Он всегда называл Донни Свининой. Он называл Свининой всех своих корректировщиков. Донни был у него уже четвертым корректировщиком.

– Свинина, пробегись-ка еще раз по этому диапазону, только теперь медленно и очень внимательно. Мне показалось, что я слышал слог, который прозвучал, как «стре».

– Стре? Как «стре-лковый батальон»?

– Нет, как «бы-стре-е».

Пальцы Донни медленно щелкнули переключателями, он взялся за диск, и в его уши влились сотни различных сигналов и переговоров на исковерканном военном языке, который становился еще непонятнее благодаря сокращениям, кодовым названиям и позывным: «Альфа-четыре-дельта», «Дельта-шесть-альфа», «Виски-фокстрот-от девятки», «Железное дерево-три», «Скважина-зулу-шесть», «Тан Сан Нут, даю настройку», и так далее, и тому подобное. «Доброе утро, Вьетнам. Как поживаете? Погода сегодня будет дождливой». Все это не имело никакого значения.

Но сержант всем телом подался вперед, застыл, напряженно вслушиваясь, даже перестал дрожать от холода; в его напряжении проглядывало нечто нечеловеческое. Он был тощим как палка человеком двадцати шести лет от роду с подстриженными ежиком белокурыми волосами; загар так глубоко въелся в его кожу, что трудно было с первого взгляда узнать в нем белого человека, из-под кожи выпирали острые скулы, серые глаза были всегда прищурены, как у профессионального охотника на белок. Ни дать ни взять стопроцентный американский краснокожий, да еще и с акцентом, который давал основания отнести его к самым нижним слоям населения какой-нибудь слаборазвитой общины, далекой от премудростей современной жизни. Но при всем этом он обладал некой своеобразной привлекательностью и определенными дарованиями.

Он-то ни о чем не мечтал, ни о пустыне, ни о ферме, ни о городе, ни о доме, ни о семейном очаге. Он был самым настоящим профессиональным головорезом, морским пехотинцем до мозга костей, кадровым сержантом, и если он о чем-то и мечтал, то лишь о своем жестоком и яростном паршивом Долге, которому он никогда не изменял, которому был глубоко предан и выполнял его уже на протяжении третьей ходки. Первый раз он побывал здесь взводным сержантом в шестьдесят пятом, а во второй раз участвовал в глубоком патрулировании вдоль демилитаризованной зоны. Если он и имел какую-то внутреннюю жизнь, то никому и никогда не раскрывал ее. Поговаривали, что он как-то раз одержал победу в крупных гражданских соревнованиях по стрельбе, кто-то рассказывал, что его отец тоже был морским пехотинцем во время Второй мировой войны и даже заслужил Почетную медаль,[29] но сержант сам никогда не упоминал ни о чем подобном, и уж конечно, ни у кого не хватало смелости прямо спросить его об этом. У него не было семьи, не было жены или подруги, не было дома – ничего, кроме Корпуса морской пехоты да ощущения того, что он являлся порождением бурных и тяжелых времен, о которых предпочитал молчать, что ему приходилось переносить страдания, которые навсегда останутся тайной для окружающих.

О нем можно было много чего сказать, но для Донни имело значение только одно. Он был лучшим. Боже, до чего же он был хорош! Он был настолько обалденно хорош, что аж голова кружилась. Если он стрелял, то кто-то погибал, и это всегда был вражеский солдат. Он никогда не стрелял, если не видел противника с оружием. Но когда он стрелял, он убивал. Никто не мог сказать о нем ничего иного, и никто не стал бы связываться с ним. Он сохранял абсолютное спокойствие во время операции – прямо-таки ледяной король, хладнокровно наблюдающий за развертыванием событий, – всегда видел и слышал все раньше любого другого и ориентировался в происходящем с головокружительной быстротой. А потом он начинал действовать, замечая малейшее шевеление плохих парней, и делал свою работу. Находиться рядом с ним было почти то же самое, что составлять во Вьетнаме компанию Мику Джаггеру или еще кому-нибудь из самых прославленных звезд, потому что все отлично знали, кто такой Боб-гвоздильщик, и если кто-то и не любил его, то, ей-богу, боялся его, потому что он был к тому же Смертью Издалека в исполнении морской пехоты. Он был, пожалуй, в большей степени винтовкой, чем человеком, но при том еще и в большей степени человеком, чем кто-либо другой. Его знали даже в армии Северного Вьетнама; ходили слухи, что за его голову назначена награда в 15 000 пиастров. Сержант считал, что это очень забавно.

Но в конце концов, думал Донни, это должно было убить его. Война его когда-нибудь сожрет. Он будет устраивать отчаянно смелые штуки, стремясь превзойти самого себя, переступит через ведомую ему самому грань и все-таки найдет смертельное приключение на свою чересчур храбрую задницу. Он так и не дотянет до своего ПСВОСР. Для таких ребят, как он, такая вещь, как ПСВОСР, просто не существовала. Вьетнам был для них единственным прошлым, настоящим и будущим.

