Дело в том, что нарком принял решение послать на Балтику начальника Главного военно-морского штаба адмирала И. С. Исакова, который должен был помочь с организацией обороны.
      Немецкая авиация господствовала в воздухе, и лететь из Таллина в Москву было небезопасно. Было решено возвращаться поездом, ходившим по расписанию.
      Перрон, куда мы на рассвете подъехали, был забит военными. Это отпускники, срочно возвращавшиеся в свои части. Стали ждать, когда подадут состав. Но вдруг завыла сирена, и звонко защелкали зенитки. С запада четыре "юнкерса" на небольшой высоте шли по направлению к вокзалу. Вокруг самолетов, появились облачка разрывов. Пассажиры на перроне загомонили, кое-кто побежал в укрытие.
      Осмотревшись, я убедился, что старшим по званию здесь был я. Непривычно, да и не очень-то приятно было глядеть на вырастающие силуэты самолетов. И все же про себя решил:
      с места не сдвинусь. Иначе, глядя на меня, и другие поддадутся панике.
      Но, к счастью, все обошлось. Путь бомбардировщикам преградил интенсивный зенитный огонь, и они свернули в сторону. С тяжелым чувством мы сели в вагон.
      Война начиналась не так, как мы себе это представляли.
      После возвращения мы приступили к выполнению своих обязанностей. Жизнь завертелась в стремительном ритме:
      теперь мне пришлось по очереди с контр-адмиралом В. А. Алафузовым, заместителем начальника Главного военно-морского штаба, быть дежурным по штабу. Дежурили по ночам. Именно в эти часы к нам наиболее активно поступали донесения: на флотах подводились итоги очередного дня.
      В просторной комнате без конца звонит телефон, снуют сотрудники, в папку кладутся все новые и новые донесения.
      К сожалению, в большинстве своем неприятные. Они свидетельствуют, что противник по-прежнему удерживает за собой инициативу. Воспринимаются эти сведения болезненно:
      мы настроены были на победные бои. Утешает одно - отступление временное, вот-вот наступит перелом, и мы опрокинем противника.
      А пока... Пока враг продвигается вперед. Уже взяты Рига. Могилев, Львов...
      Пройдет немного времени, и для нас станет очевидным, что гитлеровское командование делает основную ставку на сухопутные войска, на танки и авиацию. Боевым же действиям на морских театрах отводит второстепенное значение.
      И случится то, чего мы не ожидали: угроза над нашими флотами нависнет не с моря, а с суши. Именно со стороны суши гитлеровцы пытаются захватить наши главные военно-морские базы.
      Судя по сводкам, наиболее благополучное положение сложилось на Черном море. Правда, уже в первый день войны фашистская авиация совершила налет на Севастополь, пытаясь поставить на фарватерах малоизвестные нам электромагнитные мины и тем самым запереть корабли в бухте. Но попытки противника были тщетными: его самолеты были своевременно обнаружены постами ВНОС, а зенитчики кораблей и береговых батарей дружным огнем отразили натет.
      Более того, наша авиация бомбит - и довольно успешно - порт Констанцу, нефтяные промыслы Плоешти, Сулину и другие объекты королевской Румынии, выступившей союзницей фашистской Германии.
      Дерзкую операцию провели надводные силы флота. Ударная группа кораблей в составе лидеров "Москва" и "Харьков", поддержанная крейсером "Ворошилов" и двумя эсминцами, под покровом темноты совершила переход к румынским берегам и на рассвете 26 июня обстреляла Констанцу.
      Артиллеристам удалось поджечь нефтебаки, и в городе вспыхнул пожар. К сожалению, начавшаяся удачно операция была омрачена тем, что на обратном пути один из наших кораблей подорвался на мине и затонул.
      Наибольшее беспокойство вызывала Балтика. И эго понятно: ведь балтийцы дрались на одном из трех главных стратегических направлений. Уничтожение флота являлось частью гитлеровского плана захвата Ленинграда.
      Советские воины героически защищали родную землю.
      Но силы были неравны. После непрерывных бомбежек фашисты овладели Либавой. Затем они двинулись на Таллин, Ригу и Псков. Флот рейха не проявлял активных действий.
