Иностранцы, а вы без денег. Секундочку, за вас еще тогда заплатил этакий надутый фанфарон...
      Я подумала, что Доминика такое определение вряд ли восхитило бы. Чувствовала я себя как-то неуютно: за семь лет красавчик мафиози нисколько не утратил своего обаяния, а я тут стою перед ним в стареньком халате, перепоясанном ленточкой от цветов, лохматая, без всякого макияжа, лицо игриво поблескивает жирным ночным кремом. И как он только вообще смог меня узнать?
      - А вы совсем не изменились! - вырвалось у меня.
      - Вы тоже, - галантно ответил он.
      - Свитер возьми, - подала голос Элеонора. - Вы что-то говорили о получасе? Так, может, я быстренько сварю кофе и мы попьем на крылечке?
      - Нет, спасибо, у меня все с собой, полный термос кофе. К тому же мне нужно ждать клиента, мы возвращаемся обратно в Варшаву.
      - Вы все еще работаете таксистом? - осторожно спросила я.
      - - А почему бы нет? Правда, в основном выбираю дальние рейсы, мне так больше нравится.
      - Это выгодней? - заинтересовалась Элеонора.
      - По-разному. Обычно да. Но вы тоже наденьте что-нибудь теплое, коль скоро мы проводим совещание на открытом воздухе.
      Холера. Теперь, когда мне не нужно было ему платить, он нравился мне еще больше, чем семь лет назад. Что за гнусное невезение, надо же было встретить его как раз сейчас - постаревшей мымрой с жуткой рожей...
      - А я сменила квартиру, - не задумываясь похвасталась я. - Переехала на Вилановскую аллею, такие трехэтажные домики, чуть в глубине. Теперь могу принимать родню в приличных условиях.
      - Судя по этой, - он мотнул подбородком на "тойоту", - они помаленьку начинают за себя платить? Ведь вообще-то ваша родня не такая уж и бедная, верно?
      - Наоборот. Жутко богатая.
      - И какого же черта у вас тогда так глупо получилось?
      - Долго рассказывать, - вздохнула я. - К тому же им пришлось карабкаться на пятый этаж без лифта. Теперь-то я живу на втором.
      - С этим фанфароном?
      У меня не было никакого желания оскорбляться из-за Доминика.
      - Нет, что вы. Он меня бросил четыре года назад.
      - Да ну? Он вас или вы его?
      - Он меня, хотя, в сущности, это трудно определить. Теперь я живу с детьми. Впрочем, тогда я тоже жила с детьми. А вы?
      - А я нет. С детьми живет моя бывшая жена. Я живу с матерью.
      - Простите...
      - Вы не знаете мою мать. Это не мать, а шедевр. С ней все бы хотели жить. - - Хорошо готовит?
      - Моя мать? Да что вы! Моя мать работает, занимается интерьерами, она декоратор.
      И фамилия у нее точно такая же, как и у меня, Дарко. Лукаш Дарко. То есть мать мою зовут не Лукаш, а Ева. Ева Дарко.
      Ева Дарко, вот это да! Разумеется, я о ней слышала: гениальная дизайнерша, ее интерьеры отличались шармом, каким-то особым очарованием, они были просто великолепны! Ну что ж, сын - под стать ее интерьерам...
      Элеонора вернулась в плаще, наброшенном на халат, и меланхолично попросила:
      - Только, пожалуйста, сделай так, чтобы она снова не начала выть, а то Стасичек заснул.
      Если проснется, то выскочит с топором.
      - Я вот иногда думаю: почему это некоторые женщины так держатся за своих мужей? - задумчиво проговорил сын гениальной Евы. - Прошу прощения, это я так, вообще. А выть больше не будет, потому что я выключил звук, разве что вы его опять включите. Правда, мне показалось, что вы этого не умеете. Зато она может мигать. Вы за ней последите, мигание ведь тоже сажает аккумуляторы, хотя и не так быстро.
      - И ничего с этим не поделаешь? - забеспокоилась Элеонора.
      - Я же говорил, что сигнализацию "авенсиса" можно только об угол расколошматить.
