- Брат всегда брат, - размышлял он, - и уединенный дом на морском берегу может служить очень хорошим убежищем для преступника.
      Глава 4
      Улика
      Моторная лодка ждала в Кинсвир-Ферри, когда Марк Брендон сошел с поезда. Марк с берега заметил, что лодкой управляет всего один матрос, но когда поднялся по мостикам, внутри лодки увидел пассажира; сердце его сильно забилось: в сидевшей на скамье женщине он узнал Дженни Пендин.
      Она была в трауре, и по усталому и окаменелому выражению ее лица Марк понял, что она потеряла всякую надежду. Сочувственно пожав вдове руку, он сказал, что писал ей в Пренстоун, но, узнав о письме Роберта Редмэйнеса, поспешил сюда; он просил рассказать подробнее о письмах, но вдова отказалась говорить:
      - Мой дядя сам вам все расскажет. По-видимому, ваши предположения оказались правильны. Мой муж погиб от руки сумасшедшего маньяка.
      - Я теперь переменил мнение, миссис Пендин, и такое предположение начинает казаться мне совершенно невероятным: не может потерявший разум человек так ловко скрываться от полицейского преследования. Вы знаете, откуда пришло письмо? Вы должны были мне дать немедленно.
      - Я говорила дяде Бендиго.
      - Он уверен, что письмо действительно от его брата?
      - Конечно; сомнений быть не может. Письмо было отправлено из Плимута. Но, пожалуйста, не спрашивайте меня, мистер Брендон. Мне так тяжело обо всем этом думать.
      - Надеюсь, вы вполне здоровы? - любезно осведомился он, - я знаю, что в первые дни вы держались с необыкновенным мужеством.
      - Я живу, - ответила она, - но жизнь моя окончена.
      - Не надо так думать. Позвольте повторить вам слова, которые мне самому помогли, когда умерла моя мать. Старый священник мне сказал тогда: "Думайте, чего хотела бы покойница, и старайтесь угодить ей". Это кажется не много, но это удивительно помогает.
      Лодка быстро скользила по воде вдоль скалистого берега.
      Тщетно подождав ответа, Марк продолжал:
      - Вам нужно заняться чем-нибудь. Умственный и физический труд значительно облегчают душевные страдания.
      - Это такой же наркотик, как вино или опиум, - устало ответила она. Нет, я буду нести до конца посланное мне испытание. На мне лежит долг перед мертвым.
      - Вы мужественная женщина. Вы должны жить и своей жизнью давать счастье людям.
      Впервые улыбка пробежала по ее губам, и на мгновение осветила прекрасное лицо.
      - Вы очень добры и милы ко мне... Благодарю вас, - ответила она и круто переменила разговор, указав на сидевшего к ним спиной рулевого. - Вы обратили на него внимание?
      - Нет.
      - Он итальянец из Турина, и недавно в Англии. Но правда, он больше похож на грека, чем на итальянца? - на древнего грека, вы не находите? Он похож на классическую статую.
      Дженни Пендин окликнула рулевого: "Дориа!". И матрос повернул к ней загорелое, красивое, гладко выбритое лицо. Марк привычным взглядом отметил живой и умный блеск черных, оттененных густыми ресницами, глаз.
      - Он очень умен, - продолжала вдова, - и превосходно делает все, за то ни возьмется. Дядя Бендиго не нахвалится им и говорит, что он происходит из очень древней итальянской семьи...
      Лодка замедлила ход и пристала к берегу. Дориа накинул мостки и помог миссис Пендин и Брендону выйти из лодки. Маленькая бухта была закрыта со всех сторон скалами и, казалось, не имела выхода. Но Дженни, быстро пройдя вперед, привела Брендона к высеченным в скалах ступеням. Поднявшись вслед за ней на порядочную высоту, - Марк насчитал двести ступеней, - сыщик очутился на ровной, усыпанной морским песком террасе, шириной пятьдесят-шестьдесят шагов. По обеим сторонам стояли и глядели в море две старинных медных пушки; посреди была разбита клумба, окруженная аккуратным забориком из морских раковин.
