Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Летний остров

ModernLib.Net / Современные любовные романы / Ханна Кристин / Летний остров - Чтение (стр. 11)
Автор: Ханна Кристин
Жанр: Современные любовные романы

 

 


Руби невольно приоткрыла рот.

— Ты нам никогда не рассказывала…

— На ферме вроде нашей соседям не слышны женские вопли или плач девочки, и ты быстро начинаешь понимать, что, кричи не кричи, не поможет. Поэтому пытаешься сделаться как можно меньше, как можно незаметнее в надежде, что, если ты съежишься достаточно, он пройдет мимо.

— Он над тобой издевался?

«Издевался»… Как мало выражает это слово!

— Он не сделал со мной самого страшного, что отец может сделать с дочерью, но он меня… сформировал. Я росла, стараясь быть невидимой, вздрагивая от каждого шороха. Пожалуй, я выпрямилась, только уйдя от твоего отца. — Нора подалась вперед, в упор глядя в глаза дочери. — Многие годы я думала, что если не буду говорить об отце, он сам собой уйдет из моей жизни, из моих кошмарных снов. Я надеялась, что смогу его забыть.

Руби прерывисто вздохнула:

— Тебе удалось?

Нора поняла, что дочь проводит параллели. «Я тебя забыла».

— Нет. Скорее наоборот, он получил надо мной еще большую власть, и я превратилась в женщину, которая не может представить себя любимой.

— Потому что родной отец тебя не любил.

— Очень похоже на чувства девочки, брошенной матерью. — Нора не позволила себе отвести взгляд. — А ты когда-нибудь влюблялась… после Дина?

— Я почти пять лет жила с парнем, его звали Макс Блум.

— Ты его любила?

— Хотела любить.

— А он тебя?

Руби встала, подошла к книжному шкафу и стала перебирать старую коллекцию записей.

— Наверное. Во всяком случае, вначале.

— Как вы расстались?

Руби пожала плечами:

— Однажды вечером я вернулась с работы и обнаружила, что он уехал. Из кухни он забрал все, кроме кофеварки. В ванной оставил бритву с остатками щетины и почти пустой пузырек шампуня, зато унес банные полотенца.

Норе очень хотелось посочувствовать дочери, показать, как хорошо она понимает ее боль, но это было бы слишком легким выходом из положения. Сейчас, когда они по-настоящему разговаривали, главным было не ее понимание, а сама Руби. Руби, как и Нора, пыталась убежать от проблем, и порой убегала так далеко и так быстро, что ее не интересовало, что, собственно, она оставляет позади.

— Ты когда-нибудь говорила, что любишь его?

— Почти.

— А-а.

Руби нахмурилась:

— Как понимать это твое «а-а»?

— Макс говорил, что он тебя любит?

— Говорил, но ты не знаешь Макса. Он и продавщице в супермаркете говорил, что он ее любит.

Нора поняла, что придется выразиться более прямолинейно.

— Позволь задать тебе один вопрос. Как по-твоему, сколько нужно времени, чтобы влюбиться?

Дочь раздраженно вздохнула:

— Кажется, я поняла, что ты хочешь сказать: я никогда не любила Макса по-настоящему, так почему же я заплакала, когда он от меня ушел?

— Нет, я не это имела в виду. Ты почти пять лет жила и спала с мужчиной, но за все время ни разу не сказала, что любишь его, даже после того как он сам сказал тебе эти драгоценные слова. Вопрос не в том, почему он ушел. Вопрос в другом: почему он так долго оставался?

Руби была ошарашена.

— О Боже… Я никогда не думала об этом с такой точки зрения.

Она беспомощно посмотрела на мать.

— Я призналась твоему отцу в любви, когда мы в первый раз были близки. До этого я никому никогда не говорила таких слов, в нашей семье это не было принято, я хранила их в душе всю жизнь. А как ты думаешь, когда Рэнд сказал, что любит меня?

— Когда?

