Глава 4

Лайла опустила Элинор на пол и включила погодное радио, потом прошла в свою спальню, смежную с гостиной, и закрыла там окно. Переднее окно защищал навес над крыльцом, дождь в него не попадал. Прислушиваясь к радио, она закрыла окно и в другой спальне. Она знала, что шериф Броуди уже зашел в дом, но нарочно не замечала его, занимаясь своими делами. Шериф был слишком большим для ее маленького домика, слишком суровым, слишком властным. Он был… он был… мужчиной. Он нарушил ее тихую жизнь гораздо больше, чем удалось Тэнилу. И как это Джо пришло в голову послать сюда шерифа? Правда, откуда Джо могла знать, и она действительно беспокоилась за нее. Ну, бедняга Тэниел больше не будет ей досаждать, она ничего не могла исправить. Если бы он не сбежал, возможно, ей удалось бы что-то сделать. Нет, она все равно не смогла бы ему помочь, слишком поздно. Жалко бедолагу, конечно, он хулиган, но зла на него она не держала. Годы печального опыта научили ее, что она бессильна изменить судьбу.

Именно поэтому она запаниковала из-за шерифа. Как только она его увидела, то поняла, что ему судьбой предназначено разрушить ее привычную комфортную и спокойную жизнь.

Лайле захотелось спрятаться от него, чтобы он ее никогда не нашел, или вытолкать его из своего дома и закрыть за ним дверь, ей хотелось… подойти к нему близко-близко и положить голову на широкое плечо, чтобы он крепко прижал и поцеловал ее, и сделал с ней все, что ему заблагорассудится.

Она никогда не встречала ни одного парня, который пробудил бы в ней хоть малейшее сексуальное волнение. Она всегда чувствовала себя отстраненной от остального мира, обреченной на отшельничество из-за своих особенностей. Мысль, что она проведет жизнь в одиночестве, ее не волновала, даже наоборот. Она наслаждалась уединением, чувством согласия внутри себя. Многие так никогда и не испытали этого, тратя жизнь на вечные поиски кого-то или чего-то, не понимая, что это должно быть внутри их самих.

Ей нравилась собственная компания, она доверяла своим решениям и получала удовольствие от своего дела. Она абсолютно ничего не хотела менять.

Но Джексон Броуди изменил все.

Ее привлекла не только его аура, хотя у него она светилась так ярко, что просто завораживала. Все цвета его ауры были ясными: темно-красный означал сексуальность, бирюзовый говорил о том, что он очень динамичен по характеру, голубой — это покой, а оранжевый — сила. Прямой, уверенный в себе мужчина с отменным здоровьем.

Ее обескуражила, однако, внезапная вспышка предвидения. Они случались с ней не часто; она умела видеть лишь ауру человека. Но иногда на нее снисходило внутреннее видение, причем она никогда не ошибалась. Ни разу. Точно так же она лишь взглянула на Тэниела и сразу поняла, что он скоро умрет. А при виде Джексона Броуди волна стала такой сильной, что она едва устояла на ногах. Этот человек будет ее любовником. Она полюбит его, единственного в своей жизни.

Но ей не нужен любовник! Ее вовсе не прельщало иметь в доме мужчину, чтобы он болтался под ногами и вмешивался в ее дела. А он будет, она это знала. Он показался ей нетерпимым, привыкшим отдавать приказания, доминировать над всеми и — о Господи! — очень сексуальным. Конечно, он не захочет жить здесь без удобств, к которым привык, а ей лучше без этого шума и гама, без электрических машин и приборов, постоянно издающих неприятные звуки. Наверняка придется переехать в город или по крайней мере в не столь уединенное и более доступное место.

Когда он поймет, что она не в силах уехать отсюда, он сдастся, но с трудом. Будет спорить, скажет, что не сможет часто с ней встречаться. Станет приезжать, когда ему удобно, и требовать, чтобы она бросала свои дела, как только его лодка подплывет к берегу. Но ничего не поделаешь. При своем неумении изменять судьбу она могла бы сразу снять одежду и повести его в спальню.

Это еще одна проблема. Когда она смотрела на него, ее бросало в жар и перехватывало дыхание. Грудь твердела, и ей приходилось напрягаться, чтобы сдержать горячую боль между ногами. Это называлось вожделением. Теперь понятно, почему люди, испытавшие это чувство, вели себя подчас как последние дураки.

