зулейхи и Махмуда Расул и Лейла, ночью Асия с Лейлой делилась, об Айше.
      - Я ее не понимаю! С какой стати себя в жертву приносить? Как ты думаешь, у Айши никого нет?- И опять опередила Лейлу, высказав то, о чем та часто подумывала,- и даже: - Монашка?
      - Не монашка, а монахиня!
      - Можно и монашка!
      - А ты сама у нее и спроси, есть у нее кто или нет.
      - И спрошу!
      И спросит, но чуть иначе: когда Хансултанов на горизонте возник и пришел черед Алии. И когда в те же дни Асия встретила на своем пути Ильдрыма.
      - ...Чего шепчетесь? - появился Расул.
      - А ты со своей мамой никак не расстанешься! - Обида? - удивилась Асия, а Расул от слов Лейлы помрачнел: Месме-ханум почти не говорила с сыном, только смотрела на него и вздыхала, что время неудержимо бежит, чтоб Расул и седина? Это так несправедливо!
      - Знаешь, Расул,- нашлась Асия, чтобы снять напряжение,- смешно сказать: я была влюблена в тебя. Он догадывался.
      - И уже разлюбила?
      - Даже...- запнулась: нет, это останется их тайной: как она за ним бегала.
      Давно это было,- подошла к Расулу, в белом фартучке поверх коричневого платья, школьная форма.
      "Что? Колеблешься?"- а сердце гулко стучит, вот-вот сорвется, Расул опешил: сама с ноготок, и так говорит с ним!.. А ведь знал, что младшая сестра у них дикарка. Аскер Никбин успел рассказать. И, не дав ему опомниться: "Будь я мужчиной (?), я бы на Лейле ни за что не женилась!" А Расул подумал, что Асия - об иных его колебаниях, развеселился даже: "Это почему же?"- и смотрит заинтересованно, работать с молодежью он умел.
      "А чего ты нашел в ней, театралке? - понимает^ что вредничает, но как остановиться? - Правда, она красива, так Айна ведь еще красивее!"
      "Но она замужем!"- радуется, что поймал ее, а та неожиданно:
      "Отбей!"
      "Что ты болтаешь, Асия?!"- уже понял, что разыгрывает его, но выбит из колеи;.ну да, начиталась всяких сентиментальных романов, не отечественных, тут Аскер Никбин на страже,- и сам не напишет, и другим не позволит,- а европейских, когда прапрадеды Асии жили; и наслушалась всяких разговоров на их пестрой и разноплеменной Колодезной,- соберутся, сядут у ворот, и давай трепаться, язык-то без костей, и Асия ловит о настоящих мужчинах, чести мужской и девичьей.
      Жалко Лейлу, но кто-то внутри приказывает: говори!
      "И Алия красивее!"
      "Но она, как и ты, еще школьница, рано замуж".
      "Ты подожди год-другой.. Ах да, не можешь: горит поездка!"- Слышала, как Айша вроде бы уговаривала Расула: "Горит поездка!"
      Уже вечер, но Асия пошла за Расулом, совсем близко до дому, знает, где он живет, и обратно, а тут вдруг Расул прошел мимо и быстро зашагал вверх, к Нагорной, и Асия за ним.
      В старинном доме, окно вдавлено в глубину, на подоконнике горела настольная лампа, абажур снят, ярко-ярко горит, и Расул, увидев свет, вбежал в парадную дверь, мраморные ступеньки и пыльно, ходят не здесь, а со двора, вбежал на второй этаж, и ему открыли дверь, и тут же, у входа, будто давно не виделись, и никак не разнять их: "Подожди, не спеши, мои ушли надолго, две серии!.."
      Выскочила, и гнев, и страх, и боль, жжет внутри,- а лампа потушена!.. И уйти не может. Вскарабкаться - на Колодезной всему научилась!..- по водосточной трубе, влезть на подоконник, с места никак не сойти. Потом как в забытьи, чувствует, что заболевает, и резь внутри, надо возвращаться, а ноги .не идут, жарко и озноб.
