Георг Хакен
      Одна испанская ночь
      (Треуголка)
      КОМЕДИЯ В ДВУХ КАРТИНАХ ПО ПОВЕСТИ ПЕДРО АЛАРКОНА
      Памяти драматурга Леонида Браусевича
      Действующие лица:
      Лукас (Лукас Фернандес), мельник, слегка горбат.
      Фраскита, прекрасная мельничиха, его жена.
      Эухенио (Дон Эухенио де Суньига-и-Понсе де Леон), коррехидор, с большим горбом.
      Мерседес (Донья Мерседес Каррильо де Альборнос-и-Эспиноса де лос Монтерос), коррехидорша, его жена, красавица.
      Гардунья, альгвасил, на тоненьких ножках.
      Роза-Хосефа, служанка, кормилица Мерседес.
      Слуги в доме коррехидора.
      КАРТИНА ПЕРВАЯ
      На мельнице дядюшки Лукаса. Сенья Фраскита, вооружившись лейкой и веником, тщательно подметает пол просторной виноградной беседки, служащей входом на мельницу. Дядюшка Лукас, забравшись наверх, срезает гроздья винограда и укладывает их в корзину.
      ФРАСКИТА. Осторожней, Лукас! Не упади!
      ЛУКАС. Не бойся, я держусь крепко. А знаешь, Фраскита, ты очень нравишься сеньору коррехидору...
      ФРАСКИТА. Да перестань! Я сама отлично знаю, кому я нравлюсь, а кому нет! Дай бог, чтобы я так же хорошо знала, почему я не нравлюсь тебе!
      ЛУКАС. Вот те на! Да потому, что ты уродина.
      ФРАСКИТА. Эй, смотри! Какая я ни есть, а вот как залезу к тебе наверх да сброшу вниз головой!..
      ЛУКАС. Попробуй только, я тебя тут живьем съем.
      ФРАСКИТА. Ну вот еще! А как явится мой поклонник да увидит нас здесь наверху - скажет, что мы с тобой две обезьяны!..
      ЛУКАС. И верно. Ведь ты и впрямь обезьянка, и прехорошенькая! А я со своим горбом тоже похож на обезьяну.
      ФРАСКИТА. А мне твой горб очень даже нравится.
      ЛУКАС. Ну, тогда тебе еще больше должен нравиться горб коррехидора - он куда больше моего... Да, да, Фраскита! Сеньор коррехидор влюблен в тебя, и у него мерзкие намерения...
      ФРАСКИТА. Я давно тебе об этом твержу. Ну да пусть его! Ладно, сеньор дон Лукас! Будет уж тебе ревновать!
      ЛУКАС. Я? Ревновать? К этому старому мошеннику? Напротив, я очень рад, что он в тебя влюбился!..
      ФРАСКИТА. Почему же это?
      ЛУКАС. Да потому что в самом грехе уже заключено возмездие. Ты ведь его никогда не полюбишь, а пока что настоящим-то коррехидором являюсь я!
      ФРАСКИТА. Поглядите на этого честолюбца! А представь себе, я его полюблю... Все на свете бывает!
      ЛУКАС. Это меня тоже не очень тревожит.
      ФРАСКИТА. Почему?
      ЛУКАС. Потому что тогда ты уже не будешь прежней; а раз ты не будешь такой, какая ты есть или какой ты мне кажешься, мне уже будет все равно, куда бы черти тебя не утащили!
      ФРАСКИТА. Ну, ладно... а что ты сделал бы в таком случае?
      ЛУКАС. Я? Почем я знаю!.. Ведь и я тогда буду другим, не таким, как сейчас, я даже не могу себе представить, что будет...
      ФРАСКИТА. А отчего ты станешь другим? (Она бросила подметать и уставилась на Лукаса.)
      ЛУКАС (почесав затылок, серьезно). Стану другим оттого, что теперь я верю в тебя, как в себя самого, и вся жизнь моя в этой вере. Потерять веру в тебя - для меня все равно, что умереть или превратиться в другого человека. Я стал бы жить совсем по-иному. Мне кажется, я бы заново родился. Родился с другим сердцем! Не знаю, что бы я с тобой тогда сделал... Может, расхохотался бы и пошел прочь... Может, сделал бы вид, что даже не знаю тебя... Может...  Э,  да что это мы ни с того, ни с сего такой скучный разговор завели? Что нам за дело! Пусть в тебя влюбляются хоть все коррехидоры на свете! Разве ты не моя Фраскита?
      ФРАСКИТА. Твоя, дикарь ты мой! Я - твоя Фраскита, а ты - мой дорогой Лукас, настоящее пугало, но лучше и умнее тебя никого на свете нет, и уж люблю я тебя... Спустись только с беседки - увидишь, как я люблю! Получишь больше туманов и щипков, чем волос у тебя на голове! Ах! Тише! Что я вижу? Посмотри-ка, Лукас, кажется сюда шествует сам коррехидор...