      Сорок минут пролетели незаметно. Когда клиент мафиозного Лукаша объявился у его машины, мы тепло и по-дружески распрощались.
      Я выключила двигатель и заперла подлую "тойоту", надеясь, что, может, она спокойно постоит до утра. Мы с Элеонорой так промерзли, что нам срочно требовалось что-нибудь горячее.
      - Слушай, а это кто? - спросила Элеонора уже в кухне. - Неплохой экземпляр.
      - Таксист из бывшей мафии, - вздохнула я. - Как-то раз мне не хватило денег и я не могла ему заплатить.
      - И что?
      - Ничего. Появился Доминик и расплатился.
      - А за каким чертом ты ехала на мафии?
      Пьяная была или как?
      Мне пришлось описать сцену, которая со всеми подробностями застряла у меня в памяти.
      Элеонора сочувственно хохотала.
      - Хоть какая-то польза от Доминика, - сказала она. - А кто теперь к тебе приезжает?
      - Все. Целых пять штук, Боже, смилуйся надо мной, грешной! Бабушка, дядя с тетей и тетя с дядей, то есть не так, подожди, дядя с тетей - это точно, а вторая пара - это мой крестный, брат другой тетки, с женой. Может, она мне тоже тетка, не знаю, я в этом родстве запуталась.
      - Господи Иисусе! И все они поместятся у тебя в детских комнатах?
      - Кому-то расставлю диван в гостиной.
      И отдам свою ванную. Сама буду мыться в уборной.
      - В унитазе?
      - Нет, там есть умывальник и душ. Просто тесновато.
      - Да уж, радости у тебя будет - на все сто...
      - Даже больше, чем ты думаешь. Мне еще нужно забронировать им гостиницы по всей стране. Потому что они намерены осмотреть Краков, Ченстохов, Гданьск... Ну, Ченстохов по дороге...
      Я уж не говорю о всяких там Груйцах и Люблинах, это можно обежать за один день.
      Элеонора с ужасом смотрела на меня.
      - А каким чудом ты сможешь засунуть шесть человек в одну машину? Или они без тебя поедут?
      - Если бы! Они не умеют водить с обычной коробкой передач. Но одна пара вроде бы пойдет по индивидуальному маршруту, у них есть какие-то свои идеи, так что остается четыре человека, считая меня. Хотя, возможно, они будут рокироваться. А гостиницы нужно им бронировать чуть ли не как для королевы английской или, к примеру, Майкла Джексона. Пару лет тому назад он снял для себя весь "Мариотт" вместе с автостоянкой.
      - И ты уверена, что они все это оплатят?
      - Очень надеюсь. Хотя меня мучает мысль, что в Австралии тоже платили бы они, то есть хозяева, а не я, гость. Они бы мне не позволили ни гроша потратить.
      - В таком случае поезжай в Австралию, - решительно посоветовала Элеонора. - Ты одна, а их пятеро, а это большая разница.
      - Боюсь, что все будет зависеть от того, какое впечатление я на них произведу, - в который уже раз вздохнула я, допивая остатки кофе. - Они все еще рассчитывают на то, что я окажусь человеком ответственным и серьезным, так что это последняя проверка.
      - Ну, тогда ничего не поделаешь, берись за отели. Гданьск, если хочешь, я могу тебе устроить, я там кое-кого знаю...
      ***
      - Я специально дожидалась Стасичка, чтобы иметь нейтрального свидетеля! - скандалила я на следующий день, кладя на стол свой задаток наличными. - Вот дура, сама не знаешь, что творишь!
      Элеонора упорствовала:
      - Идиотка, пять человек на нее сваливаются, а деньгами кидается. Оставь себе на гостиницы! У нас тут рыба дешевая, твои дети с голода не помрут!
      - Ослица, на гостиницы мне и так не хватит! Кроме того, я же их к тебе привезу, все семейство! Не знаю, едят ли они в своей Австралии рыбу?
      - Акул, - сухо подсказал Стасичек.
      - А у нас бесплатная камбала...