      "Ты? Асия?! Что здесь делаешь? Ты вся горишь!" Поднял ее на руки, как пушинку, и она обхватила его шею руками. И дома переполох. И объяснить Расул ничего не может - на улице случайно увидел.
      И как будто ничего: ни горящей лампы, ни парадного подъезда, и как обнялись у двери, ни голоса: "Мои ушли надолго..." - и лампа потушена.
      А потом днем, и уже Асия выздоровела, знает, что зовут ее Далей,- Расул сидел на подоконнике. Жениться? Даля не заговаривала, но ждала.
      Айша постоянно вокруг Расула, и часто - к себе его домой на Колодезную, особенно как отец погиб; вроде б должности параллельные, но Айша, хоть и моложе, заметнее, отсек у нее с большим обозрением; и ребят Расул организовал, чтоб похороны ее отца были на высоте. И семейные реликвии: дед! легенда! "Неужели его портсигар?!" Трогал руками, в музее бы ему под стеклом лежать, а тут Расул держит в руках: белый перламутр, а на крышке - трубка, инкрустированная драгоценными камнями, и вязь арабская, очевидно, имя деда,золотая тонкая нить, искусно закрепленная на крышке.
      И красивая сестра Айши - Лейла, бросившая институт, врачом не желает быть, поступать хочет в театральный.
      Расул рассказывал Дале, садясь на подоконник, об Айше, их славном роде, чуть ли не всю историю семьи; Айшу Даля как-то видела, та выступала на многолюдном митинге, призывая спортсменов с честью представить их край на спартакиаде, где и познакомились Расул и Даля; такие, как Айша, Расула не прельстят.
      "А сестры у нее есть?"
      И как взорвался Расул: "При чем тут сестры?! Да, есть! И не одна, а пять! - И каждую называет.- Есть очень даже красивые!"
      И Даля впервые услышала об Айне: жена поэта Аскера Никбина, читала, оказывается, его стихи. И революционную поэму, на всю страницу в молодежной газете (в оригинале была напечатана и в переводе). "Так он и есть дед их, герой поэмы?! Ну, теперь я понимаю!"
      "А чего ты понимаешь?" -- раздражен Расул; зря затеял этот разговор! но как остановиться? И об Алие,- о Лейле ни слова. И о самой младшей, Асие, в белом фартучке поверх коричневого платья, школьная форма. Учитель ее небось романтик!.. Уж не Сабир ли? вдруг осенило Расула. Ну да, ведь в его школе!.. Надо спросить!
      "А где пятая сестра?" - допытывается Даля.
      "Не пять, а шесть! Еще Зулейха и Лейла!"
      "Кто же тебе из них больше нравится?"
      И снова взрыв негодования: "Как могло в голову такое взбрести?!"
      Неделю Расул не появлялся. Даля терпеливо ждала. А когда узнала, что Расул уезжает, да еще не один!.. Бороться? Она слишком слаба, чтобы вступать в борьбу с Айшой! Но ведь и в те дни, когда, казалось, простились по-доброму,еще и еще! Взлетел, завидя лампу, сквозь пыль, какой-то смрад, сказал, что ему кажется, он всегда будет спешить взглянуть в их окно, чтоб увидеть эту горящую лампу. Жарко стало, как увидел лампу, развязал на ходу шарф, по пыльным ступенькам парадного входа!., и не успел войти, услышал, как щелкнула дверь наверху, и он взлетел.
      "Я знала, что ты придешь",- шепчет она, и сброшено пальто, шапка, шарф чуть не задушил, замотался на шее, под ногой запутался, а она в темноте, взяв его за руку, повела. "Ты молчи, я буду говорить, я и вчера, и позавчера зажигала лампу, верила, что придешь, я так соскучилась по тебе, у нас с тобой много-много времени..."
      Предательство? Даля винила не Расула: "Я знаю, это все Айша".