      Зато сухопутные войска рвались к Финскому заливу. Возникала угроза захвата военно-морских баз. Как и в Либаве, Таллинская военно-морская база была подготовлена к обороне с моря, но не с суши. Между тем именно на суше происходили наиболее драматические события. Наша 8-я армия сражалась героически и лишь под напором превосходящих сил противника вынуждена была отступать.
      Таллинский порт подвергался систематическим бомбардировкам. Правда, флот имел достаточно сил для прикрытия с воздуха, но почти вся его авиация была брошена на помощь сухопутным частям, и это, бесспорно, вызывалось необходимостью. В конце концов, несмотря на мужественное сопротивление личного состава 10-го корпуса 8-й армии и моряков-балтийцев, гитлеровцам удалось блокировать Таллин; корабли флота под непрерывным артобстрелом, под бомбовыми ударами, минуя минные заграждения, вынуждены были прорываться в Кронштадт. Прорыв этот стоил определенных потерь, но основные, наиболее дееспособные силы Краснознаменного Балтийского флота были спасены и сыграли важную роль в обороне Ленинграда, а затем в прорыве блокады и окончательной ее ликвидации.
      В первые дни войны на Кольском полуострове положение оставалось сравнительно спокойным. Гитлеровцы время от времени наносили бомбовые удары по Мурманску и главной военно-морской базе Северного флота Полярному. Наша авиация не оставалась в долгу.
      В июле гитлеровцы развернули наступление на двух направлениях - на Кандалакшском и мурманском. Еще до войны германское командование сосредоточило в Северной Норвегии и Северной Финляндии один финский и два немецких корпуса, объединенных в армию "Норвегия". Замысел сводился к тому, чтобы овладеть Мурманском и Поляреым, Кировской железной дорогой, оккупировать Северную Карелию и стать хозяином на всем побережье Баренцева и Белого морей вплоть до Архангельска.
      Разумеется, эти планы немецкого командования не были тайной для нас. На Кольском полуострове в полосе свыше 300 километров была своевременно развернута 14-я армия под командованием генерал-лейтенанта В. А. Фролова. Двум ее дивизиям, правда неполного состава, предписывалось прикрывать мурманское направление. Сейчас трудно сказать, чем бы закончилась в этом районе авантюра гитлеровцев, если бы не активные действия наших моряков. Несмотря на то что Северный флот был самым молодым - он не имел в своем распоряжении ни достаточного количества нужных кораблей, ни авиации в должном количестве, ни оборудованных баз,- североморцы сумели оказать существенную помощь боевым друзьям-пехотинцам.
      Имея численное превосходство, в том числе в авиации, немецкий корпус генерала Дитля потеснил наши войска, но всего лишь на 30 километров. Доблестно сражались здесь и морские пехотинцы. Они ходили в атаку в бушлатах, в полный рост, считая для себя зазорным кланяться вражеским пулям. Моряки, правда, "несли значительные потери, но смелые их атаки деморализовали врага.
      С прорывом немецких войск в район Западной Лицы под Мурманском у меня связано любопытное воспоминание.
      Привожу его как свидетельство тех трудностей, которые испытывало наше командование в деле получения данных об обстановке.
      Июль в Москве стоял жаркий. Даже ночью было душно.
      В одну из таких ночей я и дежурил в штабе, когда задребезжал телефон.
      - Говорит дежурный Наркомата обороны, - раздался голос в трубке.- Вас срочно вызывает маршал Тимошенко.
      К Наркому обороны меня вызывали в первый раз. Зачем я ему мог понадобиться? По какому вопросу? Интуиция подсказывала, что речь может пойти о положении в районе Мурманска, и я на всякий случай прихватил с собой коекакие документы, относящиеся к тамошней обстановке.
      В приемной я увидел начальника разведывательного управления Генштаба генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова.
      - Вы зачем здесь? - поинтересовался Филипп Иванович.
      - Прошу трудных вопросов не задавать,- отшутился я.
      Голиков пожал плечами. Мы еще некоторое время молча ходили по приемной. Наконец нас пригласили к Наркому.
      К моему удивлению, в кабинете находились почти все члены Политбюро ЦК во главе с И. В. Сталиным, а также начальник Генерального штаба. Видимо, перед нашим приходом тут происходил серьезный разговор.
