Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Сага о Видящих (№3) - Странствия убийцы

ModernLib.Net / Фэнтези / Хобб Робин / Странствия убийцы - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 9)
Автор: Хобб Робин
Жанр: Фэнтези
Серия: Сага о Видящих

 

 


Мой противник развернулся и нанес мне удар, от которого я содрогнулся, вцепившись в свой посох, но сумел отразить его. Мое тело застыло в ожидании большей боли. Он ударил меня снова, и снова я отбил удар. Поскольку я уже вступил с ним в бой, у меня не было возможности повернуться и убежать. Он умел обращаться с дубиной: вероятно, когда-то был воином, обученным владению топором. Я узнал эти движения и удачно отбивался. Я боялся его слишком сильно, чтобы атаковать самому, боялся удара, который мог бы настичь меня, если бы я хоть на секунду перестал защищаться. Я отступал с такой готовностью, что он обернулся, возможно собираясь оставить меня и снова броситься к женщинам. Я нанес жалкий ответный удар. Он едва вздрогнул и опять пустил в ход свою дубину, не давая мне возможности использовать преимущества моей более длинной палки. В отличие от меня, его не отвлекали крики защищающихся менестрелей. В зарослях я слышал приглушенные проклятия и слабое рычание. Ночной Волк подстерег третьего человека и бросился на него, пытаясь перегрызть ему сухожилия. Он потерпел неудачу, а теперь кружился вокруг «перекованного», стараясь держаться подальше от его меча.

Я не знаю, как мне пройти мимо его клинка, брат. Но думаю, что задержу его здесь. Он не посмеет, повернуться ко мне спиной, чтобы напасть на тебя.

Будь осторожен! У меня не было времени сказать ничего больше, потому что человек с дубинкой поглощал все мое внимание. Удары градом сыпались на меня, и я вскоре понял, что теперь мой противник вкладывает в них больше сил. Он уже не боялся, что ему придется защищаться самому. Он хотел только пробить мою защиту. Каждый удар, который мне удавалось отразить посохом, сильно встряхивал меня. Это будило старую боль, напоминая о давно заживших ранах. Моя выносливость в битве была не та, что раньше. Охота и ходьба не укрепляют тело и не наращивают мускулы, как это делает работа веслом. Поток сомнений подтачивал мою сосредоточенность. Я подозревал, что мой противник сильнее меня, и так боялся боли, которую он мог причинить мне, что не мог думать о том, как избежать ее. Желание остаться целым не то же самое, что желание победить. Я пытался увеличить расстояние между нами, чтобы использовать длину моего посоха, но он тоже следил за этим.

Я бросил взгляд на менестрелей. Джош твердо стоял на дороге с посохом наготове, но нападавшие оставили его. Хани, хромая, пятилась от преследователя. Она пыталась отбиваться, в то время как Пайпер следовала за ними, безуспешно колотя своим тонким посохом по плечам «перекованного». Он только немного горбился и пытался добить раненую Хани. Это пробудило что-то во мне.

— Пайпер, бей его по ногам! — крикнул я ей и вернулся к своему противнику, дубинка которого опустилась на мое плечо. Я нанес ему несколько быстрых ответных ударов, которым не хватало силы, и отскочил назад.

Меч порезал мне плечо и скользнул по груди. Я вскрикнул от неожиданности и чуть не выронил посох, когда понял, что это не моя рана. Я почувствовал и услышал удивленный визг боли Ночного Волка. А потом удар сапога по моей голове.

Оглушен, загнан в угол. Помоги мне!

В памяти всплыли воспоминания, похороненные глубоко в уголках сознания. За годы до избиения в темнице Регала я почувствовал удар ножа и удар сапогом. Но не по моему телу. По телу терьера, с которым я был связан. Кузнечика, который сражался в темноте с тем, кто в мое отсутствие напал на Баррича. Сражался и умер от ран, прежде чем я сумел прийти к нему на помощь. Внезапно я обнаружил, что есть угрозы более страшные, чем моя собственная смерть.

