Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Го учит видеть! - Клуб любителей Го

ModernLib.Net / Игорь Гришин / Клуб любителей Го - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Автор: Игорь Гришин
Жанр:
Серия: Го учит видеть!

 

 


Воспоминание об этой стране иголкой кольнуло изнутри и небольшой гримасой отразилось на маске лица. Какая ужасная, страшная страна! Какое несчастье, что судьба Японии по-прежнему связана с ней. Взять хотя бы проблему северных территорий. Идиоты в парламенте считают, что проблема именно в них. А проблема в том, что благодаря нерешённому территориальному спору, Япония обязана поддерживать с Россией постоянную и бессмысленную коммуникацию. Дух сделал неуловимое движение, и Ягура-сан увидел, какой огромной скалой нависает Россия над его маленькой страной. Эта ужасная тень отравляет всё северо-западное направление. Дух пронёсся через дикие и неосвоенные пространства. Сибирь, Уральский хребет, Казань, Москва, Ленинград. Ягура снова оказался в маленьком русском городе. «Егорушка!» — услышал он далёкий и почти забытый голос. «Опять не спится?» — женщина обнимает его и прижимает к груди. Почему там всё такое огромное? Груди, ноги, кулаки, расстояния?

Россия представилась ему мрачным гигантом, который ворочается совсем рядом с его страной. Этот гигант ещё спит. Он спит в огромном бараке. Но когда-нибудь он проснётся. Он обязательно проснётся, и обязательно захочет выйти из своего жилища! Гигант не умеет говорить, но уверен, что все вокруг должны понимать его мычание. Воображение понеслось с невероятной скоростью. Ягура-сан увидел, как гигант шарит рукой в темноте, находит кружку и понимает, что она пуста. Он ищет папиросу, но все папиросы выкурены. Мрачный человек поднимается и выходит наружу. У него большое лошадиное лицо. Мощная челюсть. Ягура-сан слышит его сильную струю. У него ощущение, что эта струя направлена прямо в него! Эта струя очень долгая, у японцев не бывает такой долгой и мощной струи.

Уже в молодости Ягура-сан, чтобы произвести даже небольшую струйку должен был настраивать себя мысленно. Он обязан был представлять, что в туалетной комнате можно не торопиться, что никто не войдёт, что комната заперта. Никто не ожидает снаружи и не следит за тем, что он делает здесь так долго. Уже гораздо позже Ягура-сан нашёл простую и эффективную формулу. Он назвал её «десять тысяч иен». Как только он представлял сумму как свою собственность, моча начинала неспешный разбег. У него всегда было так, поэтому он не мог справить нужду в тех условиях, в которых её справляют эти гиганты. Ягура-сан вздрогнул от воспоминания грязной длинной канавы. Он увидел доски, перекинутые через неё. Перед канавой стоят люди. Некоторые из них ожидают своей очереди, а некоторые — вообще не знают такого понятия. Канава заполнена испражнениями этих людей. Ягура-сан услышал чавкающий звук. Едва услышав его, он оказался там. На этих досках. Вот он сидит, пугливо озираясь по сторонам. На него смотрят люди с лошадиными лицами. Они ожидают своей очереди. Они бы давно уже «прошли», если бы поток опять не застопорил «чурка». Чурка — это он, Ягура-сан.

Воспоминание-видение настолько взволновало дух, что Ягура снял с переносицы очки и начал очищать их круглые толстые стёкла. Протерев, он убрал очки в маленький золотой футляр. Хорошо, что он так быстро попросил дух вернуться! Он отозвал его назад, так как инструкция для Митико не составлена до конца.

— Коннитива, сэнсэй![19]

— Коннитива, Митико.

— Как Ваше здоровье, Учитель?

— В порядке, спасибо. А как твоё?

— Что станется с моим здоровьем? Я мало забочусь о нём! Мои мысли больше занимает то, что я узнаю от Вас.