— Никогда. Я ждала этих слов, как ребенок ждет подарков на Рождество. Каждый раз, признаваясь ему в любви, я ждала, но он молчал, и каждая секунда молчания была для меня равносильна маленькой смерти.

Руби закрыла глаза и покачала головой:

— Не надо, пожалуйста…

— Я хотела вырастить дочь сильной и уверенной в себе, а вместо этого сделала такой же, как я. Я научила тебя бояться любви, заранее ждать, что тебя бросят. Я была плохой матерью, а расплачиваешься за это ты. Мне очень, очень жаль, что так получилось.

— Ты не была плохой матерью, — тихо возразила Руби, — пока не ушла.

Нора почему-то растрогалась до слез.

— Спасибо. — Она сознавала, что, позволяя себе снова полюбить дочь, ступает па опасный путь, но ничего не могла с этим поделать. — Я до сих пор помню тебя маленькой девочкой, которая плакала всякий раз, когда птенец выпадал из гнезда.

— Той девочки давным-давно нет.

— Ты снова ее найдешь, — мягко возразила Нора, — и, вероятно, это придет вместе с новой любовью. Ты сама поймешь, когда влюбишься по-настоящему, поймешь и перестанешь бояться.

После обеда Руби отправилась принимать ванну и сидела в воде до тех пор, пока та не остыла.

Мир, ее мир, изменился, но она никак не могла взять в толк, в чем именно. Она чувствовала себя так, словно вошла в безупречно декорированную комнату, инстинктивно сознавая, что в ней есть некий изъян.

Руби вылезла из четырехпалой ванны и встала на розовый пушистый коврик. С нее капала вода. Она вытерлась и надела тренировочные брюки и просторную футболку с университетской эмблемой. Потом, пригладив волосы пальцами, взяла желтый блокнот и забралась на кровать.

Сегодня я разговаривала с матерью. За этой, казалось бы, обыкновенной фразой скрывается поистине революционное событие.

Я с ней разговаривала. Она разговаривала со мной. К концу беседы мы обе ревели, хотя, я уверена, по разным причинам.

Я одного не поймукуда нам идти дальше. Не могу же я делать вид, будто ничего не изменилось! И все же это был просто разговор. Две женщины, чужие друг другу, несмотря на общее прошлое, обменивались словами. Мне хочется верить — мое ощущение, что все изменилось, ошибочно.

Тогда почему я заплакала? Почему, глядя на нее. снова почувствовала себя ребенком и, пусть мимолетно, задала себе вопрос: «Что, если?..»

Глава 13

Дин принес брату еду на подносе — стакан сока, яйцо всмятку и поджаренный ломтик белого хлеба. Он знал, что Эрик много не съест, ему хватит нескольких кусочков, но принесенный завтрак создавай видимость нормальной жизни.

Войдя в комнату, Дин застал больного уже сидящим в кровати.

— Привет, Диио.

Дин помог Эрику сесть повыше и аккуратно поставил поднос ему на колени.

— Мм… Как вкусно пахнет! — воскликнул Эрик.

Дин отдернул занавески и приоткрыл окно, впуская в комнату шум моря. Затем повернулся к брату. Он вдруг заметил, что тот с утра выглядит еще более обессиленным и бледным. Тени под глазами сделались темнее и походили на синяки. Казалось, за ночь его состояние ухудшилось.

— Тяжелая была ночь?

Эрик кивнул и уронил голову на подушки, словно притворяться, будто он завтракает, оказалось для него непосильной задачей.

— Кажется, я больше не могу спать. Смешно, правда, если учесть, что только этим я и занимаюсь. После обезболивающего я отключаюсь, но это совсем не то, что нормально выспаться. — Он устало улыбнулся. — Забавно, но мне не хватает снов, я их теперь не вижу.

Дин пододвинул к кровати стул и сел.

— Я вчера хотел с тобой поговорить, но как-то не удалось сосредоточиться, — продолжил Эрик, стискивая руку брата. — Я привык думать, что мы в старости вернемся в этот дом. Представлял, как мы сидим на крыльце… седые… или, может быть, лысые, как дедушка. Мы бы играли в китайские шашки и смотрели, как твои дети бегают по берегу, собирая креветок.

