– И почему ты думаешь, что это сделал Ахтин? Может, это произошло из-за хорошо сделанной операции?

– Нет. Онкологи, когда мама приходит к ним на плановые осмотры, до сих пор удивляются, как это могло случиться. И я знаю еще два подобных случая, когда после лечения у Ахтина люди выздоравливали. Поэтому я очень удивился, когда его арестовали и обвинили в том, что он маньяк-убийца.

Сержант вздохнул:

– Странно всё это, и непонятно.

Капитан Ильюшенков пожал плечами и снова посмотрел вдаль. Неожиданно вскочив на ноги, он приложил руку ко лбу и стал пристально всматриваться в пустое пространство болота.

Там ничего не было.

Маленькая фигурка исчезла.

Совсем.

Похоже, солнце не двигается по небосводу. Или просто я его не вижу из-за облаков. Кроме того, что жарко, еще и светло. Здесь на болоте я ощущаю себя, как на сковороде – открыт всему миру. Приходи и бери меня тепленьким.

Сделав очередной шаг, я переношу слегу вперед и пытаюсь найти твердую поверхность. Жердь наполовину погружается в вязкую жидкость и только потом замирает, уткнувшись в препятствие. Я уже по грудь в липкой грязи, поэтому спокойно делаю шаг и погружаюсь в болото по пояс.

И снова погружаюсь в своё сознание. В свою семнадцатую весну. Там и тогда я в первый раз понял, что тотальное большинство людей вокруг меня не заслуживают того, что имеют. Они бредут от рождения к смерти, подчиняясь своим инстинктам, и даже не задумываются о своем предназначении. Они соблюдают законы общества, когда знают, что находятся на виду, и тут же нарушают их, когда уверены в своей безнаказанности. Живущие, чтобы поглощать пищу и исторгать из себя отходы жизнедеятельности. Презирающие слабых и преклоняющиеся перед сильным. Они панически боятся смерти, хотя наверняка знают, что их жизненный путь в любом случае закончится на кладбище. Они уверены, что знают разницу между добром и злом, но, как правило, принимают сторону темных сил, когда приходит время выбора, оправдывая себя тем, что этим самым они как раз и творят добро. Перевернув всё с ног на голову и тем самым сохранив своё душевное равновесие, они, довольные и жизнерадостные, идут дальше к своей неизбежной смерти.

Люди, которые в определенных условиях способны убить. И всегда находящие причину для своего собственного оправдания.

Хотя, если их спросить, они твердо и уверено скажут, что это невозможно ни при каких условиях. Убить человека – нет, ни в коем случае, это не про меня, я даже муху обидеть не могу.

Тени, бредущие по направлению к смерти. Именно тогда я в первый раз осознал, что в этой жизни почти все люди являются тенями, которые не заслуживают того, что имеют. Не заслуживают жизни.

Нет, еще далеко до того момента, когда я стал решать, кому жить, а кому умирать. Пройдут еще годы до моего первого убийства, но – один день из той весны изменил моё восприятие реальности.

Десятый класс школы. Экзамены позади. Мы всем классом решили отправиться в поход, причем с одним обязательным условием – никто не должен говорить родителям об этом путешествии. Собственно, зачем им об этом говорить, мы и сами уже взрослые. Я изо всех сил пытаюсь быть, как все – ничего не сказав отцу, собрал рюкзак и утром ушел из дома.

Поздняя весна. Утром еще прохладно, но днем уже тепло, как летом. Мы собрались на речной пристани, и за пять минут до отправления «Ракеты» поняли, что пришла только половина класса. Костя, высокий широкоплечий парень, с улыбкой сказал про отсутствующих:

– Уроды! Вот так всегда, на словах готовы горы свернуть, а как до дела доходит, сразу в кусты.

Никита угодливо засмеялся, а Катька добавила:

– Если бы в кусты, то можно было бы понять. А то к мамке, к юбке.

Я смотрю на группу молодых людей и непроизвольно оцениваю расклад. Семеро парней, вместе со мной, и пять девчонок. Костя – непререкаемый лидер в классе. Никита, Андрей и Вован сделают всё, что скажет Костя, и не из-за уважения к нему, а из-за боязни выпасть из обоймы, – сейчас они рядом с тем, кто верховодит в группе. Я и Серега – мы сами по себе, хотя пытаемся не отставать от группы.

