Боги правят миром. Боги создают мир. Боги мир разрушают. Боги карают. Боги прощают. Мир бренен. Вечны только боги. И вечны игры, угодные богам.

Введение

Вы когда-нибудь слышали про игры? Про Олимпийские игры. Думаю, что большинство из ныне живущих ответят определённо – да. А если у вас есть телевизор, то вы, возможно, даже видели олимпийские состязания. Их любят показывать. Красивые молодые атлеты в поиске славы и денег, не щадя ни себя, ни соперников рвутся к вершинам мирового пьедестала, к вершинам Олимпа. Олимп – их мечта. Ведь на Олимпе живут боги. А что может быть слаще, чем поравняться с богами. Взглянуть на них не снизу вверх, а как на равных себе. Ну хотя бы на миг. Ничего нет слаще для смертного, чем этот миг. Ради этого мига многие готовы принести себя в жертву. Взойти на священный алтарь, щедро омытый кровью и потом предыдущих поколений. Так было всегда. Люди вечно рвались на Олимп. К богам, к своим создателям.

Не всем дано там побывать, но имена побывавших не умирают. Имена побывавших там становятся историей. На Олимп стремятся все, кого боги одарили больше других. Учёные, художники, музыканты. Олимп пленяет своей ослепительной белизной. Но места там мало. Олимп тесен. За место на нём нужно бороться. И люди борются. Всеми силами, всеми своими талантами.

Чему удивляться, ведь именно для этого боги и придумали игры. Для того, чтобы обласкать своих любимцев. Показать их превосходство над другими. Приблизить их к своему сонму, сонму олимпийцев.

Так что же это за священное действо? В чём его магическая притягательность? Что мы вообще знаем об Олимпе, куда так стремимся попасть? Что мы знаем об играх, затеянных с нами богами? Где истоки и какова их конечная цель?

Не спешите отмахиваться от этих вопросов. Они не так просты, как могут показаться на первый взгляд. Не всё то золото, что блестит. Не всё то олимпиада, что так называется. Да и боги не так уж абстрактны, как думают многие. Они намного реальнее, чем нам иногда кажется. Они рядом. Они думают и знают о нас куда больше, чем мы думаем и знаем о них. Игры не новы. Игры уже были. Не мы первые в них играем. За нашей спиною века. Но много ли мы знаем о тех, кто был до нас? Оказывается, что почти ничего. А кто не знает прошлого – слеп в своём движении вперёд. Для того будущее – потёмки. Изучение прошлого – это не праздное ворошение в пыли дел безвозвратно минувших. Отнюдь. Изучение прошлого – это выбор верной дороги в будущее.

Кому неинтересно – может смело остановиться на этой строчке. Интереснее уже не будет. Тому же, кто захотел узнать об олимпиадах чуть больше, чем он читал раньше в школьных учебниках, придётся запастись некоторым терпением и известной долей оптимизма. Ведь знание, порой, рождает грусть. А грустить юным спортсменам никак нельзя. Поэтому отрешимся на несколько часов от дел рутинных и взглянем на игры, в которые мы играем, взглядом, не отягощённым догмами. Дадим волю мысли. Узнаем о них столько, сколько сможет нам дать окружающее нас информационное поле.

Первая идея, рождающаяся в голове, когда возникает желание разобраться в истоках олимпизма, проста как правда. Открыть любую энциклопедию и узнать у сведущих людей, оставивших там свои мысли, то, как всё было. Откуда они пошли – эти самые игры, кто их придумал, когда и где они имели место быть на нашей Земле. Книг, посвящённых олимпийским играм, много. Даже очень много. А мы умеем читать. Так давайте же эти книги прочтём. Вместе. Может быть, мир от этого станет понятнее. Может быть, проступят хотя бы контуры будущего. Задача выглядит нетрудной. Но… лишь на первый взгляд.

Для того, чтобы составить представление об олимпиадах, надо, как минимум, ответить на три вопроса: Что? Где? Когда? То есть ЧТО такое олимпиады, ГДЕ они происходили и, самое, пожалуй, интересное – КОГДА это было. Это поможет ответить на вопрос «Зачем?» Зачем их придумали боги. А там уже и рукой подать до ответа на вопрос «кто они?» Кто они – боги? А знать богов полезно в любую эпоху. Наша – не исключение.

Канон

Если попытаться изучить историю олимпийских игр по современным источникам, то мы встретим в них практически тождественный текст. Слово в слово. Возьмём, например, олимпийский учебник, энциклопедию олимпийского движения, книгу (16)[1] по истории олимпиад, считающуюся одним из самых авторитетных изданий на русском языке и содержащую даже предисловие Президента МОК[2], международные источники (13) и (14). В них изложен, по сути, идентичный текст, с точностью до стилистики перевода. О чём это говорит? Во-первых, о том, что авторы безусловно доверяют тому источнику с которого они списывали свои исторические пассажи, а во-вторых, о том, что первоисточник у всех общий и, следовательно, одинаковый. Давайте до него докопаемся. Кто тот самый авторитетный автор, которому безоговорочно верят сегодняшние писатели? Логика подсказывает, что это, должно быть, какой-нибудь античный историк, наблюдавший игры и бесстрастно записывавший для потомков свои наблюдения. Его авторитет настолько безупречен, а доводы настолько убедительны, что сегодня просто безумие не доверять ему. Однако здесь нас ждёт первое крупное разочарование. Тесное знакомство с трудами и личностями древних писателей не производит впечатления научной достоверности и беспристрастности в повествованиях. Они, вместо того чтобы укреплять веру в канон, вызывают только сомнения. И чем больше их читаешь, тем сомнение овладевает нами сильнее.

Вообще говоря, надо сразу для себя уяснить, что «античные» первоисточники документами, как таковыми, не являются. Даже если допустить, что все они подлинны (а это очень смелое допущение) и написаны очевидцами игр или авторами, использовавшими информацию, так сказать, «из первых рук», то всё равно, сведения, заключённые в этих дошедших до нас фолиантах, крайне противоречивы, скудны и пронизаны, порою, таким слоем выдумок и моралистических наслоений, что отличить, где кончается информативная часть, а где начинается фантазия, непросто. Имеющаяся в нашем распоряжении сегодня информация очень похожа на эту, одиноко стоящую в Олимпии колонну. Среди нагромождения остатков старинного храма, кусков мрамора и прочих каменных глыб стоит единственная колонна, очень похожая на все остальные. Похожая, но… всё-таки не совсем. Она тщательно состарена. Края неровные, в некоторых местах имеются сколы, работа грубая, точь-в-точь эпохи бронзового века. Для пущей гармоничности к ней даже прислонён какой-то другой древний обломок. Сотни туристов с благоговением взирают на эту опору пилона «многотысячелетнего храма Зевса». Однако не надо быть большим знатоком материаловедения, чтобы понять, что эта колонна отличается от тех, что разбросаны вокруг. И действительно, прямые расспросы проясняют, что эта «точная копия» сделана к открытию олимпийских игр в Афинах в 2004 году. Но долго ли это будут помнить экскурсоводы? С десяток таких же инородных мраморных каменюг сегодня уже объявлены подлинниками «с тех самых времён», хотя довольно очевидно и их несходство с тем материалом, что остался от старых храмов и построек. Впрочем, это проблема не только нашей современности. В подтасовке фактов, искажениях действительности, использовании недостоверных источников и откровенных выдумках обвиняли друг друга и сами древние историки. Страбон не доверяет Гомеру, Диодор высмеивает Аполлодора, Евсевий критикует Африкана, Павсаний вообще никому не верит, хотя и приводит все дошедшие до него слухи и т. д. Мы более подробно познакомимся с перечисленными личностями ниже, а пока отметим для себя очень важную мысль – всегда следует иметь в виду, что всё, что написано, написано лишь людьми. А люди это всегда люди, в какую бы эпоху они ни жили.

Это надо чётко осознавать, когда начинаешь знакомиться с господствующим сегодня каноном. А именно это мы и собираемся сейчас сделать.

Итак. Давайте начнём с царствующих сегодня определений и понятий.

Вот, как определяют олимпиады и олимпийские игры сегодняшние энциклопедии:

ОЛИМПИЙСКИЕ ИГРЫ (современные) – всемирные спортивные соревнования, которые проводятся с 1896 года.

ОЛИМПИАДА – В Древней Греции: промежуток в 4 года между олимпийскими играми. 2. То же, что олимпийские игры [первоначально относящийся к Олимпу, Олимпии].

Запомним эти определения.

Не тратьте время на прочтение многих современных энциклопедий и справочников. Вы ничего не потеряете, если приобретёте только один из них. Уверяю вас, все остальные будут похожи на него как близнецы братья. Любой историк вам бойко расскажет о том, как всё начиналось. Кратко общепринятая современная концепция возникновения олимпиад выглядит так.

Олимпиады были грандиозным и священно значимым событием древнего мира на протяжении более чем тысячи ста лет. Они начались в 776 г. до нашей эры и продолжались до конца 4-го века уже эры нынешней. Проходили они всегда в одном и том же месте – в культовом местечке греческого полуострова Пелопоннес, которое называлось Олимпия. Так как место называлось Олимпией, скажут вам, то и промежуток между играми назывался олимпиадой. Вы непременно узнаете о том, что игры проходили один раз в четыре года. Даже назовут вам «точку привязки» игр к календарю – время созревания винограда (абсолютная выдумка современных историков, не имеющая никакого документального подтверждения). Вам также расскажут сказку о том, что на время проведения священных игр якобы прекращались войны. Вы узнаете, что олимпиады век за веком ширили географию своих участников и свою значимость. После падения Античной Греции, игры прижились в сменившей её Римской империи. В играх принимали участие ведущие мыслители тех эпох, императоры, герои, военачальники. Победители прославлялись на родине и им ставились памятники. Лучшие поэты своего времени занимались тем, что писали оды-прославления победителям олимпийских игр. Так всё прекрасно и продолжалось бы дальше, но однажды… боги поменялись. Так бывает. Это было началом конца. Конец конца наступил тогда, когда кем-то из смертных было решено, что новый бог не любит эти игры и, следовательно, игры, оставшиеся от старых богов следует запретить. Это привело к тому, что во время борьбы с языческими культами император-христианин Феодосий I (Theodorius I) в 394 году от Рождества Христова, запретил игры. Исполнителями воли императора стали готы. Они совершили налёт на древнюю Олимпию и предали её разрушению. Все храмы и спортивные сооружения вместе с накопленным за века культурным наследием, включая одно из семи чудес света, статую Зевса, изваянную великим Фидием, уничтожили и порушили. Якобы добил Олимпию ещё раз, несмотря на то, что она уже была разрушена, в 426 году император Феодосий II. Потом случилось землетрясение, которое снова разрушило Олимпию, а потом небывало разлились реки, окончательно довершив бедствия, обрушившиеся на этот некогда любимый богами город, похоронив Олимпию на тысячу лет под слоем песка и тины. В таком неприглядном виде сегодня и предстаёт перед взором путешественника эта «Мекка» античного спорта, хотя и раскопанная частично немецкими археологами. На полторы тысячи лет олимпийское движение прекратилось, и память о нём погрузилась во мрак истории. И только в конце19-го века идея возродилась. Юный энтузиаст физического воспитания барон Пьер де Кубертен в 1890 году в беседе со знатоком античности пожилым англичанином Вильямом Пенни Бруксом[3] (William Penny Brooks) услышал о недавно начавшихся раскопках в только что отделившейся от Османской империи её провинции – Греции и о работах ряда просветителей эпохи Возрождения по реконструкции греческой истории, в частности об олимпиадах. Молодой человек загорелся идеей развития международного спорта на основе античных принципов и посвятил этому делу свою жизнь. Несколько лет усилий, сбора денег и агитации в этом направлении принесли свои плоды. В 1896 году в Афинах по инициативе Пьера де Кубертена проведение игр было возобновлено.

История эта очень красива и сегодня канонизирована как окончательная истина. Олимпиады древности объявлены спортивными событиями, пусть и священными, но спортивными. Известны имена победителей, показанные ими результаты, имена коней, на которых скакали чемпионы, погода в день каждой олимпиады и кто какую дал взятку судьям за свою победу. На полном серьёзе обсуждаются методы тренировок античных прыгунов, прыгавших на 16 метров (как сегодня вычисляют историки) в длину, влияние чудесной игры на первобытной арфе или кифаре на подготовку античных борцов и т. д.

Для полноты представления рисуемой сегодня картины и чтобы не быть голословным, позволю себе цитату, посвящённую истории возникновения олимпиад из одобренного Международным олимпийским комитетом издания на русском языке (16, стр. 10). Вот эта цитата, отражающая современный взгляд:

«По НЕОСПОРИМЫМ ПРИМЕТАМ (выделено автором) появление Олимпийских игр относится к IX веку до н. э. В те времена тяжелые войны разоряли греческие государства. Ифит – царь Элиды, небольшого греческого государства, на территории которого находится Олимпия, – отправляется в Дельфы, чтобы посоветоваться с оракулом, как он, царь маленькой страны, может уберечь свой народ от войны и грабежа. Дельфийский оракул, предсказания и советы которого считались непогрешимыми, посоветовал Ифиту: «Нужно, чтобы ты основал Игры, угодные богам!» Ифит без промедления отправляется на встречу со своим могущественным соседом – царем Спарты Ликургом. Очевидно, Ифит был хорошим дипломатом, так как Ликург решает, что отныне Элида должна быть признана нейтральным государством. И все маленькие раздробленные государства, бесконечно воюющие друг с другом, соглашаются с этим решением. Тотчас Ифит, чтобы доказать свои миролюбивые стремления и отблагодарить богов, учреждает «атлетические Игры, которые будут проходить в Олимпии каждые четыре года». ОТСЮДА И НАЗВАНИЕ ИХ – ОЛИМПИЙСКИЕ ИГРЫ (выделено автором). Это произошло в 884 году до н. э.[4].