      - Кто другой, кроме моряка, мог бы поселиться в таком месте? произнес Брендон.
      Человек средних лет приблизился к ним, держа под рукой подзорную трубу. Бендиго Редмэйнес был плотно сложен, широк в плечах и, действительно, походил на обветренного штормами морского волка. Он снял шляпу и открыл коротко остриженные, густые и щетинистые ярко-рыжие волосы, чуть светлее, чем его рыжая борода, и подернутые сединой бакенбарды; верхняя губа была выбрита и углы рта свисали вниз; из-под лохматых рыжих бровей мрачно глядели темные глаза.
      Брендону он не понравился.
      - Ага, приехали, - произнес моряк, пожимая руку.
      - Есть новости?
      - Никаких, мистер Редмэйнес.
      - Ишь ты! Подумать, что Скотланд-Ярд не может до сих пор поймать несчастного сумасшедшего.
      - Вы должны были бы нам помочь, - сухо возразил Брендон, - правда, что вы получили письмо от брата?
      - Получил. Я сохранил его для вас.
      - Вы потеряли два дня.
      Бендиго Редмэйнес проворчал что-то сквозь зубы.
      - Идем, я вам покажу письмо. Будь я проклят, если я что-нибудь понимаю. Но одно ясно: брат написал письмо и послал его из Плимута; и если он сделал то, что хотел сделать, то вряд ли вы его теперь найдете.
      Он обернулся к племяннице.
      - Через полчаса будет чай, Дженни. А пока я проведу мистера Брендона в мою круглую комнату.
      Миссис Пендин скрылась внутри дома, и Марк последовал за рыжим моряком.
      Большая, круглая комната выходила широкими окнами на море и вся была заставлена диковинными предметами, привезенными моряком из своих путешествий.
      - Мой наблюдательный пункт, - объяснил Редмэйнес, - отсюда в подзорную трубу я наблюдаю за морем. А там, в углу, моя койка. Я иногда здесь ночую.
      - Настоящая капитанская каюта, - сказал Брендон. Замечание понравилось Бендиго; он улыбнулся.
      - Да... А когда дует ветер, то кажется, что даже качает, ей-богу.
      Он подошел к высокому шкафу в углу, вынул из него деревянную шкатулку и достал письмо.
      Брендон опустился на стул у открытого окна и медленно прочел. Письмо было написано крупным, размашистым почерком, и строки ползли слева направо, оставляя с левой стороны пустой белый угол:
      "Дорогой Бен.
      Кончено. Я покончил с Майкелем Пендином и сунул его туда, где его найдут только в день Страшного Суда. Что-то подняло мою руку; но теперь жалею, что это сделал, - не его жалею, а себя. Сегодня ночью уезжаю во Францию. Если будет можно, сообщу свой адрес. Береги Дженни, - слава Богу, что она избавилась от этого негодяя. Когда дело утихнет, я, вероятно, вернусь. Скажи Альберту и Флоре.
      Твой Р. Р."
      Брендон осмотрел бумагу и конверт.
      - У вас нет других его писем... какого-нибудь другого письма, чтобы я мог сравнить? - спросил он.
      - Есть, - ответил Редмэйнес и вынул из шкатулки еще одно письмо.
      Роберт Редмэйнес писал о своей помолвке, и почерк был совершенно тот же.
      - Каково же ваше мнение, мистер Редмэйнес?
      - Я думаю, он сделал, как пишет. В это время года в порту стоят десятки испанских и британских шхун, груженных луком. За деньги они отвезут Боба хоть к черту на кулички. А на борту он может чувствовать себя, как у Христа за пазухой, пока его не высадят на берег. Я думаю, его доставят в Сен-Мало или в какой-нибудь другой небольшой порт на Британском берегу.
      - И пока его не посадят в сумасшедший дом, мы ничего о нем не услышим.
      - Почему его должны сажать в сумасшедший дом? - удивился Бендиго.
