Гунарстранна склонил голову и сказал:
– Вполне понимаю ваше состояние. Ваше горе усугубляется тем, что приходится еще отвечать на вопросы следователя… Надеюсь, вы отнесетесь к нам и нашим вопросам с пониманием.
Карстен рассеянно кивнул.
Гунарстранна откашлялся.
– В какой области вы специализируетесь?
– Что вы имеете в виду?
– Что за вещи вы продаете?
– В основном хорошие, дорогие. Так сказать, эксклюзивные.
– То есть?
– Понимаете, мы торгуем не вещами работы какого-то мастера или одного стиля. Все зависит от самой вещи. Она должна быть красивой и находиться в хорошем состоянии. Одинаковым спросом у любителей пользуются и пишущая машинка «Ремингтон» двадцатых годов, и, например, отлично сохранившийся чайный столик Викторианской эпохи. Мы рассматриваем каждую вещь в отдельности…
Гунарстранна кивнул.
– А книгами не занимаетесь?
– Нет.
– На одном стеллаже, мимо которого мы проходили, я видел собрание сочинений Теккерея…
Есперсен позволил себе досадливо махнуть рукой:
– Видели, значит? Вы очень наблюдательны. Да, в самом деле, – кивнул он. – Но книги в этом доме принадлежат Ингрид. Она любит читать. Ну а мы с книгами дела не имеем. Они сейчас не приносят прибыли… да, мы так считаем. В конце концов, у нас ведь не букинистический магазин.
– Как вещи попадают к вам?
– Мы покупаем разрозненные товары оптом, участвуем в аукционах… ввозим из-за границы… довольно часто принимаем вещи на комиссию. Наш товар относится к высокодоходному сегменту рынка.
– То есть?
– Что? – не понял Есперсен.
– Что значит «высокодоходный сегмент рынка»?
– Да в сущности, так можно назвать что угодно, лишь бы вещь была в хорошем состоянии. У нас попадаются как предметы английской и немецкой работы, так и отечественные, из деревень… например, из долины Гудбрансдален.
– А на экспорт торгуете?
– Нет.
– Сколько лет было вашему отцу?
– Семьдесят девять. В марте исполнилось бы восемьдесят…
– Он жаловался на здоровье?
– Да нет, был как пятидесятилетний, работал каждый день.
– Крепыш.
Карстен Есперсен поджал тонкие губы:
– Да, можно и так сказать.
– Он не собирался уйти на покой?
– Нет.
Карстен ответил решительно и быстро. Пожалуй, даже слишком быстро. Гунарстранна и Фрёлик переглянулись.
– У вас семейное предприятие?
– Да, пожалуй.
– Смерть вашего отца повлияет на состояние дел?
– Конечно.
– Кто закупает товары для магазина? Вы? Ваш отец?
– Я.
– В одиночку?
Карстен Есперсен склонил голову и ответил:
– Само собой разумеется, отец тоже кое-что покупал, но всегда советовался со мной. Видите ли, я умею производить на клиентов хорошее впечатление. Мы, так сказать, разделяли обязанности.
– Что за человек был ваш отец?
Есперсен поднял голову и бросил на инспектора озадаченный взгляд.
Гунарстранна уточнил, активно помогая себе руками:
– Он был добрым? Строгим? Любителем наживать врагов?
– Конечно нет.
– Но враги у него были?
– Вот так сразу и не вспомнишь…
– Может быть, он с кем-то ссорился?
– Конечно, даже со мной он ссорился.
– Почему?
– Уж такой у него был характер… тяжелый. Он любил, чтобы последнее слово всегда оставалось за ним.
– И в личной жизни тоже?
– И в личной жизни, и в делах.
– Что же будет дальше? Вы примете на себя бразды правления?
– Да, наверное… Магазин оформлен как общество с ограниченной ответственностью, поэтому документ о передаче имущества покойного не имеет такого уж большого значения. – Есперсен кашлянул. – Но по-настоящему вести здесь дела могу только я… Только я могу управлять, – пробормотал он, вскидывая голову и устремляя взгляд куда-то в пространство.