Если бы Тэниел не украл лодки, шериф уехал бы и, возможно, она не увидела бы его еще некоторое время, а может, никогда. И ей не пришлось бы прощаться со спокойной жизнью, которая ее полностью устраивала. Ей бы догадаться об этих лодках. Как иначе судьба устроила бы, чтобы Джексон остался здесь? Ну и надвигавшийся шторм сыграл свою роль, не дав его помощникам добраться до своего начальника. Все уже было предрешено. Судьба запустила цепь событий, и последствия она знала наперед.

Не первый раз она пожалела о том, что родилась такой. Ей не хотелось узнавать будущее до того, как оно случалось. Это тяжелая ноша. Однако Лайле нравилось видеть ауру, без этого жизнь была бы бесцветной и менее интересной. Ей не требовалось спрашивать у человека, что он чувствует. Она видела, счастлив он, или сердит, или болен. Она могла разобрать и плохие намерения, нечестность, подлость, а также радость, любовь и благожелательность.

— Что-то случилось?

Он стоял позади нее, и резкость его тона подсказала ей, что на какое-то время она застыла, уставившись в одну точку. Когда она оставалась одна, в этом не было ничего особенного. Лайла часто задумывалась. Но другим это казалось странным. Она моргнула, вернувшись в действительность.

— Извините. Так, замечталась.

— Замечталась? — с недоумением переспросил он.

И она его не винила. Ее только что пытались убить, они оказались сейчас, можно сказать, в ловушке, надвигается гроза. Есть над чем задуматься. Ей бы сказать, что она задумалась, а не замечталась, он не был бы так удивлен.

— Ладно. По радио передавали какие-нибудь сводки или предупреждения?

— Сильная гроза до десяти вечера с порывистым ветром и градом.

Им придется пробыть вместе долгое время. Возможно, до утра. Ну что она могла поделать с этим человеком, которого ей суждено полюбить! Пока она его не любила, верно? Они только что познакомились. Ее влекло к нему, но ведь это не любовь. Нет, еще нет.

Свежий, пахнущий дождем ветер проник в дом через сетчатую дверь.

— А вот и гроза, — сказал он, и она обернулась посмотреть на реку. Молния кривой стрелой ушла в землю, сразу же последовал раскат грома, от которого зазвенели стекла в доме.

Элинор замяукала и залезла в картонную коробку, которую Лайла выстлала для нее старыми полотенцами.

Джексон беспокойно мерил шагами маленькую комнату. Его бесило бессилие перед стихией, невозможность ни отложить, ни ускорить приближение грозы, чтобы кто-нибудь из его помощников успел сюда добраться.

Лайла незаметно пожала плечами. Пусть мечется, а у нее есть дела.

Первые капли дождя упали на дом и застучали по крыше. Вечернее солнце полностью скрылось, и в комнатах потемнело. Она подошла к масляным лампам на камине и уверенно нащупала спички. Неожиданная вспышка света испугала Джексона. Он резко обернулся и увидел, что она снимает с ламп стекла и зажигает спичкой фитили. Поставив стекла обратно, Лайла задула спичку и бросила ее в камин.

Молча прошла на кухню и повторила ту же процедуру там, хотя в гостиной горели четыре лампы. Ей нравилось, чтобы, когда она работает, было много света. Огонь в печи почти погас. Открыв дверцу, она расшевелила горячие угли и добавила дров.

— Чем вы занимаетесь? — спросил он с порога.

— Готовлю еду. — Может, он никогда не видел, как это делается?

— Но мы только что ели.

— Да, правильно, но если я хоть что-нибудь понимаю, на бутербродах вы долго не продержитесь. — Она оглядела его фигуру сверху вниз, как бы измеряя. Чуть больше шести футов ростом, прикинула она, весит никак не меньше двухсот фунтов. Судя по плечам под рубашкой, он мускулистый и сильный. Такому мужчине быка мало.

Джексон зашел на кухню и устроился за столом, вытянув ноги и развернув стул, чтобы сидеть к ней лицом. Он постучал пальцами по столу.

— Меня чертовски бесит мое бездействие.

— Я это заметила, — сухо ответила Лайла. Подлив воды в рукомойник, она вымыла руки.

— Обычно я постоянно чем-нибудь занят. В плохую погоду всегда находится что делать: или это авария, или спасаешь людей с затопленных дорог. Мне нужно быть там, без меня ребятам придется туго.

Ах вот почему он места себе не находит! Ей понравилось чувство ответственности.

Он же молча наблюдал за тем, как она готовит печенье. Она вынула и смазала противень, потом достала миску, положила туда муки, добавила дрожжи и масло и стала замеривать тесто.