      ЛУКАС. Точно он, собственной персоной. Его невозможно с кем-нибудь спутать из-за необъятных размеров его треуголки и кое-каких особенностей его внешнего облика. Раненько собрался нынче сеньор коррехидор к нам в гости! И один!
      ФРАСКИТА. Совершенно один... Странно, что сегодня следом за ним не тащится его прихвостень - альгвасил Гардунья. И чего это ему надо в такую рань?
      ЛУКАС. А ты не догадываешься? Из всех, кто ходит на нашу мельницу, один только этот бабник-мадридец имеет дурное на уме...
      ФРАСКИТА. Возможно, ты прав!.. Но не бойся! Будь он хоть раскоррехидор, а я отучу его напевать мне в уши.
      ЛУКАС. Погоди, не говори ему, что я тут наверху. Он пустится с тобой в объяснения - подумает, что я сплю и меня можно оставить в дураках. Мне хочется позабавиться, слушая, что он будет тебе говорить. (Протягивает Фраските корзину с виноградом.)
      ФРАСКИТА. Ловко придумано! Вот чертов мадридец! Неужели он воображает, что и для меня он коррехидор? Да вот он и сам... Гардунья наверняка плетется за ним, да теперь, видно, спрятался где-нибудь в овражке. Какая наглость! Схоронись за ветками, то-то мы с тобой посмеемся, когда он уйдет!..
      Коррехидор Эухенио  на цыпочках приближается к беседке.
      ЭУХЕНИО. Да хранит тебя небо, Фраскита!..
      ФРАСКИТА (кланяясь). И вас также, сеньор коррехидор! Что это вы так рано? Да еще в такую жару!
      ЭУХЕНИО. Не так уж рано... Сейчас, наверное, половина четвертого...
      ФРАСКИТА. Сейчас четверть третьего. Садитесь, садитесь, ваше превосходительство... Вот сюда, в холодок. Ну, как поживаете, ваше превосходительство?
      ЭУХЕНИО. А что Лукас, спит?
      ФРАСКИТА. Еще бы! В эту пору он готов заснуть где угодно, хоть на краю пропасти.
      ЭУХЕНИО. Ну, так... не буди его, пусть себе спит!.. А ты, моя дорогая Фраскита, выслушай меня... послушай... поди-ка сюда... Сядь!.. Мне нужно с тобой о многом поговорить.
      ФРАСКИТА (взяв скамейку, она ставит ее прямо напротив коррехидора). Ну, вот я и села.
      ЭУХЕНИО (восхищенно). Сирена! Фраскита!.. Фраскита!..
      ФРАСКИТА. Да, я Фраскита! Так что же?
      ЭУХЕНИО (с нежностью). Все, что ты пожелаешь...
      ФРАСКИТА. Чего я пожелаю... Ваша милость уже знает. Я желаю, чтобы ваша милость назначила моего племянника, который живет в Эстелье, секретарем городского аюнтамьенто... Уж очень трудно ему приходится в горах, а тогда он сможет перебраться в город.
      ЭУХЕНИО. Я тебе говорил, Фраскита, что это невозможно. Нынешний секретарь...
      ФРАСКИТА. Нынешний секретарь - мошенник, пьяница, скотина!
      ЭУХЕНИО. Знаю... Но у него сильная рука среди пожизненных рехидоров, а назначить нового я не могу без согласия городского совета. Иначе я подвергаюсь...
      ФРАСКИТА. Подвергаюсь!.. Подвергаюсь!.. А вот мы так всему готовы подвергнуться ради вашего превосходительства, и не только мы с Лукасом, а и весь наш дом, включая кошек.
      ЭУХЕНИО (запинаясь). А ты меня за это полюбишь?
      ФРАСКИТА. Нет, сеньор, я ведь и так люблю ваше превосходительство.
      ЭУХЕНИО. Пожалуйста, не обращайся ко мне так церемонно! Говори просто "вы" или как там тебе заблагорассудится... Так ты полюбишь меня? А?
      ФРАСКИТА. Я же сказала, что я вас и так люблю.
      ЭУХЕНИО. Но...
      ФРАСКИТА. Никаких "но". Вот вы увидите, как красив мой племянник и какой он хороший.
      ЭУХЕНИО. Уж если кто красив, так это ты, Фраскуэла!
      ФРАСКИТА. Я вам нравлюсь?
      ЭУХЕНИО. Нравишься ли ты мне?.. Еще как нравишься!.. Ты лучше всех на свете!