      - Акула скорее их сожрет, чем они ее!
      Два дня - ладно, но ведь не полтора же месяца! Мои дети растут!
      - Ну и что? Без этих дурацких денег они скукожатся, что ли?
      Стасичек, о диво, при виде денег как-то не слишком расцвел. Вроде бы вокруг него даже начала зарождаться атмосфера, которую я намеревалась деньгами задавить в зародыше. Я забеспокоилась. Элеонора, видимо, тоже, так как неожиданно прекратила свои протесты и мрачно замолчала, уставившись на банкноты.
      Явно сломив в своей душе какое-то таинственное сопротивление, Стасичек в конце концов выдавил из себя мужественное решение.
      Значит, так - задаток задатком, но мои дети могут к ним приехать и оставаться у них при условии, что не будут выть. Он сформулировал это как-то иначе, но смысл был именно такой, аналогия с автомашиной сидела в нем, как заноза.
      Вот скотина, не нашла другого времени, чтобы завыть, как только вчера вечером.
      Я торжественно поклялась, что мои дети даже голоса не подадут, будут объясняться жестами. Элеонора, сообразив, в чем дело, оживилась и уведомила мужа, что у детей своей машины нет, я их привезу, оставлю и немедленно уеду в воющем транспорте. Я с энтузиазмом одобрила этот план, тут же подсунув идею, что, возможно, в связи с воем следует увеличить задаток. Элеонора на меня рявкнула, но Стасичек отнесся к идее благодушно. Я добавила сотню, и атмосфера наконец-то сдохла.
      На следующий день, став беднее на сто злотых, я отправилась домой.
      ***
      Когда я была еще в дороге, по всей вероятности недалеко от Нидзице, некая Михалина Колек переступила порог дома своего обожаемого благодетеля. Он же - ее потенциальный спутник жизни, ибо Михалина все еще не теряла надежды, что ее упорное обожание произведет на благодетеля нужное впечатление и рано или поздно он на ней женится. Согласно туманным представлениям Михалины, столь сильные чувства заразны, как тиф или чесотка, а уж свои вирусы и бактерии она буквально распыляла в воздухе. Вместе с запахом дезодоранта "Вечерняя Москва".
      Благодетель жил далеко, поэтому Михалина бывала у него всего два раза в неделю, зато оставалась по меньшей мере на сутки, а то и на двое. Благодаря своему упорству она добилась, что ее стали привлекать для различных работ: помыть окна, вытереть пыль, пропылесосить, постирать, погладить, а иногда и пуговицу пришить.
      По собственной инициативе, постепенно расширяя сферу деятельности, Михалина удостоилась почетного права чистить картошку и закупать деликатесы, которые бывали встречены по-разному, но в основном весьма скептически. Помимо прочего, Михалине разрешалось подавать кофе и легкие коктейли. А вершиной блаженства для нее была возможность посмотреть телевизор в одной комнате с благодетелем - и какая разница, что там мелькает на экране.
      Более ощутимого счастья ей дано не было, хотя, пользуясь ночевками в предназначенной для нее комнате, Михалина всячески старалась показаться в соблазнительном неглиже, еще интенсивней воняя прелестными ароматами. Однако неглиже не производило ни малейшего впечатления, возможно потому, что состояло из шелкового халата до пят, ядовито-зеленого цвета с крупными розовыми, синими и фиолетовыми цветами. Учитывая габариты Михалины, в неглиже она весьма живо напоминала кое-как обустроенный газон или, скажем, большую клумбу в саду дальтоника, особого желания поваляться на травке при этом не возникало. Зеленый шелк дополняли ядрено-желтые сандалеты, каблуки которых были подбиты войлоком, чтобы не тревожить благодетеля топотом, из сандалий торчали ярко-пурпурные ногти.
      Под халат Михалина поддевала розовую ночнушку, от души сдобренную кружевами, но с таким же успехом вместо ночнушки мог оказаться и строительный комбинезон, ибо обилие складок на халате исключало какую-либо возможность узреть, что за милые секреты он скрывает. Словом, Михалина не обладала душой изощренной куртизанки.