Как хорошо, что он Учитель этой девочки. Ягура-сан оглядел её изящную фигурку. На Митико был костюм с шортами, серо-стальные колготки и чёрные закрытые туфли. В ней было много сильной и чистой ki. Именно за эту редкую энергию он выбрал её в ути-носэйто[20]. Он посмотрел на высокое лицо с огромными глазами и вспомнил как он пил эту энергию, прильнув губами к лону. Этому приёму научил его Учитель, который утверждал, что моча девственниц — один из лучших эликсиров жизни и молодости. В следующее мгновение внутренний экран Ягуры разделился на два, и он с удовольствием посмотрел по одному из них, как он пьёт утреннюю росу Митико, а по другому — на тело Учителя. Он разложил его на камнях. Так, чтобы на каждый камень приходилась одна часть Учителя. Пятёрка плотных и пятёрка полых органов были поделены ещё на пять частей. Эти пятёрки были особенно важны, так как именно они питали Учителя энергией. Всеми необходимыми «видами qi [21]». Ягура-сан увидел себя с окровавленным ножом. А также Учителя, превратившегося в набор небольших красных кусочков.

Он свернул первый экран, и продолжил смотреть на голого японского юношу. Маленький член юноши стоял торчком. Ягура-сан никогда не обольщался по поводу твёрдости своего члена. Такой член не был предназначен для штурмовок вражеских укреплений. Такой член был плохо предназначен даже для того, чтобы писать. Лишь несгибаемый дух Ягуры научил его отдавать мочу. Он научил свой член также, как научил своё тело и ум. Это он научил свой ум собираться. Он сам! Учитель только намекнул ему, что это возможно. А всё остальное ему пришлось делать одному! Он научил свой ум собираться в маленькое тёмное пятнышко. Сначала это пятнышко было лишь тёмным пятнышком. Но позже ум разобрался, как проникать через него. Это было важное открытие, которое заняло годы. Для того, чтобы выйти, нужно что-то оставить. Он научился оставлять, и вслед за этим научился выходить. Выход из пятнышка был подобен вырывающейся из тоннеля струе. В этот момент Ягура-сан испытывал наслаждение, сравнимое лишь с правильным мочеиспусканием. Наслаждение и торжество! Никто из обычных людей не умеет мочиться правильным образом. Они справляют нужду без внимания, и «важные qi» вымываются вместе с уриной. Именно поэтому людям не накопить столько энергии, сколько накопили он и Учитель. Ведь только Ягура, один из трёх учеников, пошёл за Учителем и остался с ним до конца. Один из трёх!

На первом экране появился Харбинский технологический институт. Ягура-сан был здесь японским студентом. А вот его друзья — китаец и русский. Для постороннего наблюдателя это была странная дружба. В период величия Империи Ягура-сан не чурался дружбой с инородцами, как делали это другие японские студенты. Он признавал за своими иностранными друзьями ум и интерес к знаниям, помогал им и оказывал внимание. Учитель жил бедно. Они познакомились в парке на Фэн Доу Лу. Русские называли этот район Мадзиговкой по названию маленькой зловонной речки, протекающей по одной из сторон парка. Экран сначала показал странный четырёхугольный парк, а затем день, когда всё оборвалось. Ещё накануне поползи нелепые слухи о скором приходе советских. Откуда взялись советские? Ведь радио сообщало об успехах японских войск! Наши лётчики и моряки громили американский флот, а на суше случилось что-то внезапное, тревожное и необратимое. Утром японцы начали покидать город. Ягура-сан увидел вмиг повзрослевшие лица своих сокурсников, а затем — танки с красными звёздами. Танки даже сейчас выглядели огромными. А тогда он совсем не ожидал, что боевые машины могут быть такими большими и ужасными. В них ощущалась уверенность матёрого хищника. Эти машины умели убивать, и они уже успели убить своих врагов. Смертный ужас раздавленных противников висел на их громыхающих гусеницах, читался в каждой вещи, притороченной к броне. Танки казались выше домов, и Ягура-сан понял, что его жизнь изменилась.