      ФРАСКИТА. Что ж, тут нет ничего удивительного. (Она закатила рукав и обнажила свою руку выше локтя.)
      ЭУХЕНИО. Настоящая эллинская статуя! Днем и ночью, в любое время, везде и всюду я думаю только о тебе!..
      ФРАСКИТА. А как же ваша супруга?
      ЭУХЕНИО. Что значит она в сравнении с тобой!
      ФРАСКИТА. Так... выходит, вам не нравится ваша супруга? Какая жалость! Мой Лукас видел ее, когда чинил часы в вашей спальне, он мне говорил, что ему даже посчастливилось побеседовать с ней и что она такая красивая, добрая, приветливая.
      ЭУХЕНИО. Ну уж...
      ФРАСКИТА. Правда, другие говорили мне, что у нее скверный характер, что она очень ревнива и что вы боитесь ее, как огня...
      ЭУХЕНИО. Ну уж... Это уж чересчур! Конечно, у нее есть свои причуды... Но бояться ее - никогда! Ведь я же коррехидор!..
      ФРАСКИТА. Но все-таки скажите, любите вы ее или нет?
      ЭУХЕНИО. Сейчас скажу... Я очень ее люблю... вернее сказать - любил до того, как узнал тебя. Но с тех пор как я увидел тебя, не знаю, что со мною сталось; и она сама замечает, что со мной творится что-то неладное. Достаточно тебе сказать, что теперь... прикоснуться, например, к лицу жены для меня все равно, что прикоснуться к своему собственному... Так вот, понимаешь, я уже не люблю, я уже не испытываю к ней никаких чувств... А вот за то, чтобы только коснуться этой ручки, этого локотка, этого личика, этого стана, я отдал бы все на свете. (Он пробует завладеть ее рукой, но Фраскита с силой толкает его в грудь и опрокидывает навзничь вместе со стулом.)
      ФРАСКИТА. Пресвятая богородица! Видно, стул-то был сломанный...
      ЛУКАС (просунув лицо сквозь виноградные лозы). Что случилось?
      ФРАСКИТА. Что случилось? Да вот сеньор коррехидор подвинул стул, покачнулся и грохнулся.
      ЛУКАС. Господи Иисусе! Не ушиблись ли вы, ваше превосходительство? Может, вас растереть уксусом?
      ЭУХЕНИО. Нет, ничего. (Шепотом) Ты мне за это заплатишь, змея!
      ЛУКАС. Зато ваше превосходительство спасли мне жизнь. Представь себе, жена, залез я сюда, разглядываю гроздья и вдруг нечаянно задремал на этих тоненьких лозах и перекладинах, а ведь тут между ними такое пространство, что я вполне мог бы провалиться... Так что если бы вы, ваше превосходительство, не упали и не разбудили меня вовремя - я бы наверняка разбил себе голову об эти камни.
      ЭУХЕНИО. Ах, вот оно что! В таком случае, Лукас, я рад... Очень рад, что упал... (Шепотом) А ты мне за это заплатишь, дьяволица!
      ФРАСКИТА. Ладно! Слезай скорей да помоги мне почистить его превосходительство! Вон он как запылился! (Коррехидору) Он ничего не слышал... Бедняга спал как убитый...
      ЭУХЕНИО. Плутовка! Негодница!
      ФРАСКИТА. Ваша милость продолжает на меня гневаться?
      ЭУХЕНИО. Все зависит от тебя, любовь моя!
      ЛУКАС. Теперь, ваше превосходительство, отведайте моего винограда! Это первый виноград с наших лоз в нынешнем году... сеньор епископ его еще не пробовал...
      ЭУХЕНИО. Не оттого ли, что виноград зелен, как в басне?
      ЛУКАС. Виноград в басне, сам по себе не был зелен, ваше превосходительство, он просто был недоступен для лисицы.
      ЭУХЕНИО. Ты что же, считаешь меня лисой, Лукас?
      ЛУКАС. А это уж считайте, как вам будет угодно, ваше превосходительство!
      ФРАСКИТА. Желаю, чтобы виноград пошел вам впрок.
      Лукас и Фраскита уходят в дом. Из кустов появляется Гардунья.
      ЭУХЕНИО. Как хороша была сегодня сенья Фраскита!
      ГАРДУНЬЯ. Да, ничего не скажешь, славная бабенка!
      ЭУХЕНИО. Очень хороша! Я влюблен в нее по уши, Гардунья.
      ГАРДУНЬЯ. Поверьте нюху ищейки, которая знает свое дело! Сенья Фраскита тоже безумно влюблена в вашу милость. Теперь, когда я все видел собственными глазами, мне это стало яснее, чем этот свет...
      ЭУХЕНИО. А я вот совсем не так уверен, как ты, Гардунья!