      Сталин, покуривая трубку, неторопливо ходил по кабинету. В небольшой смежной комнате напротив входа располагалась переговорная. В ней стоял генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин, заместитель начальника Генерального штаба. Постукивая рычагом телефона, он то и дело повторял:
      - Алло! Алло!
      Полное лицо генерала было красным, вспотевшим, и он вытирал его носовым платком.
      Сталин остановился напротив нас и попросил генерала Голикова доложить о численном составе войск противника на мурманском направлении. Тот развернул на столе карту и, водя по ней указкой, сделал короткое, четкое сообщение.
      - Так... Ясно...- проговорил Сталин.- А где находятся наши войска? спросил он Голикова.
      - Этого я не знаю, товарищ Сталин. Мне сводку не докладывают.
      Сталин повернулся ко мне:
      - Ну, а что скажете вы, товарищ Харламов? Ведь моряки в первую очередь должны быть заинтересованы в положении дел под Мурманском.
      По счастливому стечению обстоятельств я довольно подробно знал обстановку в этом районе. И в частности, состояние тех двух дивизий, которые сражались против корпуса Дитля. Дело в том, что часа за два до вызова к Наркому я разговаривал с командующим Северным флотом контр-адмиралом А. Г. Головко и с командующим 14-й армией генераллейтенантом В. А. Фроловым. Из этих бесед мне было известно, что войска армии ведут тяжелые бои, но удерживают рубежи обороны.
      Я доложил Сталину о своем разговоре с командующими.
      - А как вы с ними соединились?
      - По обычному телефону.
      - Вы убеждены, что разговаривали именно с Фроловым?
      - Так точно, товарищ Сталин. Я знаком с ним лично и хорошо знаю его голос.
      Действительно, с Валерианом Александровичем Фроловым я встречался неоднократно, в том числе на Севере во время инспекционных поездок. Это был еще сравнительно молодой, энергичный генерал. Плотный, невысокого роста, он производил впечатление знающего, толкового и распорядительного военачальника.
      - А кто вас соединил? - продолжал допытываться Сталин.
      - Начальник связи Военно-Морского Флота Гаврилов.
      Не знаю почему, но у начальника Генштаба генерала армии Г. К. Жукова мой доклад вызвал скептическое отношение. Возможно, он располагал иными сведениями.
      - Не может этого быть, товарищ Сталин. Адмирал чтото напутал.
      - Я докладываю, что мне известно.
      Возникла пауза. Генерал Ватутин продолжал твердить свое "Алло! Алло!", все время постукивая по рычагу телефона. Сталин молчал, снова прохаживаясь по кабинету.
      Наконец генерал Ватутин, довольный, повернулся к нам.
      Прикрывая ладонью трубку, он сообщил:
      - На проводе командарм Фролов.
      Георгий Константинович Жуков направился к переговориой, но Сталин остановил его взмахом руки.
      - Не надо. Пусть товарищ Фролов докладывает, а Ватутин повторяет.
      Все смолкли. Ватутин повторял то, что говорилось на другом конце провода. И тут стало очевидным: мое сообщение полностью совпадало с докладом, командующего 14-й армией. Да это было и неудивительно: за два часа после моего с ним разговора обстановка под Мурманском вряд ли могла резко измениться.
      - Нет, товарищ Жуков, не адмирал, а кто-то другой напутал,- заключил Сталин.
      Я рассказываю об этом эпизоде столь подробно вовсе не *для того, чтобы тем самым подчеркнуть свою осведомленность. Не в том дело. Этот случай убедил меня, что в развернувшихся грандиозных событиях очень важно выработать гибкую систему управления войсками, и прежде всего обеспечить четкую работу связи, что нам всем - от наркома до рядового - предстояло еще многому учиться.
      События последующих месяцев показали, что мы успешно справились с этой задачей.
      2. МОСКВА - ЛОНДОН: ПЕРВЫЕ КОНТАКТЫ
      Военно-дипломатическая служба, о которой пойдет далее речь, началась для меня совершенно неожиданно.
      Дело в том, что 27 июня в Москву должна была прибыть английская военно-экономическая миссия. Ее возглавлял посол Стаффорд Криппс, возвращавшийся из Лондона, где он временно находился. Мне позвонил адмирал Н. Г. Кузнецов и сообщил, что я должен буду вместе с представителями Наркомата иностранных дел встретить миссию на Центральном аэродроме.