      "Но мы расписались! Я уезжаю!" И вспомнил, как Даля ему однажды: "Мне стыдно признаться, я иногда боюсь, а вдруг не придешь? И я...- помолчала, а потом, побледнев:- Нет, это только ты умеешь! Как коснешься, и уже... какие-то мои секреты знаешь!"
      И свадьба и проводы, вернее, играли как бы свадьбу, а это - проводы: какое веселье, когда недавно --годовщина гибели отца? Шли и шли к ним с соболезнованиями, а мать одета в черное.
      Асие казалось, что она - единственная, кто понимает Расула. Не потому ли он, думала Асия, избегает глядеть в ее сторону? И хорошо, что уезжают: не видеть этой фальши! А Лейла как кукла в руках Айши, а потом, как увлечется Лейла куклами, первой ее куклой будет Айша (но это еще не скоро).
      Двое в купе. И Лейла прелесть: густые прямые ресницы, а глаза большие, в форме миндаля, веки суживаются к вискам, как можно ее не любить? Три дня пути были сладки, забылись и Даля, и лампа, Лейла влюблялась в Расула, и радость общения с ним была безмерна. Она вся светилась, и Расул испытывал нечто новое, неизведанное.
      Но отчего все так быстро прошло?..
      - Лейла, ты на меня не сердишься?
      - Что бегала за Расулом? ЗНАЕТ. А в Расула все молоденькие влюбляются.- А в голосе укор.- Это он умеет, влюбить в себя.
      - Увы,- отделался Расул шуткой,- только собственную жену не удается увлечь, вся ушла в свои куклы!..- Лейла с недавних пор работает в кукольном театре, объявился дар шить куклы, от мамы, Марьям*ханум, это уменье.- Ты, надеюсь,- спросил он Асию,- пойдешь не по стопам Лейлы?
      - Ты что, про куклы?
      - Я о выборе жизненного пути.
      - Уже решено! - Только сейчас возникло.- Пойду в рабочие.- Протест?
      - Айша так и разрешит тебе! - Это Лейла.
      - При чем тут Айша?!
      - Вот именно! - А это Расул.
      - Айша знает? - Лейла решила, что Асия шутит, а та всерьез:
      - Вы первые, кому я сказала.- И уже не отступит.
      - У меня есть друг, знаменитый мастер, вместе в школе учились, Сурен Степанян, могу ходатаем выступить.
      - Здесь можно без ходатайств!.. А о друге твоем я знаю.
      - Да?- удивился Расул.
      - К нам в школу приезжали весной с Морского, агитировали, один из рабочих так и сказал: "Я учился с Расулом Саламовым!.."- Придумала?
      - Конечно же с гордостью?- съязвила Лейла.
      - А ты? Подошла к нему?- спросил Расул.
      - Хотела, да раздумала... К ним работать пойду.
      - Кем?
      Вспомнила, как рассказывали об операторе: от датчика к датчику, записывать показатели и следить, нет ли где на линии утечки? Но смолчала. А там и встретит Ильдрыма, сменного мастера, с Суреном в одной бригаде,- Ильдрым сначала решил, что важный гость к ним пожаловал, их молодежный лидер: вот когда Асия уверовала, что похожа на Айшу (ей об этом и прежде говорили).
      - А как относится к твоему выбору Сабир-муэллим, учитель твой?
      У него и собрались все: Сабир-муэллим болел, осколки в теле дают о себе знать, и Асия решила навестить его, а там оказались Сурен с Ильдрымом, оба с Морского. Сурен предложил Ильдрыму заглянуть к больному ДРУГУ рядом с портом, куда причалил их теплоход,- думал, что не задержатся, потом вместе уйдут, и цепь сомкнулась: сначала восторг Сабира, ибо Расул осуществил (с помощью Айши) дерзновенный полет, почти космический, что именно в те годы вошло в моду, и Сурен тоже перенес свою восторженность на свояченицу Расула, воспламенил Ильдрыма, который все еще не мог свыкнуться с тем, что Айша - одно, Асия совсем другое, и вовсе не обязательно, чтоб сестры во всем копировали друг друга: та сурова, такой запомнилась, а эта мягка, не скованна, быстро находит язык с людьми постарше, свой человек в семье Сабира, даже обед успела им сварить, пока они новостями обменивались. И лестно Ильдрыму, что у нее знатные родичи, особенно Расул: не надо всем толпиться на малом пятачке, пусть земляки разлетятся по миру и прославят родной край.