Страх за себя распался перед ужасом потерять Ночного Волка. Я сделал то, что должен был сделать. Я изменил позицию: шагнул вперед и принял удар по плечу, чтобы уменьшить дистанцию. На мгновение я перестал чувствовать руку. Перехватив посох, я резко выбросил его конец вверх, попав в челюсть нападавшему. Он не ожидал внезапной смены моей тактики. Его подбородок дернулся, обнажив горло, и я резко воткнул посох во впадину у основания шеи. Я почувствовал, как поддались мелкие кости. Он выдохнул фонтан крови, я отступил назад, поднял свой посох и ударил его по черепу противоположным концом. Он упал, а я повернулся и побежал в лес.

Рычание и хрип привели меня к Ночному Волку. Он забился в заросли ежевики, его левая передняя лапа была прижата к груди. Кровь была на его левом плече и как красные драгоценные камни блестела по всему левому боку. Острые шипы, в которых он искал укрытия, теперь окружали его и не давали бежать. Он вжался в них как мог глубоко, чтобы избежать удара меча, и я чувствовал множество мелких ран на его ногах. Шипы, вонзившиеся в Ночного Волка, держали на расстоянии нападавшего, и плети ежевики принимали на себя большую часть ударов меча, когда человек пытался пробиться сквозь них к волку. При виде меня Ночной Волк собрал все свое мужество и внезапно развернулся, чтобы встретить «перекованного» свирепым взрывом ярости. Тот отвел назад свой меч для удара, который должен был сразить волка. На конце моего посоха не было острия, но я вонзил его в спину человека с такой силой, что палка прошла в легкие. Он взревел и попытался повернуться, но я продолжал держать свой посох. Я бросил на него весь свой вес, вынуждая «перекованного» отходить в гущу ежевики. Его вытянутые руки не нашли никакой опоры, кроме острых шипов. Я пришпилил его к растущим побегам ежевики, и Ночной Волк, приободрившись, прыгнул ему на спину. Челюсти волка сомкнулись сзади на толстой шее человека и рвали ее до тех пор, пока кровь не залила нас обоих. Придушенные крики «перекованного» постепенно стихали.

Я совершенно забыл о менестрелях. Громкий крик боли напомнил мне о них. Наклонившись, я схватил меч, который выронил «перекованный», и побежал назад к дороге, оставив Ночного Волка вылизывать свое плечо. Когда я вылетел из леса, ужасное зрелище предстало моим глазам. «Перекованный» рвал одежду сопротивлявшейся Хани. Пайпер стояла на коленях в дорожной пыли, вцепившись в свое плечо, и кричала. Растрепанный и запыленный Джош поднимался на ноги и ощупью двигался на зов Пайпер. В одно мгновение я подскочил к ним. Я пнул ногой человека, чтобы заставить его отпустить Хани, а потом вонзил в него меч. Он бешено сопротивлялся, пытаясь дотянуться до меня, но я нажал на лезвие, вонзая его в грудь врага. Сопротивляясь, он только расширял рану. Он проклинал меня бессловесными воплями, потом изо рта его потекла кровь. Он схватил меня за правую ногу, пытаясь бросить на землю. Я сильнее надавил на клинок. Мне хотелось вытащить меч и убить его быстро, но он был так силен, что я боялся отпустить его. Наконец его прикончила Хани, воткнув конец своего посоха ему в лицо. Я нашел в себе силы вытащить из него меч, потом, хромая, отошел назад и сел на дорогу. В глазах у меня потемнело, потом прояснилось и снова потемнело. Крики Пайпер вполне могли быть отдаленными криками чаек. Внезапно всего оказалась слишком много, и я был повсюду. В лесу неподалеку я вылизывал свое плечо, обрабатывая языком отставшую шерсть и аккуратно ощупывая края раны, и я сидел на дороге, вдыхая запах пыли и крови. Я ощущал каждый удар, который получил и нанес, напряжение и дергающую боль от ударов дубинкой. Жестокий способ, которым я убивал, внезапно приобрел для меня другое значение. Я знал, что значит испытывать боль, которую я причинил. Я знал, что они чувствовали, лежавшие на земле и сопротивлявшиеся без всякой надежды, когда смерть была их единственным убежищем от усиливающейся боли. Мое сознание вибрировало между крайностями убийцы и жертвы. Я был и тем и другим. И одинок. Более одинок, чем когда-либо. Раньше в такие моменты у меня всегда кто-нибудь был. Товарищи по кораблю или Баррич, пришедший залатать меня и отвести домой, и дом, ждущий меня, и Пейшенс, которая будет суетиться вокруг, и Чейд и Верити, которые будут убеждать меня быть осторожнее. Молли, которая придет вместе с темнотой и тишиной, чтобы мягко прикоснуться ко мне. На этот раз битва была закончена и я остался жив, но никому, кроме волка, не было до этого дела. Я любил его, но внезапно понял, что мне необходимо и человеческое участие. Я не мог больше выносить отсутствие всех, кому я был дорог. Будь я действительно волком, я бы поднял нос к небу и завыл. А так я потянулся вдаль — не могу описать, как я это сделал. Не Уит, не Скилл, а какая-то смесь их обоих, ужасные поиски кого-нибудь, кому небезразлична моя жизнь.