Пару десятилетий назад он специально взял экскурсию в Харбин, чтобы посмотреть на места своей юности. Группа японских пенсионеров напомнила ему группу японских солдат периода войны. Маленького роста, увешенные фотокамерами и рюкзачками, японцы смотрелись довольно беззащитно среди огромного города, выросшего на берегу Сунгари. Мы всё такие же пехотинцы, как и тогда, подумалось ему. Их повели на башню Дракона, которую китайцы построили неожиданно и быстро. Откуда у китайцев столько денег? — думал он тогда, разглядывая город через прозрачный пол смотровой. Здесь с трёхсотметровой высоты Ягура-сан не узнал местность. Харбин перестал быть русским городом! Он с удивлением смотрел на поля для гольфа, на новые районы, построенные на месте русских кладбищ. На месте одного из них располагался огромный парк аттракционов и аквапарк. Вон там река. Набережная Сталина. Он всмотрелся вдаль, но не увидел скульптуру Вождя русских народов. Японское сердце сладко ёкнуло, неужели китайцы догадались её снести? Надо будет навести справки, подумал он.

При выходе со смотровой галереи вдоль стен коридора торговцы организовали выставку камней на подносе. Надо же так исказить древнее искусство! Президент японского общества ценителей сюсэки [22] — друг Ягуры. Пока члены японской группы щёлкали затворами фотоаппаратов, пытаясь поймать не только камень, но и его китайскую цену, Ягура-сан ещё раз подивился кичливости и грубости харбинских ремесленников. Камни были слишком крупны, слишком вызывающи. Они не создавали ощущения горной страны, в которую должен попасть зритель сюсэки. Вместо этого созерцающий попадал в китайский Диснейленд. А китайский Диснейленд — это место, где могут находиться только китайцы.

На втором экране молодой Ягура собрал камни. Теперь, после того, как каждый из них наполнился кровью и qi Учителя, комплект стал совершенным. Камни стали живыми. Не просто живыми! Они стали Учителем, а Учитель став камнями, получил то, что хотел получить всегда — вечную жизнь. Разве не о вечной жизни он рассказывал своим ученикам? Это слышали все, и Володя, и У. Ягура-сан ещё раз посмотрел на себя, собирающего камни. Он собрал их по цветам, и бережно положил в кожу Учителя. Получились два узелка. Два странных красных узелка. Ягура-сан подошёл к берегу и опустил узелки в воду.

— Вы о чём-то думаете, сэнсэй? У меня вопрос. Можно?

— Конечно.

— Что такое Хаос, сэнсэй?

— Это греческое слово, Митико-тян. С точки зрения людей Запада Хаос входит в состав формулы Человека.

— А что ещё входит в состав формулы Человека?

Ягура-сан взглянул на экран. Кусочки Учителя ещё лежали на земле. Сейчас формулу человека исследовали чёрные мухи. Созданная неведомыми людям и мухам силами она была надёжно защищена и невидима для них. Ведь и мухи и люди смертны. Не правда ли? Он перевёл взгляд с экрана на Митико.

— Входят элементы порядка, зоны хаоса, области жизни. Несколько узлов Дома Смерти. Последние скрыты. Точное их расположение неизвестно. Поэтому с ними нужно особенно долго возиться. Но всё равно всех частей формулы не знает никто!

— Даже Вы?

— Даже я, Митико.

— А почему даже Вы?

— Может быть потому, что формулу человека придумал не я?

Ягура-сан не хотел больше смотреть на экран. Там показывали то, что он видел десятки раз. Он не нашёл того, что искал. Да, остались камни. Но повторить комплект также невозможно, как собрать Учителя из тех кусочков, на которые его пришлось разделить. Почему он может разделить, но не может собрать? Он может, например, разделить Митико. Вот она стоит перед ним, и он может разделить её прямо сегодня. Он открыл экран, на котором белое тонкое тело Митико было приготовлено к разделению.