Так в Греции установился обычай, по которому РАЗ В ЧЕТЫРЕ ГОДА (выделено автором) в разгар междуусобных войн все откладывали оружие в сторону и отправлялись в Олимпию, чтобы восхищаться гармонично развитыми атлетами и славить богов.

Олимпийские игры стали событием общенациональным, объединившим всю Грецию, в то время как до и после них Греция являла собой множество разрозненных, враждующих между собой государств.

Через некоторое время грекам пришла идея учредить единый календарь олимпийских игр. Было решено проводить игры регулярно каждые четыре года «между жатвой и сбором винограда» (?! – авт.). Олимпийский праздник, состоявший из многочисленных религиозных церемоний и спортивных состязаний, проводился сначала в течение одного дня, затем – в течение пяти дней, а позже продолжительность праздника достигала целого месяца.

Когда праздник продолжался только один день, он обычно устраивался в восемнадцатый день «священного месяца», начинавшегося с первого полнолуния после летнего солнцестояния (?! – авт.). Праздник повторялся каждые четыре года, которые и составляли «олимпиаду» – греческий олимпийский год.

Итак, отбросив лирику, получаем: Что – спортивные игры, Где – Греция, Пелопоннес, Олимпия, Когда – с 884 года до нашей эры по 394 год нашей эры, каждые четыре года примерно в летнее солнцестояние, Как узнали – по неоспоримым приметам.

Мы видим, что автор этих строк, ни на секунду не сомневаясь в том, что пишет, пытается передать свою уверенность и нам. Однако, кроме декларации наличия НЕОСПОРИМЫХ ПРИМЕТ, хотелось бы ещё посмотреть и на сами эти приметы, а также познакомиться с теми, кто эти приметы обнаружил, так как внимательное прочтение представленных выше данных заставляет усомниться в их безупречной достоверности и неоспоримости.

Если отбросить слепую веру и непредвзято познакомиться с первоисточниками, то легко прийти к выводу, что цифры не сходятся! Ни начальные, ни промежуточные, ни конечные. Несоответствия настолько велики и очевидны, а вычисления настолько просты, что даже непонятно, как они могли быть не замечены и не выполнены авторами научных работ по истории олимпиад, ну хотя бы ради спортивного интереса.

Более того, удручает первая же попытка выяснить то, откуда был взят столь подробно развёрнутый текст, приведённый выше. Оригинал мифа об Ифите занимает буквально одну строчку в работе туманного, неизвестно где и когда жившего античного автора, кроме всего прочего предваряющего её фразой «говорят, что…» Вот тебе и неоспоримые приметы! Но обо всём по порядку.

Складывается впечатление, что текст современных учебников – это не плод научных изысканий, а некий церковный канон. Священный и неприкасаемый. Будучи однажды утверждённым, он уже не подлежит пересмотру своими апологетами. Как только мы это осознаём, ценность современных источников падает для нас практически до нуля. На первый план выходит покрытый пылью времён, архаичный и ныне уже не модный свод древних писателей. Что они, те самые жители античности, писали об играх? Действительно ли всё столь незыблемо в наших представлениях о прошлом? Действительно ли прочен тот фундамент, на котором покоится сегодня так тщательно выстроенное и красиво отштукатуренное здание современной исторической науки? Нас интересует всё, что имеет касательство к олимпийским играм. Ведь игры продолжаются. А доллары и люди, вливающиеся в игры, исчисляются миллионами. Сотнями миллионов. Миллиардами. А вопрос о том, когда это началось, где и по чьему велению, встаёт со всё большей прямотой, становясь всё более и более интересным.

И прежде чем окунуться в эту занимательную тему, давайте посмотрим, а с чьих слов мы сегодня знаем об олимпиадах. Кто те основоположники наших представлений о столь далёком прошлом? Кто создал тот массив данных с которым нам предстоит поработать? Кому мы обязаны сегодняшним счастьем быть частью этих игр, пусть даже находясь по разные стороны телевизионного экрана?

О! Это не так скучно, как может показаться на первый взгляд. Иногда знакомство с теми, кто писал историю, ничуть не менее интересно, чем изучение самой истории. Эти люди очень близки к богам. Они начали игру, которая продолжается по сей день. Они достойны уважения. Они достойны упоминания.

Итак, давайте оставим в покое сегодняшних писателей. Они мелки и дела их ничтожны. Они лишь повторяют то, что уже было сказано ранее. У них нет воли осмыслить слова богов. Они внимают слепо, готовые повторить всё, что услышали, что бы это ни было. За несколько последних столетий они не дали нам ничего нового в понимании прошлого. Нам же интересно познакомиться с теми, чьи слова пережили века, с теми, кто услышан миллионами, с теми, кто и есть боги, создавшие игры и мифы об играх.

Начнём. Мы будем спускаться вниз по оси времени в попытке нащупать истоки уникальной информации. Будем пробиваться настолько, насколько это будет для нас возможно. И пожалуй, первым, кто встретится на нашем пути, будет английский епископ Вильям Ллойд. Это имя не слишком знакомо сегодня обывателю. А вместе с тем, всё, что сделано в области историографии олимпийских игр после него – лишь зеркало. Отражение его мыслей. Копирование и подражание. Он самый близкий к нам титан нашего вопроса. Давайте знакомиться.

Дамы и господа, разрешите вам представить – его преосвященство Вильям Ллойд!

Вильям Ллойд

В музее Олимпии (а их в этом крошечном городке три), посвящённом самой идее современных Олимпийских игр, одним из первых экспонатов, встречающих посетителей, является очень редкая книга 1700 года издания. Автор – некто Вильям (Гулиельмум) Ллойд. Это неслучайно. Именно этот автор и явил миру тот материал, который ныне кочует из одного современного издания в другое в качестве незыблемой догмы, истины в первой инстанции, непререкаемой традиции и первоисточника. Именно этому господину, жившему в 17–18-м веках, мы обязаны систематизированным знанием имён первых олимпийских чемпионов и, самое главное, знанию дат, когда эти чемпионы якобы жили. При нём и его командой переводились и редактировались первоисточники по олимпиадам. Он решал, какую дату присвоить каждому событию. Он создал канон, незыблемо царящий в исторической науке относительно олимпиад (и не только олимпиад) до сих пор. Впрочем, полистать эту книгу нельзя. Она открыта на первой странице, помещена в герметичную стеклянную коробку, и сама просьба о просмотре вызывает священный трепет и негодование у работников музея. Написано в пояснительной табличке только то, что книга очень редкая и содержит хронологию всех олимпийских игр от 776 г. до н. э. до 401 г. н. э. (т. е. всех олимпийских игр древности). Это чудесно. Я, как только увидел сей фолиант, твёрдо решил его приобрести. Не сразу, но с большим трудом мне всё-таки удалось добыть эту книгу в Оксфорде. К моему счастью, Вильям Ллойд был епископом англиканской церкви и работал как раз в районе Уэльса, т. е. недалеко от Оксфорда, где состоял профессором. Помимо чисто епископских задач, он выполнял ещё и огромную работу по популяризации принятой незадолго до него скалигеровской хронологии. Он был одним из тех просветителей, которым сегодняшние историки обязаны своей профессией. Собственно «причёсыванием» хронологии Скалигера Ллойд и его подчинённые и занимались. Мне посчастливилось ознакомиться с интересной перепиской епископа, в которой, в частности, упомянута и работа по выстраиванию стройной хронологии древности (от Сотворения мира до Распятия Христа). Знакомство с данной корреспонденцией – более чем интересное занятие, но… оно напрочь сбивает ту уверенность в «священности хронологии», которую источают труды наших современников. Буквально каждая дата, будь то Рождество Христово или высадка норманнов в Англии, Сотворение мира или период жизни Пифагора, была плодом неких сакральных вычислений и долгих рассуждений, практически постоянно перерастающих в ожесточённые споры с применением таких «научных аргументов» как отлучение от церкви, лишение профессорских должностей и физические пытки. Начиная знакомство с господином Ллойдом, просто отметим для себя тот факт, что ещё в конце 17-го, начале 18-го века хронология античности была совершенно «тёмным лесом» для учёных, и история этих древних времён только-только начинала создаваться. Она рождалась в муках творчества относительно небольшого количества людей, и та концепция, которая сегодня так прочно укоренилась в наших головах с её «несомненными фактами» и «неоспоримыми приметами» была ещё более чем сомнительной и ещё ой какой спорной. Даже сами авторы олимпийской хронологии (не говоря уже об их оппонентах) далеко не были уверены в своей правоте, и существовало несколько точек зрения на то, когда начался отсчёт олимпиад. Неслучайно предисловие к своей книге «Хронологика олимпиадум» Ллойд завершает фразами:

«Тем не менее, издатель наш, сначала всеми нами наделенный всеми возможностями и средствами, оказался путаником необыкновенным и года простые с Олимпиадами путает. Того мало, он еще и с годами от Рождества Христова все Олимпиады перемешал … К письму своему приложу таблицу ошибок издателя в хронологии… годы ставлю по нашему счислению, те, которые в памяти сохранились. Ошибки в хронологии возможны, конечно».

Т.е. даже внутри команды Ллойда только что внедрённая хронология ещё тогда не прижилась, и кроме самого автора (Ллойда) все и всё в ней путали. Издатель книги, например, был убеждён, что олимпийские игры проходили ежегодно, а олимпиады он каким-то образом «мешал» с годами от Рождества. Ллойд заблуждения своих непонятливых соратников исправлял, хотя и с оговоркой, что «ошибки всё равно возможны, конечно». Казалось бы, за прошедшие века шагнувшая далеко вперёд наука о прошлом должна поправить допущенные отцами-основателями на заре изучения античности неточности. Но нет. Сегодня мы видим творения Ллойда практически в их первозданном виде на страницах наших учебников по истории спорта, только уже с эпитетами, наподобие тех, что уже приводились выше: «несомненно», «бесспорно», «доподлинно» и т. д. Любой желающий может в этом убедиться, сравнив работы Ллойда и данные из современных справочников. Это даёт повод задуматься над тем, а пробовал ли кто-то серьёзно заниматься поиском истины за эти прошедшие несколько столетий или она была взята на веру и уже никогда после Ллойда не подвергалась сомнению. Похоже, что верно последнее. По крайней мере, в официальной доктрине. Но любая доктрина – всего лишь плод умственного труда всего лишь людей. А раз так, то, рискнув допустить мысль о несильном своём отставании в интеллекте от средневековых священников, попробуем разобраться в том материале, который лёг в основу наших знаний об олимпиадах, самостоятельно. Ведь это нормально для науки, когда выводы, полученные одним человеком, проверяются другими. Строго доказанный результат не зависит от количества проверок.

А пока, учитывая значимость фигуры упомянутого епископа для рассматриваемого нами вопроса, попробуем поближе познакомиться с Вильямом Ллойдом и его деятельностью. Итак.

Вильям Ллойд был англичанином, уроженцем Уэльса. Ллойд – это старинная фамилия, по поводу которой даже есть в Уэльсе поговорка-шутка: «Всё древнее есть Ллойд». Вильям родился в 1627 году, получил хорошее образование, как в домашних условиях, так, позже, и в ряде учебных заведений, одним из наиболее значимых среди которых был Оксфордский университет[5]. Ещё юношей Вильям увлёкся изучением культурного наследия античных авторов. Эту страсть наш герой пронёс через всю свою жизнь. В 1646 году, в возрасте 19-и лет, он получил учёную степень магистра искусств, а двумя годами позже епископом оксфордским доктором Скиннером (Dr Skinner) был посвящён в дьяконы. Далее его карьера развивалась по церковной линии. Мы не будем подробно останавливаться на довольно интересной жизни Ллойда, которая проходила в очень бурный период борьбы англиканской церкви с римской католической церковью и разного рода внутренними течениями, естественно провозглашавшимися ересями. Отметим только, что религиозные споры того времени неизменно замыкались на вопросах хронологии и верного перевода (толкования) древних текстов. Эта картина совершенно отчётливо предстаёт перед нашим взором, если углубиться в чтение довольно обширной переписки идейных оппонентов того времени. Некоторые, лишь немногие, примеры таких споров я приведу ниже. В 1699 году, в возрасте семидесяти двух лет Вильям Ллойд был переведён в Ворсестер (Worcester) – последнее место своей службы, где он прожил последние 18 лет своей долгой (девяностолетней) жизни и выпустил наиболее значимые свои труды по истории и хронологии.

Несмотря на своё английское происхождение, писать научно-исторические труды Ллойд предпочитал на латыни, которую практически никто среди простого народа в Англии в то время (впрочем, как и сейчас) не понимал. Это был язык довольно узкого круга людей, преимущественно занимавшихся историей. На этом мёртвом языке осуществлялась переписка с рядом европейских учёных. Так было модно. Это был язык для служебного пользования, своего рода информационное пространство, куда доступ всяким малограмотным гражданам был закрыт их полным непониманием источников и собственно содержания.

Наибольшие усилия епископа Ворсестерского были сосредоточены в области творчества на хронологической ниве.

Проблемы истории, особенно античной, составляли главную часть его интересов. Он очень активно правил труды древних авторов, редактируя их работы, попадавшие в поле его зрения.

По этому поводу некто господин Бернет так восхваляет Ллойда:

«Ллойд был самым крупным критиком из всех, кого я знал, как греческих, так и латинских авторов, но главным образом в Священном Писании, для слов и фраз которого он имел наиболее точное соответствие в своей памяти, и которое всегда было ему доступно. Он точный историк и наиболее пунктуален в хронологии из всех наших теологов. Он прочел наибольшее число книг с большей критикой и сделал более обширные выписки из них, чем кто-либо в то время; как говорил [епископ] Уилкинс, он был самым эрудированным из всех, кого он знал».

