– Я предлагала, порошки ему не нужны. Знаешь, он уже не молоденький, я надеялась поначалу, что с годами поумнеет, но кажется, за последние пятнадцать лет он еще больше поглупел. И знаешь, я почти уверена – он и в самом деле что-то у меня искал.

– Шарил по комнатам?

– Нет, до этого дело не дошло, но уж так пристально вглядывался в темные углы… Ах да, одну коробку все же переставил. С пола на кресло.

– Ну, тогда я знаю какую. На ней одна кошка всегда спала, я боялась, вот-вот свалится, уж очень хлипкая получилась пирамида.

Алиция вдруг вспомнила.

– Знаешь, кошек он панически боялся. Они его не любили.

– И чем дело кончилось с Зенончиком?

– Никого не нашел и уехал.

– А кем был его старший компаньон?

– Говорю же тебе – не знаю. Он не говорил. Наверняка тоже кретин. Мне даже не известно, поляк он или из местных.

– Ну ладно, предположим, с Зенончиком покончили, хотя он очень уж подозрительно выглядит. Ну как почему? Уже его бешеная трудовая деятельность вызывает недоверие, я вот лично сомневаюсь, хватило бы у него сил пробраться в подвал и выключить морозильник. Пошли дальше.

– Куда дальше?

– С гостями. Какие еще гости у тебя побывали? Случайно, Психопата не было?

– Ты никак спятила. Психа я бы не впустила. Говорят, он опять сидит, в психолечебнице лечится.

– Расскажи.

– Вроде бы он забрался в чужой дом в отсутствие хозяев и разгромил их квартиру. Что-то я слышала в таком духе. Полиция меня расспрашивала о нем.

– Давно?

– Нет, месяца три назад. Ну а я порасспрашивала полицию. Хозяева, по их словам, поехали на лыжах кататься, а он в их дом забрался. Недолго там бесчинствовал, но полдома успел залить водой, испортил всю сантехнику и порубил садовую мебель, чтобы протопить камин. Самое интересное, камин был искусственный, электрический, как он весь дом не сжег просто чудо.

– Вот видишь, а ты хотела его пригреть в своем доме.

– И вовсе не хотела, он сам загнездился. И опять же он ни в коем случае не мог отключить морозилку.

Тяжело вздохнув, я поднялась и отправилась в кухню за сигаретами для нее и для себя. Кошки уже поужинали и разлеглись отдыхать на всевозможных привлекательных для них возвышенностях. Одна из них влезла на угловой шкафчик и разглядывала нас оттуда с явным презрением.

Павел и Беата с трудом оторвались друг от друга и изо всех сил старались демонстрировать интерес к Алициным проблемам. Уловив наши последние слова, Павел сделал попытку внести и свою лепту.

– Если не ошибаюсь, вы тут вспоминали три особы – Эдиту, Малгу и Зенончика. Эдит я бы с ходу исключил из подозреваемых, она не из тех, что лазят по чужим подвалам. А Малга могла, раз искала оберточную бумагу. А значит, обязательно шарила и в ателье, там, насколько мне помнится, до сих пор лежат картоны Торкиля…

– Но совсем не бросаются в глаза, потому что стоят у самой стенки, припертые комодом и остатками книжной стенки, – возразила я.

– Ну, тогда не знаю. Раз Алиция утверждает, что кто-то прокрадывается в дом и шарит…

Больше Павел не мог ничего выжать из себя, а Алиция погрузилась в прострацию, задумчиво уставившись на одну из кошек. Вроде бы отключилась и мыслями где-то далеко отсюда. Прошло порядочно времени, я успела сделать ей вторую чашку кофе и пододвинула к ней поближе, когда она вроде бы очнулась.

– Ну не знаю, – медленно произнесла она. – Зенончик… вот я вспомнила… когда расспрашивал меня о котах в мешке, там, внизу, как раз стоял один набитый мешок. До него трудно было добраться, но увидеть его он мог. Пусть не весь, кусочек…

– И ты полагаешь, что Зенончик подбирался к нему?