— Логично. А кто? — спросила Митико.

Но сможет ли он собрать? Восстановить её из кусочков после того, как разделит? Ведь если в нём есть устройства, с помощью которых он может соединить человека с Домом Смерти, то почему в нём нет устройств, которые могут соединить с Домом Жизни? Ягура-сан задумался.

— Может быть, ты? Или твои подружки с Гинзы?

— Ха-ха-ха. Вы опять смеётесь, сэнсэй!

А ведь есть такие устройства! Ягура-сан вспомнил про свой маленький член. Он может быть введён в лоно Митико, и чисто теоретически способен породить в ней новую жизнь. И если эта новая жизнь получится женского рода, то вырастет новая Митико. Точная, а возможно даже, улучшенная копия предыдущей!

— А почему нет? А может быть, это правда, что человека придумали на Гинзе? Может быть в магазине Микимото? А? Ты любишь заходить в него?

Митико фыркнула. Только пожилые японцы могут считать магазин Микимото крутым. Сейчас ей пришла в голову мысль, что её сэнсэй очень стар. Она запомнила её.

— У Хаоса много слуг, Митико. Одна из слуг зовётся Суета. Суета — из высоких иерархий этого Дома. Однако она прячется, камуфлируется под Жизнь. Суета говорит людям: смотрите, вот я и есть Жизнь. Принимайте меня или вы не принимаете Жизнь! Ловко, да? Япония страна Аматэрасу, Митико, но в Японии стало много суеты.

— Как мы, японцы, можем быть над суетой, сэнсэй?

— Го сначала учит смотреть. Верно? Суету надо увидеть, Митико. Понимаешь, о чём я? Суета невидима для обычного человека. Человек не владеет собой, не является хатамото[23]. Поэтому суета сама становится хатамото и начинает владеть человеком.

— А как же тогда человек обучается Мастерству?

— Человек не может овладеть Мастерством, не видя его. Мастерство передаётся от сердца к сердцу. Это не массовая технология, Митико-сан. Ведь обычное человеческое сердце холодно. Кокоро гацумэтай[24], Митико-сан. Ты никогда не слышала об этом?

— Моё сердце другое, сэнсэй! Таким сделали его Вы!

— Конечно. Ведь ты сэйто[25]. Сердце сэйто не должно быть холодно!

Секунду Митико переваривала услышанное. Как много ей ещё предстоит понять и узнать!

— Давно хотела спросить, ученик сам определяет время своего ученичества?

Ягура-сан снова взглянул на экран. Тонкое белое тело Митико по-прежнему находилось на разделочном столе. Жаль, что Митико не может смотреть вместе с ним, подумал он. Её бы заинтересовал такой опыт. Возможно, ошибка коренилась в том, что он был вынужден сначала убить Учителя. Душа успела покинуть тело, и находилась в стороне от происходящего. Но Учитель вряд ли бы согласился на другие условия. А завлечь его обманом или силой было невозможно. Исследовать Митико, удерживая её душу в теле, была интересная идея, которая раньше не приходила ему в голову. Ягура-сан даже представил себе особенный комплект. Комплект, который бы не только являлся Митико, но и возможно стал бы прибежищем для её души. Сэйто! Он бы назвал этот комплект «сэйто». Как жаль, что ему придётся отправить Митико в Россию! Если бы не это обстоятельство, то он бы взялся за изготовление такого комплекта в самое ближайшее время.

— И да, и нет. Он же только Ученик. Ученик ещё не принадлежит себе, так как не владеет высшими ki. Сэйто в наше время — это самурай. Самурай, но не хатамото!

Они помолчали. Ягура-сан пребывал в задумчивости. Митико поймала на себе взгляд, который показался ей странным. Но в нём было столько внимания, столько интереса к её персоне, что юное сердце застучало. Она огляделась по сторонам, чтобы успокоить его. Скамейка стояла под старыми тенистыми деревьями. Эти деревья были здесь ещё тогда, когда замка Эдо не существовало в проекте.