      ГАРДУНЬЯ. Не понимаю, почему! В самом деле, будем говорить откровенно. Ваша милость... прошу меня извинить, имеет один недостаток в фигуре... Верно?
      ЭУХЕНИО. Ну да! Но ведь у Лукаса тот же недостаток. У него-то горб еще побольше моего!
      ГАРДУНЬЯ. Значительно больше! Намного больше! Даже и сравнивать нельзя, насколько больше! Но зато - и к этому-то я и клоню - у вашей милости очень интересное лицо... именно, что называется, красивое лицо... а дядюшка Лукас - урод, каких мало. К тому же, сенья Фраскита готова в лепешку расшибиться, лишь бы выхлопотать назначение для своего племянника...
      ЭУХЕНИО. Ты прав. Я только на это и надеюсь.
      ГАРДУНЬЯ. Тогда, сеньор, за дело! Я уже готов изложить вашей милости свой план. Остается лишь привести его в исполнение сегодня же ночью!
      ЭУХЕНИО. Сколько рад я тебе говорил, что не нуждаюсь в советах!
      ГАРДУНЬЯ. Я думал, вы наоборот, хотите со мной посоветоваться...
      ЭУХЕНИО. Молчать! Итак, ты говоришь, нынче же можно все это устроить?
      Гардунья шепчет что-то коррехидору на ухо.
      ЭУХЕНИО. Знаешь что, братец? Мне кажется, твой план неплох. Из тебя выйдет настоящий альгвасил. Правда, какого черта! Так по крайней мере не будет больше этой проклятой неопределенности! Назначение племянника будет готово! Завтра я переговорю с рехидорами. Пусть только посмеют не утвердить, я им покажу!.. Как ты думаешь, правильно я поступаю?
      ГАРДУНЬЯ. Еще бы! Еще бы! Отлично! Отлично! Предшественник вашей милости тоже не раздумывал долго над такими пустяками. Однажды...
      ЭУХЕНИО. Довольно болтовни! Мой предшественник был олухом, когда брал тебя в альгвасилы. Но к делу. Ты остановился на том, что мельница дядюшки Лукаса относится к соседнему селению, а не к нашему городу... Ты в этом уверен?
      ГАРДУНЬЯ. Совершенно. Граница вашего округа доходит до того овражка, где я ожидал сейчас ваше превосходительство... Черт возьми! Будь я на вашем месте!..
      ЭУХЕНИО. Довольно! Ты забываешься!.. Вот тебе записка к деревенскому алькальду, о которой ты меня просил. На словах объяснишь ему, что надо делать. Видишь, я во всем следую твоему плану! Но только смотри, не подведи меня!
      ГАРДУНЬЯ. Будьте покойны. За сеньором алькальдом водится немало грешков, и как только он увидит подпись вашей милости, так сейчас же сделает все, что я ему велю. Он игрок, пьяница, распутник, бабам от него проходу нет, срам на все село... И такой человек облечен властью!.. Видно, так уж устроен мир!
      ЭУХЕНИО. Я тебе приказал молчать! Ты меня с толку сбиваешь!.. Ближе к делу. Сейчас четверть восьмого... Прежде всего ты отправишься ко мне домой и скажешь госпоже, чтобы она ужинала без меня и ложилась спать. Я не рискую показаться супруге, - она так хорошо меня изучила, что способна читать мои мысли! Скажи, что я остаюсь здесь работать до полуночи, а затем вместе с тобой отправлюсь в секретный обход ловить злоумышленников... Словом, наври ей с три короба, чтобы она не беспокоилась. Вели кухарке положить мне сегодняшних оладий, да незаметно принеси мне из таверны полкварты белого вина. Затем ты отправишься в село, куда поспеешь к половине девятого.
      ГАРДУНЬЯ. Я буду там ровно в восемь!
      ЭУХЕНИО. Не спорь со мной! Итак, мы условились, что ровно в восемь ты будешь в селе. От села до мельницы будет... пожалуй, с полмили...
      ГАРДУНЬЯ. Четверть.
      ЭУХЕНИО. Молчать! Четверть... Следовательно, в десять... Как по-твоему, в десять?..
      ГАРДУНЬЯ. Раньше десяти! В половине десятого ваша милость вполне может постучать в дверь мельницы!
      ЭУХЕНИО. Проклятье! Ты меня еще будешь учить, что я должен делать!.. Предположим, что ты...
      ГАРДУНЬЯ. Я буду везде... Но моя главная квартира будет в овражке. Ай! Чуть не забыл!.. Пусть ваша милость отправится пешком и без фонаря...
      ЭУХЕНИО. Будь ты неладен со своими советами! Ты что, думаешь, я в первый раз выступаю в поход?
