Возможно, она попросит его о такой помощи. Почему бы и нет? Ко времени ее возвращения он убедил себя в том, что она наверняка попросит его о помощи. Он согласится просто, но с достоинством - и пойдет, может быть, его ранят или убьют, но он станет героем, если даже ему ничего не удастся сделать
      И постепенно Мак-Киннон стал думать о себе как о благородном рыцаре...
      Но она ни о чем не просила его, напротив, даже не дала ему возможности поговорить с ней.
      Во время обеда ее не было. После обеда она закрылась с Доктором в его кабинете. Потом сразу ушла в свою комнату. Тогда Мак-Киннон решил, что имеет полное право лечь спать.
      В постель, уснуть, проснуться утром... Но это не так просто. Чужие стены недружелюбно смотрели на него, и другая, критическая сторона его разума решила воспользоваться этой ночью. Дурак! Она не нуждается в твоей помощи. Кто ты такой? Чем ты лучше Сгини? Ничем. Для нее ты "всего лишь один из множества, ничем не приметный человек.
      Но я не сумасшедший! Оттого, что я предпочел не подчиняться диктатуре других, я не стал сумасшедшим. Впрочем, так ли это? У всех здешних нет мозгов, ну а что отличает тебя? Нет, не у всех - а" как же Доктор и... Не обманывай себя, приятель, Доктор и Мама Джонстон оказались здесь по другим причинам: их не приговаривали к высылке. А Персефона родилась здесь.
      А как же Мэги? Он, конечно же, рационален - или кажется таким. Он поймал себя на том, что обижен, чуть не до слез обижен явной стабильностью Мэги. Почему это он должен отличаться от любого из нас?
      Любой из нас? Он отнес себя к остальным обитателям Ковентри. Хорошо, хорошо, признай это, дурак, - ты такой же, как и все они, тебя вышвырнули - потому, что ты не нужен порядочным людям и слишком упрям, чтобы согласиться на лечение.
      Но от мысли о лечении ему стало совсем тошно. И Мак-Киннон решил для отвлечения чем-нибудь заняться.
      Он включил свет и попытался читать. Но это не помогло. Почему Персефону волнует то, что произойдет с людьми за пределами Барьера? Она не знает их, у нее нет там друзей. Если уж он не чувствует обязательств перед ними, при чем тут она? Никаких обязательств? Ты жил разнеженной легкой жизнью многие годы; единственное, о чем тебя просили, - это вести себя хорошо. И где бы, интересно, ты сейчас оказался, если б Доктор спросил себя, обязан он тебе чем-нибудь или нет?
      Мак-Киннон все еще устало пережевывал жвачку самоанализа, когда забрезжил рассвет. Он встал, накинул на себя халат и на цыпочках направился через холл в комнату Мэги. Дверь была приоткрыта. Он просунул голову и шепнул:
      - Сгиня... ты не спишь?
      - Входи, малыш, - тихо ответил Мэги. - Что случилось? Не можешь уснуть?
      - Не могу.
      - И я тоже. Садись, будем мучиться вместе.
      - Сгиня, я хочу попытаться... Я иду за Барьер...
      - Гм? Когда?
      - Прямо сейчас.
      - Рискованное дело, малыш Подожди несколько дней, и мы попытаемся вместе.
      - Нет, я не могу ждать, пока ты поправишься. Я хочу предупредить Соединенные Штаты.
      Глаза Мэги чуточку расширились, но голос его остался ровным.
      - Уж не из-за этой ли вертуньи ты собрался совершить подвиг, Дэйв?
      - Нет, это не совсем так. Я делаю это ради самого себя я должен это сделать. Послушай-ка, Сгиня, что это за оружие? Неужели у них есть нечто такое, что могло бы грозить Соединенным Штатам?
      - Боюсь, что так, - признался Мэги. - Л не знаю подробностей, но эта штука пострашнее лазера. У нее гораздо больший радиус действия. Я не знаю, что они собираются делать с Барьером, но перед тем, как меня подстрелили, я успел заметить несколько новых энергетических установок. Послушай, если ты все-таки окажешься за Барьером, то вот тебе фамилия человека, которого тебе нужно найти. постарайся это сделать. Он человек влиятельный - Мэги нацарапал что-то на клочке бумаги, сложил и передал Мак-Киннону, который рассеянно сунул его в карман.