      Бомбардировщик приземлился на поле, и из него вышли несколько сухопарых джентльменов. Среди них генерал-лейтенант М. Макфарлан и контр-адмирал Дж. Майлс. Собственно, этих-то двух военных я и должен был встретить и расквартировать.
      Разместив гостей в одном из особняков, я вернулся к себе в штаб, как вдруг раздался телефонный звонок. Меня просили завтра же прибыть к наркому иностранных дел.
      Признаться, я был удивлен этим вызовом. Зачем бы я мог понадобиться?
      - Вам поручается вести переговоры с англичанами,- разъяснил мои недоумения народный комиссар, как только я прибыл к нему.
      - По морской части?
      - Нет, по всему кругу военных вопросов.
      - Но ведь я не компетентен в общеармейских делах.
      - Это не беда. У вас будут армейские консультанты.
      Вот с этой-то беседы все и началось. Конечно, опыта в таких делах у меня не было. Да оно и понятно. Всю свою сознательную жизнь я готовил себя к роли строевого флотского командира. И сразу же, как началась война, стал мечтать о том, чтобы вернуться на один из флотов, чтобы командовать соединением боевых кораблей.
      И вот теперь эти переговоры... С чем пожаловали англичане? Каковы их намерения? Как себя с ними вести? Я читал опубликованную в наших газетах речь Черчилля от 22 июня, где он заявил: "Мы окажем России и русскому народу всю помощь, какую только сможем". Но одно дело слова, другое конкретные намерения. Отношения наших стран до войны были более чем прохладными, и сейчас нужно было привыкнуть к мысли, что Великобритания наш союзник.
      Разумеется, в то время я еще не знал, что между нашей страной и Великобританией уже несколько месяцев ведется дипломатический зондаж, взаимное прощупывание позиций.
      Возникновение антигитлеровской коалиции с достаточной полнотой описано в нашей исторической литературе. Не желая повторяться, остановлюсь только на тех моментах, которые имеют непосредственное отношение к данному повествованию. При этом мне придется опираться на факты и документы, ставшие известными через много лет после войны.
      Перед войной, как уже отмечалось, отношения между СССР и Великобританией были сложными, а в чем-то и напряженными. Но угроза нападения фашистской Германии побудила обе стороны по своим дипломатическим каналам выяснять взаимные позиции на случай войны. Наиболее дальновидные политики Лондона понимали, что Великобритания в одиночку не в силах одолеть Гитлера и его союзников.
      Изменение в политике правящих кругов Англии сказалось и в том, что вместо Смидса послом в СССР был назначен Стаффорд Криппс. Человек этот считался довольно видной фигурой на английском политическом горизонте. Он лично много сделал для сближения обеих стран, поэтому стоит сказать о нем несколько слов.
      Криппс был сыном крупного юриста и политического деятеля, окончил привилегированную школу. Как и его отец, он примкнул к лейбористской партии и стал скоро членом парламента. Но в его личности было такое, что не укладывалось в рамки стандартного лейбориста, всегда придерживающегося "золотой середины". Результатом его неординарности было то, что он поссорился с лидерами своей партии и был исключен из ее рядов. И все же это обстоятельство не помешало ему стать государственным и политическим деятелем.
      Это был высокий худощавый человек с продолговатым лицом и тяжелой челюстью. Худоба его во многом, возможно, объяснялась тем, что Криппс был убежденный вегетарианец и ничего не брал в рот, как говорили, кроме каких-то травок и орешков.
      В политике он придерживался лейбористских взглядов.
      Более того, ратовал за объединение всех левых сил, в том числе и коммунистов. К нашей стране Стаффорд Криппс относился, я бы сказал, доброжелательно. Он приложил немало сил, чтобы улучшить отношения между Великобританией и Советским Союзом. Эта его позиция не изменилась даже тогда, когда между СССР и Германией был заключен пакт о ненападении. Он прекрасно понимал, что это соглашение носит вынужденный характер. Как истинно мудрый политик, Криппс считал, что наиболее крепким мостом через реку недоверия является торговля. Поэтому он стремился восстановить экономические отношения с нашей страной, которые к тому времени были окончательно прерваны. Словом, в той ситуации, когда Англия находилась в состоянии войны с Германией и когда фашистские войска приближались к Парижу, Стаффорд Криппс был наиболее подходящей кандидатурой на роль посла в СССР. Вначале он был представлен нашему правительству как "посол со специальной миссией".