— У них были бы сачки, как у нас когда-то, — поддержал Дин, ненадолго увлеченный рассказом.

Эрик закрыл глаза.

— Интересно, куда подевались те сачки, что мы покупали каждый год? Помню, вы с Руби часами играли на пирсе.

Дин сглотнул подступивший к горлу ком. Он собирался было сменить тему, но потом ему вдруг захотелось вспомнить Руби, поговорить о ней с тем, кто ее знал.

— Иногда ночью я закрываю глаза и слышу ее смех, слышу, как она поторапливает меня. Она вечно убегала вперед.

— Я думал, что буду шафером на вашей свадьбе. Глупо, правда? Вам с Руби было всего по шестнадцать, но я думал, что у вас настоящая любовь.

— Я тоже так думал.

Эрик посмотрел брату в глаза:

— А сейчас?

Дину хотелось улыбнуться, мол, взрослым мужчинам глупо обсуждать нечто, что давным-давно закончилось и не имеет никакого значения. Но к чему притворяться? Дин понимал, насколько ценна каждая минута в обществе умирающего брата, время уходило, как песок в песочных часах, уходило, как кровь с липа Эрика.

— Сейчас я точно знаю, что так и было.

Она на Летнем острове.

До Дина не сразу дошел смысл фразы. Он нахмурился

— Руби живет в летнем доме? Эрик улыбнулся:

— Ага.

Дин откинулся на спинку стула:

— Наверное, с мужем и детьми?

— Братишка, она никогда не была замужем. Интересно почему?

Дин встал, подошел к окну и посмотрел вдаль, пытаясь разглядеть за деревьями Летний остров. Сердце его забилось так сильно, что закружилась голова. Руби здесь!

— Съезди к ней в гости, — мягко предложил Эрик.

Дин облачился в джинсы и футболку, у входной двери надел ботинки и достал из-под навеса велосипед. Он знал наверняка, что в погожий июньский день к парому выстроится огромная очередь, но велосипедисты всегда попадали туда первыми.

Он направился в сторону пристани по дороге, петляющей по склону холма. Ему повезло: когда он подъезжал, как раз началась посадка, и он сразу попал на борт. Дин не стал подниматься наверх, а остался на носу парома. На машины он не обращал внимания.

Сойдя на берег на Летнем острове, Дин поднажал на педали и даже не помахал сестре Хелен, проходившей мимо. Он двигался так быстро, что, добравшись до тенистой подъездной аллеи, вспотел и запыхался. Въехав во двор, он спрыгнул на землю и выпустил руль. Велосипед упал на землю.

Тут только он остановился и впервые задумался, что же он делает. С какой стати помчался на встречу со своей первой любовью так, словно не было этих одиннадцати лет, словно они расстались только вчера?

Но они провели всю взрослую жизнь порознь, он даже не знает, вспоминала ли его Руби хоть раз за это время.

В вихре образов и звуков ему представился последний день, который они провели вместе. Небо было голубым, словно яйцо малиновки. Как ни странно, Дин до сих пор помнил, как поднял голову и посмотрел на белый след реактивного самолета. Он собирался показать его Руби и, по обыкновению, завести знакомое: «Если бы я сидел в этом самолете, куда бы я летел?» Но, повернувшись, увидел то, что должен был заметить раньше: она плакала. В этом, конечно, не было ничего странного, в те дни Руби плакала почти всегда. Отличие состояло в том, что на этот раз она не позволила ему к ней приблизиться. Дин не помнил точно, что он тогда ей говорил, безуспешно пытаясь ее успокоить. Но он хорошо помнил другое: как она затихла. И вот тогда, увидев свою Руби непривычно бледной и равнодушной, он испугался по-настоящему.

«Вчера ночью я занималась сексом с одним парнем». Она сказала это без всяких предисловий, явно намереваясь ранить Дина своим признанием.