      Вступила она в обожаемые покои ближе к вечеру: приехать пораньше не удалось. Двери Михалина нашла запертыми, открыла их собственным ключом самым бесценным своим сокровищем, свидетельством безграничного доверия благодетеля, и прямиком заторопилась на кухню, чтобы поскорее распаковать привезенную снедь. Она закупила разнообразные лакомства, и благодетель мог поднять хай, а так она скоренько все приготовит, пока он не видит. Михалине вовсе не хотелось, чтобы благодетель совал ей деньги за деликатесы, ведь не ради же денег взялась она за эту работу, да она готова сама за нее доплачивать!
      В доме царила тишина, только где-то далеко, видимо в кабинете, шелестело радио. Благодетель не держал ни собак, ни кошек, зато подкармливал диких животных из ближайшего леса - кабанов, косуль, белок и даже лисиц, хотя последних он недолюбливал, считая их разносчиками бешенства. Проникать в сад живности не дозволялось, она подходила к сетке, получала свое и убиралась восвояси.
      Михалина навела блеск в кухне, и без того чистой: вытерла и спрятала две чашки, два блюдца и два стакана, которые стояли на сушке для посуды; приготовила ужин; заварила кофе в термосе; отдраила ванную; собрала тряпки, скатерки и салфетки и сунула их в стиральную машину.
      Все это она проделала почти бесшумно, чтобы благодетель ее не услышал. Если, не дай боже, слишком быстро заметит ее присутствие, то непременно выпроводит, но если будет совсем поздно, то она сможет остаться на ночь. Именно к этому Михалина и стремилась - провести ночь под одной крышей с божеством...
      Наконец с работой было покончено, наступил вечер, поэтому Михалина решилась войти в салон.
      Салон был пуст, двери на террасу распахнуты.
      Это означало, что благодетель в саду. И чего ради она так старалась ни стукнуть, ни брякнуть!
      Но, глядишь, оно и к лучшему, теперь она сможет убраться в салоне, и тогда останется только спальня. Святая святых...
      В салоне, на небольшом столике у двери на террасу, обнаружилось нечто невероятное. Блестящая лакированная столешница была грязной - отчетливо проступали два круглых пятна, словно следы от мокрой посуды. Следы уже подсохли, другой бы и внимания не обратил, но глаз у Михалины был орлиный. А как же иначе, ведь только так можно углядеть, чего желает благодетель. Если смотреть сверху, пятна были почти незаметны, но сбоку, против тусклого вечернего света, лившегося с улицы, они бросались в глаза.
      Михалина слегка удивилась. Два следа? Наверное, от стаканов, тех, что для виски или для коктейлей... Минуточку, на кухне она как раз вытирала два стакана и две чашки.., выходит, он пил с кем-то кофе и еще что-то, ведь одному пользоваться двумя чашками глупо. Кто же это мог быть, если благодетель потом даже стол не вытер, а уж он-то заботился о нем, как о собственном ребенке. Посуду вынес и сполоснул, как обычно, а стол не протер?
      Ревность царапнула когтями сердце Михалины - особые гости в этот дом не захаживали.
      Нет, конечно, время от времени кто-то приходил, некоторых она даже знала в лицо, но те поговорят в библиотеке о делах - и до свиданья. Кое с кем благодетель и выпивал, в библиотеке имелся бар-холодильник, но никаких тебе разносолов вроде чая или кофе. Так с кем же он любезничал в салоне? Неужто гость был такой важный, что заставил забыть о пятнах на столике?
      Случаем, уж не та ли сучка?..
      Или та, другая?..
      Да нет, другая уже не страшна - так, барахло поганое. Участвовать в подобной сцене могла только одна - та, которую Михалина боялась до смерти. Когда-то она сумела ее выжить, в муках и трудах оторвать от него, но кто знает, навсегда ли? Сучка, правда, палец о палец не ударила, чтобы вернуться, ну а вдруг постаралась бы? Вдруг пришла сюда, и он каким-то образом узнал обо всех интригах и вранье Михалины?..