Епископ Ллойд к тому времени уже был величиной мирового уровня в области написания истории. К нему обращались за советами в разрешении хронологических проблем писатели и историки со всей Европы. Вот только один из примеров. Тиндал Харт (A. Tindal Hart) пишет в своём труде (5, стр. 230), приводя примеры из дошедшей до наших дней корреспонденции:

«Епископ, несомненно, получил повсеместное признание как величайший историк своего поколения. Среди манускриптов Черри в Бодлианской библиотеке находится большая коллекция писем на латыни от корреспондентов в Италии и Франции, которые просили у Ллойда совета по данному предмету.

Один автор, датировавший свое послание из Флоренции 26-ым сентября 1686 года, пылко заявлял: «Не большое расстояние по земле и морю, а только моя собственная робость до настоящего времени препятствовала мне написать Вам, наиболее выдающемуся и достопочтенному епископу, чья хорошая репутация в сфере хронологии широко известна, чтоб я мог, в конце концов, разрешить, как при помощи оракула, некоторые сомнения, которые ставят меня в тупик. Не так давно я получил письма от неких ученых, Виоколата Туанарда (Viocolat Toinarde) и Антона Пагио (Anton Pagio), которые восхваляли не только Вашу выдающуюся эрудицию, но также Вашу доброту и любезность, и постоянное внимание к этим хорошим качествам, а прежде всего, Ваше содействие в изучении науки хронологии и в очевидной доступности всем. Таким образом, я осмелился написать Вам, не столько в надежде, сколько в смелости, что вы разрешите для меня одну или другую из трудностей, которые меня приводят в замешательство…»

Затем автор приступил к перечислению своих хронологических головоломок».

Во многих хронологических спорах Ллойд выступал как главный авторитет и его слово было решающим в том, какая позиция верна и, следовательно, будет утверждена и зафиксирована в виде публикации.

Показателен в этой связи следующий пример. Британский историк Эдмунд Калами (Edmund Calamy) привел написанную им часть истории Англии в своем «Сокращенном варианте» (Abridgement), но позднее она была отвергнута «составителем третьего тома Полной истории Англии», который заявил, что история была «весьма недостоверной». Калами горячо возразил на это, и автор «Полной истории» (Complete History) «посоветовал обратиться к самому доктору Ллойду, который еще был жив, епископу Ворсестерскому, и наиболее способному из всех людей отобразить данный предмет в истинном свете». После вмешательства Ллойда и его высочайшего одобрения фрагмент Калами был всё же утверждён (несмотря на то, что совсем недавно был признан весьма недостоверным) и его фрагмент был включён в «Полную историю» Англии, став её частью. Интересно, а сейчас кто-нибудь об этом помнит?

Епископу со всех концов страны слали для утверждения и одобрения публикации и новые исторические разработки. Сам епископ написал такие канонизированные позже работы, как «История Реформации» (The History of the Reformation), исследование ранней истории Британии и Ирландии, многие исследования по истории церкви.

Издание 1703 г., дополнительный манускрипт 15054, том 40 в Британском музее содержит хронологическую перепись британских принцев, которую доктор Х. Хамфри, епископ Бангорский, отправил Ллойду, чтобы помочь тому с историей. «Милорд, – писал он, – собрав всё, что я смог привести к каким-либо британским событиям со времен прихода саксов и до 960 года, я думал отправить Вашему Преосвященству всё полностью, но поскольку не было времени переписать всё, я отправляю Вашему Преосвященству отрывок из Преемственности наших королей, как она есть. Осмелюсь сказать, что она более верная, чем какая-либо из существовавших до настоящего времени, однако, я не полностью доволен ею. События очень запутанны во многих местах». Стоит ли говорить, что сегодня эта путаница, приводившая в смущение авторов, уже никого не интересует. С помощью Ллойда труд этот также был канонизирован.

Приложил Ллойд руку и к арабским документам. В частности, он занимался их исследованием, которое в итоге принесло плоды в виде издания труда «Abdollatiphi Historiae Aegypti Compendium».

Из под его пера чуть было не вышла даже Всемирная хронологическая таблица, которую он подготовил, но по ряду причин не опубликовал. Главной причиной была мощная критика его работ со стороны крупных учёных того времени. Вот что пишет биограф Ллойда Тиндал Харт:

«Многие из собственных литературных сочинений епископа никогда не увидели свет. Так было, например, с претенциозной работой «Chronologia Universalis» и его вкладом в неудачный Атлас Питта. Другие, подобно «Гармонии Евангелия» (An Harmony of the Gospels) и «Рассуждения о трёх духовных званиях среди духовенства христианской церкви, ныне именуемых епископы, священники и дьяконы, демонстрирующие по Священному Писанию, что они являются результатом божественного установления чинов» (A Discourse of the three orders in the ministry of the Christian Church now called Bishops, Priests, and Deacons; showing out of the holy scriptures that they are of divine institution), были оставлены незавершенными. Другие же были опубликованы, но не под его именем. Маршаллу было присвоено авторство «Хронологических таблиц» (Chronological Tables), а Ллойду-младшему – серии «Хронология олимпиад» (Chronologica Olympiadum)…

…Часть «Толкований пророчеств Даниила 70 недель» (Exposition of Daniel's Prophecies of 70 Weeks) была напечатана, но никогда не публиковалась. Тем не менее, Маршалл внес их в свои «Хронологические таблицы» (Chronological Tables), что дало повод для полемики с преподобным Питером Ланкастером, викарием Боудена в графстве Чешир, который не был согласен с интерпретацией пророчества, представленной Ллойдом.

Но епископу удалось самому завершить и опубликовать «Трактат о 70 Неделях Даниила» (A Dissertation on Daniel's 70 Weeks), и это письмо было добавлено в Общий словарь (General Dictionary). Здесь он подробно рассматривает всю проблему количества дней в древние годы, в конце концов придя к решению, «что наиболее древней формой года был год, состоящий из 360 дней».

Он также написал «Толкования некоторых пророчеств Апокалипсиса» (Explications of some of the Prophecies in the Revelations), добавив даты в заголовки некоторых колонок, с алфавитным указателем к Библии, и многие из ссылок и параллельных текстов были впервые напечатаны в чистовом издании Библии в полном объеме под руководством архиепископа Тенисона в 1701 году» (5, стр. 230–232).

Возможно, нетерпеливый читатель спросит: «Какое всё это имеет отношение к олимпиадам? К чему все эти пророчества и толкования Библии?» Не спешите. Именно «Пророчества о 70 неделях Даниила» и легли в основу расчётов олимпийских дат. Но обо всём по порядку. Пока запомним, что Ллойд плотно занимался этой проблемой, «с боями» продвигая в жизнь свои расчёты.

Практически все перечисленные выше работы встретили острую критику среди ряда современных Ллойду учёных. Харт продолжает:

«Когда между Ллойдом и Бентли возникли разногласия касательно принадлежащих им толкований Пророчеств Даниила и Апокалипсиса, Уистон и Ньютон поддержали первого. Уистон писал: «И теперь я говорю об этом поистине великом и достойном епископе, который впустил меня в свое сердце и любил меня так же искренне, как и я его. Он понимал священную хронологию, Священное Писание, и особенно пророчества, которые в нем содержатся, намного лучше, я полагаю, чем любой иудей или христианин в мире до него; и все, кого я знаю, благодарят Господа за возможность читать пророчества, как если бы они читали историю» (5, стр. 238).

Что говорил Бентли по поводу тех же работ, не упоминается, но судя по косвенным данным, это была не очень лицеприятная оценка. Налицо два резко противоположных мнения по поводу основополагающих с точки зрения хронологии книг. И это уже восемнадцатый век!

Перед нами очень показательный фрагмент. Как видим, хронология и история были священной областью знаний, посягательство на которые воспринималось не иначе как ересь. Ещё раз повторю, речь шла не о сути божественных толкований, а о хронологии, которую Ллойд накладывал на тексты как библейские, так и «античные языческие», составляя свои «фирменные» хронологические таблицы.

Примечание о таблицах Ллойда

На минутку отклонимся от повествования, для того чтобы узнать, что же это за таблицы, о которых так много говорится. Таблицы Ллойда по сути идентичны таблицам Евсевия, однако более сложны. Они состоят (в общем случае) из десяти столбцов.

В первом столбце указаны годы по отношению к Рождеству Христа (в той системе координат, которую Ллойд считает правильной, т. е. Скалигеровской шкале времени, как видим, не единственной в то время). Второй столбец это порядковый номер олимпиад и тут же номера годов внутри олимпиад от первого до четвёртого в каждой ячейке. Это понятное разбиение, так как Ллойд признаёт четырёхлетний цикл олимпиад, т. е. то, что олимпийский год состоит из четырёх солнечных лет. Дальше идёт столбец с именами олимпийских чемпионов. На каждую олимпиаду Ллойд ставит только одно имя в этом столбце за несколькими редкими исключениями. Следующий столбец – это порядковые номера пифиад, т. е. игр в Дельфах. Ячейки этого столбца не содержат имён, а только лишь одну цифру в каждой. Ячейки пифиад смещены относительно ячеек олимпиад примерно наполовину, т. е. на два года. Это тоже понятно. Подробно на этом вопросе мы остановимся в соответствующей главе. Следующий столбец это столбец истмиад (игр на Истме). На каждую пифиаду приходится ровно две истмиады. Т. е. начало каждой пифиады совпадает с началом каждой второй истмиады, а конец каждой пифиады совпадает с концом каждой второй истмиады. Далее идёт столбец немеад (т. е. игр в Немее). Ячейки этого столбца смещены относительно всех других ячеек и никогда не совпадают ни с их началом, ни с их концом. Т. е. игры в Немее никогда не проводились одновременно с другими играми. Игры в Дельфах никогда не совпадали с играми в Олимпии, а игры на Истме всегда проводились одновременно (в один год) либо с играми в Олимпии, либо с играми в Дельфах, чередуясь в этом отношении каждые два года. В ячейках истмиад и немеад, так же как и в случае дельфийских игр, стоят только цифры. Имён победителей там нет. Седьмой столбец содержит ссылки на авторов, от которых получена та или иная информация о событиях текущей олимпиады, а также имена олимпийских победителей, не вошедшие в третий столбец. Последние три столбца – это тоже параллельные хронологические шкалы, дублирующие друг друга. Восьмой столбец – годы от основания Рима (последовательные возрастающие с шагом в один год цифры), девятый – годы правления императоров и династий (соответственно содержат имя царя и порядковый год его правления в виде столбца цифр, обнуляющегося с воцарением нового правителя), десятый – эра от воцарения Набонасара (столбец цифр последовательно возрастающих от 1 до 968, без надписей, но с некоторыми сносками на значимые события внизу страницы). Более подробным анализом информации, заключённой в таблицах Ллойда мы займёмся в следующих главах, а пока лишь отметим, что концептуально они явно заимствованы у Евсевия, которого обнародовал за несколько десятилетий до расцвета деятельности Ллойда Иосиф Скалигер. Если внимательно присмотреться, то становится очевидным, что строками таблицы являются не солнечные годы, а именно олимпиады, т. е. четырёхлетия, а основным информативным массивом представляется содержание седьмого столбца. Главным же стержнем, на котором, собственно, и держится вся таблица, является список олимпийских победителей. Он не прерывается НИ РАЗУ за всю более чем тысячелетнюю историю игр и практически однозначно определяет строки таблицы ОТ НАЧАЛА ДО КОНЦА. Список победителей (как ни странно) не прерывается даже в те годы, когда пуст седьмой столбец, т. е. нет никаких источников информации о текущей олимпиаде. Могут пустовать данные в любом месте таблицы, но список победителей из третьего столбца непрерывен. Совершенно очевидно, что данные этого столбца и являются стержневыми данными таблицы, её «хребтом». Именно на них ВСЯ ТАБЛИЦА И ПОСТРОЕНА. Это очень интересное наблюдение. К чему оно приводит мы также обсудим ниже.

Хронология и ересь

Но снова вернёмся к деятельности епископа. По большей части из-за того, что творчество Ллойда, так восторженно принимаемое во Франции и Италии, в самой Англии вызывало, мягко говоря, неприятие, некоторые свои работы он публиковал под псевдонимом Маршалл. Бенжамин Маршалл (Benjamin Marshall) был реальным лицом – членом команды Ллойда, его племянником, но выполнял мелкие, чисто технические функции в разработке хронологических таблиц. Авторитет его был невысок, поэтому и критика не так сильно его принижала. Кроме того, Маршалл занимался внедрением высказанных Ллойдом идей и напечатанных книг в массы. Поэтому сегодня в списках библиотек среди редких хронологических трудов можно встретить и работы, приписываемые «некоему Маршаллу». Однако надо сразу чётко для себя уяснить, что это труды Ллойда, опубликованные под именем его племянника, которого он активно привлекал к своим исследованиям. Снова обратимся к Тиндалу Харту – биографу Ллойда. Он пишет по этому поводу:

«Но, как говорят, нет пророка в своем отечестве; и ближе к дому Ллойд встретил больше критики, чем похвалы от Хамфри Придо (Humphrey Prideaux), декана (настоятеля собора) Нориджа: Доктор Уильям Ллойд, наиболее достойный и ученый епископ Ворсестера, посредством доктора Тримнелла (Dr Trimnell), епископа Нориджа, сообщал доктору Придо, декану Нориджа, свою схему семидесяти недель Пророка Даниила и свое разъяснение их. Доктор Придо в письме, написанном вслед за тем епископу Нориджа, возразил, что существует очень много вещей в Книге Немии, которым данная схема недель Даниила противоречит» (5, стр. 230–231).