Я почти почувствовал что-то. Может быть, Баррич поднял голову и оглядел поле, в котором он работал, может быть, на мгновение он ощутил запах крови и пыли? Или Молли распрямилась над стиркой и осмотрелась вокруг, прижав руки к заболевшей спине во внезапном приступе тоски? Или я потянул за усталое сознание Верити? Отвлек Пейшенс на пару мгновений от сортирования трав на подносах? Заставил Чейда нахмуриться и отложить в сторону свиток? Как мошка в окно, я бился об их сознания. Я хотел почувствовать привязанность, которую считал привычной. Я почти дотянулся до них только для того, чтобы в изнеможении ощутить себя, сидящего в дорожной пыли, смешанной с кровью троих «перекованных», убитых мной.

Она швырнула в меня грязью.

Я поднял глаза. Сперва Хани была темным силуэтом на фоне заходящего солнца. Потом я моргнул и увидел выражение презрения и ярости на ее лице. Одежда ее была разорвана, волосы растрепались.

— Ты сбежал, — выкрикнула она. Я чувствовал ее отвращение к моей трусости. — Ты сбежал и дал им сломать руку Пайпер, избить отца и попытаться изнасиловать меня. Что ты за мужчина? Какой мужчина может сделать такое?

На это была тысяча ответов и ни одного. Пустота внутри уверила меня в том, что я ни в чем не смогу убедить ее. Вместо этого я заставил себя встать на ноги. Она смотрела мне вслед, когда я пошел к тому месту, где бросил свой тюк. Казалось, часы прошли с тех пор, как я отшвырнул его. Я поднял тюк и направился к Джошу, который сидел в пыли рядом с Пайпер и пытался утешить ее. Прагматичная Хани открыла их свертки. Арфа Джоша была разбита. Пайпер ни на чем не сможет играть, пока не заживет ее рука. Так случилось, и после этого я сделал для них все, что мог.

А это было очень немного. Я разжег огонь у дороги, принес с реки воды и поставил ее греться. Я разложил травы, которые успокоят Пайпер и смягчат боль в ее руке. Я нашел сухие прямые палочки и обстрогал их, чтобы сделать лубки. А вверху, на склоне горы?

Мне больно, брат, но рана не глубокая. Правда, она открывается, если я пытаюсь ходить. И на мне полно шипов, как мух на падали.

Я сейчас приду и вытащу все до одного.

Нет. Я могу о себе позаботиться. Пригляди за остальными. Он помолчал. Брат мой. Нам надо было убежать.

Я знаю.