Он с трудом добился связного рассказа о том, что же все-таки произошло. Когда Руби закончила, он знал факты, но они не сложились в единое понятное целое. Будь он старше и опытнее в сексуальном отношении, он бы догадался, какой вопрос нужно задать. Единственный, который только и имел значение. Зачем она это сделала? Но ему было лишь семнадцать, и он был девственником. Тогда он мог думать только о том, что Руби нарушила обещание, которое они оба дали, — подождать друг друга до свадьбы.

Дина захлестнули боль и злость. Она ему лгала, она не любила его так же сильно, как он ее. Он чувствовал себя дураком, ему казалось, что его использовали. Он в отчаянии ждал, что она бросится на колени и станет умолять о прощении, но она просто стояла рядом, достаточно близко, чтобы он мог до нее дотронуться, и в то же время слишком далеко, чтобы он не мог видеть ее отчетливо. А может быть, это слезы мешали ему видеть, и весь мир расплывался перед глазами, и Руби стала казаться незнакомкой.

— Уходи, — попросил он. Руби беспомощно посмотрела на него. — Уходи. Все кончено.

Дину тогда пришлось уйти очень быстро, чтобы Руби не заметила, что он плачет. Он отвернулся и побежал к велосипеду. Усевшись, он принялся изо всех сил нажимать на педали, пытаясь уехать от боли, но боль поселилась в нем самом, она пульсировала с каждым ударом его сердца. Куда бы Дин ни бросил взгляд, всюду ему чудилась Руби — в тени старого дуба миссис Макгинти, где за неделю до этого он читал любимые сонеты Шекспира, в сумрачной аллее общественного парка, где они вдвоем однажды торговали лимонадом. И наконец, возле родительского дома, где он впервые ее поцеловал.

Вернувшись, Дин снял трубку и стал звонить матери. Через несколько часов он уже сидел в гидросамолете, держащем курс на Сиэтл, а на следующий день вылетел на восток, где намеревался пойти в закрытую школу. Все, что они могли сказать или сделать, осталось в прошлом.

Дин помотал головой, отгоняя грустные воспоминания, прошел по дорожке и остановился возле лестницы, ведущей на веранду. Собравшись с духом, он постучался. Дверь открыла Руби.

В ту секунду, как Дин ее увидел, он понял, чего ему не хватало в жизни. Он догадался, что чувства, которые он испытывает, сентиментальны, слащавы и вообще глупы, но от этого они не теряли остроты. Сам того не сознавая, он тосковал по той не поддающейся описанию, удивительной смеси дружбы и страсти, которая возникала у него только с Руби.

— Руби, — прошептал он.

Произносить ее имя было больно. Она была так прекрасна, что Дин почти прекратил дышать. Так же шепотом она откликнулась:

— Дин.

Он не знал, что сказать. Чувствовал себя неуклюжим семнадцатилетним подростком, робеющим перед королевой выпускного бала. Он изо всех сил старался держаться непринужденно, но это оказалось очень трудно. Он вдруг вспотел, а в горле, наоборот, до боли пересохло. Он мог думать только о том, что Руби стоит перед ним. Он боялся сказать что-нибудь неподходящее, но не представлял, что было бы подходящим. Дин давно мечтал ее увидеть, но теперь, когда это случилось, все казалось таким хрупким, зыбким, что могло разлететься от малейшего дуновения ветерка.

— Я… э-э… приехал к Эрику. Ты наверняка слышала, что он болен.

— Как он себя чувствует? — еле слышно поинтересовалась Руби.

— Неважно.

Она на секунду закрыла глаза, затем снова взглянула на Дина:

— А я здесь с матерью. Она попала в аварию, и я вызвалась о ней позаботиться.

— Ты?

Дин испугался, что оскорбил Руби. Восклицание, невольно сорвавшееся с его губ, прозвучало слишком интимно. Так реагировал бы мужчина, когда-то близко знавший женщину, которой оно было адресовано.