Т.е. РАСЧЁТЫ Ллойда были признаваемы неверными даже его коллегами и «товарищами по цеху». Это полезно осознать и запомнить, прежде чем мы приступим к чтению собственно книг Ллойда.

Надо сказать, что писать книги в конце 17-го века было делом избранных и очень немногих. Мало того, что это требовало таких ресурсов как высочайшее соизволение, доступ к единичным типографиям, помощи целого ряда ассистентов и т. д. Это было запредельно дорого и попросту небезопасно. По поводу дороговизны можно привести такие цифры из письма Маршалла директору школы святого Павла, которого тот просит посодействовать подписке учащихся школы на ещё не вышедшую Хронологию Ллойда:

«… Мои Хронологические таблицы на данный момент практически готовы для печати, но стоимость их печати поднялась достаточно высоко, настолько, что составляет сегодня чуть меньше, чем 300 фунтов …»

Осенью 1709 года Маршалл написал некому Постлетвайту (Postlethwayt) по этому поводу:

«Было бы замечательно, если бы господин Кокс передал мне 20 фунтов перед Михайловым днем, поскольку именно тогда милорд собирается ехать в Лондон. Однако Его Преосвященство оставит меня в Оксфорде, чтобы отпечатать Хронологическую таблицу от Сотворения мира и до Рождества Христова, которую я готовлю отдельно от Хронологии Его Преосвященства, поскольку та уже отпечатана, а остальное я должен выбрать из Хронологии Его Преосвященства и сделать это все под руководством Его Преосвященства. Эти 20 фунтов мне очень пригодятся в связи с печатью этого листа, для которого я разработал 1 500 (копий – авт.) на латыни и такое же количество на английском языке. Также будет еще один лист – от Рождества Христова и до 1700 года, к которому я приступлю после возвращения милорда из Лондона».

Итак, выпуск в свет книги составлял несколько сотен фунтов, в то время как епископ, одно из самых высоких должностных лиц в тогдашней Англии, получал жалованье в несколько десятков фунтов в год. Т. е. издание книги стоило многолетнего заработка очень состоятельного человека того времени. Но даже имея такие баснословные деньги, писать то, что заблагорассудится, было рискованно. Могли не оценить. Так, например, было с господином Уистоном, профессором Кембриджского университета. Вообще говоря, господину Уистону повезло. Он был давним личным другом епископа Ллойда, и поэтому епископ довольно долгое время вёл с ним разъяснительную работу посредством наставлений и вразумлений через письма, пытался довольно мирно вернуть в лоно церкви и наставить на путь истинный эту заблудшую душу. Так терпелив епископ был не со всеми. Примечательно, что спор шёл не о теологических материях, а об… астрономии и хронологии.

Приведу эту любопытную переписку полностью.

Ллойд пишет Уистону после того, как тот осмелился сделать и опубликовать некоторые свои расчёты относительно библейских событий:

«Сэр, я был глубоко опечален из-за Вас, и еще больше из-за Церкви, видя, что тот, с кем я крепко дружил, и от которого я ожидал так много хорошего, как я резонно полагал (зная добрые черты, которыми одарил Вас Господь, и искреннее старание, которое Вы, казалось, должны были направлять на славу Божию и на служение церкви), позволил себе быть увлеченным, как были Вы, сумасбродной идеей, с рвением начав поиск новизны в вещах, не только неверных, но также пагубных, что содержатся в каждой изданной Вами книге в последние годы. И вот теперь, к моему огромному сожалению, я слышал, Вы столкнулись с социанством и собираетесь опубликовать книгу такого рода. Что, если быть честным, вынудит меня разорвать нашу с Вами дружбу раз и навсегда, поскольку после этого я не смогу смотреть на Вас иначе, как на развратителя душ и врага христианской церкви. Прости Господи, если до этого когда-нибудь дойдет дело. Но, зная столько о вышеупомянутых вещах, я опасаюсь за Вас. И поэтому я считаю своим долгом, как друг, предупредить Вас о выбранном Вами пути».

Далее он критиковал Уистона за то, что тот «ВОПРЕКИ НАШИМ ПОДСЧЁТАМ» неверно вычислял дату Распятия Христа. Для пущей наглядности привёл в доказательство своих слов свою же Хронологическую таблицу с периодом от Рождества до 33 года нашей эры.

Примерно месяц спустя, 26 августа, Уистон дал ответ из Кембриджа. Он явно удивился возникшему неприятию его работы таким человеком как Ллойд.

«У меня есть некоторые причины для удивления, – писал он. – Что касается предостережений Вашей светлости, то я воспринимаю их весьма доброжелательно, но прошу позволения сказать, что главное основание для них совершенно неверно, а именно, что я решил перейти к социанству, к которому я не имею никакого расположения и никогда не имел».

Тем не менее, он открыто признал, что не мог более признавать Афанасьевский символ веры[6], и собирался опубликовать свои взвешенные основания отказа от него. Далее интересно.

«Ваше Преосвященство должны позволить мне руководствоваться моими собственными чувствами и привычками по моему собственному суждению и рассмотрению, и не ожидать, что СОВРЕМЕННЫЕ ВЛИЯНИЯ должны использоваться мною вместо ПОДЛИННЫХ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ, как бы это ни было в большинстве случаев с другими. И если бы речь шла о гордости, тщеславии, упрямстве и еретической порочности, то я мог бы быть согласен с этими обвинениями, имея убежденную веру в то, что только Судья всей Земли однажды оправдает меня за все увлечения или предубеждения, которые ныне мне приписывают люди».

Ллойд явно успокоился, узнав, что его друг «не был социанином», однако умолял его:

«…не разрушать спокойствие церкви, написав против нее. И даже если бы это был всего один брат, которому причинит боль написанное Вами, то, как говорил Апостол, не стоит рисковать этим, даже если Вы знаете, что имеете на это право… Я считаю, что ничто не сможет послужить оправданием за это, иначе церковь совершит ужасную ошибку… Молитесь, мой дорогой друг! Не слишком увлекайтесь этим плодом Вашего разума, как вы будете испытывать желание сделать, поскольку он – Ваш. Но молитесь, чтоб встретить знающих и рассудительных друзей, которые смогут просмотреть и рассудить, подойдет ли он для дальнейшей разработки. И если они посоветуют Вам не делать этого, если они скажут, что это наверняка нанесет вред, не раздумывайте много и похороните эту идею. Сделайте это даже ради того, кто сохранял верность многим истинам, пока его последователи были способны придерживаться их».

Увы! Эту красноречивую просьбу Уистон пропустил мимо ушей, когда вновь выражал свое удивление позиции епископа, подтвердив свое намерение «дать истинную оценку наиболее ранней веры по этим вопросам в самих словах Священного Писания и первых историков», и сказав, что не свернет в сторону «из страха быть обвиненным в арианстве».

«Ваше Преосвященство, как можете Вы сознательно», – восклицал он изумленно, – «продолжать поддерживать их», т. е. порочность и лживость ортодоксальных доктрин, и «смеете, Ваше Преосвященство, препятствовать этой искренней попытке исправить их?»

Его преосвященство не только посмел, но и сделал это. И, отказавшись от таких средств, как уговоры и убеждения, предпринял попытку сокрушить профессора из Кембриджа при помощи его собственного учения.

Ллойд сообщал Уистону:

«Ваша любовь к новизне заметно выросла и увеличивается с каждым днем, поскольку Вы так сильно погружаетесь в нее. Когда Вы впервые решили опубликовать Ваш труд в виде книги, то начали с философских вопросов. С того времени Вы перешли к истории Священного Писания, а оттуда – к пророчествам Священного Писания, и в конце концов, Вы перешли к вопросам веры, где я боюсь обнаружить, что Вы ошибаетесь столь же грубо, как, и я докажу это Вам, в каждой из книг, которые были опубликованы Вами до этого. Я исключаю лишь Вашу первую книгу, потому что, насколько я понимаю, господин Кейл строго отчитал Вас, и, я слышал, он весьма строг с Вами».

Далее восьмидесятидвухлетний епископ приступил к подробному обсуждению традиционной даты Распятия Христа, защищая Афанасьевский символ веры, и осуждая «тех, кто ссылался на апостольские постановления», которым Уистон придавал такое большое значение. В конце концов он обвинил своего старого друга в «упрямстве и еретической порочности».

В своем последнем письме по данной теме, датированном 14 апреля 1709 года, сам профессор Уинстон выбрал спокойный и бесстрастный тон в продуманном контрасте с пламенными обвинениями епископа:

«Я чрезвычайно обязан Вашему Преосвященству за всю ту боль и беспокойство, перенесенные вами из-за меня, и когда я получу все бумаги, предназначенные для меня по поводу моих предыдущих книг, я изучу их внимательно – и или же изменю свое мнение, или же представлю убедительные доводы, почему не могу этого сделать. Для доказательств, верных и подлинных доказательств, которые я когда-либо представлял, когда увижу. Но современные взгляды и авторитетные источники, не поддерживаемые другими, я буду рассматривать не в последнюю очередь».

После такого дерзкого и открытого выражения ереси, естественно, не оставалось ничего, что еще можно было сказать, и переписка резко оборвалась. Господин Уистон, с подачи Ллойда, был уволен из Кембриджа и с него было снято профессорское звание.

Сегодня может показаться, что спор шёл между двумя христианскими проповедниками, один из которых придерживался арианства – веры апостолов и первых христиан, другой же был сторонником Афанасьевского символа веры, принятого существенно позже на Вселенском соборе. Но нет. Это был спор двух учёных-хронологов. В подтверждение своей позиции Ллойд приводил не некие церковные догмы, а расчёты астрономов. В частности, им прилагалось письмо, которое и сейчас находится в Национальной библиотеке Уэльса, манускрипт 11547 D., и было написано епископу Джоном Фламстедом (John Flamstead), королевским астрономом. Оно содержало различные астрономические расчеты, относящиеся к затмению, и завершалось словами: «Начало затмения было в 3.10. Конец затмения – в 6.03. В этот день солнце в Иерусалиме село в 6.11, следовательно день практически закончился перед восходом луны… Я надеюсь, этот расчет даст ответ на вопрос Вашего Преосвященства, если же нет, то, пожалуйста, передайте мне дальнейшие Ваши распоряжения» (5, стр. 241–245).

Так что если признать, что профессор Уистон был уволен по религиозным соображениям, то этой религией была астрономия. Впрочем, Уистон легко отделался. Не со всеми оппонентами Ллойд был столь терпелив. Хотя на дворе уже был разгар эпохи Просвещения, а не Средние века со всеми ужасами инквизиции, битва интеллектов и убеждений нередко продолжала перерастать в откровенные физические репрессии. Доктор Ллойд не был злым человеком. Просто иногда оппоненты становились чересчур назойливыми, и за научную правду надо было сражаться с разного рода еретиками не только силой всесокрушающего убедительного слова и всякого рода математикой, но иногда приходилось и поступаться христианским человеколюбием ради правды, ради науки, ради веры. Если враг не сдавался, его просто уничтожали.

Например, в проповеди, прочтенной в церкви св. Мартина в полях (St Martin-in-the-Fields) 5 ноября 1678 года, епископ Ллойд говорил следующим образом: «Тот, кто просто убивает человека, не ищет ничего большего, чем освободиться от него как можно скорее, и поэтому торопится избавить его от боли; те же, кто отправляет людей на смерть ради религии, думают, что никакая смерть не может быть слишком жестокой. Простой смерти недостаточно: всё заканчивается слишком быстро. Они заставят этого человека прочувствовать, как он умирает. Обычная ярость – это просто тупой меч по сравнению с тем, который заточен и заострен пылом ошибочных религиозных убеждений».

Пример ошибочных религиозных убеждений мы уже видели выше. Если человек, причём даже имеющий научное звание и имя, рассчитывал астрономическую дату и не получал утверждённого и окончательно канонизированного результата, то он сразу попадал в разряд еретиков. А это были уже не шутки.

Так что даже имея деньги и возможности для изложения собственной точки зрения, в то время нужно было бы крепко подумать, а стоит ли это делать. Какой-нибудь научный диспут по поводу движения звёзд мог привести к созерцанию собственной неторопливой смерти. Это, надо полагать, устраивало не всех учёных. Проще было промолчать. Напомню, что речь идёт уже о конце 17-го, начале просвещённого 18-го века. Что же было столетием ранее? Как тогда решали астрономические споры? Чем они заканчивались? Невольно вспоминается Джордано Бруно и Галилео Галилей, жившие в эпоху становления хронологии как науки, во времена Иосифа Скалигера. Их научные воззрения также были объявлены противоречащими Святому Писанию и научный спор для упомянутых мыслителей принял худой оборот[7].

Я привожу эти, лишь некоторые, фрагменты только с одной целью – показать, что взгляды, являющиеся сегодня общепринятыми и устоявшимися представлениями о прошлом, рождались в условиях ожесточённых споров триста-четыреста лет назад. Порою целые куски истории канонизировались волевым решением влиятельных людей вне зависимости от того, были с ними согласны современники или нет. Это соображение всегда следует иметь в виду, когда сегодня читаешь современные учебники и фразы, наполняющие их, типа: «доподлинно известно», «несомненно», «неоспоримо» и т. д. Для тех, кто это придумал, всё было не столь неоспоримо, доподлинно и несомненно. Побеждало лишь одно из многих мнений, которое было подкреплено более влиятельным авторитетом или которое лучше соответствовало текущей политической ситуации.