      Ильдрым взялся проводить Асию, Сурен не может уйти; на что только люди время тратят? сто лет этому шахматному этюду, и Сабир втянул в головоломную интригу, а ключик в этюде - ход конем плюс цугцванг!! и белая королева красиво загоняет в угол черного короля. Асия вдруг чувствует, как в ней, чернушке, просыпается белая королева, и в идущем рядом Ильдрыме, большом и сильном, она видит человека, который ей нужен. "Это всегда так,- слышится ей голос Айши, когда та говорила о Хансултанове, ликуя, что нашла Алие выгодного жениха,' без нескольких минут академик, Айша постарается ускорить время; Асие кажется, что Айша говорит о ней и об Ильдрыме,- да, невысокая и тонкая,- сказать бы, что изящная,- достается крупному мужчине, а что, разве я не права?" И мать вторит ей, вспоминая присказку о том, что самая сладкая груша в лесу достается медведю.
      В Ильдрыме Асия видит своего черного короля: он - и никто другой!.. А улыбнется добрыми глазами, и будто давно она знает этого человека. Ни за что своего не упустит Асия, есть у нее что-то общее с Айшой - упрямство, и... недаром они так похожи (еще не раз ее будут принимать за знатную сестру!),- он будет ей послушен. Почему-то кажется, что этот ее шаг - в пику Айше и тем самым... В пику Расулу (?), уж не думала ли, что он будет ждать ее?.. А быть куклой в руках Айши и уподобиться сестрам - ни за что!
      - Я его люблю, ты можешь меня понять? Не могу без него! Дотронусь до его плеча, до руки, и мне уже хорошо! Я хочу...- Собралась с духом, Айша удивленно смотрит на нее.- Я хочу, чтоб он поцеловал меня!
      - Может, еще что хочешь?!
      - Да!
      Айша ударила Асию.
      - А ты!., а ты!..- задыхалась Асия, и вдруг перед глазами: недавно видела, быстрая Айша идет между двумя рослыми парнями, вся светится, а потом уверенно берет их под руки, лишь на миг встревожено оглянулась, чтоб не видел кто, ни за что не отпустит этих воинов, рабов ее, решимость, как отчаянье, подавила испуг, и не станет озираться, ну да, конечно же и у нее есть! Асия позавидовала, помнит, сестре, обрадовалась за нее, а те рослые парни, вот! именно это!! она и скажет сейчас Айше: - Твои мужчины!.. ПОЖИВАЛИ ТЕБЯ, И ТЫ ТАЯЛА!.. Я сама видела!
      И Айша вдруг смутилась, густо-густо покраснела, взгляд на какую-то минуту потеплел, вот-вот она обнимет сестру, извинится, что ударила, и они, плача, признаваясь в любви друг другу, как не раз случалось после ссоры,- обнимутся, сядут рядом. Будто Айша с Айной или с Лейлой, когда та сокрушалась, что нет детей!.. И с Зулейхой тоже, когда Махмуд ей в любви признался, а что? Родные ведь сестры, одна кровь, им и держаться вместе,- а с этой девчонкой!..
      - Поступай как знаешь, только запомни, что я против!
      Две свадьбы почти в одно время, так уж совпало: готовились всей семьей к одной (Алия - Хансултанов), и тут же новая нетерпеливая пара - скорей жениться!
      Надо отдать должное Хансултанову: как породнился, женился на красавице Алие, стал звать Ильдрыма в управление, "самодвижущийся служебный конвейер"; а Ильдрым ему на своей свадьбе выдал полушутя, и прозвучало торжественно:
      "Должен же быть в нашей большой семье хоть один представитель славного класса!"- и что-то еще в этом роде.