      ГАРДУНЬЯ. Простите, ваша милость... Ах да! Вот еще! Стучите не в те большие двери, что выходят на мощеную площадку, а в ту дверцу, что над лотком.
      ЭУХЕНИО. Разве над лотком есть дверь? Мне это и в голову не приходило.
      ГАРДУНЬЯ. Да, сеньор. Дверца над лотком ведет прямо в спальню мельника. Дядюшка Лукас никогда не входит и не выходит через нее. Так что, если даже он неожиданно вернется...
      ЭУХЕНИО. Понятно, понятно... Как ты любишь размазывать!
      ГАРДУНЬЯ. И последнее: пусть ваша милость постарается возвратиться до рассвета. Теперь светает в шесть...
      ЭУХЕНИО. Не можешь без советов! В пять я буду дома... Ну, поговорили, и довольно... Прочь с глаз моих!
      ГАРДУНЬЯ. Стало быть, сеньор... желаю удачи! (Исчезает.)
      ЭУХЕНИО. Ах ты черт!.. Забыл сказать этому несносному болтуну, чтобы он заодно захватил и колоду карт! До половины десятого мне делать нечего, так я бы хоть пасьянс разложил...
      Коррехидор скрывается. Смеркается. Появляются Лукас и Фраскита, которые накрывают на стол.
      ФРАСКИТА. Сегодня у нас на ужин будет салат и тушеное мясо с помидорами.
      ЛУКАС. А на десерт я припас бутылку виноградного вина.
      ФРАСКИТА. Ты знаешь, мой Лукас, я, наверное, самая счастливейшая из женщин.
      ЛУКАС. А мне, моя Фраскита, кажется, что не существовало еще на свете мельника, который был бы лучше накормлен и окружен домашним уютом, чем я!
      ФРАСКИТА. А мне, мой Лукас, кажется, что не существовало еще на свете не только мельничихи, но даже королевы, которая была бы предметом такого внимания и нежности как я. И я без памяти люблю тебя, Лукас.
      ЛУКАС. А я тебя, Фраскита. Я люблю тебя за то, что ты любишь и умеешь готовить, месить тесто и варить варенье...
      ФРАСКИТА. А я люблю тебя за то, что ты любишь и умеешь молоть зерно и работать в поле...
      ЛУКАС. Шить, вышивать, ткать и вязать...
      ФРАСКИТА. Охотиться, ловить рыбу и плотничать...
      ЛУКАС. Подметать, стирать, гладить, белить и начищать медную посуду...
      ФРАСКИТА. Читать, писать, считать и помогать мне во всяких домашних поделках...
      ЛУКАС. Петь, плясать, играть на гитаре и щелкать кастаньетами... Я обожаю тебя, моя Фраскита!
      ФРАСКИТА. А я тебя, мой Лукас! Как мне хорошо с тобой!
      ЛУКАС. А мне с тобой! (Обнимает жену.) Вот жаль только...
      ФРАСКИТА. Что?
      ЛУКАС. Нет у нас маленького Лукаса.
      ФРАСКИТА. Или маленькой Фраскиты. Все в воле бога, Лукас.
      Вдалеке часы бьют девять ударов.
      ЛУКАС. Ну, пора и на боковую, а завтра что бог даст.
      Раздаются два сильных удара в ворота мельницы.
      ФРАСКИТА. Кто бы это мог быть в такой поздний час? Пойду, узнаю...
      ЛУКАС. Обожди! Это мое дело! (Видя, что жена идет за ним с большим мушкетом.) Я тебе сказал, не ходи. Кто там?
      ГАРДУНЬЯ. Правосудие!
      ЛУКАС. Какое правосудие?
      ГАРДУНЬЯ. Откройте именем сеньора алькальда.
      ЛУКАС. Лучше скажи, откройте ищейке-альгвасилу!
      ГАРДУНЬЯ. Что одно и то же... Со мной собственноручный приказ его милости!.. Здорово, дядюшка Лукас!..
      ЛУКАС. Да это Гардунья на своих проволочных ножках и в треуголке! Здравствуй, Гардунья. Посмотрим, что за приказ... Сеньор алькальд мог бы выбрать более подходящее время, а не беспокоить по ночам порядочных людей! Уж, верно, ты во всем виноват. Поди, заглядывал по дороге во все злачные места! Хочешь, поднесу стаканчик?
      ГАРДУНЬЯ. Нет, сеньор мельник, некогда. Вы должны немедленно следовать за мной! Прочтите-ка приказ.
      ЛУКАС. Как так следовать за тобой? Сейчас посмотрим. Фраскита, посвети!
      Фраскита отложила в сторону мушкет и поднесла светильник к приказу, который Лукас держит в руках.