– Возможно. Но ведь в этом мешке уже давно лежат другие вещи, не те, что я выиграла на аукционе. Он мог этого не знать.

– А чем же он набит?

По всему было видно – хозяйке очень не хочется об этом рассказывать, но раз уж сама начала… И очень неохотно она пояснила:

– Это очень старый мешок. С давних пор я забивала его чулками и колготками, на которых полетели петли. Ведь раньше петли всегда отдавали в специальные мастерские, где их поднимали. Вот я и думала, как-нибудь с тобой перешлю его в Варшаву, в Дании уже давно петель не поднимают… Или ты его прихватишь с собой.

– Езус-Мария! – только и простонала я. Пугливо глянув на меня, подруга заторопилась:

– Знаю, знаю, в Варшаве тоже никто уже этого не делает, но узнала я это не сразу.

– А больше в этом мешке ничего нет? – спросил Павел.

– Нет, если не ошибаюсь.

– Так почему же ты его давно не выбросила?

Алиция обиделась.

– Ну, во-первых, этот мешок тяжелый как холера, а к тому же сверху на нем лежит мешок с глиной и большой гончарный круг. Во-вторых, куда выбросить? Мусорщики не возьмут, слишком велик мешок, в мусорный ящик не поместится.

– А по частям, по частям, – заторопилась я, уж слишком ужасной была перспектива ехать домой с мешком драных чулок. Да и в Варшаве куда я его выброшу? – Понемногу выбрасывала бы в целлофановых пакетах. Вот как мы твое вонючее мясо раскладывали…

Павел вдруг чрезвычайно оживился:

– Вот хорошо, напомнила. Уже стемнело, пора развозить мясо, как ты выразилась. Я возьму несколько штук. Ты где выбрасывала?

– На помойку у стоянки. За городским сортиром.

– Тогда я поеду в Брюгсен. И может, даже за Нетто, прихвачу побольше.

Я попросила:

– Если можешь, прихвати коробку с бараньей ногой, она слишком тяжелая, я и поднять ее не смогла. А лучше всего действовать вдвоем, один поднимает крышку ящика, другой бросает в него упаковки. Мне одной было несподручно. Они ведь тяжелые.

– Поедем вместе, – сорвалась с места Беата.

– Смотрите только, чтобы вас никто не прихватил за недозволенным делом, – предостерегла их Алиция.

– Не прихватят, чего там…

И их ветром вымело из дома.

Я подошла к камину, погладила разлегшуюся там кошку. Мою ласку она приняла милостиво. И вернулась к Алиции.

– Ну, давай рассуждать. Предположим, Зенончик пытался добраться до мешка с чулками. Споткнулся о провод, вырвал его из розетки и отключил морозильник. До мешка так и не смог добраться. И что потом? Пришел снова, вчера, и спустил воду в сортире?

На Зенончика это похоже…

– Но ведь не мог же он прийти и ничего не съесть. Ты не обратила внимания на недостачу продуктов?

Пожав плечами, Алиция решила собрать посуду со стола в гостиной, и мы перебрались за стол в кухне. Я приготовила себе наконец чай, кофе уже надоел, уселась и продолжила нить рассуждений:

– Если предположить, что в твоем доме чего-то ищут, Падальский сразу приходит в голову. Вот он, как думаешь, что он конкретно мог у тебя искать?

Сидя над чашкой кофе, та равнодушно отозвалась:

– А чего ему искать? У меня же ничего нет.

Вот, она всегда такая. Теперь уже я раздраженно пожала плечами. От нее никогда ничего не добьешься. Помню, как-то потеряла две тысячи долларов и обнаружила их только года через четыре. В связке с макулатурой. А шахматы…

– А шахматы? – напомнила я ей.

– О шахматах никто не мог знать. И я бы не знала, если бы не твое с Маженой глупое упорство составлять каталог.