      "Не ты один рабочий!"- шепнула Асия.
      "Я имею в виду,- поправился Ильдрым,- нас с Асией". И на глазах у родни поцеловал ее, тихо сказал на ухо: "Прости",- смутился.
      Да, Расул с Лейлой часто наведывались, и на аэродроме цветы, приветствия, танец у трапа, девушки в белых шелковых нарядах, и мчатся по гладкой дороге машины, обдуваемые теплым ветром, пахнущим нефтью. А то и нечто грандиозное. Континентальный Курултай (съезд) Камышологов, стоивший, о чем уже было, много нулей, с палочкой впереди.
      "Э,- говорил другу Сабир, сморщив лицо, и о том знала Асия, и обидно ей за Расула,- зачем это тебе?!"
      А Расул размечтался о новых заманчивых предложениях; вперед, в сторону, новый качественный скачок и так далее.
      "Что?"- удивился Расул.
      "Не обижайся только, займись настоящим делом!"
      "Учить, как ты, детей?"
      "А хотя бы!"- И Расул пожалел, что пришел навестить Сабира: отстал его друг-романтик, что-то в нем от лености, и застрял, а прячется за фразами, спорили с ним не раз, идя от одного конца города, где их школа, рядом со старой мельницей, до другого, в старую часть,- но не запомнилось, о чем спорили, вроде о мироздании, о том, что такое вечность (?). А ведь однажды Расул дал слово: больше не ходить! Это когда на него с двух сторон насели: Сабир и Сурен, в один из тех своих приездов, когда телеграммы на ярких бланках, и они мчатся по гладкой дороге, и в теплом ветре сладкий запах нефти, напоминающий детство, холодную тень за глухой стеной дома.
      Каждый раз не забывал навестить друзей, а потом от приезда к приезду все реже, пока и вовсе перестал ходить, некогда! и отрезала однажды Асия, такое за ней водится, и потом никак от слов ее не отцепишься:
      "Не некогда, а не желаешь слышать правду",- тоже мне, учитель жизни выискался!., времени в обрез! останавливался в гостинице. Месме обижалась, и сын, как мог, убеждал ее: и приемы, и поездки, и встречи, ему удобнее жить там, где все гости; и неизменный ритуал - навестить могилу отца - нарушался иногда: некогда!! А однажды и вовсе заскочил к матери на полчаса, а от нее - к Сабиру, у него (так условились) Сурен-Сурик, Поговорили! Так бы и уехал с испорченным настроением, если б не сюрприз Асии: не могла она допустить, чтоб он уехал обиженный.
      Расул ставил племяннику в пример Асию, когда тот просил, чтоб дядя позвонил, и племянник долго (и заразительно) хохотал, твердо убежденный, что Расул шутит.
      - Очнись, дядя! Она же...- Ну да бог с нею, не станет, обижать: каждый живет как может, она для него вроде... раненной при шторме птицы, что ли.
      "Да,- сказала резко Асия,- не желаешь слышать правду". Но это еще не все главный удар был впереди: "Я бы ни за что не взяла у тебя рекомендацию!" (Асию недавно приняли в партию, и рекомендовали ее Сабир-муэллим, Сурен, Молодежный союз дал рекомендацию. На Морском стала кандидатом, а красную книжку получит в Степном, куда переедет к родителям Ильдрыма.) "А мне нельзя, мы же родственники!" "Если б даже не были родственниками".
      "Это почему же? Чем я провинился перед тобой?"
      "Не передо мной, а перед..." - кем? - "...перед самим собой! На что ты тратишь свое время?"- И снова умолкла: знает о разговоре Расула с Сабиром, Ильдрым рассказал.
      "Но ведь праздник!"
      "Не слишком ли они часты?"
      Расул пожал плечами: "А я при чем?"
      "Ты - не я. И не Сабир. Ты мог бы!"
      "Что вы заладили одно и то же: что ты, что Сабир!.."