— Я хочу попросить тебя сделать одно дело, Митико.

Девушка резко оглянулась. Как давно она ждала этого дня! Сэнсэй делает ей предложение, и это предложение может стать самым интересным в её опыте! Она не ошибалась, создание комплекта «Сэйто» могло в корне изменить течение её жизни. Ягура-сан медлил. Сейчас ему совсем не хотелось думать о России. Новая идея, пришедшая к нему сегодня, была необыкновенно притягательна, а главное — касалась интереснейшей темы. Старый самурай оказался парализован силой, превышающей его собственную. Он чувствовал себя школьником, мальчишкой, который имеет шанс совершить нечто такое, на что имеют право лишь взрослые. Родители уехали, и квартира неожиданно стала свободной. Более того, есть кого в неё пригласить. Он не успел додумать, почувствовав странное шевеление. Маленький Ягура-сан задвигался в его брюках и голосовал за продолжение эксперимента!

— Какое, сэнсэй?

«Какое?» — спросил себя Ягура-сан. Что он должен ответить Митико? Попросить её быстро собраться и, заметя следы, исчезнуть с ним? Он представил их, мчащихся на Север. Поезд неотвратимо несётся вперёд и даёт время заранее насладиться тем, что последует. За шесть часов дороги Ягура-сан успеет несколько раз пережить предстоящее, а потом он ещё и совершит его. Он будет наслаждаться каждым мигом! Каждое мгновение станет входом и одновременно выходом. И этих входов будет много! Он увидел, как может действовать в этот раз. Он увидел, как будет поддерживать, продлевать жизнь, исследуя её часть за частью, кусочек за кусочком. Как будет касаться кожей потока. Как соединившись с чужой жизнью, будет совершать повороты, несясь с головокружительной скоростью. И это биение будет совпадать с Дао, пронизывающим живое своими всепроникающими лучами. Боль, соединённая с чужим и его восприятием создадут великолепную триаду, и этой триадой будет руководить он. И только он! Ягура-сан взмок. Он достал носовой платок и дрожащей рукой вытер со лба.

— Что с Вами, сэнсэй? Вы не здоровы?

— Нет, нет, Митико, со мной всё в порядке. Сегодня прекрасный, прекрасный день!

Да, сегодня прекрасный день. Так говорили ушедшие на волнах Божественного потока. Но miti [26] этого дня пролегает через Россиа-нокуни[27]. И он должен отдаться его miti. И если он, Ягура, сегодня упустит или недоглядит что-то, что имеет отношение к этому уровню, то это может стать роковой помехой всему стратегическому плану. Камень ничто, miti игры стоит ста камней. И он не может жертвовать Игрой! Ягура-сан повернулся лицом к Митико, и голосом отдающим команду, произнёс в её распахнутые глаза:

— Ты должна поехать в Россию и разыскать одного человека!

Глава 3

Человек с камнем

— Убийца? — спросил тёмный человек странным и до боли знакомым голосом. — Раньше ты называл меня по-другому. Он продолжал держать плиту в руках, а затем аккуратно положил её на груду таких же камней. Он улыбался так, как мог улыбаться только один человек на Земле.

— Учитель! — простонал я.

Учитель спрыгнул и подхватил меня под плечи. Он взял оба рюкзака, и следил, чтобы я не упал по дороге. Переход потребовал около десяти минут. Мои колени тряслись, и общее состояние было тягостным. В запасном укрытии Учитель достал термос и налил горячего пряного напитка. Мы находились в небольшом гроте с другой стороны скалы.

— Ты должен выпить это. Вернувшийся из Дома Смерти уязвим! — прокомментировал он.