Что касается олимпийских игр, то, как уже говорилось выше, авторский коллектив современной концепции, писавшейся в конце 17-го века, был невелик, а при тщательном его рассмотрении он ещё более сужается и, в конце концов, сходится к одному человеку – епископу Ворсерстерскому Вильяму Ллойду.

Пиндар

Но продолжим. Ллойд, с которым мы только что познакомились, последним из титанов исторической мысли активно занимался олимпийской темой, считая её, кстати, одной из самых значимых в своих хронологических изысканиях[8]. Однако он не был современником игр. Значит, у него были первоисточники, которые он попросту проанализировал и обобщил. И это действительно так. Посмотрим на эти источники. В своём труде Ллойд ссылается, в качестве самого большого авторитета, на античного Пиндара. Это неудивительно, так как в отличие от практически всех других авторов, которые либо вскользь упоминают игры, либо пользуются ими как объективной данностью, не упоминая о возникновении, либо вообще сами ссылаются на Пиндара, собственно Пиндар писал именно об олимпийских играх. Это было его основное поле творчества, его «основной хлеб». Он умело воспевал победителей, чем снискал себе славу и чем зарабатывал на жизнь. Пиндар писал очень интересно. Собственно о победителе (т. е. своём заказчике) он мог вставить всего пару строк в начале или конце песни. Большая же часть его творений представляет собою лирическое или историческое отступление, аналогии дел современных с делами героев прошлого, мифическими событиями. Сегодня во многих предисловиях к работам Пиндара можно встретить оценку современного критика, состоящую в том, что, дескать, Пиндар писал витиевато, сложно и скучно. Понять его мудрено сегодня. Однако именно Пиндар донёс до нас самый обильный материал по олимпиадам, истории их возникновения и деяниях участников олимпийского движения того времени. Ещё одной, отличительной от многих других авторов особенностью Пиндара, является то, что он был современником игр и их свидетелем. Писал он о более чем популярных событиях СВОЕГО ВРЕМЕНИ для живших в ТО ВРЕМЯ людей, которые тоже были свидетелями игр. Поэтому главная канва од этого поэта должна была соответствовать действительности, ведь даже поэтические приукрасы должны знать свою меру, если ты рассказываешь людям о событиях, которые происходят на их глазах, в окрестностях их дома. Если про далёкое прошлое можно незаметно приврать, то про то, что произошло только что на глазах сотен и тысяч очевидцев, нужно писать более или менее корректно. Иначе прослывёшь лгуном и потеряешь авторитет. Это соображение заставляет относиться к Пиндару серьёзно. Допуская в его стихах наличие преувеличений и разного рода гипербол по отношению к личностям заказчиков и их заслугам, информации исторического характера, видимо, в целом можно доверять. Более того, именно из работ Пиндара Ллойд и некий Эразм Шмидиус[9] почерпнули хронологическую информацию, бывшую для них достаточной, чтобы составить абсолютно строгие хронологические таблицы. Об этом пишет сам епископ в предисловии к своей книге:

«…Эразм Шмидиус, который годами (хронологией) в издании Пиндара занимался, аккуратно все ошибки исправил и соотнес все Олимпиады с эрой Христовой…»

Таким образом, первый взгляд на Пиндара вселяет оптимизм. Однако более детальное знакомство с этим источником несколько принижает его значение как документа. Дело в том, что, во-первых, оказывается, творчество Пиндара относится к эпохе, когда греческая словесность не была еще книжной и его оды долгое время сохранялись лишь в памяти слушателей. Только через сто лет после смерти автора начинается, как нам говорят историки, работа по собиранию пиндаровских текстов и сведений об этом поэте. Насколько за сто лет устных пересказов был искажён оригинал, можно только предполагать. Во всяком случае, кажется невероятным, что греческий народ целый век пересказывал довольно сложный слог Пиндара без искажений, слово в слово, пока не появились первые записи и письменная фиксация. Хамелеонт, ученик Аристотеля, писавший около 300 г. до н. э., посвятил Пиндару целый раздел в своих сочинениях о древних поэтах. Но опять загвоздка – эти сочинения исчезли во тьме веков и почитать их уже, видимо, никогда нам не придётся. К счастью, на основе этого материала в 3-м в. до н. э. в Александрии было составлено полное сочинение Пиндара в 17-и книгах. Но и здесь неприятность – почти всё сгорело. До нас из всего многообразия дошли только несколько книг, которые, пройдя через целую серию переводов и обработок дожили до наших дней и которые сегодня мы наконец-то можем почитать[10]. Во-вторых, непосредственно о современных событиях, как уже говорилось, Пиндар писал мало. Он большую часть сведений доносит до нас о былинном даже для него прошлом, свидетелем которого он не был. Поэтому данные, зафиксированные Пиндаром нужно чётко делить на две части: информацию о текущих и современных для него событиях (олимпийских победителях и самих состязаниях) и информацию о далёком прошлом, отражённом в мифах и народных преданиях популярных во время Пиндара, но уже приобретших сказочный оттенок.

Как бы то ни было, при всей своей неоднозначности Пиндар – один из самых древних авторов, написавших очень много об играх. Его знают и упоминают практически все остальные писатели. Когда бы он ни жил, он жил раньше других и писал именно о начале олимпиад. Неслучайно на него ссылается Ллойд, как на одного из самых первых. Считается, правда, что до Пиндара ещё жил и творил некто Симонид, а также целая плеяда более ранних «олимпийско ориентированных» поэтов и прозаиков. Однако никто тех пратворений не видел и, видимо, уже никогда не увидит. Они исчезли безвозвратно. О них известно только понаслышке. Поэтому неудивительно, что у Ллойда в перечне первоисточников Симонида и более ранних авторов нет. Эти писатели если и творили что-то в своё время, то никак не повлияли на формирование олимпийского канона, разработанного Ллойдом.

Какова же судьба трудов Пиндара?

Оказывается, непростая. Первым крупным редактором его трудов уже якобы через почти 300 лет после смерти поэта, стал Аристофан Византиец – руководитель Александрийской библиотеки. Именно он (а не Пиндар!) разделил оды на части – олимпиады, немеады, пифиады, истмиады. Так ему показалось будет логичнее. Оды были сведены в папирусные ролы и складированы в Александрии. Что стало с содержимым Александрийской библиотеки мы все знаем. Тех папирусов больше не почитать. Прошло ещё пятьсот лет и в 3-м веке нашей эры якобы снова вспомнили о Пиндаре и восхитились его слогом. Некие малоизвестные греки стали потихоньку выпускать в свет его книги. Где они раскопали пиндаровские первоисточники, одному богу известно. Впрочем, и тех работ уже нет. Не исключено, что их и не было вовсе. О Пиндаре снова забыли. Века складывались в тысячелетия, а некогда популярный поэт не интересовал практически никого. Но вдруг, прорвало. В конце 13-го – начале 14-го веков всплывает сразу дюжина копий с работ Пиндара. Они расходятся по библиотекам Флоренции, Ватикана, Милана, Парижа, Геттингена. Он «гремит» и чрезвычайно популярен. Потом снова столетнее забвение и в очередной раз уже в 16-м веке Пиндара возвращают к жизни ранние просветители. Редактируют кардинальным образом в Венеции (1513 год) и переводят на латынь в Базеле (1535 год) (25, стр. 34–38).

 

Книга первого перевода Пиндара на английский язык, изданная в Оксфорде в 1697 году под редакцией астронома Роберта Велстида и переводчика-поэта Ричарда Веста. Примечательно, что книга издана на три года раньше в той же типографии, что и книга Ллойда «Хронология олимпиад» – Theatro Sheldoniano.

В конце 17-го века интерес к Пиндару снова очень резко возрастает и выходит на новый виток. Естественно, Оксфорд не может стоять в стороне. Пиндара бойко начинают пытаться переводить на английский язык. В переводах участвуют целые коллективы. Видно по всему, что попутно с переводом происходила какая-то работа по вычленению из старых текстов хронологической информации. Над переводом работали не только филологи, но и астрономы. В конце концов, первое английское издание Пиндара всё-таки увидело свет в 1697 году.

Непосредственно переводом Пиндара в этом издании занимался некто Ричард Вест.

Считается, что Вест был первым, кто перевёл Пиндара на английский. Однако, как выясняется, это не совсем так. Вернее будет сказать, что Ричард Вест был первым переводчиком, который получил одобрение на публикацию. А переводчики до него были и другие. Вот что пишет в своём к нему обращении Ллойд. Приведу полностью:

«Высокоучёного мужа, Ричарда Веста, магистра искусств, члена коллегии колледжа святой Магдалины Гийом Ллойд приветствует.

С высочайшей благодарностью внимали мы тебе, о муж, украшенный трудами своими, нового Пиндара превзошедший, как и предсказано было окружением твоим, благороднейший из прорицателей, изысканней которого земля не производила. Ты высочайший из всех прорицателей-авгуров. Много их было, но тебе, коллега, в трудах по переводу Пиндара первейшему из переводчиков греческого удается передать его, не утеряв ничего, всё связав, всю красоту стиха, все образы и украшения.

Тем не менее, издатель наш, сначала всеми нами наделенный возможностями и средствами оказался путаником необыкновенным и года простые с Олимпиадами путает. Того мало, он еще и с годами от Рождества Христова все Олимпиады перемешал, и это притом, что Эразм Шмидиус, который годами (хронологией) в этом издании Пиндара занимался, аккуратно все ошибки исправил и соотнес все Олимпиады с эрой Христовой.

Рядом с изящнейшим твоим переводом. К письму своему приложу таблицу ошибок издателя в хронологии. Годы с эрой Христовой в заголовке, к которым добавляются годы Олимпиад. Олимпиады справлялись каждые четыре года.

К сожалению, многое исчезло, как и творения Пиндара, переводами из которого ты радуешь твоих друзей. Пиндар игры и победителей в них воспевал, а также славную эпоху свою. Посылаю тебе хронологию, хоть и неполную. Перечисляю в них то, что относится как к Олимпийским играм, так и приблизительно к Истмийским и Немейским играм, КАК РАНЬШЕ НАЗЫВАЛИСЬ ОЛИМПИЙСКИЕ ИГРЫ. Была в Олимпийских играх и римская эпоха, когда проводились они по римским законам и условиям. Была также и эпоха Нубийская – по условиям африканским игры проводились; годы ставлю по нашему счислению, те, которые в памяти сохранились. Ошибки в хронологии возможны, конечно. Будь здоров.

От Оксония Января месяца года 1700 от Рождества Христова».

Это письмо даёт нам очень много интересных сведений. Мы к нему непременно ещё обратимся. А пока вернёмся к самому произведению. Итак, Вест был назначен лучшим переводчиком Пиндара, хотя раньше него были и другие. Ллойд, попутно не скупясь на эпитеты по поводу написанного текста, послал ему правильную хронологию, наложенную на сделанный самим Вестом перевод. Что-то в выпущенной изначально версии Ллойду не понравилось. Но он всё, что считал нужным, подправил и, в конце концов, дал добро на печать. Так свет увидел первый доступный английскому читателю Пиндар. Напомню, это случилось в самом конце 17-го века. Перевод Веста и стал главным каноническим изданием вплоть до наших дней.

Сегодня подлинные тексты Пиндара в основном уже не сохранились. Не уберегли. Не очень понятно из письма Ллойда: когда исчезли древние тексты – до или после перевода Веста. Но так или иначе, большего, чем мы видим после Веста, мы уже, видимо, никогда не увидим. Очень интересен факт хронологических изысканий в текстах Пиндара. Возможно, в предисловиях к одам изначально была скрыта астрономическая информация, однозначно указывающая на дату описываемых событий. У Пиндара, действительно, очень много текстов, описывающих отношения между богами, а имена богов, как известно, это ещё и названия планет. Так что текст типа: «буйный Арес сочетался с девой» может быть воспринят как «бог войны захотел сойтись с понравившейся девушкой», а может как: «Марс был в созвездии Девы». Такие астрономические указатели могли быть замечены учёными мужами семнадцатого столетия, которые и попытались их рассчитать. Если же не так, то вообще становится непонятной роль астрономии в датировании од Пиндара. Никаких других абсолютных дат из его текстов не следует и составление строгой хронологической таблицы на основе воспевания любовных связей богов и смертных представляется странной задачей. После расчёта, «оригиналы» Пиндара, «переводами из которого так порадовал друзей» Вест, видимо, стали уже израсходованным материалом и, как было сказано выше, исчезли. Остались только отдельные фрагменты и переводы поздних интерпретаторов, разбросанные по миру.

Теперь о самом уважаемом авторе. Когда жил Пиндар, можно судить только по косвенным данным. Например, Пиндар знал Ксеркса. Значит, жил после или во время его правления. Именно эту зацепку и используют историки для датирования жизни поэта. Сам Пиндар о своём рождении говорит лишь то, что родился он во время традиционного дельфийского праздника бычьего скотогона. О годе его смерти известно лишь то, что он попросил у паломников, отправлявшихся к Амону[11], принести ему то, что лучше всего для человека. В тот год он и скончался. Понятно, что по такому хронологическому указанию вычислить точные границы жизни Пиндара невозможно. Правда, есть ещё одна относительная датировка, о которой не очень любят писать историки. Пиндар пишет, что один из его заказчиков (т. е. его современник) Гиерон Сиракузец является восьмым поколением от аргонавтов. Т. е. Пиндар, можно сделать вывод, жил примерно через двести лет после Троянской войны. Это не очень согласуется с традиционной датировкой, по которой между Пиндаром и взятием Трои лежит около 700 лет.