      Сабир вдруг (очевидно, уже не раз об этом говорили они с Суреном): "Тебе-то зачем это, Расул?"- Он понял, но смотрит недоуменно, и снова голос Асии: "Пре*-красно понял!"- "Ох и стукнут однажды кулаком!- и хлесткий взгляд на Расула.- Погорит кое-кто крепко!" (и погорел ведь Устаев).
      Нет, Сабир еще не весь выговорился: "И у тебя находится время на эту парадность?"
      "Не рады меня видеть?"- Расул пытался отшутиться.
      "Я не хочу тебя обижать.- И отчеканил:- Или ты отрываешься от важного дела ради собственных удовольствий, или дело, которым занимаешься, может обойтись без тебя, раз ты часто его оставляешь! Одно из двух!"
      "Ну, ты загнул!"
      "Я тебе еще не то скажу: может, дело твое - одна видимость, и цепь не пострадает, если вынуть твое звено".
      И тут Сурен - Расулу, пока Сабир вовсю не разошелся, не остановишь потом, терзаться будет, смущенно объяснять, что нет сил, контузия и прочее:
      "А чего ты не приехал к нам на Морское? Я, по правде, ждал, думал, представишь как школьного друга, я в списке твою фамилию видел".
      (А Ильдрым молчит: он тоже, честно говоря, ждал, как-никак свояки!)
      "Попросил другой маршрут".- И смотрит на Ильдрыма: мол, ты-то знаешь!
      А Сабир, казалось, этого и ждал: "Если б мне тогда,- и правой рукой, она согнулась намертво: не разогнуть, не согнуть, "моя несгибаемая рука!" говорил Сабир; но пальцы руки и кисть действуют, так что писать этой рукой Сабир может, куда-то показывает,- если б мне тогда сказали, что я буду с тобой спорить, очевидные истины отстаивать!.."
      "Ладно",- успокаивает его Сурен.
      "А ты миротворец!"- перебивает Сабир.
      "Ну чуть переборщили, подумаешь, на пароме столы накрыли, а потом еле-еле карабкались на эстакаду!., ну, лишнего перебрали, гости ведь!"
      Сердце у Асии болело. Заботятся о Расуле многие, но так, как она,- ей кажется,- никто; убедила себя, что понимает его и видит, как он мучается; и что, оставь она его, что-то важное утратит Расул, будет как заведенная кем-то на срок механическая игрушка; Асия проймет Расула добротой. И ночью звонит в гостиницу:
      "Как улетаешь? А мою долму не поешь? Я тебе с гранатом кутабы, пирожки, вчера испекла! И с зеленью, ты же любишь, я знаю!- И перед тем как повесить трубку:- Тебя, между прочим, Сабир-муэллим,- он же для нее учитель,- очень видеть хотел!"
      "Виделись, спасибо!- ответил Расул.- По душам
      поговорили!"
      "Да?"- и уже жалеет, что затеяла разговор о Сабире.
      "Ильдрым тебе не рассказал, и он был там!"- Смолчала: вчера Ильдрым был расстроен, рассказал. "Что же ты притворяешься?"- уколол Расул.
      И утром рано Асия заявляется прямо в гостиницу с двумя кастрюлями, в них горячие кутабы, ее не пускают, а тут Расул, гостей ведут к завтраку, ну и угостила всех Асия: каждому по кутабу с гранатом и зеленью; Расул представил ее гостям: "Свояченица моя".- И рад, и как-то неловко за визит Асии, а те нахвалиться не могут, особенно шеф Расула, едят и хвалят, не успели остыть, горячие, сочные.
      И никто не знает, что улицу, на которой все они стоят в ожидании машины, чтобы ехать на аэродром, а шеф хвалит кутабы, вскоре назовут именем Ильдрыма,
      "С чего начал,- качает головой Асия,-и чем кончил".