Я доверчиво потянулся к крышке, но в моём кулаке были камни, которые я инстинктивно схватил, барахтаясь в каменной щели. Усмехнувшись, я разжал кулак, чтобы выбросить их. Учитель неожиданно перехватил мою руку, и наклонился над ней.

— Молодец, — усмехнулся он. — Я не сомневался в тебе. Есть люди, для которых некоторые поступки настолько естественны, что не подлежат никакому сомнению!

— Какие поступки? — спросил я, глядя, как он пересыпает в платок камешки, вытащенные из моего кулака.

Он внимательно рассматривал камни, и даже понюхал их. Затем, сложив вместе края платка, завязал тугим узлом. Эта процедура напомнила мне «похороны вырванного зуба». Учитель огляделся и сунул узелок в карман рюкзака.

— Какие поступки?! — усмехнулся он. — Есть люди, которые не могут обойтись без того, чтобы не притащить на себе то, что принадлежит не им. А точнее, притащить то, что им совершенно не принадлежит!

— Что ты имеешь в виду? — я понял, что он заново начинает любимую серию намёков на мою учёность и любознательность.

За долгие годы наших отношений он позволял себе шутить на эту тему бессчётное количество раз. Но сегодня его шутка показалась мне особенно неуместной и совершенно не подходящей к ситуации. Что он имеет в виду? Я действительно захватил какие-то камни на полу пещеры. Возможно в приступе асфиксии. А возможно и клаустрофобии. В том, что именно произошло со мной этой ночью, ещё предстояло разобраться с медицинской точки зрения. Учитель наблюдал за мною одним из взглядов оздоровительной группы. «Обидел — погладил, обидел — погладил», вспомнил я не раз слышанный от него принцип.

— Ладно, ладно, — проговорил он примирительно. — Поговорим про эти камни в другой раз!

— Нет! — запротестовал я, — продолжим говорить про них сейчас! Как только разговор доходит до важного, ты ловко переводишь стрелки, а продолжений потом не бывает вовсе. Поэтому я прошу тебя прямо сейчас объяснить мне, что ты имел в виду, говоря про меня как про человека, к рукам которого часто прилипает то, что ему не принадлежит!

Я перешёл в одно из состояний, которое называл «сварливый». Рефлексируя, я чувствовал низкую энергетику, но перейти в более высокое состояние моментально не мог. Я боролся с собой и видел, как Учитель незаметно и тонко помогает в этой борьбе.

— Откуда я знаю, где я захватил эти камни? — изрёк я, посмотрев на свои руки.

На левой, в районе безымянного пальца, я увидел сильное рассечение. Странно, что я не заметил его раньше. Кровь запеклась, и её натекло достаточно много.

— Наверное, один из камней свода всё-таки упал в темноте, но я почему-то этого совсем не помню, — неуверенно произнёс я.

Он неожиданно серьёзно отнесся к сказанному. Взяв мою руку, он долго вглядывался в порез, а затем достал небольшой флакончик и, смочив его содержимым тряпочку, начал оттирать запёкшуюся кровь.

— Ерунда, — сказал я, — видимо, камень был небольшой, так как, я чувствую, что кость не переломана. Хорошо, что это левая рука, правая всегда нужнее!

— Другой руки быть и не могло, — прокомментировал Учитель последнюю реплику. — Ведь ты побывал в Доме Смерти, а смерть приходит с левой стороны.

— Почему ты называешь каменную щель, в которой я пролежал полночи, «домом смерти»? — спросил я, не вынимая своей руки из его чутких и внимательных рук.

— Я называю Домом Смерти не ту каменную щель, в которой находилось твоё физическое тело, а то место, в котором находилось твоё осознание, — ответил Учитель.

— А откуда ты знаешь, где находилось моё осознание? И почему ты называешь место, в котором оно якобы находилось, Домом Смерти?

— Потому что мы стреляли твоим осознанием именно туда, — его глаза смотрели на меня пристально и не улыбались.

— Что значит, стреляли? — удивлённо переспросил я.