      У нее даже что-то сжалось в животе и перехватило дыхание, но Михалина была не из слабачек. Не ждите, она так этого не оставит. Не сдастся, не уйдет, скорее горло этой сучке перегрызет и глаза выцарапает... Он ведь уже привык, что все ему под нос готовенькое подсовывают, что в доме все работает, как часы; привык, что весь обслуженный, обстиранный, обшитый, а к тому же сам как-то сказал, что пришивать пуговицы и жарить печенку так, как Михалина, никто в целом свете не умеет, хвалил ее, даже в ручку поцеловал, где-то возле локтя, а у нее сердце тогда так и заскакало и ноги ослабели.
      Она даже хотела не мыть локоток до конца своей жизни, но взялась стирать его свитер из ангоры и замочила святыню. К хорошему-то человек быстро привыкает, так что не сможет он прогнать от себя Михалину, потому как эта сучка скорее летать научится, чем так ему прислуживать!
      Несколько утешившись, Михалина старательно отполировала столик, после чего встала в дверях террасы и оглядела сад. И куда он мог запропаститься? Темно уже, теперь-то она точно на ночь останется...
      Михалина вышла бы поискать его, но не решалась. Сад был большой, занимал что-то около двух моргов <Морг - старая немецкая (Morgen) и польская (morg) мера площади, примерно 25 - 30 аров.>, весь зарос кустарником и деревьями, а благодетелю нередко приходили в голову самые дикие идеи. Например, мог полдня сидеть в засаде, поджидая какую-нибудь зверушку или наблюдая за самой обыкновенной птахой.
      И злился, когда, ему мешали, не ругался, нет, но тихим таким голосом рубил, словно топором, а на челюстях желваки вспухали. Может, он и сейчас в саду затаился, раз двери открыты...
      Михалина пошла наверх, в спальню, любовно застелила на ночь кровать. Потом посидела в своей комнате, оставив остальную работу на завтра, - а вдруг она не успеет все сделать и задержится здесь еще дольше?
      В любом случае ждать его она будет в салоне, под тем предлогом, что двери настежь...
      Очнулась Михалина в кресле, когда в окна уже заглядывало солнце. Какое-то время приходила в себя, потом сообразила, где находится, и огляделась.
      Абсолютно ничто не изменилось. Приоткрытая дверь на террасу оставалась в том же положении. Михалина взглянула на часы: боже милостивый, половина шестого... Утро! Он что - вообще не возвращался домой этой ночью?!
      Михалина вскочила, кинулась на кухню. Все как вчера - нетронутая еда на подносе, никаких человечьих следов. В спальне - то же самое, соблазнительно раскрытая постель в том же безукоризненном состоянии. Это что же, получается - еще не вернулся?..
      В общем-то бывало, что благодетель не возвращался. Куда-то ездил, ночевал в своей варшавской холостяцкой квартирке, бродил по лесу, уезжал куда-либо подальше, что-то решал... Но никогда - абсолютно никогда! - он ничего не оставлял открытым.
      А тут двери на террасу приотворены...
      Теперь Михалина уже по-настоящему разнервничалась, что не помешало ей плотно позавтракать. Расстроенный человек должен как следует подкрепиться, чтобы иметь силы расстраиваться. Она принялась за уборку, заодно обходя весь дом и заглядывая во все помещения, за исключением одного. Кабинета.
      Вход туда был запрещен раз и навсегда, и, несмотря на доверие к Михалине, несмотря на ключ от входной двери и код от калитки, свой кабинет благодетель всегда запирал. Куда бы он ни шел - в ванную, в столовую на завтрак, - он обязательно блокировал какое-то специальное устройство, а ключ от него, крайне замысловатый, прятал в карман. Он и убирался в кабинете сам, так что нога человеческая не ступала в эту комнату. Впрочем, он там не слишком-то засиживался, а если и работал - что-то читал, или писал, или еще что, - то делал это в библиотеке.
      Даже окно в кабинете было особое, не позволявшее с улицы заглянуть внутрь.