      Но Москва настаивала на том, чтобы он был оформлен в качестве постоянного посла его величества. Англичане пошли на уступки, и Криппс вылетел в Москву через Париж и Афины, где он ждал, пока будут урегулированы все вопросы с его статусом. Столь поспешный вылет Криппса из Лондона объяснялся еще и тем, что кратчайший путь в Москву - через Париж мог быть в любой день прерван, поскольку немцы уже приближались к французской столице.
      Уже весной 1941 года во время одного из визитов к тогдашнему заместителю наркома иностранных дел А. Я. Вышинскому С. Криппс вручил ему памятную записку, в которой подробно излагалась позиция английского правительства на случай возможного конфликта с фашистской Германией.
      В этом документе английская сторона намекала, что ее позиция будет зависеть от поведения СССР. В частности, англичане дали понять, что в их стране существуют влиятельные силы, готовые пойти на сговор с Гитлером.
      Теперь-то, уже с высоты нашего времени, мы понимаем, что правительство Великобритании в значительной степени блейфовало, угрожая СССР соглашением с Гитлером. Оно прекрасно понимало, что клика Гитлера не могла пойти на мировую с Англией, предварительно не выторговав крупных уступок. Но тем не менее в памятной записке англичане продолжали развивать свои взгляды следующим образом:
      "Казалось бы, что развитие событий в Восточной Европе могло происходить по одному из двух вариантов: Гитлер мог бы удовлетворить свои потребности двояким образом - либо путем соглашения с Советским Союзом, либо, если он не сможет заручиться заключением и выполнением такого соглашения, путем применения силы, чтобы попытаться захватить то, в чем он нуждается. Что касается первого варианта, то правительство Великобритании было бы, очевидно, поставлено перед необходимостью усилить свою блокаду везде, где это представляется возможным. При втором варианте у нас был бы обоюдный интерес... и в этом случае правительство Великобритании, исходя из... собственных интересов, стремилось бы по мере сил помешать Гитлеру в достижении его целей... Мы приложили бы поэтому все старания, чтобы оказать содействие Советскому Союзу в его борьбе, причем помощь давалась бы нами в экономическом смысле или другими практическими способами, например координированной воздушной активностью..."[Цит. по: Бережков В. М. Рождение коалиции. М., 1975, с. 9.].
      Я так подробно процитировал этот документ потому, что он достаточно наглядно показывает, что в это время, то есть после поражения Франции, правительство Великобритании особенно остро почувствовало, что без сильного союзника перспективы войны с гитлеровской Германией были явно неблагоприятными.
      Последующие переговоры проходили между Криппсом и наркомом иностранных дел СССР. Уже в то время, когда на Востоке полыхала война. Вопрос сотрудничества из области теоретической переместился в область практическую, став насущной задачей дня. На беседах, которые нарком вел с Криппсом, мне не довелось присутствовать, но меня информировали о них, как говорится, по горячим следам. Во время очередной встречи с наркомом Криппс сообщил, что за неделю до вторжения гитлеровских войск на территорию СССР он побудил Черчилля связаться с Рузвельтом и обсудить с ним возможности возникновения такой войны. В строго доверительном порядке Криппс передал, что та самая речь, которую Черчилль произнес 22 июня, была составлена при участии американского посла в Англии Вайнанта, а также и самого Криппса. По словам английского посла, речь Черчилля отражала и взгляды Рузвельта.
      Все это, конечно, было хорошо, но Советское правительство интересовало, каковы же будут размеры и масштабы помощи, которую будущие союзники могут оказать нашей стране.
      - Британское правительство,- ответил Криппс,- готово сделать все, чтобы начать сотрудничество. Я не вижу причин, которые ограничивали бы размеры возможной экономической помощи, и вообще не вижу предела помощи, необходимой для достижения обеими странами общей цели.
      Советская сторона, изъявив согласие на сотрудничество, предложила закрепить его каким-то общим политическим соглашением. Но Криппс дал понять, что к такого рода соглашению английское правительство еще не готово, поскольку оно на первых порах хотело бы наладить сотрудничество по военным и экономическим вопросам.