      Постоянный укор свояченицы: она пытается пробудить в нем... кого? мыслителя с трезвым (после долгих дум) взглядом? Или отчаянного, столько накопилось, борца? И чтоб Расул не утратил чувства беспокойства, а оно всегда при нем. Нет, не всегда: в его праздничные приезды была бездумность, уши глохли от лести, язык проглатывался с яствами, взгляд туманился, упиваясь гладью и ширью, а душа, наслаждаясь, ликовала.
      Высокую ноту взяла Асия. Это когда Расулу стало невмоготу.
      "Действуй!"
      "Я взбунтовался и открыл тайну реке, а она унесла",- отшутился.
      "Уж лучше высыхающему колодцу!"
      "Почему?"
      "Вырастет камыш, вырежут свирель, и она заиграет".
      "Пастушью мелодию?"
      "Нет. Откроет всем тайну".
      Укор? Расул прилежный ученик, который с чего-то вдруг обленился, а она строгая учительница, начитавшаяся книжек долгими зимними ночами в селе, после того как заснут в соседней комнате родители Ильдрыма.
      И усмешка Расула вышла кривая.
      "Тебя учить? Или перевелись друзья?"
      Столько передумал за эти годы Расул, что уже не знает, вправду ли Асия с ним говорила:
      "Наверно, я жду, когда начнешь ты, а ты - когда я... Что ж, ты вправе упрекнуть меня. А ведь помню, хотела у тебя рекомендацию взять, но нельзя, родственники".
      Прежде говорила иначе.
      Еще жив Ильдрым, и было это не на Морском, а в Степном, куда переехала после гибели Ильдрыма, получала красную книжку, здесь тоже по новому кругу рекомендации: Сабир левой рукой долго и аккуратно писал, сидя в кабинете истории и макая перо в фиолетовые чернила, специально купленные, ибо шариковой ручкой нельзя, а Сурен дополнил эпизодом трагической гибели, которую она восприняла "мужественно", слова Сурена были четки и лаконичны, без сантиментов.
      И о последующем шаге Асии: объяснить мотивы, подчеркнув, как писал Сурен, моральные аспекты. А третья рекомендация из совхоза, партийного секретаря, под его ответственность; тянул он: подожди да подожди, надо, мол, сначала с нулями решить, что и как.
      "И я клялась в заявлении..."
      "Мы все клялись".
      "И что же дальше?"
      "Вот и начни,- он ей,- с сестер".
      Расул помнит, что Асия сразу замкнулась, обиделась и в ней сидит глубоко гордость за свой род. Не одна она гордится: и он тоже гордился. Айша была права. "Кто к нам примкнет,- говорила она,- того и вознесем". И вознесла!..
      Такие вот страсти времен минувших.
      А накануне летом - еще жив Ильдрым - стабильность! Крепость! И ничто не застанет врасплох. И Айша... но и не без тайн, ибо у каждого своя дума, и она год от году обретает зримые контуры: Агил то ли бомбардир, то ли анархист, это Аскер придумал, и маменькин сынок, Айна обожает его, возомнил, что нет ему ни в чем запрета, Марьям-ханум, как говорится, души в нем не чает, первенец-внук, но неведомо, в каких глубинах копится в нем и рвется наружу боль, как яд: спорит с отцом, дерзит матери, груб с Марьям-ханум, иронизирует с Бахадуром, которого ему каждый раз в пример, и легко слетают с языка колкости, а там кто как хочет...
      Да, как порвет с семьей, заплатит штраф за "утерю документа" и по метрике возьмет школьную фамилию, бывшую отцовскую, которую взрослые уже подзабыли, станет Аллахвердиевым.
      Адилу скоро в школу идти, он молчун-тихоня, обделили его энергией Махмуд и Зулейха, и он выступает в роли публики, будто поддерживая Агила, а на самом деле рядом с ним по инерции, от лени или безволия, и Махмуд определит его по ведомству техническому, неудовлетворенная страсть отца, рядовым инженером, Зулейхой столько накоплено, что хватит и Адилу, и его детям, да и Махмуд тоже, случается, внесет долю в копилку, и немалую, услуга за услугу: уж раз в году может он о ком-то доброе слово сказать, заказ чей-то выполнить, тучи разогнать, а ясное небо над головой что-то да значит, даром это не делается, не придерешься.