      Естественно, Михалина легонько толкнула дверь в кабинет, но там даже нормальной дверной ручки не было, одна только странная рукоятка, которую никак не сдвинуть. Может, он так и сидит там со вчерашнего дня, ведь радио по-прежнему тихо шепчет внутри? Ну так пусть и сидит хоть целый год, она ему мешать не станет.
      На следующий день Михалина так встревожилась, что даже не стала наводить красоту. Без толку и без цели слонялась она по коридору, возле двери в кабинет.
      Вот тут-то она и ощутила это. Запах.
      До нее не сразу дошло, что же она чует.
      А когда дошло, первым делом проверила холодильник - не завоняло ли у нее там случайно мясо, но нет, все было в порядке, запах шел не из холодильника. Потом обошла вокруг дома - может, какое-то животное залезло в сад и сдохло, но ничего не нашла. Тогда Михалина стиснула зубы и начала нюхать по всему дому, но наконец скрывать от самой себя ужасную правду стало невозможно.
      Вонь шла из-за дверей кабинета.
      Несмотря на свою нынешнюю наружность, Михалина некогда была красива, прожила богатую жизнь, хотя и в четко очерченных рамках.
      И где-то в мозгу у нее закодировалось, что в случае чего звонить нужно не кому попало, а только одному человеку.
      И она позвонила одному человеку.
      Человек тот очень надеялся, что все неприятности для него уже миновали и теперь он сможет пожить спокойно, с удовольствием пользуясь тем, что нажил с помощью подлости и хитрости.
      И надо же случиться, что как раз в тот момент, когда позвонила Михалина, к нему нагрянула налоговая инспекция, - вне всякого сомнения, гадко и злонамеренно кем-то подосланная. Так что сейчас ему только и не хватало для счастья, что звонка от Михалины - живого свидетеля событий, происходивших пятнадцать лет тому назад.
      Злой как тысяча чертей, он попытался отвязаться от нее, но инициативу, а вместе с ней телефонную трубку у него перехватил один из налоговых инспекторов, и Михалине пришлось-таки выплеснуть свое беспокойство на кого попало.
      Кто попало передал дело в руки полиции.
      Поздно вечером перед калиткой благодетеля остановилась обычная патрульная машина, и парни в мундирах позвонили в дверь.
      Михалине не оставалось ничего иного, как открыть.
      - В чем дело? - с интересом спросил сержант Вильчинский. - Мы получили настолько странное сообщение, что я, признаться, ничего не понял. Вы здесь живете?
      - Нет, - ответствовала Михалина и сообщила, кто здесь живет.
      - О, холера, - заволновался Вильчинский. - И что?
      - И что-то воняет.
      Сопровождавший Вильчинского капрал Тшенсик, много лет проработавший в местном отделении, недовольно скривился:
      - Пани, да тут все воняет. А вы бы хотели, чтобы в таком имении розами пахло?
      - Что именно воняет? - деловито осведомился Вильчинский.
      - Вот этого я вам не скажу, - возмутилась Михалина. - Сами нюхайте. Имение как имение, тоже мне! Сад большой, это правда, а дом обыкновенный, как у каждого человека.
      - Как у каждого богатого человека, да? - насмешливо произнес капрал. Безработного, на пенсии...
      - Спокойно, Гжесь, - шикнул на него Вильчинский. - Не дай бог, скандал выйдет, тогда все СМИ разом сядут нам на шею.
      Деньги - это деньги, и с этим ничего не поделаешь.
      На самом деле капрал Тшенсик, разумеется, прекрасно знал, кто здесь живет, потому еще сильней скривился и замолчал. Мрачная и страшно расстроенная Михалина впустила полицию в дом.
      - Ничего не скажешь, воняет, факт, - признал Вильчинский у дверей кабинета. - Откройте, пожалуйста.
      - Не получится.
      - У нас все получится, - проворчал капрал.
      - Что значит - не получится? У вас нет ключа?
      - Вы лучше поглядите на эту дверь и на этот замок и тогда не будете задавать дурацких вопросов. Если бы можно было, я бы и сама открыла, вместо того чтобы шум поднимать.