– Ты не знала, но кто-то мог знать. Сама ведь говорила, ими пользовались, когда-то играли, кто-то мог рассказать внукам, кто-то признаться на смертном одре… Смотри, выстраивается цепочка. Дурацкий журнал, в котором написано о пропавших драгоценностях… Падальский… шахматы, может, тоже потерявшиеся… Он здесь что-то ищет…

– Через Зенончика?

– Пока мы этого со всей достоверностью не знаем. В дом мог забраться любой, двери в этом доме редко когда запирают.

Бросив на меня злой взгляд, Алиция пожала плечами:

– Уж теперь я их наверняка не запру.

Так разговаривать можно годами и не прийти ни к чему конкретному. И мы решили лучше отправиться спать, не ожидая возвращения молодых людей. Ни я, ни Алиция не надеялись на их скорое возвращение, а сидеть и ждать демонстративно – глупо и невежливо. Пусть даже их чувства и не похвальные, но все равно интимные, их личное дело.

– В конце концов, они взрослые люди, – отправляясь в свою комнату, говорила Алиция, – и знают, что делают. Разве что тебе Эва глаза выцарапает, а вот насчет Юлиана, мужа Беаты, ничего не скажу, я его совсем не знаю.

И я решила, на всякий случай, по возвращении всячески избегать встреч с женой Павла, а Юлиана я тоже не знала.

Мощный рев окаянного туалета вырвал меня из объятий первого сна, и сразу же после того послышался отчетливый грохот где-то в недрах дома. Значит, Павел с Беатой вернулись, кто-то воспользовался туалетом, позабыв о его акустике, автоматически спустил воду в туалете, а это, видимо, переполошило кошек, отсюда и непонятный грохот где-то в доме. Кошки запросто могли уронить тяжелые вещи.

Перед сном мы дом оставили незапертым. Совсем! Входную дверь только притворили, не закрывая, дверь на террасу осталась стоять нараспашку, двери в мастерской и там же окно прикрыты наполовину, чтобы кошки могли свободно забраться куда хотят, а Павел с Беатой – свободно передвигаться по дому. Свободу передвижения получал и возможный незваный гость.

Я лежала и думала, вставать ли, пока не услышала голоса в кухне. Любопытство преодолело лень, и я встала, набросив халат.

Алиция уже зажгла свет во всем доме. Беата была в гостиной, Павел в кухне. Пунцовый от смущения, он молил хозяйку простить его. Сам не знает, как ошибся… то есть… забыл… и о реве бачка вспомнил лишь в тот момент, когда уже потянул за проклятый спуск. Даже руку отдернул, да уже было поздно. Тоже очень смущенная Беата утверждала, что непонятный грохот донесся из ателье, это она отчетливо слышала.

– Говорите по очереди! – призвала их к порядку Алиция. – Как это в ателье? Ведь кошки здесь.

И в самом деле с террасы в освещенную гостиную уставились зелеными глазами три черные неподвижные статуэтки.

– Но шум доносился из ателье, – упрямо настаивала на своем Беата.

Поскольку и мне так показалось, мы все, толкаясь, протиснулись к мастерской.

И в самом деле, на сундуке у барьера при лестнице в подвал уже не возвышалась гора вещей. Аккуратно уложенные нами накануне коробки, полочка, стояк и много чего еще теперь слетело вниз. Причем стояк явно вывалился из коробки, иначе бы не бренчал. К тому же, призналась хозяйка, бренчали многочисленные запасные части кухонной и вообще сантехнической арматуры, сложенные ею в несколько коробок. Представляю, сколько лет они пролежали в этих коробках, но бренчать имели право, независимо от возраста.

– Само по себе не слетело, – сделала вывод Алиция. – Кто-то должен был все это свалить.

Заглянув вниз, я поддержала ее:

– О, и дверь не так закрыта! Мы оставили небольшую щель, чтобы проветривалось, а теперь вон она какая широкая.

Алиция не поленилась спуститься.

– Конечно, шире. Я приперла двери столом, ну да теперь вы его не видите, потому что все с сундука на него свалилось. А я специально оставила ширину щели до папоротника, что стоял на столе, чтобы не повредить цветочек. Конечно, от него одни черепки остались, чтоб у этого кретина руки-ноги отсохли! И никто меня не убедит, что дверь раскрылась от сквозняка!