      Между тем советский посол в Лондоне И. М. Майский не терял времени даром. (Об этом дипломате я еще расскажу подробнее.) Он встретился с членом военного кабинета лордом Бивербруком и поставил вопрос об усилении действий английской авиации против Германии, а также о высадке десанта во Франции.
      Информированный об этой беседе нарком иностранных дел 29 июня 1941 года снова принял Криппса. Среди вопросов, заданных ему, был и вопрос о втором фронте. Английский посол ответил довольно общо:
      - В принципе английское правительство полно решимости сделать все, чтобы помочь Советскому правительству. Однако английский флот не может взяться за какую-либо операцию, не зная, в чем, собственно, она будет состоять. Следовательно, сейчас нельзя сказать что-то определенное относительно действий английских вооруженных сил, которые облегчили бы положение на советском фронте.
      Как видим, от далеко идущих обещаний, высказанных в речи Черчилля, до их конкретного воплощения предстояло еще пройти большой путь. В сущности, в то время Великобритания и не хотела приступать к подлинному военному сотрудничеству.
      В ходе той же беседы нарком поинтересовался, как представляет себе английское правительство сотрудничество прибывшей миссии с советской стороной. Криппс предложил, чтобы члены миссии - военные вошли в контакт с представителями советских военных кругов. При этом он подчеркнул, что военная часть миссии будет работать совершенно самостоятельно.
      В конце июня М. Макфарлана и Дж. Майлса принял нарком Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов. В тот день в Москве стояла необычайная жара. Каково же было мое удивление, когда из машины, подкатившей к подъезду Наркомата, вышел высокий пожилой человек в шортах. Это был Макфарлан. Я представил себе удивлешь наркома, но тот, увидев столь экстравагантный наряд, отделался только шуткой. Как оказалось, шорты допускаются английской летней формой.
      Возможно, я ошибаюсь, но при первой беседе у Н. Г. Кузнецова мне показалось, что оба английских представителя достаточно серьезно и ответственно относятся к своим полномочиям. Правда, они не были свободны в своих действиях, как обещал Криппс. И не потому, что были связаны какимито особыми инструкциями. Просто Макфарлан и Майлс придерживались общепринятой в английском правительстве точки зрения. А суть ее состояла в том, что правящие круги Англии не верили в способность Советского Союза устоять под натиском гитлеровской военной машины. "Русские,-рассуждали они, - скорее всего, потерпят поражение, а посему следует пока воздержаться от решительных шагов по оказанию им помощи".
      В этой связи вспоминается такой факт. Как-то в одной из бесед со мной Макфарлан и Майлс коснулись положения нашего флота в Кольском заливе.
      - Согласитесь, что корабли находятся под угрозой,- сказал Майлс.- Мы могли бы помочь вам вывести их в безопасную зону.
      Об этом разговоре я доложил наркому иностранных дел.
      Тот не стал решать вопрос самостоятельно и обратился к И. В. Сталину. В тот же день мне было поручено выяснить, что конкретно имеют в виду англичане.
      - Что значит вывести корабли? Куда?
      При следующей встрече с Макфарланом и Майлсом я пустил пробный шар:
      - Вот вы обещали обеспечить охрану судов, идущих в Архангельск. Мы были бы благодарны за помощь...
      Макфарлан усмехнулся.
      - При чем здесь Архангельск? Речь идет об Англии. Мы согласны переправить ваши суда к нам, с тем чтобы вернуть их после того, как обстановка в этом районе изменится.
      Итак, представители английской миссии исходили из того, что мы не удержим побережье Белого моря.
      Уже при первой встрече у наркома Военно-Морского Флота речь зашла об обеспечении северных морских коммуникаций. Майлс обещал проконсультироваться со своим адмиралтейством и сообщить о результатах. Значительное место в переговорах занял вопрос о взаимной военно-технической информации. Дело в том, что к этому времени англичане уже накопили определенный опыт по борьбе с электромагнитными минами. Мы же этого опыта практически не имели. Кроме того, боевые корабли наших союзников располагали более совершенным радиолокационным оборудованием. Еще после первой мировой войны, во время которой англичане понесли серьезные потери от германского подводного флота, они приступили к поискам эффективной системы, способной обнаруживать субмарины. В результате этих исследований был создан "асдик" - корабельный гидроакустический прибор, который на довольно большом расстоянии обнаруживал подводные цели.