      ЛУКАС. Какая ты славная!
      ФРАСКИТА. Читай!
      ЛУКАС. "Именем его величества короля, богохранимого нашего государя, предписываю Лукасу Фернандесу, здешнему мельнику, как скоро он получит настоящий приказ, явиться перед нашей особой, ни секунды не мешкая и не задерживаясь; а также предупреждаю его, что речь идет о делах совершенно секретных, а потому он должен хранить это в тайне, в противном же случае он, мельник, понесет соответствующее наказание". Алькальд Хуан Лопес. Послушай, что все это значит? Насчет чего этот приказ?
      ГАРДУНЬЯ. Не знаю... Думаю, насчет дознания о колдовстве или по делу фальшивомонетчиков... Вас-то это не касается... Вас вызывают просто как свидетеля. Правда, я в это особенно не вникал... от сеньора алькальда вы узнаете все досконально.
      ЛУКАС. Ясно! Да ты скажи ему, что я приду завтра утром!
      ГАРДУНЬЯ. Так не пойдет, сеньор... Вы должны отправиться сей же час, не мешкая ни минуты. Такой приказ дал мне сеньор алькальд.
      ЛУКАС. Дай же мне, по крайней мере, сходить па конюшню и оседлать ослицу...
      ГАРДУНЬЯ. На кой черт ослицу! Полмили можно и пешком пройти. Ночь теплая, лунная...
      ЛУКАС. Это верно... Да только ноги у меня сильно опухли...
      ГАРДУНЬЯ. Тогда не будем терять времени. Я вам помогу.
      ЛУКАС. Еще чего! Боишься, что сбегу?
      ГАРДУНЬЯ. Я ничего не боюсь, Лукас... Я представитель правосудия.
      ФРАСКИТА. Знаешь что, Гардунья? Раз уж ты идешь на конюшню... делать свое настоящее дело... пожалуйста, оседлай и другую ослицу.
      ЛУКАС. Зачем?
      ФРАСКИТА. Для меня! Я еду с вами.
      ГАРДУНЬЯ. Нельзя, сенья Фраскита! Мне приказано привести только вашего мужа. Я не могу вам позволить следовать за ним. Иначе мне не сносить головы. Так меня предупредил сеньор алькальд... Ну, дядюшка Лукас, пошли!
      ЛУКАС. Вот тебе раз!
      ФРАСКИТА. Очень странно!
      ЛУКАС. Пожалуй... я начинаю догадываться...
      ФРАСКИТА. Хочешь, я пойду в город и расскажу обо всем коррехидору?
      ЛУКАС. Нет! Нет!
      ФРАСКИТА. Так что же ты хочешь?
      ЛУКАС. Посмотри мне в глаза...
      ЛУКАС. Ну-ка, любезный, помоги мне... Вот только не знаю, можешь ли ты быть любезным!
      ЛУКАС. Этим путешествием, я обязан хитрости влюбленного коррехидора. Этому старикашке из Мадрида явно не терпится. Ночью он наверняка еще раз наведается на мельницу, потому-то он и выманил меня отсюда. Ну, ничего! Запрись хорошенько...  И помни. С той минуты, когда я утрачу веру в тебя, веру, составляющую единственную радость моей жизни, я стану другим человеком.
      ФРАСКИТА. Закутайся получше, а то холодно...
      ЛУКАС (себе). Фраскита в грязь лицом не ударит. Она не отворит двери, даже если дом подожгут. А хотя бы и отворила... Если коррехидор пустится на хитрости и как-нибудь проникнет к моей бесценной наваррке, все равно старый мошенник уйдет несолоно хлебавши. А все-таки хорошо бы вернуться пораньше!
      Лукас уходит вместе с Гардуньей. Через некоторое время издалека раздаются крики коррехидора.
      ЭУХЕНИО. Помогите, тону! Фраскита!..
      ФРАСКИТА (с ужасом). Что, если это Лукас?
      Не колеблясь, она отворяет дверь и сталкивается с коррехидором, с которого струится ручьями вода.
      ЭУХЕНИО. Господи Иисусе! Господи Иисусе! Я уж думал, что пришел мой конец!
      ФРАСКИТА. Как! Это вы? Что это значит? Как вы смели? Что вам здесь нужно в такой поздний час?..
      ЭУХЕНИО. Молчи! Молчи! Сейчас я тебе все расскажу... Ведь я чуть было не утонул! Вода уже подхватила меня, как перышко! Посмотри, в каком я виде!
      ФРАСКИТА. Вон, вон отсюда! Вам нечего мне объяснять!.. Я и так все понимаю! Какое мне дело, что вы тонули? Разве я вас звала? Ах! Какая подлость! Вот для чего вы присылали за моим мужем!