– Как вы относились к нежеланию отца уходить на покой?
– По-вашему, он мне не совсем доверял? – Карстен криво улыбнулся.
Гунарстранна не ответил.
– Скажем так, – продолжал Карстен. – Отчасти вы правы. Он не хотел уходить на пенсию и из-за меня тоже. Конечно, я люблю свою работу, но… у меня есть и другое занятие… – Он смущенно закашлялся. – Я, видите ли, пишу… сотрудничаю внештатно в разных местах… на что требуется время.
– Внештатно?
– Я пишу в разные издания. Статьи, обзоры… время от времени публикую рассказы. Творчество требует много времени и сил.
– Вы публикуетесь под своей фамилией?
– Да.
– Значит, крепкое здоровье отца и его нежелание уходить на покой вас должно было только радовать?
Есперсен вздохнул:
– Что я могу сказать? Конечно, отец много делал, но, наверное, ему следовало заняться чем-то другим… – Он замялся. – Людям в преклонном возрасте положено… отдыхать, всячески наслаждаться жизнью. Но он… был не такой. Наверное, он был счастлив, то есть… наслаждался своим, как вы выразились, крепким здоровьем.
Гунарстранна медленно кивнул.
– Никто и не думал намекать ему о пенсии, – продолжал Карстен Есперсен. – Отец не мыслил себя без работы!
– Можете назвать хоть одного человека, который ссорился с вашим отцом?
– Легче назвать тех, кто с ним не ссорился. Отец отличался твердым и… упрямым характером. – Есперсен обрадовался, что наконец подобрал нужное слово.
– Значит, с ним было трудно иметь дело? Его можно назвать вздорным человеком?
– Предпочитаю другие эпитеты: настойчивый, неуступчивый… Решительный… Простите, я еще не привык говорить о нем в прошедшем времени.
– Он жил в этой квартире с вашей матерью?
Есперсен кивнул и нахмурился от смущения:
– Ингрид мне не мать, она вторая жена отца.
– А ваша мать жива?
– Нет… – Видя, что полицейские молчат, он продолжил: – Моя мать умерла, когда я был маленький… Папа женился на Ингрид больше двадцати лет назад, а она, в сущности, всего на семь лет старше меня. Теперь вы понимаете, почему я так отреагировал, когда вы предположили, будто она – моя мать?
– У вас есть братья или сестры?
Есперсен покачал головой.
– Значит, вы – единственный наследник?
– Ингрид тоже наследница. Возможно, в завещании… если оно есть… указаны и другие.
– Но вам об этом ничего не известно?
– О чем?
– Составил ли ваш отец завещание.
– По-моему, нет. Во всяком случае, я о завещании ничего не слышал. Но я могу дать вам телефон его адвоката. Она наверняка в курсе.
– Ваш отец был богатым человеком?
– В каком смысле «богатым»?
– Было ли общеизвестно, что у него водятся деньги?
Лицо Есперсена дернулось.
– Нет, вряд ли. Отец получал пенсию; кроме того, он назначил себе совсем небольшой оклад. Прибыль он делил с двумя моими дядями – Арвидом и Эммануэлем. Понимаете, они втроем владеют… владели магазином сообща… Наверное, у него на счете есть какие-то деньги, кроме того, эта квартира…
– И множество ценностей?
– Да какие там ценности – так, побрякушки, – пренебрежительно отозвался Есперсен, видимо вспомнив о том, что он коммерсант.
– Значит, делить придется в основном вещи, которые находятся в квартире и в магазине?
– О том, что придется делить, я как-то не задумывался…
– А вы хотя бы примерно представляете себе имущество вашего отца?
– М-м-м… наверное, сама квартира… магазин… вещи… несколько картин и… ну да, деньги на разных банковских счетах.
Гунарстранна переменил тему:
– Насколько мы поняли, после того как личность покойного была установлена, Ингрид Есперсен первым делом позвонила вам?
– Да, я приехал, как только смог.
Гунарстранна медленно кивнул.