      - Понятно, он был сумасшедшим, когда убивал неповинного человека, потому что здравомыслящий человек на это не способен, - но теперь, я уверен, разум вернулся к нему. Если вы его завтра арестуете, вы увидите, что он так же здоров, как вы сами. В нем постоянно была ненависть к Майкелю Пендину за то, что тот словчил и не пошел на войну, и это, по-видимому, помутило его разум. Я сам не любил этого типа и пришел в ярость, когда узнал, что моя племянница выходила за него замуж; но мои чувства не помутили моего рассудка, и я рад был узнать, что Пендин оказался честным человеком и хорошим работником во время войны.
      Брендон задумался.
      - По-видимому, ваш брат, спрятав тело и зайдя домой, переменил каким-то образом внешность, взял поезд из Пентона в Ньютон-Эббот, а из Ньютона-Эббота в Плимут, и сидел в Плимуте, когда мы начали охоту.
      - Надо думать так, - согласился моряк.
      - Когда вы в последний раз видели его? - спросил Брендон.
      - Около месяца назад. Он приезжал сюда на день с миссис Рид - молодой женщиной, на которой собирался жениться.
      - Вы тогда ничего не заметили?
      Бендиго задумчиво почесал рыжую бороду.
      - Он был очень шумлив и разговорчив, но не больше, чем всегда.
      - Говорил он что-нибудь о мистере и миссис Пендин?
      - Ни звука. Он был занят невестой. Они собирались пожениться осенью и ехать за границу к моему брату Альберту.
      - Вы думаете, он будет писать мисс Рид из Франции?
      - А уж этого я не знаю! Вы все-таки рассчитываете его поймать? Как вы думаете, поступит с ним закон? Человек сошел с ума и убил. Но на суде он здоров так же, как сам судья. Не можете же вы повесить человека, раз он потерял голову, и не можете его держать всю жизнь в сумасшедшем доме, раз он здоров.
      - Да, задача трудная, - согласился Брендон, - но закон не будет в нее особенно вникать. Нельзя оставлять на свободе человека, который временами сходит с ума и может совершать убийства.
      - Ну вот, это все, что я вам могу сказать. Если что-нибудь узнаю, я дам вам знать, а если вы схватите его, сообщите мне и брату в Италию. Это чрезвычайно тяжелая история для нашей семьи. Он хорошо сражался на войне и получил отличие; если он сошел с ума, то виновата в этом война.
      - Конечно, война, я уверен. Мне очень грустно за вас обоих, за вас и за него, мистер Редмэйнес.
      Бендиго мрачно взглянув на сыщика из-под рыжих бровей.
      - Мне не очень хотелось бы отправлять его в сумасшедший дом на всю жизнь, если он явится сюда ко мне просить убежища.
      - Я уверен, вы выполните ваш долг, - возразил Брендон.
      Они пошли в столовую, где Дженни Пендин разливала чай. Все трое молчали, и Брендон внимательно наблюдал за красивой вдовой.
      - Что вы собираетесь теперь делать, и где я вас найду, если мне будет нужно, миссис Пендин? - спросил он.
      Она робко взглянула на Редмэйнеса.
      - Я в руках дяди Бендиго. Он хочет, чтобы я пока пожила у него.
      - Не пока, а всю жизнь, - объявил моряк, - это твой дом, и я рад видеть тебя здесь. Теперь только ты, дядя Альберт да я и остались, - боюсь, бедного Боба нам не придется больше увидеть.
      Вошла старая служанка и доложила:
      - Дориа спрашивает, когда подавать лодку.
      - Если можно, то сейчас же, - сказал Брендон, - я и так потерял много времени.
      - Скажите ему, чтобы подавал, - приказал Редмэйнес. Пять минут спустя Марк простился.
      - Если я что-нибудь услышу, я не буду ждать и пошлю вам телеграмму в Скотланд-Ярд из Дартмура, - обещал Бендиго. - У меня с Дартмуром телефонная связь.
      Они стояли на усыпанной гравием террасе. Брендон окинул взглядом уединенное, закрытое скалами место и сказал:
      - Если он явится сюда, - а я думаю, он может явиться сюда, - задержите его и дайте нам знать. Я знаю, что вам будет очень тяжело это сделать, но я уверен, что вы исполните ваш долг, мистер Редмэйнес.