В любом случае, что бы нам сегодня ни говорили, очевидно, что фигура Пиндара довольно туманна в хронологическом отношении. А без чёткого понимания того, когда он жил и творил, непросто понять и то, когда проходили описываемые им игры. Чёткие датировки од Пиндара (проставлены в заголовках с точностью до года) – плод довольно абстрактных вычислений поздних историков. Они неубедительны и строго не доказаны. Таким образом, с точки зрения хронологии, Пиндар «висит в воздухе». А это сильный удар по концепции Ллойда. Ведь, как уже говорилось, Пиндар – главный источник, первый из всех, наиболее информативный по существу нашей проблемы. Начинает проявляться лёгкое недоверие к зданию, построенному на хлипком фундаменте. Но может тревога необоснованна и другие источники выправят ситуацию, развеяв все вопросы? Посмотрим. Ведь Пиндар не единственный, чьи работы использовал Ллойд.

Действительно. Ссылается Ллойд в своей хронологической работе и ещё на нескольких авторов. Об олимпиадах писали, в частности: Павсаний, Диодор Сицилийский, Страбон, Сципион Греческий, Юлий Африкан, Клемент Александрийский, некоторые другие менее заметные писатели, упоминаемые епископом изредка и вскользь. Этих источников не так много, как мы видим, и их прочтение не представляет серьёзного труда для пытливого исследователя. Все они переведены на современные живые языки и тот, кто знает хотя бы один из этих языков, может с трудами перечисленных писателей познакомиться. Многое пропало. Но даже то, что мы сегодня имеем, открывает любопытному юному спортсмену картину, довольно сильно отличающуюся от той, которую он может представить себе, прочитав школьный учебник. Я даже не буду говорить о не являющихся принципиальными, по крайней мере с нашей точки зрения, несоответствиях широко нынче тиражируемого мифа об олимпийских играх, таких, например, как присутствие женщин на соревнованиях или правилах античной «греко-римской» борьбы, о скачках на мулах, об игре во что-то, напоминающее хоккей на траве и т. д. Мы говорим более о хронологии и о сути самих соревнований. Эта суть, как увидим, была существенно искажена.

Давайте начнём знакомство с другими авторами по порядку.

Павсаний

Следующим после Пиндара по значимости для нашего вопроса можно смело поставить Павсания. Фигура Павсания очень важна для олимпийской историографии. Если Пиндар дал нам сведения о начале олимпийских игр и олимпиад, то Павсаний описал место, где располагалась древняя Олимпия. Раскопки Олимпии в конце 19-го века стали для археологов даже своеобразным образцом, идеалом того, как надо работать с первоисточником. С книгой Павсания в руках они раскопали всё то, что сегодня раскопано в Олимпии. Прибыли на указанное античным автором место, воткнули в землю лопаты и через некоторое время на поверхности было всё то, о чём писал древний автор. Однако более детальное знакомство и с этим вопросом рассеивает радужный оптимизм школьных учебников.

Во-первых, не следует излишне доверчиво внимать историкам, которые бойко ссылаются на Павсания, приводя какие бы то ни было хронологические утверждения. Не то что эпоха, описанная этим автором, но даже сама фигура Павсания довольно туманна для исследователей. Время, о котором он писал, строго говоря, неизвестно. Более того, неизвестно даже кто такой Павсаний, где он жил и когда. «Мы не знаем ни времени, ни места рождения Павсания. Лишь по его же случайным указаниям мы делаем заключение, что он родился в Малой Азии около горы Сипилла, приблизительно во втором веке нашей эры…» – пишет С.П. Кондратьев в предисловии к своей работе по переводу «Описания Эллады» (7, стр. 8). Попытки «идентифицировать» Павсания предпринимались очень многими историками. Однако не очень успешные. Всё что с ним связано до сих пор остаётся лишь гипотезами. Сами древние писатели о Павсании хранят упрямое молчание. Известно только то, что труд этого автора получил известность лишь в 16-м веке, после издания его в Венеции, и после этого сразу начал распространяться по Европе в переводах на многие языки. Первоисточник, датируемый началом 15-го века, с которого, собственно, и делалась типографская копия, естественно, утерян. Интересно то, как историки вычисляют время жизни Павсания – второй век. «В сущности, единственным источником для реконструкции биографии Павсания служит само «Описание Эллады», те немногие его места, которые несут какую-то информацию об авторе. К счастью, примерные даты его жизни без особого труда могут быть извлечены из книги» – пишут Л. Маринович и Г. Кошеленко в предисловии к труду Кондратьева (7, стр. II). Далее самое интересное. Они проводят вычисления абсолютно теми же методами, что и древний Диодор, с которым мы тоже познакомимся ниже. Время жизни Павсания вычисляется Мариновичем и Кошеленко по номеру олимпийских игр. Вот как это происходит: «…в той же самой пятой книге он (Павсаний – авт.) упоминает статуи в Олимпии, о которых говорит: «современной мне работы», а затем строчкой ниже объясняет, что эти статуи были созданы на деньги, полученные в виде штрафов от нарушителей правил спортивной этики во время 226-х олимпийских игр. Ещё один несложный подсчёт даёт нам дату: 125 год нашей эры». Ну что же. Прекрасно. Несложный обратный подсчёт даёт нам точку, которую Л. Маринович и Г. Кошеленко считают началом олимпиад: 125–226 x 4–4 = –775 год. Понятно, что они имеют в виду традиционную дату – 776 с точностью до года, который, видимо, накинули скульпторам на оприходование денег и изготовление статуй или учитывая то, что начало нашей эры произошло не в нулевой, а в первый год. Это начало отсчёта их почти устраивает, так как они пишут: «Все остальные хронологические реперы хорошо согласуются с этой датой». Однако –776 год – это ведь, как говорят они же – историки, не год начала олимпиад, а год первой задокументированной олимпиады, а игры проходили и раньше. Олимпиада –776 года была уже 27-й. В этом случае год первой олимпиады смещается на 884-й год до нашей эры. Но позвольте, тогда 125-й год, как один из годов жизни Павсания, никак не получается и хронологическая идиллия пропадает. Начинают не вязаться правления императоров Антонианов, даты разрушения Коринфа и другие «реперные точки». Только –776 год их (историков) в данном случае удовлетворяет. Это год, канонизированный самим Скалигером и на его неподвижности построено всё хронологическое здание[12]. Нельзя его убирать. Все сведения, противоречащие этой дате, отметаются, даже в тех источниках, на которые деятелям скалигеровской школы приходится самим же ссылаться. Но если эта начальная дата верна, то она должна удовлетворять и всем другим «достоверно известным» датам, отсчитанным от неё. Как бы не так. Эта дата сразу же перекашивает хронологию спартанских царей. Впрочем, выход есть. И историки его блестяще в данном случае используют. Они при вычислении правления спартанских царей и, в частности, такой значимой личности как Ликург, просто-напросто забывают, что только что остановились на дате первой олимпиады –776 год и берут другую дату –884 год[13]. Понять их можно. Иначе во времени жизни Ликурга будет неувязочка лет в сто – сто двадцать. Приходится менять положение начала отсчёта, чтобы получить желаемый результат. Это красивый ход. На каждый случай жизни у историков припасён свой год начала олимпиад. Не один, так другой всегда подойдёт. Но можно ли принять такой подход к делу за научный? Избирательность в доводах просто поражает. Современность первых олимпиад и Троянской войны 13-го века до нашей эры, например, списывается на фантазии Пиндара. Однако все имена победителей, упомянутые Пиндаром, берутся на веру. Пиндар, дескать, был фантазёр, но частичный. Цифры путал, имена помнил хорошо.

Мы видим, что историки без смущения используют любой из вариантов начала олимпиад, в зависимости от того какой в данный момент им удобнее. В данном случае, вычисляя время Павсания, взяли как аксиому дату первых игр – 776 год до нашей эры, так как она даёт приемлемый ответ. Это не увеличивает их авторитет в наших глазах. Сомнение в истинности их представлений усиливается.

Между тем, для нас время жизни Павсания очень важно, потому что он описывает современные ему события и как очевидец рассказывает нам о состоянии Эллады в его время. Так что, не зная, когда он жил, мы не знаем и того, Эллада какого времени им описана. Кстати, писал Павсаний уже на закате древнего олимпизма. Многие сооружения и храмы, им описываемые, уже либо в упадке, либо вовсе разрушены. О многих событиях ему «рассказывают некие старики». Т. е. Павсаний жил, вероятно, действительно очень близко к концу олимпийского движения античности. Поэтому нам его время жизни очень интересно ещё и потому, что, зная его, мы сможем примерно определить, когда олимпиады завершились.

Во-вторых, в части географии тоже не всё так гладко, как нам бы хотелось. В конце 19-го века, т. е. после того, как начались раскопки в Олимпии, и именно по поводу сопоставления «павсаниевой» и реальной географии Олимпии и Аттики известный историк того времени У. Вилламовиц – Меллендорф прямо назвал Павсания обманщиком. Он был в этом утверждении не одинок. В частности, был с ним согласен и А. Калькман. Многие утверждали, что Павсаний описывал Элладу «не съезжая со своего места», лишь обобщая некоторые описания других путешественников, при этом многое напутав. Но не будем вдаваться в бурные споры того времени, рассуждая, кто больше напутал – Павсаний или археологи прошлого века, отметив для себя лишь то, что не всё так гладко с этим первоисточником. Формула «прочитали – приехали – раскопали» не так безукоризненно работает в случае с «Описанием Эллады», как нам преподносят «на выходе» процесса исследования.

На задворках музея в Олимпии кипит работа по ремонту старинных колонн. Некоторые из таких старинных колонн выглядят только что вышедшими из рук мастера. Впрочем, обилие сырья и заготовок не оставляет сомнения, что так оно и есть. Производство «антиквариата» продолжается по сей день. Все магазины города переполнены товаром «real antique».

Кстати, историки, любя ссылаться на Павсания сплошь и рядом в своих презентационных работах, в душе не очень им довольны. В комментариях к его текстам всегда много «поправок». То он путает годы правления тиранов, то считает что до сих пор (до его времени) живы львы, напавшие на войско Ксеркса[14], то он приводит какие-то неправдоподобные (с точки зрения современных историков) цифры или сведения. Есть у него и «перегибы», связанные с субъективизмом. Например, всех давно и устойчиво возмущает тот факт, что Павсаний ходит по Олимпии, но видит только то, что хочет видеть. Среди множества скульптур он отыскивает и описывает только те, что поставлены не позже второго века до нашей эры, совершенно игнорируя первый век, работы, сделанные после Рождества Христова, и тем более те, которые стоят «совсем новёхонькие» – выполненные его современниками. Вот цитата: «Давно обращало на себя внимание то обстоятельство, что Павсаний говорит только о статуях победителей до II-го века до нашей эры (т. е. минимум 300-летней давности для Павсания – авт.), хотя раскопки нам показали много позднейших памятников…» Далее идёт предположение, что Павсаний просто был неравнодушен к древности, а изваяния современной работы его попросту не интересовали (7, стр. 137). Кстати, интересно, а как раскопки могли показать, что есть более поздние статуи? Как можно определить возраст каменного идола? Оказывается, ничего сложного. По почерку. Это же очевидно. Например, на статуе единственной женщины – победительницы олимпийских игр древности, нечто написано. Написан совершенно нейтральный с точки зрения хронологии текст: «Я, Киниска, воздвигла эту статую и с гордостью говорю вам, что я единственная женщина во всей Элладе, получившая олимпийский венок». Казалось бы, у исследователя должны опуститься руки. Ничего информативного для датировки. Но нет. Вот что пишет современный историк: «По форме букв эта надпись относится к 4-у веку (390–380)». Конец цитаты. Вот так-то. С точностью до 10 лет. Кстати, здесь имеется ввиду минус 4-й век. Такие мелочи, как минус, даже уже не упоминаются. И так ясно, что в плюс четвертом веке писали совсем по-другому. Даже после –390 года форма букв, видимо, уже была иной. Очевидно, у историков должна быть строгая таблица почерков каждого десятилетия, начиная, как минимум, с трёхтысячелетней давности. Иначе непонятно, как можно, увидев почерк, определить десятилетие, в которое он был применён для записи. Очень хотелось бы взглянуть на эту таблицу. Но даже если на секунду предположить, что такая таблица есть, почерк всё равно не научный аргумент. Ведь, согласитесь, от того, что я сегодня напишу пару слов буквами пусть даже минус четвёртого века, мой текст не станет древнее на две с половиной тысячи лет. Почему же считается, что статуя древняя лишь оттого, что на ней написано якобы старым почерком. Сегодня в Олимпии, как на конвейере, выпускаются в свет колонны, сделанные в «дорическом» и «аттическом» стилях. Я лично посетил производство. При мне на станке выточили небольшую пилястру. Прямо на территории археологического музея! Но это же не значит, что такие колонны сделаны дорийцами – потомками Геракла в шестом поколении. Нет. Эти колонны сделаны греческим рабочим, если и являющимся родственником Геракла, то не очень близким.

Более того, даже суть тех немногих надписей, которые есть на статуях, с совершенно спокойным сердцем редактируется. Например, на статуе древнего кулачного бойца написано: «Дважды на играх истмийских и дважды на играх немейских, раз в олимпийской борьбе славу побед получил Аристодем, сын Фрасида. Не тяжестью мощного тела я её заслужил, но своих ловкостью рук». Однако современные историки, в частности Бруни, поправляют скульптора. Не мог элеец Аристодем участвовать в истмийских играх. Бруни это знает совершенно твёрдо. Поэтому он поступает очень просто. Он меняет слово «истмийские» на «пифийские». И мы получаем уже существенно искажённый текст первоисточника. Только лишь потому, что Бруни так хочется. Нам остаётся только порадоваться за то, что у нас есть такой историк Бруни, который «поймал за руку» жуликоватого античного скульптора, желавшего исказить для нас, дальних потомков, картину античности. Интересно, а что вообще осталось сегодня от первоисточников, прошедших через руки сотен переводчиков, если каждый добавил что-то от себя, подправил неверные даты, откорректировал размеры храмов и надписи на скульптурах?