Он кого-то напоминал Донни, но Донни так и не мог сообразить кого. И все же в нем было нечто странно знакомое, нечто такое, что непонятным образом отзывалось в душе Донни. Это ощущение возникало уже не раз, но Донни никак не мог разобраться в своей памяти. Может быть, это был кто-то из его учителей? Или родственник? Или морской пехотинец из первой ходки или того времени, когда он служил в «Восемь-один»? Какое-то время ему казалось, что Боб похож на Рея Кейза, сурового взводного сержанта из Вашингтона, но стоило ему познакомиться со Суэггером немного поближе, и эта аналогия исчезла, как не бывало. Конечно, Кейз был хорошим, жестким, профессиональным морским пехотинцем, зато Боб был великим морским пехотинцем. Таких, как Боб Ли Суэггер, делают поштучно.

Но на кого же все-таки он так походил? Почему он казался таким знакомым?

Донни потряс головой, чтобы отогнать растерянность.

Суэггер сидел, накрывшись плащом, с полей шляпы стекала вода, его глаза казались совершенно пустыми, настолько внимательно он вслушивался в трескучую суматоху эфира. Его снаряжение было почти таким же, как у Донни: обмотанный для маскировки темно-зеленой изолентой толстый ствол снайперской винтовки М-40 (на самом деле «Ремингтон-700» под патрон «Верминт» 0,308 дюйма с 9-кратным оптическим прицелом «Редфилд») высовывался из-за ворота накидки, поскольку сержант прилагал все усилия для того, чтобы сохранить сухими механизм и деревянный приклад, который от сырости мог покоробиться. Он также нес с собой четыре гранаты М-26, две сумки с клейморовскими минами, электрическую подрывную машинку М-57, кольт калибра 0,45, рюкзак М-782 с сухими пайками (любимая отрава – ветчина и порошковая яичница) и семьдесят два патрона М-118, изготовленных на Арсенальном заводе в Солт-Лейк-Сити, с пулями весом 173 грана; такими патронами пользовались лучшие стрелки сухопутных сил и морской пехоты на соревнованиях в Кэмп-Перри. Впрочем, он всегда уделял подготовке снаряжения очень много внимания, так что у него был с собой многоцелевой нож «рэндолл» с пилой на оборотной стороне лезвия, на плече, под камуфляжным комбинезоном прятался в летчицкой кобуре маленький бескурковый кольт калибра 0,380, а за спиной болтался автомат и подсумки, в которых находились пять магазинов на тридцать патронов каждый.

– Вот, – сказал он. – Слышишь? Клянусь Христом, я что-то слышал.

Донни ничего не разобрал в щебете, чириканье и треске, но тут же перестал вращать верньер настройки и начал очень медленно поворачивать его обратно, внимательно глядя на маленькие цифры, проплывавшие в прорези. В конце концов он все-таки уловил еле слышный сигнал, его было очень легко пропустить, и он заметил его только потому, что подошел к самому краю шкалы мегагерцевого диапазона и собирался уже перейти на другую частоту; сигнал был слышен только в то время, пока Донни держал включенной кнопку переключения диапазонов.

Но они все же разбирали эту слабую и отдаленную передачу. Сами слова, казалось, стремились вырваться из хаоса сигналов, и вскоре слышимость показалась морским пехотинцам отличной.

– Всем, кто слушает на этой частоте! Всем, кто слушает на этой частоте! Вы слышите меня? Прием. Быстрее ответьте, черт возьми. Прием!

Никто не отвечал.

– Это «Аризона-шесть-зулу». У меня тут до черта плохих парней со всех сторон, будь они прокляты. Всем, кто меня слышит! «Чарли-чарли-ноябрь», где вы там? Прием.

– Нам до них никак не достать, – сказал Донни. – И черт возьми, кто это такие – «Аризона-шесть-зулу»? – вслух подумал он.

– Скорее всего один из лагерей Специальных сил на западе. Они используют названия штатов как позывные. Они называют их БПО – базы для передовых операций. Он пытается достучаться до «Чарли-чарли-ноябрь», это командование Специальной оперативной группы и северного направления, оно находится в Дананге.

Но «Аризона-шесть-зулу» все же получил ответ.

– "Аризона-шесть-зулу", это «Лима-девятка-майк», Застава Гикори. Пуллер, это вы? Я с трудом разбираю ваш сигнал. Прием.

– "Лима-девятка-майк", моя большая машина разбита, я работаю по «прик-77». У меня серьезные неприятности. Тут повсюду плохие парни, они атакуют меня с фронта. Разведчики сообщают, что уже на подходе их главные силы, и они, похоже, всерьез хотят захватить мою базу. Мне нужен воздух или артисты, которые могли бы поддержать меня огнем. Прием.