– Она нам звонила еще раньше, ночью. – Есперсен жалко улыбнулся. – Ингрид хотела, чтобы я еще тогда приехал к ней… По ее словам, что-то разбудило ее среди ночи, и она увидела, что отец не ложился. Потом она решила, что в магазин проникли воры. Сюзанна, моя жена, успокоила ее, и Ингрид вроде бы снова заснула.
Гунарстранна окинул Карстена Есперсена задумчивым взглядом и подытожил только что услышанное:
– Ночью она почему-то проснулась, позвонила вам, но к телефону подошла ваша жена, которая ее успокоила… В какое время звонила Ингрид?
– В половине третьего.
Гунарстранна рассеянно посмотрел перед собой.
– Мы, конечно, обо всем побеседуем и с фру Есперсен, но все-таки… почему она звонила вам среди ночи?
– В их квартале последнее время участились кражи. Более того, мы… – Есперсен тяжело вздохнул, – мы ждали чего-то в этом роде.
Гунарстранна кашлянул.
– Чего именно?
– Кражи со взломом.
Заметив, что оба стража порядка изумленно смотрят на него, Карстен Есперсен робко кашлянул. Гунарстранна подождал еще немного, а потом спросил:
– Вы предприняли какие-то меры против воров?
– У нас, как положено, имеются защитные ставни на окнах, которые выходят на улицу, и, конечно, подключена сигнализация. Кроме того, отец каждый вечер обходил все помещения и проверял, все ли в порядке.
– Вчера ночью сигнализация не сработала.
– Д-да, – поколебавшись, ответил Есперсен.
– Как вы думаете, где был ваш отец, когда проснулась Ингрид?
– Все вполне очевидно, разве не так? Он был внизу. – Есперсен постучал указательным пальцем по столешнице. – Внизу, в магазине.
– Среди ночи?
– Конечно.
– Разве вас не удивило, что отец среди ночи вдруг спустился вниз? В конце концов, ему было под восемьдесят.
– Мой отец не был обычным человеком.
Гунарстранна кивнул и снова погрузился в раздумья. Затем он посмотрел на Карстена Есперсена. Тот сидел с рассеянным видом и смотрел в пространство.
– А где были вы? – поинтересовался инспектор.
– А? Что?
– Где были вы, когда звонила Ингрид?
Есперсен по-прежнему рассеянно смотрел в пространство.
– Довольно странно, – тихо ответил он. – Отец, мертвый, сейчас лежит там, внизу… Я не могу не думать о нем. Конечно, я испытываю горечь утраты… – Он немного помолчал, глубоко вздохнул и продолжал: – Ингрид, жену моего отца, сейчас утешает священник. А мы с вами беседуем за тем же столом, за которым мы вчера ужинали всей семьей, наслаждались общением в тесном кругу… А сейчас… мне нелегко рассказывать вам об отце, говорить, каким он… был. – Он скрестил кисти рук на столешнице. – В квартире и атмосфера стала другой. Возникает чувство… ну, может быть, не враждебности как таковой, но какой-то отчужденности. Да, деловитой отчужденности! И вот что еще пришло мне в голову. Стараясь понять, как изменилась атмосфера вокруг меня, я начал испытывать глубокую тоску. Внутри меня словно образовался вакуум. Разговаривая с вами, я все время ждал этого вопроса и боялся его… «Где были вы?» Вдруг ответ на этот вопрос приобрел значимость, важность, всю силу которой я себе даже не представлял.
Карстен Есперсен затих. Гунарстранна и Фрёлик переглянулись. Есперсен покусывал нижнюю губу и о чем-то размышлял. Судя по его виду, продолжать он не собирался.
Молчание нарушил Гунарстранна. Он негромко покашлял, и Есперсен сразу встрепенулся.
– Где были вы? – повторил инспектор, глядя ему прямо в глаза.
– Дома. Ингрид ведь не первый раз вот так будила нас среди ночи. Сюзанна заранее предположила: Ингрид потребует, чтобы я к ней приехал. Ингрид… немного нервная, и потом, она всегда ужасно боялась, как бы чего не случилось с моим отцом.
– Вы слышали телефонный звонок?
– Нет. Я спал.
– Значит, вы не обсуждали звонок Ингрид тогда же… ночью?
– Да… то есть нет. Сюзанна мне рассказала сегодня рано утром.
– А разве вашу жену не встревожили слова Ингрид? Почему она сразу решила, что страхи Ингрид беспочвенны?
– Н-ну… понимаете… Ингрид… Одним словом, иногда она бывает истеричной.
Гунарстранна кивнул.
– Вы не знаете, не угрожал ли кто-то в последнее время вашему отцу?
– Нет, то есть…
– Что?
Есперсен положил обе ладони на столешницу.
– Понимаете, речь пойдет о деле довольно деликатном… – начал он.
Гунарстранна вежливо кивнул.
– Есть один человек… он работал на складе в Энсьё. Его зовут Юнни, и он служит у нас, сколько я себя помню.
– Юнни – а дальше?
– Его зовут Юнни Стокмо. Так вот, несколько недель назад между ним и отцом что-то случилось. Не знаю, что именно. Но в результате отец вынужден был уволить его.
– Он получил компенсацию?
– Юнни пришлось уйти в тот же день, хотя он проработал… много лет.
– Значит, они повздорили сравнительно недавно?
– Понятия не имею. Ни отец, ни Юнни ничего не желали рассказывать. Но, насколько я понял, ссора произошла из-за чего-то очень серьезного… и очень личного. Иначе я бы знал, в чем дело.
– Стокмо приходил к вам, жаловался?
– Нет.
После довольно долгой паузы Есперсен продолжал:
– Вот почему я подумал, что разногласия… что ссора была личным делом, касалась только их двоих. Иначе отец непременно поделился бы со мной.
– Может быть, Стокмо угрожал вашему отцу?
– Об угрозах мне ничего не известно. Я только знаю, что вчера вечером Юнни дожидался отца на улице, у нашего дома.
– Когда это было?
– Он пришел за полчаса до того, как отец вернулся домой, а вернулся он в семь.
Гунарстранна медленно кивнул, словно самому себе.
– В семь вечера? – уточнил Фрёлик, хватая ручку.
– Может быть, чуть позже, около четверти восьмого.
– На что Стокмо живет сейчас? – спросил Гунарстранна.
– Не знаю… У него есть сын, у которого в Турсхове нечто вроде мастерской. Может быть, он там и работает.
Снова наступило молчание. Франк Фрёлик откашлялся и полистал записи.
– Вы говорите, – начал он, – что вчера ваш отец пригласил гостей. Кого именно?
– Никакого приема не было. Обычный ужин. Пригласили нас, то есть меня, мою жену и детей.
– Сколько времени вы здесь пробыли?
– Мы сели за стол около семи. Отец приехал позже, где-то в четверть восьмого. Домой мы поехали часов в одиннадцать.
– Где он был до семи?
– В Энсьё, в конторе.
– Вы уверены?
– Да, он редко бывал где-то еще.
– Он обычно работал допоздна?
– Он работал всегда.
– Значит, в том, что он работал допоздна, не было ничего необычного? – уточнил Гунарстранна.
– Ни обычного, ни необычного. Он в самом деле иногда работал допоздна. Спросите лучше Ингрид, она вам больше расскажет.
Гунарстранна долго молчал, глядя перед собой.
– У вас в магазине много оружия?
– Есть немного. В основном из-за него мы и поставили защитные ставни. За старинным оружием охотятся многие коллекционеры.
– Что за оружие?
– Мушкет, алебарда, несколько дульнозарядных револьверов, несколько образцов холодного оружия…
– А штыки есть?
– Два. А что?
Их перебили. Дверь распахнулась настежь, по полу затопотали быстрые шаги. В столовую вбежал мальчик лет трех-четырех, в синих полотняных штанишках и свитере, запачканном спереди. При виде сидящих за столом незнакомых людей он опешил, но быстро преодолел смущение и подошел к Карстену Есперсену, изумленно смотревшему на него. Светлые кудрявые волосы обрамляли круглое, открытое личико с курносым сопливым носом. Малыш прижался к отцовскому колену и сунул палец в рот.
– Дедушка умер, – сообщил он инспектору Гунарстранне.
– Значит, Сюзанна приехала, – сказал Есперсен, словно извиняясь, и повернулся к сынишке: – Где мама?
Малыш его как будто не слышал. Он протянул Гунарстранне правую руку и представился:
– Мин.
– Беньямин, – уточнил Есперсен, подмигивая полицейскому.
– Нет, просто Мин, – возразил малыш по имени Беньямин, снова протягивая руку Гунарстранне.
– Покажи-ка! – обратился к нему отец. – Что у тебя там, монета? – Он покосился на полицейских с натянутой улыбкой. – Ну-ка, отдай, что там у тебя! – велел он мальчику.
– Дедушка умер, – повторил Беньямин, глядя на отца огромными круглыми глазами. – Совсем умер!
– Да, – ответил Есперсен, снова заговорщически подмигивая двоим полицейским. – Так ты покажешь папе свою монету?
Мальчик покачал головой.
– Покажи!
– Нет. – Беньямин покачал головой.
– Думаю, на сегодня у нас все, – сказал Гунарстранна, обращаясь к Франку Фрёлику.
– Ты отдашь папе монету?
– Не-ет! – завизжал малыш. Голосоку него был пронзительный, как вой электропилы.
В глазах Есперсена зажглись зловещие огоньки.
– Ну-ка, давай сюда! – Он снова схватил сынишку за руку.
– Нет! – так же пронзительно завопил тот. – Глупый папка!
– Дай сюда! – резко потребовал отец, хватая малыша за руку и по одному разжимая пальцы.
Мальчик отчаянно вырывался. Пальчики у него побелели, он заплакал. Попробовал выдернуть руку. Из его ладошки на пол выпало что-то похожее на брошку или булавку для шляпы.
– Ш-ш-ш, тихо! – прикрикнул на сынишку Есперсен и снова заулыбался: – Оказывается, никакая у тебя не монета! Это не деньги!
Карстен Есперсен поднял с пола значок и показал его сынишке. На потемневшем металле был едва заметен какой-то непонятный орнамент.
Мальчик перестал плакать и вытер глаза.
Гунарстранна и Фрёлик переглянулись.
– Отдай! – закричал мальчик и потянулся к значку.
Карстен Есперсен моментально отдернул руку и расхохотался, отчего у него задергался подбородок. Малыш снова истошно завопил.
– Ну на, забирай! – раздраженно крикнул отец, протягивая сынишке руку.
Мальчик шмыгнул носом и схватил значок. Карстен Есперсен встал и вопросительно посмотрел на полицейских:
– Пойдемте?
На обратном пути Гунарстранна остановился перед большим застекленным шкафом, в котором виднелись корешки книг в синих и коричневых кожаных переплетах. Есперсен остановился рядом и стал ждать. Беньямин высунулся из-за ближайшей двери.
Фрёлик тоже стоял и смотрел на маленькие белые фигурки в застекленном настенном шкафчике. Сначала ему показалось, что в фигурках нет ничего особенного, но, вглядевшись, он мысленно ахнул. Китайские статуэтки оказались самой настоящей порнографией. Тщательно вырезанные мужчины и женщины занимались изощренными сексуальными играми, показанными во всех подробностях. На обычном сексе дело не заканчивалось. Одна статуэтка изображала совокупление женщины с зеброй, другая – с черепахой. Еще двое улыбающихся мужчин, сплетясь в объятиях, увлеченно мастурбировали. Все действия были показаны настолько подробно, что ничего не приходилось домысливать, а такой искусной работы Фрёлик в жизни не видел.
– Боже мой! – негромко воскликнул он.
Карстен Есперсен смерил его снисходительным взглядом.
– Коллекционные экземпляры, – со вздохом пояснил он и добавил: – Слоновая кость. А одна статуэтка, между прочим, вырезана из рога носорога.
– Они старинные?
– Конечно. – Есперсен подошел к шкафчику и показал на женщину с черепахой: – Например, вот этой уже тысяча лет.
Франк Фрёлик внимательно посмотрел на Карстена. Тот стоял скрестив руки на груди; его лицо снова задергалось. Видимо, он досадовал, потому что гости все не уходили.
– И что они все символизируют? – спросил Фрёлик.
– Что, простите?
– Какой в них смысл?
Есперсен всплеснул руками:
– Это же произведения искусства! От них нельзя требовать никакого смысла!
– Но сюжеты, согласитесь, не слишком обычны, – не сдавался Фрёлик. Он показал на женщину с черепахой: – Неужели они все-таки ничего не символизируют?
Есперсен потерял терпение:
– Ничего они не символизируют! Либо вы считаете их красивыми, либо нет.
Франк снова посмотрел на статуэтки. Да, красивые… и своеобразные, никаких сомнений. Сексуальность подавалась в них с юмористическим оттенком. Видимо, их создатели хотели показать красоту человеческого тела, которая не теряется даже при самых немыслимых позах и в самых неестественных сочетаниях. Статуэтка из рога носорога, которую показал Есперсен, представляла собой молодых атлетов, увлеченно занимавшихся групповым сексом. Они с самым довольным видом сплелись в позе, немыслимой с точки зрения физиологии. Фрёлик вздохнул и подумал: «Как, оказывается, я еще мало знаю о Китае!»
– Они ваши? – спросил он у Есперсена.
– Нет, они принадлежат этому дому.
– Они дорого стоят?
– Конечно.
– Сколько примерно?
В комнату заглянула женщина среднего возраста. Фрёлик отошел от шкафа.
– Вот ты где, – обратилась она к Есперсену. – Пожалуйста, присмотри за своими детьми, я не могу… – Заметив полицейских, она остановилась, не договорив.
Гунарстранна поспешил представиться:
– Инспектор Гунарстранна. Отдел убийств.
Ингрид Есперсен пожала ему руку. Фрёлик заметил, что хозяйка дома когда-то была настоящей красавицей и до сих пор неплохо выглядит, хотя на лице уже проступили едва заметные морщинки и складочки. Несколько секунд Фрёлик не мог решить, что делает ее такой привлекательной – ее чистое лицо под модной стрижкой или фигура и потрясающие ноги. Наверное, последнее, решил он, ее тело. Спина у нее стройная, как у школьницы. И платье выгодно облегает все нужные места.
Есперсен собирался что-то сказать. Но Гунарстранна его опередил:
– Ингрид Фольке-Есперсен?
Женщина кивнула.
– Примите наши соболезнования.
Она снова кивнула и хладнокровно посмотрела в глаза инспектору – своему ровеснику. Франк заметил, что Гунарстранна не выпустил ее руки.
Фрёлик шагнул вперед и тоже представился:
– Франк Фрёлик.
– Мы как раз собирались уходить, – словно успокаивая вдову, пояснил Гунарстранна. Но та не слышала, что он говорит. Оба полицейских следили за ее взглядом. Она в упор смотрела на Карстена Есперсена, и глаза ее наполнялись слезами.
– Карстен, – тихо и жалобно прошептала она.
В ее почти неслышных словах угадывалось отчаяние. Она не сводила взгляда со своего пасынка; тому, видимо, стало не по себе. Карстен и без того с трудом держал себя в руках. Ингрид, наоборот, не стремилась сдерживаться. Карстен Есперсен очутился в центре всеобщего внимания: мачеха и полицейские пристально смотрели на него. Все словно ждали от него каких-то важных слов.
– Вот он, – Есперсен указал на Гунарстранну, – заметил твоего Теккерея.
Три головы повернулись к инспектору. Гунарстранна по-прежнему задумчиво смотрел на вдову и ее пасынка. Наконец он соизволил нарушить молчание.
– Совершенно верно, – кивнул Гунарстранна и повернулся к застекленному шкафу: – Собрание сочинений неполное. Не вижу «Барри Линдона».
– Мне всегда казалось, что фильм лучше книги, – ответила Ингрид Есперсен с порога.
В комнате снова повисло неловкое молчание. Все молча смотрели на вдову. В конце концов та решила продолжить:
– Да, вы правы. «Барри Линдона» в самом деле недостает. К большой досаде Рейдара. Он, знаете ли… был перфекционистом и никак не мог взять в толк, что я собираюсь довольствоваться неполным собранием…
– У вас найдется пара минут? – спросил инспектор Гунарстранна.
– Самому Рейдару вечно не хватало времени на чтение, – продолжала Ингрид, видимо забывшись.
Атмосфера в комнате незаметно изменилась. Напряженность, возникшая с приходом вдовы, постепенно исчезла.
– Мне сейчас не очень хочется разговаривать, – прошептала Ингрид. – Я очень устала. Прошлую ночь почти не спала.
– Мы можем вернуться завтра, – предложил Гунарстранна. – Правда, нас интересуют всего два вопроса. Ваш муж вчера ложился спать?
Ингрид покачала головой:
– Я проснулась, когда сообразила, что его нет… наверное, так. Чтобы заснуть, я приняла снотворное.
– Когда вы вчера легли спать?
– От одиннадцати до половины двенадцатого…
– Вы звонили… – Гунарстранна мотнул головой в сторону Есперсена.
– Да, – ответила Ингрид. – Ночью, после того как проснулась. Но Карстена дома не оказалось.
Ингрид и Карстен Есперсен стояли и смотрели друг на друга в упор.
– Я спал, – нехотя буркнул Карстен.
– Я так и поняла, – ответила она. Глаза у нее заблестели, губы задрожали. Ей, видимо, хотелось сказать что-то еще, но она не решалась.
Молчание нарушил Гунарстранна:
– Зачем вы звонили?
– Испугалась, когда не увидела в спальне Рейдара.
Инспектор окинул вдову внимательным взглядом.
– Вы услышали внизу шум?
– Сама не знаю, – ответила она.
Так как Гунарстранна промолчал, ее слова как будто повисли в воздухе. Инспектор сплел пальцы рук за спиной и стал ждать, но продолжения так и не услышал. Ему пришлось уточнить:
– Вам показалось, что вы услышали какой-то шум?
– Сама не знаю, – повторила вдова, опуская голову и сосредоточенно вычищая грязь из-под ногтя. Кисти руку нее были маленькие, белые; тонкие пальцы казались еще тоньше благодаря массивным кольцам. Лак на ногтях, ярко-красный, почти облупился. – Я испугалась, – рассеянно добавила она. – Не понимаю, что на меня нашло.
– Почему вы испугались?
– Потому что Рейдара рядом не оказалось. – Губы у нее снова задрожали, и в темных глазах показались слезы. Она вытерла лицо рукой.
Есперсен шагнул вперед и многозначительно кашлянул. Гунарстранна поднял руку, призывая его к молчанию.
– После того как вы позвонили Карстену Есперсену, вы снова заснули?
– Нет, – быстро ответила Ингрид. С ней что-то случилось. Вопросы инспектора о покойном муже как будто выбили ее из равновесия. Маска безмятежности, словно приросшая к ее лицу вначале, когда она только вошла, стала полупрозрачной. Она просвечивала, как подсвеченная солнцем поверхность тихого лесного озера. После того как по воде прошла рябь, стали видны омуты и водовороты внизу. – Я лежала без сна до тех пор, пока по улицам не поехали машины, – продолжала она. – Движение началось… рано, очень рано, когда было еще темно. – Она замолчала и покосилась на пасынка, который посмотрел на нее в ответ. Фрёлик не понял, как истолковать ведущийся между ними безмолвный диалог.
– А потом? – спросил Гунарстранна.
Ингрид Есперсен повернулась к нему:
– Потом я решила, что мне приснился страшный сон, что все звуки и прочее я придумала. Поэтому… – Она закрыла глаза.
– Да?
Ингрид показала вниз:
– Я уже собиралась заснуть, когда…
– Его заметила проходившая мимо женщина, – кивнул Гунарстранна. – Мне сообщили, что вы спустились в магазин к нашему коллеге Иттерьерде и опознали покойного мужа.
– Да.
Все трое посмотрели на вдову. Ингрид как будто забыла об их присутствии. Устремив взгляд на какую-то точку в дальнем углу комнаты, она рассеянно соскребала лак с ногтей.
– Дверь в магазин с лестницы была открыта, – продолжал Гунарстранна.
Ингрид кивнула.
– У кого хранятся ключи от магазина?
– У отца и у меня, – вмешался Есперсен.
– У меня тоже есть ключи, – устало проговорила Ингрид.
Гунарстранна повернулся к Карстену:
– А еще у кого?
Есперсен задумался.
– Может быть, дубликаты есть у Арвида и Эммануэля, – сказала Ингрид Есперсен.
Карстен немного подумал и кивнул:
– Да, возможно… Вполне вероятно. Да, у них наверняка тоже есть ключи.
– Кто такие Арвид и Эммануэль? – спросил Гунарстранна у вдовы.
– Братья Рейдара, – ответила она.
– И часто ваш муж оставлял дверь незапертой, когда вечером спускался в магазин?
– Понятия не имею, – сказала вдова.
– Когда приехала полиция, в торговом зале было темно, – продолжал Гунарстранна. – Кто мог выключить свет – ваш муж?
– Свет в торговом зале ему не был нужен. Если он где-то и включал свет, то в кабинете, в подсобке, – вмешался Карстен Есперсен.
Ингрид села в кресло у книжного шкафа и резко одернула юбку, задравшуюся до колен.
– Самое странное, я сразу догадалась, что случилось… Когда мне позвонили из полиции.
Фрёлик не сводил взгляда с Карстена Есперсена. Тот наблюдал за Ингрид застывшим взглядом.
– Понимаю, мои слова звучат неубедительно, – продолжала Ингрид. – Но я пережила такой ужас… – Она снова вытерла глаза пальцами и шмыгнула носом.
У Есперсена покраснело лицо – от гнева, как предположил Фрёлик. Сын покойного спросил у Гунарстранны:
– Может быть, хватит?
Инспектор посмотрел на него без всякого выражения и ответил:
– Еще нет.
– Я увидела, что он умер, – монотонно продолжала Ингрид. – Сама не помню, о чем я тогда подумала. Мне хотелось одного: уйти.
Гунарстранна бросил на нее задумчивый взгляд и сказал:
– Спасибо. Вынужден просить вас держать при себе все, что вы увидели в магазине. – Он двинулся к двери, давая понять, что беседа закончена. – То же самое относится и к вам, – сухо продолжал он, оборачиваясь к Карстену Есперсену. – Очень жаль, но таковы правила. К сожалению, вам придется некоторое время потерпеть наше присутствие… Мы постараемся не очень нарушать течение вашей жизни. Надеюсь, и вы отнесетесь к нам с пониманием.
Глава 10
ГРАФФИТИ
В секционном зале Франка Фрёлика, как всегда, ошеломила плохая вентиляция. Ища глазами, куда бы присесть, он старался дышать ртом. В конце концов он махнул рукой и подошел к остальным. Все пристально разглядывали тело Рейдара Фольке-Есперсена. Белый труп лежал на цинковом столе под ярким хирургическим светильником. Фрёлик украдкой поглядывал на доктора Сквенке и инспектора Гунарстранну.
– Так что там у него на шее? – осведомился Гунарстранна.
– Швейная нить, – ответил Сквенке. – Хлопчатобумажная. Во всяком случае, похоже на то. – Он приподнял нить ножницами. – Если подробнее: нить красного цвета, завязана рифовым узлом.
Гунарстранна сцепил руки за спиной. Он неодобрительно смотрел вниз, как будто читал письмо адвоката по бракоразводным делам. Лаборант со скальпелем в руке переводил выжидательный взгляд с трупа на доктора Сквенке; тот не спеша натягивал хирургические латексные перчатки. Заметив взгляд Фрёлика, Сквенке подмигнул ему:
– Прямо картина Рембрандта, да? Люди в черном вокруг трупа. Погодите, сейчас красок добавится. Вот вытяну из него красные трубочки…