Почему так трудно было подойти к Хани и тихо спросить, нет ли у нее тряпки, чтобы сделать перевязку Пайпер? Она не соблаговолила ответить мне, но слепой Джош безмолвно протянул мне кусок мягкой ткани, в которую раньше заворачивал свою арфу. Хани презирала меня, Джош, видимо, онемел от шока, а Пайпер была так погружена в собственную боль, что едва замечала меня. Но каким-то образом я заставил их подойти к огню. Я отвел туда Пайпер, обняв ее одной рукой, а другой поддерживая ее раненную руку. Я усадил ее и дал сваренный мной чай. Я обращался скорее к арфисту Джошу, чем к ней, когда сказал:

— Я могу выправить кость и положить ее в лубки. Я часто делал это раньше после битвы. Но я не лекарь. Когда мы дойдем до следующего города, ее надо будет перебинтовать.

Он медленно кивнул. Мы оба знали, что ничего другого сделать нельзя. Так что он встал на колени подле Пайпер и взял ее за плечи, а Хани твердо схватила ее здоровую руку. Я сжал зубы от ее боли и твердо выпрямил сломанное предплечье. Она, конечно, закричала, потому что простой чай не может заглушить боль такого рода. Но она нашла в себе силы не сопротивляться. Слезы струились по ее щекам, дыхание стало прерывистым. Я положил лубки и забинтовал руку. Я показал Пайпер, как нести руку, чтобы повязка поддерживала ее вес и предохраняла от лишних движений. Потом я дал ей еще одну кружку чая и повернулся к Джошу. Он получил удар по голове, и это на мгновение оглушило его, но сознания он не потерял. На месте удара образовалась опухоль, и он вздрогнул при моем прикосновении, но кожа не была рассечена. Я сделал ему холодную примочку и предложил чая. Он поблагодарил меня, и почему-то мне стало стыдно. Потом я взглянул туда, откуда кошачьими глазами за мной следила Хани.

— Ты ранена? — спросил я тихо.

— У меня на голени опухоль величиной со сливу, и он поцарапал мне шею и грудь. Но я сама могу о себе позаботиться. Тем не менее спасибо тебе… Коб. Хотя вряд ли стоит тебя благодарить за то, что я вообще осталась жива.

— Хани. — Джош говорил угрожающе тихим голосом. В нем было столько же усталости, сколько ярости.

— Он убежал, отец. Он повалил одного «перекованного», а потом повернулся и убежал. Если бы он помог нам тогда, ничего бы вообще не случилось. Пайпер бы не сломали руку и не разбили бы твою арфу. Он убежал.

— Но он вернулся. Давай не думать о том, что случилось бы, если бы он не вернулся. Может быть, мы и ранены, но ты все равно должна быть ему благодарна за то, что осталась жива.

— Мне его благодарить не за что, — сказала она горько. — Немного храбрости — и он бы спас нас. А что нам делать теперь? Арфист без арфы и флейтистка, которая не может держать свой инструмент.

Я поднялся и пошел прочь от них. Я почувствовал себя слишком усталым, чтобы слушать ее, и слишком обессиленным, чтобы оправдываться. Я стащил с дороги тела и уложил их в траве у реки. В угасающем свете дня я снова вошел в лес и стал искать Ночного Волка. Он уже обработал свои раны лучше, чем это мог бы сделать я. Я прошелся по его шкуре, вытаскивая шипы и побеги ежевики. Я немного посидел рядом с ним. Он лег, положил голову мне на колени, и я почесал его уши. Это было все общение, в котором мы нуждались. Потом я встал, нашел третье тело, схватил его за плечи и подтащил к реке, к остальным двум.

Безо всяких угрызений совести я осмотрел их карманы и кошельки. У двоих я нашел только по горсти медной мелочи, но у того, у которого был меч, в кошельке лежали двенадцать серебряных монет. Я взял этот кошелек и добавил в него медяки. Кроме того, я забрал его порванный пояс и ножны и поднял с дороги меч. Потом я до самой темноты собирал речные камни и заваливал ими тела. После этого я спустился к реке, вымыл руки и лицо, снял рубашку, смыл с нее кровь и снова надел ее, холодную и мокрую. На мгновение это облегчило боль от ушибов и ссадин, потом мышцы начали деревенеть от холода. Я вернулся к маленькому костру, который теперь освещал лица сидевших вокруг него людей. Подойдя, я протянул руку к Джошу и подал ему кошелек.