      ЭУХЕНИО. Послушай, голубушка...
      ФРАСКИТА. Нечего мне слушать! Немедленно убирайтесь вон, сеньор коррехидор!.. Убирайтесь, или я за себя не ручаюсь!
      ЭУХЕНИО. Что такое?
      ФРАСКИТА. То, что вы слышите! Моего мужа нет дома, но я сама заставлю вас уважать наш дом. Убирайтесь туда, откуда пришли, если не желаете, чтобы я собственными руками опять столкнула вас в воду!
      ЭУХЕНИО. Детка, детка! Не кричи так, ведь я не глухой!.. Ведь я здесь не просто так!.. Я пришел освободить Лукаса, которого по ошибке задержал деревенский алькальд... Но, прежде всего, обсуши мое платье... Я промок до костей!
      ФРАСКИТА. Говорят вам, убирайтесь!
      ЭУХЕНИО. Молчи, дура!.. Что ты понимаешь? Смотри... Вот назначение твоего племянника... Разведи огонь, мы поговорим. А пока платье сохнет, я устроюсь на той кровати...
      ФРАСКИТА. Ах, вот оно что! Теперь мне понятно, зачем вы пришли! Теперь мне понятно, зачем вам понадобилось схватить моего Лукаса! Теперь мне понятно, почему у вас в кармане назначение моего племянника! Святые угодники! Ишь ведь что вообразил обо мне этот урод!
      ЭУХЕНИО. Фраскита! Не забывай, что я коррехидор!
      ФРАСКИТА. А хоть бы и сам король! Мне-то что? Я жена своего мужа и хозяйка у себя в доме! Думаете, я боюсь коррехидоров? Я найду дорогу и в Мадрид и на край света, я найду управу на старого греховодника, который позорит свое высокое звание. А главное, завтра же пойду к вашей супруге...
      ЭУХЕНИО. Ни в коем случае! Ни в коем случае! Я тебя застрелю, если увижу, что ты не слушаешь никаких резонов.
      ФРАСКИТА. Застрелите?
      ЭУХЕНИО. Да, застрелю... И за это мне ничего не будет. Я ведь предупредил в городе, что этой ночью буду занят поимкой преступников... Ну же, не упрямься... и полюби меня... ведь я тебя обожаю!
      ФРАСКИТА. Застрелите меня?
      ЭУХЕНИО. Если будешь упорствовать, то застрелю и избавлюсь от твоих угроз... и от твоей красоты. (Он вытаскивает из карманов пару пистолетов.)
      ФРАСКИТА. Ах, еще и пистолеты? А в другом кармане назначение племянника? Ну что же, сеньор, у меня выбора нет. Обождите минуточку, я только пойду, разведу огонь. Значит, ваша милость собирается меня застрелить? Ну, коли так, защищайтесь! Я готова. (Она прицеливается в коррехидора из мушкета.)
      ЭУХЕНИО. Брось мушкет, несчастная! Что ты делаешь! Ведь я же с тобой пошутил... Гляди... пистолеты вовсе не заряжены. Зато назначение - сущая правда... Вот оно... На, держи... дарю его тебе... Оно твое... даром, совсем даром...
      ФРАСКИТА. Вот и хорошо! Завтра оно мне пригодится, чтобы развести огонь и приготовить мужу завтрак. От вас мне ничего не надо. Если мой племянник и приедет из Эстельи, так только для того, чтобы сломать вашу мерзкую руку, которой вы расписались на этой паршивой бумажонке! Вон из моего дома! Слышите? Марш! Марш! Живо! А то, как бы я не вышла в себя!
      ЭУХЕНИО (ему становится плохо). Умираю! Позови Гардунью!.. Позови Гардунью, он должен быть там... в овражке... Мне нельзя умереть в этом доме!..
      ФРАСКИТА. А если он и в самом деле умрет? Ведь ужасней ничего не может быть. Что я буду с ним делать? Что станут обо мне говорить, если он умрет в нашем доме? Что скажет Лукас?.. Как я смогу оправдаться, раз я сама отворила ему дверь?.. Нет! Нет! Я не должна оставаться с ним здесь. Я должна отыскать мужа. Я на все пойду, только бы не погубить своей чести! (Выходит из дома.) Гардунья! Гардунья!
      ГАРДУНЬЯ (появляясь). Я здесь! Это вы, сенья Фраскита?
      ФРАСКИТА. Да, это я. Беги на мельницу и помоги своему хозяину, он умирает!..
      ГАРДУНЬЯ. Что вы говорите? Не может быть!
      ФРАСКИТА. Мне не до шуток, Гардунья...
      ГАРДУНЬЯ. А вы, душенька? Куда это вы собрались в такую пору?