— Я уже много лет не видел, чтобы тесто замешивали руками. Моя бабушка делала это, а мама пекла только из ротового.

У меня нет холодильника, — сказала она просто. — Поэтому замороженные полуфабрикаты исключаются.

— А вам не хотелось бы иметь такие вещи, как холодильник, электроплита и так далее? Вам не мешает, что у вас нет |электричества?

— Вам это странно? Я не завишу от проводов, которые дают тепло и свет. Если бы у меня было электричество, сейчас его наверняка бы отключили и я не смогла бы ничего |приготовить.

Нахмурившись, он потер подбородок. Ей понравилось наблюдать за ним, пока она готовила. Она могла поспорить, что все незамужние женщины в городе, а также и некоторые замужние вздыхали по нему. Короткие черные волосы, ярко-голубые глаза, крупный подбородок, мягкие губы — она не понимала, откуда бы ей знать, что губы у него мягкие, но знала это совершенно точно. Он начинал ей нравиться.

Лайла представила, как подходит и садится к нему на колени. Ее мгновенно бросило в жар. Не просто нравится, а очень и очень.

— Проложить газовые трубы труднее, чем протянуть электропровода, — продолжал размышлять он. — Думаю, вы могли бы поставить газовый баллон, но поскольку сюда по дороге не добраться, заправлять его будет одна морока.

— Дровяная печка меня вполне устраивает. Она почти новая и очень удобная. Обогревает весь дом и легко регулируется. — Она стала отщипывать кусочки теста и мять их в руках, придавая форму и выкладывая на противень. Если она будет смотреть на тесто, а не на него, жар отпустит.

— А откуда вы берете дрова?

Ей пришлось взглянуть на него, не понимая, что он имеет в виду.

— В лесу. — Откуда, он думает, они берутся? Не лесные же феи колют ей дрова и складывают в поленницу?

К ее удивлению, он, нахмурившись, вскочил со стула.

— Вы не должны этого делать. Это не женская работа.

— Хорошо, что сказали, а то я не знала.

— Я не имею в виду, что вы не умеете этого делать, просто вы не должны заниматься этим сами, — проворчал он. Его голос раздавался у нее за спиной. Он был прямо за ней. Без предупреждения Джексон протянул руку и взял ее за запястье. Его пальцы сомкнулись. — Моя рука в два раза больше. Вы, конечно, сильная, но только не говорите, что колоть дрова легко.

— Справляюсь как-то. — Лучше бы он не трогал ее и не стоял так близко. Она чувствовала тепло его тела и идущий от него запах мужчины.

— Кроме того, это опасно. Что, если поранитесь топором или пилой? Вы совсем одна, никакой медицинской помощи не дождаться.

— Многое в жизни опасно. — Она старалась говорить, спокойно. Почему он не отпускает ее руку? Почему она не отодвинется от него сама? Но ей нравились тепло и сила его прикосновения, мозолистая и грубая ладонь.

— Я наколю вам дров, — вдруг сказал Джексон.

— Что? — Лайла хотела обернуться, но в последний момент здравый смысл остановил ее. Если бы она обернулась, то оказалась бы слишком близко. Она просто не осмелилась.

Лайла перевела дыхание.

— Вы не можете колоть мне дрова.

— Почему же?

— Потому что… — Правда, почему? — Потому, что вас здесь не будет.

— Но сейчас я здесь. — Он помолчал, потом тихо добавил:

— Я могу начать прямо сейчас.

Она замерла. За окном шумела гроза, доносились раскаты грома. Или это сердце стучало в груди?

— Я должен быть очень осторожным, — так же тихо продолжал он. — Я сейчас говорю не как шериф, а как мужчина. Если вы скажете «нет», я вернусь и сяду за стол и всю ночь буду держаться от вас подальше. Но если вы не скажете «нет», то я вас сейчас поцелую.

В который раз у Лайлы перехватило дыхание. Она не могла говорить, вообще не знала, что сказать. Снова стало жарко, ноги ослабли и не держали ее, она вот-вот могла рухнуть на пол.

Я расцениваю это как ваше «да». — С этими словами он развернул ее к себе лицом.

Глава 5

Губы у него действительно оказались мягкими, как она и предполагала. И он был нежным. Он не пытался оглушить ее внезапной вспышкой страсти, просто поцеловал не спеша, пробуя ее губы на вкус. Его неспешность разожгла ее еще

Больше.