— Может быть, этого будет достаточно до тех пор, пока вы не почините арфу, — сказал я.

— Облегчаешь совесть деньгами мертвеца? — фыркнула Хани.

Ободранные концы моего терпения наконец разошлись.

— Представь, что они выжили. По закону Бакка им пришлось бы, по меньшей мере, возместить вам убытки. А если это тебе так не нравится, брось деньги в реку. Мне все равно.

Я в гораздо большей степени игнорировал ее, чем она меня. Превозмогая боль, я расстегнул пояс меча. Ночной Волк был прав; владелец меча был гораздо больше, чем я. Я положил пояс на кусок дерева и провертел новую дырку.

Потом встал и застегнул его на себе. Было приятно снова почувствовать тяжесть меча на боку. Я вытащил клинок и стал рассматривать его при свете костра. В нем не было ничего особенного, но он был крепким и острым.

— Где ты взял это? — спросила Пайпер. Голос ее дрожал.

— Отобрал у третьего человека, там в лесу, — коротко ответил я, снимая меч.

— О чем речь? — спросил арфист Джош.

— Это меч, — сказала Пайпер. Джош повернулся ко мне:

— Там в лесу был третий человек с мечом?

— Да.

— И ты отобрал у него меч и убил его?

— Да.

Он тихо фыркнул и покачал головой:

— Когда мы пожимали друг другу руки, я сразу понял, что это не рука писца. Перо не оставляет таких мозолей и мускулов. Видишь, Хани, он не убежал. Он просто пошел, чтобы…

— Если бы он убил человека, который напал на нас, это было бы умнее, — упрямо настаивала она.

Я развязал свой тюк, вытряхнул одеяло и лег. Я был голоден, но с этим ничего нельзя было поделать. Зато я мог бороться с усталостью.

— Ты собираешься спать? — спросила Пайпер. Лицо ее было искажено тревогой.

— Да.

— А если придут еще «перекованные» ?

— Тогда Хани может убить их в том порядке, который сочтет разумным, — кисло предложил я. Я крутился на одеяле до тех пор, пока мой меч не оказался у меня под рукой. Я слышал, как Хани медленно поднялась и начала раскладывать постель для остальных.

— Коб? — тихо спросил Джош. — Ты оставил себе денег?

— Не думаю, что они мне понадобятся, — ответил я так же тихо. Я не стал объяснять, что не хочу больше иметь дела с людьми. Мне было совершенно все равно, поймут они меня или нет. Я закрыл глаза, чтобы быстро коснуться Ночного Волка. Как и я, он был голоден, но предпочел отдых.

Завтра к вечеру я снова смогу охотиться с тобой, обещал я ему. Он удовлетворенно вздохнул. Находился он где-то неподалеку. Мой огонь был всего лишь искрой среди деревьев. Он опустил морду на передние лапы, и я почувствовал, что устал больше, чем осознавал это. Мысли мои расплывались. Я отпустил все и поплыл от боли, терзавшей мое тело. «Молли, — подумал я тоскливо. — Молли». Но я не нашел ее. Где-то Баррич спал на разложенном перед очагом матрасе. Я видел его, и это чувствовалось, как будто я нашел его Скиллом, но мне не удалось удержать его образ. Свет огня плясал на его лице. Он похудел и обгорел дочерна, проводя много времени в поле. Я медленно отвернулся. Скилл плескался вокруг, но я не мог контролировать его.

Когда мои сны коснулись Пейшенс, я был потрясен, обнаружив ее в отдельной комнате с лордом Брайтом. Он был похож на загнанное животное. Молодая женщина в прелестной ночной рубашке была, очевидно, не меньше его поражена вторжением Пейшенс. Пейшенс была вооружена картой и говорила, оттолкнув в сторону поднос с лакомствами и вином, чтобы развернуть ее на столе.