      Перед уходом Брендона моряк стал немного любезнее. По-видимому, его отвращение к профессии сыщика не распространялось лично на Марка.
      - Долг есть долг, - ответил он, - но, надеюсь, Бог избавит меня от этого долга. Во всяком случае вы можете положиться на меня. Сомневаюсь, чтобы он явился; всего вероятнее, он попытается пробраться к Альберту в Италию. До свидания.
      Бендиго Редмэйнес вернулся в дом, а Дженни пошла провожать сыщика.
      - Я не чувствую ненависти к этому несчастному, - сказала она. - Я чувствую только, что мое сердце разбито. Боже, как я была глупа, когда радовалась, что Майкель избежал войны. Ах, эта проклятая война убила моего дорогого, любимого мужа, - война убила его, а не дядя Роберт!
      - Вы совершенно правильно рассуждаете, - спокойно заметил Марк. - Я восхищаюсь вашим терпением и мужеством, миссис Пендин, и... и я от души хочу поддержать вас и помочь вам, если может мужчина помочь женщине в ее горе.
      - Благодарю вас, милый друг, - ответила она и пожала ему руку.
      - Вы мне сообщите, если уедете отсюда?
      - Да... если хотите.
      Они расстались, и Брендон спускался вниз, не чувствуя под ногами ступеней. Он знал теперь, что любил эту женщину всей душой. Душа трепетала от радости и волнения, разум и здравый смысл тщетно старались бороться с овладевшим чувством.
      Внизу ждала моторная лодка. Дориа был необыкновенно болтлив и, хотя Марк старался отмалчиваться, все же втянул его в разговор. Марк, впрочем, не жалел, так как из разговора узнал если не относившиеся к делу вещи, то все же заставившие его задуматься.
      - Почему после войны вы не возвращаетесь на родину? - спросил он итальянца.
      - Потому что как раз после войны я оставил родину, синьор, - ответил Дориа. - Я дрался против Австрии на море; но теперь... теперь в Италии порядочному человеку стало невозможно жить. Я не могу удовлетвориться мещанским существованием. У меня великие предки. Дориа из Дольчеаквы в Приморских Альпах. Вы никогда не слышали о Дориа?
      - Боюсь, что нет, я слаб в истории.
      - Над рекой Нервней Дориа с незапамятных времен владели всей Дольчеаквой. Воинственный и знаменитый род. Неужели вы не слышали о Дориа, который убил принца Монакского? Мы были богаты и знамениты. Но постепенно падали все ниже. Мой отец был извозчиком на Бордигере. Он и мать умерли во время войны. Братьев у меня нет, только сестра. Но она себя опозорила и, надеюсь, тоже умерла. Таким образом, от всего нашего рода я теперь остался один - последний представитель рода, царствовавшего некогда в Приморских Альпах.
      - Такие случаи бывают, - равнодушно заметил Брендон, - но может быть, вы еще вернете прежний блеск и славу роду Дориа?
      - Не "может быть", а наверное. Я знаю, я рожден для великих дел. Я очень красив - это первое; я очень умен - это второе. Для того, чтобы вернуть моему роду замок в Дольчеаква, мне не хватает пока только одной вещи.
      Брендон рассмеялся.
      - А пока что служите на моторной лодке?
      - Я выжидаю.
      - Чего?
      - Женщины - жены, мой друг. Единственно, чего мне не хватает, это женщины с деньгами. Но я спокоен - моя наружность привлечет женщину с деньгами. Я для этого и приехал в Англию. В Италии теперь нет богатых наследниц. Но я совершил ошибку. Мне нужно было сразу же идти в избранное общество, располагающее большими деньгами.
      - Вы не боитесь ошибиться в расчетах?
      - О, нет! Я знаю, чего я стою. Все женщины сходят с ума от моей наружности, синьор.
      - Серьезно?
