— Как вы быстро, — без всякой задней мысли произнес я.

— Да, — ответил глухой голос, который я сразу узнал, — и тебе советую поторопиться. Живо протяни руки, нет, по одной, и без звука — не то уложу на месте.

Это был лорд Эрнест Белвилл, я разглядел в темноте его аккуратные, отсвечивающие сединой усы над плотно сжатыми зубами. Он наклонился, блеснули наручники, и, прежде чем я успел опомниться, один из них сомкнулся на моем запястье.

— А теперь иди сюда, — произнес он, указывая мне дорогу револьвером, — и жди своего приятеля. Но не забудь: одно лишнее слово, и можешь считать себя мертвецом!

Сказав это, негодяй втолкнул меня на мостик, по которому мы с Раффлсом недавно перебрались через пропасть, и защелкнул второй наручник в самом центре железных перил. Теперь они показались мне не теплыми, а ледяными, как кровь в моих жилах.

Итак, именитый обманщик выиграл, показав себя достойным противником Раффлса! Мысль о друге, который из-за меня спустился вниз и которого я не могу предупредить о грозящей опасности, мучила меня больше всего. Но что я мог сделать — закричать и поднять на ноги весь дом? Охваченный дрожью, я замер на шаткой доске, как Андромеда, прикованная к скале, между черной бездной под ногами и черной бездной вверху, а перед глазами, привыкшими к кромешной тьме, стоял лорд Эрнест Белвилл, поджидая беспечного, ни о чем не подозревающего Раффлса. Застигнутый врасплох, Раффлс, конечно, падет жертвой отчаянного разбойника, не уступающего ему в смелости и находчивости и роковым образом недооцененного им с самого начала. Но я не думал о прошлых ошибках, меня волновало будущее.

Оно превзошло худшие опасения: в люке над лестницей замигал свет, и показался Раффлс, без пиджака и со свечой в руке. Пиджак и жилет он оставил внизу и теперь являл собой удобную, хорошо освещенную и безоружную мишень.

— Эй, дружище, вы где? — негромко позвал он и, ослепленный светом, шагнул к Белвиллу: — Это вы?

Он остановился и поднял свечу повыше, другой рукой сжимая шезлонг.

— Нет, я не ваш друг, — отозвался лорд Эрнест. — И все же извольте оставаться на месте и не опускайте свечу, иначе я прострелю вам голову.

Раффлс молча подчинился; свеча горела ровно, что свидетельствовало и о безветренной погоде, и о его железных нервах. Затем, к моему ужасу, он наклонился, хладнокровно опустил свечу и шезлонг на крышу и засунул руки в карманы, словно лорд Эрнест целился в него из пугача.

— Что же вы не стреляете? — насмешливо спросил он, выпрямляясь. — Боитесь шума? Это и понятно — с такой допотопной пушкой! На плацу она вполне уместна, но на крыше, глухой ночью!..

— Я выстрелю, несмотря на шум, — так же спокойно, но без насмешки ответил лорд Эрнест, — если вы сейчас же не вернете мое имущество. Рад, что последняя фраза не вызывает возражений, — помолчав, добавил он. — Воры свято блюдут законы чести — по крайней мере, на словах, — а ведь вы, как я понимаю, из их компании. Признаюсь, догадался я не сразу. Сначала я в самом деле принял вас за бравого сыщика, сошедшего со страниц грошового журнала, но для правдоподобия следовало запастись напарником попроворней. Он вам всю игру испортил, — и негодяй фыркнул, оставив притворно бесстрастный тон, которым он, очевидно, хотел нас уязвить. — Бравые детективы не берут в помощники простофиль. Кстати, не волнуйтесь, я не стал швырять его с крыши, он здесь, хотя временно онемел. Но не вините его во всем, вы тоже не безупречны: кто решил, что я удрал через окно? А я преспокойно сидел в ванной… и даже дверь оставил открытой.

— Вот как, в ванной? — с профессиональным интересом переспросил Раффлс. — А потом, наверно, шли за нами по парку?

— Разумеется.

— И ехали в кебе?

— А потом, снова шел пешком.

— И без труда открыли парадную дверь отмычкой.

Свеча, стоявшая между ними, озаряла лицо лорда Эрнеста снизу, и я видел, что он улыбается.

— Вы ничего не упустили, — сказал он, — теперь я уверен, что мы коллеги. Может быть, и школа одна. Слышали когда-нибудь о А. Дж. Раффлсе?

Я задохнулся от неожиданности, но Раффлс ответил без малейшего колебания:

— Не только слышал, но и знал.

— Превосходная рекомендация для нас обоих, — усмехнулся лорд Эрнст, — хотя я не имел чести знать своего учителя. И не стану судить, кто более достойный его ученик. Но в некоторых способностях вы мне, надеюсь, не откажете, учитывая этот револьвер и наручники, на которых подвешен ваш приятель.