— Я считаю вас умным и смелым, лорд Брайт, так что приходится сделать вывод, что вы невежественны. Я намереваюсь заняться вашим образованием. Как докажет вам карта покойного принца Верити, если вы вскоре не начнете действовать, все побережье Бакка будет брошено на милость красных кораблей. А у них нет милости. — Она подняла пронзительные газельи глаза и в упор посмотрела на него. Так она часто пронзала взглядом меня, когда требовала подчинения. Я почти пожалел его. Потом я потерял этот образ и, как несомый ветром лист, уплыл от них.

Я не знаю, нырнул ли глубже, знаю только, что все, что привязывало меня к моему телу, стало тоненькой нитью. Я повернулся и закрутился в течении, которое тащило меня, подбивая отпустить эту нить. Где-то возбужденно заскулил волк. Призрачные пальцы тыкались в меня.

Фитц. Будь осторожен. Возвращайся. Верити. Но его Скилл казался мне только дуновением ветра. Что-то было между нами. Холодный туман, поддающийся и упругий, запутывающий, как ежевика. Я забеспокоился, пытаясь найти страх, который вернул бы меня в мое тело. Но я был заперт внутри сна и не мог проснуться. Не было пути назад. Не было сил пытаться.

Запах собачьей магии в воздухе, и только посмотрите, что я нашел! Уилл вонзил в меня когти, как кошка, притягивая к себе. Привет, бастард. Его глубокое удовлетворение снова разбудило мой страх. Я мог чувствовать его циничную улыбку. Они оба живыи бастард с его извращенной магией, и Верити-изменник. Регал будет огорчен, обнаружив, что он не так преуспел, как думал. Но сейчас я все исправлю. Моим собственным способом. Я почувствовал, как он ощупывает мою защиту, — нечто более интимное, чем поцелуй. Как будто он ощупывал тело шлюхи. Я болтался, как кролик, в его руках, ожидая только рывка, который прервет мою жизнь. Я чувствовал, что у него прибавилось силы и хитрости.

Верити, захныкал я, но мой король не слышал и не отвечал. Уилл взвешивал мои возможности.

Какая польза для тебя в этой силе, которой ты так и не научился владеть? Никакой. Но мне это даст крылья и когти. Ты сделаешь меня достаточно сильным, чтобы отыскать Верити, где бы он ни прятался.

Внезапно я стал терять силу, как продырявленный мех с водой. Я не имел никакого представления, как он пробил мою защиту, и не знал способа остановить его. Он жадно вцепился в мое сознание и высасывал меня. Именно так Джастин и Сирен убили короля Шрюда. Он исчез быстро, как лопнувший пузырь. У меня не было ни воли, ни сил для сопротивления, когда Уилл ломал последние преграды между нами. Его чуждые мысли давили изнутри на мое сознание, когда он выгребал все мои тайны, высасывал мою душу. Но внутри меня его ждал волк.

Брат! — зарычал Ночной Волк и бросился на него с оскаленными зубами. Где-то далеко Уилл завизжал от ужаса и боли. Как бы силен ни был он в Скилле, он совершенно не знал Уита. Он был так же беззащитен перед Ночным Волком, как я перед ним. Когда-то, когда Джастин атаковал меня Скиллом, Ночной Волк ответил ему. Я видел, как Джастин упал, как будто его физически терзал волк. Он потерял всю концентрацию и контроль над своим Скиллом, и я смог освободиться от него. Я не мог видеть, что случилось с Уиллом, но чувствовал щелканье челюстей Ночного Волка. Я был потрясен силой ужаса Уилла. Он бежал, разорвав связь Скилла между нами так внезапно, что я на мгновение усомнился в себе. Потом я вернулся в свое собственное тело полностью проснувшимся. Я сел, пот струился по моей спине, и я стал воздвигать все свои стены защиты.

— Коб? — в тревоге спросил Джош, и я увидел, как он и Хани смотрят на меня.

Я подавил задыхающееся всхлипывание.

— Кошмар, — едва выговорил я. — Просто кошмар.

Я с трудом поднялся на ноги в ужасе от собственной слабости. Мир вокруг меня кружился. Я едва мог стоять. Страх понукал меня. Я подхватил свой маленький котелок и, как мог быстро, направился к реке за водой, надеясь, что чай из эльфовой коры даст мне достаточно силы.