      Но Адил, когда время подойдет, твердо решит, что нечего ему сидеть на шее родителей, надо и самому что-то значить, под стать ему будет иная форма, ныне популярная среди молодежи, с погонами, чтоб наводить порядок одним своим присутствием, и дороги открыты,- проще всего припугнуть кого, и не голосом, а взглядом, не злоупотребляя, однако, а в меру и по доброте своей щадя, короче, стращать, молча взирая, но пока нем, молчун-тихоня, губы сжаты, но зреет в нем, еще не решил, с кого начать, чтоб помог устроить, очевидно, с Бахадура, пускай тот упросит Айшу.
      А Муртуз... Он еще слишком мал, но пройдет год-другой, и он возмечтает о своей машине, подолгу будет вертеться вокруг отцовского шофера, учиться водить, и безотказен, если о чем попросят, ибо здоров, крепок. И в очереди постоит, хотя не пришлось, но зарекаться нельзя, и в чистку потащит ковры бабушкины, огромные тюки или рулоны.
      Но как по заведенному, ритуал, когда все вместе (без Асии и Ильдрыма, как будто специально, но случайность, и даже чтоб Расул с Лейлой не подумали чего, будто холодок какой меж ними),- уехали в деревню к родителям Ильдрыма, твердо, дескать, выдерживается заведенный порядок: свободное от работы время проводить там, идиллически (?), помочь по хозяйству, крышу к тому же перебрать надо, заменить кое-где черепицу.
      И Аскер Никбин нанизывает слово на слово (как куски ягнятины на шомпол, грубовато, но ласкает слух на языке родном: шиш, "шопмольное" означает, то бишь "шашлык"...), рисуя общесемейный портрет рода и вдохновляясь портретом деда,- висел в городской квартире и не вписывался в общество статуэток, перевезли на дачу, здесь ему привычней и уютней, и море шумит, напоминая о штормах, далеких, как легенда.
      И поделом врезала Айша сыну Аскера Никбина Агилу, "некому, дескать, хлеб растить да землю бурить", это у них прокручивается, как видеолента, но прежде - как лента в кино, ибо видео появится потом.
      - А Ильдрым?- и сама же изумилась: неужто примирение?
      На свадьбу к ним Айша не пошла и сестер не пустила (но Лейла была). И, уже войдя в роль, добавила:
      - Он хлеб растил, а теперь землю бурит!
      - И Асия в рабочие пошла!- подсказал Бахадур, он недавно видел у Асии ее служебное удостоверение - большая фотокарточка, вылитая Айша на Доске почета, а там, где должность, звучное слово: оператор. "О!..- сказал Бахадур.Всего-навсего учетчица!.." - и тотчас забрала удостоверение (а ведь фотографию дала не свою, испытать хотела - и обошлось: тайком у Айши взяла; красивая фотография, удачное выражение нашли).
      Агил ухмыльнулся, а отец, дабы упредить его очередной наскок, заговорил о Лейле и Расуле, что-то о "над-президенте" (?) и куклах:
      - Какой у Лейлы кукольный театр, где разыгрываются свои интриги!..Расхохотался.
      Надо же: Агил вскоре, будто в укор всем, когда Ильдрыма не станет и Асия покинет дом, уедет в деревню, напомнит снова: "Некому у нас хлеб растить и землю бурить!.."- и Айша опять невзначай возмутится, об Асие скажет, хотя сестра смертельно ее обидела, но тут не до обид, новые веяния, и надо гордиться такой родней, если даже... но редко когда слова раньше дум, а тут на минутку забылась: Хансултанов!.. У Асии зрело давно, а тут прорвалось. "Ты! ты!.."- вцепилась в галстук Хансултанова, скрутила жгутом, такая маленькая перед ним, и он не ожидал внезапной атаки, мотает огромной головой, а узел еще туже затягивается, побагровел весь, галстук душит.