И Антон. Точнее, Тоша. Так его однажды назвал Костя, и кличка приклеилась намертво. Худенький парень с красивым лицом. Кудрявые волосы, длинные ресницы, красивые глаза и пухлые губы. Робкий, стеснительный и вежливый. Я не знаю, зачем он вообще пришел на пристань? Может, было бы лучше, если бы он остался дома. Но – он пришел, стоял рядом с нами, и улыбался.

Из девчонок, кроме Кати, которая громко говорила и пыталась показать, что она – девушка Кости, были две Насти, Вера и Серафима. Они ничего собой не представляли, поэтому, честно говоря, я редко обращал на них внимание.

Забравшись на рейсовую «Ракету», мы поплыли вверх по Каме. Место для будущей стоянки выбирал Костя:

– Доплывем до Серыша, а оттуда пешком километра два. Там есть классное место на берегу, – чистый песок, скалы и вода. Поставим палатки, настроим удочки, вечером посидим у костра.

Оценив расклад на пристани, я сразу подумал, что ничего хорошего из этого вояжа не получится, но ничего не стал делать. Собственно, в течение трех лет, с тех пор, как мой отец перевел меня в эту школу, я пытался влиться в коллектив, и совершать какие-либо резкие движения мне совсем не хотелось, пусть даже я знаю, что совсем скоро наши пути разойдутся навсегда.

Пусть всё идет своим чередом, решил я, и стал смотреть на речные виды за окном. Кама – великая река, полноводная и широкая, я с удовольствие приходил к ней и сидел на берегу, созерцая спокойное движение воды. Вот и тогда, я отрешенно смотрел и не слушал, о чем говорят одноклассники.

Через два часа мы вышли на берег, и пошли дальше пешком. Костя с Никитой шагали впереди, и о чем-то говорили тихим голосом. Катька, как обычно, громко вещала о том, что день сегодня чудесный, и, вообще, впервые за последние годы она счастлива, потому что завтра, и послезавтра, и послепослезавтра, ей не надо идти в школу.

– Эти паразиты, сидящие в учительской, высосали у меня всю кровь! – голосила она, размахивая полупустым рюкзаком. – Я с утра есть не могла, потому что боялась, что меня вырвет на математичку. И в обед я есть не могла, потому что сил никаких не было. Приходила домой и валилась на диван, ни рукой, ни ногой не могла пошевелить. Лежала, как бревно, пока Костян не позвонит. Потом мы с ним прошвырнемся, покувыркаемся, и я оживаю – думать могу, видеть, слышать и кушать.

– Наверное, поэтому ты такая худая, – сказал Тоша, и, заметив недоумение в глазах Катьки, добавил, – ну, кушать не могла. И не двигалась совсем.

– Ага, не двигалась она, – обернувшись, сказал Костя с ухмылкой, – и ела потом за двоих.

Девчонки захохотали. Катька, слегка покраснев, тоже засмеялась.

Место, куда нас привел Костя, действительно оказалось красивым – чистый речной песок шириной метров пять от воды, далее – небольшой ельник, и невысокие серые скалы.

– Супер! – выразила одним словом восхищение Вера.

– А то, – довольным голосом сказал Костя, – я же говорил, что будет классно. Так, мы ставим палатки, Никита занимается удочками, остальные собирают дрова для костра, – закончил он фразу, и почему-то сразу стало понятно, кого он имел в виду.

Солнце давно перевалило зенит, когда всё было готово. Мы сидим на двух бревнах у костра. Костя окликнул Никиту, наблюдающего за двумя поплавками на воде:

– Давай, иди сюда. Надо отметить начало нашей свободной жизни.

Он извлек из своего рюкзака бутылку водки. И я вдруг точно понял, что ничем хорошим этот день не закончится. Всё будет плохо. Или очень плохо.

Костя сковырнул пробку ножом, воткнул в бревно нож, шедро плеснул в кружку водку и мечтательно произнес:

– Чтоб каждый день, как этот миг.

И вылил жидкость себе в горло. Сморщившись, он резко выдохнул, помотал головой и улыбнулся. Снова налил и протянул кружку Никите.

Я смотрел на то, как пьют водку мои одноклассники и думал, как мне поступить. Отказаться – значит, противопоставить себя коллективу в самом начале похода. Согласиться – нарушить данное самому себе обещание, что никогда и ни за что.