Я обошел стороной груду камней, которыми завалил тела «перекованных». Прежде чем я достиг берега реки, Ночной Волк уже оказался рядом со мной. Я бросил котелок и опустился на колени рядом с ним. Я обнял друга, помня о его раненом плече, и зарыл лицо в волчью гриву.

Я был так испуган. Я чуть не умер.

Теперь я понимаю, почему мы должны убить их всех, сказал он спокойно. Если мы этого не сделаем, они никогда не оставят нас в покос. Мы пойдем их логово и убьем их всех.

Это было единственное утешение, которое он мог предложить мне.

6. УИТ И СКИЛЛ

Менестрели и бродячие писцы занимают особое место в обществе Шести Герцогств. Они хранят знания не только о своих собственных ремеслах, но и о множестве других вещей. Менестрели помнят историю Шести Герцогств — не только основную историю формирования королевства, но и менее значительные рассказы о маленьких городах и даже семьях, построивших их. Хотя каждый менестрель мечтает быть единственным свидетелем какого-нибудь важного события и тем самым стать автором новой саги, их истинная ценность в постоянном наблюдении за мелочами, которые и составляют ткань жизни. Когда возникает спор о принадлежности собственности, происхождении семьи или даже давнем обещании, призывают менестрелей, чтобы восполнить детали, которые остальные могли забыть. Их поддерживают, но не заменяют бродячие писцы. За определенную плату они предоставляют записи о свадьбах, рождении, смене собственника земли, о полученном наследстве или об обещанном приданом. Это касается не только имени или профессии, но и происхождения и места жительства. Иногда менестреля зовут, чтобы он выступил в качестве свидетеля и поставил свою подпись под тем, что зафиксировал писец. По этой причине они часто путешествуют вместе, или один человек совмещает обе профессии. По старинному обычаю с менестрелями и писцами хорошо обращаются в благородных домах — там они находят приют на зиму и оседают к старости. Ни один лорд не захочет, чтобы менестрели и писцы плохо говорили о нем или не помнили его вообще. Щедрости к этим двум категориям людей учат, как простой вежливости.Если в замке за столом нет менестрелей, люди знают, что их хозяин скуп.


Я попрощался с музыкантами вечером у дверей трактира в маленьком захламленном городишке Кровснеке. Скорее, я попрощался с Джошем. Хани ушла в трактир, даже не взглянув на меня. Взгляд Пайпер был таким озадаченным, что ничего не сказал мне. Потом она ушла вслед за Хани. Джош и я остались на улице. Мы шли вместе, и его рука все еще лежала на моем плече.

— Здесь ступенька у двери, — тихо предупредил я его. Он кивнул в знак благодарности.

Что ж. Горячая еда нам не помешает, — заметил он и кивнул в сторону двери.

Я покачал головой, а потом сказал:

— Спасибо, но я не пойду с вами. Я ухожу.

— Прямо сейчас? Ну, Коб, хотя бы кружку пива и немного мяса. Я знаю, что Хани… иногда трудно терпеть, но ты же не думаешь, что она говорит за всех нас.

— Дело не в этом. Я просто кое-что должен сделать. Я это долго откладывал, слишком долго. А вчера понял, что, пока я этого не сделаю, мне не будет покоя.

Джош тяжело вздохнул:

— Ужасный день был вчера. Я не стал бы принимать жизненно важное решение после такого дня. — Он повернул голову и посмотрел на меня. — Что бы это ни было, Коб, я думаю, время все излечит. Оно лечит многое, знаешь ли.

— Кое-что, — с отвращением пробормотал я. — Другое не становится лучше, пока ты не исправишь это. Тем или другим способом.

— Что ж. — Он протянул мне руку, и я взял ее. — Тогда удачи тебе. По крайней мере, в этой руке воина теперь есть меч. Это не может быть дурным знаком.

— Вот дверь, — сказал я и открыл ее. — Удачи также и вам.

Когда я снова вышел на улицу, то почувствовал себя так, словно сбросил тяжелую ношу. Снова свободен. Я не скоро еще раз обременю себя чем-нибудь подобным.