      - Они обожают древний, классический тип красоты. Чего мне перед вами стесняться? Только дураки не знают себе цены. Я способный, умный человек, последний отпрыск благородного, древнего рода, обладающий даром любви, который знают только итальянцы, - почему вы думаете, я не могу найти богатой невесты? Это только вопрос времени. Я, правда, зря связался с этим старым морским волком; у него нет ни богатой, ни знатной родни. Но я этого не знал, когда нанимался к нему. Теперь я собираюсь снова дать объявление в газетах и войти, уже по-настоящему, в высшее общество.
      Мысли Брендона всецело были заняты красивой вдовой. Ведь, пожалуй, правда, Дженни Пендин могла увлечься этим итальянцем? Вспомнив ее разговор о Дориа, он испугался, но тотчас же успокоил себя. Прежде всего, вдова Майкеля Пендина не была так богата, чтобы удовлетворить желания Дориа, а, во-вторых, все эти откровенные планы явно не могли встретить сочувствия в свойственной английским женщинам, - а особенно Дженни Пендин, сдержанности и скромности.
      Однако самоуверенность итальянца произвела на него невольное впечатление. Пристав к берегу и дав ему на чай пять шиллингов, он поспешил отделаться от него. Красивое, слегка наглое лицо Дориа раздражало Марка.
      Зайдя в местный полицейский участок, он соединился по телефону с Пренстоуном, Пентоном и Плимутом. Из Пренстоуна он вызвал к аппарату лично инспектора Хафьярда и поручил ему тщательно осмотреть комнату, которую Роберт Редмэйнес, гостя у Пендина, занимал в квартире миссис Герри.
      Глава 5
      Роберта Редмэйнеса видят
      Чувство недоумения все более и более овладевало Брендоном. Временами ему казалось, что дело так запуталось и осложнилось, что его ума и опыта не хватит, чтобы распутать разгадку; по-видимому, в самом начале он совершил какую-то ошибку и стал на ложный путь, - а с тех пор путем логических выводов уходил от истины все дальше и дальше.
      На следующее утро он поехал из Пентона в Плимут и лично произвел расследование. Но хорошо понимал, что опоздал: если Роберт Редмэйнес жив, можно с уверенностью сказать, что он бежал из Англии. Из Плимута Брендон вернулся в Пренстоун и снова осмотрел место преступления, осознавая всю бессмысленность своих действий. Но раз ничего нового не приходило в голову, приходилось для очистки совести выполнять точное предписание полицейских правил. Следы на песке были тщательно сохранены. Однако очертания их были настолько неясны, что невозможно было установить, кому они принадлежали; это были следы, по-видимому, двух, а может быть, трех человек. Брендон вспомнил, что Роберт Редмэйнес говорил, что ходил купаться в озере около каменоломен; связать с этим три различных пар ног было, однако, крайне трудно.
      Инспектор Хафьярд открыто обвинял Бендиго Редмэйнеса, брата бежавшего убийцы.
      - Он заставил нас напрасно потерять время. За эти два дня, понятно, все должно было измениться. Теперь убийцы и след простыл; ищи его теперь во Франции или Испании!
      - Мы повсюду разослали его приметы, - возразил Брендон, но инспектор с сомнением покачал головой.
      - Знаем мы, как иностранная полиция ловит беглецов.
      - Наш беглец не похож на других. Я продолжаю считать, что он не в своем уме.
      - В таком случае его давно должны были схватить. А дело оборачивается так, что я все больше начинаю сомневаться. Я не верю, что он сошел с ума. Я считаю, что он так же здоров, как мы с вами, Брендон.
      А если так, то вам нужно все сначала и все заново пересмотреть. Убийство, по-видимому, было совершено с заранее обдуманным намерением и с гораздо большим умом, чем нам показалось сначала; следовало бы вернуться к прошлому и постараться выяснить, что могло послужить причиной преступления.
      - Не могу согласиться с вами, - ответил Брендон. - Я уже пробовал становиться на этот путь, но пришел к заключению, что он совершенно неправилен. От беспристрастных свидетелей нам известно, что убийца и жертва вполне помирились и были почти друзьями, когда на мотоциклете Редмэйнеса поехали из Пренстоуна на строящуюся усадьбу.