Лайла вздохнула и с радостью расслабилась в его объятиях. Приподняв, он крепко прижал ее к себе. Уже знакомый жар вновь охватил ее тело. Она обвила руками его шею, прижавшись теснее и задрожав, когда его язык медленно раздвинул ее губы, давая время отодвинуться, если она против такого глубокого поцелуя. Она не возражала. Она хотела целоваться с этим мужчиной больше всего на свете.

Сердце бешено стучало. Сирена-искусительница толкала ее дальше, изведать все, что он мог ей дать. Она чувствовала напряжение в его брюках. Ей хотелось дотронуться до него и открыться ему навстречу.

Зная себя и понимая, что сейчас потеряет над собой контроль, она немного отстранилась от этого медленного, дурманящего поцелуя и уткнулась лицом ему в шею.

Он тоже не остался бесстрастным. Она чувствовала, как бьется его пульс, вот здесь, где остановились ее губы. Кожа стала горячей и влажной. Он беспокойно топтался на месте, вжимая свои бедра в ее тело.

Он ничего не говорил, она была ему за это благодарна. Врожденная осторожность подсказывала не спешить, инстинкт же толкал вперед, торопил отдаться ему. В любом случае это неотвратимо, так зачем же ждать? Что изменится, если она будет тянуть время? Но Лайла медлила, неготовая еще к такому значительному шагу в своей жизни, что бы ни предсказывала судьба.

— Ужас! — пробормотала она ему в шею.

Просто невероятно! — Он зарылся лицом в ее волосы.

Так, видимо, чувствует себя человек, которому на голову падает кирпич.

То, что он потрясен так же, как и она, не сулило ничего хорошего, поскольку в данной ситуации кто-то из них двоих должен был оставаться с холодной головой.

— Мы совсем не знаем друг друга. — Она не могла сказать, с кем спорит, с ним или с собой.

— Мы это исправим. — Его губы коснулись ее виска. — Нам некуда спешить.

Но когда он узнает ее, будет ли относиться к| ней так же? Ее беспокоила эта мысль. Она немного отодвинулась. Джексон сразу отступил. Глубоко вздохнув и откинув назад волосы, Лайла попыталась не смотреть в его сторону, но исходивший от него ясный темно-красный цвет страсти не заметить было нельзя.

— Мне нужно поставить в печку печенье, — сказала она, обходя его. — Сядьте пока где-нибудь, а я быстро приготовлю ужин.

— Я постою, спасибо, — сухо ответил он.

Ничего не поделаешь, ей пришлось-таки поднять голову и встретиться с его печальными голубыми глазами, смотревшими на нее с пониманием. Его аура оставалась такой же насыщенной, особенно в паху, однако вокруг головы появился слабый голубой цвет.

Он отошел в сторону и прислонился к стене у двери. Поставив печенье в печку, она открыла большую банку говяжьей тушенки, вывалила содержимое в кастрюлю и поставила ее на печь. Этой незамысловатой еды должно хватить, не идти же в грозу ловить на ужин курицу. Печенье успеет остыть, а тушенка прокипит, пока он не проголодается.

Он наблюдал за ней. Лайла чувствовала его внимательный взгляд. Она вдруг остро ощутила свое тело, как поднимается грудь при каждом вздохе, как она двигается. Лайла чувствовала, что соски у нее затвердели, а напряжение в его штанах не прошло.

Его неуснувшее возбуждение завело ее больше, чем если бы он шептал ей всякие глупости. Нужно что-то делать, или очень скоро она окажется на спине. Лайла откашлялась, придумывая нейтральную тему для разговора.

Каким образом хороший парень из Техаса оказался в Алабаме? — Она все знала, ей рассказала Джо, но это было единственное, что пришло в голову, и ему придется отвечать.

— Моя мать родом из Дотана. — Вот и весь ответ.

Решив, что его нужно расшевелить, Лайла снова спросила:

— Почему же она переехала в Техас?

— Она познакомилась с моим отцом. Он жил на западе Техаса. Мама с друзьями по колледжу ехала в Калифорнию, и у них по дороге случилась авария. Отец был тогда помощником шерифа, стал им помогать. Ну и мама так никогда и не доехала до Калифорнии.

Уже лучше. Он начал говорить. Она с облегчением вздохнула.

— Почему же она снова вернулась в Алабаму?

— Отец умер несколько лет назад. — Он удобнее устроился у стены. — На западе жить трудно, очень жарко и пустынно. Раньше она никогда не жаловалась, но после смерти отца ей стало одиноко. Захотелось вернуться в Алабаму, поближе к своим сестрам и друзьям по колледжу.

— И вы вернулись с ней?