Она усмехнулась:

— Представь себе.

— Значит, ты ее простила?

Глаза Руби затуманились.

— Простила — не простила… Какое это имеет значение? Что сделано, то сделано, нельзя вернуть зубную пасту в тюбик.

Руби улыбнулась, но это была не та преображающая лицо и искрящаяся в глазах улыбка, которую помнил Дин. Казалось, Руби ждала, что он что-то скажет, но он соображал недостаточно быстро, а она никогда не умела ждать.

— Что ж, приятно было повидаться.

— Нора поселилась в моей бывшей комнате. Перед отъездом загляни к ней. Она расстроится, если ты ее не навестишь.

С этими словами Руби прошла мимо него и направилась в сторону берега.

Руби боялась, что ей станет дурно, вот почему так быстро сбежала от Дина. Не могла же она стоять рядом как ни в чем не бывало и вести светский разговор, когда ее кровь бурлила вовсю Она сбежала по тропинке к воде и села на свои любимый, поросший мхом валун, как делала, наверное, тысячу раз в жизни.

— Руби?..

Голос преследовавший ее в снах с тех пор, как она была подростком, тихо произнес ее имя. Сердце Руби гулко забилось. Она не слышала шагов и не ожидала так скоро снова увидеть Дина.

— Можно посидеть с тобой?

Руби пыталась не думать о бесчисленных часах, что они провели здесь, на этом камне, глядя сначала на море, а потом со временем, друг на друга. Она отодвинулась вправо — раньше ее сторона всегда была справа. Дин сел рядом.

Руби чувствовала его бедро, ей хотелось придвинуться ближе положить ладонь на его руку, как она не раз делала раньше Но она потеряла это право, вернее, отказалась от него в своем юношеском смятении и гневе.

Руби и раньше знала, что по-прежнему влюблена в Дина, но по-видимому, не вполне понимала, что это значит. Ее чувства были чем-то большим, нежели сладкие воспоминания или подростковые желания. Пламя любви еще не погасло и если не поостеречься, вполне могло ее обжечь.

— Навевает воспоминания, — тихо произнес Дин. Руби не собиралась к нему поворачиваться, но не смогла удержаться. Ей хотелось сказать что-нибудь остроумное но когда она взглянула в голубые, с зелеными крапинками, глаза Дина, то словно перенеслась в прошлое и ей снова стало шестнадцать. Вот только Дин был теперь взрослым мужчиной, вокруг его рта залегли морщинки, в уголках глаз появились «гусиные лапки». Он сделался еще привлекательнее, если такое вообще возможно.

Руби устыдилась своего внешнего вида. Жаль, что она не догадалась надеть что-то поприличнее, чем рваные черные шорты и потрепанная футболка. Да и подстричься не мешало бы. Дину, наверное, противно видеть, что она позволила себе опуститься до такого уродства. Собрав всю свою выдержку, она как можно непринужденнее бросила:

— Я слышала от Каро, что ты стал корпоративным адвокатом.

— Не велика важность.

— И наверняка богат. — Она попыталась улыбнуться. — Ну, и как тебе жилось?

Господи, хоть бы он взял инициативу в свои руки и перевел этот неловкий разговор на другую тему…

— Я однажды видел тебя на сцене. В «Комеди стор».

— Правда?

— Ты была страшно забавной.

. Улыбка Руби смягчилась и стала почти естественной.

— Неужели?

— Я хотел поговорить с тобой после шоу, но вокруг тебя было слишком много народу. И мужчина…

— Макс.

Руби кольнула боль упущенной возможности. Она спросила себя: часто ли так бывает? Порой еле заметный поворот судьбы приводит к тому, что ты теряешь шанс или, наоборот, выигрываешь.

— Мы расстались некоторое время назад. А ты женат?

Руби поморщилась, жалея, что спросила. Будь это возможно, она забрала бы свои слова обратно.

— Нет, и никогда не был.