— Стреляли — это значит, что твоё тело удерживалось с помощью каменной щели и свода, подобно стволу орудия. А осознание вылетело из него подобно снаряду. Расположение каменной щели таково, что осознание, вылетающее из тела, бьёт в Дом Смерти. Для более точного попадания я положил тебе в руку маленький камушек. Помнишь, ты зажал его в правом кулаке? Этот камушек подкорректировал твою траекторию, чтобы ты попал туда, куда мы целились. В какой-то момент, уже находясь в Доме Смерти, ты выпустил этот камушек из своей правой руки. Это было опасно! И я учитывал эту опасность. Но у тебя хватило ресурсов набрать в руку что-то, что не уступало по тяжести первому камню. В свойственной тебе манере перестраховываться, ты набрал в руку даже больше того, что было в ней до этого. Именно поэтому ты и примчался назад быстрее, чем добрался туда. Я рассчитывал на что-то в этом роде и поэтому похвалил тебя за то, что ты не обманул моих надежд. Ты же решил в ответ обидеться и залезть внутрь одного из своих любимых состояний. Говоря языком японского Го, это было одно из изящных учикоми[28], выполненное нами ловко и умело!

Услышанное не помещалось в мой ум. Но сейчас он был занят другим. Произнесённое японское слово открыло какую-то форточку. Из этой форточки в моё сознание начали проникать новые, но вместе с тем знакомые образы. Внутри меня что-то зашевелилось.

— Подожди-подожди! — попросил я, — не так быстро. Я хочу вспомнить всё по порядку. После того, как ты ушёл, я долго слушал ночные звуки и меня увлекли сверчки.

— Я никуда не уходил, — ответил он. — Разве я мог оставить твоё тело на поругание диким зверям и туристам?

Я заспорил о том, что помню звук его удаляющихся шагов. А он продолжал настаивать на своей позиции в нескольких метрах от каменной кучи.

— Ведь если бы я ушёл по тропе, то, как бы смог вовремя вернуться и откопать тебя в тот самый момент, когда тебя пора было откапывать?

Эта мысль показалась мне интересной. А ведь действительно, как он мог оказаться вовремя и откопать меня именно в тот момент, когда я пришёл в сознание? Или проснулся, успокоил я сам себя. Вряд ли он мог слышать моё дыхание, в случае если бы реагировал на его учащение.

— А как ты догадался, что меня нужно откопать? — спросил я подозрительно.

— А что мне было догадываться, — усмехнулся он, — когда твоё осознание влетело сюда с таким стуком? Я думаю, на моём месте любой человек понял бы, что тебя нужно откапывать. Находясь рядом, я тут же принялся за дело, и ты можешь быть уверен в том, что я освободил тебя так быстро, как это было возможно!

Сказав это, Учитель вышел из грота. Он говорил с такой убедительностью, что у меня не было причин сомневаться в его словах. Но всё равно, это никак не подходило для того, чтобы называться объяснением, и не лезло ни в какие ворота. Я слышал, как Учитель мочится на камни. А затем я услышал звуки леса. И увидел, что новый день врывается в меня. Я вышел наружу. Он запахивал куртку. Наши взгляды встретились. Казалось, он говорил мне: «всё происходит именно так, как оно должно происходить. Я не использую тебя в своих интересах. Цели заданы свыше! И нам никуда не деться, не улизнуть. Все перекрёстки очерчены, а звёздные перекрёстки помечены особым светом. И если мы остались живы этой ночью, то всё, что нам остаётся — свободно и красиво шагнуть в новый день. И если этот новый день будет таким же сложным и длинным, как прошедшая ночь, то мы не устанем в нём, не надломимся, не побежим назад, не станем метаться в поисках меньшего или второстепенного».