      - Какие же это беспристрастные свидетели? Вы не можете считать миссис Пендин беспристрастной свидетельницей.
      - Почему? Я вполне доверяю ей; но я говорю не о ней, а о показаниях мисс Флоры Рид, невесты Роберта Редмэйнеса. Она заявила, что капитан писал ей отсюда о полной перемене в своих взглядах на Майкеля Пендина; он даже прибавил, что пригласил обоих Пендинов в Пентон на гребные гонки. Кроме того, мисс Рид и ее родители подтверждают, что Роберт Редмэйнес был вспыльчивым и крайне неуравновешенным человеком. Мистер Рид поэтому совершенно отрицательно относился к помолвке своей дочери. Он описывал своего будущего зятя как человека, постоянно живущего на грани безумия. Нет, Хафьярд, я не согласен с вашей теорией. Письмо, которое он написал брату, вполне подтверждает мои предположения. Почерк явно свидетельствует, что человек потерял власть над собой.
      - Вы убеждены, что это его почерк?
      - Я сравнил его с другим письмом, которое Бендиго Редмэйнес получил от него за несколько дней до убийства. Почерк совершенно тот же. У меня нет никаких сомнений.
      - Что же вы теперь собираетесь делать?
      - Вернуться в Плимут и расспросить лодочника в порту. Я думаю, мы легко установим, что он уехал на одной из шхун, груженных луком, как только отправил письмо. Но нужно постараться найти ту шхуну, которая его увезла.
      - Это называется ловить воробья рыбачьим сачком, Брендон.
      - Мы, к сожалению, этим занимались с самого начала до сих пор. Ключ к делу выпал из наших рук. Каким образом человек мог уехать из Пентона в широких клетчатых штанах и красном жилете на следующее утро после убийства так, что решительно ни одна живая душа не видела его ни в поезде, ни на дороге, - я совершенно отказываюсь понять. Это настолько противоречит здравому смыслу и опыту, что я совершенно теряюсь в догадках.
      - Да, что-то мы с вами упустили. Наша это ошибка, или хитрый малый сознательно разыграл вас, рано или поздно мы узнаем. Пока же я сам не вижу, что мы могли бы предпринять.
      - Увы, ничего, - признал Брендон. - Мы потеряли напрасно уйму времени. Между нами говоря, мне стыдно за себя, Хафьярд. Я проморгал что-то в этом деле и не смогу себе этого простить. А теперь, боюсь, уже поздно исправлять.
      Инспектор кивнул головой.
      - Случается, к сожалению. И публика в таких случаях смеется и спрашивает, за что нам платят деньги. А что ей ответишь? Побыла бы она сама на нашем месте...
      - Только два решения возможны, - задумчиво произнес Брендон. - Либо это беспричинное убийство, - и тогда наши предположения о сумасшествии правильны; либо у Редмэйнеса были твердые причины убить Майкеля, и в таком случае преступление было задумано заранее. В первом случае убийца давно был бы схвачен, если не покончил с собой, приняв меры, чтобы тело его не было найдено. Во втором случае надо считать, что возвращение в Пентон и путешествие с телом в Берри-Хед, несмотря на кажущееся безумие, было ловко задуманной хитростью, чтобы провести нас за нос. Но во всяком случае, если только он жив, - рехнулся ли он, или здоров, - он, по-видимому, удрал из Англии и высадился в каком-либо французском или испанском порту. Нам поэтому остается одно - найти шхуну, на которой он уехал.
      Следуя своему плану, Брендон наутро снова поехал в Плимут и, остановившись в матросской гостинице на Барбикене, принялся при помощи портовых властей выяснять, какие шхуны стояли в порту в дни убийства, куда отплыли, когда вернутся и кто был их хозяином.
      Тщательные и утомительные поиски не дали никаких утешительных результатов. Ни одна из шхун не видела человека, приметы которого соответствовали бы внешности Роберта Редмэйнеса.