И я снова заметил усмешку, мелькнувшую под короткими усиками, но на сей раз не в пламени свечи, а в блеске молнии, рассекшей небо до того, как Раффлс успел ответить.

— Перевес на вашей стороне, — согласился Раффлс, — но вы еще не добрались до своей, или нашей, не совсем честной добычи. И моя смерть не лучший способ ее заполучить. Убив одного из нас, вы лишь ускорите свой конец, не менее огорчительный, но наверняка более бесславный. Из одних только семейных соображений я бы поостерегся рисковать. Час или два назад в прямо противоположной…

Окончание фразы потонуло в раскате грома, с опозданием последовавшем за молнией. Внезапный оглушительный удар предвещал стремительно надвигавшуюся грозу; когда затихло эхо, я услышал, что Раффлс как ни в чем не бывало продолжал:

— …Вы предложили вступить в долю, и, если бессмысленное убийство вас не привлекает, самое разумное — повторить предложение. Всегда выгодней приобретать новых друзей, чем наживать опасных врагов.

— Спустимся вниз, — ответил лорд Эрнест, махнув армейским револьвером в сторону нашей квартиры, — и побеседуем. Не забывайте, что условия ставлю я, а мне, прежде всего, не нравится мокнуть на крыше.

Пока он говорил, дождь зачастил по-настоящему, сверкнула еще одна молния, и я увидел, что Раффлс показывает на меня.

— Там мой друг, — сказал он.

Снова ударил гром.

— Ну и что? — ответил беспримерный негодяй. — Ему это полезно. Кроме того, у меня нет желания беседовать с вами двумя.

— А я не желаю покидать друга в такую ночь, — возразил Раффлс. — Он не оправился от удара, который Вы нанесли ему в квартире. Винить вас за это глупо, но, согласитесь, честный игрок не бросит противника в подобном положении. Если он остается, то и я остаюсь.

Грохот утих, и голос Раффлса как будто заметно приблизился, но разглядеть его не позволяли темнота и проливной дождь. Потоки воды погасили свечу. Белвилл выругался, Раффлс засмеялся, и снова воцарился мрак и нескончаемый ливень. Я догадался, что Раффлс движется ко мне, а лорд Эрнест не видит цели и не может выстрелить; потом последовал новый удар и новая вспышка.

Теперь они грянули одновременно; зрелище, открывшееся в свете молнии и под аплодисменты грома, до конца дней не изгладится из моей памяти. Раффлс вскочил на парапет колодца, над которым висел я, и, когда все вокруг озарилось, перешагнул через пропасть, как переступают через садовую дорожку. Ширина была такой же, но глубина! Внезапный свет пронизал колодец до бетонного дна, которое показалось мне не больше ладони. Потом рядом, раздался смех Раффлса, и я увидел, что он обеими ногами стоит на доске, а руками крепко держится за перила с другой стороны от меня. Зато лорду Эрнесту Белвиллу не повезло: на секунду раньше погас свет, на дюйм короче получился прыжок. Что-то стукнулось о мост, задрожавший, как струна арфы, где-то у наших ног раздался полувздох-полувсхлип, а затем из глубины донесся звук, который я предпочел бы не описывать. Не только потому, что мне не хватит слов, но и потому, что я до сих пор слишком ясно его слышу. Отвратительный звук слился со страшным раскатом грома, а ослепительно яркая вспышка высветила далеко внизу фигуру нашего врага и его бледную руку, откинутую в сторону, как щупальце медузы, милосердно скрыв подвернутую голову.

— Жаль беднягу, но он сам виноват. Да простит нас всех бог! Держитесь, Кролик, потерпите еще немного, вам пока ничего не грозит.

Раффлс ушел, а я стоял и слушал рев разбушевавшейся стихии, сквозь который не проникал ни стук оконной рамы, ни звук человеческого голоса. Потом Раффлс вернулся и принес с собой мыло и воду, и вскоре наручник соскользнул с моей кисти, словно тесное кольцо с пальца. Что было дальше — не знаю, помню лишь, как дрожал до утра в непроглядной тьме квартиры, а ее постоялец ухаживал за мной, как сиделка.

Так в действительности окончился наш поединок с собратом по профессии, и здесь я впервые описываю его без сокращений. Мне нелегко сохранять беспристрастность, рассказывая о непростительных ошибках Раффлса, да и воспоминание о собственном двойном унижении не доставляет удовольствия, не говоря уже о причастности, пусть косвенной, к гибели столь схожего с нами преступника. Но правда всего дороже, и я рад, что знатная родня несчастного лорда Эрнеста в конце концов ее открыла. Хотя у них, мне кажется, подлинное лицо проповедника трезвости вызвало меньшее удивление, чем в Эксетер-Холле. Историю постарались замять — неизбежный удел всех трагических историй, происходящих в этих кругах. Просочившиеся за границу слухи относительно предприятия, приведшего беднягу к смерти, не успеют расцвести, поскольку дело касается безупречной репутации многих почтенных семейств Кенсингтона.