Никто не сомневался, что сквозняк тут ни при чем. Массивной чугунной двери в подвал никакой сквозняк не страшен, разве что смерч мог ее сдвинуть, но тогда уже заодно со всем домом, а так, одну…

Исчезли последние сомнения, и теперь нам пришлось примириться с неприятным фактом, что жилплощадью Алиции каждую ночь безнаказанно пользуется какая-то непонятная враждебная сила, нанося ущерб имуществу и порядку в доме.

– Глупая должна быть эта сила, если считает, что действует втихаря, – высказал общее мнение Павел, возвращаясь в гостиную.

– Или ей до лампочки, слышим мы ее или нет, – предположила я. – Она делает свое, и плевать ей на нас.

– К тому же и нюха у нее нет, – скривилась Беата. – Там еще здорово воняет.

Злая как сто тысяч чертей – а надо признать, в последнее время у нее хватало причин быть не в настроении, к тому же разбуженная среди ночи, – Алиция, однако, взяла себя в руки и из всех неприятностей выбрала одну, притворившись, что только она ее и заботит.

– Вот именно, – ухватилась она за последние слова Беаты. – Мне кажется, что свежий воздух до подвала так и не добрался, а мне бы очень хотелось включить морозильник. Вы как находите, мне правильно кажется?

Я поспешила похвалить подругу:

– Тебе правильно кажется, редкий случай.

– А закрытый не проветрится.

– Это уж точно. И все, что ты туда положишь, пропитается мерзким запахом.

– Как же я тогда закрою дом? Без сквозняка запах останется. Слушайте, а может, мне туда вентилятор поставить?

Павел тут же подхватил:

– Тогда лучше исправить… – и осекся.

Я, конечно, поняла: он предлагал исправить наконец систему механического вентилирования, некогда с большим тщанием проведенную Торкилем и позднее испорченную застрявшим в ней ежом, для спасения которого вентиляцию пришлось почти всю разобрать. С тех пор никто к ней не прикасался, ибо все знали, как относится хозяйка к ремонту такого рода. Этой темы вообще не следовало касаться, если не хочешь испортить отношения с хозяйкой…

Беата попыталась исправить бестактность Павла:

– А что, если оставлять открытыми двери и окна днем, а на ночь запирать? – предложила она. – Ну, окно можно оставлять немного приоткрытым.

– Я тут не хочу никого обижать, – немедленно отреагировала Алиция, – но однажды в такое немного приоткрытое окно Иоанна пролезла-таки.

– Так я ведь тогда была моложе, – призналась я.

– А откуда ты знаешь, в каком возрасте наш злоумышленник? – тут же вцепилась в меня подруга.

– Если это Падальский, его лучшие годы далеко позади.

– Не уверена, что он. А раз уж мы с вами надумали устраивать посреди ночи производственное совещание, самое время выпить кофе. И давайте только о деле, ни на что больше не отвлекаться. Значит, как оно было? Мы с тобой пошли спать, а вы вернулись… Да, кстати, а с мусором все обошлось благополучно?

– Отлично обошлось, – заверил ее Павел. – Нам удалось сбагрить три торбы и ногу, причем в разных местах. И все было бы тихо-мирно, если бы я не позабыл о твоем оркестре.

– Правильно говорит, – вмешалась я. – Сначала заревел бачок, а уже потом что-то обрушилось в ателье. Из чего следует, что неизвестный был в ателье, у лестницы… В доме тишина, он думал – все спят, а от рева дрогнул, пирамида на сундуке рухнула… Выходит, именно там он что-то искал.

– И я даже знаю что, – убила нас Алиция.

Мы тут головы сломали, гадая, чего же ищут в ее доме, а она знает и молчит! Ну, Алиция, хороша!

– Так кому кофе? В микроволновке вода за минуту вскипит.

– Сделай для всех, все равно не заснуть, – попросила Беата.