      Тем временем Брендона вызвали в Лондон и с насмешкой поставили на вид его неудачу. Дело представлялось настолько простым и ясным, что начальник с удивлением спрашивал, уж не был ли Брендон болен во время расследования. Сыщик, как мог, объяснил причины неудачи и в конце концов начальство согласилось с его мнением: Роберт Редмэйнес не покидал Англии и покончил с собой, по-видимому, сейчас же после отправки из Плимута письма к брату Бендиго.
      Дело о краже бриллиантов в Вест-Энде отвлекло Брендона. Прошли месяцы. Тело Майкеля Пендина оставалось ненайденным, общество постепенно забыло о преступлении и в Скотланд-Ярде дело было сдано в архив.
      В свободное от новых занятий время мысль Марка Брендона, однако, часто возвращалась к Дартмурским событиям, и не столько к самим событиям, сколько к особе, которая, несомненно, эти события переживала тяжелее других. Мысль его была занята Дженни Пендин. Ему невыразимо хотелось повидать ее. Пока шло расследование, он обменивался с нею письмами, добросовестно осведомляя ее о всех новостях, но теперь, когда следствие закончилось, исчез предлог для переписки. Вдова благодарила его за каждое письмо, но ответы ее бывали коротки и ничего не говорили о ней самой и ее планах на будущее, хотя в каждом письме Марк аккуратно об этом осведомлялся. Только однажды она между прочим сообщила ему, что заканчивает постройку усадьбы и собирается сдать ее внаем. Она писала:
      "Я не могу вернуться в Дартмур, где я пережила счастливейшие часы моей жизни. Никогда я не буду так счастлива, как была, но надеюсь, никогда также не придется мне страдать так, как я страдала в эти недавние дни".
      Он долго размышлял над этими словами; ему показалось, что, несмотря на тяжелое пережитое горе, Дженни Пендин начала проявлять интерес к жизни, и в его сердце надежда вновь оживилась и расцвела.
      В середине декабря Брендона послали в Плимут арестовывать двух преступников, прибывших пароходом из Нью-Йорка. Сделав свое дело и воспользовавшись свободным временем, он в ту же ночь приехал в Дартмур и в 9 часов на следующее утро плыл в катере в Кроу-Нест - "Вороньему гнезду".
      Сердце его билось сильнее обычного. Не только от ожидания встречи с красивой вдовой, но и по другой причине. Он не мог отделаться от смутного подозрения, что Бендиго Редмэйнес мог помочь брату скрыться. Подозрение не на чем не было основано, но сыщику крайне интересно было застать старого морского волка врасплох и посмотреть, какое впечатление это на него произведет.
      Поднявшись по каменным ступеням на террасу, он увидел человека, копавшегося в саду. Человек рыл землю и напевал вполголоса. Брендон узнал в нем лодочника Дориа. Итальянец курил черную вонючую сигару и приветствовал сыщика радостным восклицанием.
      - Мистер Брендон! С новостями?
      - Нет, Дориа, новостей нет. Я случайно был в этих местах и воспользовался случаем, чтобы повидать миссис Пендин и ее дядю. Как они поживают?
      - Так себе. Время проходит, слезы сохнут. Провидение залечивает раны.
      - А вы по-прежнему ждете богатую женщину, деньги которой позолотят герб рода Дориа и вернут вам замок в Дольчеаква?
      Джузеппе рассмеялся и выпустил клуб вонючего дыма от тосканской сигары.
      - Планы немного переменились. Человек предполагает, а Бог располагает. Особенно, если это Бог любви, синьор.
      Сердце Марка учащенно забилось. Он понял намек итальянца.
      - Чары красоты могущественнее тщеславия, синьор.
      Дориа вздохнул и пристально взглянул на Брендона. Итальянец был одет в шерстяную коричневую фуфайку, плотно облегавшую его могучее и красивое тело. Действительно, если раздеть его, он походил бы на античную статую...
      Брендон почувствовал тревогу. То, что Дориа, вопреки честолюбивым замыслам, до сих пор оставался в "Вороньем гнезде", без слов красноречиво свидетельствовало об опасном положении, в которое, по мнению сыщика, попала Дженни Пендин. Однако Марк постарался не выдать своей тревоги.