      А ключа у меня нет.
      - А через окно?
      - Да пожалуйста.
      Капрал сплюнул, можно сказать, про запас, так как прекрасно понимал, что будет дальше. Он и в самом деле знал, кто здесь живет.
      Они с Вильчинским все яснее распознавали мерзкий запах. Ничего не попишешь, в запертое помещение нужно было проникнуть.
      У Михалины все сильней сжималось сердце, однако она еще лелеяла остатки надежды, с каким-то мрачным удовлетворением наблюдая за усилиями пары специалистов, ибо экипаж патрульной машины был вынужден вызвать профессионалов. Стекла были пуленепробиваемыми, дверь же оказывала сопротивление, достойное сейфа в Форт-Нокс. То-то же, вот на что был способен ее благодетель, сам все это придумал, сам смонтировал, своими ручками золотыми; выходит, она обожала не какого-то там обыкновенного прихожанина, а человека, равного которому нет во всем мире...
      Отказавшись от идеи взорвать дом, полиция к полуночи выломала наконец чертову дверь.
      Вонь повалила прямо-таки удушающая; в кабинет заглянули все, в том числе и Михалина.
      - Это та сучка!!! - раздался ее ужасный крик. - Это та сучка!!! Больше никто!!! Это та сучка!!!
      ***
      Зациклившись на своем проклятом благоразумии и предусмотрительности, я все стены в квартире обклеила датой приезда родни. Последним телефонным звонком они уточнили свои пожелания и намерения, благодаря чему я смогла заказать гостиницу в Кракове. Гданьск я предоставила Элеоноре, пусть там разбирается со своими знакомыми, коль скоро сама предложила.
      - Боже милостивый, - нервно сказала я детям, - запихните куда-нибудь свое барахло, надо же хоть чуть-чуть освободить пространство. Может, решат, что это роскошные апартаменты.
      - В кино роскошные апартаменты выглядят как-то иначе, - заметила Кася.
      - Мать, а наши аттестаты тебя вообще не волнуют? - поинтересовался Томск. - И на кой черт я так старался? Каждый год ты нам продыху не давала, а теперь что?
      - На этот раз у вас будет льготный год.
      Я с кем говорю, с умными людьми или с придурками? Да от этого визита вся наша оставшаяся жизнь зависит, бабушка же не бессмертна...
      - На Кавказе люди по сто сорок лет живут!
      - Но бабушка живет не на Кавказе. Я ей плохого не желаю, пусть проживет еще лет двадцать, половина состояния нам по наследству достанется...
      - На дряхлую старость, - презрительно фыркнул Томек.
      Я возмутилась:
      - Слушай, ты, сопляк, через двадцать лет ты будешь моложе, чем я сейчас! Или ты на самом деле меня уже в гробу видишь?
      - Так ведь ты же не ляжешь...
      - Куда я должна лечь, где у тебя здесь гроб, а? Но сначала я вас всех поубиваю!
      - Медея, - оскорбленно сказала Кася.
      - Хотела бы тебе напомнить, что Язон ее с носом оставил. Да позаботьтесь же о своих вещах, черт вас всех побери, для вашей собственной пользы!
      Последний аргумент деток убедил, они попрятали все, что можно, а я, идиотка, даже не посмотрела куда. Мне и в голову не пришло, что большую часть своих сокровищ они запихнули в нечто вроде чердачка - маленькую пирамидку под крышей, люк которой находился прямо посреди потолка. Совместными усилиями они сумели закрыть люк, но, видимо, недостаточно плотно.
      Из-за все той же разбушевавшейся предусмотрительности я отвезла детей к Элеоноре за два дня до приезда австралийского семейства. Мне хотелось иметь хоть немного времени про запас, ведь разве предусмотришь, что может случиться по дороге. Сенокос, похоже, в самом разгаре, вдруг у меня под носом снова вывалится куча сена? Или произойдет еще какая-нибудь глупость, и я не успею вернуться вовремя...