Она испытала мгновенную радость, но потом чувство прошло, оставив ее в растерянности. Мальчик, которого она любила и который превратился в незнакомого мужчину, способен произвести такой эффект одним лишь словом. Она очень его любила, но оттолкнула, сама толком не понимая почему.

— В то лето… я узнала от Лотти, что ты уехал, — неуверенно начала она.

— Я не мог тебя видеть, — признался Дин, в упор глядя на нее. — Ты меня не просто ранила, ты меня уничтожила.

— Знаю.

Руби протянула было руку, почти коснувшись его бедра, словно имела на это право, но вдруг с ужасом поняла, что не может до него дотронуться, что она его даже не знает. Эта мысль заставила ее вскочить. Руби замирала от ужаса, боясь, что, если еще раз встретится с Дином взглядом, то разревется.

— Мне пора возвращаться к Норе.

Дин неторопливо встал и протянул руку. Руби отшатнулась так резко, что чуть не упала. Он не стал настаивать, и Руби внезапно охватил страх — вдруг он больше никогда не попытается к ней прикоснуться? Она прочла в его глазах разочарование.

— Время — самая большая ценность, — произнес Дин. — Раньше я этого не понимал, зато теперь понял. Не буду ходить вокруг да около, а скажу прямо: я по тебе скучал.

Руби не представляла, что на это ответить. Ей тоже его не хватало, даже очень, и было больно сознавать, что она будет тосковать по нему до старости. Более гибкий, более доверчивый человек на ее месте мог бы в эту минуту изменить свое будущее, но Руби сомневалась, что способна на подобный поступок.

Дин ждал, молчание затягивалось. Не дождавшись, он медленно повернулся и побрел прочь.

Глава 14

Нора сидела на веранде и видела Дина и Руби, сидевших на своем любимом валуне. Руби встала первая, за ней поднялся Дин. На какое-то время они замерли рядом, стоя так близко, что могли бы поцеловаться, потом Дин направился в сторону дома, а Руби осталась. Идя по дорожке, Дин заметил на веранде Нору и подошел ближе. Остановившись, он оперся на увитые глицинией перила и устало улыбнулся:

— Здравствуйте, миссис Бридж.

Она тоже улыбнулась:

— Рада тебя видеть, Дин. Называй меня Норой. Хорошо, что ты наконец сумел вернуться на остров.

— И я рад вас видеть. — Нора заметила в его взгляде страдание. — Хочу поблагодарить. Вы очень много сделали для Эрика.

Нора кивнула, понимая, что можно ничего не говорить. Все действительно важное они сообщили друг другу без слов.

Дин отвернулся и посмотрел на берег. Нора знала, что им обоим хочется побеседовать о Руби, но ни она, ни он не знали, с чего начать. В конце концов Дин убрал руки с перил и выпрямился.

— Приглашаю вас с Руби в субботу покататься на яхте. Я ремонтирую «Возлюбленную ветра», хочу взять Эрика в море.

— Это было бы здорово.

Дин последний раз с тоской взглянул на Руби и ушел.

Нора стала ждать дочь, понимая, что та не пробудет на берегу долго. Как и следовало ожидать, через несколько минут она показалась на дорожке. Увидев на веранде мать, Руби помедлила. Нора заметила, что глаза у дочери покраснели, на щеках угадывались следы слез. Сердце Норы ныло от боли.

— Посиди со мной, — предложила она.

Руби колебалась. Казалось, она никак не решит, что хуже остаться сейчас одной или побыть с матерью. В конце концов она поднялась на веранду и села на перила.

Норе очень хотелось прикоснуться к дочери, хотя бы просто погладить ее по голове, как бывало, но теперь подобная интимность между ними исключалась. Она могла установить с дочерью контакт только словами, воспоминаниями.

— Знаешь, что я сейчас вспомнила? Ту зиму, когда была беременна тобой. В тот год погода на острове отличалась небывалыми капризами.

Руби подняла глаза.

— Правда?