— Она — моя мать, — просто ответил он. — Я могу служить в полиции и здесь. Я живу отдельно с восемнадцати лет, но она знает, что я рядом, если вдруг понадобится помощь.

— И вам не жалко было уезжать из Техаса? — Лайла не представляла, как можно покинуть свой дом. Она любила его, знала как свои пять пальцев. Любила запах реки ранним утром, резкую смену погоды, неистовые грозы, проливные дожди, жаркие, влажные дни, когда даже птицы, казалось, засыпали на лету. Ей нравились серые зимние дни с огнем в камине и миской горячего супа. Что еще нужно в этой жизни?

Он пожал плечами.

— Дом — это семья, а не место. В Техасе у меня остались тетки и куча двоюродных братьев и сестер, но никого нет ближе матери.

Лайла с трудом сглотнула. Ее мать умерла, когда ей было пять лет, но она берегла воспоминания о женщине, которая когда-то была центром жизни в этом уединенном домике.

— А вы? — спросил он. — Откуда вы родом?

— Я родилась в этом самом доме и прожила здесь всю жизнь.

Он как-то странно посмотрел на нее, и она поняла, о чем он подумал. Почти все дети рождаются в больницах, во всяком случае, последние пятьдесят лет. Она была явно моложе. Конечно, кое-где еще сохранился обычай рожать дома.

— Вашему отцу не хватило времени отвезти ее в больницу?

— Она не хотела рожать в больнице. — Может быть, сейчас подходящий момент, чтобы рассказать ему, что мать была целительницей, как теперь она? Мама наперед знала, что роды пройдут благополучно, и не видела причин тратить с трудом заработанные деньги на больницу и докторов.

— Смелая женщина, — сказал он, покачав головой и улыбнувшись. — Я сам однажды принимал роды, когда был новобранцем. До смерти боялся, да и роженица не очень радовалась. Но мы справились, ребенок родился здоровый. Боюсь, правда, мое обхождение не очень понравилось матери. Ребенка в мою честь не назвали. Помню ее слова: «Не обижайся, но глаза б мои тебя больше не видели».

Закинув назад голову, Лайла рассмеялась. Она легко представила себе молодого, неопытного полицейского, потного от страха, помогавшего при родах.

— А что случилось? Ребенок родился раньше времени?

— Выпал снег, это было нечто особенное. Дороги полностью замело. Они с мужем уже выехали, но машина застряла в миле от дома, поэтому они вернулись и вызвали помощь. Я находился поблизости, приехал, но погода совсем ухудшилась, и мы просто не рискнули везти ее в больницу. — Он потер ухо. — Уж как она меня только не обзывала. Я сроду таких слов не слышал. Хотела что-нибудь обезболивающее, а я ей ничего не давал, вот она и постаралась, чтобы и мне досталось по полной программе.

Его улыбка приглашала ее посмеяться вместе с ним над этой историей. Лайла хихикнула.

— А что муж?

— Пустое место. Каждый раз, когда он появлялся, получал свою порцию проклятий, поэтому старался лишний раз не попадаться ей на глаза. Я же говорю, что она ужасно злилась.

Сколько же времени она рожала?

Девять часов и двадцать четыре минуты, самые длинные в ее жизни, как она потом сказала. Она готова была поклясться, что рожала три дня.

Лайла почувствовала в его голосе радость. Она взглянула на него с сомнением и поняла, что права.

Вам это понравилось.

Он рассмеялся:

— Да, конечно. Было интересно и забавно, а главное, удивительно. Между прочим, родилась девочка. Мое имя ей явно не подходило.

Его аура немного изменилась, перемешалась с зеленым и веселым желтым. Лайла больше не задавалась вопросом, когда же она в него влюбится. Это случилось именно в этот момент. Что-то внутри у нее расплавилось, стало горячо. Она знала, что ее аура сейчас розовая. Она покраснела, хотя была уверена, что он ничего не видит.

Лайла почувствовала слабость и присела. Все произошло мгновенно. Она никогда не думала, что сможет полюбить, как все. Она любила многих людей, но по-другому. Всегда мешало то, что она не такая, как все, не равный партнер, а опора. Даже для своего отца. Но Джексон сам был сильным. Ему не требовалась сиделка, он сам мог позаботиться о ком угодно.

Если бы она и не видела его ауры, все равно бы влюбилась. Но она видела ее и узнала его душу. И еще она увидела, что он предназначен ей судьбой. Она забыла об осторожности. Ей хотелось броситься к нему и позволить все, что только можно. Она встала и проверила печенье.