      - За Воротами сейчас следят тщательно, Сгиня?
      - Через Ворота тебе не пройти, об этом не может быть и речи. Вот что тебе придется сделать... - Он оторвал еще один клочок бумаги и начал делать наброски, поясняя их короткими точными фразами.
      Перед уходом Дэйв пожал руку Мэги.
      - Ты попрощаешься за меня, хорошо? И поблагодари Доктора! Мне лучше уйти, пока никто не проснулся.
      - Конечно, малыш, - заверил его Сгиня.
      Мак-Киннон спрятался за кустами, наблюдая за маленькой группкой Ангелов, цепочкой идущих в холодную уродливую церковь. Ледяной утренний воздух пробирал его до костей, но дрожал он больше от страха. Однако же необходимость преодолевала в нем страх. У Ангелов есть пища - он должен украсть ее.
      Первые два дня после ухода из дома Доктора прошли спокойно. Правда, спать пришлось на земле, и он сильно простудился; начавшийся вскоре кашель затруднял ходьбу. Сейчас же его беспокоило не это - необходимо было сдержать кашель и чихание до тех пор, пока верующие не скроются в храме. Он смотрел, как они проходят - непреклонные на вид мужчины, женщины с изможденными лицами, в длиннющих юбках и серых шалях. Тоскливое зрелище: измученные работой люди с бесчисленным потомством... На их лицах не было радости. Даже дети выглядели мрачными.
      И вот последний скрылся внутри, остался только пономарь во дворе, занятый какими-то делами. Спустя неопределенное время, в течение которого Мак-Киннон прижимал пальцем верхнюю губу в отчаянной попытке подавить чихание, пономарь вошел в унылое здание и закрыл дверь.
      Мак-Киннон выполз из своего убежища и поспешил к дому, который выбрал заранее. Расположенный на краю поляны, он был дальше всех от церкви.
      Собака смотрела на него с подозрением, но он успокоил ее ласковыми словами. Дом был на замке, однако Мак-Киннону удалось взломать заднюю дверь. У него немного закружилась голова при виде еды, когда он нашел ее, - черствый хлеб и густое соленое масло из козьего молока. Два дня назад, поскользнувшись, он упал в горный ручей. Он не придал этому инциденту большого значения, пока не обнаружил, что пищевые таблетки превратились в бесформенную массу. Он съел часть в конце того дня, потом они заплесневели, и он выбросил остаток.
      Хлеба ему хватило на три ночевки, но масло растаяло, и его нельзя было нести дальше. Он, насколько мог, пропитал хлеб маслом, слизал остальное, и тогда его начала мучить жажда.
      Спустя несколько часов после того, как кончился хлеб, он достиг своей первой цели - главной реки, в которую впадали все остальные потоки Ковентри. Где-то по течению она уходила под черный занавес Барьера и продолжала свой путь дальше к морю. Поскольку Ворота были закрыты и охранялись, это был единственный возможный для человека выход из Ковентри.
      Перед глазами была вода, а его снова мучила жажда, да и простуда усилилась. Но, чтобы напиться, придется ждать темноты: на берегу виднелись какие-то фигуры, и некоторые, похоже, были в мундирах. Кто-то привязал к причалу маленький ялик. Мак-Киннон взял это себе на заметку. Когда зашло солнце, ялик все еще был на том же месте.
      Лучи раннего утреннего солнца упали ему на нос, и он чихнул. Окончательно проснувшись, он поднял голову и огляделся. Маленький ялик, которым он воспользовался, плыл по реке. Весел не было. Он так и не мог вспомнить, были вообще весла или нет. Течение оказалось весьма сильным вдруг он еще ночью достиг Барьера? Что, если он уже проплыл под ним, - нет, это чепуха, конечно
      И тут он увидел его, на расстоянии меньше мили, - черный и зловещий, но самое приятное зрелище, виденное им за последние дни Мак-Киннон был слишком слаб и болен, чтобы радоваться ему, но оно усилило ту решимость, благодаря которой Дэвид шел к цели.