      - Я вижу, вы довольны вашей службой? Старый морской волк, вероятно, очень хороший человек, когда умеешь угодить ему в его маленьких чудачествах.
      - Да, я ни в чем не могу на него жаловаться и доволен им. Мы хорошо понимаем друг друга. Мы, могу сказать, почти друзья, и наша дружба могла бы продолжаться бесконечно... если бы...
      Итальянец круто оборвал разговор, затянулся сигарой и снова принялся за работу; не поворачивая головы, он бросил через плечо.
      - Мадонна дома.
      Марк понял, кого он называл мадонной и, пожав плечами, направился в дом.
      Дженни Пендин встретила его на пороге.
      - Дядя у себя в комнате. Я сейчас его позову. Но скажите мне сначала, у вас нет никаких новостей? Я так рада, так рада вас видеть!
      Она была очень возбуждена, волновалась и показалась Марку еще прекраснее, чем прежде.
      - Увы, никаких новостей, миссис Пендин. Хотя... впрочем, чепуха, о ней не стоит говорить. Я испробовал все возможности, сделал все, что мог, и ничего. А у вас тоже ничего, иначе вы, конечно, дали бы мне знать?
      - Да, у нас все по-прежнему. Дядя Бен, наверное, сказал бы мне, если бы узнал что-нибудь новое. Я убеждена, то он умер... Роберт Редмэйнес.
      - Я тоже. Но расскажите мне немного о себе, если это не будет нескромностью с моей стороны.
      - Ах, вы были так милы ко мне, я не знаю, как выразить вам мою благодарность. Я вполне здорова, мистер Брендон. Коротаю здесь свою жизнь и стараюсь быть полезной другим.
      - Значит, вы довольны своим пребыванием здесь?
      - Да, довольство - подмена счастья, но я довольна.
      Он хотел продолжать дружественную сердечную беседу; но мысли его внезапно спутались, и он невольно пробормотал:
      - Как я хотел бы, чтобы довольство жизнью вновь обратилось для вас в истинное счастье.
      Дженни улыбнулась.
      - Благодарю вас за дружеское желание. Я чувствую, что вы говорите, как друг, от всей души.
      - Да, от всей души.
      - Может быть на днях мне придется съездить в Лондон, но я очень плохо знаю город. Я была бы вам очень благодарна, если бы вы не оставили меня там одну.
      - Я всецело в вашем распоряжении, и буду счастлив...
      - Но вам со мной будет скучно и неприятно. Я до их пор еще не могу прийти в себя, и нервы мои так расшатаны, что иногда я не могу выносить даже дядиного голоса. В такие дни я замыкаюсь в себе, как улитка, из меня невозможно выжать ни единого слова, и я похожа на зверя в клетке.
      Брендон сочувственно улыбнулся.
      - Вам нужно развлекаться.
      - О, я развлекаюсь... здесь достаточно развлечений, хотя вас это, вероятно, удивит. Джузеппе Дориа, катает меня в лодке и поет. Я часто езжу в Дартмур по делам дяди за хозяйственными покупками. И с нетерпением жду весны...
      - Итальянец...
      - Он очень приличный человек, мистер Брендон... вполне приличный. Я ни в чем не могу его упрекнуть, и рядом с ним я чувствую себя в полной безопасности. Он мечтает найти богатую невесту, которая своими деньгами позволила бы ему откупить обратно замок Дориа в Альпах, и он настолько энергичен и уверен в себе, что я думаю, надежды его непременно осуществятся рано или поздно. Я буду очень рада за него.
      - Вы не думаете, что он отказался от этих планов?
      Дженни на минуту задумалась. Глаза ее неопределенно смотрели в даль моря.
      - Почему? - спросила она неуверенно.
      - Мне кажется, он принадлежит к людям, которые зову сердца подчиняются охотнее, чем приказам разума.
      - О, да... душа его так же прекрасна, как и он сам.
      Марк хотел предостеречь ее, но почувствовал, что вмешательство его будет неуместно.