Костя протянул кружку Тоше и с ухмылкой сказал:

– Ну, Тоша, давай, замахни водочки.

– Не, – помотал Тоша головой, – я не пью.

Я смотрю на парня с красивыми глазами и понимаю, что он не будет пить водку. Для него даже не возникает эта дилемма – пить или не пить. Неожиданная твердость в словах и глазах. Уверенность в том, что делает и говорит. Тонкие пальцы переплетены и сжаты.

Костя, как бы равнодушно пожав плечами и переглянувшись с Никитой, протягивает кружку Сереге.

Следующий – я. В мыслях хаос, в сознании – пустота. И я допускаю первый промах. Беру протянутую кружку. Теперь, когда сосуд с остро пахнущей жидкостью у меня в руке, говорить о том, что я не буду пить, просто глупо. И еще – я знаю, что эта ситуация продумана и разыграна, как по нотам. Я почти уверен в том, что знаю ход дальнейших событий. За доли секунды в моем сознании мелькают картины того, что свершиться в ближайшие часы.

И я медленно пью водку, как воду.

– Во дает, – восхищенно цокает языком Вован, – даже не поморщился!

– Молодца! – поддерживает его Костя. – Наш человек!

Споткнувшись, я чуть не падаю, и возвращаюсь из глубин своей памяти. Опершись на слегу, стою и смотрю вперед. Передо мной участок чистой воды, – вытянутый овал, подернутый по краям темно-зеленой ряской. Я знаю, что дна здесь нет, и единственный выход – обходить это место. Услышав далеко позади посторонние звуки, я спокойно оборачиваюсь и вижу далеко позади маленькие фигурки людей.

Я улыбаюсь.

Я вижу группу подростков на берегу широкой реки по имени Кама.

Первым нанес удар Никита. И думаю, что распределение ролей в этом шоу продумано заранее. Никита просто и незатейливо ударил Тошу ногой в лицо, словно загонял мяч в ворота. Он ничего не сказал перед этим, – только глумливая улыбка на губах и пьяная муть в глазах.

Тоша падает на спину, затем поворачивается на бок, закрывает лицо руками и поджимает колени к животу. Такое впечатление, что он точно знает, что надо защищать голову и живот.

Вован с Андрюхой вскакивают с бревна и присоединяются к избиению лежащего на земле тела. Девчонки улюлюкают и хлопают в ладоши, словно на их глазах происходит что-то донельзя веселое и зажигательное.

Костя, дирижер этого веселья, спокойно сидит и смотрит на нас с Серегой.

– Давайте, парни, вы ведь тоже считаете, что Тоша – пидор.

Он не спрашивает, он утверждает. И эта спокойная уверенность заставляет меня сжать кулаки. Я чувствую, как мутнеет сознание – скорее всего, в этом виноват алкоголь, но мне казалось, что это закипает праведный гнев. Я смотрю на Костю и веселящихся девушек, и вижу перед собой тени. Возможно, он думают, что живы и всё еще у них впереди – сто дорог и все для них открыты, – но я твердо знаю, что мои одноклассники уже мертвы.

– Антон-пидорон, – невпопад каламбурит Серега, встает с бревна и присоединяется к избиению.

– А ты чего ждешь?

Костя как бы равнодушно смотрит в сторону, словно он уверен, как я поступлю, и всё происходящее его абсолютно не волнует.

Я молчу и улыбаюсь.

Наконец-то, он понимает, что со мной что-то не складывается, и смотрит мне в лицо. Моя улыбка расплывается до ушей. Его глаза удивленно расширяются, когда я, оскалившись, бросаюсь на него. Нож, как продолжение руки, – наверное, впервые в жизни я использую его, как оружие. Лезвие входит в тело, – легко и не встречая препятствий.

И я внезапно понимаю, что это мне нравится. Это ощущение – рука, сжимающая рукоять ножа, лезвие которого пронзает тело. В сознании поднимается волна, смесь ярости и восторга. Я смотрю в глаза Кости, где в зрачках расширяется ужас осознания смерти. Я наслаждаюсь этим видом, по-прежнему вдавливая лезвие в тело. Наверное, я что-то кричу, потому что внезапно всё замирает вокруг.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.