— Снег выпал необычайно рано, сразу после Дня благодарения. С утра кое-кто еще пытался ездить, ко к вечеру почти все машины валялись в кюветах. К ночи облака разошлись и небо сделалось таким ясным и звездным, какого мы никогда не видели. — Нора улыбнулась, вспоминая. — Мы с твоим отцом сидели на веранде, когда вдруг услышали смех. Мы надели всю имевшуюся у нас теплую одежду и пошли на звук. Снег был по колено. Помню, у меня тогда возникло странное ощущение, будто я вижу слова. Изо рта шел пар, и казалось, что каждое слово написано в воздухе. Снег под нашими ногами не хрустел, он словно… вздыхал. Мы шли на смех и пришли к дому Макгинти. У них на участке было довольно противное болото — помнишь? Так вот, оно замерзло. Все дети с нашего острова сбежались туда покататься на льду — на коньках, на автопокрышках, просто на ногах. Не знаю, как все об этом узнали и оказались гам в одно время. А в полночь начался звездопад, мы видели множество падающих звезд, сотни. На следующий день по телевизору передавали всякие научные объяснения этого явления, но мы верили, что это было чудо.

Нора закрыла глаза и на мгновение снова ощутила запах свежего снега и холод на щеках.

— После этого на острове целый месяц творилось что-то непонятное. Засохшие розовые кусты, давно почерневшие, вдруг покрывались цветами, с безоблачного неба шел дождь. Но больше всего мне запомнились закаты. После Нового года чудеса прекратились, но до тех пор каждый вечер закат был красным. Мы назвали тот период рубиновым сезоном.

— Так вот откуда взялось мое имя? — тихо спросила Руби.

— Мы с твоим отцом, бывало, сидели здесь, закутавшись в пледы, и смотрели на рубиновое небо. Мы не собирались называть тебя в его честь, но когда ты родилась, не сговариваясь решили — ты будешь Руби. Ты стала нашим собственным кусочком того волшебства.

Руби улыбнулась:

— Спасибо.

Некоторое время Нора смотрела на дочь молча, потом сказала:

— Дин пригласил нас покататься в субботу на яхте.

— Что я скажу Эрику?

— Ах, Руби, — тихо вздохнула Нора, — для начала ты скажешь ему «здравствуй».

В ту ночь Руби почти не спала. Сначала она думала, что это из-за жары — летом на втором этаже было жарко спать даже с открытыми окнами.

«Я по тебе скучал».

Если Руби что-то и знала наверняка, так это то, что причиняет людям боль, а она не хотела снова сделать Дину больно. Он заслуживает женщины, способной дать ему любовь так же свободно и безоглядно, как дает ее он. Руби понимала это даже подростком.

Оставив попытки уснуть, она в половине четвертого вышла на балкон и села в кресло, сделанное когда-то дедом. В темноте она пыталась почерпнуть покой и умиротворение из знакомых звуков и запахов, шороха волн, уханья совы, запаха бабушкиных роз, карабкающихся по шпалерам на торце дома «Пиши, это отвлечет тебя от всего остального».

Руби потянулась за блокнотом, но потом нахмурилась и опустила руку. Впервые с тех пор, как согласилась написать статью, она задумалась о последствиях. Принимая решение, Руби сознательно хотела причинить Норе боль, отплатить за перенесенные страдания. Но она уже не ребенок. Раньше она не желала знать, почему Нора от них ушла. А может, была слишком уверена, что все важное уже знает? Однако браки распадаются не просто так, на это нужны причины. Женщина, подобная ее матери, не могла ни с того ни с сего в один прекрасный летний день уйти из семьи.

В памяти Руби сохранились кое-какие фрагменты прошлого, которые не вписывались в нарисованный ею образ матери. А теперь она прочла содержимое папки «Избранное». Первый выпуск колонки «Нора советует» появился спустя несколько месяцев после ухода матери, причем колонка существовала в захудалой местной газетенке, не способной платить Норе большие гонорары. Одно не вязалось с другим, и это не давало Руби покоя.