Я же упрямо щелкнула чайником, кофе в меня больше не влезало. И вцепилась в подругу:

– Так что же он, по твоему мнению, ищет?

– Кота в мешке! – был ответ. – Теперь я уже не сомневаюсь в этом. Может, ты не обратила внимания, но там, в углу, около балюстрады, за сундуком, стоит еще один мешок. В глаза не бросается, потому что чем-то прикрыт, но кусок высовывается. А эти кошачьи мешки все на один манер, их очень легко распознать. Вот этот негодяй и лез к нему, протискивался у сундука и…

– А что у тебя в этом мешке? – надеюсь, выразила я всеобщее любопытство. – Или он еще не распотрошенный?

– Да нет, этот я опустошила, хорошо помню. Только вот чем набила… скорее всего, ненужной одеждой, так мне почему-то кажется. Давно это было. Ну и еще мылом «Семь цветов».

После продолжительного всеобщего молчания я слабо произнесла:

– Мысль о том, что у тебя до сего дня сохранился целый мешок мыла «Семь цветов», кажется мне… оглушительной.

– Да не целый мешок, – рассердилась хозяйка. – Кто сказал целый? Сколько-то кусков. Я где-то прочла, что это мыло хорошо для моли… то есть от моли, вот и закупила на всякий случай, а может, кто из Польши мне его привез… разные люди мне его привозили. Да. Вот только не знаю, как оно насчет моли, не довелось испробовать, я как-то сразу о нем позабыла. Во всяком случае, моль у меня почему-то так и не завелась.

Наступила минута продолжительной, очень продолжительной тишины. Никому не хотелось ее нарушать. Так и не дождавшись, что Алиция продолжит свою мысль, Павел все же произнес:

– Значит, вот оно что хранится в этом мешке…

– Так мне кажется, – откликнулась Алиция, попивая свой микроскопический кофе. – А может, и еще что… например, старая шубейка свекрови, воротник от жакета… Сдается мне, туда же я сунула краску и кисти. Все это должно быть в одном мешке, возможно именно в том. Я как-то даже о нем думала…

– Деструктивно? – с надеждой спросила я.

– Что?

– Думала, может, пора его выбросить?

– Нет, я думала – а не туда ли я сунула старые рабочие брюки Торкиля.

Это заявление прозвучало еще более оглушительно, если такое только возможно.

– Зачем тебе понадобились старые рабочие брюки Торкиля?

– Уже не помню. То ли я хотела отдать их Дагмаре, то ли подложить под колени, когда красила антресоли. Какое это имеет значение? И зачем нам говорить о брюках Торкиля? Что ты ко мне пристала?

– Мы говорим не о брюках Торкиля, а о кошачьих мешках, – поправил ее Павел. – То есть о котах в мешках… Только я совсем запутался, сам не знаю почему…

С трудом скинув с себя мыло «Семь цветов» и рабочие брюки Торкиля, я смогла разрешить его сомнения.

– Потому что Алиция усматривает связь между Зенончиком и котом в мешке.

Однако мыло оказалось сильнее меня, и, сама того никак не желая, я почему-то заговорила именно о нем:

– Между нами говоря, я-то пыталась вывести моль с помощью «Семи цветов», да напрасно. Возможно, потому что моль оказалась не польской, а арабской.

– Скажи на милость, откуда у тебя появилась арабская моль? – тут же подхватила тему Алиция. – И чем она отличается от нашей?

– Привезла ее вместе с шерстью из Алжира. А чем отличается – не знаю. Может, именно тем, что «Семь цветов» на нее не действуют.

– Она так и живет у тебя?

– Ну что ты! Все охваченные молью изделия я засунула в целлофановые пакеты и выставила на балкон в одну из зим столетия, помните? Тогда доходило и до двадцати градусов, а по ночам и еще лучше. Все вымерзли, ни одной я больше не видела!

Павел взмолился:

– Вы не могли бы покончить с молью и переключиться на Зенончика?