      ФРАСКИТА. Я?.. Отойди, болван! Я еду... в город, за врачом! (Уходит.)
      ГАРДУНЬЯ. Едет за врачом!.. Ей ничего больше не остается. Но он-то бедняга! Нашел время захворать! Вот уж поистине - бодливой корове бог рогов не дает! (Входит в дом.)
      ЭУХЕНИО. Это ты, Гардунья? Она уже ушла?
      ГАРДУНЬЯ. Кто она?
      ЭУХЕНИО. Да этот дьявол в юбке!.. Ну, мельничиха конечно...
      ГАРДУНЬЯ. Да, сеньор... Она ушла... и не думаю, чтоб в очень добром расположении духа...
      ЭУХЕНИО. Ах, Гардунья! Я умираю...
      ГАРДУНЬЯ. Но что такое с вашей милостью? Ей-богу, я...
      ЭУХЕНИО. Я упал в воду и промок насквозь... У меня зуб на зуб не попадает...
      ГАРДУНЬЯ. Так, так! Значит, вода виновата!
      ЭУХЕНИО. Гардунья!.. думай о том, что ты говоришь!..
      ГАРДУНЬЯ. Я ничего и не говорю, сеньор...
      ЭУХЕНИО. Ну, хорошо, выручи меня из беды...
      ГАРДУНЬЯ. Сию минуту... Вот увидите, ваша милость: живо все устрою!
      Гардунья раздевает коррехидора и укладывает его в постель. Затем развешивает его одежду на спинках стульев, стоящих перед входом в дом.
      ГАРДУНЬЯ. Ну, как вы себя чувствуете?
      ЭУХЕНИО. Прекрасно! Наверно, скоро вспотею... Завтра я тебя повешу, Гардунья!
      ГАРДУНЬЯ. За что, сеньор?
      ЭУХЕНИО. И ты еще смеешь спрашивать? Ты думаешь, я, следуя твоему идиотскому плану, рассчитывал улечься в эту постель один, да еще вторично приняв таинство крещения?.. Завтра же я тебя повешу!
      ГАРДУНЬЯ. Да расскажите мне, ваша милость, что случилось?.. Как же с сеньей Фраскитой?..
      ЭУХЕНИО. Сенья Фраскита пыталась меня убить. Это все, чего я добился, следуя твоим советам. Можешь быть уверен: я тебя повешу завтра утром!
      ГАРДУНЬЯ. Что-нибудь да не так, сеньор коррехидор!
      ЭУХЕНИО. Почему ты так думаешь, болван? Потому что я лежу здесь обессиленный?
      ГАРДУНЬЯ. Нет, сеньор. Я потому так думаю, что, когда сенья Фраскита поехала в город за врачом, она вовсе не показалась мне такой жестокой...
      ЭУХЕНИО. Святый боже! Ты уверен, что она поехала в город?
      ГАРДУНЬЯ. По крайней мере, она сама мне так сказала...
      ЭУХЕНИО. Беги, лети, Гардунья!.. Ах, я погиб безвозвратно!.. Знаешь, зачем сенья Фраскита отправилась в город? Все рассказать моей жене!.. Уведомить ее, что я здесь!.. Ах, боже мой! Боже мой, как же это я раньше не догадался? Я думал, она помчалась в село искать мужа, а муж в надежных руках, - стало быть, мне наплевать. Но раз она отправилась в город!.. Гардунья, беги, лети... Ты ведь всегда был скороходом, спаси меня! Добейся, чтобы эта ужасная мельничиха не проникла в мой дом!
      ГАРДУНЬЯ. А если я добьюсь этого, ваша милость меня не повесит?
      ЭУХЕНИО. Не только не повешу - я подарю тебе сапоги: они мне велики, но зато почти совсем новенькие. Я подарю тебе все, что захочешь!
      ГАРДУНЬЯ. Коли так лечу стрелой. Спите спокойно, ваша милость. Наваррку я засажу в тюрьму и через полчаса буду здесь. Когда нужно, я могу бегать быстрее осла.
      Гардунья убегает. Через некоторое время возле мельницы появляется Лукас.
      ЛУКАС. Какой-то алькальд вздумал провести меня! Меня - уроженца Арчены! Вызывать так срочно, так таинственно и в такое необычное время; требовать, чтобы я ехал один; морочить голову разглагольствованиями о королевской службе, о фальшивомонетчиках, о ведьмах и домовых - и, в конце концов, поднести два стакана вина и отправить спать!.. Яснее ясного! Гардунья передал алькальду наставления коррехидора, а коррехидор как раз в это время ведет атаку на мою жену... Почем знать, может я его застану уже внутри!.. Э, да что я говорю? Сомневаться в моей наваррке!.. Это значит бога гневить.