      Маленькая лодка заскрежетала днищем по песку. Он увидел, что течение на одном из поворотов вынесло его на берег Он неуклюже выскочил, морщась от боли в затекших конечностях, и вытащил нос ялика на песок. Затем передумал и оттолкнул свое суденышко как можно дальше в реку - скоро оно исчезло за поворотом. Никто не должен знать, где он высадился.
      Он проспал почти весь этот день, только один раз поднявшись, чтобы перелечь, в тень: солнце жгло немилосердно. Но солнце хорошо прогрело его тело, простуда утихла, и к полуночи он чувствовал себя уже значительно лучше.
      Хотя до Барьера по берегу реки оставалось лишь около мили, ушла почти вся ночь на то, чтобы добраться до него. Грань Барьера возвестила о себе облаками пара, поднимавшегося от воды. Когда взошло солнце, он обдумал сложившуюся ситуацию Барьер простирался вдоль воды, но стык между ним и поверхностью потока был скрыт в бурлящих облаках пара. Где-то там, внизу, Барьер оканчивался, и его край превращал воду, с которой он соприкасался, в пар.
      Медленно, неохотно и отнюдь не как герой он начал снимать одежду. Его время пришло, но он не радовался этому. На глаза попался клочок бумаги, переданный Мэги, и Мак-Киннон попытался рассмотреть его. Но бумага превратилась в бесформенную массу после его невольного купания в горном ручье, и прочитать что- либо было невозможно. Он выбросил записку. Какое она имела сейчас значение.
      Он дрожал, стоя в нерешительности на берегу реки, хотя солнце уже грело. Затем решение пришло само, на дальнем берегу он увидел патруль.
      Заметили его или нет, он не знал. Он нырнул.
      Глубже, глубже, как можно глубже, насколько хватит сил. Глубже - и нужно дотронуться до дна, чтобы наверняка избежать обжигающего, смертельного края Барьера. Он почувствовал, что его руки погрузились в грязь. Ну а теперь плыть. Возможно, под Барьером его ждет смерть - вскоре он узнает Но куда плыть? Здесь, на глубине, не было направления. Он оставался у дна реки до тех пор, пока оставался воздух в легких. Затем стал всплывать и почувствовал, как вода обжигает лицо. Через какой-то миг, заполненный неизъяснимой печалью и одиночеством и показавшийся ему вечностью, он понял, что оказался в ловушке между пеклом и водой - в ловушке под Барьером.
      Двое рядовых беспечно болтали, сидя на маленьком причале, расположенном у самого края Барьера. Река, вытекавшая из-под него, не представляла для них интереса, они следили за ней в течение многих унылых часов несения службы. Но вдруг раздался сигнал тревоги, заставивший их насторожиться.
      - В каком секторе, Джек?
      - У этого берега Вон он - смотри!
      К тому времени, когда появился сержант охраны, они уже выудили его и уложили на причал.
      - Жив или мертв? - спросил сержант.
      - Думаю, что мертв, - ответил тот, который делал искусственное дыхание.
      Сержант огорченно крякнул, что было на него совсем не похоже, и сказал:
      - Как жаль. Я вызвал "скорую помощь". Что ж, отошлем его в лазарет.
      Медсестра пыталась успокоить его, но Мак-Киннон поднял такой шум, что она была вынуждена вызвать дежурного врача.
      - Ну! Ну! Зачем же так буянить? - упрекнул его медик, нащупывая пульс.
      Дэйву все же удалось убедить его в том, что он не успокоится и не примет снотворного до тех пор, пока его не выслушают. Они заключили рабочее соглашение:
      Мак-Киннону будет разрешено говорить в течение нескольких минут, все сказанное им дойдет по назначению, а в обмен на это Мак-Киннон позволит сделать ему укол.
      На следующее утро врач привел к Мак-Киннону двух незнакомых мужчин. Они целиком выслушали его рассказ и подробно расспросили его. В тот же день на санитарной машине его доставили в штаб корпуса. Там его снова допросили Он быстро восстанавливал свои силы, но очень уставал от всей этой болтовни и желал убедиться в том, что его предупреждение принималось всерьез. Последний из допрашивавших заверил его в этом.