      Словом, на первом этапе переговоры с военной частью миссии носили главным образом технический характер. Мы еще мало знали друг друга. Подлинно широкое сотрудничество было еще впереди. Конечно, мне и в голову не приходило, что я буду в числе тех, кому предстоит вести эти переговоры в высших военных и политических кругах Великобритании.
      Параллельно с этими сугубо техническими переговорами продолжались и общеполитические. А 30 июня состоялась встреча с членами английской военной миссии. Нарком иностранных дел СССР вновь заявил, что наша страна надеется на усиление активности британской авиации на западе Германии и на оккупированной территории Франции, а также на высадку десанта в Европе. Взявший слово Макфарлан заявил, что его задача состоит в том, чтобы поскорее получить подробные сведения о действиях и планах советских войск.
      В этом случае, уверял он, английское командование выработает соответствующий план операций.
      В результате переговоров советской стороне удалось добиться от англичан согласия на заключение соглашения, которое, как мы увидим из подлинного текста, носило не только технический характер. Оно называлось так: "Соглашение о совместных действиях Правительства Союза ССР и Правительства Его Величества в Соединенном Королевстве в войне против Германии". Советское правительство придавало этому соглашению исключительное значение. Об этом можно было судить хотя бы по тому, что при его подписании 12 июля 1941 года присутствовали И. В. Сталин, заместитель Наркома обороны Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников, нарком Военно-Морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов и другие официальные лица. Английскую сторону представляли посол Стаффорд Криппс, сотрудники посольства и весь состав военно-экономической миссии.
      В соглашении содержались следующие пункты:
      1. Оба правительства обязуются оказывать друг другу помощь и поддержку всякого рода в настоящей войне против гитлеровской Германии.
      2. Они далее обязуются, что в продолжение этой войны не будут ни вести переговоров, ни заключать перемирия или мирного договора, кроме как с обоюдного согласия.
      Конечно, это соглашение было лишь первой ласточкой на горизонте антигитлеровской коалиции. На пути сотрудничества стояло еще немало препятствий. Преодолеть их предстояло общими усилиями.
      В первых числах июля ко мне в кабинет зашли двое работников из отдела кадров и попросили фотографии на заграничный паспорт.
      - Зачем это? - вырвалось у меня.
      - Разве вы не знаете, что отправляетесь в Англию?
      - Со мной на эту тему никто не беседовал.
      Кадровики пожали плечами. Я снял трубку и позвонил
      адмиралу Н. Г. Кузнецову. От него я узнал, что назначаюсь заместителем главы советской военной миссии, которая на днях должна отбыть в Лондон. Главой миссии утвержден генерал Ф. И. Голиков.
      - Советую соглашаться,- сказал он.- Спорить бесполезно. Ваша кандидатура находит поддержку на самом верху.
      Спорить, видимо, действительно было бесполезно. Прощай, флот, прощай, командирский мостик! И, вероятно, надолго.
      Начались сборы в дорогу. В тот же день я узнал, что в состав миссии вошли также полковник Н. И. Пугачев, полковник В. М. Драгун, майор А. Ф. Сизов, военный инженер 2 ранга П. И. Баранов. Позднее, уже в Лондоне, миссия пополнится другими офицерами, которые приедут вслед за нами.
      Перед отъездом нас с Голиковым приняли Нарком обороны С. К. Тимошенко, нарком внешней торговли А. И. Микоян, Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников. Затем с Голиковым беседовал И. В. Сталин. Он поручил ему передать британскому правительству, что СССР будет драться до конца, что немецко-фашистские захватчики не сломят советский народ. Однако, подчеркнул Сталин, Красной Армии нужна эффективная реальная помощь со стороны союзников: прежде всего открытие военных действий против Германии на Западе, а также помощь военными материалами.
      Уже по кругу лиц, инструктировавших руководство миссии, можно было судить о том, сколь серьезное значение ей придавалось. Миссия должна была поставить вопрос о последовательном осуществлении следующих операций:
      Операция No 1. Создать общий с англичанами фронт на севере Европы. На этот фронт англичане могли бы направить военно-морской флот, авиацию и несколько пехотных дивизий. Советское правительство считало целесообразным занятие союзниками в ближайшее время островов Шпицберген и Медвежий, что было необходимо для обеспечения морских коммуникаций между СССР и Англией, а также между СССР и США.