Надо сказать, что Павсаний, где бы и когда бы он ни жил, подкупает своей честностью и объективностью как исследователя. Он доносит до нас много сведений, даже тех, которым сам не доверяет. Ему это кажется правильным, а нам остаётся только сказать ему за это спасибо.

Например, один житель Эфеса поведал Пасанию, что река Акидант раньше называлась Иорданом. Павсаний не доверяет этой информации, но всё-таки приводит её в своём труде (7, стр. 18). Подобных примеров множество. Я не буду ими загромождать повествование, отметив лишь, что всё это говорит о том, что уже во время Павсания, ещё раз повторю, когда бы он ни жил, география даже такой давно обитаемой древней и просвещённой Эллады и история буквально вековой давности были «тёмным лесом» для самых образованных людей. Что уж говорить о более удалённых местах и более глубоком прошлом.

Павсаний даёт много цифр и порядковых номеров олимпиад. Но, к сожалению, с цифрами у переводчиков устойчиво существует какая-то проблема. Например, у Павсания написана некоторая дата. В переводе Спиро сегодня она читается так: «В 95-ю олимпиаду было выбрано 9 элланодиков (третейских судей)…» Однако в других изданиях рукописи эта же дата читается так: «В 25-ю олимпиаду было выбрано 9 элланодиков …» (7, стр. 28). Но позвольте, господа, 70 олимпиад – это по вашему счислению 280 лет? Три века туда, три века сюда. Неужели это не имеет никакого значения? Речь не идёт об опечатке. Это принципиальная позиция разных переводчиков. Или: «Эту сокровищницу мегарцы соорудили в Олимпии … лет назад». Что значит троеточие на месте даты? Читаем комментарий: «Клавье и Роберт читают: 50 лет назад, другие: много лет спустя» (7, стр. 121). Вот ещё пример. Павсаний сообщает нам: «длина храма – 163 фута, ширина – 63, высота не меньше 50». Тут же следует комментарий современных переводчиков: «Цифры даны по Спиро. По Фрезеру: 163 длины, 61 ширины» (7, стр. 44). Странно. Как хочешь, так и читай? Или существует проблема с древнегреческими цифрами? Складывается впечатление, что верно последнее. Но хронология без цифр бессмысленна[15]. Если нет уверенности в надёжности понимания цифровых записей, то как можно доверять хронологии, извлечённой из древнегреческих текстов?

Впрочем, и без цифр с переводом немало проблем. Зачастую смысл приносится переводчиками в жертву красоте слога. Когда выкинуть слово представляется заманчивой идеей, переводчики с удовольствием делают это. Каждый любопытный может в этом убедиться, почитав комментарии к переводам Павсания.

Итак, вывод, который может быть сделан после детального знакомства с нашим автором, печален. Павсаний, так же как и Пиндар, «висит в хронологическом и географическом воздухе».

Филострат

Филострат – не основной источник по истории олимпиад, хотя Ллойд его знает и упоминает. Примечательно, что на изучении его (Филострата) трудов очень хорошо можно увидеть, какие трудности испытывают историки без наличия у них инструмента объективного анализа творений прошлого. Филострат прославился тем, что описывал произведения античного искусства. Естественно, до эпохи Просвещения никто о нём ничего не знал, и труды его много веков пылились в каких-то чуланах, ожидая своего часа, того самого, когда будут извлечены и оценены доросшими до них потомками, вырвавшимися из тёмных веков мрачного Средневековья. Потомки доросли, открыли, прочитали и … усомнились. Сразу же после обнародования трудов Филострата начались споры об их подлинности или, вернее сказать, о подлинности тех якобы древних картин, которые Филострат описывал. Существовало мнение, что Филострат не видел в действительности ни одной из картин, им описанных, а придумал их сам. Этот вопрос разделил ученых на два лагеря: один, в котором были такие известные ученые как Вильгельм, Роберт и Перро, решительно отвергавшие подлинность этих картин, и другой, во главе с Гете, в который входили также Бруни, Велькер и Буго, признававшие их подлинность. Решить этот вопрос окончательно не удалось в прошлые века, не удается и сегодня.

Смущает не само наличие проблемы. Это, в сущности, нормально для науки. На то она и наука, чтобы решать проблемы. Смущает то, что, осознавая наличие проблемы, историки делают вид, что её попросту нет, выпуская в свет книги с радужной, но заведомо ложной информацией, утверждая нам, что всё бесспорно, доподлинно известно и решено однозначно. Филостратом козыряют в ссылках многие писатели. Ллойд – не исключение. Видим, что, к сожалению, это не совсем корректно. Когда указывают в качестве доказательства чего-либо на произведения Филострата – нас попросту дурачат. Филострат был, есть и, вероятно, ещё долго будет ненадёжным источником.

Итог сказанного. Наличие в списке первоисточников Филострата ничего не доказывает. Его самого надо идентифицировать и размещать во времени.

Вакхилид

Вакхилид был современником Пиндара. Много писал об олимпийских играх. Но Ллойд Вакхилида не знал. Папирус с работами Вакхилида в 17-м веке ещё не был найден. Это случится в Египте через сто восемьдесят лет после смерти епископа. Однако я привожу этого автора в перечислении первоисточников потому, что он дал нам кое-что в плане хронологии. Этот вклад обсудим ниже, в соответствующей главе.

Что же известно о Вакхилиде? Александрийские филологи собрали его сочинения, по-видимому, в 9-и книгах. Но переписывались они мало, и на исходе античности последние рукописи теряются. Сохраняются лишь сравнительно немногочисленные отрывки в цитатах других авторов. Вернула Вакхилида к жизни неожиданная папирусная находка. В 1896 году в Египте были найдены два довольно больших свитка якобы 1–2-го в. н. э. (т. е. якобы редакции, отстоящей на полтысячи лет от оригинала). Они-то и составляют ныне известный корпус стихов Вакхилида. Первое издание появилось очень быстро. Буквально в следующем году после находки. По сути, тексты Вакхилида местами дублируют, местами дополняют тексты Пиндара, не противореча им по исторической и хронологической сути. Это важное наблюдение. Два современника придерживаются по главным (для нас) вопросам схожего мнения. Я имею ввиду основание олимпиад и персоны, стоявшие у истоков олимпизма. Вакхилид вместе с Пиндаром – один из древнейших авторов в этом вопросе.

Диодор Сицилиец

Очень интересная личность. Оставил внушительный труд, затрагивающий, в том числе, и историю олимпиад. О своём труде Диодор Сицилиец пишет сам: «…Мы работали над его созданием целых тридцать лет, подвергаясь множеству злоключений и опасностей, посетили значительную часть Азии и Европы, чтобы увидеть воочию большинство местностей и, в том числе, наиболее важных, поскольку из-за незнания местности совершили множество ошибок не только посредственные, но и некоторые из прославленных писателей…» (3, стр. 6). Однако его труд был оценён историками 20-го века не очень высоко. Вот, например, какую оценку дал Диодору его коллега из середины прошлого века, кембриджский профессор В. Тарн: «Он (Диодор – авт.) не был компетентным историком, но об этом, конечно, не знал; сам он был довольно глуп, но честен в серьёзном». Интересно было бы ещё узнать, как господин Тарн определил, что Диодор, посвятивший 30 лет жизни написанию довольно значительного труда, сбору и проверке огромного массива информации, был глуп. Видимо, что-то Тарну не понравилось в изложении Диодором истории. С такой характеристикой согласен и О.П. Цыбенко в предисловии к русскому изданию «Исторической библиотеки» Диодора Сицилийца. «При взгляде на античную историографию из 20-го века труд Диодора не более чем компиляция; при оценке этого труда с точки зрения серьёзности автора Диодор «глуп, но честен» – пишет он (3, стр. 7). Цыбенко явно понравилась характеристика, данная Диодору кембриджским коллегой. Вероятно, эта критика вызвана чересчур прагматичным подходом древнего историка ко многим так «хорошо сегодня известным» фактам античной жизни. Например, Диодор пишет про Геракла: «Заслужив вскоре восхищение своей храбростью и военными дарованиями, он собрал необычайно сильное войско и прошёл с ним по всей обитаемой земле, оказывая благодеяния роду человеческому, за что с всеобщего согласия (! – авт.) и был удостоен бессмертия. Тем не менее, поэты, в силу обычной для них склонности к вымыслам, создали мифы, согласно которым Геракл совершил свои подвиги в одиночку и к тому же обнажённым». Т. е. античному автору кажется странным, что человек ходит обнажённым, совершая фантастические деяния. В то время, как в любом мало-мальски значимом музее мира есть статуя огромного голого мужика с дубиной, иногда в шкуре льва на плечах. И все знают, что это Геракл. Но Диодор, видимо, в силу своей глупости, не понял юмора поэтов, о чём честно и рассказал нам. Как бы там ни было, для нас здесь важно то, что Диодор не очень доверяет дошедшим до него источникам, а современные историки не очень доверяют Диодору. Все друг друга подозревают в пустых вымыслах. Это также не вяжется с фанатичной уверенностью авторов современных учебников в прочности своих знаний.

Итог. Диодор и его творения сегодня спорны. К работам этого автора мы ещё обратимся. Но пока заметим, что ссылка на Диодора не должна поднимать вес трудов Ллойда в глазах современных историков. У них Диодор не в почёте.

Аполлодор

Аполлодор – один из наиболее значимых фигурантов олимпийской историографии. Он писал о многих античных событиях, в том числе не обошёл вниманием и олимпийские игры. Сочинение Аполлодора называется «Библиотека». Вот что об этом известно: «Дошедшая до нас под именем Аполлодора, жившего во II в. до н. э. афинского грамматика «Библиотека» должна быть отнесена к числу мифографических сочинений, излагавших в прозаическом пересказе основные сюжеты «эпического кикла». Руководство по мифологии под этим названием держал в своих руках известный библиофил и эрудит, живший в 19-м веке византийский патриарх Фотий, сообщающий о «Библиотеке» следующее: «В том же самом кодексе мною была прочитана книжечка Аполлодора. Называется она «Библиотека». Эта книжечка излагала древнейшие сказания эллинов, повествовала о героях и богах так, как представляли их себе эллины в те времена, рассказывала о происхождении названий рек, мест, народов и городов и пр., что восходит к древности. Изложение доводилось до событий Троянской войны» (18, стр. 105).

«Библиотека» представляет собой единственное из всех дошедших до нас античных сочинений по мифологии, где мифы Древней Греции излагаются в наиболее полном и систематизированном виде. Составитель этой книги не задавался целью философского осмысления этих мифов и не считал нужным проявить в какой бы то ни было форме свое отношение к ним: они рассказаны очень просто, сжато, иногда скороговоркой (в ущерб содержанию), довольно часто приводятся варианты со ссылками на источник. Составитель стремился к тому, чтобы ни один сколько-нибудь известный мифологический персонаж не остался без внимания в связи с тем или иным мифологическим сюжетом, отсюда его пристрастие к длиннейшим перечням имен героев. В основу изложения положен генеалогический принцип. Оно начинается с Тоегонии (I, 1–5), затем излагается Гигантомахия, и следует рассказ о роде Девкалиона[16] (I, 8–9); заканчивается первая книга подробной историей похода аргонавтов (18, стр. 105).

В этом месте, после такой характеристики исследователю стоило бы воспрянуть духом. Что ещё нужно, если у тебя в руках полный, беспристрастный рассказ древнего автора о делах минувших, изложенных последовательно и системно. Но очень скоро историки возвращают нас к суровой прозе жизни. Вот что мы читаем дальше:

«Само изложение мифов в «Библиотеке» содержит многочисленные противоречия… Роббер указывает, что примеры подобных несоответствий весьма многочисленны» (18, стр. 108).

Авторитетный учёный Шварц очень критически оценивал работу своего коллеги из далёкого прошлого. Он называл «Библиотеку» «незрелым трудом начинающего автора, плохо ориентированного в развитии мифографии», и, следуя Бете, пытался доказать, что автор этого пособия по мифологии положил в основу своего труда какой-то поздний компендиум (18, стр. 114).

Когда жил Аполлодор, тоже весьма спорный вопрос. В попытке ответить на него было сломано немало копий. Учёный Роббер пишет об этом так: «…автор «Библиотеки» жил после 61 г. до н. э. Вторую границу определить гораздо труднее, ибо тот факт, что «Библиотеку» цитируют схолиасты Гомера, Софокла, Эврипида, Пиндара, Платона, еще ни о чем не говорит (мы не знаем времени составления этих схолий)». Исходя из ряда СООБРАЖЕНИЙ ОБЩЕГО ХАРАКТЕРА (В ТОМ ЧИСЛЕ ДАННЫХ ЯЗЫКА), Роббер склоняется к мысли, что автор «Библиотеки» составил свой труд в первой половине 2-го в. н. э. Более того, им, ни много ни мало, ставится под сомнение само существование когда бы то ни было Аполлодора. Это интересно. Каким-то образом доказывается, что «Библиотеку» кто-то написал, но точно не Аполлодор. Вероятно, тоже по почерку. Почерк не Аполлодора. Когда и где жил этот самый Аполлодор неизвестно, но почерк точно не его. Работа Роббера оказала влияние на всех работавших после него исследователей. Начиная с этого времени ученые, желая подчеркнуть несостоятельность традиции об авторе «Библиотеки», все чаще называют его Псевдо-Аполлодором.