– Могу, почему нет? Из двух зол…

– Так давайте рассуждать логично. Насколько я понял, Зенончик всегда движется в направлении кошачьих мешков, а в ателье как раз такие имеются. Забирается он, значит, в дом Алиции и наносит всяческий ущерб, а все в поисках мешков с котами. Но вот я чего не могу понять, Алиция, ведь ты же его знаешь сто лет, он у тебя жил годами, а получается, что предпринимает сверхчеловеческие усилия, чтобы пробиться к старым брюкам Торкиля. Где смысл? Где логика?

Вопрос не смутил Алицию, она с величайшим хладнокровием пояснила:

– А в том, что ни он и никто другой… а, правда, теперь будете знать вы, но ведь не поубиваю же я вас всех! Так вот, никто не знает, что я делаю с кошачьими мешками после аукционов. Это мое личное дело, но раз уж я сама завела этот разговор и мы устроили производственное совещание, вам я скажу. С мешками, выигранными на аукционах, я обращалась по-разному. Иногда сразу же потрошила, иногда откладывала «на потом», а тянулось это, заметьте, добрых тридцать лет.

– Тридцать четыре! – безжалостно вывела я подругу на чистую воду.

Алиция не стала возражать.

– Может быть. И не исключено, что некоторые до сих пор так и стоят невскрытые, и что в них – я не знаю. Но таких немного. Вот я тут прикинула, получается, от трех до четырех штук. А поскольку я купила 86 штук, согласитесь, мизерный процент. Я бы сейчас в три мига их распотрошила, да не знаю, где они. А те, которые вскрывала, я забивала всякими другими вещами. Да вот, к примеру, семь штук лежат у компостной ямы со специальной землей под имбирь и акантусы…

Меня подбросило со стула.

– Что ты сказала?! Под имбирь и акантусы должна быть специальная земля?!

Сознавая свою вину, Алиция старалась не смотреть на меня, но ответила она все так же спокойно:

– Ведь я же тебе говорила, что эти растения нелегко вырастить, говорила же? И сама с ними годами мучилась, все подыскивала нужную землю и с тобой делилась. Но ты ведь как слушаешь мудрые советы? В одно ухо влетает, из другого вылетает. Помнишь, как посоветовала мне эту специальную землю в… не скажу куда заткнуть, дескать, на коровьем навозе вырастишь. И что, вырастила?

– Ну, теперь они поцапаются из-за земли и цветов, – устало махнул рукой Павел. – Поубивают друг дружку. Я не понимаю, в чем тут суть, и не могу их вернуть к теме нашего обсуждения.

– А я понимаю Иоанну, – не согласилась с ним Беата. – Видела, какие жалкие палочки торчали в ее саду, а все из-за земли. И все же успокойся, дорогая, теперь, оказывается, есть нужная земля, у тебя все отлично вырастет…

О нет, так легко я успокоиться не могла!..

– А я, как бешеная корова, восемь лет… да не восемь, лет двенадцать с этим коровьим дерьмом вожусь, и фиг у меня получается! А у нее в компосте семь мешков нужной земли лежит! Почему ты мне раньше об этом не сказала, язва? Пусть у меня голова отвалится, если они у тебя не лежат там уже целых пять лет!

Поглядев под стол, Алиция сладко пропела:

– Я не вижу, может, кто другой увидит там эту дурацкую голову? Можешь считать, она у тебя уже отвалилась. Еще кто споткнется… Успокойся, идиотка, я всего как два года назад раздобыла эту землю от знающего человека, до тех пор свою делала, но плохую. И могу тебе хоть сейчас дать целый мешок. В прошлом году я ведь тебе уже предлагала, так ты не захотела взять.

– Нет, я ее когда-нибудь убью, – мрачно пообещала я. – Подруга подругой, но надо же и совесть иметь! У самой вон какой сад, от заморской красоты ломится, а у меня, правильно Беата говорит, жалкие прутики торчат. Нет, не могу! Кажется, там есть еще бутылка вина, дайте же мне хоть чего-нибудь успокоиться!