      Я раздобыла для австралийцев сотовый телефон: вроде бы заокеанские мобильники у нас плохо работают. Я в этом никогда особенно не разбиралась, однако полагала, что с гостями следует поддерживать непрерывный контакт. Если они захотят разделиться, одни - сюда, другие - туда, то мне на всякий случай нужно будет держать руку на пульсе. Времени было страшно мало, о телефонах я ничего не знала, поэтому попросила помощи у Рысека.
      Рысек - это мой сосед, живет подо мной, на первом этаже, со своей старшей сестрой, ее мужем и их двумя близнецами. Последнее обстоятельство заметно способствовало нашей дружбе. Как-то раз Рысек явился с большим букетом цветов, униженно умоляя позволить ему время от времени посмотреть телевизор, потому как дома это невозможно. Близнецы либо спят, и тогда нельзя шуметь, либо орут как бешеные, и тогда ничего не слышно. У меня было два телевизора, один у детей наверху, а второй внизу в гостиной, так что я согласилась без особого сопротивления, предварительно урегулировав вопрос громкости. К счастью, Рысек был не глухой и не нуждался в грохоте. При случае он признался мне, чего он точно никогда в жизни не сделает. У него никогда не будет детей, и он даже не женится, потому что все девки - дуры и, став женой, одна из них вполне может упереться насчет детей, а он отнюдь не намерен рисковать.
      Рысеку было двадцать три. Два года назад он нашел работу, которая, впрочем, не совпадала с его университетской профессией. Дело в том, что Рысек изучал астрономию, но на третьем курсе вдруг обнаружил, что Вселенная слишком велика для него, после чего стал автомехаником.
      Правда, специальность он себе выбрал тоже далекую от миниатюризации, так как больше всего на свете обожал автокраны, пожарные автомашины и тому подобные средства передвижения, добившись в этой области поразительных успехов.
      В электронной связи Рысек разбирался великолепно, как и большинство его сверстников.
      Накануне приезда семейства он принес мне сотовый телефон с зарядным устройством. Научив меня пользоваться этой штукой, Рысек загнал в нее несколько полезных номеров.
      Едва он ушел, как я вспомнила о багажнике.
      Когда я осознала, что объем багажа у семейства, которое приезжает на целых шесть недель, вполне может превысить вместимость моей автомашины, я прикупила навесной багажник - такие железки на крышу. Присобачивать его я не стала, так как меня убедили, что машина этого не любит. Навьюченная этим украшением на долгий срок, она сдавливается или деформируется, во всяком случае как-то реагирует, не говоря уж о том, что медленнее ездит. Не дай бог, семейство заметит какие-то изъяны на оплаченном ими транспортном средстве...
      Однако теперь эти железки следовало смонтировать, не буду же я возиться с этой дрянью в аэропорту! Я схватилась за трубку.
      - Рысек! - простонала я. - Где ты?!
      - Этажом ниже. Под вами.
      - Вернись, умоляю! Нужно поставить багажник на крышу. Все железки я уже купила, и даже шурупы есть, но я же не сумею, сам понимаешь...
      - Нет проблем, - успокоил меня Рысек. - Мне сейчас нужно смотаться в город, но через часок я вернусь, тогда все сделаем.
      Все будет в порядке.
      Вернулся он через полтора часа. За это время я успела топором для разделки мяса отрубить себе кусочек большого пальца на левой руке вместе с частью ногтя. Точнее говоря, половину кусочка, остальное уцелело, да и вообще у меня ничего не отвалилось, даже отрубленная часть как-то держалась. Однако кровь из пальца хлестала фонтаном, и прежде чем я нашла пластырь, салициловый спирт и прочее, моя кухня превратилась в запущенную городскую бойню. Кровь была в раковине, на туфлях, на кухонной мебели и даже в кофе и сахаре.
      Разумеется, подобную операцию я совершила вовсе не в приступе мазохизма, все было гораздо тривиальней: хотела опробовать рецепты коктейлей для родственников. Я вдруг решила, что летом они много пьют, причем напитки со льдом, и хотя в Австралии сейчас в самом разгаре зима, но у нас-то скоро разгар лета, поэтому гостей следует встретить соответствующими напитками.