Я медленно вытащила из-под кровати всю одежду миссис Кливити. Она держалась на тонкой пленке, сброшенной коже миссис Кливити, серой и безжизненной, по которой было видно, где прежде находились ее руки, лицо, тусклые глаза.
      Я уронила одежду на пол и сидела, держа в руке одну из старых туфель.
      Хлопнула дверь, и на пороге появился седой, старый, сморщенный мистер Кливити.
      - Привет, детка, - сказал он. - Где моя жена?
      - Ушла, - ответила я, не глядя на него. - Она оставила вам записку на столе.
      - Ушла... - Это слово будто остановилось в воздухе, когда он прочитал записку.
      Бумажный листок, трепеща, слетел на пол, когда мистер Кливити выдернул один из ящиков комода и выхватил оттуда полные пригоршни чего-то вроде катушек. Потом он прямо-таки нырнул под кровать, громко и, наверно, больно стукнувшись локтями. Он сделал только одно-два усилия, и вот уже его башмаки тоже безжизненно легли на пол, отвернувшись друг от друга.
      Я вытащила его оболочку из-под кровати и сама заползла туда. Я увидал крохотную картину в рамке - яркую-яркую, но такую маленькую!
      Я подползла ближе, зная, что не смогу попасть туда. Передо мной была крошечная и такая красивая дорога, пейзаж, люди - смеющиеся, радостные люди, окружившие две фигурки юноши и девушки - серебристые, юные, прелестные. Они восклицали что-то тоненькими голосками и танцевали от радости. Девушка послала мне воздушный поцелуй, и все они повернулись и побежали по вьющейся белой дороге.
      Рамка начала сжиматься, все быстрее, быстрее... Вот она превратилась в блестящее пятнышко, а потом мигнула и исчезла.
      Как-то сразу дом вдруг опустел и стал холодным. Возбуждения как не бывало. Ничто больше не казалось настоящим. Как-то сразу слабое воспоминание о яичнице испугало. Как-то сразу я вспомнила и прошептала жалобно:
      - Мои деньги на завтрак!
      Я с трудом поднялась на ноги, сбив одежду миссис Кливити в бесформенный комок, потом свернула свою пижаму и потянулась через стол за свитером. И тогда увидела листок бумаги и на нем свое имя. Я схватила листок и прочла:
      Все, что в этом доме, - наше, принадлежит теперь Анне, соседке через двор, девочке, приходившей ко мне ночевать.
      Авлари Кливити
      Я подняла глаза от записки, оглядела комнату. Все это мне? Все - нам? Все эти богатства, и чудеса, и добротные вещи? Все? И коробка в нижнем ящике комода? Так было сказано в записке, и никто не сможет отобрать это у нас.
      Изумление и восторг наполняли мою грудь, когда я, осторожно ступая, обходила комнаты, оглядывая все, но не открывая дверки или ящики. Я остановилась у плиты, взглянула на висевшую над ней сковородку, потом открыла шкаф. Там на полке стоял бумажный пакет с яйцами. Виновато оглянувшись, я протянула к нему руку.
      И тут восторг неожиданно погас. Я кинулась обратно к кровати, откинула покрывало, упала на колени и забарабанила кулаками по краю кровати. Потом опустила голову на стиснутые руки так, что косточки до боли вдавились в лоб. А потом уронила руки, и голова у меня поникла.
      Наконец я медленно встала, взяла записку со стола, сунула сверток с пижамой под мышку, достала яйца из шкафа. Погасила все лампы и вышла.
      Спотыкаясь, я шла в темноте по знакомому двору, чувствуя, как по щекам струятся слезы. Не знаю, почему я плакала,-скорее всего потому, что тосковала по блеску, которого, как я знала, мне никогда больше не видеть, и еще потому, что никогда не смогу рассказать ма всей правды о случившемся.
      Потом я попала в полоску слабого света из нашей двери, вошла и натолкнулась на изумленную ма и закричала - шепотом, так как младшие уже спали:
      - Ма! Ма! Ты только угадай, что!
      Да, я помню миссис Кливити, потому что у нее были яйца на завтрак! Да еще каждый день! Это одна из причин, почему я ее помню.