– "Аризона-шесть-зулу", с воздухом ответ отрицательный, отрицательный. Мы завязли, все сидят на земле. Дай-ка я постараюсь насчет артистов. Прием.

– Я базовый лагерь команды «Аризона», квадрат «виски-дельта» 5120-1802. Мне нужен «отель „Эхо“», самые лучшие номера, и как можно скорее.

– Проклятье, «Аризона-шесть-зулу», насчет артистов ответ отрицательный. У меня нет, повторяю, у меня нет огневых баз, которые могли бы забросить камешки в ваш район. На прошлой неделе закрыли «Мэри Джейн» и «Сюзи Кью», а морские пехотинцы в Додж-сити тоже слишком далеко. Прием.

– "Лима-девятка-майк", вас понял. Я здесь один с одиннадцатью американцами и четырьмя сотнями аборигенов, мы сидим по уши в дерьме, я экономлю боеприпасы, продовольствие, воду. Мне срочно, повторяю, срочно необходима поддержка.

– "Аризона-шесть-зулу", у меня есть ваши координаты, но я не имею ни одной действующей артиллерийской базы в пределах досягаемости. Побегу к морякам, посмотрим, не смогут ли они подбросить вам огоньку, и как только появится первый просвет, вызову тактическую авиацию. «Аризона-шесть-зулу», вы должны продержаться до улучшения погоды.

– "Лима-девятка-майк", если их главные силы подтянутся сюда раньше, чем улучшится погода, я стану собачьей жратвой. Прием.

– Держитесь изо всех сил, «Аризона-шесть-зулу», обещают, что погода изменится завтра к полудню. Я немедленно свяжусь с «Чарли-чарли-ноябрь», и мы в самом срочном порядке вышлем к вам «фантомы».

– Вас понял, «Лима-девятка-майк», – сказала «Аризона-шесть-зулу», – связь кончаю.

– Благослови тебя Бог, «Аризона-шесть-зулу», удачи тебе, – ответила «Лима», и наушники наполнились потрескиванием эфирных разрядов.

– Похоже, дружище, что этим парням скоро станет очень жарко, – сказал Донни. – Погода не изменится еще несколько дней.

– Планшет с картами у тебя? – спросил Суэггер. – Дай-ка я взгляну... Какие он назвал координаты?

– Вот дерьмо, я не запомнил, – ответил Донни.

– Ну что ж, – сказал Боб, – хорошо, что запомнил я.

Сержант открыл планшет, который Донни торопливо сунул ему в руки, пролистал упакованные в пластик листы пятидесятитысячного масштаба, и наконец нашел тот, который был ему нужен. Он долго всматривался в него, а потом вскинул голову.

– Знаешь, парень, пусть меня черти разорвут, но если я еще не разучился читать карты, то похоже, что мы с тобой находимся ближе всех к этим беднягам из Специальных сил. Они немного западнее нас, в Кхамдуке, это в десяти километрах от границы с Лаосом. Мы находимся в квадрате «виски-чарли» 155-005, а они «виски-дельта» 5120-1802. Как ни прикидывай, это приблизительно в двадцати километрах на запад.

Донни прищурился. Его сержант совершенно точно определил нужный квадрат, и до лагеря Специальных сил действительно не больше двадцати километров. Но... но на эти двадцать километров приходятся предгорья, по дороге придется пересечь раздувшуюся от дождей коричневую извилистую реку и цепь высоких холмов, и все это – индейская территория.

– Я считаю так, – продолжал Боб. – Один человек, двигаясь достаточно быстро, сможет добраться до них раньше этих самых главных сил. А тем парням нужно будет пробираться вот тут, через долину Анлок. Стоит только попасть в эти холмы, как у тебя будет сколько угодно целей.

– Христос! – сказал Донни.

– Нужно только задержать их вот тут совсем немного, до тех пор, пока погода не переменится.

Крупная холодная дождевая капля шлепнулась на шею Донни и скатилась по спине. Его резко передернуло.

– Свяжись еще раз с Додж-сити, Свинина. Передай им, что я отправился на небольшую прогулку.

– Я тоже пойду, – сказал Донни.

Боб уставился на него, немного помолчал и наконец сказал:

– Черта с два ты пойдешь. Мне здесь не нужен ни один краткосрочник. Ты останешься здесь и вызовешь эвакуаторов, как только установится погода. А за меня не беспокойся. Я проберусь в этот лагерь и вытащу «Аризону».

– Боб, я...

– Нет! Тебе слишком мало осталось. Ты будешь чересчур волноваться из-за того, что у тебя всего три с небольшим месяца до ПСВОСР. А если ты не будешь волноваться, то я буду. И помимо всего прочего, в одиночку я смогу двигаться гораздо быстрее. Это работа для одиночки, иначе вообще не стоит браться. Это приказ.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.