А тут еще Беата подливала масла в огонь, рассказывая Павлу, как собственными глазами видела подыхающими в моем саду имбири ядовитые, акантусы длиннолистные и много других несчастных растений, привезенных со всех стран Европы, и как я трупом падала, пытаясь их оживить и собственными руками изготовляя для них научный компост, и у меня ничего не получалось. А вот Алиция от абсолютного неведения за каких-то десять лет взобралась буквально на вершины садового искусства.

Решив, видимо, наши садовые споры принять за перерыв в производственном совещании, Павел занялся откупориванием второй бутылки, я же с горечью вспоминала, как в прошлом году Алиция и в самом деле предложила мне мешок настоящей земли под акантусы, полученный ею по большому блату, а я уезжала от нее перегруженная – четыре человека, прорва багажа, к тому же ехали мы не в Польшу, а в Париж. Куда бы я ее мешок девала? На место водителя посадила? Не могла мне раньше об этой земле сказать, а теперь еще и издевается.

– Ладно, – сказала я негодующим голосом, – убью я ее позже, а пока можем вернуться к нашим делам.

– Погодите, – покончив с бутылкой, сказал Павел. – Пока вы будете разбираться в садах-огородах, я бы мог, пожалуй, еще разок съездить… Ночь и так, считай, пропала, сколько сейчас? Третий час? Я бы успел вывезти остатки этого смердящего свинства, не то Биркерод совсем провоняется. Начнут искать источник вони и найдут у твоей калитки, станут о тебе плохо говорить…

– Ничего не выйдет, – возразила Алиция. – Еще с тех свалок наших подкидышей не вывезли, больше туда уже не поместится. Придется ждать вечера. Надеюсь, в таком темпе поисков вони не успеют организовать. В этой стране никто не торопится.

– Сосед донесет! – не унималась я. – И надо же, не могло провоняться в другое время, а именно теперь, когда у нас на голове Зенончик. Хотя одно с другим связано…

И опять Алиция почему-то отвергла кандидатуру Зенончика. Мы смотрели на нее с удивлением, так что ей пришлось расколоться.

– Ладно уж, скажу. Я потому не поручусь головой за Зенончика, что сейчас в этой околице подвизается Прохиндей… Кажется, у Памелы живет.

Теперь я по-настоящему разозлилась.

– Я все понимаю, Алиция, – сдерживая себя, стиснув зубы почти спокойно начала я. – У тебя, как и у каждого, могут быть свои тайны, но ведь надо же соблюдать элементарную порядочность. Да, конечно, связаться с таким типом значит скомпрометировать себя, не хочется, чтобы об этом знали, но не время сейчас переживать прежние ошибки, в конце концов errare humanum est, как же ты могла не сказать нам о нем?

– Это тот, что с сигаретами и завтраками? – оживился Павел.

– Он самый. Откуда ты знаешь, что он появился в ваших краях и проживает у Памелы? Он был у тебя?

Алиция попыталась скрыть волнение. Она закурила, хотя на пепельнице еще дымилась ее недокуренная сигарета.

– Нет, меня он, как чумы, избегает, но я его видела в городе. Вместе с Памелой они выходили из магазина, так это что означает, по-твоему? Вцепился в нее, как репей в собачью шерсть, впрочем, они стоят друг друга.

– И ты думаешь, что Памела тоже ему готовит завтраки на работу?

– Вот в это я ни за что не поверю, Памела не из таких. У них какие-то общие дела, я кое-что об этом слышала, но они меня не интересуют и больше слышать не хочу. А поскольку я их видела вместе уже несколько раз в последние дни, считаю, возможно, это нельзя не принимать во внимание.

– «Возможно»! – фыркнула я.