      - Не беспокойтесь, - сказал он Дэйву, - сегодня вас примет начальник округа.
      Генерал оказался еще не старым человеком приятной наружности и нисколько не походил на профессионального военного. Он слушал очень внимательно, когда Мак-Киннон рассказывал - уже, казалось, в пятидесятый раз - свою историю. Он задумчиво кивнул, когда Дэвид кончил.
      - Можете не сомневаться, Дэвид Мак-Киннон, - мы принимаем все необходимые меры.
      - А как же их оружие?
      - Этим уже занимаются а что касается Барьера, то прорваться через него будет не так легко, как думают наши соседи. Но ваши усилия оценены по достоинству. Могу ли я быть вам чем-нибудь полезен?
      - Мне - нет, а вот двум моим друзьям там... - И он попросил сделать что-нибудь для спасения Мэги, а также позволить Персефоне покинуть резервацию, если она этого пожелает.
      - Я знаю об этой девушке, - заметил генерал. - Мы свяжемся с ней. Если когда- либо она пожелает стать гражданкой нашей страны, это можно будет устроить. Что касается Мэги, то это другое дело. - Он нажал на кнопку видеофона, стоявшего на столе. - Пусть войдет капитан Рэндэлл.
      В комнату бесшумно вошел невысокий стройный человек в форме капитана армии Соединенных Штатов. Мак-Киннон взглянул на него с обычным вежливым интересом, затем на его лице появилось выражение крайнего изумления.
      - Сгиня! - вскричал он.
      Их бурные приветствия вряд ли были уместны в присутствии начальника округа, но генерал, очевидно, не имел ничего против. Когда они успокоились, Мак-Киннон задал вопрос, который все время мучил его:
      - Но послушай, Сгиня, что все это значит? - Он помолчал, внимательно глядя на него, потом обвиняюще ткнул в него пальцем. - Я понял! Ты служишь в разведке!
      Сгиня весело ухмыльнулся.
      - Ты думал, - заметил он, - что армия Соединенных Штатов оставит без надзора такое опасное место?
      Генерал откашлялся.
      - Что же вы планируете делать теперь, Дэвид Мак-Киннон?
      - Что? Я? У меня нет никаких планов... - Он с минуту подумал, затем повернулся к своему другу. - Знаешь, Сгиня, пожалуй, я все же лягу в больницу для психотерапии. Вы здесь...
      - Не думаю, что в этом есть необходимость, - мягко прервал его генерал.
      - Нет? Почему, сэр?
      - Вы уже здоровы. Возможно, вы не знаете об этом, но вас интервьюировали четыре психотехника. Их доклады сходятся. Я уполномочен сообщить вам, что ваш статус свободного гражданина восстановлен - если вы согласны принять его.
      На этом беседа закончилась Когда капитан Сгиня-Рэндэлл сопровождал своего друга в госпиталь, Дэйв забрасывал его вопросами.
      - Сгиня, ты, должно быть, выбрался оттуда раньше меня?
      - На день-два.
      - Значит, все мои труды оказались напрасными!
      - Я бы так не сказал, - возразил Рэндэлл. - Ведь я мог и не выбраться. Собственно говоря, здесь всё знали еще до моего появления. Я там был не один... - И, чтобы сменить тему разговора, он спросил: - Теперь, когда ты вернулся, что ты станешь делать?
      - Я? Пока рано говорить... Но уж наверняка я не стану заниматься классической литературой. Если бы я не был таким неспособным к математике, я мог бы попытать счастья в космосе.
      - Ну, об этом поговорим сегодня вечером, - продолжил Рэндэлл, взглянув на часы. - Мне нужно бежать, но я зайду попозже, и мы вместе пойдем в столовую обедать.
      А в следующую секунду его уже не было - он сгинул без следа, оправдывая свою "уголовную" кличку Сгиня... Мак-Киннон по инерции успел произнести:
      - Послушай! А почему бы и мне не поступить в раз... Но, поскольку Рэндэлла рядом уже не было, ему пришлось спросить об этом самого себя.