Не сговариваясь, мы направились в лес. Его наполняли утренние тени от встающего за скалой солнца. Наши ноги шли к источнику, и через несколько минут мы были у него. Я с наслаждением опустил руки в прозрачный мощный поток. Встрепенувшиеся лесные комары не осмелились приблизиться к моему лицу. Я наполнил ладони живой струящейся водой и соединил её с собой. Искрящаяся субстанция вошла внутрь сквозь кожу, волосы, зубы и ладони. Её холод встретился внутри с чем-то горячим и две энергии непротиворечиво соединились. Учитель наполнил стакан и попросил меня выпить его целиком. Я медленно вытянул воду. Появилось ощущение, что вода — единый жидкий кристалл, который перешёл в меня и разошёлся тысячами новых живых кристаллов. Величественные колонны буков возвышались вокруг, а приветливое утреннее солнце золотило огромные пятнистые стволы. Мы сели недалеко от родника. Здесь было обустроенное место. Два толстых коротких бревна и грубый стол между ними. В том, как Учитель расположился на своём бревне, было что-то детское и очень задорное.

— Не хочешь перекусить? — он развязывал брезентовый мешок.

Это была неплохая идея! Здесь надо отметить, что мы редко едим в горах. И никогда не перекусываем утром или днём. Эта традиция установилась давно. Двенадцать лет назад я весьма переживал по этому поводу. Ритм моего пищеварения просто восставал против такого подхода к питанию. Учитель же был неумолим. Он настаивал на том, что принимать пищу в горах днём неправильно, да и не хочется. Удивительно, но постепенно я настолько привык к такому режиму, что входя в лес, уже чувствовал себя сытым. По определению Учителя раньше я передвигался в живой природе с помощью желудка. Желудок вёл меня не только во времени, но и в пространстве. Теперь я понимаю, что отчасти это было так. Более того, я стал наблюдать за некоторыми своими знакомыми, и убедился, что такое «имеет место быть». Один мой знакомый бизнесмен превращал в ресторан любое место, в котором находился. Чем бы он не занимался, разговаривал, слушал, думал, играл, гостевал — всё превращалось им в «приём пищи».

Однажды я сам спустился с гор только для того, чтобы выпить кружку холодного пива. Воспоминание об этом пиве осталось у меня до сих пор. Я был достаточно далеко. В районе Ветреного перевала. Мне так нестерпимо захотелось бочкового пива, что я просто не смог бороться с этим желанием. Через четыре часа я стоял у бочки и держал в руках запотевший полулитровый пластиковый стакан. Я смотрел на него ровно одно мгновение. Я даже не смог себя сдержать. Я выпил залпом. Когда пил, мне было очень приятно. Но через минуту, когда я бросал пластиковый стакан в урну, я спросил себя: «Это всё? Всё что ты хотел?» «Вторую?» — спросила женщина продавец, внимательно разглядывая меня. «Спасибо», — ответил я и ушёл. Удовлетворение этого желания заняло у меня ровно одну минуту. Выпив вожделенного напитка, я больше не хотел ничего. Ни пива, ни гор, ни чего бы то ни было. В городе было жарко, стаями ходили отдыхающие. И я брёл вместе с ними, вооружённый своим горным рюкзаком, таким намеренным и бессмысленным здесь.

Но сегодня мой интерес к продуктам, которые выкладывал на стол «командир орудия», не уменьшался. И ведь было на что обратить внимание! Взять хотя бы деревенское сало. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что это не просто сало. А блюдо, приготовленное руками человека! Учитель заботливо развернул тряпицу, чтобы было видно, как содержимое густо сдобрено чёрным молотым перцем. Такое сало обычно откусывается одним движением зубов, а его тоненькая, но твёрдая шкурка приятно похрустывает на них. Далее в программе был чёрный хлеб, луковица сладкого крымского лука, свежие молодые огурцы. Надо сказать, что любой продукт, который приносится на природу, уже событие. Но что же тогда говорить об особенных продуктах? Приключения ночи окончательно отступили на второй план, я перебросил через бревно вторую ногу, и развернулся к столу. Моё лицо освещала широкая искренняя улыбка.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4