Теперь пришла очередь Павла рассказывать Беате, кто такой Прохиндей. Несколько лет назад, еще до Психопата, подвизался в этих краях очень симпатичный на вид молодой поляк. Неглупый и весьма обходительный. Он в совершенстве овладел искусством пудрить мозги немолодым дамам и месяца на три намертво присосался к Алиции, хотя та была бабой не промах и в людях разбиралась. Опять проявились, наверное, ее всепоглощающая доброта и желание помогать людям, оказавшимся в беде, а уж он ей наверняка наплел с три короба. Все это время он пользовался дармовой квартирой и пропитанием, выкурил Алицины сигареты и выпил ее запас крепких напитков. Кроме того, она еще готовила ему завтраки, которые он якобы брал с собой на работу. В рамках благодарности он попытался продать ей задешево бутылку виски и упаковку сигарет, купленных в магазине DUTY FREE (беспошлинная продажа). По каким-то своим соображениям он вынужден был покинуть уютное гнездышко, а когда впоследствии сделал попытку вновь загнездиться у Алиции, ему это уже не удалось.

И вот теперь, на нашем производственном совещании, мы единогласно пришли к выводу зачислить и Прохиндея в число подозреваемых. Причем у него было больше шансов, чем у того же Зенончика.

Ночь шла к концу, и я испытала приступ творческого вдохновения. Вместо обычного подведения итогов сочинила байку.

– Представьте, некто потерял ценный предмет. Давно потерял, сам не помнил когда и где. Предметом могло быть яичко Фаберже, которое ему поручили хранить…

Естественно, посыпались вопросы, почему именно яйцо Фаберже и почему только хранить… Ну нет у людей воображения.

– Чего пристали? Так у меня получается, а хранить до тех пор, пока законному младенцу не стукнет совершеннолетие. Официально поручили, может, даже и на письме, а он яичко потерял, растяпа. Младенец рос не по дням, а по часам, человека грызла совесть, до того грызла, что он вспомнил: потерял в поезде. Ну и принялся искать сначала в многочисленных бюро потерянных вещей, а потом на еще более многочисленных железнодорожных аукционах. Не один искал, нанял помощников и до сих пор ищет…

– Только у Алиции? – удивился Павел.

– Кто так сказал? Может, рассчитал время и день пропажи и вышло у него, что данный мешок приобрела именно Алиция. А может, всех остальных уже обработал, одна Алиция у него осталась. И тут он узнал, что Алиция – явление уникальное, одна такая на всю Данию.

Алиция набычилась, но я пресекла попытки опять завязать бесцельную дискуссию.

– Я о деле говорю, а ты опять начнешь о мыле и старых портках…

– Я тоже о деле, – обиделась Алиция. – Если на секунду предположить, что ты права, почему тогда он не придет ко мне и не спросит? Или не даст объявления?

– Во-первых, может думать, что ты соврешь, а во-вторых, не хочет, чтобы узнали о потере, стыдно ему. Честно говоря, я думаю, на всю Данию у тебя одной остались до сих пор не вскрытыми мешки с котами, люди обычно распаковывают их, как только выиграют на аукционе. Так он может думать, что ты сама не знаешь о Фаберже, и он стибрит его у тебя без проблем.

– Ну что ты привязалась к этому яйцу?

– Первое, что пришло в голову. Да я не настаиваю на Фаберже, не нравится – пожалуйста, он может искать все, что угодно: старинные часы, свадебную фату прапрабабушки…

Собравшиеся с энтузиазмом стали дополнять мой список и не скоро спохватились.

– История занимательная, – похвалила меня Беата, – но не лучше ли Алиции поглядеть на оставшихся котов и тем покончить с проблемой?

Хозяйка сразу согласилась.

– С удовольствием это сделаю, если ты поставишь мне мешок под нос. А так… я не намерена дом рушить, капитальный ремонт пока не запланировала. К тому же не верю я ни в яйца, ни в свадебные фаты. И плевать мне на проблемы твоего склеротика. Раз он нанимает таких помощников, как Прохиндей, Психопат или вообще Падла – не стоит ему и помогать. Не желаю иметь с ним дела.

На этом наконец закончилась наша конференция, к тому же вину пришел конец. И мы решили хоть немного поспать.

Около полудня приехала Мажена, битком набитая вопросами-расспросами, но все они замерли у нее на устах, как только она приблизилась к калитке Алициного участка.