Вот что утверждается в словаре классической литературы Харпера: «…Само название «Библиотека» может навести на мысль о том, что это только сводка материала различных сочинений, хотя доказать эту мысль трудно. К какому времени относится «Библиотека»? Ответить на этот вопрос так же нелегко, как и на вопрос о том, кто является ее автором…»

Впрочем, выбирать особенно не приходится. Даже такой спорный и неопределённый источник приходится принимать и класть в основу здания олимпийской истории. Ведь лучшего нет. Вот что пишет В.Г. Борухович в приложении к работе посвящённой творчеству Аполлодора: «При всех своих недостатках «Библиотека» продолжает оставаться для нас единственным сводом мифов, оставленным нам античностью, сохранившим древнейшие варианты мифологической традиции, в том числе и такие, которые не могут быть найдены в других источниках. Ценность ее состоит и в том, что она дает нам представление о содержании ряда утраченных для нас произведений античной литературы, прежде всего эпических поэм, входивших в «эпический кикл» (18, стр. 119–120).

Ну и традиционная справка об истории самой истории. Когда «Библиотека» увидела свет? Естественно, тогда же, когда и практически все другие античные произведения – в 16-м веке.

Издана «Библиотека» была Бенедиктом Эгием в Риме в 1555 г. В его издании греческий текст сопровождался латинским переводом и подробными комментариями. Примечательно, что Эгий не останавливался перед тем, чтобы вставлять в текст дополнения из других источников, когда смысл казался ему недостаточно ясным. Это раздражало многих учёных, но они не переставали использовать Аполлодора для построения своих гипотез.

Новую рукопись, обнаруженную в Оксфорде, использовал для своего издания «Библиотеки» Томас Гэйл, опубликовавший ее вместе с мифологическими сочинениями Конона, Партения, Птолемея Гефестиона и Антонина Либерала. Это издание вышло в Париже в 1675 г. (18, стр. 120).

Завершение в 19-м веке критической работы над текстом «Библиотеки» позволило реконструировать так называемую стемму и определить место и значение каждой имевшейся к тому времени рукописи. Проделавший эту работу Р. Вагнер пришел к выводу, что архетип ближе всего представлен рукописью Национальной библиотеки в Париже (№ 2722), относящейся к 14-у веку (18, стр. 121).

Очень любопытен и тот факт, что «Библиотека» Аполлодора стала одной из первых книг русской гражданской печати при Петре I. Это интересно и показательно. Сие было несомненной данью увлечению античной мифологией и античной культурой, характерной для тогдашней Европы. Перевод был выполнен для своего времени довольно точно и с языка оригинала (18, стр. 123).

В целом же видим, что ни о какой уверенности в данном источнике речи не идёт. Он также взят на веру «за неимением ничего лучшего».

Юлий Африкан

Юлий Африкан – это уже не просто историк, описывающий некоторые события как свершившиеся факты, подобно Пиндару или Вакхилиду. Это хронолог в самом что ни на есть прямом и современном смысле. Так сказать, «тяжёлая артиллерия» исторической мысли Средневековья. Он, вероятно, первым задался мыслью и целью выстроить античные и ранние христианские события на абсолютной оси времени. По крайней мере, именно его труды стали основой для многих последующих вычислений и построений. Он один из титанов истории, которому современные учёные в этой области обязаны своей профессией. До него либо вообще никто не пытался сделать ничего подобного, либо другие вычисления просто до нас не дошли даже в виде слухов. Переоценить значение мыслей Юлия Африкана по поводу олимпийских игр трудно, и в следующих главах станет ясно почему.

Юлий Африкан положил начало сравнительной языческой и христианской хронологии. Считается, что жил он в 3-м веке после Рождества Xристова. Особенно он известен как автор одного важного хронологического труда: «??????????? ????????????», который начинается с Сотворения мира и доведен до 221 г. от Рождества Xристова. Правда, и здесь не всё гладко. Само сочинение потеряно, остались лишь отрывки. От другого большого и разнообразного по содержанию сборника, под заглавием «??????», сохранились также одни отрывки. Фрагменты эти любезно были собраны и изданы неким господином Рутом во второй части его «Reliquiae Sacrae».

Таким образом, оригинала фундаментальных творений Юлия Африкана, на которого ссылался Ллойд и на которого продолжают ссылаться современные историки, потрогать или хотя бы просто почитать нельзя. Их нет. Есть только пересказ и интерпретация поздних собирателей древностей.

Евсевий Памфил

Всё, что сказано о Юлии Африкане, в равной степени касается и Евсевия Памфила, за одним лишь исключением. Труды Евсевия существуют в довольно полном варианте. Правда, не следует думать, что эти труды, которые мы сегодня лицезреем, были написаны собственноручно рассматриваемым нами автором. Это копии, дошедшие до нас из эпохи Просвещения и позднего Средневековья. Так как в эпоху Просвещения ещё не было копировальной техники, то все копии сделаны тоже вручную людьми. А людям, иногда вольно, иногда невольно, но свойственно допускать ошибки. Важно понимать, что сам Евсевий никогда не видел тех работ, которые сегодня видим мы под его именем. Эти работы сделаны другими людьми, причём тоже неизвестно каким источником пользовавшимися. Насколько точно и добросовестно были выполнены копии, остаётся только гадать. Впрочем, кроме догадок есть и вполне красноречивые факты. Например, сохранилось письмо хорошо нам уже известному епископу Ллойду от другого исторического деятеля, Асафа, непосредственно касающееся нашего предмета обсуждения. Оно невелико и я приведу его полностью:

12 апреля, 1684 года

Милорд,

Я надеюсь, Вы получили мое последнее письмо, которое было направлено две недели назад. Это был ответ на письмо Вашего Преосвященства относительно замысла напечатать Греческий Завет. Если у Вас есть пресс, свободный для новых оттисков книг, которые раннее были напечатаны (чтобы не препятствовать данному проекту, который я полностью одобряю), мне хотелось бы, чтобы Вы отпечатали александрийский (или лучше константинопольский) Хроникон (Chronicon), который имеется в коллекции Скалигера – Хроника Евсевия (Eusebius Chronicon), и обычно цитируемый под названием Chronicon Casaubonianum, поскольку данная копия принадлежала Исааку Касаубону. Другие называют ее Fasti Siculi, потому что она была отпечатана с манускрипта, найденного на острове Сицилия. ИЗДАНИЕ, ПРИНАДЛЕЖАЩЕЕ СКАЛИГЕРУ, ОЧЕНЬ НЕДОБРОТНОЕ И НЕПОЛНОЕ. ТО, КОТОРОЕ ПРИНАДЛЕЖИТ РЕЙДЕРУ НАМНОГО ЛУЧШЕ, НО ОНО ЧРЕЗВЫЧАЙНО РЕДКОЕ И ЕГО СЛОЖНО ПРИОБРЕСТИ ПО РАЗУМНОЙ ЦЕНЕ.

Наиболее любящий слуга Вашего Преосвященства,

В. Асаф

О чём говорит данное письмо. О том, что кроме скалигеровской «очень недоброкачественной и неполной», но дешёвой версии была ещё одна, существенно лучше. Но по причине экономии средств она не была использована при составлении хронологии. А потом и выведена из научного оборота вовсе. Так как Ллойд ссылается в основании своей таблицы именно на Скалигера, то это означает очень простую вещь. Олимпийский канон построен на дешёвом и некачественном первоисточнике. А это уже не шутки. Если фантазии какого-нибудь Филострата имеют довольно второстепенное для нас значение и то, видел он античные картины, которые описывал, или выдумал, не имеет решающего значения, то Евсевий – это человек, работавший с цифрами. Его ошибка или ошибочный перевод его трудов способны перевернуть всю существующую историю. Сегодня именно Евсевий считается «дедушкой» нынешней хронологической шкалы. Дело в том, что до Евсевия хронография заключалась в перечислении последовательности (не всегда полной и непрерывной) царей и продолжительности их правления, причём династии разных царств слабо соотносились между собой, что создавало проблемы во временной увязке событий, произошедших в разных странах. Имея доступ к неким архаичным материалам, таким как список ежегодных архонств в Афинах и победителей олимпийских игр, Евсевий, как смог, расположил историю древних государств на одной оси времени. Сами историки не считают «Хронику» Евсевия абсолютно достоверной. Тем не менее, она остаётся для них мощным источником исторических фактов и документов, отражающих мнение оригиналов, которые, увы, уже безвозвратно утеряны.

Теперь о самом авторе. Евсевий был христианским священником. Жил и творил якобы в 3–4-м веках нашей эры. После себя оставил, как уже говорилось, мощный хронологический труд, который так и назывался «Хроника». Писал якобы на греческом языке, так как сам был греком. Однако оригинал «Хроники» на греческом языке утерян. Его нет. К счастью, кто-то когда-то перевёл Евсевия почему-то на армянский язык[17]. И это спасло «Хронику» от плачевной участи многих других античных и раннехристианских произведений – гибели во тьме веков. Считается, что перевод был сделан через триста лет после смерти автора. Но не надо торжествовать раньше времени. И этого перевода сегодня тоже нет. Рассказывают, что с того перевода была сделана якобы ещё одна армяноязычная копия. Чуть-чуть позже, ещё через семьсот лет. В 13-м веке. А ещё через четыреста лет её попытались перевести на понятные европейцам языки. Впрочем, неудачно. Ещё в виде отрывков «Хроника» была известна в переводе на латинский язык константинопольского монаха Иеронима. Скалигер имел оба варианта – армянский и латинский. Но, как уже отмечалось, перевести армянский текст ему почему-то не удалось. Это было сделано только через сто пятьдесят лет после его смерти. История с активными переводами и публикациями Евсевия началась только в конце 18-го и начале 19-го веков. Нам дальнейшая судьба «армянского Евсевия», в разрезе олимпийской истории, неинтересна, так как случилась она уже после канонизации сегодня принятой хронологии, т. е. уже после того, как Скалигер канонизировал дату начала олимпиад, а Ллойд со ссылкой на него составил и опубликовал свои таблицы. Т. е. все последующие события – новые переводы Евсевия, открытие новых списков, публикации конкурирующих версий и т. д. никак не повлияли на хронологические изыскания, важные для нас. В основе современной хронологии олимпизма лежит версия именно Скалигера – отрывочная, неполная и некачественная латинская версия монаха Иеронима в недобротном переводе неизвестного автора.

Считается, что Евсевий составил свой труд на основе работы Юлия Африкана, вероятно даже никак не переработав и не дополнив этот труд. Хотя сам Евсевий на Африкана нигде ни разу не сослался. Это обстоятельство было замечено ещё Скалигером. Так или иначе, расчёты интересующих нас дат, взятые за основу Скалигером, были выполнены одним из этих двух архаичных священников на основе довольно абстрактных рассуждений религиозного характера (мы детальнее рассмотрим их ниже) и прежде чем попасть в руки Скалигера, непонятно как, где и кем полторы тысячи лет хранились и многократно переписывались.

Гесиод

Гесиод считается одним из наиболее уважаемых древних авторов. Он якобы тот один из немногих, кто писал сам, а не собирал плоды работы других. Он также один из самых древних первоисточников. На него ссылаются и опираются многие. Творил одновременно с Гомером и даже был с ним якобы знаком. Учёные поговаривают, что Гесиод даже соревновался с Гомером лично на спортивных соревнованиях (со слепцом?!) Иные даже провозглашают Гесиода одним из авторов тех мифов древней Греции, которые мы все хорошо помним со школьной скамьи в изложении уже более поздних его интерпретаторов. А это, надо сказать, серьёзная заявка. Человек, создающий мифы, – создаёт историю, а попутно и формирует мировоззрение толпы на многие годы и даже века вперёд. Гесиод в этом плане практически сам бог. Если то, что говорят о нём, правда, хотя бы частично, то он заслуживает самого полного уважения.

В Гесиоде хорошо всё, кроме дат его жизни. Он имел неосторожность родиться в те века, когда никто не утруждал себя записью интересных сведений. Его друг и современник Гомер пел песни, которые никто не записывал, а Гесиод сочинял мифы, которые также веками (!) передавались из уст в уста. Что такое передача из уст в уста большого и сложного текста с родословными, царями, делами, катаклизмами, войнами, походами и т. д. на протяжении сотен лет, я думаю, долго объяснять не стоит. Даже небольшая информация может быть искажена до неузнаваемости. Что говорить о целой философии. Ллойд знал Гесиода, поэтому и мы будем рассматривать его произведения, но предварительно отметив для себя, что фигура этого автора не менее былинна, чем персонажи его мифов. Ничего большего о нём уже никто не скажет.

Овидий

Ллойд ссылается и на Овидия. Овидий был прекрасным римским поэтом, написавшим некогда весомый многотомный труд «Метаморфозы». В этом труде он излагает в сказочной манере многие исторические события. Он подобен баснописцу в своём творческом порыве. Говорит иносказаниями. Освещает развитие Древнего мира от начала времён, хаоса и зарождения вселенной до превращения Юлия Цезаря в звезду. Собственно об играх он нам ничего нового не сообщает. Только подтверждает мнение отцов олимпийской историографии Пиндара и Вакхилида об основании пифийских соревнований Аполлоном. Свой труд якобы он то сжигал, то снова переписывал. Так или иначе, ссылаться на Овидия в качестве источника, всё равно, что ссылаться на сказку Пушкина о царе Салтане. Где там ложь, а где намёк, а где молодцам урок, понять непросто. В «Метаморфозах» люди превращаются в животных, животные – в растения, растения – в звёзды и т. д. Вполне возможно, что за всем этим скрывается какая-то реальная историческая подоплёка, но где она начинается и где кончается, что есть правда в словах Овидия, а что вымысел, нам сказать сегодня уже непросто. Впрочем, ещё раз скажу, что, в любом случае, играм Овидий уделил не слишком много внимания. Вот, например, строки о зарождении пифиад: