Эрнест Хемингуэй
      Там, где светло и чисто
      Был поздний час, и никого не осталось в кафе, кроме одного старика - он сидел в тени дерева, которую отбрасывала листва, освещенная электрическим светом. В дневное время на улице было пыльно, но к ночи роса прибивала пыль, и старику нравилось сидеть допоздна, потому что он был глух, а по ночам было тихо, и он это ясно чувствовал. Оба официанта в кафе знали, что старик подвыпил, и хоть он и хороший гость, но если он слишком много выпьет, то уйдет, не заплатив; потому они и следили за ним.
      - На прошлой недели он пытался покончить с собой, - сказал один.
      - Почему?
      - Впал в отчаяние.
      - От чего?
      - Ни от чего.
      - А откуда ты знаешь, что ни от чего?
      - У него же уйма денег.
      Оба официанта сидели за столиком у стены возле самой двери и смотрели на террасу, где все столики были пусты, кроме одного, за которым сидел старик в тени дерева, листья которого слегка покачивались на ветру. Солдат и девушка прошли по улице. Свет уличного фонаря блеснул на медных цифрах у него на воротнике. Девушка шла с непокрытой головой и спешила, чтобы не отстать.
      - Патруль заберет его, - сказал официант.
      - Какая ему разница, он своего добился.
      - Ему бы сейчас лучше с этой улицы уйти. Прямо на патруль наскочит. И пяти минут нет, как прошли.
      Старик, что сидел в тени, постучал рюмкой о блюдце. Официант помоложе вышел к нему.
      - Вам чего?
      Старик посмотрел на него.
      - Еще бренди, - сказал он.
      - Вы будете пьяны, - сказал официант. Старик смотрел на него. Официант ушел.
      - Всю ночь просидит, - сказал он другому. - Я совсем не сплю. Раньше трех никогда не ляжешь. Лучше бы помер на прошлой неделе.
      Официант взял со стойки бутылку бренди и чистый стакан и направился к столику, где сидел старик. Н поставил стакан и налил его до краев.
      - Ну, что бы вам помереть на прошлой неделе, - сказал он глухому. Старик пошевелил пальцем.
      - Добавьте еще, - сказал он.
      Официант долил в рюмку еще столько, что бренди потек через край, по стакану, прямо в самый верхний из тех, что скопились перед стариком.
      - Благодарю, - сказал старик.
      Официант унес бутылку обратно в кафе и снова сел за столик у двери.
      - Он уже пьян, - сказал он.
      - Он каждую ночь пьян.
      - Зачем ему было на себя руки накладывать?
      - Откуда я знаю.
      - А как он это сделал?
      - Повесился на веревке.
      - Кто ж его из петли вынул?
      - Племянница.
      - И зачем же это она?
      - За его душу испугалась.
      - А сколько у него денег?
      - Уйма.
      - Ему, должно быть, лет восемьдесят.
      - Я бы меньше не дал.
      - Шел бы он домой. Раньше трех никогда не ляжешь. Разве это дело?
      - Нравится ему, вот и сидит.
      - Скучно ему одному. А я не один - меня жена в постели ждет.
      - И у него когда-то жена была.
      - Теперь ему жена и к чему.
      - Ну, не скажи. С женой ему, может быть, лучше было бы.
      - За ним племянница ходит.
      - Знаю. Ты ведь сказал - это она его из петли.
      - Не хотел бы я дожить до его лет. Противные эти старики.
      - Не всегда. Он старик аккуратный. Пьет, ни капли не прольет. Даже сейчас, когда пьяный. Посмотри.
      - Не хочу и смотреть на него. Скорей бы домой шел. Никакого ему дела нет до тех, кому работать приходится.
      Старик перевел взгляд с рюмки на другую сторону площадки, потом - на официантов.
      - Еще бренди, - сказал он, показывая на рюмку. Тот официант, который спешил домой, вышел к нему.
      - Конец, - сказал он так, как говорят люди неумные с пьяными или иностранцами. - На сегодня ни одной больше. Закрываемся.
      - Еще одну, - сказал старик.
      - Нет, кончено.
      Официант вытер край столика полотенцем и покачал головой.
      Старик встал, не спеша сосчитал стаканы. Вынул из кармана кожаный кошелек и заплатил за коньяк, оставив полпесеты на чай.
      Официант смотрел ему вслед. Старик был очень сгорблен, шел неуверенно. Но с достоинством.
      - Почему ты не дал ему еще посидеть или выпить? - спросил официант, тот, что не спешил домой. Они стали закрывать ставни. - Ведь еще и половины третьего нет.
      - Я хочу домой, спать.
      - Ну, что значит один час.
      - Для меня - больше, чем для него.
      - Час для всех - час.
      - Ты и сам, как старик, рассуждаешь. Может, купишь себе бутылку и выпьешь дома.
      - Это совсем другое дела.
      - Да, это верно, - согласился женатый. Он не хотел быть несправедливый. Просто он очень спешил.
      - А ты? Не боишься прийти домой раньше обычного?
      - Ты что, оскорбить меня хочешь?
      - Нет, друг, просто шучу.
      - Нет, - сказал тот, который спешил. Он запер внизу ставню и выпрямился. - Доверие. Полное доверие.
      - У тебя и молодость, и доверие, и работа есть, - сказал официант постарше. - Что еще человеку надо.
      - А тебе чего не хватает?
      - А у меня всего только работа.
      - У тебя все то же, что и у меня.
      - Нет. Доверия у меня никогда не было, а молодость прошла.
      - Ну, чего стоишь? Перестань говорить глупости, давай запирать.
      - А я вот люблю засиживаться в кафе, - сказал официант постарше. - Я из тех, кто не спешит в постель. Из тех, кому ночью нужен свет.
      - Я хочу домой, спать.
      - Разные мы люди, - сказал официант постарше. Он уже оделся, чтобы уходить. - дело вовсе не в молодости и доверии, хоть и то и другое чудесно. Каждую ночь мне не хочется закрывать кафе потому, что кому-нибудь оно очень нужно.
      - Ну что ты, ведь кабаки всю ночь открыты.
      - Не понимаешь ты ничего. Здесь, в кафе. Чисто и опрятно. Свет яркий. Свет - это большое дело, а тут вот еще и тень от дерева.
      - Спокойной ночи, - сказал официант помоложе.
      - Спокойной ночи, сказал другой.
      Выключая электрический свет, он продолжал разговор с самим собой. Главное, конечно, свет, но нужно, чтобы и чисто было и опрятно. Музыка ни к чему. Конечно, музыка ни к чему. У стойки бара с достоинством не постоишь, а в такое время больше пойти некуда. А чего ему бояться? Да не в страхе дело, не в боязни! Ничто - и оно ему так знакомо. Все - ничто, да и сам человек ничто. Вот в чем дело, и ничего, кроме света не надо, да еще чистоты и порядка. Некоторые живут и никогда этого не чувствуют, а он-то знает, что все это ничто и снова ничто, ничто и снова ничто. Отче ничто, да святится ничто твое, да приидет ничто твое, да будет ничто твое, яко в ничто и в ничто. Ничто и снова ничто.
      Он усмехнулся и остановился возле бара с блестящим титаном для кофе.
      - Что вам? - спросил бармен.
      - Ничто.
      - Еще один ненормальный, - сказал бармен и отвернулся.
      - Маленькую чашечку, - сказал официант. Бармен налил ему кофе.
      - Свет яркий, приятный, а вот стойка не начищена, - сказал официант.
      - Бармен посмотрел на него, но ничего не ответил. Был слишком поздний час для разговоров.
      - Еще одну? - спросил он.
      - Нет, благодарю вас, - сказал официант и вышел.
      Он не любил баров и погребков. Чистое, ярко освященное кафе - совсем другое дело. Теперь, ни о чем больше не думая, он пойдет домой, в свою комнату. Ляжет в постель и на рассвете наконец уснет. В конце концов, сказал он сам себе, может быть, это просто бессонница. Со многими бывает.