Она закрыла глаза и вспомнила холодный октябрьский день, воздух, пахнущий спелыми яблоками и прелой листвой. Отец сидел в гостиной в своем кожаном кресле, пил и курил самокрутки. Весь дом пропах табачным дымом. Кэролайн уехала с классом на экскурсию в Сиэтл, в музей авиации, и они опоздали на обратный паром. Руби в своей комнате читала Стивена Кинга. На проигрывателе стояла пластинка «Роллинг стоунз»…

В дверь постучали. Руби села в кровати, ожидая услышать шаги отца. Он прошел мимо, и она по звуку догадалась, что он пьян и у него заплетаются ноги. «Только бы это не оказался кто-нибудь из моих друзей»,мысленно взмолилась Руби.

До нее донесся голос отца, слишком громкий, воинственный: «Нора». Руби замерла. Песня кончилась, игла, царапнув пластинку, застыла, и все стихло. Скрипнули пружины. Руби тихо соскользнула с кровати, на цыпочках подошла к двери и приоткрыла ее пошире.

Отец сидел в кресле, мать стояла перед ним на коленях.

— Рэнд,тихо сказала Нора, — нам нужно поговорить.

Он уставился на нее. Его давно не стриженные волосы были грязными.

— Слишком поздно для разговоров.

Мать потянулась к нему, он встал и, нетвердо держась на ногах, покачнулся. Видя, как отец страдает, Руби не могла стерпеть больше ни минуты.

— Уходи! — крикнула она, поразившись тому, как страстно это прозвучало.

Мать поднялась и повернулась к ней.

— Руби… — Она протянула к ней руки.

Когда мать приблизилась, Руби заметила произошедшие в ней перемены: худобу, сероватый оттенок бледных щек, кисти, прежде такие сильные и уверенные, дрожали, на них проступили синие вены.

Руби попятилась.

— У-уходи, ты нам больше не нужна.

Мать остановилась, бессильно уронив руки.

— Не говори так, дорогая.Она пристально посмотрела на дочь. — Есть вещи, которых ты не понимаешь, ты еще мала…

Руби не придала значения тому, что мать плачет. Это оказалось легко: она пролила столько собственных слез, что они обесценились.

— Я понимаю, каково чувствовать себя брошенной, ненужной, словно ты… ничто. — Ее голос предательски дрогнул, боль вдруг сделалась столь острой, что стало трудно дышать. Руби сжала кулаки и глубоко вздохнула. — Уходи, мы тебя больше не любим.

Мать посмотрела на отца, тот снова плюхнулся в кресло и обхватил голову руками.

Руби хотелось обнять его, сказать, что она его любит, как она не раз делала за последние месяцы, но сейчас ей не хватило на это духу. Ее выдержки хватало только на то, чтобы не зареветь. Она попятилась обратно в свою комнату и захлопнула за собой дверь.

Руби не знала, сколько простояла неподвижно, не разжимая кулаки, но через некоторое время снаружи послышались шаги, потом открылась и закрылась входная дверь. Заурчал мотор автомобиля, заскрипели по гравию покрышки. И снова наступила тишина, ее нарушал только плач взрослого мужчины.

Руби вскочила и обнаружила, что ноги плохо ее держат. Не могла она забыть тот день! Наверное, сознание просто заблокировало воспоминание, похоронило его под холодными твердыми камнями отрицания.

Земля, когда-то замечательно твердая, вдруг стала стремительно уходить из-под ног.

«Есть вещи, которых ты не понимаешь».

Даже тогда мать хотела что-то объяснить, но никто не пожелал ее выслушать. Теперь Руби была к этому готова. Она непременно узнает, что же произошло больше десяти лет назад в ее доме, в ее семье. А если мать откажется отвечать на ее вопросы, у нее есть другой вариант. Она спросит отца.

Часть вторая

Так не прекратим же исканий

И в конце наших поисков

Придем туда, откуда начали,

И узнаем это место впервые.

Т.С. Элиот

Глава 15


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19