Я иду, сказал я Ночному Волку. Вечером мы поохотимся.

Я буду ждать тебя.

Я вскинул свой узел на плечо, снова взялся за меч и пошел по улице. Я не мог придумать ничего, что могло бы понадобиться мне в Кровснеке. Тем не менее моя дорога шла прямиком через рыночную площадь, а укоренившиеся за целую жизнь привычки умирают с трудом. Я навострил уши, выслушивая ворчание и жалобы тех, кто пришел на площадь. Покупатели требовали объяснить, почему цены так высоки. Продавцы отвечали, что товары из низовьев реки приходят редко, а то, что приходит, стоит дорого. Вверх по реке все еще дороже, заверяли они. Кроме тех, кто жаловался на высокие цены, было множество людей, пришедших купить то, чего на рынке просто не было. И это были не только океанская рыба и плотная шерсть из Бакка, которые больше не доставляли по реке. Все предсказания Чейда сбылись: не было шелков, бренди, украшений из Бингтауна — ничего из Прибрежных Герцогств или из земель, лежавших позади них. Попытка Регала перекрыть торговые пути Горного Королевства избавила Кровснек от янтаря, мехов и других товаров. Кровснек раньше был торговым городом. Теперь он задыхался от избытка собственных товаров и страдал от отсутствия того, на что их можно было обменять.

По крайней мере один шаркающий пьяница знал, кого в этом винить. Он шел по рынку, отскакивая от палаток и пробираясь мимо товаров, разложенных на коврах. Его спутанные темные волосы падали на плечи и смешивались с бородой. Он пел, вернее кричал, потому что голос у него был скорее громкий, чем музыкальный. Мелодия звучала не слишком четко, чтобы мне удалось запомнить ее, и он переврал все рифмы, но смысл песни был ясен. Когда королем Шести Герцогств был Шрюд, по реке текло золото, но теперь, когда корону носит Регал, в берегах плещется только кровь.

Еще был второй куплет, о том, что лучше платить налоги, чтобы сражаться с красными кораблями, чем отдавать кровные денежки королю, который трусливо прячется от них, — но тут пение прервали городские стражники. Их было двое, и я думал, что они остановят пьяницу и вытрясут из него все деньги, чтобы заплатить торговцам за ущерб. Тишина, наступившая на рынке при их появлении, должна была бы предупредить меня. Торговля прекратилась, люди быстро расходились или прижимались к прилавкам, чтобы дать им пройти. Все взгляды были направлены на стражников.

Они быстро подошли к пьяному, и я, как и все прочие, молча наблюдал, как они схватили его. Пьяный в страхе таращил на них глаза, и молящий взгляд, которым он обводил толпу, был ужасен в своей настойчивости. Потом один из стражников отвел назад руку в кожаной рукавице и ударил его в живот. Пьяный казался крепким человеком, растолстевшим, как это бывает с плотно скроенными людьми к старости. Другой на его месте потерял бы сознание от такого удара. Пьяный скорчился, со свистом выдохнул, потом его вырвало. Стражники с отвращением отступили назад. Один из них так толкнул пьяного, что тот потерял равновесие. Он упал прямо на рыночный прилавок и рассыпал две корзины с яйцами. Торговец не сказал ничего, только отступил подальше, как будто боялся, что его заметят. Стражники снова подошли к несчастному. Первый схватил старика за ворот рубашки и заставил встать на ноги. Потом он ударил пьяного старика в лицо, и тот повалился на руки второму стражнику. Второй поймал его и держал, чтобы товарищ мог снова ударить свою жертву в живот. На этот раз пьяный упал на колени, и стражник за его спиной повалил старика на землю.

Я не понимал, что начал двигаться вперед, пока чья-то рука не схватила меня за плечо. Я оглянулся и увидел морщинистое лицо тощей старухи, остановившей меня.

— Не раздражай их, — шепнула она. — Они побьют его и отпустят, если никто их не рассердит. Рассерди их, и они убьют его. Или, еще хуже, заберут в Королевский Круг.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12